Гарики на каждый день Губерман Игорь

4

СЕМЬЯ ОТ БОГА НАМ ДАНА, ЗАМЕНА СЧАСТИЮ ОНА

Женщиной славно от века

все, чем прекрасна семья;

женщина – друг человека

даже, когда он свинья.

Тюремщик дельный и толковый,

жизнь запирает нас надолго,

смыкая мягкие оковы

любви, привычности и долга.

Мужчина – хам, зануда, деспот,

мучитель, скряга и тупица;

чтоб это стало нам известно,

нам просто следует жениться.

Творец дал женскому лицу

способность перевоплотиться:

сперва мы вводим в дом овцу,

а после терпим от волчицы.

Съев пуды совместной каши

и года отдав борьбе,

всем хорошим в бабах наших

мы обязаны себе.

Не судьбы грядущей тучи,

не трясина будней низких,

нас всего сильнее мучит

недалекость наших близких.

Брожу ли я по уличному шуму,

ем кашу или моюсь по субботам,

я вдумчиво обдумываю думу:

за что меня считают идиотом?

Я долго жил как холостяк,

и быт мой был изрядно пуст,

хотя имел один пустяк:

свободы запах, цвет и вкус.

Семья – надежнейшее благо,

ладья в житейское ненастье,

и с ней сравнима только влага,

с которой легче это счастье.

Не брани меня, подруга,

отвлекись от суеты,

все и так едят друг друга,

а меня еще и ты.

Чтобы не дать угаснуть роду,

нам Богом послана жена,

а в баб чужих по ложке меду

вливает хитрый сатана.

Детьми к семье пригвождены,

мы бережем покой супруги;

ничто не стоит слез жены,

кроме объятия подруги.

Мое счастливое лицо

не разболтает ничего;

на пальце я ношу кольцо,

а шеей – чувствую его.

Тому, что в семействе трещина,

всюду одна причина:

в жене пробудилась женщина,

в муже уснул мужчина.

Завел семью. Родились дети.

Скитаюсь в поисках монет.

Без женщин жить нельзя на свете,

а с ними – вовсе жизни нет.

Если днем осенним и ветреным

муж уходит, шаркая бодро,

треугольник зовут равнобедренным,

невзирая на разные бедра.

Был холост – снились одалиски,

вакханки, шлюхи, гейши, киски;

теперь со мной живет жена,

а ночью снится тишина.

Цепям семьи во искупление

Бог даровал совокупление;

а холостые, скинув блузки,

имеют льготу без нагрузки.

Я по любви попал впросак,

надев семейные подтяжки,

но вжился в тягу, как рысак,

всю жизнь бегущий из упряжки.

Удачливый и смелый нарушитель

законности, традиций, тишины,

судьбы своей решительный вершитель,

мучительно боюсь я слез жены.

Бьет полночь. Мы давно уже вдвоем.

Спит женщина, луною освещаясь.

Спит женщина. В ней семя спит мое.

Уже, быть может, в сына превращаясь.

Еще в нас многое звериным

осталось в каждом, но великая

жестокость именно к любимым —

лишь человека данность дикая.

Я волоку телегу с бытом

без напряженья и нытья,

воспринимая быт омытым

высоким светом бытия.

Господь жесток. Зеленых неучей,

нас обращает в желтых он,

а стайку нежных тонких девочек —

в толпу сварливых грузных жен.

Когда в семейных шумных сварах

жена бывает неправа,

об этом позже в мемуарах

скорбит прозревшая вдова.

Если рвется глубокая связь,

боль разрыва врачуется солью.

Хорошо расставаться, смеясь —

над собой, над разлукой, над болью.

Если б не был Создатель наш связан

милосердием, словно веревкой,

Вечный Жид мог быть жутко наказан

сочетанием с Вечной Жидовкой.

Разве слышит ухо, видит глаз

этих переломов след и хруст?

Любящие нас ломают нас

круче и умелей, чем Прокруст.

Жалко бабу, когда, счастье губя,

добиваясь верховодства оплошно,

подминает мужика под себя,

и становится ей скучно и тошно.

Когда взахлеб, всерьез, не в шутку

гремят семейные баталии,

то грустно думать, что рассудку

тайком диктуют гениталии.

Хвалите, бабы, мужиков:

мужик за похвалу

достанет месяц с облаков

и пыль сметет в углу.

Где стройность наших женщин?

Годы тают, и стать у них совсем уже не та;

зато при каждом шаге исполняют

они роскошный танец живота.

Семья – театр, где не случайно

у всех народов и времен

вход облегченный чрезвычайно,

а выход сильно затруднен.

Закосневшие в семейственной привычке,

мы хотя воспламеняемся пока,

но уже похожи пылкостью на спички,

что горят лишь от чужого коробка.

Бойся друга, а не врага —

не враги нам ставят рога.

Наших женщин зря пугает слух

про мужских измен неотвратимость,

очень отвращает нас от шлюх

с ними говорить необходимость.

Амур хулиганит с мишенью

мужских неразумных сердец,

и стерва, зануда и шельма

всех раньше идут под венец.

Сегодня для счастливого супружества

у женщины должно быть много мужества.

А Байрон прав, заметив хмуро,

что мир обязан, как подарку,

тому, что некогда Лаура

не вышла замуж за Петрарку.

В идиллии всех любящих семей,

где клен не наглядится на рябину,

жена из женской слабости своей

увесистую делает дубину.

Для домашнего климата ровного

много значит уместное слово,

и от шепота ночью любовного

улучшается нрав домового.