Роковая музыка Пратчетт Терри

– А ты случаем ничего не бросала на сцену?

– Нет, господин!

– А где госпожа Герпес?

– Простудилась.

– Неудивительно, – буркнул Чудакулли и повернулся к Сьюзен. – Боюсь, нам придется обойтись жалкими бургерами.

– На завтрак я ем только мюсли, – ответила Сьюзен.

– Могу предложить кашу, – сказал Чудакулли. – Мы готовим ее для казначея, потому что только такая пища его не возбуждает. – Он поднял крышку с супницы. – Ну вот, старая добрая каша. Некоторые вещи неподвластны даже музыке Рока, и одна из них – это каша. Позволь я положу тебе половничек.

Они расположились за длинным столом напротив друг друга.

– Очень вкусно, не правда ли?

– Ты смеешься надо мной? – с подозрением спросила Сьюзен.

– Отнюдь. По собственному опыту знаю, что в сети для сельдей попадают в основном сельди. Но как смертн… как потенциальному клиенту мне хотелось бы узнать, почему Смерть из ходячей натомии, к которой мы все так привыкли, вдруг перевратился в молоденькую девушку?

– Из натомии? – переспросила Сьюзен.

– Так называют скелет. Название, вероятно, произошло от слова «анатомия».

– Он – мой дедушка.

– А, да, ты говорила. И это соответствует истине?

– Наверное, звучит немного глупо?

Чудакулли покачал головой.

– Тебе бы занять мое место, хотя бы минут на пять, ты сразу поймешь, что такое глупость.

Он достал из кармана карандаш и осторожно снял верхнюю часть лежавшей на тарелке булочки.

– Еще и сыр положили, – осуждающим тоном произнес он.

– Но он куда-то подевался, и вдруг я унаследовала все дела. А я ведь не просила об этом! Почему я? Я вовсе не хочу всю оставшуюся жизнь бродить по миру с этой дурацкой косой…

– М-да, в листовках по профориентации такая профессия не предусмотрена, – заметил Чудакулли.

– Вот именно.

– Но у тебя, видимо, нет выхода?

– Мы не знаем, где его искать. Альберт говорит, он был очень подавлен… Из-за чего-то, а из-за чего именно не говорит.

– Ну и ну, интересно, от чего может впасть в уныние сам Смерть?

– Альберт считает, что он может сотворить… какую-нибудь глупость.

– Гм, надеюсь, не слишком глупую глупость. Ты меня понимаешь? Хотя возможно ли такое? И как это будет называться? Самосмертоубийство? Или смертопокушение?

К величайшему изумлению Сьюзен, Чудакулли ободряюще похлопал ее по руке.

– Уверен, мы все будем спать спокойно, зная, что у тебя все под контролем, – сказал он.

– Но все настолько беспорядочно! Хорошие люди умирают по-глупому, плохие доживают до старости… все крайне неорганизованно. Бессмысленно. Справедливости нет. А этот юноша…

– Какой юноша?

Сьюзен с ужасом ощутила, что ее щеки заливаются краской.

– Обычный юноша, неважно… Он должен умереть, причем совершенно нелепо, а я собиралась его спасти, но его спасла музыка, и у него начались жуткие неприятности, а я все равно должна его спасти, только не понимаю почему.

– Музыка? – переспросил Чудакулли. – И этот юноша играет на странном инструменте, похожем на гитару?

– Да! А ты откуда знаешь?

Чудакулли вздохнул.

– Настоящий волшебник инстинктивно чувствует подобные вещи. – Он уныло поковырял свой бургер. – И салат зачем-то положили. И только тонкий ломтик маринованного огурчика.

Он бросил булку на тарелку.

Некая мысль, тщетно пытавшаяся достучаться до сознания Сьюзен, наконец не выдержала и пустила в ход сапоги.

– О мой бог! – воскликнула девушка.

– Какой именно? – вежливо поинтересовался Чудакулли.

– Как все просто! Она же сама позволяет, чтобы ее поймали! Она изменяет людей! Они хотят играть му… Мне нужно идти. – Сьюзен торопливо вскочила из-за стола. – Э-э… Большое спасибо за кашу.

– Ты ее даже не попробовала, – мягко заметил Чудакулли.

– Да, но… очень внимательно рассмотрела.

Сьюзен исчезла. Некоторое время спустя Чудакулли наклонился и провел рукой по тому месту, где находилась девушка, – так, на всякий случай. После чего достал из кармана мантии афишу Бесплатежного Фестиваля. Основную проблему составляли гигантские существа с щупальцами. Стоит собрать в одном месте более или менее приличное количество волшебства, как в другом месте вселенная тут же рвется, будто… будто носки декана, которые, как заметил Чудакулли, в последнее время стали весьма яркой расцветки.

Он помахал рукой служанкам.

– Спасибо, Молли, Долли или Полли, – сказал он. – Можете это унести.

– Ай-ай-ай…

– Да, да, спасибо.

Чудакулли почувствовал себя несколько одиноким. Разговор с девушкой ему понравился. Наконец-то он встретил человека, который не был либо по жизни слегка чокнутым, либо полностью захваченным этой проклятой музыкой Рока, которую он, Чудакулли, совсем не понимал.

Он возвращался в свой кабинет, когда его внимание привлек стук молотка, доносившийся из комнаты декана. Дверь была приоткрыта.

Апартаменты старших волшебников были достаточно просторными и состояли из кабинета, мастерской и спальни. Декан обнаружился в мастерской – в маске из дымчатого стекла на лице и с молотком в руке. Он сосредоточенно трудился рядом с небольшим горном. Из-под молотка вылетали искры.

Чудакулли посчитал это хорошим знаком. Может, все это безумие, связанное с музыкой Рока, уже закончилось, и волшебники решили вернуться к привычным трудам?

– Все в порядке, декан? – спросил аркканцлер.

Декан поднял на лоб маску и кивнул.

– Почти закончил, аркканцлер, – сообщил он.

– Даже в коридоре слышно, как ты тут молотишь, – продолжал Чудакулли, поддерживая разговор.

– Работаю над карманами, – похвастался декан.

Чудакулли озадаченно нахмурился. Конечно, есть такие сложные заклинания, которые подразумевают использование огня и молотка, но к карманам они не имеют никакого отношения.

Декан с гордостью продемонстрировал ему свои штаны.

Строго говоря, они мало чем напоминали обычную одежду. Старшие волшебники имели вполне определенную фигуру: пятьдесят дюймов в поясе, длина ноги – двадцать пять дюймов, что сразу же наводит на мысли о человеке, который сидел себе на стене и которого потом не сумели собрать даже с помощью всего королевского войска. Штаны были темно-синими.

– Ты колотил молотком по ним? – изумился Чудакулли. – Что, госпожа Герпес опять переборщила с крахмалом?

Он присмотрелся.

– Ты соединил штанины заклепками?

Декан просиял:

– Штанцы – что надо.

– Ты снова говоришь о музыке Рока? – с подозрением спросил Чудакулли.

– Они, типа, в самую масть.

– Что ж, для такой погоды это все ж лучше, чем плотная мантия, – согласился Чудакулли, – но… ты ж не собираешься надевать их прямо сейчас?

– А почему нет? – Декан сбросил мантию.

– Волшебники в штанах? Только не в моем Университете! Совсем обабились. Люди засмеют!

– Ты всегда препятствуешь мне, что бы я ни делал!

– И не разговаривай со мной таким тоном…

– Ха, ты все равно не слушаешь, что я говорю. Не понимаю, почему я не могу носить то, что хочу?

Чудакулли обвел взглядом комнату.

– В комнате полный бардак! – взревел он. – Немедленно наведи порядок!

– Не буду!

– Значит так, молодой человек, эту свою музыку Рока ты больше не услышишь!

Чудакулли захлопнул за собой дверь.

А потом с треском распахнул ее и добавил:

– И я, по-моему, не разрешал красить тут все в черный цвет!

Он захлопнул дверь.

И распахнул ее.

– А еще, они тебе совсем не идут!

Декан выскочил в коридор, размахивая молотком.

– Говори что угодно, – заорал он, – история запомнит нас, а не каких-то там аркканцлеров!

Восемь часов утра. В это время пьяницы пытаются либо забыть, кто они такие, либо вспомнить, где живут. Посетители «Залатанного Барабана» склонились над стаканами и наблюдали за орангутаном, который играл в «Варваров-Захватчиков» и жутко орал всякий раз, когда проигрывал пенни.

На самом деле Гибискус хотел уже закрываться. С другой стороны, закрыться сейчас означало то же самое, что взорвать золотой рудник. Ему оставалось только следить за тем, чтобы чистые стаканы всегда были в наличии.

– Ну, как забывается? – участливо осведомился он.

– ПО-МОЕМУ, Я ЗАБЫЛ ТОЛЬКО ОДНО.

– Что именно? Ха, глупо спрашивать, раз ты это уже забыл…

– Я ЗАБЫЛ, ЧТО ЗНАЧИТ НАПИВАТЬСЯ.

Трактирщик посмотрел на выстроенные рядами стаканы. Здесь были бокалы для вина, стаканы для коктейлей, пивные кружки. Были глиняные кружки в виде веселых толстяков. Было даже ведро.

– Думаю, ты идешь верным курсом, – сказал он.

Незнакомец выбрал бокал посвежее и направился к машине «Варваров-Захватчиков».

Она представляла собой механизм крайне сложной и замысловатой конструкции. В большом корпусе из красного дерева подразумевалось наличие множества шестеренок и всяческих приводов, единственной функцией которых являлось перемещение по прямоугольному просцениуму шеренг грубо вырезанных варварских захватчиков. Игрок при помощи системы рычагов и блоков управлял небольшой самозарядной катапультой, перемещавшейся чуть ниже захватчиков. Катапульта метала вверх маленькие шарики. Захватчики в свою очередь отстреливались (при помощи храпового механизма) маленькими металлическими стрелами. Периодически звонил колокольчик, и конный захватчик нерешительно скакал по верхней части машины, забрасывая поле копьями. Вся конструкция непрерывно скрипела и грохотала – частично из-за самого механизма, частично из-за того, что орангутан яростно крутил обе рукоятки, скакал на педали «Огонь» и что было мочи вопил.

– Я бы давно убрал эту штуковину, – сказал трактирщик. – Но она пользуется успехом у посетителей, понимаешь?

– ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, У ОДНОГО ПОСЕТИТЕЛЯ.

– Ну, во всяком случае лучше это, чем фруктовая машина.

– ДА?

– Он сожрал все фрукты.

Со стороны «Варваров» донесся полный ярости крик.

Трактирщик вздохнул.

– Невозможно поверить, столько шума из-за какого-то пенни.

Примат бросил на стойку доллар и удалился с двумя полными пригоршнями монет. Если опустить в прорезь пенни, можно было опять дергать за большой рычаг. Словно по волшебству, все варвары восставали из мертвых и заново начинали свое неуклюжее вторжение.

– Он даже пытался их споить, вылил в машину свою выпивку, – заметил трактирщик. – Возможно, это всего-навсего игра воображения, но мне кажется, что варвары шатаются сильнее, чем прежде.

Некоторое время Смерть наблюдал за игрой. Более унылого зрелища ему видеть не доводилось. Фигурки все равно дойдут до конца и исчезнут, так зачем в них стрелять?

Зачем?..

Он приветственно помахал бокалом собравшимся пьяницам.

– ВЫ, ВЫ! ВОТ ШТО… ВЫ ЗНАЕТЕ, ШТО ЭТО Т’КОЕ, ИМЕТЬ ПАМЯТЬ Н’СТОЛЬКО Х’РОШУЮ, ЧТО ТЫ ПОМНИШЬ ДАЖ’ ТО, ЧТО ЕЩЕ НЕ ПРОИЗОШЛО? ТАК ВОТ. ЭТО… ЭТО – ОБО МНЕ. О ДА, ОБО МНЕ, ЛЮБИМОМ… КАК БУДТО… БУДТО, ЭТО… БУДУЩЕГО – НЕТУ! ДА! ТОЛЬКО ПРОШЛОЕ, К’ТОРОЕ ЕЩЕ НЕ НАСТУПИЛО. И… И… И… ТЫ ВСЕ Р’ВНО ДОЛЖ’Н ТАК ПОСТУПИТЬ. ЗНАЕШЬ, ЧТО БУДЕТ, А ДОЛЖ’Н!

Он обвел взглядом лица. Посетители «Барабана» привыкли к навеянным алкоголем проповедям, но только не к таким.

– ТЫ ВИДИШЬ, ВИДИШЬ, КАК ВСЕ, ЭТО… ВОЗВЫШАЕТСЯ, НУ, КАК АЙСБЕРГ, ТАМ, ВПЕРЕДИ, НО ПОДЕЛАТЬ… НЕ-Е, НИЧЕГОШЕНЬКИ НЕ МОЖЕШЬ. П’ТОМУ ШТО, ШТО ПОТОМУ… ЭТ’ ЗАКОН. А ЗАКОН НАРУШАТЬ НИ-ЗЯ… П’ТОМУ ШТО ОН – ЗАКОН.

ВИДИТЕ ЭТОТ СТАКАН? ВИДИТЕ? НУ, СТАКАН? ВО-ОТ, ЭТО КАК ПАМЯТЬ, ‘ОТ ОНО КАК! ЕСЛИ НАЛИТЬ ЕЩЕ, ШТО-НИБУДЬ ВЫЛЬЕТСЯ, П’РАЛЬНО Г’РЮ? ФАКТ! У ВСЕХ ТАКАЯ ПАМЯТЬ. ЭТО ТО, ШТО УДЕРЖИВАЕТ ЛЮДЕЙ ОТ СУМС… СУМСШ… БЕЗУМИЯ. КРОМЕ МЕНЯ. БЕДНЫЙ Я, БЕДНЫЙ! Я ВЕДЬ ВСЕ-ВСЕ ПОМНЮ. СЛОВНО ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ВОТ ТОЛЬКО ШТО, ЗАВТРА. ВСЕ-ВСЕ…

Он посмотрел на стакан.

– СТРАННО, КАК ВСЕ КРУЖИТСЯ В ПАМЯТИ, ДА?

Такого впечатляющего коллапса трактир еще не видел. Высокий черный незнакомец падал навзничь медленно, как исполинское дерево. Никаких вам подгибаний коленей, никаких задеваний столов на пути к полу. Он просто перешел из вертикального положения в горизонтальное одним идеальным с точки зрения геометрии движением.

Некоторые люди зааплодировали, когда он брякнулся на пол. Потом обшарили его карманы, вернее, попытались обшарить, так как никаких карманов не нашли. А после его сбросили в реку[24].

В огромном кабинете Смерти горела одна-единственная свеча, горела, но короче не становилась.

Сьюзен отчаянно пролистывала книги.

Жизнь – не такая простая штука. Она это знала, потому что данное Знание было связано с работой. Да, есть простая жизнь, которую ведут простые живые существа, но эта жизнь… она… в общем, простая.

А есть и другие виды жизни. Жизни городов. Жизнь муравейников и пчелиных роев, более сложная, чем просто сумма жизней составных частей. Жизнь есть у миров. Жизнь богов зависит от веры верующих.

Вселенная, кружась, несется навстречу жизни. Жизнь – удивительно распространенный товар. То, что посложнее, получает такую же сложную жизнь – примерно так же, как что-то массивное получает обильную порцию тяготения. Вселенная обладает определенной склонностью к настороженности, а это подразумевает под собой некую жестокость, вплетенную в саму материю пространства-времени.

Возможно, и музыка может обрести жизнь – со временем. Жизнь не более чем привычка.

Люди часто говорят: «Никак не могу выбросить из головы эту треклятую мелодию».

Это не просто ритм, но ритм сердца.

Все живое склонно к размножению.

С.Р.Б.Н. Достабль любил вставать на рассвете, дабы не упустить возможность загнать червячка ранней пташке.

В углу мастерской Мела он поставил стол. В целом он не стремился иметь постоянный офис. Одной из положительных сторон было то, что так его легче было бы найти, а одной из отрицательных – то же самое. Но успех всякой коммерческой деятельности Достабля зависел от его способности найти клиентов, а не наоборот.

Тем утром его удалось отыскать достаточно большому количеству людей. И многие из них держали в руках гитары.

– Ну что? – спросил он у Асфальта, чья плоская голова едва возвышалась над самодельным письменным столом. – Все понятно? Два дня уйдет на дорогу в Псевдополис, там в «Бычачьей Яме» найдете господина Клопстока. И не забывайте брать чеки – на все, запомнил?

– Конечно, господин Достабль.

– Неплохая мысль, на время уехать из города…

– Да, господин Достабль.

– Я уже сказал, чтобы вы брали чеки?

– Да, господин Достабль. – Асфальт вздохнул.

– Тогда проваливай. – Достабль перестал обращать внимание на тролля и сделал знак рукой терпеливо ждавшей группе гномов. – Ладно, эй, вы, подойдите сюда. Что, жаждете стать настоящими лунами?

– Да, господин!

– Тогда послушайте, что я вам скажу…

Асфальт посмотрел на деньги. Вряд ли их хватит, чтобы кормить четверых в течение нескольких дней. А за его спиной продолжалось собеседование.

– Как вы будете называться?

– Э… так и будем, господин Достабль, – сказал главный гном.

– «Гномами»?

– Да, господин.

– Почему?

– Потому что мы – гномы, господин Достабль, – терпеливо объяснил главный гном.

– Нет, нет и еще раз нет. Не пойдет. Совсем не пойдет. У вас должно быть название… – Достабль помахал рукой в воздухе. – В котором должна звучать музыка Рока… Не просто «Гномы», а… Название должно быть… не знаю… более интересным.

– Но мы гномы, правда, мы хотим прославиться везде, – сказал один из гномов.

– Везде… Везде… Модное название… И крутое… О! – воскликнул Достабль. – «Гномы Интернэшнл»! По-моему, очень неплохо. Ладно. Могу записать вас на среду в «Виноградную Горсть». И, конечно, вы выступите на Бесплатежном Фестивале. Естественно, вам ничего не заплатят, потому что фестиваль – бесплатный.

– Мы написали песню, – с надеждой в голосе произнес главный гном.

– Хорошо, хорошо… – Достабль что-то быстро записывал в блокнот.

– Она называется «Кучи».

– Отлично.

– Мы можем спеть…

Достабль поднял голову:

– Спеть? Я вообще ничего не успею, если буду слушать музыку. Свободны. Увидимся в среду. Следующий! Вы все тролли?

– Да.

На этот раз Достабль решил не спорить. Тролли гораздо больше гномов.

– Хорошо. Но писать вас будем через «у». «Трулли». Именно. Отлично звучит. «Залатанный Барабан», пятница. И Бесплатежный Фестиваль. Так?

– Мы сделали песню…

– Рад за вас. Следующий!

– Это мы, господин Достабль.

Достабль увидел перед собой Джимбо, Нодди, Крэша и Падлу.

– А вам в храбрости не откажешь, – признал он. – После вчерашнего-то вечера.

– Нас немного понесло, – понурился Крэш. – Но, может, ты дашь нам еще один шанс?

– Ты же сам говорил, что публика тащилась, – добавил Нодди.

– Я сказал, что публику тошнило, – поправил его Достабль. – Вы двое постоянно заглядывали в «Самомучитель Блерта Фендера».

– Мы изменили название, – сообщил Джимбо. – «Безумство» – это слишком идиотское название для группы, которая раздвигает границы музыкальной выразительности и когда-нибудь станет великой.

– Четверг, – кивнул Достабль.

– Теперь мы называемся «Засос», – сообщил Крэш.

Достабль смотрел на них долго и холодно. Травля медведей, издевательство над быками, собачьи бои и пытки баранов были недавно запрещены в Анк-Морпорке, правда патриций разрешил неограниченное метание гнилых фруктов в любого, кого можно хотя бы заподозрить в принадлежности к бродячей труппе артистов. Возможно, это отличный ход для разогревания публики…

– Хорошо, – сказал он наконец. – Сыграете на Фестивале. А потом… потом посмотрим.

«В конце концов, – подумал он, – небольшая вероятность, но есть. Выживут – вот и поговорим».

Какая-то фигура, медленно пошатываясь, выбралась из Анка на пристань у моста Призрения, где и остановилась. Грязь, стекая, постепенно образовала небольшую кучку вокруг ног фигуры.

Мост был довольно высоким. На нем даже стояли дома – по обеим сторонам дороги, которая в результате этого была очень узкой. Мосты считались крайне выгодными площадками для постройки домов, так как отпадала необходимость подвода канализации, к тому же источник воды совсем рядом.

В темноте под мостом искрился красный глаз костра. Фигура неверной походкой направилась к нему.

Темные силуэты, сидевшие у огня, повернулись и прищурились, пытаясь понять, кто это к ним пожаловал.

– Это – деревенская телега, – сказал Золто. – Меня не обманешь, я ее всегда узнаю, даже если она выкрашена в синий цвет. К тому же весьма раздолбанная телега.

– Это все, что вы можете себе позволить, – откликнулся Асфальт. – Кстати, я постелил свежую солому.

– Я думал, мы поедем в почтовой карете, – удивился Клифф.

– Господин Достабль просил передать, что артистам вашего калибра не подобает пользоваться общественным транспортом, – пожал плечами Асфальт. – Кроме того, он предположил, что вы не захотите тратиться.

– Ну, что скажешь, Бадди? – повернулся Золто к пареньку.

– Мне все равно, – безразлично произнес Бадди.

Золто и Клифф переглянулись.

– Готов поспорить, ты мог бы добиться большего, если бы переговорил с господином Достаблем, – с надеждой в голосе произнес Золто.

– Колеса у нее есть? – поинтересовался Бадди. – Значит, сойдет.

Он забрался на телегу и сел на солому.

– Господин Достабль приготовил новые рубашки, – сообщил Асфальт в попытке разрядить безрадостную атмосферу. – Специально для гастролей. Смотрите, на спине перечислены все города, в которых вы выступите, правда здорово?

– Грандиозно, – восхитился Золто. – Когда Гильдия Музыкантов наконец свернет нам шеи, мы сможем увидеть, где уже побывали.

Асфальт щелкнул кнутом. Лошади не спеша тронулись – с явным намерением не изменять шага весь день и всем своим видом показывая, что никакой идиот, намеревающийся использовать кнут по назначению, не заставит их передумать.

– Проклятье, проклятье! Взрослый человек. Разрази гром! В желтой мантии, как и сам. Десять тысяч лет! Гром и молния!

– ПРАВДА?

Смерть расслабился. У костра собралось с полдюжины людей. И все они были очень компанейскими. Бутылка передавалась из рук в руки. Вернее, половина жестяной банки. Смерть так и не смог понять, что там налито, как и то, что именно булькает в котелке над костром из ила и старых башмаков.

Они даже не поинтересовались, кто он…

Насколько он понял, имена тут были не в ходу. У них были… прозвища, типа Стремный Кен, Генри-Гроб и Старикашка Рон, которые в какой-то степени объясняли, кем эти люди являются сейчас, но не кем они были прежде.

Жестянка попала к нему в руки. Он тактично передал ее дальше и мирно лег на спину.

Люди без имен. Люди невидимые, как и он сам. Люди, для которых Смерть всегда был приемлемым вариантом. Здесь можно и задержаться…

– Бесплатная музыка… – пробурчал господин Клеть. – Бесплатная! Да какие идиоты согласятся играть бесплатно? Ты хоть шапку на землю положи, чтоб было куда бросать медяки. Иначе какой в этом смысл?

Он смотрел на разбросанные по столу бумаги так долго, что Губошлеп был вынужден вежливо прокашляться.

– Я тут подумал… – продолжил господин Клеть. – Этот противный Витинари… Он сказал, что Гильдии сами должны заботиться о соблюдении своих законов…