Роковая музыка Пратчетт Терри

– Какая разница? Ты все равно ничего не видишь!

Телега прошла поворот на двух колесах. Повалил снег, мокрый и редкий, который таял, едва коснувшись земли.

– Но мы едем по горам! Рядом обрыв! Мы свалимся в пропасть!

– Предпочтешь, чтобы Хризопраз нас поймал?

– Но! Пошли!

Бадди и Клифф судорожно цеплялись за борта мчавшейся в темноту телеги.

– За нами все еще гонятся? – прокричал Золто.

– Ничего не вижу! – ответил Клифф. – Но, может, услышу, если ты остановишь телегу.

– Ага, а если ты услышишь их совсем близко?

– Но! Пошли!

– Может, стоит выбросить деньги за борт?

– ПЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ?!

Бадди попытался рассмотреть впереди хоть что-нибудь. Темнота обладала каким-то похожим на пропасть свойством, всего в нескольких футах от дороги в ней чувствовалась глубина.

Гитара тихонько наигрывала что-то под стук колес. Он поднял ее. Странно, но инструмент не замолкал ни на секунду, даже если крепко прижать струны обеими руками. Он уже пробовал.

Рядом лежала арфа. Ее струны не издавали ни звука.

– Это безумие! – закричал сидевший впереди Золто. – Придержи лошадей! Ты чуть нас не угробил!

Асфальт натянул вожжи. Телега сбавила скорость, лошади пошли шагом.

– Так-то лучше…

Гитара завизжала. Звук был настолько высоким, что словно иглами вонзался в уши. Лошади испуганно вздрогнули и понесли.

– Держи!

– Держу!

Золто развернулся, схватившись за сиденье.

– Немедленно выброси ее!

Бадди схватил гитару за гриф, встал и занес руку, чтобы выкинуть инструмент в пропасть.

Но вдруг остановился.

– Бросай!

Клифф попытался отобрать у него гитару.

– Нет!

Бадди взмахнул гитарой над головой и случайно врезал троллю по подбородку, сбив Клиффа с ног.

– Нет!

– Золто, придержи лошадей…

Их обогнала белая лошадь. Темная фигура в мантии с капюшоном наклонилась в седле и схватила вожжи.

Телега налетела на камень и на мгновение взлетела в воздух, прежде чем с грохотом упасть обратно на дорогу. Асфальт услышал, как сломались столбы, когда телега столкнулась с оградой, увидел, как лопнули постромки, почувствовал, как телега развернулась…

…И остановилась.

Следующие мгновения были настолько богаты событиями, что Золто решил, будто бы виденное дальше ему просто померещилось. Он никогда никому не рассказывал, что ему показалось, будто телега и застряла на краю обрыва в неуверенном равновесии, и одновременно свалилась вниз на камни…

Золто открыл глаза. Видение преследовало его как кошмарный сон. Когда телегу развернуло, его бросило назад, и сейчас он лежал на заднем бортике.

И смотрел прямо в пропасть. За спиной затрещало дерево.

Кто-то держал его за ногу.

– Кто это? – спросил он шепотом, побоявшись, что более громкие слова нарушат хлипкое равновесие.

– Это я, Асфальт. А кто держит за ногу меня?

– Я, – ответил Клифф. – Золто, ты за что там держишься?

– Да так… схватил что-то, – невразумительно ответил Золто.

Телега снова затрещала.

– За золото? – спросил Асфальт. – Признайся. Ты держишься за золото?

– Безумный гном! – закричал Клифф. – Отпусти его, или мы все погибнем!

– Отпустить пять тысяч долларов равносильно смерти, – логично отозвался Золто.

– Дурак! Оно слишком тяжелое! Ты не сможешь втащить его!

Асфальт попытался нащупать более надежную опору. Телега качнулась.

– Скорее оно утащит тебя, – пробормотал он.

– А кто держит Бадди? – спросил Клифф, когда телега осела еще на один дюйм.

Все замолчали, пытаясь сосчитать собственные конечности и понять, кто кого держит.

– Мне… кажется… он свалился в пропасть, – сказал наконец Золто.

Прозвучали четыре громких аккорда.

Бадди висел на заднем колесе, болтая ногами над пропастью, и дергался в такт восьминотному соло, которое музыка исполняла на его душе.

Никогда не стариться. Никогда не умирать. Остаться жить вечно в этом последнем раскаленном добела моменте под рев толпы. Когда каждая нота как удар сердца. Вспыхнуть луной на небе.

Ты никогда не состаришься. И никто не скажет, что ты умер.

Такие условия. Ты навсегда останешься величайшим музыкантом в истории.

Живи быстро. Умри молодым.

Музыка дергала его душу.

Бадди медленно поднял ноги и коснулся ими скалы. Он собрался с духом, закрыл глаза и начал разжимать пальцы.

Его плеча коснулась чья-то рука.

– Нет!

Бадди открыл глаза.

Повернул голову и увидел на фоне телеги лицо Сьюзен.

– Что?.. – пробормотал он, не находя от удивления слов.

Он разжал пальцы одной руки и неловко сбросил с плеча ремень гитары. Струны взвыли, когда он схватил инструмент за гриф и швырнул в темноту.

Но в этот самый момент пальцы его другой руки соскользнули с холодного колеса, и Бадди полетел в пропасть.

Стремительно мелькнуло белое пятно, и он тяжело плюхнулся на что-то бархатное, пахнувшее лошадиным потом.

Сьюзен поддержала его свободной рукой и направила Бинки сквозь мокрый снег вверх.

Лошадь опустилась обратно на дорогу. Бадди плюхнулся в грязь и приподнялся на локтях.

– Ты?

– Я, – ответила Сьюзен.

Она достала из чехла косу. Лезвие мгновенно ожило. Снежинки падали на него и разделялись на половинки, даже не замедляя скорости падения.

– Может, займемся твоими друзьями?

В воздухе чувствовалось напряжение, словно весь мир сконцентрировал свое внимание в одной точке. Смерть посмотрел в будущее.

– ПРОКЛЯТЬЕ.

Машина разваливалась. Библиотекарь сделал все, что мог, но кости и дерево не могли выдержать такого напряжения. Перья и бусинки улетали прочь и, дымясь, падали на дорогу. Когда машина почти в горизонтальном положении вписалась в поворот, колесо распрощалось с осью и запрыгало по земле, роняя спицы.

Впрочем, это не имело особого значения. Место потерянных деталей занимало нечто похожее на душу.

Если взять блестящую машину и направить на нее свет, чтобы появились отражения и блики, а потом убрать машину, но оставить свет…

Оставался только лошадиный череп. Только он и дымящееся заднее колесо, бешено вращающееся в вилке из мерцающего света.

Это нечто промчалось мимо Достабля. Лошадь встала на дыбы, сбросила седока в канаву и рванула прочь.

Смерть привык двигаться быстро. Теоретически он был везде. Самый быстрый способ передвижения – это уже находиться там, где нужно.

Но он никогда не двигался так быстро и одновременно так медленно. На крутых поворотах его колено проносилось всего в нескольких дюймах от земли.

Телега снова качнулась. Теперь и Клифф смотрел в темную пропасть.

Кто-то коснулся его плеча.

– ХВАТАЙСЯ, ТОЛЬКО НЕ ПРИКАСАЙСЯ К ЛЕЗВИЮ!

Над ними склонился Бадди.

– Золто, если ты отпустишь сумку, я тебя…

– И не подумаю!

– На саване нет карманов, Золто.

– Значит, у тебя плохой портной.

В итоге Бадди нащупал чью-то свободную ногу и потянул. Один за другим музыканты выбрались на дорогу. И уставились на Сьюзен.

– Белая лошадь, – сказал Асфальт. – Черная мантия. Коса. Гм.

– Вы ее тоже видите? – удивился Бадди.

– И надеюсь, нам об этом не придется жалеть, – пробормотал Клифф.

Сьюзен подняла жизнеизмеритель и критическим взглядом посмотрела на песок внутри.

– Полагаю, договариваться о чем-либо уже поздно? – спросил Золто.

– Я просто смотрю, живы вы или нет, – пояснила Сьюзен.

– Я лично, кажется, жив, – сказал Золто.

– Надежда умирает последней.

Услышав громкий треск, все обернулись. Телега наконец соскользнула в пропасть. На полпути она задела за каменный выступ, а потом рухнула на далекое дно ущелья, рассыпавшись на части. Вспыхнуло вытекшее из каретных фонарей масло, раздался взрыв, и из клубов едкого дыма выкатилось горящее колесо.

– Мы могли бы быть в этой телеге, – покачал головой Клифф.

– Думаешь, сейчас мы в лучшем положении? – спросил Золто.

– Конечно. Мы ведь не погибли в горящих обломках.

– Да, но у этой вот девушки несколько… оккультный вид.

– Я не против. Всегда предпочитал оккультное хорошо прожаренному.

Бадди повернулся к Сьюзен.

– Кажется… я все поняла, – сказала она. – Музыка… исказила историю. В нашей истории ее быть не должно. Ты не помнишь, откуда она взялась?

– Из лавки в Анк-Морпорке, – ответил Клифф.

– Из таинственной древней лавки?

– Не более таинственной, чем все в этом городе. Там…

– А вы еще раз заходили в нее? Она была на том же месте? На том же самом?

– Да, – сказал Клифф.

– Нет, – сказал Золто.

– И там было много интересных товаров, о которых вам хотелось узнать побольше?

– Да! – воскликнули Золто и Клифф одновременно.

– Ага, – кивнула Сьюзен. – Значит, эта лавка все-таки была из тех самых.

– Я сразу сказал, какая-то она странная! – воскликнул Золто. – Разве я вам не говорил? Так прямо и сказал. Жуткая лавчонка, всякие иллюминаты от таких просто без ума…

– Иллюминаты – это такие светлячки? – уточнил Асфальт.

Клифф поднял ладонь.

– Снег прекратился, – заметил он.

– Я бросил эту штуку в пропасть, – сказал Бадди. – Она… она мне больше не нужна. Наверное, она разбилась.

– Вряд ли, – откликнулась Сьюзен. – Все не так…

– Эти облака… тоже понравились бы иллюминатам, – сообщил Золто, посмотрев на небо.

– А что в них такого привлекательного для светлячков? – не понял Асфальт.

И тут они почувствовали… словно стены, окружавшие мир, исчезли. Воздух загудел от напряжения.

– Ну, что теперь? – спросил Асфальт, когда все инстинктивно прижались друг к другу.

– Это ты нам скажи, – огрызнулся Золто. – Ты же везде был, все видел.

Воздух озарился белым светом.

А потом воздух стал самим светом, белым, как лунный, и мощным, как солнечный. И появился звук, похожий на рев миллионов голосов.

И все они сказали:

– Позвольте представиться. Я – музыка.

Губошлеп зажег фонари.

– Да шевелись ты! – закричал господин Клеть. – Нужно поймать их. Хат. Хат. Хат.

– Зачем? Они ж и сами уехали… – проворчал Губошлеп, садясь в телегу. Господин Клеть моментально огрел хлыстом лошадей. – Ну, то есть они покинули город. А это главное.

– Нет! Ты же их видел! Они… душа всех наших бед. Мы не можем позволить им уйти!

Губошлеп отвел взгляд. Ему в голову в который уже раз пришла мысль, что оркестр разумности, дирижирует которым господин Клеть, играет далеко не в полном составе и что сам господин Клеть относится к категории людей, взращивающих свое безумие на почве полного хладнокровия и логики. Сам Губошлеп, несмотря на то что не испытывал особого отвращения к исполнению фокстрота на пальцах или фанданго на головах, никого не убивал – по крайней мере, умышленно. Он подозревал, что где-то внутри его все-таки есть душа, пусть с дырами и рваными краями, и лелеял надежду, что настанет день, когда бог Рег подыщет ему теплое местечко в своем небесном ансамбле. А вот убийце получить такое место будет значительно труднее. Убийцы выше альта не поднимаются.

– Может, отпустим их с миром? – предложил Губошлеп. – Они уже не вернутся…

– Заткнись!

– Но какой смысл…

Лошади встали на дыбы. Телега закачалась. Что-то пронеслось мимо нее и скрылось в темноте, оставив за собой полоску синего огня, который померцал немного и погас.

Смерть понимал, что рано или поздно ему надо будет остановиться. И до него постепенно начало доходить, что в словарном запасе этой странной конструкции нет таких понятий, как «Снизить скорость» или «Безопасное движение».

По самой своей природе эта машина не могла снизить скорость – ни при каких обстоятельствах, кроме драматическо-катастрофических.

В этом и была беда музыки Рока. Она любила все делать по-своему.

Нос машины угрожающе пошел вверх, скорость по-прежнему росла…

Абсолютная тьма заполнила вселенную.

– Это ты, Клифф? – спросил голос.

– Ага.

– Отлично. А это я, Золто.

– Ага. Голос похож.

– Асфальт?

– Я здесь.

– Бадди?

– Золто?

– А… гм… та дамочка в черном?

– Да?

– Госпожа, ты случаем не знаешь, где мы очутились?

Земли под ними не было, но у Сьюзен не возникло ощущения, что она летит. Она просто стояла. И факт, что стоять было не на чем, не имел особого значения. Она не падала потому, что падать было некуда – или неоткуда.

География никогда особо не интересовала ее, но Сьюзен сильно сомневалась, что это место можно найти в каком-нибудь атласе.

– Я не знаю, где находятся наши тела, – осторожно ответила она.

– Превосходно, – услышала она голос Золто. – Правда? Я здесь, а мое тело – неизвестно где. А как насчет моих денег?

Послышались чьи-то шаги, где-то далеко, в темноте. Они приближались, медленно и неукротимо. А потом все стихло.

И раздался голос:

– Раз. Раз. Раз. Два. Раз. Два.

Шаги удалились.

Потом раздался другой голос:

– Раз, два, три, четыре…

И вселенная возникла.

Было бы неправильно назвать это сильным «ба-бахом». Это подразумевало бы наличие только шума, а шум может создать только еще больший шум и космос, заполненный беспорядочными частицами.

Материя, вероятно, возникла в хаотичном виде, но причиной всему был аккорд. Первичный мощный аккорд. Все выплеснулось в едином порыве, содержащем внутри (в виде своего рода обратных окаменелостей) все, что должно было существовать.

И в этом разраставшемся облаке металась взад-вперед самая первая необузданная живая музыка.

У нее была форма. У нее была скорость. У нее был такт. У нее был ритм, под который хотелось танцевать.

И все танцевало.

– И я никогда не умру, – произнес голос внутри головы Сьюзен.

– Часть тебя присутствует во всем живом, – громко сказала она.

– Да. Я – ритм сердца. Я – ритм разума.

Вокруг нее по-прежнему никого не было. Мимо струился лишь свет.

– Но он выбросил гитару.

– Я хотела, чтобы он жил для меня.

– Ты хотела, чтобы он умер для тебя! Среди обломков телеги!

– Какая разница? Он бы все равно умер. Но умереть ради музыки… Люди всегда будут помнить песни, которые ему так и не удалось спеть. И они будут самыми великими песнями в истории.

Вмести всю свою жизнь в одно мгновение.

А потом живи вечно.

– Верни нас назад!

– А я вас никуда и не забирала.

Сьюзен заморгала. Они по-прежнему стояли на дороге. Воздух мерцал, потрескивал и был заполнен мокрым снегом.

Она повернулась и посмотрела на искаженное ужасом лицо Бадди.

– Пора идти…

Он поднял руку. Она была прозрачной.

Клифф почти исчез. Золто отчаянно цеплялся за сумку с деньгами, но пальцы проскальзывали сквозь материю. Лицо его искажал ужас от грядущего Смерти или, того хуже, бедности.

– Он выбросил тебя! – закричала Сьюзен. – Так нечестно!

По дороге неслось пятно ослепительного синего света. Никакая телега не могла двигаться так быстро. Был слышен рев, который походил на крик разъяренного верблюда, увидевшего перед собой два «кирпича».

Пятно достигло поворота, тормознуло, налетело на камень и взлетело над пропастью.

Времени хватило только на то, чтобы глухой голос произнес:

– ВОТ ПРО…

…И на другой стороне ущелья расцвел яркий круг пламени.

Отскочив от скалы, кости полетели вниз, на дно пересохшей реки, где и упокоились.

Сьюзен резко развернулась, готовая нанести удар косой. Но музыка была в самом воздухе. Удар пришелся бы в пустоту.

Можно сказать вселенной: «Это нечестно». И услышать в ответ: «Правда? Что ж, извини».

Можно спасти людские жизни. Мгновенно перенестись в нужное место. Но потом что-то просто щелкнет пальцами и скажет: «Нет, так не пойдет. Пусть будет так. Позвольте объяснить вам, как должно быть. Как на самом деле творится легенда».