Митридат Полупуднев Виталий
Послышались возмущенные голоса. Пантикапейцы, всегда очень чувствительные к нарушениям их религиозных обычаев, посчитали себя оскорбленными. Фрасибул торжествовал и уже прикидывал в уме, как лучше окружить Евлупора и не дать ему скрыться, когда толпа начнет расходиться по домам. Но тут произошло неожиданное. Появился Асандр в окружении своих людей, вооруженных мечами.
– Вот он, изменник! – завопил перс в исступлении. – Хватайте его, он хочет призвать на город скифов и пиратов и с их помощью стать тираном!.. Хватайте предателя!
Но Асандр, не обращая внимания на неистовство Фрасибула, что-то растолковывал людям, показывая рукой на восток. Все оборачивали головы, многие гасили факелы, чтобы они не слепили глаза. За проливом, на фанагорийском берегу, полыхали отсветы многочисленных огней.
– Что это? Что за огни? – спрашивали друг друга воины, защищая глаза ладонями от ближнего света.
Фрасибул остановился на полуслове, пораженный не менее других зловещим заревом, и не знал, что ответить.
– Это царь Митридат разводит костры на том берегу пролива! – раздался зычный голос Асандра. – Прибыл великий государь, которого Фрасибул хотел было похоронить! Знайте это все, люди из города и воины! С восходом солнца войска Митридата начнут переправу через Боспор!.. Слава Митридату! Встретим царя достойно, да минует нас его гнев, да, смягчат боги сердце его!
XV
Задолго до рассвета через пролив переправились первые вестники грядущих событий, пантикапейские купцы-навклеры, которые закупали в Фанагории кавказские вина.
Купцы изнемогали от усталости, так как гребли сами. Их рабы-гребцы взбунтовались и гуртом бежали к царю-воителю, в чаянии стать его воинами и свободными людьми. Поспешные рассказы купцов оказались неутешительными. Они поведали, что грозный царь пребывает в великом гневе и угрожает карами сыну Махару за то, что тот долго не отвечает на его запрос, а также пантикапейским властям, которые не удосужились прислать к нему встречных гонцов с уведомлением о покорности. Говорили, что Митридат усиливает свои войска фанагорийскими головорезами, меотами, дандариями и горцами, которые уже показывают грязными пальцами через пролив и скалят зубы в надежде разграбить Пантикапей и взять великую добычу.
– Сам царь будет пребывать в Фанагории, ибо утомился от горных переходов. А войска его двинутся через пролив и займут Пантикапей и другие города! Воины злы и жаждут крови! Горе Пантикапею, горе царству Боспорскому!
Навклеры стояли перед возбужденными горожанами, издавая вопли и вскидывая руки к ночному небу. Левкипп призвал всех лучших людей немедля явиться в храм Зевса Спасителя для совета. И не успела зардеться заря на востоке, как у подножия истукана собрались встревоженные «лучшие люди» – владельцы промыслов, пшеничных полей и эргастериев с тысячами рабов.
– Великие боги! Такого затруднения мы давно не испытывали!.. Что же нам делать? – спрашивали друг друга греки, протирая заспанные глаза и хватаясь за спутанные бороды.
Левкипп внимательно следил за входящими, заметив про себя, что нет главы одного из сильнейших родов – Атамба. Он знал, что последний уже более недели находится «во власти Диониса», то есть пьет, а потому решил начать совет без него.
Зато Парфенокл прибыл одним из первых, в сопровождении сильной охраны. Он еще не оправился после волнений первой половины ночи, еле успел скрыться от разъяренной толпы, которая освободила Асандра, а теперь был потрясен столь неожиданным поворотом событий. Голова шла кругом. Однако он упорно пытался удержаться на ногах во всей этой чехарде и даже рассчитывал использовать необычайные обстоятельства в свою пользу.
– Во всем виноваты те, кто колебался, не зная, как поступить! – веско доказывал он окружающим. – Надо было не уговаривать Махара оставаться верным Риму, как это делал Асандр, а примирить заранее отца и сына! Тогда мы встретили бы Митридата хлебом-солью и не дрожали за свои головы!
– Подожди, Парфенокл, – возражали ему. – Ты обвиняешь Асандра в склонности к Риму, тогда почему же сейчас в городе народ восстал и кричит славу Митридату вместе с Асандром? Асандр – во главе народа! Может, есть два Асандра – один за Рим, другой за Митридата?
– Хитрит! – воскликнул Парфенокл. – Хитрит, пройдоха! Вчера он говорил одно, нынче – другое!.. Вот схватить его сейчас и спросить, за кого он на самом деле!
– Ого! – послышался смех. – Попробуй схвати Асандра. Он сегодня самый сильный человек в городе! Вокруг него тысячи вооруженных босяков и простых людей! Они поверили ему и пошли за ним!
Говорили разное, наперебой. И не было мудрого и проницательного человека, который внес бы ясность в головы пантикапейцев. Левкипп стоял, освещенный неверным светом бронзовых ламп, опираясь на пьедестал Зевса. Он был задумчив, но внимательно вслушивался в путаные речи сограждан.
– Каков же совет твой? – обратился он к Парфеноклу, который говорил больше других.
– Надо схватить Махара, Фрасибула и Асандра и выдать всех троих Мятридату! Царь смилуется над нами и пощадит город!
Двери храма заскрипели, полыхнули огни факелов, произошло неожиданное замешательство. Все повернули головы и раскрыли рты в мгновенном оцепенении. Клубы розового дыма от многих факелов заволокли своды храма. Сотни ног загрохотали гулко, ослепительно вспыхивали отблески огней на обнаженных мечах и в широко раскрытых глазах распаленных мужей, ворвавшихся в храм. Раздался язвительный смех, и все увидели Асандра, возглавляющего это самовольно собравшееся войско. Некоторые пришли в себя и схватились за мечи, готовясь защищаться.
– Не спешите, оставьте ваше оружие в покое! – произнес внушительно Асандр, поднимая руку. – Храм окружен вооруженными людьми, они признали меня своим вожаком и требуют примирения с Митридатом!.. Люди эти – пантикапейцы!
– Чего ты хочешь, Асандр? – спросил Левкипп, тряся старческой головой.
– Отвечу тебе, почтенный жрец! Я хочу свободы и процветания Боспорского царства и Пантикапея, его первого и лучшего города! Вот чего я хочу и чего добиваюсь!
– Для этого не надо врываться в храм с толпой вооруженных парней! Здесь идет совет архонтов и жрецов, и ты должен уважать городские власти и святыни!
– Подслушал я, стоя в дверях, как Парфенокл собирается выдать меня Митридату и этим откупиться! Парфенокл нашкодил, как маленький ребенок, и боится наказания! Что ж, схватите меня и выдайте, если только мои воины позволят вам сделать это!.. Эй, ребята, вы позволите Парфеноклу схватить меня?
В ответ поднялась волна яростных криков и проклятий, которая из-за спины Асандра хлынула на «лучших людей» и заставила Парфенокла попятиться за пьедестал Зевса. Но он не сдавался и издали вскричал:
– Асандр вознамерится впустить в город войско Митридата, он хочет, чтобы фанагорийцы и варвары изнасиловали наших жен и разбили наши сундуки!
– Помолчи, Парфенокл, – ответил Асандр спокойно, – ты глуп и болтлив, как рыночная торговка! Ты виноват в том, что народ перестал верить совету архонтов!
Левкипп, что стоял, опустив голову, поднял глаза и спросил ворчливо:
– Кому же верит народ?
– Сегодня народ верит богам и мне, почтенный жрец! Все сильные и смелые вышли на улицы и готовы мечами поддержать меня! Почему?.. Потому что, кроме меня, нет человека, который смог бы договориться с Митридатом и найти выход из ловушки, в которую попал Пантикапей! Народ требовал расправы с Парфеноклом и другими членами совета, но я удержал его! Ибо хочу блага Боспору, а не распри и крови! Власть в Пантикапее в моих руках, судьба всех вас тоже! Но я не демагог и не тиран! И говорю вам: если хотите сохранить в целости город и свое достояние – вручите мне судьбу Пантикапея и всего Боспора! И ни Митридат, ни его войско не коснутся очагов ваших! Не согласитесь – дело ваше! Тогда в храм войдут все те, кто против вас, разговаривайте с ними без меня! А я уйду, ибо был верным сыном города, верным и остаюсь! Решайте сейчас – через полчаса будет поздно!
– Ты надеешься, что Митридат будет милостив к тебе, а народ послушает тебя? – продолжал свои вопросы Левкипп.
– Народ уже послушал меня и послушает впредь! А Митридат знает меня, я уже долгие годы служу ему, как богу! И только я смогу защитить вас от его гнева! Так же, как и от гнева народа!
– Чего же ты требуешь? – опять спросил Левкипп.
– Для блага города и его храмов, для блага Боспора в тяжелый час испытаний – хочу возложить на себя тяжелое бремя – стать законно избранным стратегом города и первым среди архонтов города! Если вам дороги храмы и очаги боспорские, вы согласитесь на это! Если не дороги – пеняйте на себя! Сейчас надо действовать, а не говорить!
Такое сочетание благонамеренности с угрожающим тоном, уверенный и звонкий голос Асандра, его твердый взгляд, а главное – стена копий и мечей за его спиной и зловещий шум толпы за пределами храма заворожили всех присутствующих. «Лучшие люди» после короткого колебания прониклись убеждением, что иного выхода нет, и кормило судьбы сейчас в руках этого человека. Он оказался единственной силой, способной сдержать стихию народного возмущения и договориться с понтийским владыкой. Стоит ему уйти – и чернь ворвется в храм и совершит насилие над самыми богатыми и уважаемыми гражданами, осквернит жилище великого бога. И если не перебьет городских властедержателей, то выдаст их Митридату как сторонников Рима!
Каждый понимал, что Асандр рвется к власти и хочет поймать крупную рыбу в том мутном водовороте, который готов затопить Пантикапей. Но боги явно снисходительны к нему, поставили его во главе событий и вручили ему пучок молний, которыми он может сразить противников и защитить друзей. Большинство горожан и беднота сплотились вокруг него. Митридат – его бог и благодетель! Противопоставить ему некого, да и едва ли нужно. Ясно, что боги избрали его орудием своей воли и он, как опытный кормчий, проведет боспорский корабль между Сциллой и Харибдой невредимым!.. Асандр – это хват! Человек с золотым мозгом и стальной рукой! В крайние минуты он не теряет ни разума, ни мужества!
Греки сдержанно зашумели, разводили руками, советовались накоротке, бросая на смелого мужа взгляды, в которых первоначальное изумление, досада и страх все более уступали место уважению и надежде. Парфенокл умолк, чувствуя себя побежденным. Он смотрел на свои сандалии со смешанным чувством, в котором было и невольное доверие к Асандру, и изумление его неожиданным взлетом, и зависть к его удивительным способностям.
Левкипп, прищурившись, бегал взглядом по толпе «лучших людей» и видел, как весы Фемиды решительно склонились в сторону Асандра.
– Скажи, Асандр, – раздался голос жреца, – что ты предпримешь прежде всего, если мы утвердим тебя народным стратегом и главой города?
– Запру ворота города и выведу на стены войска!
Все присутствующие ахнули от неожиданности.
– Выходит, ты намерен сразиться с Митридатом?.. Говорят, у Митридата огромное войско! – не выдержал Парфенокл, поднимая голову.
– Кто очень глуп и не проспался после вчерашней пьянки, получит мои разъяснения позже! Остальные, я думаю, не забыли, что сильному всегда больше почета, чем слабому! Но долго разговаривать некогда! Ближе к делу!
– Это верно! – заметил жрец в раздумье. – А как ты поступишь с Махаром и его войском?
– Махара надо схватить! – выкрикнул Парфенокл.
– Махара не трогайте, предоставьте его мне! А если вы попытаетесь схватить его, горе вам!
– Что мы будем делать, если Митридат подступит под стены? Воевать?
– А кто сказал, что мы должны валяться перед ним в пыли? Мы вольные люди и достаточно сильны и многочисленны, чтобы говорить стоя, а не на коленях!
Все обратили вопросительные взоры к Левкиппу и увидели, что тот усмехнулся с явным одобрением.
– Жрец! – обратились к нему. – Скажи свое слово!
Левкипп склонил голову, продолжая размышлять, потом решительно поднял сухую руку, как бы приглашая всех обратиться к Зевсу.
– Асандр – достойный муж! – сказал он негромко, но внятно. – Без таких доблестных людей Пантикапей и царство наше существовать не могут!
– Ай-ай, – пробормотал в небывалом волнении Парфенокл, – какая честь этому человеку!
Жрец продолжал держать руку протянутой в сторону статуи Зевса.
– Боги, зримо и незримо присутствующие здесь, – произнес он вещим тоном, – изрекли истину! Смотрите!
И, к изумлению всех собравшихся, в тот же миг произошло знамение. В верхнее окно храма проник первый розовый луч утреннего солнца и осыпал золотыми искрами суровый лик большого бога. Казалось, Зевс проснулся и сейчас поведет очами на смертных, а потом громовым голосом изъявит свою волю.
Суеверные пантикапейцы схватились за головы. Левкипп выждал минуту и объявил:
– Поспешим, поспешим, почтенные мужи! Времени осталось мало!
Воинство Асандра, заполнившее половину храма, расступилось и образовало проход, по которому архонты и жрецы вышли из храма. Боспорские властители оказались перед мятущейся толпой, освещенной первыми лучами солнца. Асандр протянул руку и показал всем на многочисленные красные паруса Митридатовых бирем, которые преодолевали водную преграду, отделяющую Фанагорию от Пантикапея.
Глашатаи потребовали тишины и внимания. Была объявлена общегородская экклезия, наспех, без принесения жертв богам. Левкипп заверил, что он все предвидел, жертвы принесены заранее, и боги сказали свое слово.
– Они указали нам на сильного мужа, – заявил он, выступив вперед, – способного возглавить народное ополчение и отразить врага, если кто-либо посмеет подступить к воротам священного города нашего! Асандр – доблестный и мудрый гражданин Пантикапея! Он своим разумом превзошел многих, а главное – снискал поддержку богов… Да будет он стратегом города и его первым архонтом! Такова воля богов!
Были произнесены краткие речи, и Асандр после единодушного поднятия рук – хиротонии – был объявлен главой города, ему была вручена судьба Пантикапея.
В этот час Асандр оказался выброшенным волною событий на самую вершину власти. Обстановка сложилась так, что он стал правителем не только Пантикапея, но и всего Боспорского царства на тот короткий промежуток времени, который образовался между концом правления Махара и прибытием Митридата. Это был блестящий взлет на фоне грозовой тучи, нависшей с востока.
– Асандр, – шептали за спиной более робкие из «лучших людей», – тебе не удастся ни остановить, ни смягчить Митридата! Ты ввергнешь Пантикапей в войну! Разве мы готовы сопротивляться Митридату? У него большое войско, а в загородных лагерях тысячи воинов, которые сразу же примкнут к нему, едва он появится на нашем берегу!
– Не пугайтесь, – ответил Асандр, – не будьте малыми детьми!
Более дальновидные, как Левкипп, понимали острую игру Асандра и говорили одобрительно:
– Асандр смел и предусмотрителен! К тому же умная и хитрая бестия! Он один не растерялся в грозный час и действует наверняка!
Ворота города были немедленно закрыты. На стенах показались сотни движущихся копий. Весь город был на ногах. Рабы несли охапки стрел, катили камнеметы, наливали в котлы смолу и разжигали под котлами огонь.
На высоких башнях вспыхнули зловещие сигнальные огни, поднялись столбы черного дыма, оповещавшие другие города о вторжении врага. Отсюда было видно, как такие же дымные колонны появились на далеких башнях Мирмекия и Нимфея, вековая слаженность Боспорского царства, поколебленная в последнее время, вдруг сказалась в час опасности. Боспор забывал свои внутренние споры и неурядицы, доставал меч и щит и вооружался для отпора врагу. Не впервые в истории внешний враг служил на пользу единению сплоченности народа.
И удивительное дело – все, кто час назад выкрикивал славу Митридату, с великим рвением натягивали жгуты камнеметов и готовили луки и стрелы, говоря при этом, что так повелел новый стратег города Асандр, а он знает, что делает!.. Да ведь и не одно и то же царь Митридат и те шайки грабителей из Фанагории и ее окрестностей, которые, по слухам, примкнули к войску царя и изъявили готовность первыми ворваться в ворота богатого Пантикапея, где есть что взять на меч!
– Эй, Асандр! – спрашивали простые люди. – Сразу отвечать на стрелы врагов или выжидать?
– Выжидать, обязательно выжидать! – отвечал весело Асандр. – Когда начинать метание стрел, я скажу!
Всем казалось очевидным: если царь Митридат явился с миром, то и войны не будет, а если ему хочется разграбить Пантикапей, то он узнает, как остры мечи и копья простых людей Пантикапея!
XVI
Утро застало Махара в состоянии странного оцепенения. Он тупо глядел на то, как спальники натягивают на его ноги козловые сапожки, расшитые желтыми и зелеными нитками, и послушно протягивал отяжелевшие руки, чтобы попасть ими в рукава персидского полукафтанья.
Таким его увидел вошедший Фрасибул, которого поразили вялость и равнодушие правителя в это грозное утро.
И царевич, подняв голову, заметил, что его советник не такой, как обычно, выглядит помятым, к богатой одежде пристала грязь, серо-смуглое лицо осунулось, только выпуклые глаза горели тревогой и ожесточением.
– Ну что? – усталым голосом спросил Махар. – Восстание глупых пантикапейцев подавлено или продолжается?
– Хуже, великий правитель, хуже! – вскричал Фрасибул осипшим голосом. – Одевайся скорее!
– Но в чем дело? Разве мало тех войск, которые Неоптолем ввел в город?.. Надо поднять остальные!
– Не то, не то, преславный царевич! Царь Митридат в Фанагории с великим войском! И уже начал переправу на нашу сторону! Море зачервонело от алых парусов!
– Что?..
Лицо Махара сразу стало более осмысленным, он недоуменно замигал глазами и болезненно сморщился, как бы стараясь проглотить большой кусок. В этот миг ему показалось, что на него смотрит не Фрасибул, а сам отец, прищурив язвительно-насмешливые глаза.
С неожиданной прытью он вскочил на ноги, растолкал слуг и схватил Фрасибула за грудь.
– Ты пьян или шутишь? Откуда взял такое?.. А где люди, Неоптолем, Асандр?..
– Неоптолем с войском охраняет акрополь, а Асандр во главе взбесившихся пантикапейцев намеревается открыть ворота города и пасть ниц перед Митридатом! Он хочет примирения города с царем за счет тебя и против тебя, Махар!.. Вот какова цена твоему дружку, которому ты доверился!
Выхватив из рук слуги кубок с вином, Махар стал жадно пить, стуча зубами о край посуды. Бросив опорожненный кубок на пол, сказал возбужденно:
– Я хочу сам увидеть корабли Митридата!
– Для этого далеко ходить не надо, подойди к окну!
Махар выглянул в окно и ахнул от изумления и ужаса.
Он увидел сотни бирем с разноцветными парусами, медленно приближающихся к Пантикапею.
– Что же делать? – растерянно спросил он, хватаясь за голову.
– Бежать, и немедленно, пока выход в море не закрыт. Ты заказывал корабли для увеселительной прогулки. Они готовы и ждут тебя!
Вся свита царевича трепетала от одной мысли о том, что придется предстать перед Митридатом. Каждый был уверен, что независимо от того, простит Митридат сына или нет, им придется испить горькую чашу расплаты. И лучше попытать счастья на морских просторах, чем добровольно идти навстречу мучительной смерти. Бежать, как можно скорее бежать!
Иначе думал седой человек в воинских доспехах, который вдруг появился во дворце. Он грубо оттолкнул приближенных Махара и упал на колени. Это был Неоптолем. Он задыхался от небывалого волнения, лицо его налилось синюшной кровью.
– Царевич! – завопил он старческим голосом. – Царевич! Спеши навстречу отцу своему и пади ему в ноги! Повинную голову меч не сечет!
– Ошалел, старый! – взревел вне себя Фрасибул, бросаясь на старика с кулаками. – Да ты знаешь или нет, что Митридат гневен и поклялся предать смерти всех, кто изменил ему? Не иначе – ты хочешь царевичу смерти, а нам – пытки на дыбе!
– Царевич, отец простит тебя! – убеждал Неоптолем.
– Нет! – покачал головой Махар с выражением горести на лице. – Никогда отец не простит меня! Надо бежать!
– Верно, о мудрый, верно! – поддержали окружающие. – Мы на быстроходных судах двинемся на запад и достигнем берегов, где власть в руках Рима! Римский сенат оценит твои решительность и твердость! Он посадит тебя на трон отца там, в Понте! А здесь тебе оставаться нельзя!
– Смирись, царевич! – еще громче взывал Неоптолем, стоя на коленях и протягивая корявые руки.
Он даже хотел обнять колени Махара, но тот, словно ужаленный, отскочил и ударил старого наварха ногой в грудь. После этого царевич преодолел оцепенение, охватившее его душу, почувствовал лихорадочную жажду действовать.
– Скорее, скорее в порт! Надо спешить! Мы успеем выйти в море, у отца рыбацкие суда и биремы, они не очень резвы!
Он нервно расхохотался, оглядывая верных слуг и соратников.
– Если пантикапейцы вздумают задержать нас, пробьемся! Вперед!
– Остановись, царевич! – плачущим голосом увещевал его Неоптолем. – Я видел в руках посланца царскую скиталу, якобы письмо тебе от отца! Царь хочет простить тебя и предлагает явиться к нему с повинной.
– Ложь! – взвизгнул Фрасибул вне себя. – Ложь! Я узнал, что скитала подложная! Это выдумка Асандра, он хотел заманить тебя прямо к отцу в руки!.. Уж не подкуплен ли ты Асандром, старик, а?
Дворец зашевелился, как потревоженный улей. По коридорам забегали люди, которые тащили охапки пестрой рухляди, расшитые покрывала и дорогую посуду. Стража грохотала ногами по каменным лестницам, воины собирались во дворе в походную колонну. Фрасибул приказал им быть готовыми к рукопашному бою. Махара нарядили в блестящий панцирь и шлем. Но попытка опоясать его боевым мечом не увенчалась успехом. Махар сам не помнил, когда в последний раз надевал это снаряжение. Наборный пояс никак не сходился на разбухшем, жирном животе. Царевич приказал нести меч Фрасибулу, причем заметил, что важнее не забыть сундук с драгоценностями и золотую утварь, которые теперь составляли его последнее достояние.
Ворота акрополя распахнулись, нестройная рать беглецов устремилась вперед, исполненная решимости проложить себе путь в гавань мечами и копьями. Но улицы пустовали, народ находился в большинстве своем у храма Зевса Спасителя, продолжая обсуждать события. Там же строились боевые отряды городского ополчения. Было видно, как на стенах города шевелятся копья и сильно чадят костры, на которых кипят котлы со смолою.
– Похоже, город хочет обороняться? – заметил изумленный царевич.
– Что ты, великий Махар, какая оборона? – поспешил разуверить его Фрасибул. – Я всю ночь отбивался от толпы мятежников, они кричали славу Митридату и требовали твоей смерти. А Асандр со своими головорезами подзуживали чернь на беспорядки, надеясь твоей головой расплатиться с Митридатом! Не задерживайся, времени мало!
Следом за царевичем и его приближенными, охраняемыми тесным кольцом личной охраны, тянулся длинный хвост из слуг и людей, оказавшихся случайно в окружении правителя. Все в страхе и растерянности бежали к порту. Несли узлы, ящики, мешки с провизией и бутыли с вином. Беглецы трепетали перед гневом страшного царя, зная, что он не помилует тех, кто служил его сыну-изменнику. Однако находились и такие, что, оглянувшись, задерживали шаг, перешептывались и исчезали в боковых переулках. Это были те, кто не пожелал связать свою судьбу с незадачливым правителем Боспора. Глядя на них, и другие колебались, не зная, как им лучше поступить.
Это странное шествие разношерстной толпы, покинувшей акрополь, было замечено с высоты городских стен архонтами города, среди которых находился и Асандр.
– Ты совершаешь ошибку, Асандр, – возгласил Парфенокл, обводя вокруг многозначительным взглядом. – Митридат не простит тебе того, что ты упустил Махара! Еще не поздно, действуй!
– Пока власть в моих руках, – ответил Асандр, – я действую, как велят боги и разум! Никто не посмеет преградить путь Махару! Пусть он поступает так, как хочет!
В порту без ведома Асандра, самочинно, собрались собственники кораблей и горячо обсуждали то, что готово было свершиться. Они пронюхали о предстоящей попытке Махара бежать морем и опасались, что их корабли будут захвачены. Вооруженные как попало, они высыпали навстречу Махару, оглашая порт угрозами и ругательствами. Воины Махара легко отбили их сумбурное нападение. Ратники-понтийцы, которым было обещано возвращение домой, проявили преданность и помогли Махару спуститься в лодку и достичь борта наиболее быстроходного из кораблей. Фрасибул, не теряя времени, посадил за весла самых дюжих воинов.
Всего было загружено пять судов, принадлежащих властям города. Судовладельцы начали было успокаиваться, видя, что их собственность остается в гавани. Но взволновались пуще прежнего, когда предусмотрительный Фрасибул громко приказал забросать остальные суда просмоленной паклей и поджечь. Это было сделано проворными моряками на подсобных лодках.
Толпа бесновалась на берегу, но ничего не могла предпринять, осыпаемая с кораблей градом стрел и свинцовых шаров.
Глава фиаса судовладельцев рвал на себе одежду и вопил в исступлении:
– Поглядите, поглядите! Царевич бежит от отца и сжигает наши корабли! Да проклянут его верхние и нижние боги! Что же делает новый стратег города, если не препятствует этому?..
Яркое пламя разгоралось от свежего утреннего ветра, его полыхающие языки взвивались к небу, соперничая в яркости с лучами восходящего солнца.
Махар с палубы корабля угрюмо взирал на огни пожара и толпу людей на берегу. Рядом с ним стоял Фрасибул, который, наоборот, больше поглядывал в сторону пролива, где все яснее вырисовывались Митридатовы биремы.
– Гребите сильнее! – нетерпеливо покрикивал он на гребцов.
Корабли готовы были повернуть на юг, в сторону открытого моря, еловые весла пенили уже не мутную воду гавани, а зеленые волны Боспорского пролива.
Махар облегченно вздохнул, убедившись, что вырвался из клещей, которые угрожали его ухватить. Здесь произошло нечто странное. Неожиданно какой-то человек выпрыгнул из палубного люка и устремился к царевичу, держа в руке небольшой предмет. Махар в мгновенном ужасе предположил, что это убийца, подосланный отцом и укрывшийся здесь заблаговременно. Хотел схватиться за рукоять меча, но меча не было.
– Стой! – закричал Фрасибул, заметив неизвестного. Но тот оказался очень проворным и сильным. Столкнувшись с персом, одним ударом отбросил его. Фрасибул тяжело упал на палубный настил.
– Великий царевич! – вскричал незнакомец, широко раскрывая рот, обросший клочковатой бородой и колючими усами. – Твой отец, царь Митридат, послал меня к тебе вот с этой скиталой! Твои помощники не допустили меня к тебе. Но я пробрался на корабль и спрятался до твоего прихода. И сейчас вручаю тебе послание твоего родителя-государя!
Всунув в руки опешившего Махара черную шкатулку с золотым гербом, странный посланец отскочил в сторону, заметив, что Фрасибул поднялся на ноги и намеревается сразить его мечом. Только теперь перс узнал ночного бродягу, которого безуспешно пытался схватить.
– Это ты, проклятый обманщик! – взревел он в ярости. – Не верь ему, царевич, это Асандр подослал его убить тебя! Эй, люди, хватайте его!
Фрасибул размахивал мечом, но в решительную схватку не вступал, зная, что Евлупор силен и мастер драться даже без оружия.
Но бородатый посланец, сумевший передать Махару скиталу, сразу почувствовал себя легко и свободно, на душе его стало ясно, как никогда. Не обращая внимания на Фрасибула и воинов, он разбежался, сделал прыжок, который оказал бы честь даже горному барсу, и перемахнул через борт. Он исчез в белоснежной пене, потом его голова зачернела среди волн. Легкими взмахами рук он отдалялся от корабля, направляясь к берегу.
– Стреляйте в него! – приказал Фрасибул, пылая яростью. – Эй, лучники, чего оторопели? Сразите его в воде!
Махар разглядел скиталу, потом обратил взор на море, где боролся со стихией бесстрашный гонец, который, видимо, хочет явиться к своему повелителю и доложить о свершенном. Повелитель этот – Митридат!
– Нет, нет! – возразил он, подстегнутый внезапной мыслью. – Не убивайте его! Скитала эта верная, и убивать посланца нельзя! Жизнь его неприкосновенна, пусть плывет!
Лучники опустили луки, ослабили тетивы и вложили стрелы обратно в колчаны.
Все смотрели, как смело плывет человек, и качали головами одобрительно.
– Отважен муж! – пронеслось по кораблям. – Не боится пучины! Такого жаль было бы убить! Да и Посейдон не простил бы нам, сейчас пловец под его покровительством!
XVII
Те, кто утверждал, будто Митридат утомлен и намерен отдыхать в Фанагории, пока его войска переправляются через пролив, просто не знали характера неугомонного царя. Он вступил в Фанагорию совсем не для того, чтобы за ее стенами найти покой после трудного похода. Здесь он задержался всего на одну ночь, которая целиком ушла на подготовку кораблей для переправы.
Царь бегло осмотрел город, который ранее представлялся ему захолустной эллинской колонией, бог знает когда основанной теосцем Фанагором среди топей и болот, затерявшейся в непролазных зарослях камыша. Он не ошибся, болот и камышей здесь было немало. И сам облик города сохранил отпечаток седой старины. Но был удивлен многолюдством и величиной Фанагории, обстроенной храмами и двухэтажными домами, имеющей большой торгово-ремесленный пригород.
Здесь были святилища всех богов, среди которых особо выделялся храм Афродиты Апатуры-Обманчивой, покровительницы Фанагории. Митридат принес жертву этой лукавой богине, осмотрел ее изваяние. Афродита сидела на троне со скипетром в одной руке и шаром – в другой. Рядом с нею стоял мраморный Эрос, шаловливый бог любовных встреч. Жрецы Апатуры выглядели важными и откормленными, благо на них гнули спины за городом сотни обездоленных тружеников – пелатов, которые мало чем отличались от рабов. Пелаты трудились на полях храма, жили в землянках, получая за свой труд всего лишь шестую часть урожая, почему их звали также «шестидольщиками».
Митридат заглянул в деревянный акрополь, построенный очень давно, его башни покосились и явно требовали замены. Проехал на коне вдоль городских стен, снизу сложенных из обомшелых камней, а выше рубленых из почерневших сосновых бревен. Заметил про себя, что такие укрепления боятся огня. Обратил внимание на множество ворон, круживших над стенами с протяжным карканьем. «Трусливые и лукавые птицы, под стать фанагорийцам!» – подумал царь, который с первой встречи убедился в двоедушии этих людей, прославившихся своими хитростями.
Посетив морской порт Фанагории, а затем речной, с их оживлением и сотнями грузовых судов, Митридат уяснил себе, что не камышовые заросли и не болота привлекли сюда греческих поселенцев, а сказочно богатая торговля как с заморьем, так и с племенами, живущими вверх по реке Гипанис. Недаром Фанагория считалась столицей азиатской части Боспорского царства и всегда соперничала с Пантикапеем.
В ответ на царские речи фанагорийские полуварвары, считающие себя чистокровными эллинами, кланялись низко. При этом усердно били комаров у себя на щеках и затылках – занятие общепринятое в этой местности, изобилующей летающим гнусом.
Увидев, что и Митридат так же начинает шлепать себя по шее, отгоняя назойливых летунов, они принесли жаровню с сухим коровьим пометом, зажгли его, устроив дымокур, от которого царь закашлялся.
Фанагорийские ораторы выступали с туманными речами, в которых восхваляли понтийского царя и сыпали заверениями в своей вечной преданности ему.
Но Митридат доверял лишь стратегу города Кастору, которого подкупил ранее через тайных людей и который подготовил город к мирной сдаче.
Царь не сомневался в том, что и Кастор имеет фанагорийскую душу, изменчивую и коварную. Но стратег обуреваем жадностью к золоту и честолюбивым стремлением стать первым в городе. Ради утоления этих страстей он готов был служить понтийскому повелителю, пока тот в силе и возвеличен богом. Этот благообразный и статный муж с русой бородою хотел получить из рук Митридата власть и золото, то есть те блага, в которых ему отказали вчерашние покровители города – римляне.
Кастора поддерживали богатые фанагорийцы, которые готовы были любой ценой сохранить целостность города и собственное достояние. Вчера они искали поддержки у всесильного Рима, сегодня склонились перед Митридатом, понимая, что он раздавит их, если они его плохо примут. И старались заверить грозного царя в своей готовности быть его вечными подданными. А дальше, думали они, будет видно! Кто победит, тот и хозяин, тому и почет и низкие поклоны! Сегодня же надо помочь неспокойному гостю переправиться в Тавриду вместе с его прожорливыми ратями, которые в одну ночь съели почти все хлебные запасы города.
Были в Фанагории и явные филоромеи, такие, как трапезит Архидам, разбогатевший благодаря связям с Сервилием, пиратствующим на море. Этому вообще нельзя было встречаться с Митридатом из опасности угодить на кол.
Архидам и еще сотня горожан, открыто служивших Риму, снарядили несколько речных судов. Погрузили на них свои накопления и пожитки и вместе с семьями бежали по реке Гипанису в глубь страны, надеясь найти убежище у тамошних племен.
Кастор, предполагая, что Митридат задержится в Фанагории, готовил для него развлечение – охоту на диких кабанов в камышовых зарослях. Удовольствие острое, достойное мужчины, так как клыкастые секачи яростно бросаются на охотника, если тот преграждает им путь. Чтобы подкрасться к стаду, нужно бесшумно брести по горло в мутной воде, а потом бить зверя копьем под переднюю лопатку.
Но Митридат отказался от кабаньего полевания. Еще не алела утренняя заря, а войско уже начало посадку на корабли. Загремели цепи якорей, извлекаемых из воды. Митридат, исполненный боевого задора, пытался разглядеть во тьме огни Пантикапея, куда он так стремился и где предполагал начать, не теряя времени, усиленную подготовку к новой схватке с Римом. Он проявлял нетерпение и торопил стратегов и навархов с отплытием. «Вперед, вперед! – стучало его неутомимое сердце. – Скорее в столицу северных эллинов, богатую, многолюдную!.. Там все начнется сызнова!.. Вперед, к грядущей победе!»
Рассвет застал корабли среди пролива. Первые лучи солнца осветили берег Тавриды, окрасили его в пурпурные тона вперемежку с искрометным золотом. Стройные стены и башни пантикапейских укреплений, корона акрополя на высоком холме и белые ярусы домов, сбегающие к морю, загорелись красками небывалой красоты. Воеводы и ратники взирали на дивный город в изумлении. Он казался им ожившей сказкой, чем-то наподобие дворца великанов, построенного из золота и драгоценных камней-самоцветов.
Вспыхнувшим взглядом смотрел на эту жемчужину севера Митридат. Около него на передовом корабле стояли ближайшие соратники, также испытывая подъем духа. Среди них был и Кастор, сопровождающий Митридата, как правитель Фанагории, царский политарх, назначенный на эту должность прошлой ночью. Он снарядил десять кораблей за счет города, посадил на них фанагорийских гоплитов и горских удальцов в лохматых шапках. Те и другие всегда мечтали о разграблении богатого Пантикапея. Воинственные горцы распевали свои дикие песни и с гоготанием показывали один другому мешки для добычи и ремни для связывания пленников, которых они продадут в рабство за хорошие деньги.
Пожар в порту и появление пяти кораблей, которые с поспешностью вышли в пролив и направились к югу, вызвали оживленные замечания.
– Кто-то бежит из города, – просто ответил Кастор на вопросительный взгляд Митридата. – Это те, кто боится кары за службу Риму! Они подожгли остальные суда, дабы избежать погони. Прикажи, я попытаюсь догнать их на быстроходных камарах!
– Не надо, – нахмурился царь, упрямо склонив голову. Он, как и все, хорошо знал, кто может так поспешно покидать Пантикапей.
Над городом выросла колонна черного дыма, увенчанная в высоте бурым облаком. Такие же дымы показались в разных местах на берегу, к северу и к югу от столицы.
– Что это такое? – спросил царь Кастора.
– Это, государь, – ответил тот с поклоном, – сигнальные огни, их зажигают, когда надо поднять все города против врага! Это сигналы войны!
– Неужели они намерены сопротивляться? – с досадой молвил Митридат, обращаясь к окружающим. – Осада города нежелательна! Пантикапейцы должны принести свою покорность и встретить меня как законного государя, а не как завоевателя!.. Эй, Менофан!
– Я здесь, великий государь! – отозвался стратег, выступая вперед.
– Нужно выяснить, в чем дело! Поспеши на десяти кораблях вперед и растолкуй боспорцам, зачем я прибыл. Потребуй, чтобы горожане выслали лучших людей навстречу мне для переговоров!
– Спешу!.. Исполняю!..
Менофан немедля перешел на другое судно. Заиграли рожки, на мачтах появились сигнальные щиты. Десять кораблей ударили веслами по волнам и быстро оказались впереди, взбудоражив утреннюю гладь пролива.
XVIII
За действиями Митридатовой флотилии следили тысячи глаз со стен Пантикапея. Видя, что авангард из десяти кораблей быстро приближается, все зашевелились, стали готовить оружие. Асандр приказал воинам и их начальникам ни в коем случае не метать стрел и камней самовольно и не выкрикивать оскорблений. Он наблюдал за высадкой отряда Менофана, а вскоре узнал и его самого.
Стратег Митридата, сопровождаемый воинами, приблизился к стенам города и сделал знак рукой. Голосистые глашатаи подбежали к городским воротам и заявили, что законный повелитель Боспора, царь Митридат, прибыл в свои владения и удивлен, почему город вооружился и закрыл ворота… Царь повелевает архонтам и военачальникам явиться к нему для ответа! Никто не будет наказан беспричинно!
– А за какие проступки царь будет наказывать? – спросили со стен.
– За измену! – ответил Менофан кратко и внушительно. – Кто изменил царю, тот умрет!.. Такова воля царя!
Между зубцов стены появился Асандр в блестящем шлеме. Он крикнул:
– Изменил Митридату один царевич Махар! Но он бежал из города! Город царю не изменял!
– А если не изменял, то почему вы вооружились и закрыли ворота? – спросил Менофан брюзгливо.
– Повторяю – изменил отцу Махар. Но он с друзьями уже далеко в море. А город всегда закрывает ворота, если приближаются войска, хотя бы и дружественные!
– Подтверждаете ли вы присягу на верность царю Митридату?
– Подтверждаем, ежели городу будут сохранены его свобода и обычаи, а гражданам – неприкосновенность! Мы не хотим отвечать за проступки Махара!
Асандр имел зычный голос, и его слова были слышны далеко. Воинственный пыл пантикапейцев, поддерживаемый опасениями за целостность своих очагов и храмов, несколько поостыл, когда они увидели, как плотные колонны царских войск начали дружную высадку на берег. Сотни воинов и рабов с криками тащили на сушу огромные камнеметы и тараны с бронзовыми головами. Стало очевидно, что Митридат явился сюда не как беглец, но возглавляет сильное войско. И было бы лучше обойтись без кровопролития. И в то же время каждый пантикапейский ополченец готов был драться насмерть, если придется защищать свой очаг. Надежда была на Асандра, на его мудрость, на его опыт в общении с Митридатом, умение вести хитрые переговоры. Он найдет выход!..
– Кто возглавляет оборону? – спросил Менофан.
– Волею богов и народа – я, Асандр!
– Если так, то тебя и других архонтов города царь требует к себе! Остерегитесь промедлить, дабы не вызвать гнева государя!
Опасная игра вступила в решающую фазу. Асандр понимал, что его жизнь стала в этой игре разменной монетой. Друзья прямо говорили, что если он пойдет к Митридату, тот посадит его на кол, так как хорошо осведомлен о его дружбе с изменником сыном.
– А если я не пойду к Митридату? – возражал Асандр. – Тогда царь разгневается и начнет приступ! Он проломит ворота города, и его воины совместно с фанагорийцами учинят грабеж и насилие! И никакой царь не удержит их, таков закон войны!
– Беги в Танаис, – посоветовал Панталеон.
– Нет! – громко ответил Асандр. – Моя судьба едина с судьбой Пантикапея! Я сын города и лучше умру, но не допущу его разгрома! И явлюсь к Митридату, хотя бы там меня ждали дыба и смерть!
Он пошел в свой дом, надел лучшие одежды, расчесал и умастил волосы, привесил сбоку блестящий меч и оглядел себя в металлическое зеркало.
– Я полагаю, – сказал он с достоинством, – что всем членам совета покидать город не следует. Пантикапей не может остаться без власти!
– Верно! – хором ответили архонты, которых страшила встреча с Митридатом.
– Пойду я один с немногими людьми. И скажу, что совет города готовит торжественную встречу, потому и задержался!
После чего с тем же достойным видом проследовал к городским воротам, сопутствуемый криками толпы:
– Асандр – истинный сын Боспора! Асандр – вождь народа!.. Слава ему!
Многие, восхищенные его смелостью и благородством, устремились за ним вслед, распевая хвалебные гимны. Пока он дошел до выхода из города, толпа разрослась и превратилась в бурную человеческую реку. Люди пели, кричали, возглашали здравицу Асандру.
– Асандр идет на смерть за свой город!
– Асандр уговорит грозного царя не штурмовать город!
Когда ворота распахнулись, огромная масса молодежи последовала за Асандром. Молодые эфебы заявляли громогласно:
– Если царь Митридат вздумает казнить Асандра, то пусть казнит и нас всех!
XIX