Спецназ Его Величества. Красная Гвардия «попаданца» Шкенёв Сергей

Автор выражает признательность литературному форуму «В вихре времен» за техническую и моральную поддержку, а также за помощь в поиске и исправлении моих ошибок.

И отдельно:

Сергею Викторовичу Акимову

Андрею Владимировичу Туробову

Пролог

Документ

«Первые опыты Фултона с самодвижущимися судами относились еще к 1793 году, когда он, исследуя различные типы гребного колеса, пришел к заключению, что наилучшим будет колесо с тремя или шестью лопастями. В 1794 году, побывав в Манчестере, он убедился, что наилучшим двигателем для самодвижущегося корабля может быть только паровая машина Уатта двойного действия. В последующие годы Фултон много думал над формой, проекциями и очертаниями судна. Прежде чем приступить к строительству, он уехал на воды в Пломбьер и здесь проводил опыты с метровой моделью, приводимой в движение пружиной.

Весной 1803 года Фултон приступил в Париже к строительству своего первого парохода. Он был плоскодонным, без выступающего киля, с обшивкой вгладь. Паровая машина Уатта была взята напрокат у одного знакомого, но схему передаточного механизма придумал сам Фултон. Построенный корабль оказался недостаточно прочным – корпус не выдержал тяжести машины. Однажды во время сильного волнения на Сене днище проломилось, и взятая в долг машина вместе со всем оборудованием пошла ко дну. С большим трудом все это удалось достать на поверхность, причем Фултон жестоко простудился во время спасательных работ. Вскоре был построен новый, гораздо более прочный корпус судна, имевший 23 м в длину и 2,5 м в ширину. В августе 1803 года было проведено пробное испытание. В течение полутора часов пароход двигался со скоростью 5 км/ч, что являлось хорошим результатом даже против 40 км/ч у русской канонерки «Гусар», и показал сносную маневренность.

Первым делом Фултон предложил свой пароход Наполеону, но тот не заинтересовался этим изобретением. Весной 1804 года Фултон уехал в Англию. Здесь он безуспешно старался увлечь английское правительство проектом своей подводной лодки и одновременно следил за изготовлением паровой машины фирмой Боултона и Уатта. В том же году он отправился в Шотландию, чтобы ознакомиться с построенным там Саймингтоном пароходом «Шарлотта Дундас». (Саймингтон был едва ли не первый европейский механик, успешно справившийся с постройкой самодвижущегося парового судна. Еще в 1788 году по заказу крупного шотландского землевладельца Патрика Миллера он построил небольшой корабль с паровым двигателем. Пароход этот был испытан на Дэлсуинтонском озере в Шотландии и развил скорость до 8 км/ч. Спустя полтора десятилетия Саймингтон построил второй пароход – упомянутую выше «Шарлотту Дундас» для владельцев Форс-Клайдонского канала. Он предназначался для транспортировки грузовых барж.) Пароход Саймингтона был несомненно удачной моделью. Средняя скорость его без груженых барж составляла около 10 км/ч. Однако и этот опыт не заинтересовал англичан. Пароход вытащили на берег и обрекли на слом. Фултон присутствовал при испытаниях «Шарлотты» и имел возможность ознакомиться с ее устройством.

Дальнейшая судьба Фултона печальна – летом 1805 года он приезжает в Россию с целью покупки лицензии у «Сормовского пароходного завода», но погибает при неизвестных обстоятельствах.

Из книги профессора Яна Флеминга «Звезда и смерть Наполеона Бонапарта». Монтевидео, 1957 год»

Глава 1

Тишина над Волгой, только слышно, как перекликаются часовые на заякоренной поодаль от берега барже. На песке сохнет бредень, и дымок от разведенного бурлаками костра щекочет ноздри, обещая уху из мелких судачков да пары здоровенных язей. А что глаза щиплет, так и перетерпеть можно, чай, в походе, не дома у печки. Славный и спокойный вечер после трудного дня. Где-то на перекате бьет жерех, обнаглевшая чехонь устраивает драку из-за брошенной в воду хлебной корочки, солнце садится за горы… Ничего, все равно его утром рано заволжские мужики обратно на небо баграми вытолкают.

– Красное-то какое. – Александр Федорович Беляков поправил над углями прутик с насаженным куском колбасы. У начальства свой костер, это только уха общая. – Все от грехов наших.

Капитан Ермолов, заросший бородой и давно не стриженный, более похож на разбойника из песен, чем на офицера. Качает головой:

– А я вот слышал, будто вечерами ангелы жгут надоедливые молитвы, скопившиеся за день. А на утренней зорьке – ночные.

Беляков поежился и покосился на бурлаков, расположившихся шагах в тридцати – не слышат ли?

– От таких слов Соловками да Тобольском веет.

– Может быть. – В огонь полетел найденный на берегу обломок доски. – Только я думаю, что лучшая молитва – делом.

– Это точно, – согласился Александр Федорович. – Дел-то мы немало наворотили.

Обоим было чем гордиться – на барже, аккуратно упакованное и опечатанное, лежало золото. Не те крохи, что с боем вытрясли из втихомолку добывающих его диких старателей, а много и сразу. Россыпи на Южном Урале дали баснословный выход – более фунта песка с таракашками самородков при промывке ста пудов породы. Так не бывает, но так оно и было. Если очень нужно, то почему бы не случиться чуду?

Позади остались и мерзкая осень с бешеной спешкой управиться до морозов, и лютая голодная зима в землянках… Дрова, привезенные черт знает откуда… промывки растаявшей снеговой водой при свете масляных плошек… Ломались железные пешни и ломы, высекавшие искры из застывшего грунта, – люди выдержали. У людей цель, которой нет у бездушного металла.

Весной стало легче. Да что говорить – будто заново родились. Особенно когда из Челябы пришел обоз с провиантом и подмогой, целым батальоном 52-го стрелкового полка, бывшего до переименования то ли Сибирским, то ли Симбирским. Вот тогда позволили себе вздохнуть и распрямить гудящие от натуги спины. Ермолов наконец-то вспомнил, что он капитан, а не землекоп, и еле смог оторвать от лотка и лопаты вошедшего в раж министра. Таковым, правда, Александр Федорович почувствовал себя не сразу. Виданное ли дело – из купцов третьей гильдии, и сразу на самые верха? Но пришлось привыкать. По-иному нельзя – сожрут.

Как сожрал бы астраханский вице-губернатор Каховский, замещающий недомогающего генерала Повалишина. Поначалу сей господин отказывался принять неизвестного оборванца с подозрительной и явно фальшивой бумагой, шестью десятками пудов золота да толпой вооруженных бородачей, но на следующий день отдал приказ об аресте. Так и осталось в тайне, что руководило поступками на первый взгляд почтенного и достойного господина. Может, это желтый дьявол решил в очередной раз пошутить? Скорее всего так…

Донельзя раздосадованные возможной задержкой, егеря одними прикладами разогнали посланных по их души солдат местного гарнизона, а Александр Федорович впервые применил власть, велев взять вице-губернаторский дом штурмом. Короткая баталия прошла почти бескровно, единственной жертвой стал хозяин сего дома, найденный застрелившимся в собственном кабинете. Ну да Бог ему судья. Вот только как можно пустить пулю в затылок из охотничьего ружья? Но свидетелей не осталось, более того, куда-то запропастился секретарь покойного.

В Астрахани наняли баржу с артелью бурлаков – водный путь хоть и длиннее, но безопаснее для ценного груза. Знаменитые волжские разбойники если и остались где-то кроме песен, на глаза не попадались. Вообще все путешествие до Нижнего Новгорода напоминало увеселительную прогулку, разве что без цыган и шампанского. В Казани были приглашены на бал в Дворянском собрании, но вынужденно отказались по недостатку времени. Время, как говорит государь-император, не ждет! И усмехается при этом странно, поминая нехорошим словом британскую столицу. Интересно, какое имеет отношение Лондон к добыче золота? Или Павел Петрович подразумевал что-то другое?

Сегодня последняя ночевка. Встали, едва миновав Кстово, чтобы завтра, даст Бог, со свежими силами дойти до Нижнего. Домой потом, это всегда успеется, сначала исполнить долг. Вот ведь странное чувство – вроде и не брал ничего ни у кого, никому не обязан, все обещания выполнил и даже сверх того… но не оставляет ощущение… будто некто невидимый смотрит в спину и тихо-тихо шепчет:

– Ну еще чуток… Остались же силы! Ты сможешь…

И голос не укоряющий или просительный – ласковый, с интонациями ожидания и надежды. Глас Божий? Зов Отечества? Но разве это не одно и то же?

* * *

– Да чтоб тебя, собаку, приподняло да прихлопнуло! – выругался Беляков, когда из-за страшного рева со стороны реки сама собой дернулась рука и кусок колбасы с прутика упал на угли.

Вскочившие в испуге бурлаки впопыхах перевернули котел с ухой и попрятались по кустам. Оставшийся у шипящего и плюющегося паром костра старшина артели одной рукой крестился, а другой крепко сжимал узловатую дубину.

– Зверь неведомый по воде бежит, ваше сиятельство! – Невзирая на строгий запрет, он упорно именовал Александра Федоровича именно этим титулом. – Лапами прямо так и шлепает!

Опять что-то громко заревело. Подскочивший Ермолов вскинул винтовку к плечу, но не успел прицелиться в надвигающуюся черную громадину с горящими глазами, как с баржи зачастили выстрелы по меньшей мере троих часовых.

– Мать вашу! Ну сколько же можно? – Исполненный тоски и отчаянья крик, а сразу за ним в темнеющее небо взлетела осветительная ракета. – Имейте совесть!

Повисший на крохотном шелковом колпачке, называемом французским манером «parachute», плюющийся белыми искрами светлячок тем не менее позволил разглядеть необычного вида корабль. Назвать его судном язык не поворачивался, да и торчащие над фальшбортами орудийные стволы не оставляли сомнений в военном происхождении плавающего… плавающей… батареи? Пусть называется механизмом. А как еще? Чего только в жизни не видывали, но такого не приходилось.

М-да… весь какой-то приплюснутый, по бокам мельничные колеса, и венчает все это высокая коптящая труба. Срамота, не корабль.

– Алексей Петрович. Погоди стрелять.

– Да я гожу, – откликнулся Ермолов.

Тем временем ракета погасла, шлепанье по воде прекратилось, и голос из темноты спросил:

– Тут мелей нет? Пристать можно?

Видимо, ответа не требовалось, так как почти сразу же послышался скрип мокрого песка – неизвестный агрегат ткнулся носом в берег. Правый глаз чудовища моргнул, оказавшись обыкновенным фонарем, а снявший его с крюка человек ловко спрыгнул прямо с борта:

– Разрешите представиться! Лейтенант Императорского Пароходного Флота Денис Давыдов! С кем имею честь?

– Капитан Ермолов. – Алексей Петрович протянул руку в приветствии и переспросил: – Какого флота, простите?

Моряк (или речник?) смутился, что было заметно даже в неверном свете фонаря:

– Пароходного… Но вы не думайте, господин капитан, скоро таких кораблей станет много! Два или три. – Тут лейтенант что-то вспомнил и удивленно воскликнул: – Постойте, а не вы ли сопровождаете Его Высокопревосходительство?

– Нет, он меня сопровождает. – Беляков сделал шаг вперед. – И никого более тут нет. Разве что… Ефим, признавайся, ты путешествующий инкогнито генерал?

– Кто инкогнито? – обиделся бурлацкий старшина. – Мы Мироновы будем. А по-уличному – Талалушкины.

– Вот видите, господин лейтенант, ошибка вышла. Так что извиняйте.

Не прошло и получаса, как недоразумение разрешилось к всеобщему удовлетворению. Денис Давыдов действительно был послан встречать баржу с золотом и министром – сведения об инциденте в Астрахани долетели до Петербурга на удивление быстро, и обеспокоенный случившимся император Павел Петрович отдал приказ о сопровождении груза. Как раз в селе Соромово, что чуть выше Нижнего Новгорода по течению Волги, заканчивали установку трофейной паровой машины на канонерскую лодку «Гусар». Лейтенант, получивший офицерский чин за храбрость при взятии Стокгольма, и стал ее командиром.

– Да, отстали мы от жизни в дикой глуши, – посетовал Ермолов. – У вас там события происходят, войны, штурмы вражеских столиц, а тут чуть мхом не поросли.

– Действительно, – поддержал капитана Александр Федорович. – Вы уж нам, Денис Васильевич, расскажите, будьте любезны.

– Обо всем и расскажите. Время есть, пока уха по второму разу варится.

Лейтенант ненатурально поупирался, мол, какой из меня рассказчик, но было видно, что его распирает от желания поделиться новостями со свежими и благодарными слушателями. Долго уговаривать не пришлось – прокашлялся и… и посмотрел с ожиданием.

Алексей Петрович первым понял причину заминки:

– А не употребить ли нам малую толику во славу русского оружия?

Беляков не стал возражать:

– И монаси приемлют.

Денис Васильевич инициативу старших поддержал с энтузиазмом. Ну как же, ведь именно в таком возрасте жизнь кажется бесконечной чередой праздников и дружеских застолий, лишь изредка прерываемых войной. Да и сколько той войны? А возможная смерть огорчает лишь тем, что не сможешь никому похвастать совершенными подвигами. Досадная мелочь, право слово!

– Вот когда англичане от Кронштадта удрали, – начал лейтенант и сразу же отвлекся, передавая флягу по кругу. – Да, знатно драпали!

– Позвольте, но что же их так напугало? – удивился Ермолов.

– Как, вы не знаете?

– Кое-что донеслось до нашей глуши, но хотелось бы услышать из уст очевидца.

– Тогда…

И Давыдов поведал, с успехом заменяя живостью воображения недостаток фактов: о боях в городе, о кулибинских огнеметных машинах, героизме ополчения, уцелевшего едва ли на треть. Потом перешел на подвиги военно-морские, отсчет которым положила воздушная атака с помощью шара и змеев.

Да, англичане бежали, проявив в позорной трусости своей пример отчаянной храбрости. Британские моряки жертвовали собой, пробивая путь сквозь мины для спасения адмирала Нельсона. И хитрый лис улизнул из капкана, бросив на растерзание остатки эскадры. У короля много! Шведам повезло меньше. Или совсем не повезло, если сказать прямо – единственный их фрегат, прорвавшийся по фарватеру, попал в «братские» объятия датских линейных кораблей, спешивших на помощь к русскому союзнику. Боя как такового не случилось – избиение вряд ли можно назвать боем. А стрельба картечью по плавающим среди обломков… Ну мало ли какие традиции в просвещенных Европах?

Силы Балтийского флота, вышедшие через ставший безопасным проход, Нельсона не догнали, да и, собственно, не очень старались. Англичане подождут, есть хотя и менее важная, но более достойная цель – наказать предателей. Альбион враг давний и явный, а вот удары в спину прощать нельзя. Совсем нельзя. Никогда и никому.

Стокгольм захватили с минимальными потерями. Тут скорее сыграл свою роль не фактор неожиданности, а общее положение дел. Из когда-то грозного противника Швеция превратилась в третьеразрядную страну, мнение и политика которой напрямую зависели от настроения и грозных окриков более сильных соседей. И на этот раз с выбором хозяина немножко ошиблись…

Экспедиция продолжалась ровно три недели, считая двое суток, потраченных на подавление любого сопротивления. Канонерки, пользуясь малой осадкой, чувствовали себя как дома в разделяющих вражескую столицу протоках и проливах Меларенского озера, и отвечали пушками на любой, даже пистолетный, выстрел. Не успевший бежать король Густав Четвертый Адольф стал жертвой одной из таких бомбардировок, но перед смертью подписал полную и безоговорочную капитуляцию, заодно отрекшись от престола.

– Целый час уговаривал! – коротко рассмеялся лейтенант, получивший свой чин после того случая. – У нас не забалуешь!

Остальное время потратили на справедливый раздел трофеев. Датчане удовлетворились остатками шведского флота, пошедшего в возмещение убытков, нанесенных англичанами Копенгагену, а русские забрали оставшуюся мелочь. В нее, то есть в мелочь, входила небольшая контрибуция и обязательство нового правительства о поставках добытых в течение последующих двенадцати лет железа и меди с наценкой не более десятой части.

– Однако! – покачал головой Ермолов. – Изрядная прибыль государству.

– Увы, Алексей Петрович, – ответил Давыдов. – Все не так благостно, как представляется на первый взгляд. Мы вывезли с шахт не только паровые машины, но даже инструмент, включая металлические части оборудования. И плавильные печи… как они там называются… неважно, их теперь нет. Совсем нет.

– Так и до бунтов недолго, оголодает народишко…

– Ходят слухи, что государь что-то предпринимает в этом отношении. Но, сами понимаете, не в моих чинах о том ведать.

И тут же оба перевели взгляд на Белякова. Тот возмутился:

– Мне что, сороки на хвосте новости приносят? Не более вашего знаю. Да и министр-то я… игрушечный, что ли… Придем в Нижний, узнаем больше. Нашу баржу твой самовар потянет, Денис Васильевич?

– Пароход!

– Я и говорю, самовар.

Если Давыдов и обиделся на пренебрежительное отношение к своему кораблю, то виду не показал. Ну что могут понимать сухопутные? Сам император Павел Петрович, напутствуя лейтенанта, говорил о грандиозных перспективах, открывающихся при использовании силы пара. Когда-нибудь дымящие и пыхтящие, шлепающие по воде плицами суденышки с двадцатью человеками экипажа превратятся в бронированных мастодонтов, перевозящих по нескольку дивизий и способных одним залпом сметать с лица земли целые города.

– Наш «Гусар» три таких баржи потянет. – Подумал и поправился: – Против течения – только две.

– Слабовато, – отметил Беляков.

– Да у нас совсем другие задачи! Вот посмотрите на «Гусара» в баталии!

– Нет уж, спасибо за предложение, – отказался Александр Федорович.

Но Ермолов заинтересовался:

– А можете ли принять на борт десант, Денис Васильевич?

– Это смотря какой численности и на какую дальность похода. Места маловато. Считайте сами – восемь кочегаров, десять канониров при трех орудиях, два механикуса, именуемые инженерами, лоцман, в море заменяемый штурманом, да два палубных матроса.

– А что они на берег-то не сходят?

Лейтенант смутился:

– Я их в трюме запер.

– Зачем?

– Да как вам сказать… по нам уже в третий раз стреляют, как бы до мордобоя, простите, не дошло.

– Серьезные люди.

– Добровольцы не менее пятого года службы. Да утром сами посмотрите, авось за ночь добрее станут.

* * *

Увы, за ночь никто так и не подобрел. Экипаж «Гусара» встретил бурлаков, тянущих буксирный канат, неприветливо. Напрасно те пытались объяснить свою полную безоружность и кивали на охраняющих баржу егерей – нет у военного моряка веры штатскому человеку. Да и не человек это вовсе, ежели не служит. Так, половинка…

Лейтенант предложил Белякову с Ермоловым продолжить дальнейший путь на пароходе:

– И вам удобнее, и мне спокойней.

– В этакой тесноте?

– Ветер встречный будет, – пояснил Давыдов.

– И что?

– Дым из трубы прямо на баржу пойдет.

Он оказался прав. Мало того, злопамятные кочегары наверняка подбросили в топку… хм, лучше не знать, чего они там подбросили.

Пароход бежал на удивление резво, и менее чем через час Александр Федорович смог увидеть собственный дом. Вон, стоит, блестит окошками второго этажа и весело подмигивает – загулял, мол, хозяин? Сжало сердце, и в груди неизвестно почему отдалось болью, памятью о прошлогоднем покушении. А ведь так и не нашли стрелявшего. Следы злоумышленников, поначалу уводившие к Керженцу, поворачивали и, в конце концов, пропадали вблизи Нижнего. Не в буквальном смысле следы, но нашлись люди, видевшие и слышавшие кое-что, да вот толку…

А канонерке на переживания и воспоминания плевать – идет себе да пугает гудками противно орущих чаек. Беляков проследил без всякой цели за удирающими к заволжскому берегу птицами и зацепился взглядом за грандиозную стройку:

– Здесь что такое?

Давыдов пожал плечами:

– Вроде как братья Нобели стекольный завод ставят.

– Немцы, что ли?

– Шведы.

– Они откуда?

– Не знаю, скорее всего, оплатили кандидатскую пошлину.

– Это как?

Оказалось очень просто – теперь любой иностранец мог претендовать на российское подданство только после определенного срока пребывания в кандидатах. Затем следовало принятие православия и экзамен по русскому языку, разумеется, платные. Кандидатский стаж напрямую зависел от полезности будущей деятельности – для промышленников не более года, купцам же от пяти до десяти лет.

– Но зачем им? Неужели в родной стране так плохо?

– Не в этом дело, Александр Федорович, – вместо Давыдова ответил капитан Ермолов.

– В чем же?

– В том, чего мы везем на барже.

– Но откуда они могли знать?

– Именно про это? Никто и не знал. Нюхом чуют… собаки.

Беляков промолчал. А о чем говорить-то? Государь строг, но справедлив, вот он и определит, кому откусить от золотого пирога, а кто простым хреном перебьется.

* * *

Вот и Нижний показался – блестят маковки церквей, зеленый шатер Михаила Архангела в небо стремится, сбегают с откоса к воде ступенчатые стены. В одном месте, правда, вместо стены огромная дыра, которую каждый назначаемый губернатор клятвенно обещает заделать. Но то ли все недосуг, то ли денег не хватает, а то вовсе боятся новых оползней, только давно уже нижегородский кремль смотрит на Волгу щербатой ухмылкой завзятого буяна и выпивохи.

В аккурат напротив пролома и причалили. Набежавшую подивиться на пароход толпу тут же оттеснили высыпавшие на пристань егеря капитана Ермолова, а немного погодя появилась подмога – неизвестного рода войск солдаты в синих мундирах с малиновыми прямоугольниками на воротниках.

– А это кто такие, Денис Васильевич? – поинтересовался Беляков.

– Эти? – Давыдов оторвался от заполнения вахтенного журнала и бросил взгляд на берег. – Из Министерства государственной безопасности.

– Давно ли появилось?

– Еще в ноябре указ вышел. Его сиятельство граф Бенкендорф и возглавил. А вы разве не знали?

– Да откуда?

– Ах да, простите, совсем позабыл. Вас встречают, кстати.

Действительно, сквозь раздавшуюся в стороны толпу к «Гусару» быстро шел офицер. Или не офицер? С этими новыми мундирами сам черт ногу сломит! Вот он (не черт, разумеется) вступил на сходни.

– Прапорщик, вы ли это? Какими судьбами, Сергей Викторович?

– Старший лейтенант! – Акимов рассмеялся и крепко пожал протянутую руку. – Вот и опять увиделись, Александр Федорович.

Обернулся к Ермолову, щелкнул каблуками:

– Здравия желаю, господин подполковник.

– Капитан, – поправил Алексей Петрович.

– Как? – Грозный взгляд на Давыдова. – Разве Денис Васильевич не сообщил о прошедшей переаттестации?

– Да я же… – попытался оправдаться лейтенант.

– Понятно. Впрочем, и сам могу рассказать за обедом. Не возражаете, господа?

– А это? – Ермолов сделал неопределенный жест, изображающий беспокойство за груз на барже.

– Куда оно денется? – пожал плечами Акимов. – Это же не новый чин, который при отсутствии должного обмытия может обидеться и перестать расти. Или вообще усохнет. Так что не переживайте, сейчас прибудет губернатор с докладом, вот ему и сдадите под расписку. А мои люди перевезут и обеспечат безопасность.

– Чью?

– И вашу в том числе.

* * *

Спустя три часа

Коляску ощутимо потряхивало на выбоинах, и Александр Федорович недовольно морщился – после удобств и спокойствия водного путешествия ехать по разбитой дороге не самое приятное занятие. И это почти в центре города, черт бы его побрал! Надо будет попросить Кулибина изобрести чего-нибудь для гладкого покрытия улиц, а то при езде по брусчатке мягкое на первый взгляд сиденье ощутимо бьет по заднице, и походка потом немного напоминает краковяк. Со стороны незаметно, но самому довольно неприятно.

Город неуловимо изменился. Беляков долго не мог понять, что же стало не так, и не сразу догадался – исчезли вывески на лавках с немецкими и французскими названиями. Сергей Викторович подтвердил озвученное вслух предположение:

– Совершенно правильно! Только иноземные языки не под запретом, тут вы, Александр Федорович, ошибаетесь, а приравнены к излишествам. За них, как известно, всегда приходится платить. За пятьдесят рублей с буквы можно хоть Вольтера во всю стену цитировать… Но деньги вперед.

– Копейки.

– Не скажите… Первые платежи из Польши и балтийских губерний позволяют говорить о будущих миллионах.

На углу улицы Варварской и Острожной площади экипаж остановился, пропуская колонну мальчишек лет десяти-двенадцати, с песней марширующих в сторону Ковалихинского оврага. Военная форма на детишках смотрелась несколько странно.

– Суворовцев в баню повели, – пояснил Акимов, перехватив вопросительный взгляд.

– Мелковаты для суворовских чудо-богатырей, – хмыкнул Ермолов. – Плохо кормите?

Сергей Викторович шутку не поддержал:

– Училище имени генералиссимуса Суворова создано по предложению нижегородского купечества и состоит на его иждивении.

Беляков удивился:

– Лет двести не замечалось за земляками патриотических порывов. Воистину времена меняются.

– Это точно, с государем Павлом Петровичем не заскучаешь, – согласился Алексей Петрович. – А что говорят в Европах?

– Да кого сейчас интересует их мнение?

Документ

«Калифорнийский коммерческий вестник. 27 мая 1914 года.

Спешите увидеть!

Сегодня в электро-светографическом театре «Адмирал Крузенштерн» состоится премьерный показ новой звуковой фильмы господина Ханжонкова «Штурм Вестминстерского аббатства».

В роли генералиссимуса Кутузова – Федор Шаляпин.

Входной билет – 50 коп.»

Глава 2

Лондон. 2 июня 1802 года

– Короля не интересует ваше мнение, господин Нельсон! Его вообще ничье мнение не интересует!

Адмирал задохнулся от гнева и не нашел слов для достойного ответа. Правда, сыплющего проклятиями сэра Питта-младшего они совсем не интересовали, эти слова оправдания. Но назвать победителя при Абукире просто господином… тут премьер-министр несколько перегнул палку! Хочет отправить в рискованную экспедицию? Так пусть отправляет, а не кричит, как ректор Итона, обнаруживший переодетого в женщину негритенка под кроватью воспитанника.

– Я сегодня же готов уйти в отставку, сэр!

Вот тебе вместо милорда, скотина! И шпилька достигла цели:

– Не горячитесь, сэр Горацио. Хересу, бренди?

– Рому.

Премьер-министр посмотрел с недоумением, но отдал явившемуся на звон колокольчика камердинеру распоряжение принести требуемое. Угодно адмиралу показывать характер и пить невообразимую дрянь? Это всегда пожалуйста. Если хочет, может даже последовать примеру Сократа, из всех напитков предпочитавшего цикуту. Может… но не сейчас, когда Бонапарт собрал в Булони новую «Непобедимую армаду». Корсиканский людоед давно бряцает оружием и алчно облизывается, поглядывая через Канал. Каналья… И в прошлом году французское нашествие не случилось разве что божьей милостью. Что сулит этот?

Судя по всему – ничего хорошего. Наполеон еще зимой объявил себя императором, а когда Англия наконец-то ответила положительно на его предложение о подписании мирного договора, только рассмеялся в лицо посланнику. И показал неприличный жест, явно подсмотренный у русского фельдмаршала Кутузова, с недавних пор бывающего в Париже чаще, чем в Петербурге.

Русские… вот постоянная головная боль. С их безумным царем никогда не знаешь, какой финт они выкинут в следующий раз. Швецию вот недавно захватили, оставив английскую промышленность без превосходного железа. Да ладно бы просто присоединили в качестве провинции, так нет же – император Павел заявил о создании временной Стокгольмской губернии и клятвенно пообещал предоставить независимость сразу, как только шведы оплатят все убытки, причиненные их войсками в русской столице. Теперь вольнолюбивые шведы собирают деньги на выкуп собственной свободы, не помышляя о бунтах и неповиновении. Некогда бунтовать, слишком велик процент за просрочку платежей. И что удивительно – виновником всех бед они считают исключительно одну Англию.

Ситуация, однако. А самое в ней неприятное не французский флот, второй год собирающийся высадить десант на спасаемые богом острова, а русские корабли, курсирующие между новороссийским берегом и Тулоном. Везут то, что Британия привыкла считать своей законной долей, – мачтовый лес, пеньку, хлеб. Обратно возвращаются груженные порохом и золотом. Против кого вооружаются, против Турции? Но жадный султан и без всякой военной угрозы пропускает конвои через проливы. И каждый раз жалуется английскому послу на оскудевшую казну, прозрачно намекая, что будь она полна… А куда делись двенадцать миллионов фунтов, безвозмездно выделенных взамен обещания усилить батареи Босфора и Дарданелл?

Средиземноморский флот Его Величества Георга Третьего, конечно же, по мере сил мешает русским перевозкам, но размен одного линейного корабля на три купеческие посудины более чем неравноценный. Вот для исправления сложившегося положения и понадобился адмирал Нельсон, до сего дня более полугода не появлявшийся в Лондоне.

– Подозреваю, что лишь самой малости не хватило вам для победы, сэр Горацио. – После первоначальной грубости настроение премьер-министра улучшилось, и теперь он изо всех сил старался подсластить вручаемую Нельсону пилюлю. – Надеюсь, в южных водах фортуна будет более благосклонна.

Адмирал сделал глоток и едва удержался, чтобы не выплюнуть. Напиток черни, солдат и пиратов никогда ему не нравился, но предлагаемая авантюра отдает таким гнусным запахом, что перебить его можно только этим… И шансов не ввязываться нет совсем, иначе не миновать почетной должности козла отпущения. Король требует крови, парламент требует крови, народ… тот ничего не требует. Только Питт предлагает шанс.

Почти в то же самое время в харчевне «Колокольчик и полпинты», что на Нерлингей-стрит, обедали два молодых негоцианта, прибывшие в Лондон утренним дилижансом из Дувра. Оба довольно скверно изъяснялись по-английски, так как являлись уроженцами Ганновера и явно переживали не лучшие времена. А то зачем бы им выбирать заведение не самого высокого пошиба, где из разумной предосторожности и бережливости вилки с ножами прикованы к столам тонкой цепочкой? Впрочем, предполагаемые финансовые затруднения не отразились ни на внешности, ни на аппетите.

– Щей бы сейчас с расстегайчиками, – тяжело вздохнул один из немцев и впился зубами в печенную под чесночным соусом баранью ногу.

– Угу, – согласился другой, с подозрением принюхивавшийся к своей порции. – И по штофу анисовой…

Немного помолчали, ностальгируя по милой сердцу ганноверской кухне, и опять вздохнули – Фридрих Толстенберг и Иоганн Лупехвальд путешествовали почти полгода и успели соскучиться по родной стороне.

– Анисовой тебе? – рассмеялся Иоганн. – Друг мой Теодор, откуда в столь диких местах взяться водке? Обойдемся ромом.

– Ваня, – с укоризной произнес Толстенберг. – Ты не забыл, что Александр Христофорович особо указывал на соблюдение строжайшей конспирации? Так что никаких Теодоров, я Фридрих, и точка.

– Да помню, не ругайся… Лучше о том подумай, как приказ выполнять будем.

– Есть предложения?

А вот этого не было ни у того, ни у другого. Удивительно, но англичане окутали свою возню вокруг вновь создаваемой эскадры такой тайной, что до сих пор оставалось неизвестным даже место ее сбора. Военные корабли просто исчезали без следа вместе с командами, а те, что еще не успели отбыть, охранялись лучше испанских золотых галеонов времен конкисты. Экипажам запрещалось сходить на берег, а шлюпки, привозившие на борт провизию и воду, досматривались морской пехотой на наличие посторонних. И небезуспешно, надо сказать – три матроса с фрегата «Геркулес» и две портовые шлюхи, которых они намеревались прихватить в плавание, болтались на реях с вывалившимися синими языками, напоминая остальным о том, что приказы не обсуждаются.

Явно напрашивался вывод – британцы затеяли очередную пакость. Осталось только узнать, против кого она будет направлена. Если против Наполеона, то черт бы с ним, император Павел Петрович недвусмысленно дал понять, что целиком и полностью одобряет независимую политику Франции и не намерен вмешиваться в любые ее дела, как внутренние, так и внешние. Если, конечно, на то не существует изложенной на бумаге договоренности.

– Слушай, Фридрих. – Лупехвальд положил на стол обглоданную кость и с торжествующим видом посмотрел на собеседника. – А если нам сегодня ночью наведаться к какому-нибудь сиятельному лорду и расспросить хорошенько? Задать вопросы прямо в лоб, так сказать.

– Толку-то? – Толстенберг отрицательно помотал головой. – Неужели ты думаешь, будто болтунам из парламента могут доверить что-то серьезное? Иоганн, это даже не смешно.

– А вдруг? Может, попробуем?

Фридрих назидательно поднял указательный палец и скучным голосом заявил:

– Запустив руку в дырявый карман, не надейся вытащить оттуда серебряный рубль. Э-э-э… в смысле, талер.

Последнее слово Толстенберг произнес громко, и стоявший за стойкой хозяин «Колокольчика и полпинты» мысленно поблагодарил провидение, пославшее столь выгодных посетителей. Люди мало того, что денежные, так еще и крепкие, здоровые! Это не те забулдыги, за которых сержант Симмонс дает по три шиллинга с головы. Тут не меньше фунта за каждого можно выручить! Правда, содержимым кошельков придется поделиться с вербовщиками… Или начать действовать самому, пока посланный с запиской мальчишка не успел добраться до порта?

Все же природная бережливость не позволила предпринять что-то в одиночку. А ну как сержант обидится, не обнаружив кошельков у будущих моряков флота Его Величества, и уменьшит долю? С него станется. А то и вовсе откажется оплачивать выпитое и съеденное немцами во время, так сказать, уговаривания поступить на службу.

Хлопнула дверь, запуская в харчевню новых посетителей, и кабатчик, встретившись взглядом с вербовщиком, привычным движением глаз указал на предполагаемый товар. Симмонс едва заметно, но одобрительно кивнул и громко потребовал вина для себя и троих своих спутников:

– Только лучшего, Сэмми, а не ту мочу, что ты в прошлый раз выдавал за рейнское!

– С каких это пор мое вино стало тебе по карману, Питер? – решил подыграть хозяин. – Или получил долю от сокровищ Голконды?

– Гораздо лучше!

– Наследство?

– Опять не угадал, Сэмми. Я завтра женюсь на вдовушке с изрядным капиталом, а сегодня намерен славно покутить, провожая последний денек вольной жизни! – Сержант Симмонс поклонился сидящим за соседним столом немцам: – Вы не откажетесь разделить мою радость, господа?

Когда в харчевню ввалился громогласный субъект с лицом, кричащим о вреде пьянства и печальных его последствиях, Федор Толстой немного насторожился. А уж когда тот стал перемигиваться с хозяином и пригласил незнакомых немецких негоциантов за свой стол, и вовсе обеспокоился.

Страницы: 123 »»

Читать бесплатно другие книги: