Завтра ты умрешь Малышева Анна

Лучи солнца медленно подкрадывались к постели, на которой разметалась уснувшая одетой женщина. Они соскользнули по стене, проползли по полу, запнулись о сброшенную подушку. Наконец, вскарабкались по свисающему краю простыни и легли на лицо спящей. Та недовольно оттопырила губы и слабо застонала, пытаясь поднять отяжелевшие от сна веки. Наконец, ей удалось открыть глаза. Наталья с минуту смотрела в потолок, потом приподнялась на локте и обнаружила, что спала в одежде.

Раздеваясь на ходу и бросая предметы туалета на пол, она прошла в ванную комнату, стиснув зубы, встала под прохладный душ, и стояла в кабинке, подставив лицо под сильные струи воды и гортанно покрикивая, до тех пор, пока не ощутила себя полностью обновленной. Высушив и с трудом расчесав спутанные волосы, она уложила их в хвост, отказавшись на этот раз от накладных прядей. Она все время прислушивалась, не раздастся ли какой-нибудь звук за стеной? Там стояла мертвая тишина, из чего женщина сделала заключение, что беглую хозяйку еще не поймали. На часах обе стрелки приближались к двенадцати. «А если ее перехватили на дороге и увезли прямо в больницу?»

Наталья торопливо натянула джинсы и легкий свитер, спустилась на первый этаж. Заглянула в столовую, отметила непривычный беспорядок на столе – грязные кофейные чашки, криво свисающие края скатерти… В прежние времена педантичная Ольга сгорела бы от стыда при виде такого натюрморта, но в это утро ей, как видно, было все равно. В охотничьей гостиной, в камине, дотлевало последнее громадное полено – его явно положили не так давно, на рассвете. Из этого Наталья заключила, что кто-то здесь бодрствовал всю ночь. Генрих Петрович? Или вернулся муж хозяйки? Ей становилось не по себе в этом пустом доме, откуда все словно сбежали, бросив ее одну на произвол судьбы.

Женщина вышла на веранду, оглядела парк. На лужайке перед домом по-прежнему горел фонарь – его забыли выключить утром. Освещенный желтый шар на фоне ясного неба усиливал ощущение заброшенности и беспорядка. Наталья поежилась и в тот же миг услышала за спиной спокойный мужской голос:

– После завтрака зайдите ко мне в кабинет, Наташа.

Она испуганно обернулась, и увидела в дверном проеме хозяина. Приложила руку к груди:

– Я не слышала шагов! Вы ночью приехали?

– Час назад, – он подошел к перилам, взглянул на парк, заметил горевший фонарь. – Позвоните, чтобы потушили. Не люблю, когда свет горит днем.

– Конечно, – заторопилась она, радуясь поводу уйти. – Я сбегаю на вахту, сейчас же!

Наталья робела перед Михаилом Юрьевичем, хотя этот равнодушный ко всему, меланхоличный человек ни разу не поднял на нее голоса, ни за что не отчитал. Она сама не знала, откуда бралось это чувство неловкости и вины перед ним. Оно появилось при первой же встрече, пять лет назад, когда Наталью представили худощавому, какому-то узкому с ног до головы, рано поседевшему мужчине с большими серыми глазами, выражавшими усталую печаль. У него был вид книжного червя, не имеющего понятия не то, что о курсе доллара, но даже о текущей дате… И тем не менее, Михаил Юрьевич Банницкий был одним из директоров крупного московского банка.

– Постойте, – вдруг сказал он, когда женщина уже спустилась по ступеням. – Не надо. Пусть горит.

Наталья удивленно подняла глаза. Михаил Юрьевич на ее памяти никогда не отменял отданных приказов… Но сегодня, когда все шло шиворот-навыворот, изменился даже он, казавшийся оплотом порядка и рациональности.

– Вы ведь еще не завтракали?

– Нет, – теперь она окончательно убедилась, что с хозяином происходит что-то неладное. Он никогда не интересовался тем, кто и что ел, и ел ли вообще. Сам Михаил Юрьевич питался странно, от случая к случаю, причем еда, даже самая вкусная, явно не доставляла ему удовольствия. Он ел, чтобы жить. «Как он странно говорит сегодня! – заметила женщина. – Будто во сне. У него вид лунатика!»

– Ольга плачет на кухне, от нее никакого толку, а повариха даже не приехала сегодня, – так же размеренно, в пустоту, продолжал он. – Так что завтрака, думаю, не будет.

– Оля плачет? – растерянно повторила женщина.

– Да, вы же еще не знаете, – он впервые за все время разговора взглянул прямо на нее. Его большие серые глаза всегда казались печальными, хотя Наталья по опыту знала, что к действительным чувствам Михаила Юрьевича это не имело отношения. – Ксении больше нет.

Она услышала странный звук – не то хрип, не то рык, и в это мгновение не поняла, что издала его сама. Отступила на шаг, едва не поскользнувшись на мокрых плитах дорожки, не сводя глаз с хозяина. Тот внезапно закрыл лицо руками, отвернулся и быстро ушел в гостиную. У женщины закружилась голова, и, пошатнувшись, она судорожно вцепилась в перила веранды. Наталья была близка к тому, чтобы потерять сознание. Она с трудом всползла по ступеням, пересекла бесконечную охотничью гостиную и упала в кресло, желая только одного – чтобы мир перестал так отвратительно вращаться и раскачиваться. В камине выстрелило полено, женщина резко вздрогнула и вдруг расплакалась от страха, бессилия, от жалости к себе. Никогда еще Наталья не чувствовала себя такой слабой, никому не нужной.

– Ты уже знаешь? – раздался у нее за спиной сиплый голос Ольги. Та вошла в гостиную, остановилась посреди комнаты и оглядела стены с таким затравленным видом, будто они могли внезапно сдвинуться и раздавить ее, как орех в тисках. В руках она держала мокрое махровое полотенце и пустой стеклянный кофейник, было заметно, что она носит их с собой машинально, а не по необходимости. – Я сегодня же уезжаю. Не могу тут оставаться!

– Что с ней случилось? – Наталья вытерла слезы. Комната, наконец, перестала кружиться. – Михаил Юрьевич сказал, что ее больше нет. Она… Она разбилась, да?

Горничная молча наклонила голову.

– А ведь я еще вчера об этом подумала, – призналась Наталья. – Я была почти уверена, что никуда она не доедет.

Ольга издала то ли вздох, то ли всхлип, и прижала к опухшему лицу мокрое полотенце. Отняв его, она обнаружила в другой руке кофейник и с удивленной гримасой поставила его на каминную полку.

– Я совсем не в себе, – пробормотала она. – Стала вещи собирать, а что беру, куда кладу – не понимаю. Зачем-то полезла картину со стены снимать, хотя она не моя… Потом гляжу – стою почему-то в мансарде, перед ее запертой комнатой, жду чего-то… А как туда попала – не помню. Так ведь можно с ума сойти!

– Можно, – согласилась Наталья. – Тебе в самом деле, нужно поскорее уехать. Помочь собраться?

Женщины перешли в боковое крыло, где располагались комнаты прислуги, и занялись сбором сумок. За семь лет службы в доме у Ольги накопилось внушительное приданое, но она и слышать не хотела о том, чтобы забрать его частями.

– Нет никакой охоты сюда возвращаться! – женщина торопливо выхватывала вещи из шкафа и рассовывала их по сумкам. – Этот дом всегда был мертвым, с самого начала! Мы тут жили, как привидения, ни гостей, ни детей, ни праздников! Только эти кошки, да змеи, да рыбы, твои коктейли, ее припадки, эти дурацкие чучела…

– Как это произошло, знаешь? – Наталья, не поднимая головы, укладывала в сумку коробки с обувью. Свои вещи, как и вещи хозяев, Ольга содержала в идеальном порядке, так что паковать их не приходилось. Комната пустела на глазах.

– Михаил Юрьевич сказал только, что это было ночью, и она, вероятно, уснула за рулем.

– Уснула?! – Наталья остановилась, прижав к груди коробку с кроссовками. – Как она могла уснуть?!

– Сказал, вскрытие покажет, – у Ольги снова задрожали губы. – Он сам-то ничего не знает. Генрих туда поехал один, его с собой не взял. Михаил Юрьевич стал такой покорный, прямо, как ребенок! Куда посадишь, там сидит… Господи, а дети-то! – воскликнула она, и женщины обменялись тяжелыми вздохами. – Девчонкам всего по десять лет!

– Ну, матери-то они уже пять лет не видели, – напомнила ей Наталья. – На первое время можно будет и скрыть от них. А там… У детей все быстрее заживает.

– Скажи еще, как на собаках! – возмутилась горничная. – Неужели их даже на похороны не привезут?

Она хотела прибавить что-то еще, но вдруг осеклась, уставившись на приоткрытую дверь. На пороге стоял Михаил Юрьевич, и последние фразы, которыми обменялись женщины, явно достигли его ушей. Однако, он ничем этого не выказал. Извинившись, сделал знак Наталье, и та смущенно поспешила выйти.

– Закройте дверь, – попросил Михаил Юрьевич, и она торопливо выполнила его указание. При нем Наталья всегда начинала суетиться. – Ольга уедет сегодня. А что решили вы?

– Я? – она нервно сглотнула слюну и заложила руки за спину, чувствуя себя школьницей, не выучившей урока. – Не знаю. Я не думала… Наверное, и мне нужно уехать… Зачем я вам?

– И даже не останетесь на похороны?

Ей показалось, что в этом грустном, всегда будто замороженном лице что-то дрогнуло, и она поспешила с ответом:

– Я бы осталась, конечно, осталась!

– Останьтесь! – он как всегда, не то просил, не то приказывал – Наталья так и не научилась понимать эту интонацию. – Мне нужно, чтобы кто-нибудь из вас остался!

И встретив ее ошеломленный взгляд, добавил:

– Конечно, мне одному никто не нужен, все могут уехать… Вы тут все жили только ради нее. Но только это будет странно выглядеть. Разве я прокаженный? В конце-концов, я вам платил, а теперь вы все разбегаетесь! Неужели со мной страшно?

Она нашла в себе силы мотнуть головой:

– Что вы, Михаил Юрьевич, никто и не разбегается, просто у Ольги еще вчера сдали нервы! А я останусь, пока нужна! Мне идти-то, честно говоря, некуда.

Ей показалось, что он слегка улыбнулся, но она тут же отмела эту мысль, как невероятную. У нее на языке вертелся вопрос, который мучил ее, и она решилась.

– Скажите, Ксения Константиновна… Как это произошло?

– Во сне, – спокойно ответил он. – Так мне сказали по телефону. Она уснула за рулем, потеряла управление. Перед тем, как везти Ксению в клинику, Генрих напичкал ее успокоительными таблетками, вот они и подействовали через час… Возбуждение резко сменилось глубоким сном.

– Господи, – прошептала Наталья.

– Она ничего не почувствовала, – убежденно добавил Михаил Юрьевич. – Машина свернула с дороги, свалилась в старый глиняный карьер, по самую крышу ушла в воду, а она все спала.

– Ксения… Утонула? – женщина с трудом отогнала снова подступившую дурноту.

– Можно сказать так. Генрих обещал узнать точно. Наверное, скоро приедет, – он взглянул на часы. – Наташа, мне неудобно просить об этом вас, но кажется, Ольга уже считает себя уволенной. Сварите мне кофе, и покрепче – я эту ночь не спал. Принесите в кабинет.

Женщина отправилась на кухню. В ней боролись жалость к нелепо погибшей хозяйке, и горькое осознание, что той в любом случае не была суждена счастливая жизнь. Она сочувствовала вдовцу, уважала его за умение держать себя в руках. И одновременно задавала себе вопрос – а не испытывает ли он втайне облегчения, избавившись от психически больной жены? С трудом сориентировавшись в кухонных шкафах – Наталья была здесь редкой гостьей – она кое-как сварила кофе, и даже отыскала какое-то печенье. Однако, поднявшись с подносом в кабинет Михаила Юрьевича, она убедилась, что с кофе опоздала. Хозяин крепко спал на диване, сиротливо свернувшись комком и подложив под голову кулак вместо подушки. Во сне у него было детское, обиженное лицо, и он никак не походил на директора крупного банка. Женщина с минуту смотрела на него, затем осторожно поставила поднос на письменный стол, и отыскав в соседней комнате, служившей хозяину спальней, плед, заботливо укрыла его. Спустившись к Ольге, она убедилась, что та почти закончила укладку вещей.

– Михаил Юрьевич такой любезный, – вздохнула горничная, присаживаясь на постель. – Предложил оставить все сумки здесь, мне сегодня к вечеру их доставят по адресу. И рекомендацию обещал написать. Подумай сама – до рекомендации ему сейчас?! На такого хозяина молиться надо… А я все-таки тут не могу. Это сильнее меня, режьте на куски – не останусь! Мне этот дом сниться будет…

– Наверное, мне тоже, – Наталья подошла к окну, выглянула, отметила, что фонарь на лужайке, наконец, погасили. – И дом, и хозяева… Пять лет прошли как во сне, я проснулась, и мне страшно… Послушай, я останусь здесь до похорон, как он просил, а потом перееду к себе в Королёв. Заглянешь как-нибудь?

Ольга пообещала приехать, и у женщины немного отлегло от сердца. Ее туманное будущее понемногу обретало четкие очертания, в нем появлялось что-то похожее на порядок. И она довольно спокойно рассталась с Ольгой, проводив ее до ворот, где уже ждал в машине Ринат. Помахала вслед удалявшемуся черному «ниссану», постояла, глядя на опустевшую дорогу, перебросилась парой слов с охранником. И медленно пошла к дому, глубоко вдыхая прохладный сосновый воздух. Бесцельно прошлась по своей комнате, пытаясь представить, как устроится на новом месте… Взяла с туалетного столика мобильный телефон, обнаружила два пропущенных вызова от Ники, и обрадовалась. Наталья не умела жить без привязанностей, без подруг, которым можно излить душу, без исповедей. Старая, вновь обретенная подруга отлично для этого годилась.

– Привет, – воскликнула она, набрав номер. – Если бы ты знала, как мне тебя не хватает!

Печальное известие поразило Нику больше, чем можно было ожидать. Некоторое время та не могла ответить ни слова, затем протянула:

– Что-то такое мне снилось…

Она неуклюже свернула разговор, обещала звонить и отключилась.

– Кто бы мог подумать, что это ее так заденет! – заметила Наталья вошедшей в комнату серой кошке. – Она и видела-то Ксюшу полчаса!

Кошка вопросительно мяукнула, и потоптавшись, вспрыгнула женщине на колени. Та прижала ее к груди, чувствуя облегчение уже оттого, что рядом есть кто-то живой и теплый.

Последующие три дня показались Наталье самыми напряженными в ее жизни, к моменту похорон она окончательно выбилась из сил и была близка к нервному срыву. Михаил Юрьевич попросил ее остаться вовсе не из боязни одиночества – она поняла это, когда он возложил на ее плечи обязанность отвечать на телефонные звонки, самой обзванивать друзей семьи, и распоряжаться целым штатом персонала, присланного для поминок. Звонки много сил не отнимали – она сообщала о смерти своей бывшей хозяйки лаконично, давая минимум информации – так просил Михаил Юрьевич. Наталья делилась печальной новостью, уточняла место и время похорон, спрашивала, надо ли прислать машину, и на том все кончалось. Ни единой истерики в ответ на трагическое известие она не услышала. Люди реагировали по-разному, некоторые с трудом припоминали, о ком идет речь. В целом у нее создалось впечатление, что на похоронах рыданий и обмороков не будет.

– А чему удивляться, Ксения пять лет ни с кем не виделась! – говорила она по вечерам Нике, когда звонила ей перед сном. Эти звонки стали ритуалом. Наталья больше не позволяла себе ни капли спиртного, понимая, какая ответственность на нее возложена. – Она для всех давно все равно, что умерла!

– Будет много народу? – интересовалась Ника.

– Около сотни человек, может, и больше, – неуверенно говорила Наталья. – Вообще всем, что касается кладбища и ритуала, занимается Генрих, а на мне поминки. Я сама даже на кладбище не поеду, не выйдет. Заказала ей венок, с лентой, от меня. Дети прилетят из Англии уже после похорон, я сперва возмутилась, что они не простятся с матерью, а теперь думаю, зачем им это зрелище? Я сама покойников боюсь ужасно, хорошо, что останусь дома… Бедная Ксюша!

Она принимала утешения подруги, охотно позволяла успокаивать себя, и даже капризничала, когда Ника закругляла разговор, ссылаясь на домашние дела.

– Я проклинаю тот день, когда мы встретили ее на «Птичке»! – рычал Олег, заставая жену на кухне с телефонной трубкой. – Она, часом, не к нам собирается переехать после похорон?

Ника умоляюще поднимала брови и делала мужу знак не сердиться. Они помирились уже на другой день после своей первой серьезной размолвки, тем более, что причина, вызвавшая ссору, исчезла. Ника вовремя приходила с работы, не заговаривала больше ни о каких собственных планах, и единственным, что от них осталось, был цифровой фотоаппарат – она так и не вернула его Ярославу, тот уехал в командировку. О случившемся он узнал, позвонив Нике, и прокомментировал ситуацию резко:

– В этом несчастном случае виноваты не только таблетки! Я еще доберусь до этого Генриха Петровича!

– …И в результате человек десять остались ночевать, а я бегала, размещала их по комнатам, стелила постели, Михаил Юрьевич заперся в кабинете, и я каждую минуту думала, не сделал ли он чего с собой! Ужас, мне казалось, вчерашний день никогда не кончится! – громко рассказывала Наталья, появляясь из кухни с подносом, на котором стояли запотевшие бокалы, украшенные дольками фруктов и бумажными зонтиками.

Ника с Ольгой взяли по бокалу и устроились на новеньком, скрипучем кожаном диване. Единственный гость мужского пола – Ярослав – галантно помог установить поднос на крошечном телефонном столике. Других столов в квартире Натальи не было, коктейли она готовила на подоконнике. Принесенные гостями подарки – чайный сервиз и соковыжималку – красиво разместила прямо на полу.

– Пустовато, – Ольга потягивала коктейль, оглядывая стены профессионально-придирчивым взглядом. – Хотя может, ты в ближайшие дни снова переедешь к кому-нибудь в дом, и мебель вообще не понадобится. У нас с тобой профзаболевание – бездомность… Видела бы ты мою комнату в коммуналке! Я ее не прибирала лет пятнадцать, закачаешься! Сплошь все молью побито и жучком изъедено. Пока чужую мебель от пыли протирала, моя собственная пропала… И вся жизнь так.

Она сделала большой глоток и закончила:

– Но убирать квартиру бесплатно?! Нет-нет.

– Опять в компаньонки я не собираюсь! – Наталья остановилась перед большим зеркалом, висевшим на стене. – Да и не найдешь второй Ксении… Я ведь согласилась от безденежья, а вышло, что мы с ней стали, как родные!

Она прерывисто вздохнула, но не заплакала. Плакать, по ее собственному признанию, женщина была уже не в силах.

– Сдается мне, убивалась по ней только я, – рассказывала она. – Остальные пришли для того, чтобы отчитаться перед Михаилом Юрьевичем. Бабы явились в бриллиантах, намазанные – на похороны-то! Я думала, раз это ее прежние подруги, хоть кто-то слово о ней скажет, а они только выпивали и болтали о своих делах. Сперва потихоньку, а когда перепились – во весь голос.

У Натальи болезненно исказилось лицо. Ольга кивнула:

– А чего ты ждала? Где водятся деньги, там человеческих чувств не ищи. Что им твоя Ксюша, подумаешь! Они пришли, чтобы мужей не подвести, те с Михаилом дела имеют.

– Ужасно, – заметила Ника, делая знак Ярославу. Тот уже давно с нетерпением на нее поглядывал, напоминая о настоящей цели их визита. Узнав о том, что Ника увидится с компаньонкой и горничной погибшей банкирши, он настоял на том, чтобы она взяла в гости и его. Ярослав стоял на своем – это дело нельзя бросить. Она попросила у Натальи разрешения привести своего друга из редакции, на что та охотно согласилась. Весь вечер она выразительно поглядывала в его сторону, чем смущала Нику. Наталья явно считала улыбчивого гостя любовником подруги.

– А что говорит полиция? – Ника поставила на поднос опустевший бокал с оплывшими кубиками льда на дне, стиснула ладони, чтобы согреться. – Известны новые подробности?

– Подробности все те же, – Наталья передернула плечами. – Генрих Петрович накачал ее успокоительными таблетками перед выездом, чтобы она не буянила в машине, когда поймет, куда ее везут. Когда она сбежала, то сперва была слишком возбуждена, и они не сразу подействовали, а потом, на дороге, вдруг отключилась… Машина пролетела поворот, свалилась в карьер, перевернулась, ушла под воду. Воды-то там было немного, в человеческий рост, но окно в салоне было открыто, Ксения не смогла проснуться, да и была оглушена при падении, так что захлебнулась. Утонула в ложке воды… Раны-то у нее были поверхностные, все бы зажило…

Внезапно ее прервал Ярослав. Хлопнув в ладоши и взяв на себя внимание, он спросил Наталью и Ольгу, не желают ли они стать телезвездами? Обе женщины изумленно переглянулись, Ника в панике закрыла глаза. Она была уверена, что затея ее коллеги потерпит крах.

– Я не шучу, Ника может подтвердить, – с воодушевлением продолжал тот. – История вашей хозяйки может заинтересовать многих, поверьте мне, как профессионалу. Что этой женщине дало ее богатство? Одиночество, купленную дружбу, – он указал на Наталью, – разрушенную семью и в конце-концов, нелепую смерть. А ведь не будь у ее мужа кучи денег, она бы сейчас была жива! Парадоксально, но это так! Ее бы наблюдали в обычной больнице, и плохо ли, хорошо, а лечили бы, и может, вылечили! Ее бы не прятали, как прокаженную, потому что в семье со средним достатком спрятать человека трудно – бытовые условия не позволят. У нее бы не было личного психиатра, квалификация которого, надо сказать, еще под вопросом…

– Насчет купленной дружбы – поосторожней! – зло произнесла Наталья.

– Простите, я не хотел сказать, что вы ее обманывали! – Ярослав прижал руки к груди, выражая чистосердечное раскаяние. – Наоборот, как раз с вами этой бедной женщине крупно повезло, ведь она могла получить совсем другую компаньонку! Какую-нибудь хитрую, жадную авантюристку, которая тянула бы с нее подарки и деньги!

– Верно! – внезапно поддержала его горничная. – Когда ты к нам пришла, Наташа, я первое время присматривалась, не верила, что ты ее жалеешь. Честно говоря, думала, полезешь в постель к хозяину. А почему нет – он же к ней не прикасался с тех пор, как это случилось, живому человеку жить хочется, а ты под рукой!

– Сдурела! – возмутилась бывшая компаньонка. – Если бы ему захотелось погулять, нашел бы и лучше и моложе! Да и нашел, сама знаешь! Он же почти не ночевал дома, чего это я полезу в пустую постель?!

– У него была любовница? – насторожился Ярослав.

Женщины переглянулись. Видно было, что у каждой рвется с языка какое-то признание, но ни одна не решается заговорить первой. Не выдержала Ольга. Она была непривычна к алкоголю, выпитый коктейль развязал ей язык.

– Обвинять его трудно, он же еще молодой мужчина, – она снисходительно пожала плечами. – Напротив, он себя очень порядочно вел, ведь давно мог избавиться от такой жены… А лечил, заботился! Есть любовница, конечно, и наверное, теперь они поженятся.

– Спасибо, хоть на поминки не явилась, – враждебно заметила Наталья. – Я все боялась ее увидеть.

– Так вы ее знаете в лицо?

Женщина призналась, что видела соперницу Ксении на фотографии. Как-то, полгода назад, зайдя в кабинет Михаила Юрьевича в его отсутствие, она заметила на письменном столе забытые бумаги. Наталья взглянула на них случайно, увидела, что это ксерокопии внутреннего и заграничного паспорта хозяина, и его фотографии для визы. Михаил Юрьевич как раз собирался съездить к дочерям в Англию. Рядом со снимками хозяина на столе лежали две цветные фотографии молодой женщины. Это лицо так врезалось Наталье в память, что она узнала бы его даже в толпе.

– Там оказались ксерокопии и ее паспортов тоже, – после заминки сказала она. – Я не удержалась, посмотрела, с кем это он едет. Конечно, некрасиво, но мне совсем не стыдно! – она с вызовом оглядела присутствующих. – Я сделала это ради спокойствия Ксении. Надо ведь знать, что ей грозит…

Ольга лукаво усмехнулась и заметила, что зная Михаила Юрьевича, можно было понять – Ксении не грозит ничего.

– Просто он человек деловой, а деловые люди умеют все совмещать, чтобы не терять времени даром, – заявила она. – Больную жену совмещают со здоровой любовницей, поездку к детям – сами знаете, с чем… Отказываться от чего-то они не любят. Уж я знаю, насмотрелась! Некоторые и не скрывают ничего, считают это ниже своего достоинства. Ксении еще повезло, она так ничего и не узнала.

– Ты думаешь, это бы ее задело?

– Дамы, дамы! – умоляюще прервал их Ярослав. – Я повторяю свой вопрос – вы не хотите все это обсудить публично? О том, что случилось с вашей хозяйкой, должны узнать другие люди!

– Вы имеете в виду ток-шоу? – догадалась Наталья. Она остановилась перед зеркалом и снова оценила свое отражение. Внезапно нахмурилась, и повернулась к журналисту: – Заманчиво, но… Зачем?

– А затем, что эту женщину, в сущности, убили! – резко заявил Ярослав, бросив заигрывающий тон. – Ей не была оказана квалифицированная врачебная помощь, у нее был доступ к опасным для нее вещам, в том числе, к машине! Несчастный случай? А если бы вы были за рулем – вы бы заснули?! Нет, потому что не принимали препаратов, которые принимала она! Говорю вам, у этого несчастного случая есть виновники! И прежде всего – ее личный врач!

– Я всегда считала Генриха мошенником! – снова встала на его сторону горничная. – Не знаю, хороший он врач или нет, знаю только, что драл с Михаила Юрьевича безбожно! Не знаю, как он втерся в доверие к хозяину, но Генрих мог делать все, что угодно, ему никто бы слова не сказал! Ведь Михаил Юрьевич ничего, кроме работы, не понимает! Дрянь съест и спасибо скажет! Наденет, что дадут, поспит, когда придется, отдыхать, развлекаться не умеет… Только и умеет, что работать, зато уж умеет! – уважительно признала Ольга. – Таких людей беречь нужно, опекать, как детей, они и сами-то рады, когда в быту за них кто-то что-то решает… А тут беда с женой, и что делать, непонятно, и Генрих… Конечно, он мог брать любые деньги, он же герой-спаситель!

Ольга зло фыркнула:

– А насчет того, чтобы отдать Ксению в больницу… Генрих своему карману не враг! Если он собрался ее туда везти, значит, дело было совсем дрянь! Небось, рад, что она погибла, а то бы намылили ему шею за такое лечение на дому! А теперь – концы в воду, чист, виновата Ксения! Небось, Михаил Юрьевич ему еще новую тачку купит, вместо разбитой! А Генрих возьмет, с него, гада, станется!

– Вот-вот, – воодушевленный Ярослав подскочил к женщине, взял в обе ладони ее руку и потряс: – Мы позовем отличного юриста, специалиста по медицинским преступлениям, вытащим этого Генриха, и ему придется кое-что объяснить! Вы все расскажете…

– Никогда! – неожиданно ответила та, высвобождая пальцы. – Вы с ума сошли, молодой человек?!

И взяв с подноса последний коктейль, Ольга жадно выпила половину. Слизнув с губ взбитые сливки, кивнула Наталье:

– А из тебя, правда, вышла бы хорошая барменша. Попробуй, чем черт не шутит. Кстати, если выступишь в шоу, в бар тебя возьмут на «ура», но ни в один приличный дом уже не примут. Нет, молодой человек, – обернулась она к Ярославу, – цель у вас благородная, но меня в расчет прошу не брать.

– А я… Не знаю, – растерянно проговорила Наталья. – Вы уверены, что мы не повредим Михаилу Юрьевичу? Он этого не заслужил… Нет, не могу! Я думаю, это будет неправильно, и все равно, ее не воскресишь…

– Да, журналист в тебе и правда, умер, – подала голос Ника, до сих пор предпочитавшая отмалчиваться.

– Зато человек еще жив! – парировала та. – Не из всего на свете можно сделать материал, жаль, что ты этого не понимаешь!

Ника вскочила и подойдя к подруге, обняла ее. Эмоциональная Наталья спрятала лицо у нее на плече, и расплакалась.

– Успокойся, – Ника гладила ее по вздрагивающей спине. – Не будет никакой статьи, никакого шоу, ничего… Ты права, остался вдовец, осиротели дети, не надо…

– А Генрих Петрович пускай дальше калечит людей! – в сердцах бросил Ярослав, видя, что его затея сорвалась. Ника сделала страшные глаза и указала ему на дверь. Пожав плечами, тот вышел. Спустя секунду лязгнул защелкивающийся замок на входной двери. Наталья подняла голову, прислушиваясь.

– Ушел? – оторвавшись от подруги, она поправила растрепанные волосы и посмотревшись в зеркало, стерла салфеткой размазанную помаду. Впрочем, большая часть ее макияжа уже была вытерта о плечо Никиной блузки. – Ты уж прости, но вы с ним совсем друг другу не подходите!

– Может быть, – улыбнулась та. – Я не успела понять, второй раз в жизни его вижу. Он завелся от этой истории, мечтал ее расследовать, вот и все.

– Так ты не… – разочарованно протянула Наталья и внезапно тоже рассмеялась. – Какая же я дура! Ну и отлично, что он ушел!

Отправляясь в прихожую проверить, хорошо ли заперта дверь, Наталья споткнулась о коробку и пожаловалась, что никак не может разобрать привезенные вещи.

– Я в каком-то бреду собиралась, наверное, кучу всего перезабыла… Например, сегодня утром искала косметичку, и не нашла, пришлось бежать в магазин и все покупать заново. Свой фотоальбом искала, хотела тебе, Ник, показать – нету.

– Альбома и я найти не могу, – заметила Ольга. – Вещи разобрала, все на месте, а его нет. И карта памяти с фотографиями куда-то делась. Можно сказать, пять лет жизни пропали.

– Как это? – воскликнула Наталья. – Я отлично помню твой альбом, сама его положила тебе в сумку. Розовый альбом с голограммой на обложке – его же за километр видно!

– Значит, положила мимо сумки, – ядовито возразила та. Но Наталья стояла на своем – альбом был упакован.

– Как свой укладывала – не помню, а твой вижу, как сейчас! Я положила его в синюю сумку с бежевыми вставками, в самую огромную! Там как раз оставалось место для альбома. Втиснула и застегнула.

– Его там нет, – Ольга приложила ладонь ко лбу. – Да ладно, может, и к лучшему, что он пропал, неохота вспоминать тот дом. Поехала я, девочки, мне два часа добираться. Машины не выделяют, на такси денег не дают, а вернуться будь добра вовремя!

– Еще вспомнишь старое место, и не раз! – упрекнула ее Наталья. Проводив бывшую коллегу, она вернулась и покачала головой, словно отвечая своим мыслям. Ее лицо без косметики казалось очень усталым, и Ника почувствовала жалость к подруге, беззащитностью и неустроенностью напомнившей ей беженку.

– Не хотелось расстраивать Олю, – заметила Наталья, словно продолжая спор, – но если альбома нет, значит, среди ее новых сослуживцев кто-то ворует. Я точно его положила.

Нике удалось уйти только через час. Наталья умоляла остаться с ночевкой, уверяя, что ей с непривычки страшно в новой квартире. Ника мягко отговаривалась тем, что ребенок ни за что без нее не заснет, на подвыпившую хозяйку этот довод не действовал. Та сердилась, капризничала, и выпустила гостью только, взяв с нее твердое обещание увидеться на днях. «Как она изменилась за пять лет! – думала Ника, спускаясь в лифте. – Никогда не была такой капризной и трусливой, разболтанной… Что на нее повлияло – ленивая сытая жизнь, общение с душевнобольной хозяйкой?»

Она прошла мимо старенького «форда» Ярослава, не заметив его. Услышав отрывистые звуки клаксона, Ника обернулась:

– Ох, ты здесь еще?! Меня ждешь?

– Садись, – тот жестом пригласил ее в салон. – Не мог же я бросить тебя вдали от дома, в таком виде!

– В каком? – она уселась рядом с ним, открыла сумку и достав пудреницу, погляделась в зеркальце. – Немножко раскраснелась.

– Немножко перебрала, – уточнил он, выруливая со двора и сигналя заигравшимся на проезжей части детям. – Женщины на удивление не самокритичны в этом вопросе.

– Тебе-то какое дело? – возмутилась Ника. – Ворчишь потому, что ничего не добился. Они еще мягко тебе отказали! Я боялась, что вышвырнут и меня заодно…

Тот мотнул головой, не сводя глаз с дороги:

– Ольга боится заработать репутацию шпионки, и она права – с ее работой лучше помалкивать. А вот почему уперлась твоя подружка? Какое ей дело до того, расстроится бывший хозяин или нет? Она, часом, в него не влюблена? Ты его видела, хоть на фотографии?

Ника засмеялась, вспомнив, что когда Наталья бывала влюблена, об этом немедленно узнавал весь университет.

– Она ничего не умеет делать тайком, ей нужна публика. Зря выбрала журналистику, ей бы актрисой стать… А насчет фотографий, кстати!

История с пропавшими альбомами заинтересовала Ярослава так, что он свернул на обочину, остановил машину и заставил Нику все повторить. Сейчас, начиная понемногу трезветь, она и сама уловила в этой истории нечто странное.

– И пропали только альбомы?

– Ольга говорит, да. Кажется, она женщина педантичная, заметила бы другие пропажи. Наташа считает, что у Ольги ворует кто-то из новых коллег, но я не думаю… Кому нужен чужой альбом?

– Тому, кто заинтересован в его содержимом, – ответил Ярослав. – Такие вещи воруют у звезд, или у тех, на кого хотят собрать компромат.

Он извлек из сумки большое зеленое яблоко и задумчиво надкусил его. Ника давно заметила, что яблоки были для ее нового знакомого тем же, что сигареты для курильщика – они помогали ему думать.

– Обокрадены сразу обе женщины, кражи одинаковые, значит, крал у них кто-то один. И еще там, в доме у банкира, – проговорил он, наконец, опуская стекло и выбрасывая огрызок на обочину. – Но кому нужны их альбомы?

– Может, кто-то из прислуги собирает такую коллекцию? – предположила Ника, отчего-то сразу вспомнив серое морщинистое лицо шофера, отвозившего ее за город. – Люди чего только не собирают. Я недавно искала материалы для статьи о коллекционерах, такого начиталась! Например, миллионер собирает кусочки мыла из отелей по всему миру, и чем дешевле отель, тем ценнее для него это грошовое вонючее мыльце. Некоторые собиратели прямо скажем, извращенцы – воруют грязное белье, ношеную обувь… А у некоторых принцип – чтобы все экземпляры коллекции были украдены, а не куплены.