Волк насторожился Бушков Александр

— Кто? — спросил Данил.

Бортко молча смотрел на него, блистая хитроватой крестьянской улыбкой. Наклонил голову к плечу и, не убирая улыбки, сказал:

— Ты, говорят, умный? Думай. Про себя думай, не вслух…

— Я-то подумал, — сказал Данил. — Только на что он рассчитывал, — что в камере я и в самом деле расколюсь за сутки? Или…

— Вероятнее всего, «или», душа моя, — сказал Бортко. — Повесился бы ты в камере, как пить дать… — Он помолчал. — А ты ведь пророком оказался, парня и в самом деле пытались… Два дня назад. Но ничего у них не вышло, я, тебя наслушавшись, стал отчего-то нервным и предусмотрительным, в шпиономанию ударился.

— Исполнителей взяли?

— Взяли. Правда, толку с них нет — наркоши, лопочут сущую околесицу, да и верю я им, что посредника они и сами первый раз в жизни видели…

— А я что говорил? — сказал Данил. — Хлопнули бы его в Чечне, как два пальца… Вы бы тоже побереглись. Вы большой, в вас попасть легко.

— Твоими молитвами… В моей комплекции есть и хорошая сторона, мне свинца в два раза больше нужно, — он похлопал себя по груди, и Данил только сейчас заметил…

Фантасмагория, конечно. Начальник областного УОП сидит в собственном кабинете в бронежилете, потому что генерал-майор того же ведомства оказался сукою, и следует ждать любой пакости. Попробуйте перевести это ребятишкам из Скотланд Ярда, каждое слово в отдельности они поймут, а вот целиком…

«Где-нибудь на другом конце света, у звездно-полосатых антиподов, Бортко был бы великолепным шерифом штата, — подумал Данил. — В каждой машине стоял бы компьютер и еще масса всяких полезных штучек, незнакомых у нас и по названиям, уголовный элемент ходил бы по струнке, а продажные политиканы конспирировались почище Штирлица, и ни один из копов, двухметровых, белозубых парней, в жизни бы не узнал, что такое идти в сотый раз к начальству и уныло напоминать, что в двенадцатиметровой комнатушке — и он сам с женой, и двое киндеров, и теща… А у нас — у нас в соседней области повесился прямо в кабинете не старый капитан, оставив на столе медаль за выслугу, орден за отличную службу и записку, где объяснял, что не может четвертый месяц жить без зарплаты…»

— Ну, ты принес что-нибудь? — спросил Бортко.

Данил молча подал ему диктофон, где пленка уже была перемотана к началу. Бортко нажал кнопочку, приложил аппаратик к уху. Запищал тонкий, комариный голосок:

— Мы встретились с Принцем в «Хуанхэ»…

Несколько минут Бортко внимательно слушал. Когда впервые всплыло имя Скаличева, нажал «выкл.» и решительно поднялся:

— Схожу-ка по делам, а ты посиди пока, только в стол не лазь, все равно я там ничего интересного не держу…

И удалился с диктофоном в лапище. Данил усмехнулся, глядя вслед, — честь мундира, что поделаешь, он сам ни за что не сдал бы Каретникова постороннему ведомству…

Вернулся Бортко минут через двадцать, сунул Данилу диктофон без кассеты, сел на прежнее место под огромной картой Шантарска. Помолчал. Спросил, покрутив головой:

— Пальцы в дверь, поди, засовывал?

— Нужды не было, — ответил Данил. — С такой мразью… А потом, когда я вышел, какая-то сука пальнула из машины. Из арбалета.

— Что, прямо возле «серого дома»?

— Эка невидаль, — сказал Данил. — У соседей в прошлом году деловые из автоматов хлестались в трех шагах от областного УВД. Слышали?

— Слышал. Но не могли же они тебя вести? Ты же, паразит, и от моих при нужде уходил пару раз…

— Не могли, — сказал Данил. — Я старательно проверялся. Расклад тут самый простой: кто-то брякнул ребяткам Принца, что я живехонек и гуляю по управе. То ли кто из охраны, то ли секретарша… Они и приехали. Время было, я там брал интервью с полчаса.

— Теперь они знают, что ты живой… А отсюда закономерно вытекает, что через пару часов на тебя все-таки будет ордерок, подписанный той же персоной, и примутся гонять, как зайца. На фирму тебе нельзя, это азбука… Будешь залегать?

— Я, по-моему, уже залег, — усмехнулся Данил.

— С лихими рейдами по управе? Интересно, у тебя поддельный паспорт есть?

Данил молчал, ухмыляясь.

— Кстати, о подделках, — сказал он, достал удостоверение Логуна и подал Ведмедю. — Вот, по-моему, хороший пример. Человек официально состоит на службе в ФКГЗ, но почему-то таскал корочки ФСК. Которые ему в ФСК определенно не выдавали.

— Действительно, интересно… — Бортко небрежно сунул удостоверение в карман. — Ну, я забираю, ты ж для того и достал… На улице нашел, конечно?

— Ага. У пивной валялась.

— У «Трех пескарей»?

— Нет, у «Митьки». «Пескари» неделю как на ремонте, там теперь шикарный магазин будет…

— Ну ты молодец, столько мне принес интересного… — сказал Бортко. — Вот всегда бы так. Ордер твой я постараюсь притормозить на сутки. К исполнению пойдет наверняка через меня, не найдет он другого пути, хоть и понимает все… А ты сможешь эти сутки с максимальной выгодой прожить?

— Постараюсь, — сказал Данил.

— Комиссия прилетит с пятичасовым. Вполне демократично, даже не спецрейсом, как в былые времена… — Бортко понизил голос. — Все к о н т о р ы уже получили грозные шифровки о должном содействии, обеспечении и соблюдении секретности. Ты уж меня не выдавай, обижусь… Босс ваш, конечно, не прилетит. Это и правильно, огрызаться будет оставшаяся команда, для того ей зубы напильником и вострил… Кому вы на мозоль наступили-то, болезные?

— Долго рассказывать, — сказал Данил. — Да и скучно.

— Говорят вы, как дети малые, клады ищете?

Улыбка у Ведмедя была самая невинная, а глаза — наивные, как у ребеночка с пасхальной открытки.

— Сплетни, — сказал Данил. — Состав комиссии глянуть можно?

— Для откровенных людей можно и откровенно… — Бортко достал из сейфа какой-то бланк, аккуратно загнул верхнюю половину и из своих рук показал Данилу оставшуюся часть.

Председатель — депутат Государственной Думы Сергей Ликутов. Генеральная прокуратура, МВД — неизвестные какие-то фамилии. А вот генерал-лейтенант Перфильев — человек Решетова, тут и гадать нечего… Остальные, вероятнее всего, прихваченные для количества статисты, соответствующим образом проинструктированные и всегда готовые исполнить роль хора из греческой трагедии.

— Провозятся они с вами, как показывает опыт, недельки две, — сказал Бортко. — Даже при горячем желании Москвы кого-то съесть. Вы, конечно, не ангелы…

— А мы крылышки и не прицепляли. — Данил посмотрел ему в глаза. — Только те, что придут потом, окажутся во сто крат хуже… По-другому и не бывает в смутные времена беспредела, передела и дележа…

— Сам знаю, — сумрачно сказал Бортко. — И про то, что голодные мухи злее сытых, тоже знаю… Между прочим, Глаголев сегодня улетел в Москву. Первым утрешним. На ковер, по данным разведки.

— А насчет «бешеной коробочки» ваша разведка ничего не сообщала?

— Ах да, БТР этот… — Бортко встал и обернулся к карте. — Смотри сюда. — Он взял со стола коробочку булавок с яркими разноцветными головками и принялся их втыкать в окрестностях Шантарска, там, где приятным бледно-зеленым цветом были обозначены леса. — Вот это — «Кедровый бор». Это — место, где недавно нашли сгоревший «мерседес-600» с четырьмя неопознанными трупами, подырявленный из станкача, что твое решето. А это — уютный уголок на Кузнецком плато, где при социализме был ЛТП. Потом алкашей распустили по домам, как жертв тоталитаризма, на объект претендовало Управление лагерей, только отдали его не лагерникам, а одному новорожденному федеральному комитету — под тренировочный центр. Там у них и «бэтээры», и грузовики, и чего только нет, по слухам… А удобно все складывается, ты взгляни — если поехать так… так… сюда и сюда… Не столь уж длинные броски получаются.

— А ведь пулемет, как и пистолет, в два счета идентифицировать можно, — сказал Данил. — Принцип тот же.

Они смотрели друг другу в глаза, стоя у карты.

— Я, конечно, люблю порядок, — сказал наконец Бортко. — Будь он хоть плохонький. Но я ж не Дон-Кихот Шантарской губернии, в самом-то деле. На стену с тараном надо переть, а не с собственным лбом.

— У вас же есть человек…

— Это ты про того, с оборванным ноготком? Он, конечно, поет, только песни у него короткие и скучные. Мало еще одного такого певца. И кассетки этой мало, хоть она и интересная, зараза. Для прежнего времени и хватило бы, но теперь, когда над душой комиссия усядется, нужно что-то поувесистей… А пулемет, между прочим, снять легко. В болоте утопить еще легче. И если это чья-то самодеятельность, а так оно, вернее всего, и обстоит, то можно себя выставить последним идиотом. И будешь заведовать где-нибудь на Таймыре вневедомственной охраной, документы у оленей проверять…

— Фрол жив? — напрямую спросил Данил.

— Во всяком случае, в морги никого с таким имечком не привозили. — Бортко тщательно выдернул булавки и сказал, не глядя на него: — Только чтобы тихо было в городе, понял? И без того за последние две недели «висяков» со жмуриками набралось столько, что класть некуда. Для меня на улице имени твоего троюродного дедушки скоро персональный коврик заведут и персональную банку с вазелином… Живи тихо, ясно? Сутки я тебе гарантирую. А насчет остального — сам крутись, не мальчик…

…Этот девятиэтажный дом из светло-желтого кирпича, напоминавший в разрезе мерседесовскую звездочку, прозванный в народе «дворянским гнездом», был закончен постройкой аккурат к антиалкогольному указу, и обитать там должен был народ в лице его лучших представителей. Когда разрешили перестройку и гласность, вокруг «Дворянского гнезда» закипели митинговые страсти с радикальнейшими плакатами — но, как водится, кончилось все тем, что митинги как-то незаметно рассосались, а в пару-тройку пустовавших квартир заселились все же демократы — опять-таки в лице лучших своих представителей вроде доцента Филимонова, бывшего любимца обкома КПСС, а впоследствии автора нашумевшей пьески «Шлагбаум в небесах» поэта Харисова еще парочка вовремя прозревших реформаторов. Когда Данил загонял на стоянку свой непрезентабельный «жигуль», возле подъезда как раз прогуливал дорогущую китайскую собачку шарпея один из этой когорты — низенький раскосый майор Елдыбаев, сагаец, в последнее время производивший свои корни от легендарного Елди-гей-нойона, сражавшегося некогда с Чингисханом. В свое время Елдыбаев угодил в военное училище по разнарядке для малых народностей, а потом попал в Афганистан, откуда вернулся с парочкой орденов и шрамом на голове, пару лет смирно просидел секретарем дивизионного парткома в местном гарнизоне, а за пару месяцев до ГКЧП принародно сжег партийный билет и объявил себя демократом. В первые дни путча его как-то не было видно, однако двадцать первого августа Елдыбаев объявился у осажденного демонстрантами обкома с учебным автоматом на перевес, так что к раздаче медалек успел. Злые языки поговаривали, что его эффектный шрам происхождения не боевого, а коммерческого — якобы Елдыбаева, втихую толкавшего моджахедам казенный бензин, шарахнул по голове прикладом не сошедшийся в цене курбаши, после чего майора и спровадили в Союз, чтобы не портил серьезным людям торговлю своим жлобством. Однако газетку, посмевшую уязвить нынешнего сокола демократии намеком на былые гешефты, сокол быстренько привлек к суду, и даже высудил кое-какую денежку — поскольку искать сейчас в Афганистане неизвестно с кем дравшегося курбаши не взялся бы и сам Джеймс Бонд…

Поднимаясь по широкой чистой лестнице, Данил уже засек наружку, неизвестно, правда, чью — двое в синей «тойоте», примостившейся на самом краешке стоянки, так, чтобы при нужде моментально выехать на дорогу. Ошибаться он не мог — столь к о л ю ч и й взгляд ни с чем не спутаешь…

Привратники из холла давно исчезли, но их заменила железная дверь с кодовым замком, содержавшаяся в полной исправности. Данил, пробежав глазами инструкцию, нажал кнопки.

— Кто? — раздался вскоре голос Лары.

— Знакомый, — сказал он, наклонившись к дырчатой металлической пластинке. — Напарник, короче говоря… Замуж не раздумала, звезда моя?

В динамике послышался непонятный звук — то ли приглушенный вскрик, то ли оханье.

— Я не привидение, — сказал Данил еще тише.

Послышались новые, столь же непонятные звуки — что-то вроде возни. Данил нахмурился. Но тут же клацнул замок, и дверь чуточку отошла.

Выходя из лифта, он вынул пистолет, послал патрон в ствол. Не понравились ему эти звуки — определенно возня… Сунул «беретту» сзади за пояс и нажал кнопку звонка, встав так, чтобы при нужде моментально пнуть открывавшуюся наружу дверь, отступив на шаг.

Дверь открылась рывком, но никто оттуда не кинулся, и пистолетом в физиономию не ткнули. Пистолет, правда, все же был — красовался за поясом у генерал-майора Глаголева. Здоровенный викинг, белокурая бестия, которому следовало бы уже катить по Москве, стоял на пороге и мрачно взирал на гостя.

— Здравия желаю, ваше превосходительство, — сказал Данил.

— Один?

— Один, савсэм один…

— Ну, заходи, — Глаголев посторонился.

Едва Данил шагнул в прихожую, обитую темно-красными обоями под кирпич, «берлинский бригадир» моментально заломал ему руку, ткнул лицом в стену и упер в затылок дуло «макарова». Данил, конечно, мог бы побарахтаться не без успеха, но он ждал от шебутного генерала чего-то в этом роде и не сопротивлялся ничуть.

— Щекотно, — сказал он, расслабившись. — За поясом, сзади…

Глаголев вытащил «беретту» и быстро, профессионально охлопал всего в три секунды.

— Больше нет, — сказал Данил примирительно. — Я ж вам не Рэмбо, в самом-то деле…

Глаголев убрал ствол от затылка, но пистолет не спрятал.

— А что это вы не в Москве? — спросил Данил светски.

— Шагай вперед, сучий выползок. Направо.

— Полегче, ваше превосходительство, — сказал Данил, двигаясь в указанном направлении. Лара так и не показалась. — Оба мы майоры, хоть у вас впереди этого звания что-то такое и болтается, я ведь обидеться могу, меня тоже учили в морду лазить…

— Налево. В дверь.

— Может, во двор выйдем? — спросил Данил, чтобы малость подзавести оппонента. — Там оно просторнее…

— Заходи, — бросил генерал, не поддавшись на провокацию.

Конечно, кабинет — стол, книжные полки, на ковре неплохая подборка холодного оружия: казачья шашка, палаш с затейливой гардой, несколько сабель, судя по эфесам, прусских, артиллерийский бебут, шпага, определенно восемнадцатого века, еще сабля, австрийская… Данил невольно засмотрелся.

— Садись.

Глаголев устроился напротив, за массивным черным столом, тоже антикварного происхождения — положительно, прибарахлился неплохо… Данил сам мечтал когда-то о такой коллекции и таком кабинете, сейчас и деньги были, но все не доходили руки. Он вспомнил о Ларином хобби и огляделся, пытаясь определить, где может прилепиться крохотная коробочка. Интересно, она и сейчас слушает?

— Ты во что втравил девчонку?

— Простите? — светски спросил Данил.

— Я спрашиваю, ты во что втравил девчонку, сучья морда?

— Ну хватит, — сказал Данил. — У меня тоже самолюбие, а свиней мы вместе не пасли. И не надо играть у меня под носом вашим табельным. Я, конечно, могу оплошать и не успеть сломать руку, но в твоей нынешней ситуации труп тебе так просто не спрятать, если умеешь это делать, конечно…

Глаголев смотрел на него так, что Данил держал себя в полной боевой готовности. Стол пинком не опрокинешь, конечно, тяжеленек, но если уйти влево в прыжке, пнуть высоченный литой шандал — есть шансы, есть…

— Во что ты втравил девчонку? — повторил генерал, уже спокойнее.

— Пистолет положи. И отдай мой.

Еще с полминуты они ломали друг друга взглядами. Потом генерал фыркнул, сунул «макаров» за пояс и толкнул через стол Данилу его ствол. Данил медленно убрал его в кобуру.

— Отвечаю, — сказал он. — Ни во что я ее не втравливал… или не втравлял, как правильно? Словом, не впутывал. А если что-то и стряслось… Знакомых ей выбирал не я. Такое объяснение устраивает?

Даже если Лара сейчас и не подслушивала, закладывать ее Данил все равно не стал бы — не по-мужски…

— Не вполне, — сказал Глаголев.

— Увы, — Данил развел руками. — Повторяю, ни во что я ее не впутывал. Придется тебе удовольствоваться моим честным словом.

— Это твоим-то?

— А чем мое хуже некоторых?

— Какая служба — такое и слово…

— Удивительно точно подмечено, — сказал Данил. — Я, между прочим, в Германии танки налево не загонял…

— Я тоже.

— А ходит слушок…

— Ну вот что, — сказал Глаголев, и его напористый взгляд на миг все-таки в и л ь н у л, — давай-ка откровенно, благо про тебя тоже говорят разное… Загонять я ничего не загонял, — он помедлил. — Бывают ситуации…

— Когда знаешь, что если не подпишешь, мира этим не перевернешь, — подхватил Данил. — Подпишет кто-то другой, а ты все равно правды не найдешь, так что проще плюнуть и подписать…

Прочитав по лицу Глаголева ответ, откинулся на спинку и расхохотался — искренне, почти весело.

— Чего ржешь?

— Руку, браток, — сказал Данил, наклоняясь через стол. — Руку, говорю, браток… Аналогично. А ведь многие, должно быть, попали в нашу ситуацию, верно?

После некоторого колебания Глаголев пожал протянутую руку, но тут же убрал свою. Глянул, впрочем, самую чуточку дружелюбнее:

— Ладно, проехали… С этим все.

— Тогда повторяю — придется удовольствоваться моим честным словом. Пытать, меня некогда, негде, да и не получится…

Глаголев нагнулся к нему, понизил голос:

— Ты мне поверь, шутки шутить не буду, — его взгляд был тоскливо-отчаянным. — Одну я уже похоронил, за Ларку глотку перехвачу кому хочешь…

— Что-то случилось? — серьезно спросил Данил.

— Она тебе говорила о могиле Чингисхана?

— Немного, — осторожно сказал Данил.

— А сам ты что знаешь?

— Краем уха…

— Не звезди. П о л н а я статуэтка попала к тебе.

— Допустим, — сказал Данил. — Значит, это все-таки был не только милицейский мальчик, но еще и ваш? Попасть-то она попала, но там на такой тарабарской грамоте писано…

— Но ты ведь все знаешь? По крайней мере, ничуть не удивился, услышав про могилу Чингисхана…

— Ну, знаю, — сказал Данил. — Знаю. Скоро, по-моему, полгорода будет знать…

— Ларка тебе говорила про эту компанию кладоискателей?

— Немножко. Больше намеками.

— Ты ей обещал что-нибудь?

— Я ее уговаривал бросить все это к хренам, — сказал Данил, в общем, чистую правду, ведь именно так он в свое время Ларе и советовал. — Не детское это дело.

— А пистолет ей не ты дал?

— Какой еще пистолет?

Глаголев задумчиво постучал пальцами по столу:

— Вот и ломай голову — верить тебе, не верить…

— Я в жизни нагрешил немало, — сказал Данил, — но вот пистолетов соплюшкам не давал никогда.

— Где же она тогда раздобыла…

— А что, нашли у нее под подушкой?

— Хуже.

— Слушай, мон женераль, у меня время дорого, — сказал Данил. — Я, если ты слышал, воскресший покойник, у меня еще куча дел на вороту виснет…

— Блядь, хорошо еще, жена в Омске у матери, иначе визгу было бы до небес…

— Что случилось? — тихо спросил Данил. — Судя по тому, что я тут слышал, жива, слава богу…

…Когда Лара вчера около десяти вечера загоняла «опелек» в гараж при доме, словно из-под земли выросли двое мордоворотов и без всяких предварительных переговоров попытались ее сграбастать и затащить в остановившуюся рядом машину. Судя по их уверенности в себе, переходящей в пренебрежение, похитители понятия не имели, что она неплохо владеет кое-какими приемами — по словам Лары, «хватали за ворот, как сопливую пионерку». Одного она вырубила моментально, второй, будучи половчее, успел отпрыгнуть и полез за пистолетом.

Тогда Лара дважды бабахнула в него из «эрмы», почти в упор. И кинулась к дому, не заперев гаража, хорошо еще, была в брюках и кроссовках. По ней дважды выстрелили — но она уже открыла дверь, от каковой пули и срикошетили.

Папаша моментально вылетел во двор со стволом наголо, но обнаружил лишь распахнутые двери гаража, невредимый «опель» и пару пятен свежей крови на асфальте. Милицию он вызывать не стал по причине полного неверия в эффективность ее действий, а сама она так и не появилась — видимо, обитатели «дворянского гнезда», даже если что-то нехорошее в окна и усмотрели, выполнять свой гражданский долг не озаботились. Ничего удивительного по нынешним временам…

— С ней хоть все нормально? — спросил Данил, когда генерал замолчал.

— Да нормально все… Ствол я разобрал по деталям и утречком, пока солнце еще не встало, пробежался в «Адидасе» вдоль Шантары… Это, конечно, были не органы.

— Ценное наблюдение, — хмыкнул Данил.

— Не язви. Будь у тебя дети, понимал бы.

— Если бы мои дети сунулись искать т а к и е клады, я бы им жопу распинал… — сказал Данил.

— Поздно философствовать. Нужно что-то делать. Я улетаю вечером, с военным бортом. Хотел утром, так и растрепал всем, но подумал, что по дороге могут быть… сюрпризы.

— Вот это вполне возможно, — сказал Данил. — Даже наверняка были бы сюрпризы. С глушителями.

— Ладно. К вечеру Ларку спрячут, тут я спокоен… Ты уже знаешь, кто копает Чингиза?

— Что-то такое слышал… — сказал Данил еще осторожнее.

— Не крути. Как бы я к тебе ни относился, вышло так, что мы сейчас в одной упряжке. Могилу они взять не должны. Ясно?

— Ого, — сказал Данил. — Армия готова сказать свое веское слово?

— Я готов сказать слово. И этого, прости за самомнение, пока хватит с лихвой.

— А тебя в самом деле будут в Москве весело провожать на пенсию? — спросил Данил.

— Может, и будут. Может, и нет. Как повернется фортуна. Я не Господь Бог и не знаю точно, на кого ставит мой московский хозяин, зато могу точно сказать, на кого он ни за что не будет ставить… На тех, кто стоит за Кучиным.

— А за Кучиным все же кто-то стоит?

— Конечно. Эта троица — не просто кружок искателей кладов. И не играет сама по себе. А «Новый путь России» Кучиным со товарищи не ограничивается. Там собралась вся эта шиза, которую при неудаче приличные люди с превеликим удовольствием сдадут. А если сдадут, начнется следствие с подробными вопросами… Так что отступать им некуда… Официально я ничего сделать не смогу. Я тебе дам Валентина. Парень обученный, профессионал, крови не боится… Ты ведь из Судорчаги? Значит, тайгу знаешь. Валентин прошел курс «Джунгли», слышал про такой?

— Приходилось…

— А если ты знаешь тайгу, должен понимать — чтобы полностью блокировать тот район по-настоящему, чтобы мышь не проскользнула, нужна даже не дивизия, армия. По моим данным, у Кучина там едва наберется батальон полного состава — с техникой, конечно. Вездеходы, пара броневиков. Один вертолет. Это означает посты на главных дорогах и в ближайших населенных пунктах — только лишь. Возле самой могилы — и вовсе горстка, я уверен. Лишние свидетели им ни к чему, управиться бы с теми, что уже есть… Если у тебя есть верные люди, прихвати одного-двух, но не больше. Большая группа обязательно наследит. Стволы и снаряжение дам. Сколько смогу. Пару бесшумок, «гюрзу», маячок. В Байкальском управлении округа у меня есть надежный кореш. Он рискнет вмешаться, если будет п о л н а я уверенность. Выйдете к могиле, поставите маячок. Через час самое большее придут два вертолета с десантом. Кучинская солдатня ни во что такое не посвящена, они не рискнут связываться, да и с чего бы вдруг воевать со своими?

— А если те, кто копает, тоже успеют вызвать подмогу? Какая-то тревожная группа у них просто обязана быть…

— Ты профессионал или кто? Ваша с Валентином задача — нейтрализовать «копачей» и дожить до вертолетов. Дальше будет проще. Победителей не судят. Я тебе молочных рек и не обещаю, кстати…

— Ни даже законных двадцати пяти процентов? — усмехнулся Данил.

— Там видно будет, — сказал Глаголев. — Я с тобой играю честно, как видишь. Мог и наобещать…

— Ценю доверие…

— Брось. Какие тут, к лешему, проценты? Тебе шкуру надо спасать…

— Тоже верно, — сказал Данил. — А я вообще-то оттуда вернусь?

— Вернешься, — сказал Глаголев. — Хорошие свидетели всегда в цене, тем более в таком деле… Нет у тебя выбора, майор. Сунешься выкапывать для себя — я на тебя Валентина спущу, не успеешь дойти…

— А если я твоего Валентина, дойдя с ним до могилки, отправлю к Чингисхану?

— Ну, не мучайся детством, — поморщился Глаголев. — Я ж тебя держу за серьезного мужика… Куда ты потом-то денешься? Через Китай станешь уходить? Так они у тебя выгребут все золотишко до крупиночки, а самого пошлют воду возить на рисовые поля… Далеко от нас до более благополучных границ. Какую тебе машину дать?

— Да уж не «паджеро», — сказал Данил. — На нем только по пляжу телок возить… Машина, впрочем, у меня есть. «Уазик», фургон. Для таежных тропок ничего лучше и нет. Я бы, конечно, от «хаммера» не отказался, но на него ж сбегутся смотреть все окрестные белки с соболями, не говоря уж о людях…

— Нехай «уазик». Ну что, будем детали обговаривать?

«А доченька нас увлеченно слушает», — подумал Данил, вздохнул и сказал:

— Начнем о деталях…

Через полчаса он встал с кресла, ощущая себя шансоньеткой, которую поимели без ее согласия и бесплатно. Сказал, кивнув куда-то в глубь квартиры:

— Сильно испугалась?

— Ларка? Да не сказал бы. То ли вся в меня, то ли детство в заднице играет, не дошло еще, что это все всерьез, — в его голосе появилось нечто человеческое. — Ничего, спрячу в гарнизоне, с мужиками уже договорился. Есть там одна хитрая казарма со своим внутренним охранением. Главное, чтобы ее оттуда не выпускали, нашла себе игры, дура… Пошли.

Данил вышел следом за ним.

— Выезжай завтра же утречком, — сказал Глаголев. — Лучше, конечно, ночью…

— Лучше все же утром. Приеду, успею немного осмотреться…

— Тоже верно. Что такое? — он упруго, как распрямившаяся пружина, развернулся к двери.

Там с грохотом упал стул. Выскочила Лара с шалыми, совершенно дикими глазами, показала рукой:

— Там их машина… Внизу…

Глаголев кинулся к балкону. Лара моментально сунула Данилу в карман смятый бумажный комочек, подмигнула и убежала за папочкой.

— Никого, — послышался голос генерала.

— Только что стояла напротив скамейки…

— Перепутала. Или показалось. Ничего, не рискнут они средь бела дня…

Глаголев вышел, смущенно покрутил головой:

— Померещилось дурехе…

— А что ты хочешь? — честно глядя на него, сказал Данил. — Шестнадцать годков все-таки… Ты когда улетаешь?

— В десять вечера придет машина, закинут прямо на аэродром. К одиннадцати вернется Валентин, повезет ее… — он подозрительно покосился на Данила. — Ты к чему это?

— Значит, она час будет одна?

Глаголев досадливо покачал головой:

— Тут, верно, получается окно… Не рискнут. Дверь крепкая, в квартире два газовика и помповушка, да и в холле с десяти до пяти сидит нанятый сержант. Скинулись…

— Там, между прочим, стоит подозрительная тачка, — сказал Данил. — Синяя «тойота» с двумя жлобами.

— Да? Черт, не лететь мне никак нельзя, и Валька раньше одиннадцати не вернется…

— Я могу подежурить, — сказал Данил.

Глаголев впился в него внимательным взглядом:

— Ты ничего такого не комбинируешь?

— Да брось ты. Думаешь, если у меня нет детей, я не понимаю?

— Ну ладно. Запомни код. Только смотри, я тебя предупредил — если начнешь чего-нибудь крутить, если вильнешь с кладом, из-под земли выкопаю…

«Тойота» стояла на прежнем месте. Данил прошел мимо насколько мог равнодушнее. Если они связались с кем-то по рации, будет хвост…

Через несколько кварталов он установил, что хвоста нет. Загнал машину в тихий дворик, вылез и прошелся вокруг с детектором. Не удовольствовавшись отсутствием красного огонька, облазил «жигуль», чуть ли не обнюхал.

Нет, «маячка» ему не всадили. И хвоста не послали. Значит, не по его душу явились гости, они вообще не знают его в лицо.

Еще сутки назад он преспокойно достал бы рацию и вызвал столько людей и машин, сколько ему заблагорассудится. «Тойоту» и ее владельцев моментально установили бы, взяли под наблюдение при нужде…