Чиновник для особых поручений Каменский Юрий

– По личному заданию господина Кошко, – негромко сказал он.

– Прощения просим, – извинился тот, – служба.

Кивнув, Стас продолжил свой путь. На счастье, он много раз перечитывал описание убийства Столыпина, данное губернатором Киева. Потому, едва закончилось второе отделение, опер быстро прошел в первую дверь. Столыпина он увидел почти сразу. Тот стоял, как и описывал губернатор, примерно на уровне второго ряда, беседуя о чем-то с двумя господами весьма важного вида. Почти сразу он заметил еще два знакомых лица – Аркадий Францевич в парадном мундире стоял в двух шагах от премьера. А рядом с ним – вот те на! – обретался высокий рыжеватый господин, которого он видел сегодня мирно беседующим возле театра. На сей раз, правда, он был затянут в шикарный смокинг.

«Богрова бы не прохлопать», – едва успел подумать Стас, как события вдруг резко перешли в иной временной режим. Взгляд Кошко вдруг метнулся куда-то за спину оперу. Рука сыщика быстро нырнула в карман и появилась уже с небольшим браунингом. Однако рыжий оказался быстрее. Прыгнув вперед, он повис на руке статского советника, заставив его опустить оружие.

Едва Стас увидел взгляд Кошко, он понял, что террорист уже у него за спиной. Поэтому, когда он повернулся назад, парабеллум уже был у него в руке. Богров в нескольких шагах от него поднимал руку с пистолетом. Увидев прямо перед собой человека с оружием, убийца с перекошенным лицом резко повернул ствол на Стаса. Поздно! Парабеллум в руке опера выплюнул пулю и во лбу студента появилась аккуратная дырочка. Не сводя со Стаса заполошного взгляда, террорист завалился назад.

Истошный дамский визг, парочка сомлевших девиц, а толпа бурлящей волной шарахнулась в разные стороны. Увидев, что Богров опасности уже не представляет, опер опустил руку с оружием.

– Что тут происходит? – прозвучал за спиной властный голос.

«Столыпин, – безошибочно определил Стас, но повернуться не успел – кто-то схватил его за руки, с силой выкручивая их назад. – Черт с вами, ломайте. Главное, чтобы тут второй стрелок не появился».

Его развернули лицом к премьеру.

– Отпустите господина статского советника, – коротко бросил Столыпин.

Охранники выпустили Кошко. Тот, красный от гнева, дернул головой, словно ему жал воротничок мундира.

– Извольте объясниться, Аркадий Францевич. – Премьер смотрел на сыщика спокойно. – Что все это означает?

– Петр Аркадьевич, прикажите отпустить этого молодого человека. Это мой сотрудник, и он только что спас вам жизнь.

– Отпустить, – приказал премьер, и в ту же секунду Стас почувствовал, что свободен.

Разминая кисти рук и подчиняясь знаку Кошко, он подошел к «начальству».

– Вы, – Столыпин повернулся к двум охранникам, все еще стоявшим возле Кошко, – вынесите труп, передайте его чинам полиции, чтобы поместили в покойницкую на сохранение.

Те, коротко кивнув, бросились выполнять поручение. Зал отмер, послышался приглушенный гул сотен голосов, шепотом обсуждающих произошедшее. В оркестровой яме музыканты, будучи еще не в курсе событий, настраивали свои инструменты. Только высунувшийся на выстрел дирижер имел бледный вид, но рта предусмотрительно не открывал. Оно ему надо? Попробуйте после такой новости привести музыкантов в рабочее состояние!

– Что происходит, Петр Аркадьевич? – послышался из ложи спокойный, чуть картавый голос.

Стас повернулся вправо – в ложе бенуар стоял во весь свой небольшой рост император Николай Второй собственной персоной. В белом парадном мундире, в точности такой, каким он выглядел на фото и на портретах.

– Ваше величество, я полагаю, что здесь имело место очередное покушение на вашего покорного слугу. Я разберусь и доложу вам.

– Хорошо, – кивнул Николай. – Никто из людей не пострадал?

– Слава богу, нет. Предполагаемый террорист убит.

– Туда ему и дорога. Разберитесь, кто это допустил, Петр Аркадьевич, и незамедлительно доложите.

– Слушаюсь, – кивнул премьер. – Прошу со мной, господа.

Он показал рукой впереди себя.

– Ваше высокопревосходительство, – вперед выступил рыжеусый, – я не могу отпустить вас без охраны.

– А куда смотрела ваша охрана, когда в меня стрелял террорист? – насмешливо поинтересовался Столыпин. – Охраняйте государя, Александр Иванович, и оставьте мне мои заботы.

Видно было, как побагровела шея полковника, но, сдержавшись, тот коротко кивнул, отступив в сторону. Обернувшись, Стас мельком поймал его взгляд, полный ненависти. И понял, что не ошибался насчет жандармов.

Глава 5
Между двух огней

…Они прошли через фойе и вошли в кабинет администратора. Непременный портрет самодержца и специфика заведения – яркие афиши и фотографии знатных особ и прославленных певцов, оказавших Киевской опере честь своим присутствием. Трое служащих, сидевших за столами, при виде двух высоких чинов вскочили и вытянулись в струнку.

– Господа, я прошу вас ненадолго освободить кабинет, мне необходимо провести дознание. Я министр внутренних дел Столыпин.

Повторять не было нужды. Клерки быстро, но без суеты покинули помещение, оставив их одних. Захлопнувшаяся дверь приглушила гул голосов прогуливавшейся публики, увлеченно обсуждающей детали несостоявшегося покушения. Они еще услышали звонок об окончании антракта, голоса смолкли и донеслись приглушенные звуки музыки.

– Ну-с, располагайтесь, господа. – Премьер, усевшись за стол, расстегнул верхнюю пуговицу мундира. – Аркадий Францевич, я вас попрошу рассказать все по порядку. Сидите, сидите, я полагаю, разговор будет долгим.

Кошко секунду помолчал, как бы собираясь с мыслями.

– Четыре дня назад, – начал он, – из надежного источника я получил информацию, что на вас готовится покушение…

Столыпин слушал не перебивая. Когда рассказ Кошко подошел к сегодняшнему дню, он легонько прихлопнул ладонью по столу.

– Стоп! Вы хотите сказать, Аркадий Францевич, что к вам пришел незнакомый человек, сообщил, что он якобы явился из грядущих веков, и вы вот так запросто приняли это на веру?

Он хмыкнул и с сомнением покрутил головой.

– Либо вы мне не все сказали… либо… – Он сделал паузу и потер пальцами лоб. – Либо извините, но вам зря доверили вашу должность.

«Ну вот, – грустно подумал Стас, наблюдая, как краснеет шея сыщика. – Опять доказывать, что ты ни прямо, ни косвенно не являешься гималайским верблюдом… И оно мне надо?»

– Петр Аркадьевич, – совладав с собой, спокойно ответил статский советник. – Я, как вам известно, сыщик, а следовательно, недоверчив. Но и тупо не верить тому, что видишь – это, простите, другая крайность.

– Стало быть, были какие-то артефакты?

– Были, как не быть… Первый – служебное удостоверение полицейского, датированное концом двадцатого века. Фактура, исполнение, реквизиты – все другое. Даже название нашего государства. Союз социалистических республик, если не ошибаюсь? – повернулся он к Стасу.

– Союз Советских Социалистических Республик, – неохотно ответил тот. – Впрочем, Союза как такового уже почти год не существует. Сейчас наше государство называется Российская Федерация. Просто удостоверения еще не сменили.

Он примерно догадывался, какое впечатление произведет на Столыпина грядущее название государства. Но тот перенес удар стойко, только испарина выступила на лбу.

– Час от часу не легче, – пробормотал премьер, поворачиваясь к Кошко. – Еще что-нибудь было?

– Да. Пистолет неизвестной конструкции. Под патрон, которого в мире, насколько мне известно, не существует. Дата изготовления, выбитая рядом с серийным номером, опять-таки – вторая половина ХХ века. Все это находится у меня в гостиничном номере.

– Это все?

– Не совсем. Станислав с точностью, почти до минуты, до шага каждого из участников, знал о том, что будет совершено, простите, ваше убийство. Самое главное, он заранее знал не только то, что Дмитрий Богров будет стрелять в вас, а заранее расписал всю диспозицию – что государя в ложе не будет, что полковник Спиридович в момент покушения выйдет на улицу. Согласитесь, этого знать заранее не мог никто. Ну, разве что нечистая сила.

– А вы меня в церковь отведите, – буркнул Стас. – Обряд экзорцизма, я думаю, должен вас убедить.

Столыпин, покраснев, бросил на шутника грозный взгляд, но опер уставился на него совершенно безмятежно. Сейчас, именно сейчас закладывается фундамент будущих отношений. Если поймут сразу, что помыкать им не получится, тогда можно с ними кашу сварить. А нет так нет. Тогда «в одного» воевать придется.

…Разговор с премьером закончился уже заполночь, но домой, то бишь в гостиницу, им сразу уйти не удалось. Судебный следователь, проводивший допрос, был въедлив, как серная кислота. Конечно, они с Кошко легенду составляли тщательно, но пару раз, не меньше, в глазах опытного следака возникало эдакое легонькое сомнение. Впрочем, расстались мирно.

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
чиновника для особых поручений при начальнике
Московской сыскной полиции С. Ю. Сизова
2 сентября 1911 г.
1911 года, сентября 2-го дня, судебный следователь Киевского окружного суда по особо важным делам В. И. Фененко, в кабинете администратора Киевской оперы, допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, с соблюдением 443 ст. Уст. угол. суд., и он показал:
Зовут меня Сизов Станислав Юрьевич, 33 лет, православный, коллежский секретарь, постоянно проживаю в С.-Петербурге, а временно в городе Киеве, в гостинице «Эрмитаж», на Фундуклеевской.
В конце августа сего года, находясь по служебной необходимости, на одном из собраний социалистов-революционеров, из случайно услышанного разговора мне стали известны обстоятельства готовящегося покушения на министра внутренних дел России Столыпина П. А. Обстоятельства складывались так, что доложить о поступивших сведениях я не мог. Ввиду срочности и важности, сразу после того как я доложил об услышанном своему начальнику статскому советнику Кошко А. Ф., было решено отправиться в Киев вслед за кортежем государя императора, где также находился министр внутренних дел.
Получив от своего начальника статского советника Кошко А. Ф. пригласительный билет, я находился в фойе Киевской оперы, периодически во время антракта заходя в зрительный зал, поскольку из подслушанного разговора мне было известно, что покушение состоится именно в перерыве.
Войдя в очередной раз, во время второго антракта, я направился ко второму ряду. По знаку статского советника Кошко А. Ф. я понял, что Богров находится у меня за спиной. Достав свой служебный пистолет, я повернулся назад и увидел, что Богров уже целится в министра внутренних дел Столыпина. Увидев в моих руках оружие, он перевел ствол на меня. Поскольку моей жизни угрожала непосредственная опасность, я выстрелил в Богрова на поражение.
На предложенный мне вопрос о том, кто были люди, от которых я узнал о покушении, ответить не могу, так как это составляет служебную тайну – данные люди находятся в оперативной разработке по другому делу.
Подписали:
1. Коллежский секретарь Сизов С. Ю.: «С подлинным верно, мною прочитано, дополнений и изменений не имею. Ходатайств не заявлял».
2. И. д. судебного следователя В. Фененко.
Присутствовал прокурор суда Брандорф.
Присутствовал товарищ прокурора Лашкарев.
С подлинным верно: секретарь при прокуроре Киевской судебной палаты Ковалев.

…Стаса никто не потревожил, и он продрых в номере почти до обеда. Ополоснув морду и побрившись, он задумался: заказать кофе в номер или выпить его в ресторане?

«Быстро же ты к приличной жизни привык, – подколол он сам себя и сам же себе ответил: – Человек быстро привыкает к хорошему».

И дело даже не в том, что он сейчас целый чиновник для особых поручений при статском советнике. Такое здесь мог себе позволить рядовой опер. Коллежский секретарь – тот же старлей. И оклад у него такой же, как у обычного сыщика, несмотря на то что должность вроде бы более значительная. Имея такое жалованье, можно презрительно губы скривить, когда тебе жулик деньги предлагает. Грустно это сознавать. И какого хрена им тут не хватает?

Выйдя из номера, Стас спустился по лестнице вниз, прошел в ресторан и занял место за столиком. Публика на него внимания не обратила, да и с какой стати? Зашел приличный молодой человек позавтракать, заглянул в меню и сделал заказ официанту – ничего особенного. Закурив душистую папиросу, он ударился в размышления. Разговор со Столыпиным закончился неожиданно. Премьер-министр предложил ему занять при нем ту же должность, что и при Кошко. Сам статский советник, вопреки ожиданию, воспринял это как должное. То ли, будучи человеком широко мыслящим, понимал, что непродуктивно такой информированный кадр в сыщиках держать, то ли хотел избавиться от лишних хлопот. В процессе его разговора со Столыпиным неожиданно всплыли и очень приятные подробности – более высокий оклад (он и от этого-то ошалел) и чин коллежского асессора.

Стас, не лучше любого нашего современника разбиравшийся во всех этих чинах, немало озадачился. В его сознании, с легкой руки классиков русской литературы, «коллежский асессор» был синонимом пресмыкающегося перед всеми мелкого чиновничка. Уже по дороге в гостиницу Кошко, посмеиваясь над его вопросом, объяснил, что это, по нашим меркам, подполковник.

– …А там и до надворного советника недалеко, – добавил он спокойно.

Официант принес кофе, и Стас, с удовольствием прихлебывая из чашечки, продолжил раздумья.

«Итак, вечный вопрос – что делать? Столыпин, как самурай, готов принять смерть, но не поступится своими принципами. Он молодец, конечно, но что-то мне подсказывает, что он не жилец. В этой должности, во всяком случае. Или убьют, или снимут к чертовой матери. Впрочем, убить постараются в любом случае. Долго этой войны Николашке не выдержать, кошке ясно. Он же не Ричард Львиное Сердце, отнюдь».

«Властитель слабый и лукавый…» – вспомнилось Стасу. Он хмыкнул. Надо же, как точно сказано, хоть и не про него! «Ай да Пушкин, ай да сукин сын… Ладно, вернемся к нашим баранам. Действительно бараны, без всякого там переносного смысла. Этот уперся – он, видите ли, царю присягал. Хотя этот самый царь его в прошлой жизни слил, не задумываясь. Молодец, конечно, премьер, чего там! Да я и сам так же поступил бы на его месте. И с революционерами, чует мое сердце, та же песня будет. Этим, наоборот, вынь да положь Россию без царя. Бесы, одно слово, верно их Достоевский обозвал. А я, как та Соня с мытой шеей, посередине. Ох, как я теперь Кассандру понимаю! Несладкая у нее жизнь была… «Но, ведь, провидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах…» Ох, не накаркайте мне, Владимир Семенович…

Ладно, подобьем бабки. Я спас Столыпина и при этом собственноручно грохнул освободителя России от душителя-вешателя, былинного, мать его, героя, русского богатыря Богрова Мордко Гершевича. Отсюда автоматически вытекает, что моей крови жаждут анархисты, социалисты, эсеры и вообще всех мастей – понятно, почему. И масоны тоже – потому что сейчас ими Столыпин с Курловым займутся, и ох, не по-детски. Очень нехилую «баню» им организуют. Получается, тайные ложи в эту операцию столько бабла влили, а им за их старания – хрен во всю морду. Им меня обязательно убить надо. Это для них просто-таки дело чести.

А учитывая, что правительство и Государственная дума масонами нашпигованы, как булка изюмом, хреновое твое дело, старший лейтенант Сизов, или как там тебя, коллежский секретарь… Подводя итоги, можно смело сказать, что против тебя сразу и католики, и гугеноты: сиречь правительство, Государственная дума и вся эта долбаная оппозиция, включая революционеров. А за тебя только Столыпин, рыцарь без страха и упрека, который сам непонятно сколько протянет.

Успели хотя бы они с Курловым эту операцию по «зачистке» масонских лож провести. Глядишь, и товарищу Сталину не придется „большую чистку” устраивать. Хотя масоны – они же как гидра: одну голову сносишь, взамен две новые отрастают».

От раздумий его отвлек официант, что убрал пустые тарелки и, обмахнув со скатерти крошки, поставил заказанный десерт. Пока он неслышно лавировал возле стола, Стас оглядел зал. Ничего нового, молодая семейная пара за соседним столом пьет кофий со сладким пирогом. Устроившись у окна за заставленным блюдами столом, основательно заправляется дородный купчина. Сбоку, жеманно вздыхая, кушают пирожные две курсистки, постреливая глазами на молодых клерков, и разочарованно вздыхают, когда те, расплатившись уходят. Стас вернулся к своим раздумьям, прерванным приходом халдея.

«Товарищ Сталин… А ведь это мысль! Единственный, пожалуй, здравомыслящий человек среди этих одержимых. Те страшилки, которые про него демократы с придыханием в голосе рассказывают, страшилки и есть. Сделать из обескровленной войнами и революциями аграрной России могучую индустриальную империю параноику не под силу, что бы там ни говорили.

Несколько, правда, смущает его верность вождю мирового пролетариата… Впрочем, Ленин тут, скорее всего, фигура прикрытия, не более того. Очень хитрый, кстати, был политикан, настоящий Талейран. Все время, пока он был у власти, искусно поддерживал равновесие, используя тот момент, что Троцкий и Сталин постоянно грызлись, как кошка с собакой. Да и как им было жить в мире? Один – „пламенный трибун”, авантюрист с мощной харизмой, за которым стояли масонские ложи и еврейский интернационал. Другой – немногословный работяга, „паровоз”, который вытягивал самые безнадежные ситуации… И при этом осетин. В революционной среде, где тон задавали евреи и грузины, он был обречен на вечный второй план, если бы не железная воля, недюжинный ум и талант организатора. Если Ленин беззастенчиво использовал его и Троцкого как систему противовесов, по принципу „разделяй и властвуй”, то и они, в свою очередь, держались за него как за мощную, практически непотопляемую (Ильич многократно успел это доказать) политическую силу.

Но натура Троцкого, хотел он того или нет, лезла изо всех дыр, побуждая его рваться в лидеры. А Сталин при Ленине оставался верным преторианцем. Не тот человек был Ленин, чтобы уступать кому-то. И потому выиграл Сталин. Как позднее, примерно через полста лет, тихий и непритязательный генерал Аугусто Пиночет, которому надоела революционная вакханалия его сподвижников, одним махом зачистил всех „пламенных трибунов” и твердой рукой повел свою страну к богатству и процветанию. Памятники нужно ставить этим людям, а не на могилы плевать».

Стас тяжело вздохнул.

«Итак, что мы имеем с гуся? Во-первых, нужно исчезнуть. Для всех. Особенно учитывая тот факт, что в лицо его еще не знают. Предложение Столыпина, конечно, лестно, но сам он, как говорят американцы, „хромая утка”. А впрочем, почему бы и нет? Не знаю, есть ли тут такое понятие, как „вольный стрелок”, но почему бы ему и не быть?»

Он взял из портсигара папиросу и, прикурив, стал бездумно наблюдать за компанией офицеров, завтракавших за соседним столом. Вопреки советским фильмам, вели они себя совершенно спокойно. Никто не пил шампанское из горла, не махал револьвером и не требовал, угрожая оружием, петь «Боже, царя храни».

Какое-то вино, правда, присутствовало. Но военные позволяли себе лишь слегка пригубить стоящие перед ними бокалы. Мысли опера приняли грустное направление. Он уже успел заметить, что здесь, в 1911 году, культура потребления спиртного привела бы в ужас любого замполита. Пили все. И вместе с тем пьяных практически не было. Говоря другими словами, культура пития была на высоте. Если мужчина, садясь обедать, выпивал рюмочку «Столового вина № 21», как именовали здесь водку, к концу сытного обеда он был пьян не более, чем схимник, лет тридцать не видевший водку даже издалека. Белое вино подавали под рыбу, красное – под мясо. Для улучшения пищеварения, и не более того. Никто не стремился высосать всю бутылку. Бокал, от силы два.

И если после этого офицеру придется применить оружие, судью будет интересовать не то, что он пил во время обеда, а позволяло ли его состояние осознавать свои действия и руководить ими. И только.

«Да, вас бы в наше время, когда боишься стрелять в вооруженного преступника, потому что вчера вечером выпил за ужином бутылку пива, – горестно посетовал он про себя. – О чем это они там спорят?»

Стас прислушался.

– …в России никогда не будет меритократии! – Сидящий к нему спиной вполоборота офицер возбужденно отхлебнул из бокала и так стукнул им о стол, что вино плеснуло на скатерть.

– Оставьте, поручик, – лениво протянул сидящий напротив другой, настолько лощеный, что показался Стасу похожим на «голубого». – Откуда ей взяться, при нашей-то дикости? Мы азиаты, и этим все сказано.

– А что вы хорошего в европейцах нашли? – хмыкнул первый. – Наши крестьяне – и те более порядочны, чем эти вылизанные хлыщи.

– Оригинальные у вас взгляды, Всеволод, – заметил пожилой офицер, на плечах которого красовались непривычные погоны с одним просветом, но без единой звезды.

– Взгляды как взгляды, – отмахнулся поручик по имени Всеволод. – Сейчас пол-России так думает.

– Вы не Россия, – саркастически ухмыльнулся «лощеный». – Вы жандарм, Всеволод, душитель всего светлого и прогрессивного, кровавый пес загнивающего царского режима. Впрочем, мы тоже.

– Когда-нибудь, Ники, вы дошутитесь, – обронил пожилой.

Только тут до Стаса дошло, что мундиры этих офицеров были не защитного, а какого-то серо-голубоватого цвета – так это жандармы! Как там Лермонтов писал, «и вы, мундиры голубые…». Ага, теперь ясно. И Бог с ними… но тут Стас услышал то, что невольно заставило его насторожить уши. Офицеры, в общем-то, разговаривали вполне прилично, вполголоса. Он был единственным, кто сидел рядом. Ну и слух у него, конечно, был на высоте.

– …если бы полицейский этого социалиста не пристрелил, как собаку, – сказал Всеволод, – ничего бы ему страшного не грозило. Сослали бы на каторгу, он бы оттуда сбежал через месяц-другой и жрал бы пиво где-нибудь в Женеве. А так – раз, и дырка в башке! Молодец этот парень! Предлагаю поднять за него бокалы.

«Ну вот, – усмехнулся опер. – Начинаю зарабатывать репутацию у коллег».

Он положил в меню деньги за кофе, поднялся и пошел к выходу. Проходя мимо столика, за которым завтракали трое жандармов, он услышал за спиной голос пожилого.

– На месте этого парня я бы в пустыню удалился, как Илия. Теперь за ним террористы такую охоту устроят! Одним выстрелом этот господин себе врагов нажил везде, где можно.

«Очень оптимистично они меня подбодрили, – подумал Стас, выходя в холл гостиницы. – Надо бы газетку какую-нибудь купить, прочесть о себе какие-никакие новости».

Глава 6
Новые враги и новые друзья

Выйдя в холл гостиницы, Стас по привычке поискал глазами киоск. И, не найдя, вышел на улицу. Где-то неподалеку, кажется, было что-то похожее. Стас зашагал в сторону театра, внимательно «озирая окрестности» на предмет печатного слова. Девицу эту он заметил еще издалека. Во-первых, сработало пресловутое мужское начало – очень привлекательная внешность. Она сидела на скамеечке и мечтательно смотрела куда-то вдаль. Поймав взгляд опера, она улыбнулась и, поднявшись, направилась к нему так, словно только его и ждала все это время.

Возможно, не будь этого разговора жандармов в ресторане, Стас не сориентировался бы так быстро. То, что в сумочке что-то увесистое, он отметил машинально, по привычке, и вдруг, сообразив, бросился к девице на долю секунды раньше, чем она сунула в нее руку. Во вскинутой руке глянул в лицо тупорылый «дамский» браунинг. Стас резко нырнул вниз, пуля ветром прошла по волосам. В эту же секунду он поймал тонкое запястье и привычно выкрутив его от себя и вверх. Террористка выстрелила еще раз, но эта пуля не причинила никакого вреда облакам, а пистолет перекочевал к оперу.

«Куда ее?» – на секунду задумался опер, поймав краем уха со стороны испуганное оханье свидетелей происходящего. В своем времени было все ясно, а тут… чужой город, чужое время… Он машинально увернулся от пинка девицы, которой явно мешал длинный подол для более сильного и точного удара.

«Ах ты тварь!»

– Товарищ Осип! – вдруг пронзительно закричала она.

«Ах, тут еще и Осип есть!»

Отпустив ее руку, Стас резко развернулся назад. Прямо на него, вытаскивая что-то из-за пазухи, двигался парень, то ли в гимназической, то ли в студенческой (Стас в этих тонкостях не разбирался) форме. Их разделяло метров пять-семь. Так и есть! В руке незнакомца появился револьвер, который он не мешкая навел на опера. Припав на одно колено, как учили, Стас выбросил вперед руку с пистолетом и нажал спуск. Однако выстрела не последовало. Грохот выстрела «студента», короткий свист возле правого уха.

– Стоять! – закричал кто-то, и ударили выстрелы.

Стас бросился под ноги «студенту», перекатываясь, чтобы подсечь его, но тот неожиданно стал валиться на него. Вывернувшись из-под падающего тела, Сизов рванул его на себя. И увидел ничего не выражающее лицо с закатившимися глазами. Голова бессильно мотнулась – студент был мертв. На виске его зияла дырка, из которой по щеке сбегала струйка темной крови.

– Бросить оружие! – скомандовал кто-то за спиной.

Стас откинул браунинг на газон и повернулся. Перед ним, с пистолетами в руках, стояли трое жандармов, сидевших за соседним столиком.

– Что случилось? – спросил пожилой ротмистр, тяжело дыша.

– Как видите, меня хотели убить, – пожал плечами опер. – Видимо, вы были правы, нужно в пустыню уходить.

Жандармы быстро переглянулись. Никаких дурацких вопросов не последовало – они, конечно, помнили его, и то, что он слышал их разговор, сообразить труда не составляло.

– А, так это вы социалиста вчера пристрелили? – хмыкнул «лощеный». – Примите поздравления, отличный выстрел.

– Покажите, пожалуйста, документы, – непреклонно набычился старый жандарм.

Прочитав паспорт и удостоверение, он молча протянул их Стасу. В нескольких шагах уже маячили двое городовых. Оперативно они тут работают, надо признать. Конечно, когда городовые на каждом углу. Впрочем, по рассказам стариков, и у нас было не хуже, пока Хрущеву сдуру не показалось, что преступность находится при последнем издыхании. Лысый кукурузник, недолго думая, объявил во всеуслышание, что в 1980 году покажет последнего преступника в музее, а милицию, ничтоже сумняшеся, сократил. С тех самых пор несколько постовых «закрывали» не часть улицы, а часть района, а опера и участковые ногами отрабатывали то, что недосмотрела патрульно-постовая служба.

– Тут девица где-то была, – спохватился Стас. – Она в меня первая стреляла.

– Какая девица? – опять переглянулись жандармы.

– Девицу видали? – обратился Всеволод к городовым.

– Какая-то девица на извозчике укатила минуту назад, – степенно козырнув, ответил один из городовых. – Но я это издалека видел, остановить не мог.

– Ладно, – устало сказал Стас. – Я ее сам прошляпил, пока с ее напарником возился. Шустрая, стерва, как вьюн.

– Что происходит, господа? – к ним подходил в распахнутой шубе Аркадий Францевич.

– Простите? – вздернув голову, повернулся к нему «лощеный».

– Успокойтесь, поручик, – одернул его пожилой. – Это статский советник Кошко. Здравствуйте, Аркадий Францевич.

– Рад видеть, Филипп Осипович, – протянул руку тот. – Вы, Станислав, смотрю, пользуетесь шумным успехом.

Стас криво усмехнулся, пожав плечами. А что он еще мог сказать?

Добрых два часа их промурыжили в отделении. Когда Стас, усталый и злой, вошел в холл гостиницы, вся жандармская троица находилась там. Увидев его, они дружно встали с кресел.

«Ну, блин, еще и эти!»

Но, как выяснилось, цели жандармов были далеки от служебных.

– Позвольте представиться, – щелкнул каблуками Всеволод. – Поручик Исаев. Всеволод.

– Поручик Тиссен. Друзья зовут меня Ники.

– Штаб-ротмистр Павлов. Филипп Осипович. Просим с нами отобедать.

– Поручик… виноват… коллежский секретарь Сизов. Станислав. Меня вообще-то Аркадий Францевич ждет, – пожимая всем троим руки, неуверенно ответил Стас.

Оговорку он допустил умышленно, чтобы не подумали, что он какой-нибудь «шпак». Кроме того, он что-то смутно помнил, опять же из художественной литературы, что жандармы сами были весьма заносчивы и такое простецкое отношение им было несвойственно. Там, кроме этого, упоминалось, что жандармам подавать руку вроде бы было не принято. Впрочем, это, кажется, касалось военных, а он-то такая же ищейка, как и эти трое. Да и черт с ним.

«За „не знаю” не отвечаю», – озорно подумал Стас, вспомнив весьма к месту одну из самых распространенных «откоряк» в блатной среде.

– Аркадий Францевич по приказу свыше срочно выехал в Петербург, – сообщил штаб-ротмистр. – Просил передать, чтобы вы выезжали следом. Но сегодня поездов до Петербурга уже не будет. Поедете завтра утром.

– А мы сами завтра уезжаем туда же, – сообщил Всеволод. – Так что поедем вместе, если не возражаете.

– Не возражаю, – отозвался Стас, мимоходом подумав, что в компании трех жандармских офицеров его убить будет несколько посложнее.

– Ну, что, господа? Все формальности улажены, все верительные грамоты вручены, – ехидно встрял лощеный Ники. – Пора за стол! Нет-нет, в ресторане пускай купчишки пьют, нам невместно, – добавил он, увидев, что Стас покосился в сторону ресторана.

Они поднялись в номер, где уже был накрыт шикарный стол. Впрочем, вполне возможно, что шикарным он был только в глазах опера времен перестройки, а здесь считался вполне обычным или даже чем-то на уровне нашего «водка, килька, плавленый сырок».

– Я полагаю, мне нужно внести свою долю, – не очень уверенно обратился он к Филиппу Осиповичу, но тот в ответ только махнул рукой.

– И думать не смейте!

– Это стол в вашу честь! – смеясь, пояснил Всеволод. – За спасение господина Столыпина, дай ему Бог долгих лет жизни, и за ваш меткий выстрел!

– Воля ваша, – не стал спорить опер.

…Стас сидел в купе, не высовывая носа, а поезд вез его прямиком в Петербург. Всеволод дрых как дитя на верхней полке. Неплохими ребятами оказались эти жандармы. Совершенно ничего общего с тем, что писали о них в книжках его детства. Зато если сравнивать с комитетчиками или с фээсбэшниками, как они сейчас зовутся, то как горошины из одного стручка. Даже пьяные вели разговор грамотно, говоря много, но ни слова лишнего. И, само собой, «раскручивали» его, как могли. И не их вина, что «лишнего» ничего так и не узнали.

Стас усмехнулся. Что с них возьмешь, работа такая. А вот он много интересного узнал. Потому что на «прочие» темы они говорили охотно и много, а его и не интересовали их секреты. Хватило за глаза и того, что он стал лучше понимать местную расстановку сил. Кстати, она его совсем не обрадовала.

Хотя с 1907 года стараниями Столыпина волна террора в стране пошла на спад, полностью он не прекратился. По неполным данным, за последние пару лет отмечено около двадцати тысяч (!) террористических актов и экспроприаций, от которых пострадало по всей империи больше семи с половиной тысяч человек.

– И сейчас все идет к тому, что будет еще хуже, – мрачно поделился прогнозом штаб-ротмистр. – Потому что положение премьера не просто хреновое, а наихреновейшее.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался опер. – Вот с этого места поподробней, пожалуйста.

Ему разъяснили, что, во-первых, реформы Столыпина нужного эффекта все-таки не дали, потому как, возясь с крестьянами, премьер упорно не желает замечать так называемый «рабочий класс»…

– А это ему боком выйдет, – пьяно щурясь, покачал указательным пальцем Ники.

Во-вторых, как оказалось, уважаемый Петр Аркадьевич в правительстве – едва ли не единственный монархист. Мнения всех остальных колебались от конституционной монархии до анархического антигосударственного общества.

– Все республиканцы и д-демократы, б-бля, – прохрипел уже изрядно «кривой» Филипп Осипович. – Р-робеспьеры, с-суки….

В общем, чудно время провели. Теперь новые приятели дрыхли по своим местам, один Стас думу думал. Завтра они уже будут в Питере. Предстоит встреча с премьером. Опер был уверен, что точно знает, чего тот хочет. Вот только вопрос – надо ли все это самому Стасу? Не факт, однако.

«А, утро вечера мудренее!» И, махнув на все рукой, он завалился спать.

…Еще прощаясь с новыми товарищами, Стас заметил коренастого господина в клетчатом пальто, который поглядывал на него украдкой, но отвернулся, встретившись глазами. На секунду мелькнула малодушная мысль – тормознуть жандармов, сообщить, что за ним опять «хвост», но гордость не позволила.

Однако, получив сигнал тревоги, включились сами собой все восемь чувств опера. И, едва попрощавшись, он уже засек второго. Молодой, элегантно одетый, с дамой, он зыркал на него, но, едва оказавшись в поле зрения Стаса, начинал беззаботно смеяться и что-то говорить женщине. Что-то знакомое привиделось оперу, но та стояла спиной. Едва он успел сделать пару шагов, дама, не выдержав, повернула голову. Совсем немного, в три четверти, но он ее узнал! Та, что стреляла в него на Фундуклеевской, рядом с киевским «Эрмитажем»! Если до этого момента еще теплилась слабенькая надежда, что это не слежка, а игра расшалившихся нервов, то теперь последние сомнения отпали. Ждали именно его. И явно не затем, чтобы поздравить с прибытием в Северную Пальмиру.

Воспользовавшись тем, что грузный носильщик с чемоданом на плече на миг загородил троицу, Стас быстро вытащил парабеллум и сунул его в карман пальто. Вот чем хорош люгер, так это тем, что механизм затвора у него рычаговый. Если карман просторный, вполне можно стрелять, не вынимая руки, прямо сквозь подклад. С рамным затвором такой фокус небезопасен.

Попутно Стас быстро прикинул – а не метнуться ли к поезду? Проскочив под вагонами, можно сильно осложнить задачу этим мокрушникам. Однако не стал. И не из глупой гордости, а просто потому, что мог не успеть. Сделав окончательный выбор, Стас пошел прямо на «клетчатого». Но тот неожиданно сделал шаг навстречу и, вежливо коснувшись пальцами края котелка, тихо сказал: «Штаб-ротмистр Судеев, прислан Петром Аркадьевичем…»

– Сзади вас два террориста, – быстро, сквозь зубы, сказал Стас. – Осторожно…

И, не успев договорить, увидел, как молодой, выхватив пистолет, поднимает его на уровень глаз. Между ними были люди, и стрелять сквозь карман было рискованно. С силой оттолкнув Судеева в сторону, опер присел, уходя с линии огня, и в этот момент загремели выстрелы. Возле уха противно свистнула пуля, пронзительно закричала женщина. Вскинув пистолет, Стас выстрелил и увидел, как молодой, пошатнувшись, схватился за грудь и стал заваливаться на стену, оставляя на ней размазанную полосу крови. В ту же секунду голова террористки дернулась, и ее затылок словно взорвался, выплеснув на стену темно-красный сгусток.

«Ротмистр попал, – машинально отметил Стас, чувствуя, что все эти „гонки” начинают ему надоедать. – Нет, точно пора сваливать. До бесконечности везти никому не может. Не в этот раз, так в следующий укокошат. Настырные ребята…»

– Цел? – коротко спросил штаб-ротмистр.

Стас машинально кивнул, неотрывно глядя на лицо террористки. Большие глаза, не мигая, смотрели в серое небо, и только ровная дырочка во лбу говорила о том, что они уже ничего не видят.

«Молодая красивая девка, – с какой-то обидой подумал опер. – И какого рожна тебе было в этих революциях? Влюблялась бы, детей бы рожала… дура, мать твою…».

– Клавдия Кислякова, белошвейка, – негромко сказал появившийся неизвестно откуда городовой.

– Знали ее? – повернулся к нему Судеев.

– С полгода уже в розыске висит… висела… Что прикажете, Кирилл Степанович?

– Оформляй все, как положено, – устало сказал тот. – Рапорт через пару часов пришлю. Поехали, господин Сизов, Петр Аркадьевич ждет.

…На столе горела лампа под конусным абажуром из ткани, хотя на улице было уже светло.

– Проходите, Станислав, присаживайтесь. Вы сами-то православный?

– Да, – рассеянно ответил Стас, поудобнее устраиваясь в кожаном кресле. – А что, разве я на русского не похож?

– Имя у вас польское. А они в основном латинисты. Ну да Бог с ними. Пригласил я вас вот по какому поводу. Во-первых, согласны ли вы принять мое предложение? То, что я сделал в Киеве?

– Предложение, чего греха таить, заманчивое, – серьезно ответил Стас. – Однако бесплатных пирожных не бывает. Для начала объясните, хотя бы в общих чертах, что будет входить в мои обязанности? Я пределы своих возможностей знаю и деньги зазря получать не приучен.

Столыпин усмехнулся. Усмешка получилась какая-то коварная и одновременно грустная.

– Собственно, ответ – это плавный переход ко второму вопросу.

Он бросил на Стаса испытующий взгляд, но тот никак не прореагировал, просто сидел и ждал. Одно из «золотых правил» опера – если собеседник хочет что-то сказать, не мешай, дай ему высказаться.

– Наши полицейские специалисты изучили ваши документы и пистолет и в один голос утверждают, что и то и другое изготовлено фабричным способом. Причем технологии довольно сильно отличаются от ныне существующих. Не то чтобы они совсем неизвестные, но другие. В общем, либо вы действительно гость из грядущего, либо мы все сошли с ума. А если присовокупить сюда мое неожиданное спасение, то лично у меня сомнений не остается.

Стас вежливо наклонил голову.

– Теперь о ваших обязанностях. Советник. Тайный, если угодно. Вы знаете наше будущее. Кстати, теперь это и ваше будущее тоже.

– Я понимаю, – криво улыбнулся Стас.

Уж что-что, а это-то он и впрямь понимал. Как и серьезность той задачи, которую премьер эдак ненавязчиво пытается на него повесить.

– Мне вот, простите великодушно, одно непонятно, – продолжил Столыпин. – Государство у вас, как я понял, социалистическое. С какой тогда, спрашивается, стати, вы кровавого царского сатрапа спасать кинулись? Не вяжется как-то, согласитесь.

Министр смотрел пристально.

«Гляди, гляди, – ухмыльнулся про себя опер. – Сколько на меня уже глядели, ты бы знал… Привык, знаешь ли…»

– Ну, государство наше уже месяцев пять как не социалистическое. Говоря коротко, тот эксперимент, который сейчас начали большевики, признан неудачным. Хотя, конечно, это не может служить вам утешением. Не уверен, что мы можем изменить все, но кое-что можно попробовать. С вашей помощью, естественно.

– Не хочется мне верить в то, что вы говорите, – медленно сказал премьер. – Но факты, как говорят англичане, самая упрямая вещь. Так помогите! Если мы с вами на одной стороне.

«А вот это не факт, – подумал Стас. – Мне теперь окончательно ясно, что монархия, по крайней мере, в том виде, как здесь, свое отжила и подняться ей не дадут, скорее всего… Зря, что ли, у меня три курса истфака за плечами? Но как мне в этом убедить правоверного монархиста? Задачка, блин…. Этот государь император мне, говоря откровенно, доверия не внушает».

– Вот что, ваше высокопревосходительство, – решительно сказал Стас. – Давайте-ка я вам расскажу все по порядку. А потом скажу, что, на мой взгляд, нужно делать. И тогда уже вы решите, стоит мне предлагать работу или лучше в «столыпинский галстук» меня засунуть.

– Зовите меня Петр Аркадьевич, – коротко ответил премьер. – И не надо из меня чудовище делать. Я слушаю вас очень внимательно.