Три маленькие повести о любви Кивинов Андрей

Плешивый захрипел, вытягивая вверх руку.

– Не надо, пожалуйста, не надо… Я заплачу, все исправлю. Ну пожалуйста…

Сергей поддал ногой по заднице лежавшего.

– Что ты мне отдашь, срань Божья?! Я металлолом не собираю. Ты, бля, очки сначала купи, а потом за руль садись!.. Н-на!

Марина вышла из «девятки», испугавшись, как бы Сергей не перегнул палку.

– Сережа, успокойся, я тебя прошу. Он все заплатит. Ты ведь сам виноват, летел как сумасшедший.

Марина схватила Сергея за руку, пытаясь оттащить в сторону. Он вырвался, оттолкнув ее обратно к машине.

– Сядь в «тачку»! Быстро! Сами разберемся, кто виноват. Ты посмотри сначала, что это чмо наворотило! Я его просто пришибу!

Он присел на корточки и пару раз врезал мужичку по лицу. Тот схватился за разбитый нос и как-то по-детски заревел:

– Ой-ой-ой-ой…

– Прекрати! – закричала Марина. – Я сейчас уйду!

На вечерней, точнее, уже ночной улице, как назло, никого не было.

– Ты совсем с ума сошел! Ты ведь убьешь его! Успокойся, Сережа.

Сергей опустил поднятую для очередного удара руку.

– Благодари Бога, козел, что она со мной, а не то б…

Мужик судорожно закивал головой, давая понять, что он признателен Всевышнему. Сергей выпрямился, плюнул в сторону, откинул челку. Он хотел выглядеть в глазах Марины крутым, решительным мужиком, способным разобраться с каждым, кто встанет на его пути. Пусть знает, какой у нее «мэн».

Он вернулся к машине, осмотрел повреждения. В принципе, не страшно. Треснуло стекло фары, оно копейки на рынке стоит, плюс раскололась пластиковая отделка бампера – тоже, в общем-то, ерунда.

– Ну блин, штуки на две опустил, – вслух произнес Сергей. – Ты, малыш, посмотри! Только-только машину купил! Ну что за непруха!

Он достал из салона ручную сумочку-"визитку", нашел авторучку, потом, секунды две подумав, бросил все обратно в машину и подошел к лежащему владельцу «Москвича». Перевернув мужика на спину, сунул руку ему за пазуху и извлек документы.

– Когда заплатишь, получишь назад. Я позвоню, когда и куда привезти «бабки». Начнешь блудить – молись. Ты видел, я «Санта-Барбару» не развожу. Замочу к чертовой матери, как клопа.

Мужичок опять закивал.

– Да, да, конечно…

«Москвич» пострадал гораздо сильнее – правым боком зацепил дорожный столбик, выворотив его из земли. Крыло разорвало, передняя дверь «ушла» в салон. Хорошо, что мужичок ехал один.

…По большему счету в аварии был виноват Сергей. Они возвращались из театра, машин на улицах почти не было, и Сергей решил продемонстрировать Маришке, что умеет его купленная на прошлой неделе красавица. Разогнался до соточки. Марина пыталась успокоить Сергея, но это его только подзадоривало.

«Москвич» выехал на перекресток справа, и Сергей обязан был его пропустить. По правилам. Но при чем здесь правила, если он на крутой «тачке»? И когда стоха на спидометре? Корыто пускай пропускает. Может, Сергей просто не знал, у кого главная дорога. Права он купил всего две недели назад и за рулем чувствовал себя не очень уверенно.

Водитель «Москвича», поняв, что столкновение неизбежно, крутанул руль вправо, нажал на педаль тормоза и сумел уйти от столкновения, пожертвовав боком своей машины. Однако удар о столбик отбросил автомобиль, и «Москвич» все-таки зацепил «девятку», разбив ей фару.

Свидетелей столкновения поблизости не оказалось, и Сергей понял, что в споре победит сильнейший. Мужичок на голову ниже, прост и неказист, а у Сергея за плечами пять лет на любительском ринге, поэтому вопрос «Кто виноват?» даже не вставал.

Сергей завел двигатель, пару раз газанул на холостом ходу. Двигатель не пострадал, что радовало.

– Садись! – крикнул он стоящей в метре от машины Марине.

– Может, все-таки ГАИ вызвать?

– Садись! – более резким тоном повторил он.

Она послушалась.

Мужичок встал на колени и, зажимая скомканным грязным платком разбитый нос, пополз к своему «Москвичу». Марине стало ужасно жалко мужичка, ей захотелось выскочить из машины, как-то помочь, хотя бы словом, но Сергей включил передачу, газанул, и мужик остался в одиночестве.

Сергей продолжал ворчать, что-то говорил про цены на запчасти, про «чайников» – лохов за рулем и про невезение.

Марина не слушала, сидела, уставившись в лобовое стекло.

– Обязательно надо было его бить? – спросила она, когда машина притормозила у подъезда.

Сергей положил руку на ее плечо, поцеловал в щеку.

– Время такое, малыш. Не ударишь ты, ударят тебя. Сейчас надо бить первым, только первым. Ты это запомни.

– Меня ты тоже ударишь, если я нечаянно твою машину поцарапаю?

– По-моему, малыш, на тебя плохо подействовал спектакль. Больше мы на такие мероприятия не поедем.

Он еще раз поцеловал ее, протянул руку на заднее сиденье и достал розочки.

– Ну, если честно, то да, я погорячился. Прости, этого больше не повторится. Наверное, на меня тоже плохо подействовал спектакль.

Он улыбнулся и протянул ей цветы.

– До завтра, малыш… Ну пожалуйста, прекрати дуться из-за каждого пустяка. Нормально все. Не поезжу пару дней на машине, и все… Спокойной ночи.

Он обошел машину и открыл правую дверь. «Да, это, конечно же, нелепая случайность. Я ведь знаю, какой он на самом деле. Добрый, заботливый, хороший. И он признал, что был не прав».

– Спокойной ночи, любимый…

В коридоре завыла сирена – кто-то зашел в изолятор, – и дежурный секунд пять возился с кодом, пока не отключил «ревун». Сирена вернула Марину в реальность. Девушка вздрогнула, взглянула на часы. Пора бы уж отобедать господам арестантам.

Марина вышла из следственного кабинета, пересекла коридор.

– Николай Михайлович, как там Измайлов, не откушали?

– Минут десять еще, Марина Александровна. – Дежурный снял с пояса связку огромных ключей и, выбрав нужный, полез в сейф. – Машина с обедом подзадержалась. Посиди чуток.

Обед в изолятор привозили со стороны, в здоровых термосах. Штатного шеф-повара райотдел не имел.

Марина посмотрела на сейф.

– Вот еще, кстати. Мне надо осмотреть вещички Измайлова. У него что-нибудь изымали?

– А как же! У них всегда есть что изъять, любят капиталисты побрякушек на себя понавешать. У некоторых на целый ювелирный магазин товара наберется.

Николай Михайлович покопался в сейфе, достал газетный сверток и положил на стол.

Марина развернула газету. Бумажник, ключи, расческа. На веревочке печатка с инициалами… Колечко. Обручальное. Тоненькое, стильное.

– Не хотел снимать, – Николай Михайлович заметил, что Марина остановила взгляд на кольце. – Но я все отнимаю. Один гаврик плакался про любовь – не забирайте колечко да не забирайте. Я по глупости распереживался, не изъял. А он в номере им и закусил. Проглотил, гад. Думал из больницы после операции сдернуть. Брюхо разрезали, «гайку» достали, а больного к нам, обратно. Так что я теперь все выгребаю.

Марина распотрошила бумажник, принялась – перебирать визитки. Карточек было несколько, все разные. Трудовой путь Измайлова Сергея, человека и президента. Да, это в его ключе. Минимум президент. Неважно чего, но президент.

Колечко отражало свет настольной лампы. Новенькое, почти без царапинок. Цепочка. С висюлькой. Маленький скорпион. Ее подарок. На день рождения.

Марину заколотила внутренняя, невидимая дрожь, лицо обожгло раскаленным ветром. Она прислонилась к стенке, боясь не удержаться на ставших ватными ногах.

Впрочем, приступ длился не более секунды – она считала себя сильной женщиной, к тому же годы, проведенные в следственном отделе, закалили волю и характер. Николай Михайлович ничего не заметил.