Больше, чем любовь Стил Даниэла

Они осторожно продвигались вперед в надежде обнаружить хоть что-нибудь, но прошло еще десять минут, когда вдали они заметили зеленые вспышки и подумали, что, возможно, там уже на горизонте, и был «Титаник», но в следующее мгновение капитан Рострон и его люди поняли, что это. Огни вспыхивали на шлюпке номер два, и не на горизонте, а прямо у них под боком. Когда «Карпатия» подошла к шлюпке вплотную, капитан Рострон уже не сомневался, что «Титаник» затонул.

Было чуть больше четырех утра, когда на «Карпатию» подняли первую пассажирку с «Титаника», мисс Аллен. Пассажиры «Карпатии» тем временем толпились на палубах и в проходах: заметив, что «Карпатия» меняет курс, а команда к чему-то явно готовится, сначала они боялись, что несчастье с их кораблем, затем кто-то услышал, что тонет «Титаник»… непотопляемый корабль терпит бедствие… айсберг… И теперь, всматриваясь в океан, люди увидели, что пространство вокруг их судна мили на четыре заполнено шлюпками. Те, кто в них находился, принялись кричать, звать на помощь и размахивать руками. В некоторых шлюпках, напротив, царило молчание: видимо, слишком велико было потрясение, чтобы хоть что-то произнести. До сих пор перед мысленным взором каждого стояла огромная корма, торчавшая вверх, закрывая ночное небо и звезды, рухнувшая затем в пучину, унося с собой жизни мужей, братьев и друзей, – их уже не вернуть!

Эдвина смотрела, как к ним приближается корпус «Карпатии». Передав Джорджу малыша, она усадила Фанни между собой и братом. Руки Джорджа совершенно окоченели, грести он больше не мог, и тогда она, по-прежнему в перчатках Чарлза, сама взялась за весло, заняв место рядом с графиней Ротс, которая мужественно гребла последние два часа. Джордж честно сделал все, что мог, но Эдвине пришлось долго успокаивать Фанни – девочка плакала, звала то маму, то сестренку Алексис.

Ей очень хотелось верить, что Кейт разыскала Алексис, что все будет хорошо. Даст Бог, малышка в одной из шлюпок вместе с родителями, Филиппом и Чарлзом. Она обязана была в это верить! «Карпатия» приближалась, люди в шлюпках перекликались в надежде найти близких. Может, они в той лодке? Не видел ли их кто? Несколько шлюпок успели сцепиться друг с другом, но шлюпка номер восемь и некоторые другие плыли сами по себе, медленно прокладывая путь в воде среди ледяного крошева. В семь утра наконец подошла их очередь. Был спущен веревочный трап и канатная петля, и матросы с «Карпатии» приготовились поднять их наверх, на палубу, где уже дожидались другие. В шлюпке номер восемь было двадцать четыре пассажира: женщин и детей – и четверо членов команды. Сидевший на веслах старший матрос Джонс сообщил морякам, что наверху, что с ними совсем маленькие дети, и тогда с корабля спустили мешок для почты. Дрожащими руками Эдвина помогла матросу одного за другим помещать в мешок детей, потом и Фанни, хотя девочка плакала и умоляла ее не трогать…

– Все будет хорошо, дорогая. Сейчас мы поднимемся на этот большой пароход, а потом пойдем искать маму и папу, – пыталась убедить сестру, а заодно и себя, Эдвина.

Глядя на темноволосую головку сестры, выглядывавшую из мешка, она не смогла сдержать жгучих слез. Господи, что им пришлось вынести! Она почувствовала, как Джордж сжал ее руку, и ответила пожатием, избегая смотреть на брата: боялась разрыдаться. Сейчас она не может позволить себе такую роскошь, потому что обязана позаботиться о младших. Думать о чем-то другом она просто не имеет права.

Эдвина не успела надеть ни шаль, ни шляпку, и голова так замерзла, что казалось, будто в нее забивают гвозди, а руки были и вовсе словно из мрамора. Почтовый мешок опустили в очередной раз, и с помощью стюарда Харта она посадила в него Тедди. Ребенок так замерз, что личико у него сделалось синим, и она в который раз за эту ночь испугалась, как бы он не умер от переохлаждения. Она очень старалась его согреть: прижимала к себе, растирала ручки, ножки, щеки, – но жестокий мороз был слишком тяжелым испытанием для него и маленькой Фанни. Наверняка замерз и Джордж, но молчал как настоящий мужчина. И теперь она тревожилась за них так, что у нее самой не осталось сил держаться за канат. Сначала она обвязала канатом Джорджа, и, пока его поднимали, не спускала с него глаз. Каким маленьким он ей показался! Она никогда не видела весельчака Джорджа таким подавленным. А затем петлю спустили за ней самой, и стюард Харт помог ей ее надеть. По пути наверх она хотела было закрыть глаза, но ее заворожил нежно-розовый рассвет над холодным морем, испещренным ледяными глыбами, среди которых плыли шлюпки с людьми, дожидающихся спасения. Ни одна из шлюпок не была заполнена до отказа, так что можно было надеяться, что в какой-то из них она найдет тех, с кем рассталась всего несколько часов назад на шлюпочной палубе «Титаника». Вспоминать об этом было невыносимо. Едва ноги Эдвины коснулись палубы, как она расплакалась.

– Ваше имя? – спросила дожидавшаяся на палубе «Карпатии» горничная, а матрос набросил ей на плечи одеяло.

Для них уже приготовили чай, кофе и бренди. Судовой врач с помощниками приступили к осмотру спасенных. Для тех, кто не мог идти, на палубе разложили носилки. Сколько ни оглядывалась по сторонам, Эдвина не увидела ни своих родных, ни Чарлза. Внезапно силы оставили ее, и она с трудом произнесла:

– Эдвина Уинфилд.

На борт поднимали других выживших, прибывали новые шлюпки, и Эдвина с надеждой молилась, чтобы дорогие ей люди оказались там.

– А ваши дети, миссис Уинфилд?

– Мои… что? Нет, это мои братья Джордж и Теодор и сестра Френсис.

– Вы путешествуете вчетвером?

Кто-то подал ей чашку горячего чая. Она физически ощущала, как десятки глаз ощупывают ее бледно-голубое вечернее платье, видневшееся из-под пальто, а служащие ждут ее ответа.

– Нет… с родителями, мистером и миссис Бертрам Уинфилд из Сан-Франциско, братом Филиппом, сестрой Алексис и женихом, мистером Чарлзом Фитцджеральдом.

– Вам известно, удалось ли им покинуть борт судна? – с сочувствием спросила горничная, провожая ее в главный обеденный салон, превращенный в лазарет и пункт размещения для выживших с «Титаника».

– Я не знаю… – Эдвина подняла на горничную глаза, полные слез. – Возможно, они сели в другую шлюпку. Когда мы отплывали, мама искала младшую сестру… и мне показалось, что… она в нашей шлюпке: девочка была очень похожа на нее, но…

Из глаз ее хлынули слезы. Горничная терпеливо ждала, поглаживая ее по плечу. В обеденном салоне было уже полно народу. Женщин трясло от холода, многих тошнило. Те, у кого были стерты в кровь руки от холода и работы на веслах, пытались их перевязать бинтами и чем придется. Дети, сбившись стайкой, смотрели на них огромными испуганными глазами и молчали или тихо плакали. Джордж держался молодцом. Вокруг Тедди хлопотала медсестра. Мальчик еще дрожал от холода, но уже не выглядел смертельно бледным, с посиневшими губами. Маленькая Фанни, все еще испуганная, цеплялась за юбки Эдвины и тихонько плакала.

К кораблю подходили все новые шлюпки, даже те четыре, которые были связаны вместе. Мужчин в сборной лодке давно подобрала шлюпка номер двенадцать. Туда, в конце концов, попал и Джек Тейер, но когда его снимали с полузатонувшей брезентовой лодочки, он настолько выбился из сил, что не замечал никого вокруг. Его мать находилась в соседней шлюпке номер четыре, но они не увидели друг друга, поскольку пребывали в бессознательном состоянии.

Эдвина оставила младших на Джорджа, который, напившись горячего шоколада, чувствовал себя очень неплохо, и пошла на палубу наблюдать за спасательной операцией. На палубе уже стояли несколько знакомых дам, и среди них Маделейн Астор. Она хоть и не надеялась, что ее супругу удалось покинуть корабль после нее, но хотела видеть тех, кто поднимался на борт из шлюпок, просто на всякий случай… Сама мысль, что она потеряла мужа, была ей невыносима! Точно так же Эдвина молилась, чтобы увидеть знакомое лицо среди спасенных. Она стояла наверху, у поручней, и смотрела, как мужчины карабкаются по веревочному трапу, как с помощью петли поднимают женщин и как прибывают дети в мешке для почты. Некоторые мужчины обморозили руки, поэтому не могли подниматься сами. Но вот что заметила Эдвина: на палубе царило мрачное молчание. Никто не разговаривал. Все, потрясенные событиями ночи, замерзшие, словно застыли в ожидании. Чего? Наверное, чуда…

Потерявшихся детей собрали в одном месте, и они ждали, что за ними кто-нибудь придет. Женщина из шлюпки двенадцать рассказывала, как поймала на лету ребенка, кто-то добавил, что женщина из третьего класса пробралась на шлюпочную палубу, отдала ребенка, а сама вернулась к мужу.

Женщины сидели маленькими группками и тихо оплакивали своих мужчин. У горничных, медсестры и врача было полно работы. Немногочисленные мужчины им помогали, – те, что сумели спастись благодаря собственной находчивости и некоторому попустительству со стороны моряков на правом борту. Многие погибли в океане, пытаясь забраться в шлюпки. Большинство тех, кто спрыгнул с парохода, так и остались в воде: на шлюпки их не брали из опасения опрокинуться.

Эдвина увидела Джека Тейера и медленно подошла к нему: а что, если у него хорошие новости? – но молодой человек лишь печально покачал головой.

– Боюсь, мне нечем вас обрадовать, мисс Уинфилд. Сначала я видел вашего брата, но потом он исчез – возможно, смыло волной или его подобрала другая шлюпка. Одновременно со мной прыгнул с борта мистер Фитцджеральд, но больше я и его не видел. А ваши родители стояли на палубе и, похоже, не собирались покидать корабль. Простите. Больше я ничего не знаю.

Кто-то подал ему бутылку бренди, и он замолчал. Эдвина кивнула и, не скрывая слез, отошла в сторону.