Время прощать Марч Миа
– В ту ночь, в новогоднюю ночь, когда моя сестра позвонила и попросила, чтобы один из нас забрал ее и Гэбриела, я разбудила твоего отца и попросила поехать его. – С ужасным стоном, вырвавшимся из глубины души, Лолли умолкла. – Я попросила его поехать, потому что тогда могла бы провести пятнадцать минут нового года с Харрисоном… по телефону. Закрыв лицо руками, Лолли заплакала.
Джун взяла Изабел за руку. Кэт в шоке смотрела на мать.
– У меня был роман, я думала о том, чтобы оставить семью. И из-за этого потеряла мужа, отца своего ребенка, свою сестру и ее мужа. Две мои юные племянницы остались сиротами. – Лолли глубоко вздохнула и мгновение молчала, потом посмотрела на Кэт. – Я попросила поехать твоего отца. Чтобы спокойно поговорить со своим любовником. Если бы поехала я, то, возможно, выбрала бы другой маршрут, сумела бы увернуться… Все могло быть по-другому.
– Тетя Лолли, не надо так себя терзать, – умоляюще произнесла Джун. – История не знает сослагательного наклонения. Это был ужасный несчастный случай. Несчастный случай.
– Ты любила моего отца? – прошептала Кэт.
– Я любила его больше, чем даже сама представляла, – ответила Лолли. – Когда он погиб, я была опустошена. Осознала, насколько сильно я в действительности его любила. Как держала на расстоянии, потому что чертовски боялась потерять. А затем и в самом деле потеряла.
– О, тетя Лолли… – проговорила Изабел.
Джун села, потрясенная, слезы катились по ее щекам. Она точно так же оттолкнула Генри.
– Может, я то же самое делаю с Оливером, – пробормотала Кэт.
Лолли встретилась взглядом с дочерью.
– Я только знаю, что сказать сейчас правду очень важно. Важнее последствий.
Джун поняла, что имеет в виду Лолли. Что правда должна быть сказана, даже если это разобьет кому-то сердце. Даже сердце дочери. Потому что в итоге правда может спасти счастье дочери.
– Мне до смерти хотелось быть вам двоим хорошей матерью, – обратилась Лолли к Джун и Изабел. – И у меня так болело сердце за Кэт – Она посмотрела на дочь. – Вы с отцом были так близки. И мне было так стыдно за все, что я прогнала Харрисона. – Лолли посмотрела на пол. – Я сказала, что никогда больше не хочу его видеть. И больше никогда не видела. Хотя он был хорошим человеком. Тогда мне казалось, что он воплощение моей мечты.
– А что ты сейчас думаешь? – спросила Кэт.
– Я думаю, что в ту ночь совершила ужасный поступок.
Кэт сидела бледная, у нее дрожали руки.
– Знаешь что, мама? – начала она.
У Джун заколотилось сердце.
«Если Кэт скажет жестокость, я не вынесу», – подумала Джун.
– Мне кажется, будь я на твоем месте в ту ночь, и рядом со мной находился Оливер, а Маттео бы позвонил в новогоднюю ночь, я, вероятно, поступила бы так же. Потому что ты не можешь знать. Не можешь знать, что впереди. Что случится. Просто делаешь то, что считаешь правильным в эту минуту. Или что кажется правильным.
Лолли обхватила дочь и обняла ее, их руки тесно переплелись.
– Я любила твоего отца, любила сильно. Не осознавала, насколько сильно, пока он не ушел безвозвратно. Но мне посчастливилось познакомиться и с Харрисоном. Я его любила. И никогда не забывала. Не переставала гадать, как все могло бы быть. – Она обвела взглядом комнату. – Нет ничего хуже, чем жить с сожалениями. Я просто хотела сказать тебе это, но не знала, как…
– Вам столько пришлось пережить, тетя Лолли. – Сердце Джун разрывалось от жалости.
Потерять родителей в автокатастрофе, когда ей едва исполнилось двадцать лет. Мужа и сестру убил пьяный водитель. Отказаться от человека, которого очень любила. Рак. Сколько горя.
На глазах у Лолли выступили слезы.
– Я хотела рассказать тебе обо всем раньше. Но когда увидела, как измена Эдварда отразилась на Изабел, как могла я откровенничать о собственной измене?
Изабел тоже села рядом с теткой и взяла ее за руку.
– Кэт права, Лолли. Люди делают то, что считают наилучшим в какой-то момент времени. Может, что-то ошибочное или то, что считается ошибочным, кажется в то время правильным. Так я осмысливаю отношение Эдварда ко мне.
– Но Эдвард на самом деле поступил неправильно, – прошептала обессиленная Лолли. – Я поступила неправильно.
– Но отказ от мужчины, которого вы любили, тоже был ошибкой, – заметила Изабел. – Помню, что не считала так, когда мы смотрели «Мосты округа Мэдисон». Подумала, Мэрил Стрип поступила правильно, отказавшись от Клинта Иствуда, даже если это разбило ей сердце. И я по-прежнему так считаю. Потому что для нее это было верным поступком. Но, Лолли, ты-то была свободна для любви Харрисона, а вместо этого наказала себя.
– Думаю, люди действительно себя наказывают, может, неосознанно, прикрываясь фразой о том, что поступают правильно, – заметила Кэт. – Иногда неправильный поступок может быть правильным. Если в моих словах есть какой-то смысл.
Лолли посмотрела на дочь и кивнула.
– Есть. Но… ничего, что ты об этом узнала, Кэт? Ты не ненавидишь меня?
За обычным осторожным взглядом, выражением лица Лолли Джун видела надежду.
– Я никогда не могла ненавидеть тебя, мама. Никогда. Я только хочу, чтобы ты была счастлива.
Лолли и Кэт снова обнялись, потом Лолли убрала диск в коробку. Положила руку на телевизор, словно нуждаясь в опоре, поднесла ладонь ко лбу Покачнулась, хватаясь за телевизор.
– Мама? Тебе нехорошо? – испуганно воскликнула Кэт.
– Какое-то странное ощущение, – произнесла Лолли. – В голове и… Обмякнув, она упала на пол.
Глава 18
Кэт решила, что звезды, а может, природа, «руководящая» сияниями залива и прочими красотами, заставили Маттео позвонить и справиться о самочувствии Лолли и Кэт как раз тогда, когда она в нем нуждалась, когда страх, сковавший ее несколько дней назад, пошел на убыль по мере выздоровления Лолли от инфекции, сыгравшей с ней злую шутку.
Лолли находилась в больнице с вечера пятницы, и Кэт ни о чем не могла думать, кроме как о матери. Теперь она просто тосковала по Маттео – по его знаниям, личному опыту, приобретенному из-за болезни отца. Звук его голоса, несмотря на отсутствие в нем итальянского акцента, как у отца, по-прежнему погружал ее в мечты, уносил далеко, очень далеко, пусть даже на несколько минут.
В больнице он много раз приходил проведать Лолли, однажды в присутствии Оливера, и возникшую напряженность уловила даже Лолли. Маттео звонил Кэт каждый день просто сообщить, что ее мать борется с инфекцией, обычной для ослабленной иммунной системы пациентов, принимающих химиотерапию, и идет на поправку. Эти звонки помогали Кэт держаться.
В понедельник Лолли выписали и привезли домой. Изабел, Джун и Кэт устроили Лолли в ее комнате, уложив на больничную кровать, дневная сиделка находилась рядом. Затем девушки отправились на кухню и за кофейником крепкого кофе составили расписание «дежурств по Лолли», чтобы одна из них постоянно находилась в полном распоряжении больной. Дневная сиделка будет при Лолли с девяти до пяти с понедельника по пятницу, а Кэт и ее двоюродные сестры возьмут на себя ночные смены и ранние утренние часы.
Когда Кэт зашла проведать мать, сиделка читала ей биографию Маргарет Тетчер – «железной леди». Кэт именно такой считала Лолли. Железной. Ни одной слабости. Кэт, разумеется, ошибалась. Ее уравновешенная, бесстрастная мать глубоко любила мужчину по имени Харрисон. И отказалась от него. Вероятно, она все же и есть «железная леди».
Откровение матери повергло Кэт в растерянность. У Лолли был роман, вернее, большая любовь, и она отказалась от этого человека из-за чувства вины, стыда или просто из-за встречных обвинений. Или поняла, что именно муж ее настоящая любовь, и потому прогнала Харрисона?
«Вот какие неожиданности преподносит судьба, – размышляла Кэт. – А мне-то что делать? Выяснить, не означают ли чувства к Маттео, что не следует выходить за Оливера? Не поэтому ли в первую очередь мать рассказала о своем романе?»
Вероятно, это так, но, борясь с инфекцией, Лолли была настолько слабой и усталой, что Кэт боялась трогать прошлое. Или настоящее. Или будущее. Когда же наконец спросила мать о Харрисоне тем утром, Лолли отмахнулась от нее: «Я так устала, Кэт», давая понять, что не хочет об этом говорить. Потому что это слишком больно? Потому что Лолли боялась, что Кэт сделает из этого ошибочный вывод? Почему Лолли не может просто сказать, что у нее на уме? И почему Кэт не может просто взять и спросить?
Пискнул сотовый. Сообщение от Маттео: «Пообедаем сегодня?»
Извинившись, Кэт позвонила ему. Они проговорили несколько минут о самочувствии Лолли и о новой сиделке. О следующем сеансе химиотерапии и возможном возвращении инфекции.
Да. «Пообедать сегодня» показалось спасительной отдушиной. Особенно у него дома, где они могли бы поговорить с большей свободой. Где он смог бы ее успокоить, если потребуется, не опасаясь неправильных мыслей. Неправильного восприятия. Где она смогла бы… испытать свои чувства к нему.
По дороге в дом Маттео Кэт неотступно преследовали слова Изабел из обсуждения после просмотра «Простых сложностей» – о пути, по которому люди идут с тем, что им необходимо в этот конкретный момент, иногда отбрасывая пресловутую осторожность. Порой это правильно, порой – нет. Иногда причины разумны, иногда – нет.
Но от этого Кэт не чувствовала себя менее виноватой, что ее тянет к Маттео. Оливер не виноват, что не может обсуждать с ней форменные элементы крови и нейтропению. Оливер не виноват, что один его вид напоминает ей о свадьбе, о платье, ожидающем подгонки по фигуре. О туфлях, фотографиях, которые Лолли вырезает из свадебных журналов пластмассовыми, безопасными для детей ножницами Чарли, потому что обычные стали слишком тяжелы для ее пальцев. И нет вины Оливера в том, что Кэт хотелось сбежать и что Маттео заставлял ее вообразить себя готовящей канноли в итальянской pasticceria.
На прошедшей неделе они с Оливером общались мало. Два дня назад вечером, когда Лолли еще находилась в больнице, а Кэт устала до предела и совершенно отупела, он рассказывал ей по телефону веселые истории, сумев рассмешить. О клиенте, богатом человеке, обладателе многомиллионного владения, который хотел нанять ландшафтного архитектора для проектирования и создания огороженной детской площадки у него на заднем дворе, с деревьями, подстриженными в виде известных книжных персонажей, например Винни-Пуха и Алисы. Еще сообщил ей о подруге своего брата, которая продолжала присылать ему ссылки, немедленно им удаляемые, на свадебные платья и фотографии роскошных свадеб на заднем дворе, хотя он сказал ей, что Кэт нашла свое платье и они планируют скромный прием под открытым небом. Свадебная тема заставила Кэт поспешно свернуть разговор.
Приближаясь к дому Маттео, она дала себе обещание: что бы ни случилось, она не станет изменять Оливеру. Тут нет вариантов правильно – неправильно. Только неправильно. Если ей потребуется принять решение насчет Оливера, насчет их будущего, она сделает это сердцем, разумом и душой. Ей не понадобится класть на весы похоть, чтобы по-глупому перевесить чашу.
Какой-то подросток стриг газон, когда Кэт подошла к дому Маттео. Она прошла по короткой, выложенной камнями дорожке и постучала в дверь. А затем возник он, и Кэт уже не видела ничего, кроме его лица с оливковой кожей и внимательными черными глазами, кроме улыбки, в которой таились доброта, возможности… другое.
«Я не могу отвести взгляда от его губ», – сообразила Кэт и быстро посмотрела в глубь дома, в сторону гостиной.
Дом, снимаемый Маттео, отличался от коттеджа Оливера. Если жилище ее жениха было выдержано в стиле штата Мэн – диваны приглушенно-голубого цвета и белая крашеная мебель, то в обстановке у Маттео преобладал стиль хай-тек и кожа за исключением картины с изображением старого, потрепанного временем каноэ.
– Дом сдавался с мебелью, – пояснил Маттео, закрывая за ней дверь. – Но мне она нравится.
– Я вдруг почувствовала, что мне не стоило сюда приходить. Как будто между нами что-то начинается и…
Кэт замолчала, чувствуя себя глупо. Насколько она знала, Маттео не испытывал к ней романтических чувств. Даже сексуальных.
Он устроился на черном кожаном диване и жестом пригласил Кэт сесть рядом. На стеклянном кофейном столике стояли две бутылки пива «Шипъярд», тарелка с двумя сандвичами с беконом, латуком и помидорами, миска с овощным салатом и другая – с нарезанными фруктами. Маттео взял несколько ягод черники и бросил в рот, снова заворожив Кэт.
– Так может, это означает, что тебе стоило сюда прийти, Кэт. Я верю в честность перед другими и, что важнее, перед самим собой. Если не хочешь выходить замуж, потому что испытываешь что-то ко мне, думаю, тебе нужно разобраться в своих чувствах. А не бежать от них.
– Да я, кажется, вообще не очень понимаю, что чувствую. Точно. – Она пристально глядела на сандвич, на латук романо и краешек красного томата.
– Выходит, ты не знаешь, хочешь ли замуж? Или ты хочешь выйти за этого парня, а я все испортил…
– Я чувствовала то же еще до знакомства с тобой. А потом, когда мы действительно сблизились, когда ты держал меня за руку в больнице в тот первый день…
– Я осложнил дело.
Она кивнула и взяла клубнику. Маттео наполнил тарелку Кэт и подал ей. Она откусила сандвич, но есть не смогла.
– Я знаю Оливера с пяти лет. – Кэт поставила тарелку на столик. – Когда-то я была настолько в него влюблена, что не смела дышать в его присутствии.
– А теперь?
– Теперь я знаю, что люблю его и что он меня любит. Уверена, что с Оливером у меня будет счастливая жизнь, что он станет прекрасным отцом.
Поэтому-то я и в растерянности. Как я могу любить его и сомневаться в желании выйти за него замуж?
– Может, ты не готова к браку, Кэт. Тебе только двадцать пять.
– Может быть. Может, мне нужно ехать во Францию. Или в Австралию. Или в Японию. Или это просто бегство от трудностей. Может, мне предназначено жить здесь, помогать с гостиницей.
Разведя руками, Кэт откинулась на спинку кожаного дивана.
– А не поехать ли тебе в Нью-Йорк? Поработаешь там шефом-кондитером в известном ресторане или пекарне… – предложил Маттео. – А потом мы сможем разобраться в наших с тобой отношениях.
Она повернулась к нему.
– Ты переезжаешь в Нью-Йорк?
– Я согласился на должность в госпитале Маунт-Синай. И знаешь, о чем я постоянно думаю? О том, что не смогу видеть тебя каждый день. Не буду встречаться с тобой где-то в городе, или на пешеходном мосту, или во время обхода в больнице. Ненавижу эти мысли «а что могло бы быть», Кэт.
«Что могло бы быть…»
Кэт подумала о своей матери, которая плакала, прощаясь со своими «что могло бы быть».
– Я только могу сказать, Кэт, что был бы очень рад возможности узнать тебя поближе.
– Когда ты уезжаешь?
– В середине ноября. Въехать в свою новую квартиру в Верхнем Вест-Сайде я могу четырнадцатого. Это студия, и очень маленькая, но она на двадцать третьем этаже, и мне немного виден Центральный парк.
«Моя свадьба запланирована на пятнадцатое. Я попрощаюсь с Маттео четырнадцатого, провожу его в Нью-Йорк, а на следующий день выйду за Оливера».
Кэт показалось, что ничего из этого она не в состоянии сделать.
Протянув руку, он поправил прядь ее волос. Ладонь Маттео задержалась на щеке Кэт, на подбородке. Затем он нагнулся к ней, чтобы поцеловать, но Кэт отгородилась рукой.
– Я не могу.
– Не можешь сейчас. Но вероятно, сможешь в ближайшем будущем. А может, и нет.
– Это было испытание?
Он покачал головой.
– Я действовал под влиянием импульса. Я так долго хотел поцеловать тебя, Кэт. Но сейчас это было просто сильнее меня.
– Я тоже хочу, но не могу. – Кэт встала с дивана. – Спасибо за ленч. Мне нужно идти, Маттео.
В мгновение ока она оказалась на улице и бежала, пока не задохнулась.
Вернувшись в гостиницу, Кэт прямиком прошла на кухню. Классический яблочный пирог для матери. Большие рассыпчатые печенья с шоколадом для Чарли. Несколько часов у плиты, умиротворение, приносимое готовкой по рецепту – сделать это, потом то, наверняка поможет прийти в норму, разгонит туман в голове. Но Кэт пересластила тесто для печенья. Затем забыла, положила или нет ваниль.
Что-то тревожило ее, не давало покоя. Не Оливер. Не Маттео. Харрисон. Мужчина по имени Харрисон, которого пятнадцать лет назад прогнали из ошибочных побуждений.
Кэт сняла фартук и вымыла липкие руки, затем направилась в комнату матери, пока не передумала. Или не задумалась. Она осторожно открыла дверь, заглянула внутрь. Лолли спала.
«Отлично».
Дневная сиделка читала журнал «Пипл» и улыбнулась Кэт. Кэт улыбнулась в ответ и показала на фотоальбом, лежащий на прикроватном столике, затем тихонько взяла его.
С альбомом в руках Кэт вернулась на кухню и, сев за стол, мысленно скрестила пальцы, чтобы найти то, что искала. Этим альбомом Лолли дорожила больше всего, он был заполнен ее любимыми семейными фото за многие годы. Лолли любила подписывать снимки на обороте. Например: «Элли и Изабел, 1993 год: Иззи проткнули уши. Папа и Кэт, 1995 год: Кэт на двухколесном велосипеде».
Кэт перевернула каждую фотографию и наконец на последней странице за фотографией Лолли – она стоит перед деревом в темно-синем пуховике, на ее волосах падающий снег («Я, декабрь 1996 года: первый снег»), с выражением удивления, радости и тайны – Кэт нашла то, что искала: «Харрисон Ферри, сентябрь 1997 года: 10-й причал».
Харрисон Ферри.
«Придется сделать то, что кажется верным, потому что опереться я могу только на доверие к себе».
Кэт поднялась в свою комнату и включила ноутбук. Найти Харрисона Ферри оказалось легко. Один запрос в Гугле, и вот он – известный преподаватель астрономии в Бодуэн-колледже в Брансуике. Сорок пять минут езды. Кэт быстро нашла его электронный адрес в колледже, нажала «Написать письмо» и в строке темы напечатала: Лолли Уэллер.
Уважаемый мистер Ферри!
Лет пятнадцать назад вы знали мою мать, Лолли Уэллер. Моя мать умирает от рака. Недавно она рассказала мне, что когда-то любила и потеряла одного человека, любовь, об отказе от которой по очень непростым причинам она глубоко сожалеет. Я не знаю, сколько ей осталось жить, но знаю, что некоторые вещи не должны усложняться. Думаю, у моей матери станет легче на сердце, если она еще раз увидит вас, подержит за руку или просто посмотрит вам в глаза и скажет о своих сожалениях. Мне кажется, для нее это будет означать очень много.
Прошу простить за беспокойство, мистер Ферри. Я пойму, если вы не сможете ответить.
С искренним уважением, Кэт Уэллер.
Со слезами на глазах Кэт нажала «Отправить», не зная, получит ли ответ. Но абсолютно уверенная, что правильно сделала, попросив его приехать.
Иногда попросить – это все, что ты можешь сделать.
– Кэт, я выброшу твой телефон в окно, – пригрозил Оливер, сердито глядя на нее.
На кухне, куда Кэт пришла приготовить пряную горчицу для сандвичей с острой копченой говядиной, она стояла с айфоном в руке, как и последние четыре дня. Был вечер пятницы, но Лолли стало так плохо, что они перенесли киновечер на неопределенное время.
Кэт ждала ответа от Харрисона Ферри. И, можно сказать, как одержимая проверяла свою почту.
– Может, он умер, – предположила вчера Джун, когда Кэт упомянула, что он до сих пор не ответил. – Это, к сожалению, бывает.
– Всегда было, – шепотом добавила Изабел.
Короткий обмен репликами после того, как Кэт потушила свет и девушки улеглись поудобнее, поверг ее в уныние. Какое-нибудь сообщение о смерти должно было появиться, когда она искала его в Сети. А там не было на этот счет никаких намеков.
– Я просто жду известий от одного человека, – пояснила Кэт, засовывая телефон в карман и хватая горчицу.
– От кого? От Маттео? – Он скрестил руки на груди.
– Оливер.
– Ну?
– Нет. Не от него. Я…
Ей не хотелось говорить. Она ничего ему об этом не рассказывала. О признании Лолли о романе и его последствиях. Она и сама не понимала почему Может, потому что это могло навести Оливера на ненужные мысли о ее ненужных мыслях. О Маттео.
– Ты постоянно проверяешь свой телефон, Кэт.
– Оливер, давай просто поедим, пока говядина не остыла.
– Она и холодная хороша. Сейчас я предпочитаю поговорить.
У Кэт пропал аппетит.
– А я не хочу. Пожалуйста, не настаивай.
– Нет, Кэт. Я хочу знать, от кого ты ждешь ответа.
– Это касается Лолли, и больше я ничего не скажу, понятно?
– А что с Лолли?
– Ничего.
– Значит, у нас уже есть секреты друг от друга, Кэт?
– Оливер, опомнись. Ты просто…
– Что? Смешон? Слишком много на себя беру?
– Да.
– От кого ты ждешь известий?
«Оставь меня в покое!» – хотелось ей крикнуть Оливеру, но потом Кэт поняла, что на самом деле ему нужно не имя, а ее абсолютное доверие. Ему хотелось знать, что она любит его больше всего на свете. Больше сложностей и секретов. Он хотел быть Ее Человеком. А она в последнее время не позволяла ему этого.
Потому что кузины Изабел и Джун стали Ее Человеком. К ним она обратилась, когда все начало рушиться. С ними она делилась всем. Они нужны были ей сейчас как воздух.
«Оливер, извини, но я просто не хочу тебе говорить, – мысленно попросила прощения Кэт. – Но надо отделаться от тебя, чтобы поужинать».
– Я написала по е-мейлу старому другу Лолли. Она знала его до несчастного случая. Сообщила, что она… очень больна и что если он хочет навестить ее, то, по-моему, ей это будет приятно.
Он уставился на Кэт.
– И ты не могла просто сказать мне об этом раньше? – Шагнув к Кэт, Оливер положил руки ей на плечи.
Она пожала плечами.
– Я в последнее время не в себе, Оливер. Извини.
Они принялись за копченую говядину с пикулями.
Но от маринованных овощей стало кисло в горле.
«Я не позволю этому взять надо мной власть. Не допущу, чтобы ожидание известий от этого человека, с которым даже не уверена, что хочу встретиться, стало самой важной вещью в жизни сейчас».
Но он был важен. Потому что от него зависело спокойствие сердца Лолли.
Глава 19
Изабел катила тележку, полную розовых, белых и красных пионов, от маленькой оранжереи, расположенной на их улице, и представляла яркие взрывы цвета вдоль всего белого крыльца. Лолли любила пионы. Любила, когда были силы, выйти на крыльцо, посидеть на диване-качелях и выпить утреннего чая, полюбоваться цветами.
Много дней по утрам они вдвоем именно это и делали: сидели, держась за руки, а Изабел рассказывала тетке о том, что происходит в гостинице: о гостях, заказах, смешных происшествиях за завтраком. После возвращения из больницы Лолли почти не бывала на улице, но в то утро она вышла вместе с Изабел и сказала, что очень гордится работой племянницы для гостиницы:
– Такое впечатление, будто ты должна была вернуться сюда и управлять «Тремя капитанами».
Когда Изабел призналась в тех же чувствах, на глазах у Лолли выступили слезы, и женщины обнялись, переживая душевное волнение, какого раньше не испытывали. Затем Лолли с такой мечтательностью – или это было воспоминание? – заговорила о пионах, о том, как ей было бы приятно, если бы племянница посадила эти цветы, что Изабел позвонила в оранжерею, как только вернулась в дом. Все, что вызывало у ее тети радость, Изабел старалась делать.
Убирая выбившуюся из хвоста прядь волос, Изабел толкала тележку по тротуару и вдыхала свежий воздух, пахнущий розами настолько, что невольно тянет остановиться, вдыхала густой запах срезанной травы, приносимый ветерком аромат цветов, запахи залива. Приближаясь к «Трем капитанам», она увидела мужчину в темных очках, сидящего на диване-качелях на крыльце.
Неужели я забыла о заселяющемся сегодня госте? По гостинице этим утром дежурит Кэт, и для заселения еще слишком рано, но возможно, я…
Мужчина встал и спустился с крыльца.
«О Боже, Эдвард!»
– Ого. – Он снял темные очки. – Прекрасно выглядишь. Загорелая и спокойная.
Изабел заметила, что он ее рассматривает. Вбирает взглядом собранные в хвост волосы. Тележку, вышитую хлопковую блузку, выгоревшие джинсы и красные сабо без каблука. Прежняя Изабел ничего подобного не носила.
Эдвард… Воспоминания нахлынули помимо воли. Какой она была в шестнадцать лет. Как могла часами, без слов, смотреть в его лицо, в его глаза, темные, как шоколад. Они сидели на этом крыльце, на диване-качелях или прислонившись к белому деревянному ограждению, держась за руки, соединенные так, что она чувствовала себя рядом с ним в безопасности и под защитой. Ей всегда было страшно вспоминать ту девочку, страшно вызвать ее в себе, но теперь Изабел сочувствовала себе той, прежней.
– Зачем ты приехал?
«Никакой злости в голосе», – осознала она.
– Почему ты не сказала про Лолли? Я и не знал, что она настолько больна.
Изабел поднялась на крыльцо и села на качели. Эдвард прислонился к ограде, встав так близко от висячего горшка с африканскими фиалками, что казалось, будто пурпурный лепесток растет у него из уха.
– Как ты узнал?
– Мир тесен. Мой брат услышал от кого-то и позвонил мне. Мне очень жаль, Иззи.
– Ты проделал весь этот путь, чтобы сказать, что тебе жаль?
Изабел наклонилась и поровнее разложила брошюры о районе Бутбея, лежащие на плетеном столе рядом с качелями. Трудно было смотреть на него, на мужчину, которого она так долго любила, который изменил ее жизнь. Не один раз.
– Да, конечно, ради этого. Лолли много для меня значит, ты знаешь.
– Она очень плоха в последние дни, Эдвард, и думаю, ей не до посещений. Но я скажу, что ты приезжал.
Он кивнул и, повернувшись, стал смотреть на гавань.
– Я думаю жениться на Кэролайн. Хочу, чтобы ты знала… это не постыдная измена.
– Это нужно считать…
«О, да какое это теперь имеет значение? О чем тут спорить. Между нами все кончено, насколько это возможно», – остановила себя Изабел.
– Я также хочу, чтобы ты знала… Я понимаю, как это выглядит… что я полюбил женщину с ребенком. Мой психоаналитик сказал, что тебе это показалось двойным предательством. Но я не собирался участвовать в жизни ее дочери… Вернее, предполагалось, что так будет.
Изабел мысленно покачала головой, воздерживаясь от красноречивой улыбки: «Я же знала, что из этого ничего не выйдет».
– Выходит, Кэролайн сообразила, что ты не собираешься разыгрывать из себя отчима, и бросила тебя. Сказала, что акции продаются только пакетом. Так?
«И правильно сделала».
Ничего удивительного, что у него вдруг появилось настроение провести шесть часов за рулем: его жизнь рушится.
Он кивнул и уставился в пол.
– Что ж, Эдвард, думаю, именно так ты и сможешь узнать, любишь ли ее на самом деле. Потому что если да, ты от нее не уйдешь.
«Как ушел от меня», – добавила она мысленно.
На минуту невысказанные слова повисли между ними. Изабел знала этого мужчину достаточно долго, чтобы понять: он прочитал ее мысли.
– Также я хочу, чтобы ты знала. Я обо всем сожалею, Из. Ты долгое время была моим лучшим другом, и мне было… трудно наладить жизнь без тебя, даже если и с кем-то другим. Вероятно, это звучит смешно.
– Я знаю, что ты имеешь в виду. Сначала мне было очень трудно отдельно от тебя. Но я узнала кое-что важное о себе. Очень хорошее. Мне нравится жизнь, которую я веду здесь. Очень нравится.
– Тогда я рад. Ну, ты знаешь, что я имею в виду. Я просто рад, что ты счастлива.
«Я действительно счастлива».
Чудесный ветерок шевельнул ее волосы, и Изабел на секунду подставила ему лицо.
Эдвард сел рядом, руки на коленях. Обручального кольца у него на пальце не было, как и у нее.
– Я знаю, что ты подписала документы на развод, который прислал мой адвокат. Поэтому через несколько месяцев все закончится. – Он посмотрел на Изабел. – Пятнадцать лет. На средства, положенные тебе при разводе, ты наконец сможешь построить застекленное заднее крыльцо, о котором всегда мечтала Лолли. И много чего еще.
– Будь у меня бокал с вином, я бы выпила с тобой за будущее, Эдвард.
«Ха. В августе я разбила бы его о голову Эдварда».
Он посмотрел на нее.
– Здесь на самом деле твое место, Из. Изабел в духе дзэн – не совсем то, что я ожидал увидеть.
Ей хотелось сказать ему, что он может сделать со своим одобрением. Но она лишь вежливо улыбнулась.
Эдвард встал и, подойдя к ограде крыльца, снова окинул взглядом гавань.
– Мне не хватает этого вида. Я забыл, как благотворно он влияет на душу. – Эдвард повернулся к Изабел, держа руки в карманах. – Я выставлю дом на продажу. Ты можешь взять, что хочешь.
– На следующей неделе, когда у Джун будет выходной, мы вместе с ней приедем. Кое-что из мебели я бы хотела перевезти в гостиницу. Можешь устроить распродажу из того, что тебе не нужно.
Он кивнул.
– Мне всегда нравилось это место. Даже несмотря на то что одно время ты его ненавидела. – Он стал спускаться с крыльца. У автомобиля повернулся к Изабел, потом посмотрел на гостиницу, на прелестную террасу второго этажа и вывеску «ГОСТИНИЦА „ТРИ КАПИТАНА“» с гравированным изображением трех моряков. – Я рад, что ты сюда вернулась.
«Я тоже», – про себя согласилась Изабел.
Читать бесплатно другие книги:
