Ласточки Флеминг Лия

Глава 12

– Кто эта голубая мечта в твидовом костюме? А складки! Обрезаться можно! – прошептала Глория Мадди.

Был субботний день лета 1947 года, жаркий и душный, после самой холодной в истории края зимы, и члены Сауэртуайтского молодежного клуба играли в английскую лапту.

– Черт! Да это он, немец, гость викария, тот, о котором сплетничают по всей округе, – добавила она, довольная тем, что вновь оказалась на знакомой почве, со старыми подругами из школы Святого Петра. Миссис Плам, верная своему слову, нашла Глории работу няньки, и сегодня у девушки был выходной.

– Сплетничают?

Мадди, как всегда, услышала новости последней.

– Мой па говорит, что нехорошо, если один из джерри живет здесь, – заметила Берил с почты.

– Но война закончилась сто лет назад… теперь можно и брататься, – возразила Мадди.

– А для моего па не закончена. Видели бы вы, что япошки сделали с нашим Франком! – воскликнула Берил, складывая руки на груди.

– Но парень выглядит слишком молодым для солдата.

Мадди украдкой оглядела парня, отметив его рост и каштановые волосы. Обыкновенная внешность.

Она вспомнила, как яростно возражала тетя Плам, когда викарий предложил приютить немецкого беженца в качестве эксперимента, чтобы понаблюдать, как он приживется среди местных. Мадди тогда была слишком занята учебой, чтобы замечать, что творится вокруг, но теперь словно прозрела.

– Его зовут Дитер Шульте. Изучает теологию, значит, уже не солдат. Родители погибли при бомбежке Дрездена. Он…

– Ну, конечно, кому и знать столько о враге, как не ее милости, – перебила ничуть не впечатлившаяся Берил.

– Вовсе нет. Просто обо всем этом написано в местной газете, – пожала плечами Мадди.

– Ничего в нем особенного, верно, Глория? – бросила Берил, игнорируя ее.

– А ты что думаешь? – спросила Глория, обращаясь к подруге.

– Да ничего, – покраснела Мадди, не желая еще больше ухудшать положение бедняги, который, наверное, чувствовал, что все на него смотрят.

– Но война закончилась, так что рано или поздно мы должны стать друзьями.

– Ему очень не идут очки без оправы, но, возможно, другие не по карману, – усмехнулась Глория. – Ничего подобного раньше не видела. Он высокий, а пиджак явно тесен в рукавах. Бьюсь об заклад, его обрядили в поношенную одежду. Представитель господствующей расы вовсе не выглядит господином.

– В церковном совете был настоящий скандал из-за его приезда, – сообщила Берил. – Мой па говорит, что благотворительность начинается дома! В городе полно детей, нуждающихся в хорошем отдыхе в деревне, и нечего ублажать всяких джерри!

– Вряд ли дело в благотворительности. Он приехал по обмену. Его спонсирует церковь. Это жест примирения, – пояснила Мадди, чем только подлила масла в огонь.

– Где ты находишь такие громкие слова, Мадди? – рассмеялась Глория, но тут же, охнув, воскликнула: – Черт, ее выбили! Твоя очередь, Берил!

Строй подвинулся вперед.

После возвращения Глории с ней не было сладу. Она вступила в новый молодежный клуб и смотрела на всех местных мальчишек как на потенциальных бойфрендов. Даже написала Грегори и его друзьям и попросила фото. Шустрая девчонка!

Весь последний школьный семестр Мадди не находила себе места. За школьными воротами был совершенно новый мир, и так хотелось избавиться от парт и школьной формы!

– Тебе нужно учиться в университете. А потом, как закончишь, сразу же выскочишь замуж! – проповедовала бабушка.

– Мне это ни к чему!

– А почему нет?

– Я хочу быть полезной, найти работу, зарабатывать на жизнь и повидать мир!

– О, как ты уверена в себе! Плам, это твоих рук дело!

Та пожала плечами:

– Я тут ни при чем. Я бы хотела видеть ее в Оксфорде, но Мадди сама все решила.

– С каких это пор девушки сами решают, какой быть их судьбе? Куда катится мир? Неужели не осталось никаких общепринятых норм?

– В жизни есть вещи поинтереснее, чем вечеринки и платья, бабушка. Обещаю, что буду усердно работать, а вы еще будете мной гордиться. Я не хочу оставаться здесь после экзаменов. Пожалуйста!

Бабушка пыхтела и дулась, но Мадди все-таки ее уговорила. Совсем скоро больше не будет утомительных занятий спортом и концертов в конце семестра, только длинные недели летних каникул.

Дядя Джерри скоро возвратится домой навсегда, и наконец начнется мирная жизнь. Почти каждый день приезжали солдаты в полосатых, выданных при демобилизации костюмах и дурацких шляпах. Полевые батареи были демонтированы, бомбоубежища превратились в свинарники и курятники.

Теперь, когда глаз почти выправился, Мадди чувствовала себя нормально, хоть и оставалась самой длинной в классе и возвышалась над девчонками в своей короткой юбке в складку и лодочках.

Сейчас они наблюдали, как их команда терпит полный разгром от игроков из Бимерли Сент-Джорджа.

И все же краем глаза она замечала незнакомца, пытавшегося понять смысл игры. Понятное дело, этому джерри было неприятно сознавать, что все взгляды устремлены на него. Как бы она чувствовала себя на его месте? Быть объектом всеобщего любопытства… Стыд, неловкость… Мадди хорошо знала, каково это – быть не такой, как все.

– Почему мы не попросим его играть на нашей стороне? – прошептала она Глории. – Это же смешанные команды.

– Не будь идиоткой! Кто захочет иметь джерри в своей команде?

– Он может занять мое место. Я безнадежна, – предложила Мадди, прекрасно понимая, что играет она плохо. Спорт не был ее сильной стороной.

– Ради всего святого, он носит очки! Какая от него польза?

– Я тоже теперь ношу очки для дали.

– Вот именно! – фыркнула Глория.

Только подруга могла говорить подобные вещи, зная, что на нее не обидятся. Нынешняя Глория могла выпалить в лицо Мадди все, что угодно, и иногда ее презрение ранило очень больно.

– Бьюсь об заклад, он ничего не может.

– Неправда! Немцы всегда были хорошими спортсменами, – возразила Мадди. – Да и что нам терять?

– Пари?

– На что?

– На ту помаду, что была на тебе вчера вечером.

Тетя Плам разрешила Мадди намазать губы «Черри глоу», но той казалось, что она выглядит глупо.

– Заметано!

Они ударили по рукам, как фермеры после сделки.

– Но ты должна попросить его, – спохватилась Глория. – Я к нему не подойду.

Мадди отступила, подобралась к границе, где стояли Дитер и миссис Марри, жена викария.

– А, Мадлен! Познакомься с нашим студентом Дитером.

– Привет, – пробормотала она, глядя ему прямо в глаза. – Мы тут хотели спросить: может, поиграете с нами? Вот, возьмите мою биту.

Она в жизни не видела таких синих глаз.

Дитер, покраснев до корней волос, поклонился, и ей на секунду показалось, что он сейчас щелкнет каблуками, как наци в фильмах.

– Danke… спасибо, очень рад, – улыбнулся он. Оказалось, что он действительно неплох собой, несмотря на строгие очки.

Сняв твидовый пиджак, он закатал рукава. Руки загорели почти до черноты, а светлые волоски выделялись на темной коже. Для студента теологического факультета он выглядел очень мускулистым.

Дитер прошел с ней к линии. Она наскоро объяснила ему, что он должен делать, чтобы остаться в игре, когда придет его очередь.

Он возвышался над остальными членами команды, но не над ней. Все с интересом глазели на него.

– Это было очень любезно с вашей стороны, дорогая, – шепнула Вера Марри, когда Мадди вернулась. – Бедный Дитер уже устал от нас, стариков. Он работал на фермах. У него хороший английский, а наш немецкий никуда не годится, хотя Дитер так вежлив.

Мадди молилась, чтобы его не вышибли из игры, когда команда Бимерли пронюхает, кто он на самом деле. Уж они его не помилуют.

Теперь ей было стыдно за то, что она поставила на кон помаду Плам.

Глория, как всегда, ринулась вперед очертя голову и немедленно вышла из игры. Берил поймали. Дерек Бригг из автомастерской получил очко, но они все равно отставали на три мяча, и им грозило поражение.

Настала очередь Дитера. Он снял очки, осторожно положил их в карман, выпрямился и, пропустив один мяч, начал отбивать все, летевшие в его сторону.

Глория изумленно присвистнула.

– Беги, идиот! – завопили парни с боковых линий.

Он помчался по кругу с головокружительной скоростью и заработал еще очко. Потом пропустил мяч и едва не выбыл из игры. Следующий мяч Дитер отбил с такой силой, что он улетел в заросли деревьев.

– Черт возьми! Где он научился так бить!

Еще одно очко. Еще одно. Последний мяч пролетел слишком высоко, и Дитер выбыл, но они выиграли!

– Неплохо для колбасника! – вынесли вердикт окружающие, и Мадди с облегчением подтолкнула Глорию локтем. Ее новая помада останется при ней!

– Эй, ты! – завопила Глория. – Где научился так играть в лапту?

– Я играл в бейсбол с американцами. Это одно и то же, ja [36]?

Глория смотрела на него, сверкая зелеными глазами. Он больше не был врагом.

– Спасибо, мисс Мадлен! Как хорошо немного размять ноги. Мне очень понравилось.

Он тепло улыбнулся, и сердце Мадди как-то странно екнуло. Парень, который был выше ее… это что-то новенькое. Особенно мальчик с глазами цвета барвинка и выгоревшими на солнце каштановыми волосами. Он отдал ей биту и снова поклонился. Он еще и хорошо воспитан! Таких в Сауэртуайте не так много.

Когда они пошли в церковный зал пить чай с печеньем, она чувствовала, как его взгляд прожигает ей спину. Он следил за ней, и Мадди ощущала, как раскаленные железные щипцы медленно поднимаются по ее кардигану. Впервые в своей молодой жизни она понимала, что на нее смотрят не как на чучело, а с восхищением, интересом и благодарностью.

Комната вдруг расплылась перед глазами девушки, и ей захотелось подойти к Дитеру поближе нему и расспросить о его жизни. Внутренний голос подсказывал, что не стоит быть такой откровенной, особенно перед Глорией и другими девушками. Они не поймут, начнут издеваться, сочтут ее поведение непристойным, посыплются шуточки, а она этого не вынесет.

Но Мадди понимала, что именно она сделала этого парня героем и помогла выиграть матч. Пока что этого достаточно, тем более что ее поступок не остался незамеченным. Вера Марри тут же воспользовалась моментом и привела парня в Бруклин, чтобы познакомить с Белфилдами.

Именно тогда Мадди узнала, что Дитер собирается стать студентом Тюбингенского университета, тем более что получил стипендию. Его отец был лютеранским священником, другом зверски замученного пастора Дитриха Бонхоффера, повешенного в Флоссенбургском концентрационном лагере за проповеди против гитлеровского режима.

Теперь в Дрезден вошли русские, и Дитеру было нелегко вернуться на родину, чтобы узнать о судьбе родных. Вера всячески пыталась приобщить его к летним мероприятиям.

– Мы хотим, чтобы он познакомился с возможно большим числом молодых людей, – пояснила она.

В Англии уже поговаривали об обмене визитами между членами англиканской церкви и немецкими молодежными группами.

Плезанс оглядела Дитера, прекрасно зная о существовании правил, не позволявших брататься с бывшими врагами, но ничего не сказала.

Молодой человек вынес пристальный осмотр, сел и с интересом начал осматривать гостиную, мебель, картины, стараясь не показывать, что ему не по себе.

Мадди подумала, что они равны с этим парнем. Им пришлось вынести много несправедливостей, горя и скорби, страдать от душевных ран. Оба выжили, хотя стали жертвами. Слушая его историю, она не испытывала ни гнева, ни неприязни. Только печаль, что их семьи были сметены войной.

В следующее воскресенье они снова встретились в церкви, где Дитеру пришлось вынести немало косых взглядов.

Молодой человек не был красив, как кинозвезда, но что-то в нем привлекало девушку. Мадди чувствовала, что он хорошо учится, а характер у него мягкий. Добрый великан.

Они привыкли к военнопленным в уродливых мундирах, приводившим в порядок дороги, складывавшим сено в копны, маршировавшим или сидевших в кузовах грузовиков. Даже потерпев поражение, они не теряли жизнерадостности. Некоторые были грубы и вульгарны. Но Дитер другой! Закален работой на ферме. Длинные ноги в чужих шортах – мускулистые и загорелые.

Раньше она никогда не рассматривала мужское тело, и теперь ее бросило в жар.

Когда он вошел в комнату, сердце снова екнуло.

Сегодня она долго укладывала волосы в мягкие локоны. Косы с лентами остались в прошлом. Умылась, побрызгала на себя одеколоном и накрасилась новой помадой. Теперь поход в церковь приобрел для нее совершенно новое значение.

Скоро наступит ежегодный праздник сбора урожая, и Мадди молилась, чтобы Дитер все еще был здесь, чтобы повеселиться вместе с другими.

Глория была слишком занята новой работой в доме доктора Ганна и его шумной семейки, чтобы заметить перемену в настроении подруги. Они послали письмо Грегу, но Мадди не упомянула о новом знакомом. Грег посчитает глупостью ее желание развлекать врага в Бруклине, а она ни с кем не может делить чувства, бурлящие в ней, как газировка.

Иногда она с томиком стихов Джона Донна забиралась на сиденье-подоконник в кабинете. Последнее время он был ее любимым поэтом. Его стихи так романтичны!

Шекспир, писавший сонеты, и Эмили Бронте уж точно знали, что она испытывает. Последнее время утомительная школьная программа перестала быть такой скучной, наполняясь новым смыслом.

При каждом удобном случае Мадди забегала в дом викария, чтобы увидеть Дитера, а однажды, возвращаясь с прогулки верхом на Монти, встретила его. Неужели случайно?

Оба с улыбкой остановились, краснея и пытаясь вести себя как обычно, словно ничего особенного не происходило.

Мадди спешилась, и они уселись на каменной ограде, глядя на поля.

– Здесь так прекрасно, очень мирно. Ни дыма, ни взрывов бомб. Наверное, здесь не было войны, – вздохнул он.

Мадди покачала головой. Важно, чтобы он знал, что им тоже пришлось нелегко.

– Моя семья погибла, – попыталась она объяснить Дитеру свою ситуацию на школьном немецком. – Бомба попала в дом, и бабушка с дядей сгорели. Родители утонули вместе с кораблем. У меня никого не осталось. Это из-за войны я оказалась здесь.

Дитер повернулся к ней.

– Ужасно. Почему такое с нами случилось?

Мадди промолчала. Что тут скажешь?

– Больше это не должно повториться, мистер Шульте.

– Вы очень добры ко мне, Мадлен. Пожалуйста, зовите меня просто Дитер.

Ей нравилось, как он произносит свое имя. Оно так экзотично звучит!

– А я – Мадди. Вы сделали бы то же самое для меня.

– Не уверен. Дела плохи, когда проигрываешь войну: ни надежды, ни еды, ни денег. Люди злы и не понимают, почему мы снова оказались в пропасти.

– Нужно было по одежке протягивать ножки, – ответила она.

Дитрих недоуменно воззрился на нее. Но тут же рассмеялся.

– Ах, да, понимаю. Мы хотели захватить одежду остальных, но они не позволили, тогда мы попытались украсть ее. Но они оттолкнули нас и захватили нашу одежду. И теперь мы остались голыми.

Не совсем то, что она имела в виду, но в принципе правильно.

– Давайте не думать об этом. Все кончено. Потом будет лучше.

– У людей долгая память, Мадди. Много лет пройдет, прежде чем наши народы снова станут друзьями, – вздохнул он, снимая очки и осторожно протирая линзы.

– Идете сегодня на танцы? А вот мне нечего надеть на бал.

– О, да это никакой не бал, – отмахнулась Мадди. – Танцы в амбаре, сельские, с хороводами. Вы должны ходить по кругу и следовать указаниям распорядителя.

– Распорядителя?

Дитрих вновь надел очки.

– Как это? Он распоряжается?

– Да, выкрикивает, что делать, и вы под музыку следуете его указаниям. Обнять партнера и поклониться…

Мадди изобразила поклон джентльмена.

– Взять меня за руку…

Она повела его в танце по траве. Но оказалось, что он удивительно неуклюж.

– Так нужно слушаться ведущего! Вряд ли я для этого гожусь.

– Да нет, что вы! Вот увидите, что это легко и очень весело, и вы сможете танцевать с девушками по очереди.

– Я танцую только с одной девушкой, – прошептал он.

– С кем это? – усмехнулась Мадди, прекрасно зная, кого он имеет в виду. Сердце бешено колотилось, когда они придвинулись друг к другу, но тут же вмиг отпрянули.

– Вы должны видеть, как развлекаются местные жители. Все девушки захотят с вами танцевать.

– Только не ваша подруга. Ей не нравится, когда я говорю с вами.

– Кто? Глория? Не обращайте внимания. Иногда она бывает просто свиноголовой!

– Как это?

– Глупа… безмозгла… как свинья.

– Но свиньи – очень умные животные. И мне они нравятся, – возразил Дитер.

– Дитер, вы чересчур серьезны. Это просто шутка. Мы с Глорией вечно обзываем друг друга. Значит, увидимся завтра?

– Если считаете, что меня не прогонят, тогда до завтра. Мне не терпится потанцевать с вами.

Он помог ей сесть на лошадь и долго махал вслед.

Мадди раскраснелась от его слов и втайне понадеялась, что хорошо выглядит в седле. Завтра у нее свидание с Дитером. И плевать, будут за ней следить или нет.

Это была обычная сельская вечеринка в Сауэртуайте: голые деревянные полы, столы, нагруженные сэндвичами с рыбной пастой, лепешками и булочками.

Скрипач, пианист и барабанщик устроились на одном конце зала, и распорядитель Фред Поттс, в клетчатой рубашке, с сигаретой в зубах, собирал пары для первого танца. Устроители набросали связки соломы вместо скамей и развесили на потолочных балках бумажные фонарики, а еще поставили цветы на подоконниках, чтобы смягчить строгую обстановку церковного зала.

Как всегда, у двери толпились мужчины, курили и провожали глазами входивших девушек в гольфах и нарядных платьях с облегающими лифами и сборчатыми юбками с выцветшими полосками на том месте, где были выпущены подолы. Парни, как один, были одеты во фланелевые брюки и рубашки с распахнутым воротом.

Викарий с женой и тетя Плам тоже пришли сюда для приличия. Глория щеголяла в красивом ситцевом полосатом платьице, сшитом из гардинного материала, который подарила ей миссис Ганн.

Мадди долго мучилась, не зная, что надеть. Она привыкла носить слаксы, но сегодня придется надеть юбку в складку и чистую блузку, поскольку у нее не было талонов на приобретение чего-то более нарядного. Из соображений скромности она надела и нижнюю юбку, чтобы не было видно ее белье, когда она закружится в танце. Сегодня она должна выглядеть лучше всех!

Мадди пришла слишком рано и помогла Плам украсить зал. Она то и дело поглядывала по сторонам, но танцы начались, а Дитер так и не появился. Мадди почувствовала сначала досаду, потом гнев. Как жестоко ее обманули!

Она сидела с Глорией и девочками, желая одного: уйти отсюда поскорее. Вечер обманул ее ожидания.

Даже себе Мадди не хотела призаваться, что все это ее задевает. Подумаешь! Он всего лишь немецкий студент, чужак. Разве у них может быть будущее? Он принял решение за них обоих и предпочел сразу же отказаться от появления в церковном зале. Возможно, это к лучшему. Стоит держаться своего круга, тех учеников частных школ, которые были сыновьями подруг Плам. Они приезжали на каникулы, потом уезжали, но ничья улыбка не заставляла ее трепетать. А вот Дитеру стоило только улыбнуться, и…

Его грустное лицо и ненавязчивость тронули ее.

Сильный и одновременно нежный. Выделил ее из всех девушек. Почему же сказал, что будет танцевать с ней одной, если не хотел приходить?

Ей было плохо от обиды и разочарования. Она слишком высока ростом? Или глаз снова начал косить?

Глория о чем-то трещала без умолку, но Мадди ее не слушала. И не сводила глаз с двери. На всякий случай.

Когда все принялись за еду, Мадди больше не смогла выносить неизвестности и осторожно подобралась к Вере Марри.

– Наверное, ваш студент захотел бы увидеть, как развлекаются англичане, – предположила она.

Вера встревоженно нахмурилась:

– О, я должна была сказать раньше! Наш студент получил неприятное письмо из дома. Его сестра Матильда заболела, и теперь он хочет вернуться домой, но тетка требует, чтобы он остался на Западе. Так что ему сегодня не до танцев и веселья.

– Мне очень жаль. Может, стоит его навестить? – предложила Мадди, стыдясь своего облегчения при мысли о том, что отсутствие Дитера совершенно не связано с ней.

– Правда? Сегодня вечером нам придется уйти. Но Арчи составит ему компанию позже. Сестра Дитера никогда не отличалась крепким здоровьем. Она живет недалеко от Дрездена. Там сейчас жить нелегко. Думаю, он чувствует себя виноватым из-за того, что именно его выбрали для посещения Англии.

– Я немедленно отправлюсь к нему, миссис Марри.

Мадди, забыв об ужине, заторопилась к дверям. Но Глория побежала за ней:

– Ты куда? Так и танцы закончатся, а ты ничего не успеешь.

– Я скоро приду. Нужно пойти поговорить с одним человеком насчет собаки, – выпалила она и выскочила на улицу, торопясь выполнить долг милосердия.

Конечно, она нервничала, но решила набраться храбрости и зашагала по дорожке, ведущей к жилищу викария, старому фермерскому дому с каменным крыльцом. По обе стороны дорожки были высажены фиолетовые астры и маргаритки, кивавшие головками на ветру. Они каким-то чудом уцелели после первых заморозков. В ночном воздухе отчетливо ощущался холодок. Еще не совсем стемнело, и дорога была видна хорошо. Лето выдалось холодным и дождливым, окот прошел не слишком удачно, но все же мысль о том, что лето кончается, пугала ее. Дитер скоро уедет, а ведь они едва познакомились.

Он сидел за пианино, перебирая клавиши, и с легкой улыбкой поднял глаза, когда она постучала в окно.

– Миссис Марри сказала, что вы получили письмо… Может, я составлю вам компанию? Погуляем, и вы мне все расскажете, если захотите, – предложила она. Дитер кивнул, схватил пуловер и направился к двери.

Сначала он молчал. Мадди повела его по Аллее Слез, объяснив, что деревья посажены в честь дяди Джулиана, ее отца и жителей города, погибших в боях.

Потом они направились к старому буку. Дитер был погружен в себя.

– Познакомьтесь, это мое дерево… вернее, наше Древо Победы. Но не над немцами. Мне сказали, что над Наполеоном. Смотрите, лестница все еще на месте. Сюда я приходила подумать, пожевать жвачку, – призналась она, показав на помост, устроенный в ветвях дерева.

Дитер недоуменно уставился на нее, но тут Мадди замычала и изобразила корову, жующую траву. Он поднял брови и рассмеялся.