Царство страха Деревянко Илья
Судя по всему, омоновец воспринял шутку всерьез, бросил пленника на произвол судьбы и тяжеловесной рысью устремился вверх по улице.
– Странный у вас народ, – сказал я. – Заслышали взрыв и мгновенно превратились в стадо перепуганных овец. Сколько служу, ни разу такого не встречал! Только по телевизору видел, когда заграницу показывали.
– У нас тут много странного, – вздохнул Хвостов. – Мужики на глазах превращаются в баб, а бабы в мужиков. Самая влиятельная общественная организация – феминистский клуб «Сафо». Церкви даже в большие праздники стоят полупустые, а городом практически заправляет...
Б-у-ух! Из окна моего номера вырвался сноп пламени, повалили клубы дыма. На асфальт, прямо нам под ноги, упала оторванная голова водителя.
– Господи Боже! – прошептал начальник ФСБ, побелел как полотно, торопливо перекрестился, дрожащей рукой достал из кармана пластину валидола, но удержать ее не сумел и бессильно уронил в костно-кровяную лужицу.
– Сюда, – властно окликнул я врача с санитарами и, когда те подбежали, распорядился: – Займитесь полковником. У него нелады с сердцем. Не дай Бог повторит судьбу Пузырева.
– Слушаюсь! – по-военному отчеканил врач, делая знак санитарам. Те взяли Хвостова под руки и бережно, но настойчиво повели к «Скорой».
– Кто из вас старший по званию? – обратился я к оставшимся эфэсбэшникам.
– Я! – выступил вперед бритоголовый здоровяк.
– Представьтесь!
– Майор Хохлов. Заместитель Сергея Ивановича.
– Очень хорошо. Организуйте здесь необходимые следственные действия, вызовите экспертов... Проследите за отправкой в больницу обоих контуженных и вашего непосредственного начальника. А мне предоставьте машину с шофером. Понятно?
– Так точно! – оглушительно гаркнул здоровяк.
– Ты куда намылился? – тихо спросил бледный Сибирцев с перевязанной головой.
– Хочу заглянуть в их базу данных по жителям города.
– Зачем?
– Надо отработать одну версию. Довольно несуразную на первый взгляд, но... Знаешь, Костя, бывает, что и мертвые иногда возвращаются...
Прибыв в здешнюю Контору, я перво-наперво связался с Рябовым и получил подробную справку об интересующем меня субъекте. Вот она – в кратком виде и в моем собственном пересказе. Майор спецназа ГРУ Юрий Андреевич Ромейко, 1963 года рождения, попал в плен к чеченцам за четыре месяца до окончания войны. Спустя неделю на блокпост подкинули видеокассету с записью его расстрела. Начальство малость погоревало (отличный был специалист), заполнило УФД № 10311[9], выслало жене запаянный «цинк» с опилками, а товарищи поклялись отомстить. (Чем обернулась для них клятва, вы узнаете чуть позже.) На этом дело вроде закончилось. Правда, имелись в нем некоторые загадочные моменты.
1. По официальной версии, машину майора подорвали на пути из части в штаб и обстреляли из засады. Сержант-водитель погиб, а оглушенного Ромейко захватили боевики и утащили к себе на базу. Вроде бы все складно, да? Но почему тело сержанта было в безобразном состоянии (с оторванными ногами и развороченным животом), а сам майор нисколько не пострадал при взрыве?! По крайней мере, на «расстрельной» пленке он выглядел абсолютно целым. Хотя ладно, встречаются чудеса на свете...
2. Почему его просто расстреляли?! Спецназовцы, попавшие в руки мятежников, умирали лютой смертью. Их распинали на крестах, сжигали на кострах, разрывали на части лошадьми или бронетехникой. В лучшем случае (если полевой командир оказывался большим гуманистом) им заживо отрезали головы. Заметьте – простым спецназовцам, заурядным рабочим лошадкам. А тут столь колоритная фигура и... джентльменский расстрел!!! Или при казни присутствовал целый взвод западных корреспондентов?! Гм... Ну допустим. С огромной натяжкой!..
И, наконец, третье. Вскоре после гибели знаменитого майора чеченцы начали выкидывать фокусы, очень похожие на ромейковские. Несколько наших колонн сгинуло в хитроумных засадах. Спастись не удалось никому. На минах-ловушках подорвалось полтора десятка первоклассных саперов и в завершение была поголовно истреблена ДРГ спецназа ГРУ, собравшаяся уничтожить лагерь полевого командира Муслимова. (Того самого, кто захватил Ромейко.) Начальство всполошилось, затеяло серьезное разбирательство, но вскоре грянули известные события[10], войска из Чечни вывели, и расследование закончилось, не успев толком начаться. О Ромейко постепенно забыли. Но вот теперь, в сарафановских похищениях, убийствах и взрывах четко прослеживался его неповторимый почерк. И я предполагал – расстрел был обычной инсценировкой. Майор перешел на сторону мятежников, принял, как водится, ислам[11], отработал свои тридцать сребреников, а сейчас осел в Сарафанове и успешно сотрудничает с упоминавшимся ранее таинственным злодеем. Он, естественно, раздобыл новые документы, возможно, изменил внешность, но от одной особой приметы, сообщенной мне Рябовым, иуда избавиться никак не мог...
В базе данных сарафановского ФСБ обнаружилось восемь человек, подходящих по своим параметрам на роль Ромейко. На мой взгляд, наибольший интерес представляли двое. Уроженец г. Грозного Ахмат Муслимов (1963 года) и Руслан Хоботко (1965), приехавший в Сарафанов якобы из Сибири в конце 1999 года. Фотографии обоих в «базе» почему-то отсутствовали, но в описаниях внешности угадывалось больше черт, присущих искомому иуде, нежели у прочих кандидатов. Ахмат Муслимов (уж не в честь ли «приемного отца» фамилия?!) владел маленьким, но популярным и дорогим ресторанчиком «Кавказская кухня», а Хоботко – заведовал городским моргом. Потратив на анализ информации порядка трех часов, я собрал в актовом зале всех имеющихся в наличии оперативников, разбил их на восемь групп и провел подробный инструктаж, значительную часть которого можно опустить, поскольку она представляла собой вышеизложенную справку.
– И запомните, Ромейко на редкость опасен! – в завершение сказал я. – Он мастер рукопашного боя, в совершенстве владеет любыми видами оружия и, главное, чудовищно хитер! Поэтому задержание нужно производить с предельной осторожностью, постоянно держать его под прицелом и при попытке сопротивления моментально дырявить ему плечи. В дискуссии не вступайте. Ваша задача – раздеть подозреваемого до пояса и проверить особую примету, а именно – у Ромейко на груди должен быть необычной формы шов (вернее два шва) от осколочных ранений. Они наложены друг на друга и напоминают перевернутый крест. Если обнаружили примету – сразу стреляйте по конечностям. Если же нет, вежливо извинитесь перед человеком да отпустите восвояси. О результатах каждой проверки незамедлительно сообщайте мне по рации. Частота старшим групп известна. Вопросы?!
Вопросов не последовало.
– Ну и чудесно, – подытожил я. – Отправляйтесь!
Оперативники молча покинули зал, а я уселся за стол на трибуне, с которой вещал, и отпил воды из графина. Чувствовал я себя омерзительно. Голова трещала по швам, сильно тошнило, в ушах звучал непрерывный тяжелый гул, а перед глазами в изобилии плавали крохотные точки и черточки...
– Вам надо в больницу, – осторожно произнес подошедший Хохлов. – Видок у вас не приведи Господи!
– А как же связь? – слабо воспротивился я.
– Возьмете рацию с собой, – утешил майор. – Какая в принципе разница, где принимать доклады? Вы и так сделали все, что возможно. Зачем понапрасну здоровье гробить?
– Логично, – немного подумав, согласился я. – Дайте машину с водителем. Сам я, пожалуй, не смогу вести.
– Машины все в разъездах, – виновато потупился Хохлов. – Но я вызвал «Скорую». Она уже прибыла. Пойдемте.
Поддерживаемый майором под руку, я спустился вниз по лестнице.
У подъезда стояла замызганная «Скорая», а рядом с ней дюжий санитар, до глаз заросший страшенной, как у Бармалея, бородой.
– Разве они не обязаны бриться? Или подстригать как-то... В такой дремучей бородище небось микробов уйма! – подивился я.
– Обязаны-то обязаны, – вздохнул Хохлов, – но зарплаты мизерные, желающих работать мало. Приходится на многое смотреть сквозь пальцы.
– Прошу, – распахнул Бармалей заднюю дверцу. Я пожал майору руку на прощанье, с кряхтением залез внутрь и полуприлег на брезентовые носилки. Машина резво рванула с места.
– Расслабьтесь, больной, – посоветовал санитар. В голосе его слышалось нечто знакомое. – Лягте полностью, закройте глаза...
– Не хочу, – бормотнул я. – Мне и так удобно.
– А мне нет! – Бармалей молниеносно выхватил из медицинского чемоданчика ком влажной ваты (одновременно саданув мне под дых свободной рукой), сдавил шею «стальным захватом» и плотно прижал вату к моему лицу. В ноздри ударил сладковатый запах хлороформа. «Пропал!!!» – обреченно мелькнуло в голове. Руки-ноги обмякли, перестали слушаться. Но настроение почему-то улучшилось. Стало все по барабану. Потом коварный бородач расплылся и исчез, а вместо него возник весело улыбающийся Желудок, в розовом халате и зеленой чалме.
– Рад видеть тэбя, дарагой. Пашли шашлык кушать, вино пить. Гостэм будэш, – с чеченским акцентом сказал он, схватил меня за руку и, жизнерадостно смеясь, увлек в беспросветную холодную тьму...
Глава 6
Сквозь дырочку в толстом черном покрывале пробивался настырный желтый лучик и щекотал закрытые веки. Постепенно он расширялся, превращаясь в пучок яркого света. Вместе с этим возвращалось сознание. Сначала я вспомнил, кто я такой, затем в памяти всплыли недавние события. «Угодил как кур в ощип», – с горечью подумал я, непроизвольно застонал и медленно открыл глаза. Под небеленым потолком горела стоваттная лампочка без абажура. Напротив, на широкой скамье, сидели двое: давешний Бармалей и плотный мужчина лет тридцати с борцовскими ушами. А я лежал на бетонном полу и буквально разваливался на части. Головная боль и тошнота многократно усилились, глазные яблоки налились свинцом, дыхание то замирало, то учащалось. Ноющее сердце судорожно колотилось в груди. Вдобавок ко всему в теле ощущалась противная ватная слабость, а обожженные ноздри и губы горели огнем[12].
Не удержавшись, я вновь застонал.
– Отходняк ловит, – ухмыльнулся «борец».
– Ага, точно, – подтвердил Бармалей, – но самое интересное у него впереди. – Тут лжесанитар театральным жестом сорвал бороду, и я узнал майора Ромейко. За минувшие годы он практически не изменился. Те же редкие светлые волосы, те же белесые ресницы, та же вытянутая вперед нижняя челюсть и тот же маленький вздернутый нос. Лишь залысина на лбу заметно увеличилась.
– Удивлен, собака эфэсбэшная?! – торжествующе оскалился предатель.
– Да нет, не особо, – собрав волю в кулак, просипел я. – Тебя, пидораса, уже вычислили. Жаль, поймать не успели. Но ничего, еще не вечер!
– Вычислили, но как? – приподнял левую бровь он.
– По почерку организации засад и прочих пакостей с летальным исходом. А заодно припомнили обстоятельства твоей мнимой гибели. – Я прикусил зубами обожженную губу, сдерживая позыв к рвоте.
– Ты убил моих друзей и ответишь за них по полной программе. Дружба – дело святое! – воспользовавшись паузой, сменил тему Ромейко. Похоже, ему не хотелось ворошить прошлое при свидетеле, в котором я почти со стопроцентной уверенностью угадывал Синявина – Хорька, двоюродного брата покойного прапорщика Калачева.
– Кто бы говорил о дружбе?! – с огромным трудом подавив позыв, скривился я. – Не надо понты кидать, грязный иуда! Вспомни Чечню, девяносто шестой год. Тогдашние твои друзья – спецназовцы, считавшие тебя расстрелянным злыми боевиками, отправились мстить «убийце» – Кадыру Муслимову, а ты, чмо обрезанное, подстроил им ловушку, и все они погибли. А потом чеченцы такнадругались над трупами, что пришлось их отправлять родственникам в намертво запаянных «цинках» без окошек.
К бесцветному лицу бывшего майора прилила кровь, на скулах заиграли желваки, а подручный мерзавца переводил ошарашенный взгляд с шефа на меня и обратно. Судя по всему, известие о подлой подставе друзей-мстителей явилось для Хорька неприятной неожиданностью.
– Ну чего вылупился, Синявин? – обратился к нему я. – Да, да, я знаю твою фамилию. Говорил же – вас вычислили! Но суть в другом. Ты, твой брат Виталий и остальные были для этого христопродавца всего-навсего удобным инструментом для заколачивания бабок. Но сейчас часть инструмента, гхе, гм, поломана. А оставшаяся (то есть ты) больше не нужна. ФСБ вышло на след, оставаться в городе опасно... Знаешь, что он собирается предпринять?! Для начала разделается со мной... Нет, не ради отмщения за «друзей»! Просто я слишком много знаю. Потом уберет тебя и смоется с вашими кровью заработанными деньгами. Господин Ромейко страсть не любит делиться!
– Руслан Андреевич! – растерянно вскричал Хорек... (Ага! Значит все-таки Хоботко! – Д.К.)... и сильно изменился в лице: – Что он несет?!! Неужели вы вправду...
– Меньше знаешь, спокойнее спишь, – ласково улыбнувшись, прервал его иуда и неожиданно выхватил пистолет с глушителем. – Так спи спокойно, дорогой друг, – продолжил он, выстрелив Синявину в сердце. Плотное тело резко передернулось и мешком свалилось на пол.
– Да, ты прав, Корсаков, – сказал «Руслан Андреевич», засовывая ствол за пояс, – но не во всем! Я действительно обожаю деньги и не намерен ни с кем делиться. Ради них, родимых, я добровольно перешел к чеченцам. (Надоело, понимаешь ли, воевать за гроши.) Сымитировал подрыв собственной машины, предварительно вырубив водителя; принял ислам, поучаствовал в спектакле с «расстрелом» и организовал уничтожение группы дуболомов, решивших замочить моего работодателя – Кадыра. Я действительно хотел ликвидировать Хорька перед отъездом из Сарафанова... Однако в одном ты крупно ошибаешься! ТЕБЯя убью не только из-за твоей излишней осведомленности. Жажда мести тут тоже присутствует. И не малая!!! Нет, не за этих безмозглых отморозков. Земля им пухом. Проблема в том, что ты, сучара, походя поломал прекрасный бизнес, приносивший мне неслабый доход и не связанный с особым риском. Ведь угрохать местечковых охранников – плевое дело, а свести с ума и изуродовать богатого лоха – еще проще!
– Твоя банда работала по заказу? – спросил я.
– Разумеется! – усмехнулся Ромейко. – Не ради же удовольствия!!! Ты, несомненно, жаждешь узнать имя заказчика. Что ж, я назову его! Но попозже. Шепну по секрету на ушко, когда ты, собака эфэсбэшная, будешь корчиться от боли, говном кровавым исходить и слезно клянчить: «Добей, добей!» Видишь ли, Корсаков, я решил замочить тебя медленно, голыми руками, послушать хруст твоих костей... Получить удовольствие, одним словом! Ты, знаю, хороший рукопашник, но я гораздо лучше. К тому же в данный момент ты не способен оказать мне достойного сопротивления. Контузия, хлороформ, долгие часы без сознания, отвратное физическое состояние... Короче, будешь живой «грушей». До 1999-го (когда федералы начали воевать всерьез) я попутно с другими делами тренировал гвардейцев Басаева. И мы вовсю использовали такого рода груши. Отлавливали в приграничье крепких мужиков, накачивали психотропными препаратами... – Глаза иуды замаслились, приобрели мечтательное выражение, и он углубился в подробности своей преподавательской практики. А я, перекрестившись непослушной рукой, начал истово молиться про себя: «Спаситель мой! Ты положил за нас душу Свою, дабы спасти нас. Ты заповедал и нам полагать души свои за други наши и за ближних наших. Радостно иду я исполнити святую волю Твою и положить жизнь свою за отечество. Вооружи меня крепостью и мужеством на одоление врагов наших, и даруй мне умерети с твердой верой и надеждой вечной, блаженной жизни в Царствии Твоем...»[13] Губы и нос продолжали гореть, но в тело стремительно возвращались силы. Голова прояснилась, перестала разламываться. Исчезла противная ватная слабость. Из полуживой развалины, я быстро превращался в здорового человека[14]. Предатель, кажется, почуял неладное. Прервав на полуслове ностальгические воспоминания, он совершил гигантский прыжок, норовя раздавить ступнями мою грудную клетку, но я перекатом «ушел» в сторону и легко вскочил на ноги.
– У-ух! Это... это как понимать?! – глаза Ромейко едва не вылезли из орбит от удивления.
– Как хочешь, христопродавец! – мощным лоу-киком[15] я «подсушил» ему ногу и всадил правый кулак в подбородок. С трудом заблокировав второй удар, он, прихрамывая, отступил назад. Во взгляде иуды отразился неподдельный ужас. Тем не менее он не утратил приобретенных ранее навыков (мастер есть мастер!) и, когда я чересчур увлекся развитием атаки, ловким нырком увернулся от бокового в висок, схватил меня за одежду, профессиональным броском впечатал в пол и молниеносно провел добивание. Но я в последний момент сумел защититься подставкой руки и из положения лежа пнул Ромейко пяткой в пах. Мерзавец с визгом отскочил, схватился за пистолет, но достать его не успел. Не вставая, я змеей метнулся ему в ноги, повалил на пол (одновременно перехватив руку с оружием) и изо всех сил ткнул кончиками напряженных пальцев в основание глотки. Бывший майор захрипел в удушье и начал синеть[16]. «Последний из тех, кто знает заказчика. Если сдохнет – нить оборвется», – подумал я и, преодолев отвращение, начал делать ему искусственное дыхание. Однако не помогло. Видать, Ромейко слишком уж заждались в преисподней. Спустя секунд сорок он содрогнулся в последний раз и застыл, вывалив наружу нечистый язык. Выпученные, налитые кровью глаза бессмысленно уставились в потолок. Удостоверившись в отсутствии у него пульса, я с кряхтением поднялся, подобрал осиротевший ствол и тяжело опустился на лавку у стены. Ушибленная при падении спина тупо болела, глубокая ссадина на предплечье сочилась кровавыми каплями, а мысли в голове, невзирая на победу, бродили самые невеселые. «Заказчика мы однозначно упустили. Вернее, я упустил!!!Благополучно угробил всех, кто мог указать на таинственного злодея. Теперь он в безопасности, а работа нашей группы – псу под хвост! Пройдет некоторое время, злодей наймет новых отморозков, и сарафановский кошмар продолжится. Ох-хо-хо-о! Не был бы я православным, застрелился бы с досады»[17]. Внезапно дверь настежь распахнулась, на пороге возникли трое местных эфэсбэшников с «валами» на изготовку, хором зарычали «Руки за го...», но, узнав меня, осеклись на полуслове.
– Безграмотно входите в помещение, занятое вооруженным врагом! – желчно заметил я. – Сперва надо было светошумовую гранату метнуть, а так... Гм! Ромейко прикончил бы вас за полторы секунды. Максимум! Неужто прописных истин не знаете?! Столпились как бараны. Мишени живые, блин!!!
Оперативники смущенно опустили глаза.
– Слава Богу! Вы живы! – протиснувшись сквозь них, радостно воскликнул майор Хохлов. – А где Руслан Хоботко?! То есть Ромейко.
– Мертв, – проворчал я, указав на синелицый труп иуды. – К счастью для твоих олухов и... к несчастью для нас! Пришлось убить его в порядке самозащиты. А предварительно он застрелил Синявина. Не желал барыши делить. Все, блин! Концы оборваны начисто, и мы... мы по уши в дерьме!!!
– Ну, это как сказать, – улыбнулся появившийся вслед за Хохловым Сибирцев. – Кирилл Альбертович говорит, что вычислил маньяка и заказчика. Сегодня вечером можно брать с поличным!
– Вечером?! – Стены, пол, потолок вдруг плавно закачались перед глазами. – А сейчас... сейчас какое время суток?!!
– Утро. Девять тридцать пять, – ответил Костя, посмотрев на часы. – Ты извини, Дима, но определить раньше твое местонахождение у ребят никак не получалось. Да, вошли они по-глупому, однако поработали на славу...
Борясь с неожиданно накатившейся слабостью, я привалился спиной к холодной стене. Комната продолжала качаться. Фигуры окружающих людей расплывались, раздваивались.
– ...проверили все адреса... Хоботко не нашли ни на работе, ни дома... у остальных подозреваемых примета отсутствует... Допросили служащих морга... – глухо, как сквозь вату, доносились до моих ушей обрывки речи Сибирцева, – ...один из гаишников вспомнил «Скорую», подходящую под описание Хохлова... направлялась в сторону бывшей базы байкеров... Склад по-прежнему заброшен... Там мы тебя... – Окончания фразы я не слышал, поскольку потерял сознание.
Глава 7
За день, стараниями Ильина, я более-менее оправился и решил лично возглавить грядущую операцию. В процессе лечения Кирилл Альбертович объяснил мне логическую цепочку, по которой добрался до маньяка. Правда, столь сложную и заумную, что я практически ничего не понял. И немудрено! Я ведь простой оперативник – «волкодав», а не психолог-аналитик и в отличие от Ильина не изучал на досуге увесистые труды по судебной психиатрии. Поэтому я могу изложить вам лишь общую суть. Сразу по приезде Альбертыч нюхом учуял то направление, где следовало искать маньяка, и впрямь являвшегося ключом к разгадке здешних тайн. (А я-то, дурак, считал старика сумасшедшим! Каюсь, Кирилл Альбертович!!! Простите засранца!!!)
Итак, учуял он запах «дичи», принялся усердно копать, беззастенчиво используя особые полномочия нашей группы, и в конечном счете докопался. По иронии судьбы в тот самый день и час, когда мы с Сибирцевым окончательно запутались в «логичных версиях». Маньяк и заказчик оказались разными людьми (если их можно так назвать!), но в то же время тесно связанными друг с другом. Более того, маньяк работал связным между заказчиком и исполнителями. Сперва с байкерами, а затем с отморозками из числа бывших спецназовцев. Убийства девочек он совершал по собственной инициативе, но жертв выбирал отнюдь не случайно! Они действительно имели прямое отношение к похищениям, но причина здесь была совершенно иная, нежели я предполагал. И если бы заказчик узнал о сексуальных похождениях своего клеврета... (Впрочем, об этом чуть позже.) В общем, оставалось только схватить гнусных тварей. По возможности – с поличным. В правильности умозаключений Кирилла Альбертовича ни я, ни Сибирцев больше не сомневались...
При содействии подчиненных Хохлова наша группа основательно подготовилась к задержанию. К личному «Мерседесу» господина Борисова присобачили пассивный радиомаяк, а салон изнутри нашпиговали мощными суперсовременными «жучками». За особняком мэра и за центром города установили постоянное наблюдение. В эфэсбэшном автопарке выбрали несколько самых быстроходных автомобилей и провели их детальный профилактический осмотр (руками механиков, разумеется). Наладили камеры оперативной видеосъемки и т. д. и т. п. Кроме того, мы выставили скрытые посты у некоторых домов в Ново-Сарафанове. Но это так, ради профилактики. Потенциальную жертву сегодняшнего нападения назвал по имени Ильин с точностью, как он выразился, до девяносто девяти процентов... Постепенно наступил вечер. Вместе с Ильиным и Сибирцевым я сидел в одной из машин на окраине Ново-Сарафанова, нервничал в ожидании и, опустив боковое стекло, курил сигарету за сигаретой. Кирилл Альбертович глядел на меня осуждающее (беспокоился о моем здоровье), но наставлениями не донимал. Видимо, приберегал их на потом...
– Объект покинул заведение, – донеслось наконец из рации. – Движется к выезду из города.
– Эх, не хватало людей на десяток-другой дополнительных постов, – вздохнул я. – А если он изменит намерения?!
– Не изменит, – твердо заверил Ильин. – Я досконально просчитал психологию этой нелюди. Сюда припрется. Обязательно! Сегодня его звездный час, его окончательный триумф!
И точно, спустя некоторое время на краю монитора[18] возникла красная точка и стремительно понеслась в нашу сторону.
– Лихач, ядрена вошь, – сквозь зубы процедил Сибирцев. Вскоре меченый «мерс» затормозил у дома Борисова. Мы находились от него метрах в ста и могли отчетливо слышать разговоры как внутри автомобиля, так и вокруг него.
– Ло-ро-чка-а! Бабушка просила отвезти тебя к ней! – умильно позвал мужской голос.
– А где она?! – капризно осведомился детский.
– В городе, у себя на квартире. Бабушка хочет подарить тебе новый компьютер.
– Правда?! Нет, правда?! Да?! – обрадованно зачирикала девочка.
– Честное-пречестное!
– О'кей! Уговорил... У, блин, и эта свинья тут как тут. – В голосе ребенка прозвучало неприкрытое отвращение. – Не поеду, противно!
– Ну, перестань, детка, – ласково заворковал мужчина. – Ты же знаешь, как обстоят дела. А другой машины не было! И бабушка ждет, волнуется, переживает...
– Хорошо, – немного поколебавшись, сдалась Лора. – Ради бабушки немного потерплю. Но открой пошире окна. Дышать нечем!
Хлопнула дверца. Красная точка быстро покинула пределы поселка и понеслась в направлении Н-ского шоссе.
– Прежнее место намерен использовать, – проворчал под нос Ильин и скомандовал шоферу: – Трогай! Дистанция не более двухсот метров!
Минут десять приемное устройство молчало, если не считать доносившихся из него хриплых неприятных звуков, напоминающих нездоровый храп. Между тем «Мерседес» Борисова выскочил на Н-ское шоссе, проехал по нему километров пятнадцать и резко остановился.
– Но это же совсем не бабушкин дом! Даже не город! Куда ты меня завез?! – возмутилась девочка.
– Раздевайся, маленькая б...ь! – Мужской голос, прежде ласковый и вкрадчивый, стал вдруг грубым, злым, повелительным. – Раздевайся! Паскуда! Не то зарежу!.. Все, все снимай и складывай в пакет...
– Приготовились, – скомандовал я в рацию остальным участникам операции.
– Трусы тоже и вылазь! Вылазь, на хрен, сука!!!
– Не надо! Не хочу! Зачем тебе веревка?! – жалостно заплакала Лора.
– Ща-а-ас поймешь! – дьявольски заржал маньяк. – Ща-а-ас ты мно-о-о-огое поймешь, маленькая дрянь. И не пытайся удрать! На куски покромсаю!!! Видишь те кусты?! Шагай к ним, сучка, но не вздумай...
– Начали!!!
Ослепительно вспыхнули прожектора, ярко осветив припаркованный у обочины «мерс», голую всхлипывающую девочку лет восьми, а также персонального водителя – любовника мадам Борисовой, с перочинным ножом в одной руке и бельевой веревкой в другой.
– Стоять, Алискин! Не двигаться! Стреляем без предупреждения! – дружно заорали появившиеся словно из-под земли оперативники.
– А-ва-ва...ва-ва...ва-ва, – потрясенно залопотал Серж, задрал руки над головой и визгливо, по-бабьи заголосил: – Не стреляйте!!! Умоляю!!! Я больше так не бу-у-уду!!!
– С ним все ясно, – презрительно фыркнул Кирилл Альбертович и обернулся к нам с Сибирцевым: – Идемте, господа офицеры. Полюбуемся на заказчика. Вернее – на заказчицу!
У «Мерседеса» толпились сарафановские оперативники со странным выражением на лицах. На переднем сиденье стоял пластиковый пакет с одеждой маленькой Лоры. А на заднем – безобразно растопырив ноги, утробно храпело, пускало слюни, воняло перегаром и (извините за подробности) пердело мертвецки пьяное женоподобное существо со светлыми растрепанными волосами, с фигурой старухи Шапокляк и с пропитой, прыщавой физиономией. Татьяна Федоровна Борисова собственной персоной!
– Все без исключения убийства девочек происходили в пьяном, бесчувственном присутствии главной городской феминистки, – тихо сказал Ильин. – Когда она напивалась до трупного состояния. Ведь только тогда машина оказывалась в полном распоряжении маньяка-Сержа. Таким образом он своеобразно отыгрывался за постоянные издевательства и унижения со стороны хозяйки-любовницы. А под занавес – решил разделаться с младшей дочерью госпожи Борисовой. (Старшая далеко. Учится в европейском колледже.) Это и был «звездный час» нелюдя. Пик его изуверской мести женскому полу вообще и Татьяне Федоровне в частности. Прочие нюансы мы, несомненно, выясним при допросе Алискина. Он по характеру типичный слизняк. Запираться не посмеет!..
В трех метрах от нас, взвизгнув тормозами, остановилась красивая иномарка, в которой я без труда опознал служебную машину сарафановского мэра. Из нее выскочил Александр Евгеньевич Борисов – белый, как мел, с дико горящими глазами, – подбежал к «Мерседесу», выволок оттуда за волосы бессмысленно мычащую супругу, швырнул ее на землю и принялся яростно избивать ногами. Близстоящие оперативники, разумеется, вмешались, прекратили самоуправство, но не сразу... Далеко не сразу!..
Как и предсказывал Кирилл Альбертович, Серж даже не пробовал запираться. С его слов, а также со слов Ильина, сложилась достаточно ясная картина того, как тихий, провинциальный город нежданно-негаданно превратился в Царство Страха. Правда, некоторые ее фрагменты безвозвратно утеряны, поскольку большинство преступников уже горят в аду. А домысливать я ничего не стану. Изложу одни лишь факты. Итак...
Жила-была на свете супруга богатого коммерсанта (впоследствии ставшего мэром) Татьяна Федоровна Борисова. Неизвестно, досталось ли ей психическое расстройство по наследству или стало оно побочным эффектом перенесенного в девичестве сифилиса, но была Татьяна Федоровна малость сдвинута по фазе. Она отличалась буйностью нрава, полным отсутствием самокритики, непомерной гордыней, патологической (зачастую бессмысленной) лживостью, а также склонностью к половым извращениям. Если точнее – к сексуальному садизму. Кроме того, Татьяна Федоровна смолоду бредила идеями женского превосходства, а годам примерно к тридцати шести крепко подружилась с бутылкой. В результате регулярного пьянства она за пару лет совершенно обезумела[19], превратила жизнь мужа и детей в сущий кошмар, а вдобавок основала в городе феминистский клуб имени древнегреческой поэтессы-лесбиянки Сафо. Членами коего стали представительницы среднего класса и жены «сливок» сарафановского общества. Одновременно с основанием клуба она взяла в персональные водители-любовники недавнего выпускника средней школы восемнадцатилетнего Сержа Алискина – смазливого бездельника, не призванного в армию по весьма уважительной причине. Врачи обнаружили у Сержа вялотекущую шизофрению. Помимо скромной водительской зарплаты, Борисова втайне от мужа выплачивала Алискину солидные ежемесячные суммы, но не по доброте душевной. Взамен она требовала очень многого и фактически превратила юного шизофреника в бесправного сексуального раба. Ввиду упоминавшихся ранее особых наклонностей мадам феминистки «должность» сия была крайне тяжелой, а когда Татьяна Федоровна напивалась – становилась ну просто невыносимой! Не буду вдаваться в гнусные подробности. Приведу всего один пример. (Кстати, не самый отвратительный.) Налакавшись в очередной раз, она ставила любовника на четвереньки и в присутствии пьяных подруг с хохотом мочилась ему на голову. Так постепенно из обычного шизика формировался маньяк-убийца, люто ненавидящий всю женскую половину рода человеческого...
Вернемся, однако, к клубу «Сафо». Первое время его члены вели себя относительно тихо. Подчеркиваю – относительно!На своих собраниях феминистки беспробудно пьянствовали, матерно хаяли мужской пол и хором распевали дебильную песенку «Женщина всегда права». Дома же они превращались в натуральных ведьм и всячески измывались над мужьями, норовя уподобить их Сержу. В итоге те или уходили к нормальным женщинам, или делались «половыми тряпками», об которые ведьмы со смаком вытирали ноги, а потом злобно облаивали «за слабость и бесхребетность». Стараниями клуба феминизм стал весьма популярен в Сарафанове. Количество членов стремительно росло, и пропорционально ему увеличивалось число безвольных «тряпок» мужского пола: опустившихся, обабившихся и впадающих в панику при малейшем намеке на опасность. А паства православных храмов соответственно сокращалась, поскольку Православие, как известно, подразумевает качественно иные отношения между мужем и женой...
Весной нынешнего года Татьяне Федоровне (уже окончательно озверевшей от водки) пришла в голову «блистательная идея» жестоко покарать одну из «тряпок», осмелившуюся в порыве отчаяния обозвать жену-феминистку «сумасшедшей стервой».
– Изуродовать козла, дабы другим неповадно было! – пискляво заявила мадам Борисова и вынесла вопрос на обсуждение в узком доверенном кругу. Ведьмы дружно поддержали свою лидершу, скинулись по сотне баксов и через посредство Сержа наняли трех его знакомых байкеров с пустыми карманами и отмороженными башками. Те рьяно взялись за дело, отловили «непокорного» в темном закоулке и зверски избили арматурами, оставив калекой на всю жизнь. Ведьмы пришли в бешеный восторг, несколько дней пропьянствовали на радостях и решили продолжить мщение «проклятым тиранам, веками угнетавшими прекрасную половину». Но... на коммерческой основе! Опуская ряд подробностей, скажу – таким образом началась весенняя волна убийств, затронувшая покамест представителей среднего городского сословия. По наводке жены-феминистки байкеры, заходясь в бесовском кураже, лихо давили колесами «заказанного» и с торжествующим гиканьем уносились обратно к себе на базу. Наутро тело соскребали с асфальта. Потом хоронили в закрытом гробу, а квартира и прочее имущество покойного доставались «безутешной вдове». При помощи мужа (тоже превращенного в «тряпку») Татьяна Федоровна молниеносно улаживала формальности, связанные с наследованием, и, подключив знакомых маклерш-феминисток, за полцены реализовывала добычу. Часть вырученной от продажи суммы доставалась ведьме-заказчице, остальное поступало в фонд клуба «Сафо». (Читай – в карман госпожи Борисовой.) А та уже, через посредство Сержа, расплачивалась с исполнителями. Так продолжалось некоторое время. Но однажды один из байкеров (известный читателю Хорек) шепнул на ухо Алискину, что есть-де на примете жутко крутые мужики. Поэтому можно покончить с квартирно-машинной мелочовкой и заняться настоящим бизнесом. Серж передал хозяйке предложение Хорька, та с ходу согласилась, и как раз в этот момент полковник Пузырев изготовился накрыть байкерскую банду, о чем не преминул сообщить по телефону господину мэру. Подслушав разговор мужа, Татьяна Федоровна (устами Сержа) предупредила Хорька об опасности, и... упомянутые профи с легкостью убрали «отработанный материал», продемонстрировав заодно собственную крутизну. В дальнейшем Борисова сотрудничала уже с Ромейко-Хоботко (через цепочку Серж – Хорек) и избрала мишенью «сливки» сарафановского общества... (О том, какбывший майор спецназа сколотил свою команду и об их взаимоотношениях друг с другом история умалчивает. – Д.К.)... Но теперь ведьмы стали действовать гораздо изощреннее. Намеченную жертву (опять-таки с подачи жены-феминистки) похищали. В точном соответствии с пожеланиями «дражайшей супруги» уродовали и насильственно сводили с ума... То есть делали недееспособным. Деньгами и имуществом бедняги отныне могла распоряжаться жена-заказчица. Правда, причитался ей весьма скромный «кусок пирога». Можно сказать, крошки. Львиную долю безоговорочно забирал хищник-Ромейко, а остатки жадно хватала Татьяна Федоровна...
В то же самое время вышел на «тропу охоты» маньяк Серж, сжигаемый нечеловеческой ненавистью ко всему женскому роду. Будучи от природы отъявленным трусом, он не рисковал нападать на взрослых женщин! (Вдруг глаза выцарапают?) Алискин предпочитал маленьких девочек, справиться с которыми не составляло труда. Задушив ребенка и совершив акт труположества, нелюдь отмечал событие чекушкой водки, выпивая оную из горла. А бутылку с остатками на донышке аккуратно вставлял в рот покойнице, пришептывая: «Подарок от мамочки! Подарок от мамочки!» Одежду же он забирал в качестве «охотничьего трофея» и бережно хранил в шкафу у себя дома. Будущих жертв маньяк выбирал из числа детей наиболее рьяных феминисток, а именно – заказчиц похищений и пяти ближайших подруг Татьяны Федоровны, с коими она изощрялась в изобретении различных вариантов очередного «сценария». (Вот откуда взялись те пять девочек, «лишних», по выражению Сибирцева.) Нет, нет, не подумайте! Серж вовсе не был эдаким «неуловимым мстителем» за изувеченных, сведенных с ума мужиков. Все объяснялось гораздо проще! Во-первых, он хорошо знал семьи активисток клуба, не вызывал у ребенка ни малейших подозрений и запросто находил предлог для совместной поездке куда-нибудь. Во-вторых, при обсуждении «сценариев», а также после получения от Ромейко известия об успешном завершении обработки «заказанного» (или после обнаружения бедняги на свалке) причастные к этому ведьмы совместно напивались вдребезину. Причем госпожа Борисова быстрее всех и, как правило, до трупного состояния. Тогда Алискин завладевал «Мерседесом» под предлогом «отвезти домой», грузил в него хозяйкины телеса и отправлялся за осиротевшей девочкой, чья пьяная мамаша ползала на четвереньках в «Сафо», а отец либо навсегда ушел из дома (как в случае с пятью ближайшими подругами), либо превратился в изуродованное, недееспособное существо. Только последний эпизод с дочерью мэра Лорой стал своего рода исключением, упоминавшимся ранее «звездным часом» маньяка. По счастью, не состоявшимся...
– В камеру к уголовникам, – по завершении допроса жестко скомандовал конвойным Хохлов. Мы с Сибирцевым кивнули в знак согласия.
– Не на-а-а-а-до!!! Ни-и-и-зя-я-я!!! – отчаянно заблажил Серж. – Я вам при-и-и-гожу-у-усь!!! Показания на суде давать буду! Чистосердечные!!!
– Суд не состоится. Судить некого! – отрезал майор. – Одна Борисова осталась, избитая мужем до полусмерти. Славно он ее отделал. Плюс – алкогольное отравление. Вряд ли долго протянет. В любом случае. – Хохлов загадочно усмехнулся.
Конвойные схватили Алискина под локти и грубо выволокли в коридор...
Эпилог
Вот, собственно, и вся история. Загадочная усмешка Хохлова стала понятна сутки спустя, когда Татьяна Федоровна повесилась над парашей в тюремной «больничке». По официальной версии – самостоятельно. Ее судьбу отчасти разделил маньяк Серж, в первую же ночь удавленный соседями по камере. Господин Борисов написал прошение о досрочной отставке с поста мэра. Клуб «Сафо» закрыла милиция. Против жен убитых байкерами мужиков возбудили уголовные дела, а самих ведьм до суда взяли под стражу. Тут майор слегка погорячился. Судить былокого. Правда, для заказчиц квартирно-машинной «мелочовки» с избытком хватило видеозаписи допроса Алискина. Просмотрев означенную запись, феминистки забились в истерике и моментально раскололись. Как я узнал позднее, судил их суд присяжных и всем без исключения влепил по максимуму. (Хотя среди присяжных было немало женщин.)
А наша группа с чистой совестью вернулись обратно в Н-ск.
– Странное дело, – сказал перед отъездом Костя. – Ничтожная, плюгавая, спившаяся бабенка, а столько горя людям принесла! Даже не верится!!!
– Тифозная вошь, – лаконично бросил Ильин.
– Чего?! – не понял Сибирцев.
– Представьте себе вошь, носителя инфекции. Она заражает других вшей, те кусают людей, и начинается эпидемия, – терпеливо пояснил судмедэксперт.
– Тифозная вошь, – задумчиво повторил я. – Мелкая, жалкая козявка. Ногтем раздавить можно. А зло от нее... Да-а-а, Кирилл Альбертович! Вы выбрали на редкость удачное сравнение!!!