Титан: Возвращение Рави Ивар
Глава 1. Сквозь время
30 апреля 1945г, квартира рядом с бункером Гитлера
– Гарри, твой фюрер может рассчитывать на тебя?
– Heil Hitler! – вытянулся в струнку Гарри Менгерхаузен, личный охранник главы нацистской Германии, унтерштурмфюрер СС.
– Как там наши гости, понравилось им изображать меня и Еву? – Спрашивавший был человеком невысокого роста с характерным жидким клочком усов под хищным носом.
– Мой фюрер, – эсэсовец щелкнул каблуками, – на них ваша одежда и одежда фройляйн Евы. Я даю им с кофе таблетками доктора Шаффера, они спокойны и уверены в себе.
– Пусть мои генералы считают, что я подавлен и поэтому никого не принимаю. Приказы они получают через тебя, а приказ один: держаться любой ценой. Когда русские возьмут Берлин, ты знаешь, что делать. Прояви послушание, когда тебя возьмут. Ты просто телохранитель, в войне не участвовал, тебя не за что арестовывать и судить. Я верну Рейху его величие, начав триумфальное наступление с чужих берегов. Судьба Рейха, Гарри, в твоих руках: если враги не поверят в мою смерть и смерть фройляйн Евы, за нами начнется охота. А это не даст возможности залечить раны и вернуться победителем.
– Мой фюрер, – Гарри снова вытянулся в струнку, – фройляйн Ева будет «отравлена», а вы «пустите пулю себе в голову».
– Именно так, мой мальчик, – Гитлер порывисто обнял унтерштурмфюрера, целуя в обе щеки, – совсем хорошо, если опознание трупов будет немного затруднено. Наши враги не дураки, нужно усложнить им задачу. Не скупись на слезы, «оплакивая» меня, врагам хорошо известно, что ты мне дорог как родной сын. От успеха твоей роли, зависит будущее Рейха, который окажется в неоплатном долгу перед тобой. Сейчас иди в бункер, твое отсутствие будет подозрительно. Тыловые крысы-генералы сдадут меня, чтобы спасти свою шкуру.
Еще раз щелкнув штиблетами, Менгерхаузен покинул квартиру.
– Нам пора, – Гитлер в последний раз посмотрел в окно: через дорогу были видны солдаты вермахта, готовившие последнюю линию обороны. В сопровождении четырех эсэсовцев фюрер вышел из подъезда и сел в машину. Два бронетранспортёра спереди и сзади, составляли часть сопровождения. В отдалении стояли еще четыре мотоциклиста.
– В Киль, – отдал он приказ водителю, и вся колонна покатила на запад, подальше от наступающих русских и их союзников. Там, на приличном отдалении от берега, его ждала экспериментальная субмарина. Ее бортовой номер отсутствует даже в записях немецких судостроительных верфей. Даже командующий флотом Карл Дениц не знал именно об этой лодке. Экипаж субмарины набирался тайно из числа «пропавших без вести» подводников. Из заложенных передовых подводных лодок тип XXI, только две лодки были спущены на воду. Только две по официальным источникам: третья лодка, получившая простое название U-IV, осталась абсолютно секретной. В ее названии зашифровано «четвертый рейх», и только круг лиц, которых Гитлер решил эвакуировать на ней, знал о существовании субмарины.
Триста километров от Берлина до Киля колонна преодолела ближе к утру. Четверо эсэсовцев вместе с Гитлером сели в шлюпку. Лодка должна всплыть в заливе Киля ровно в шесть утра, до назначенного рандеву оставалось около получаса.
– Дойчланд, – прошептал человек, ввергнувший мир в кровавую бойню, унесшую десятки миллионов жизней, – мое сердце обливается кровью, но я вернусь!
Шлюпка с пятью беглецами на борту пошла навстречу субмарине странного типа, всплывавшей в заливе Киля. Спустя два дня из норвежских и испанских портов начнется массовое бегство нацистов: Гитлеру докладывали о такой подготовке со стороны высших чинов Рейха. Первой реакцией было расстрелять трусов, но Ева, его милая Ева Браун, подсказала, как лучше воспользоваться этой ситуацией, опередив бегущих на пару дней. И он, и Ева понимали, что многие не поверят в его смерть и заподозрят бегство.
Любое судно или подлодку, вышедшую из портов Норвегии, Германии или Испании в последние дни рано или поздно опознают и отследят ее маршрут. Именно поэтому секретная субмарина U-IV не подошла к порту Киля, Гитлер рискнул выйти в море на утлой шлюпке, чтобы сохранить скрытность. Ева, его самые надежные друзья, среди которых несколько ученых, доктор и взвод отборных эсэсовцев находились в субмарине уже почти неделю. Выйдя в открытое море, субмарина поднималась для рециркуляции воздуха, а затем скрытно входила в залив, пользуясь бесшумными электромоторами.
Их шлюпка пристала к субмарине, и в полной тишине Гитлер с охраной перебрался в подводную лодку, где был встречен радостной Евой Браун. Капитан Фриц Мольтке получил приказ начать движение. В своей каюте Гитлер устало откинулся на койку: ему казалось, что он предусмотрел все: захватчики найдут трупы его и Евы, двойнику даже пломбы поставили соответственно медицинской карте Гитлера (дантиста потом расстреляли, чтобы избежать огласки). На субмарине запас продуктов для перехода через Атлантику. Торпедные аппараты пришлось снять, чтобы освободить дополнительное пространство для размещения людей и продуктов. Единственное, с чем категорически не согласился капитан Мольтке – убрать 105-мм орудие с надстройки.
Гитлер задремал, ему снилось, как он триумфально въезжает в Берлин и проходит под Бранденбургскими воротами, где его ждет отреставрированный Рейхстаг. Субмарина набрала ход и вышла из залива. Впереди лежал открытый океан.
Но ни капитан Мольтке, ни тем более Гитлер не могли предвидеть, что в районе Бермудских островов субмарина потеряет ориентацию в пространстве, компасы сойдут с ума, непрерывно вращаясь, а сама лодка просто потеряет ход.
Исчерпав запас кислорода, немцам пришлось всплыть совсем рядом с берегом, который капитан Мольтке определит как греческий. Пройдет около недели, прежде чем ученые, сопровождавшие Гитлера, вынесли свое заключение: они оказались в далеком прошлом, в эпоху окончания ледникового периода. Жестокий извращенный ум Гитлера сразу осознает выгоду случившегося: теперь он может строить свой Рейх опережая конкурентов на десятки тысяч лет!
* * *
Вначале небо изменило цвет на одном участке с небесно-голубого на лилово-красный, словно там, высоко в небе, кто-то разлил краски. Яркая светящаяся точка выскочила из этого лилово-красного участка, устремляясь на север. Дитрих проводил точку глазами, сожалея, что, по всей видимости, метеорит упал слишком далеко на севере, туда, где ледник еще силен и не отступил далеко на север. Он вернулся в помещение: что-то среднее между дворцом и казармой, выстроенное из грубого песчаника. Правая часть дворца служила резиденцией его отцов вот уже больше ста сорока лет, а левая традиционно отводилась под стражу и остальную челядь. Такой порядок выстроил еще их прапрадед Адольф.
Историю появления прапрадеда в этом мире Дитрих, как и все Эрсты, знал наизусть. Проиграв войну в другом мире, их прапрадед по имени Адольф Гитлер бежал на подводной лодке и каким-то чудом оказался в мире, населенном первобытными людьми. Но их пращур был необычным человеком: он сменил фамилию на Erste (первый), начал обустраиваться на новом месте. Прадед сбежал не один: с ним была его любимая женщина, ученые, врачи и отличные воины со смешным названием SS.
Первое временное поселение они заложили на берегу моря, но Адольф Эрст расписал план, который так и назывался «Тысячелетний план четвертого рейха». По этому плану, дойчам, так называлось племя их пращура, следовало освоить и заселить земли между реками Сена и Дунай. Адольф Эрст умер, когда дойчи, продвинувшись на северо-запад, успели заложить два крупных города названные Веймар и Регенсбург. Две написанные Адольфом Эрстом книги-брошюры надолго определили вектор развития дойчей. Вторая книга называлась «Моя жизнь и борьба», в основном, в ней содержались сведения из прошлой жизни. Согласно требованиям «Тысячелетнего плана четвертого рейха», дойчам предписывалось по возможности сохранять чистоту крови, не смешиваясь с местными дикарями. Если верить записям Адольфа, в этот мир попали семьдесят восемь дойчей, из них только двадцать семь женщин. При жизни Адольфа дойчи не брали в жен местных женщин. Теперь, по прошествии стольких лет, даже в жилах самого Дитриха I рода Эрстов текла четверть крови аборигенов.
Резиденция Эрстов находилась в Веймаре: каждые пять лет отец Дитриха – Генрих II проводил перепись населения своего фюрлянда. Последняя перепись показала, что всего в фюрлянде живет двадцать четыре тысячи триста человек. Есть еще дружественные местные племена, обитавшие к юго-западу, но уровень развития не давал права их отнести к дойчам. Наказ Адольфа Эрста, чтобы в каждой семье рождалось как можно больше детей, соблюдался свято. У самого Дитриха семеро братьев и две сестры, и все младше него. После смерти Адольфа, его сын Германик I объявил все земли дойчей фюрляндом, разрешив брать в жены столько женщин, сколько мужчина посчитает нужным. Такая политика уже при его жизни привела к тому, что количество дойчей со светло-серым цветом кожи начало стремительно расти.
Сын Германика I, Германик II пошел еще дальше, принимая в подданство целые племена сумевшие освоить язык дойчей. При нем Веймар и Регенсбург стали городами, обретя все необходимые атрибуты: крепостные стены, ратушу, казармы для воинов. Дед Дитриха, Генрих I, продолжил политику отца, осваивая новые территории. При нем разведение лошадей и другого скота стало одним из приоритетных задач. Он довольно поздно женился, когда родился его первенец, отец Дитриха Генрих II, Генриху I исполнилось пятьдесят лет. Сейчас отцу уже восемьдесят, а самому Дитриху недавно исполнилось двадцать семь. Он тоже был женат, жена родила двойню мальчиков, которых он назвал Гансом и Фрицем, вычитав эти имена в письменном труде своего пращура.
Отец оставался главой фюрлянда, но все чаще поручал проведение Совета ему. Также
фюрлянда должен был подробно записывать в «Хроники IV рейха» все события, которые могли иметь глобальное значение. Подойдя к книжному шкафу, Дитрих достал рукописный фолиант, на титульной обложке которого значилось: «Хроники IV Рейха». Придвинув канделябр со свечами, достал перо и чернильницу, открыл последнюю заполненную страницу. На несколько секунд задумавшись, аккуратно вывел дату: 22 января 154 г. А.Э. Летоисчисление шло с третьего года после попадания в этот мир, когда их пращур взял себе имя Адольфа Эрста.
Дитрих внес запись, гласившую о странном изменении цвета неба, и о метеорите, который, судя по всему, упал на севере. Он подошел к окну и выглянул: на четверть видимого небосклона небо по-прежнему оставалось лилово-красным. Будь ученые живы, они могли бы это объяснить. Они, конечно, постарались передать свои знания, но каждое новое поколение часть знаний теряло не находя им практического применения. Положив книгу на место, Дитрих открыл небольшой ящик в шкафу и вытащил оттуда пистолет. Когда-то у дойчей было много таких, были и совсем крупные, но патроны закончились, и оружие стало бесполезным. Вытащив магазин, Дитрих выщелкнул в руку четыре патрона: все, что осталось от наследия предков. Отец отдал пистолет ему недавно, когда стал чувствовать себя хуже. В кузницах Веймара и Регенсбурга пытались воссоздать похожее оружие, но так и не смогли. Выстрелы разрывали стволы, калеча стреляющих, и двадцать лет назад Генрих II официально запретил попытки создать такое оружие. Но пистолет для меня сохранил, – с теплотой подумал Дитрих.
Но вот что хорошо удалось кузнецам фюрлянда, так это доспехи и оружие. И хотя вокруг земель дойчей не осталось серьезных противников, а дикари разбегались, не выдержав обстрела из больших луков, дойчи ежедневно тренировались по записям, оставленным предками.
* * *
– Я ныряю в Рубинаду, им туда нельзя, – хрипло отозвалась пилот, и в следующую секунду в кабине стало темно.
– Рубинаду прошли, – голос Наты заглох в моих ушах, звук мощного взрыва проникла даже внутрь звездолета. Одновременно со взрывом, звездолет швырнуло с такой силой, что от перегрузки я потерял сознание. Не знаю, как быстро пришел в себя, но сразу пожалел, что не умер, не приходя в сознание, потому что весь потолок и стены были в красных сигналах, а в ушах стояли вопли девушек:
– Мы падаем, Ната, сделай что-нибудь!
– Мы падаем на планету без торможения!
– Ната!!!
Глаза закрылись, будто их придавило целой тонной веса. Я чувствовал, как меня несут по воздуху, словно воздушный шарик, открыть глаза сил нет. Скоростное падение создавало эффект невесомости. Меня прихватили ремнями, и секунду спустя послышался шум рвущегося металла. Невероятная тяжесть знакомая по недавнему старту звездолета навалилась на плечи и все тело.
– Макс Са не вернется, – прошептал, ощущая руку Наты на своей. Я обманул свой народ, пообещав им вернуться, а сейчас нахожусь черт знает где, не имея сил даже открыть глаза.
– Никто не вернется, – словно сквозь туман до меня доходили слова девушки, – «Рубинада» взорвалась, звездолет падает на планету, я успела донести тебя до спасательной капсулы и отстыковаться.
Прошла целая минута, прежде чем я обрел способность нормально воспринимать происходящее. Давление на организм уменьшилось, даже появилась некоторая легкость, словно капсула проваливалась в воздушную яму.
– Как взорвалась, о чем ты говоришь? – прохрипел я, пытаясь осмотреться в слабом свете капсулы. Слева от меня в коконе из пластичного материала повторяющего контуры человеческого тела находилась пилот звездолета. В точно таком же полувертикально установленном внутри спасательной капсулы коконе находился и я. Как они крепились, мне отсюда не видно.
– Думаю, залп из плазменных турелей крейсера вызвал возмущение нейтрино, и портал схлопнулся, – голос Наты звучал ровно, словно заказывала себе обед в ресторане. Две капсулы справа от меня и одна слева от Наты пустовали.
– А девушки?
– Я не могла успеть спасти всех, времени практически не было. Еле успела дотащить тебя и дать ускорение, когда «Рубинада» взорвалась. Думаю, взрыв частично повредил капсулу, мы падаем со слишком большой скоростью.
– Так сбрось скорость, ты же пилот.
– Капсулой управляет искусственный интеллект, скорость принятия решений и поиск оптимальных вариантов у ИИ выше на триста процентов, доверимся ему.
Я промолчал, она из другого времени, у них цивилизация ушла намного дальше. Получается, что я вернусь куда быстрее, чем обещал своему народу. Где-то из подсознания выплыли слова Наты про сигнатуры необходимые для точного временного перемещения.
– Мы же падаем на планету в моем мире, в мое время? – уточнил я, чтобы быть уверенным на все сто.
– Мир твой, а вот по времени могут быть небольшие расхождения, – без энтузиазма отозвалась Сорока.
– Насколько сильные расхождения? – почувствовал, как холодок прошел по спине. – Ты же говорила, что установила сигнатуры.
– Перед вылетом сигнатура была установлена, но это временно-пространственная метка твоего мира. А вот вторая сигнатура уже чисто временная точка для возврата в то же время. Ее я только начала устанавливать, когда появился крейсер франко-германской Унии. И мне пришлось удирать, чтобы нас не распылили на атомы.
– А если бы вы не прилетели, мать вашу, все оставалось бы на своих местах, – зло процедил сквозь зубы, начиная ненавидеть эту плоскогрудую девицу.
– Давай, ты не будешь вести себя как архаичные мужчины твоего времени, – неожиданно зло ответила Ната, – ты вернулся в возраст, когда впервые пересек «Рубинаду», ты жив, и более того, никто больше не сможет попасть в этот мир через портал в космосе. Сейчас мы приземлимся, и я определю временное расхождение, если оно есть.
Хорошо, сучка, – подумал я, – сейчас мы приземлимся, и я тебе покажу, как архаичные мужчины моего времени ставили сучек на место!
Глава 2. Твою мать
Момент приземления я проморгал: точнее ждал, что капсула себя как-то проявит, что сработают тормозные двигатели. Но ничего подобного не произошло: просто на панелях вспыхнул приятный голубоватый свет, а Ната объявила:
– Мы приземлились.
Пока пытался разобраться с защитными ремнями, девушка освободилась из своей капсулы и, подойдя ко мне, просунула руку в капсулу, в район паха.
– А ты не слишком торопишься? – я не смог удержаться, чтобы не съязвить. Но абсолютно серьезная девушка нажала на кнопку с внутренней стороны, и ремни втянулись в спинку капсулы. Глянув на ее серьезное и озабоченное лицо, решил повременить с воспитательной процедурой. В отличие от спасательной капсулы МКС, в которой мне пришлось садиться в первый раз, эта капсула в разы просторнее. Панели освещения были утоплены в стены и потолок, а напротив каждой капсулы висел небольшой голографический экран с множеством символов.
Ната подошла к одной из панелей и нажала на нее: часть стены трансформировалась в подобие стола с выдвинутым кубом, исполнявшим роль стула. Девушка прикоснулась к поверхности «стола», перед ней возник мерцающий виртуальный экран.
– Сейчас определю наше местонахождение на основе карт материнской Земли. – прокомментировала Ната, пока ее пальцы касались виртуальных клавиш.
– Меня больше интересует время, – подойдя ближе, я встал у нее за спиной, пялясь в экран как баран на новые ворота. На виртуальном мониторе мелькали значки, символы, цифры вперемешку со знаками препинания. Ната двумя пальцами «вытащила» из экрана трехмерную модель земного шара и ткнула в клавишу, с изображением лежащей восьмерки, знаком бесконечности. Проекция земного шара закрутилась, а мгновение спустя остановилась, показав мерцающую точку недалеко от Британских островов.
– Фарерские острова, – Ната оглянулась через плечо, – это недалеко от местонахождения твоего неолитического стойбища.
– Так, Ната, давай договоримся, – я решил, что не стоит откладывать воспитательную беседу в долгий ящик, – ты прилетела из продвинутого времени, у вас там гендерное равноправие и все такое. Но это – МО-Я ЗЕМ-ЛЯ! – по слогам отчеканил я почти переходя на крик. – И здесь все будет ПО МОИМ ПРА-ВИ-ЛАМ! И лучше для тебя уяснить это сразу и кончай говорить со мной на английском, на этой планете, в этом времени, говорят на языке Русов!
– Максим, что случилось? У меня отличный слух, повышение тональности совсем необязательно. И чем я тебя обидела, что ты так грубо со мной разговариваешь? Я, следуя инструкции, спасла тебе жизнь, посадила спасательную капсулу. Мне непонятно твое недовольство, и смею напомнить, что воспитана в мире, где человеческое достоинство не зависит от полового диморфизма.
– Заткнись, – прервал ее словоблудие, – и определи время, в котором мы находимся.
– Я не собираюсь терпеть такого отношения, – Ната нажала на кнопку, и виртуальный экран погас. Она встала, и «стол» снова трансформировался, становясь обычной матовой панелью. – Вокруг капсулы автоматически включилось силовое поле Третиньяка, но я хочу посмотреть, где мы очутились. Советую активировать шлем, прежде чем выйдем, – не обращая внимания на закипающего меня, она подошла к другой стороне, и после прикоснулась к стене, которая с мягким шипящим звуком начала опускаться, превращаясь в аппарель.
Первое, что бросилось в глаза, был снег! Снег, мать твою?! Мы взлетели из Макселя в разгар лета. Забыв активировать шлем, я выскочил на аппарель, чуть не задохнувшись от холода. Вспомнив совет Наты, поспешно нащупал кнопку под подбородком: шлем моментально закрыл лицо, давая нормально дышать. Повсюду, куда мог упасть мой взгляд, расстилалась белая снежная равнина. Рядом со спасательной капсулой стояло нечто похожее на группу скал, расположенных на холме. Слева от капсулы вдаль уходило невероятно ровное снежное поле. Несмотря на предупреждающий жест Наты, я вышел из-под зашиты силового поля и прошел около пятидесяти метров, пока не достиг начала поля. Расчистив ногой слой снега, добрался до прозрачного, отдающего синевой льда. Море! Мы приземлились на самом берегу моря, покрытого льдом.
– Максим, вернись, это небезопасно, мой датчик показывает инфракрасные метки, здесь есть живые существа, – неожиданно громко прозвучало в ухе, заставив меня подпрыгнуть.
Повертев головой, я ничего не увидел. Дура космическая, метки у нее инфракрасные, – подумал я, но рисковать не стоило. Вернулся под защиту силового поля, коротко бросив:
– Зайдем, нужно поговорить, – с мягким шипением дверь закрылась, и я дезактивировал шлем: говорить нужно лицом к лицу.
– Определи время, чтобы сориентироваться. И посмотри, сколько отсюда до Макселя.
– Максим, я старший офицер из оставшегося экипажа звездолета и требую соблюдения субординации, – вздернула свой носик девушка.
– И где твой пи*долет? Может позовешь спасателей? Или запросишь инструкции от командования? Значит так, Ната, я тебе сейчас обрисую ситуацию, чтобы ты все поняла. С твоих слов, «Рубинада» взорвалась? Так?
– Так, – подтвердила девушка, стоя напротив.
– И спасать тебя никто не прилетит? Мир, который вы хотели нагло присвоить, оказался теперь недоступен. – Ната промолчала, но весь ее вид подтверждал правоту моих слов. Мысленно отметив, что она далеко не дурнушка, я продолжил, – вы с твоими подружками, что, кстати, за твоей спиной замыслили передать планету франкам и немцам, показывали, что на спасательной капсуле есть синтезатор еды и воды. И ты, вероятно, считаешь, что голод тебе не грозит, как не и грозит переохлаждение, потому что капсула автономна и работает на этом дейритие?
– Дейридиуме, – автоматически поправила девушка.
– Ну да, дейридиуме. А насколько хватит его для поддержания систем жизнеобеспечения на таком морозе? На улице минимум двадцать градусов мороза.
– Двадцать шесть, – снова поправила меня Ната, показывая рукав своего комбинезона, где была встроена информационная панель размером с пачку сигарет.
Девушку хотела еще что-то сказать, но я перебил:
– Подожди. Закончится запас ингредиентов для синтеза пищи и воды, энергия дейридиума иссякнет, и что тогда?
– Энергии хватит на два месяца, а потребление молекулярной смеси можно ограничить, – возразила Ната, все еще не понимая, к чему я клоню.
– Хорошо, но рано или поздно все это закончится, ты согласна? Как только энергия дейридиума подойдет к концу, придет конец силовому полю, питанию для комбинезонов, голографическим или виртуальным мониторам. Я ничего не забыл?
– Перестанет работать плазменный дезинтегратор, – Ната показала на вставку на поясе, принятую мной за деталь комбинезона. Нужно узнать, что за штучка этот плазменный дезинтегратор, но решил добить эту космическую феминистку.
– Что ты будешь делать тогда, Ната?
Ната Сорока кретинизмом не страдала: суть она ухватила быстро:
– Все сказанное тобой правда. При отсутствии энергии мои возможности катастрофически падают, приближаясь к нулю. Но зачем говорить эти очевидные вещи?
– Я это говорю по той простой причине, что мне жаль тебя. Вы стали заложниками инструкций, догм, вбиваемых вам в голову. Ты даже не думаешь о том, что необходимо искать варианты: вся заложенная в тебя программа говорит о необходимости ждать. Ждать помощи, которой не будет, и ты уже сейчас понимаешь конец своего пути: смерть от голода или холода в этой капсуле. Но я не такой. У меня есть семья, мой народ, есть цель. И вот я подхожу к главному: в нашей ситуации ты просто ноль, а я альфа и омега. Я выберусь отсюда, мне нужно жить. И ты выберешься со мной, но усвой простое правило: я говорю – ты делаешь. И никаких этих воплей о равноправии или дискриминации. В космосе мы были на твоей территории, я молча лежал в капсуле, не пытаясь опротестовать твои решения. Первобытный мир – моя территория, здесь я властелин, я знаю, как выживать и как бороться с врагами. А теперь, будь хорошей девочкой, сядь за свою виртуальную игрушку. Мне нужно знать, какое расхождение по времени между нашим взлетом и экстренной посадкой.
Ната придвинулась к стене, ткнула пальцем в панель и повернулась ко мне:
– Ты считаешь, что мы сможем выжить и добраться до твоего поселения?
– Конечно! Эти костюмы просто созданы, чтобы переносить низкие температуры, снаружи в них было очень комфортно!
– Максим, радиус действия костюмов невелик. Максимум пара сотен километров.
– Что ты хочешь этим сказать? – мне не понравилось услышанное.
– Питание костюмов осуществляется от звездолета или спасательной капсулы. Если мы выйдем за радиус действия питания, костюмы перестанут греть и выполнять защитные функции.
– Посмотри, сколько до ближайшей земли, узнай время расхождения, определи период развития планеты. Ты это можешь?
– Могу, – кивнула Ната, садясь за «стол». Минут пять она с напряженным лицом работала за виртуальным монитором, «вытаскивая» разные страницы, затем повернулась ко мне. – Мне очень жаль, Максим. С момента как мы взлетели, планета совершила пятьдесят четыре тысячи девятьсот пятьдесят один оборот вокруг своей оси, что составляет сто пятьдесят лет и двести один день.
– Этого не может быть, – прошептал я, холодея. Внутренне я ожидал расхождения в несколько дней, может, даже пары месяцев, учитывая температуру снаружи и снежный покров. Но сто пятьдесят лет?! Твою мать!
– Твою мать! Этого не может быть, проверь еще раз! – Усилием воли я сдержался, чтобы не отвесить Нате оплеуху. Тварь, скотина, ублюдки все эти Славянские Союзы, разномастные Унии, будьте вы прокляты! В душе бушевала настоящая буря, чтобы сдержаться от необдуманных поступков, с силой заехал по внутренней обшивке корабля, выполненной из матовых панелей.
– Повреждена панель термоизоляции, – возвестил механический голос, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.
– Максим, у нас нет запасных термопанелей, если все повредишь, нам грозит переохлаждение, – Ната подошла и прикоснулась ко мне: – Прости, если бы я знала, что так случится, не согласилась бы на миссию.
– Отойди от меня, – прохрипел я, еле сдерживаясь, чтобы не задушить ее прямо сейчас, – отойди от греха подальше.
Дойдя до капсулы-кокона, залез внутрь, мне необходимо как-то принять и перенести услышанное. Нел и остальные жены мертвы, как мертвы и все мои дети, внуки и правнуки. В лучшем случае, жив кто-то из праправнуков, если смотреть по времени, что прошло с момента моего отлета. Никогда мне больше не увидеть ни Тиландера, ни моих приемных сыновей Бера и Санчо. Да что там они, даже их потомки, кому они могли рассказать обо мне, наверное, тоже мертвы. Что стало с Русами? Развились они или после моей смерти начали скатываться в первобытное состояние? Нет, там оставался Тиландер, Лайтфут, Мендоса, Сед. Оставались все мои записи, записи Александрова, уже сформирована система, пусть и не до конца. Школа, университет, музгар, где священнослужители читали проповеди. Нет, все это не могло просто так пропасть, не для того я столько старался, чтобы с моим исчезновением все рухнуло. Ведь, как чувствовал: вспомнил, как перед отлетом предупреждал Тиландера и, кажется, Бера, что могу задержаться. Чтобы не терялись и продолжали выполнять все, что мы запланировали.
– Твою мать! Сто пятьдесят лет, как же это много, – прошептал я вслух, выкарабкиваясь из капсулы-кокона.
Ната испуганно смотрела на меня, вспышка гнева ее шокировала. По сути, она не виновата: ее отправили на задание, как и меня в свое время. И она его выполняла в меру своих знаний и возможностей. Ишь как смотрит, вспомнила, небось, на генетическом уровне, что лучше не перечить разгневанному мужчине. Следует успокоиться, гнев – плохой советчик. Успокоиться, сесть и спокойно подумать, как отсюда выбираться. И успокоить ее, еще стрельнет из своего дезинтегратора, распылив меня на атомы. То-то рука так и жмется к боку, а я даже не знаю, как этой штукой стрелять.
– Ната, прости за вспышку, для меня это сильный удар. Это была моя семья, мои жены, дети, друзья.
Мои слова подействовали, плечи девушки немного опустились, но ее вопрос застал меня врасплох:
– Теперь ты передумал выбираться отсюда? После того как узнал, что расхождение по времени так велико.
– Нет, умирать здесь – самая большая глупость, которую мы можем совершить. Мы выберемся, но идти туда, где когда-то жила моя семья… даже не знаю, стоит ли. Прошло столько лет, меня давно забыли, наверное, сложились свои определенные общества. Что я там буду делать? Но выбираться будем, и жить будем, может, организую новую общину, второй раз все делать легче, – поспешил я добавить, заметив, как погасли глаза девушки. – Что ты еще узнала?
– Аналогичный период палеолита в истории материнской Земли обозначен как Аллередское потепление, длившееся с 19 000 лет до 14 000 лет по старому земному летоисчислению.
– Рождества Христова, – уточнил, получив утвердительный кивок.
– Что это за потепление?
– Это период, когда территорию Европы начинают интенсивно осваивать кроманьонцы, растут смешанные леса, очень много млекопитающих поднимаются на север с южных широт. Время начала вымирания мамонтов и нахождения последних стоянок тупиковой ветви человечества – неандертальцев.
– Насчет тупиковости неандертальцев я бы поспорил, – перебил я девушку, – а есть какие-либо признаки цивилизаций на планете, не считая Русов?
– Нет, до появления древнейшей цивилизации в Месопотамии больше десяти тысяч лет.
– Расстояние до ближайшей суши?
– Расстояния приблизительные, так как реальная картина может отличаться. До островов, обозначенных как Британия, больше четырехсот километров на юго-запад, а до материковой Европы – больше шестисот километров на восток. Мы пойдем в сторону Британии?
– Не знаю, никогда не любил эту страну и этот народ, – не совсем в тему ответил девушке. – Меня интересует вопрос, какой сейчас месяц и какой примерно день? От этого зависит выбор направления.
– Я могу ошибиться, но сейчас середина января, может, даже конец.
– Будем считать, что сейчас середина января. Судя по льду, он довольно прочный и останется таким примерно месяц или два, зависит от направления, которое мы выберем. Наш единственный вариант – добраться по льду до суши, и здесь я склоняюсь к выбору материка.
– Но ведь острова Британии ближе, – удивилась Ната.
– Это острова, Ната, добравшись до них, нам придется ждать следующей зимы, и не факт, что пролив между островами и Европой замерзает зимой, все-таки это заметно южнее. Поэтому нам нужно убраться отсюда до того, как вскроется лед, иначе мы останемся на этом клочке суши без провианта и возможности протянуть целый год. Шестьсот километров по засыпанному снегом льду мы преодолеем за двадцать дней, если сможем найти во что одеться и набрать пропитание.
– Можно батончики взять в дорогу, они питательные, – подсказала Ната.
– Можно, – согласился я, но нужно наловить рыбы и достать шкуры. Здесь должны водиться полярные медведи и морские млекопитающие. – При этих словах Ната скривилась, рассмешив меня до слез. – Подожди, вот проголодаешься, будешь рыбу и мясо даже сырым есть.
– Никогда, – запальчиво возразила девушка, нахохлившись, – это противоестественно, когда убивают живых существ ради пропитания.
– Посмотрим, – я не стал спорить, когда и так все ясно: проголодается, у меня из рук будет еду вырывать. Надо определяться с крайней датой выхода в дорогу. – Нам нужно все рассчитать так, чтобы мы успели попасть на сушу к началу весны, когда лед еще выдерживает вес человека, но температура уже начала прогреваться и выше нуля.
Сделав в голове расчеты и еще раз попросив Нату уточнить температурные режимы этого Аллередского потепления, пришел к выводу, что в дорогу мы должны выходить не позднее двадцатого февраля.
– У нас примерно месяц, чтобы заготовить провизию в дорогу и обзавестись одеждой, потому что комбинезоны нам дадут пройти только около двухсот километров пути, – резюмировал я свои мысли.
– Где мы достанем одежду? – хлопая глазами спросила девушка, уплетая батончик из синтезатора.
– Попросим матушку-природу, авось чего подкинет. Покажи мне, как ты отслеживаешь инфракрасные метки и научи пользоваться дезинтегратором, мужчине пора на охоту, – молча отложив батончик, Ната встала.
А кто-то говорил, что я не умею общаться с девушками.
Глава 3. Снег, лед и снова снег
Пользоваться плазменным дезинтегратором Ната меня научила. Вещица оказалась невероятно функциональной и полезной – это не оружие в чистом виде. Дезинтегратор являлся многофункциональным гаджетом. Прежде всего, это оружие: в режиме «самозащита» дезинтегратор с невероятной скоростью выстреливал ярко-желтый луч. Со слов Наты, в этом режиме дезинтегратор убивал любое живое существо, прожигая в нем дыру размером с кулак. Вторым рабочим режимом, был режим сварочного аппарата: вещица могла резать и варить сплав любой твердости. Имелся еще третий режим, своего рода «тепловая пушка», когда дезинтегратор выдавал направленный поток очень теплого воздуха. Со слов Наты, он использовался для сушки и обогрева вне космического корабля, а также для заготовки образцов растений и животного мира, если таковые попадутся на необжитых планетах во время экспедиций. Интенсивность и ширина потока воздуха регулировалась в зависимости от поставленной задачи.
Сам по себе интегратор напоминал размерами и формой пачку сигарет, при нажатии на боковую поверхность выдвигалась удобная ручка. Режим использования и интенсивность регулировалась небольшой шайбой, расположенной в выдвижной рукояти, там, где обычно у пистолетов бывает спусковой крючок. Аппарат имел маркировку ПДМ-2, что расшифровывалось как «плазменный дезинтегратор многофункциональный второй модели». Страна изготовления: Уния Славянский Союз.
Я оценил эффективность дезинтегратора, выстрелив в ледяной торос: часть тороса просто разлетелась на куски не выдержав температуры, в оставшейся части образовалась сквозная дыра. Единственный минус этих «бластеров» – малый срок действия работы вне зоны питания от космического корабля. Ната так и не сумела мне объяснить, каким образом дейридиум спасательной капсулы дает энергию нашим скафандрам и дезинтеграторам. Вне зоны покрытия космического корабля дезинтегратор мог быть использован всего несколько раз, в зависимости от выполняемой работы. Самым энергозатратным режимом была сварка или резка металлов.
Первый день моей охоты оказался безрезультатным, хотя на льду я наткнулся на остатки тюленя или нерпы. Кто охотился, догадаться нетрудно: на снегу остались огромные следы когтистых лап. Белый медведь мог бы практически решить проблему одежды: его шкуры хватит для нас двоих, не говоря уже о мясе. Но ровное белое полотно моря выглядело статичным: если медведь и поблизости, я его просто не видел. Поднявшись на небольшой холм, рядом с которым приземлилась капсула, внимательно осмотрелся. Никаких признаков, что эти места облюбованы животными, тем более людьми.
Проблема голода пока не грозила: запаса компонентов в синтезаторе полноценному экипажу хватит на месяц, для нас двоих запас увеличивался вдвое. Сами батончики очень сытные, но ощущения еды лично мне не давали. За неделю нахождения в этой ледяной пустоши мой живот уменьшился визуально, желудок не растягивался как прежде при приеме пищи.
Инфракрасный датчик на рукаве комбинезона-скафандра показывал наличие теплокровных в радиусе до пятисот метров. Но самих теплокровных, судя по датчику, вблизи нет. Ната включила инфракрасный поиск на экране капсулы: на разном удалении, от трех до семи километров мерцали красные точки, означающие, скорее всего, медведей. Если бы время выхода в дорогу поджимало, я бы пошел на охоту, наплевав на такое расстояние. Но пока время терпит, а тащить более трех километров медведя, делая до десяти заходов, нет никакого желания. Раз медведь охотился на расстоянии нескольких сот метров от места нашего приземления, не исключено, что он вернется на прежнее место охоты.
Запас батончиков позволял дойти даже до суши, но ощущение горячего жареного мяса не сравнить ни с чем . Недаром охотники обязательно попробуют свою добычу прямо в лесу, не дожидаясь возвращения домой.
За прошедшую неделю Ната никак не проявила себя как девушка, которая нуждается в мужском внимании. После нашего серьезного разговора она стала покладистее и молчаливее, каждый день наматывая круги вокруг капсулы. О необходимости тренировки перед дальним походом я сказал всего один раз, но ей этого хватило. Трижды в день не менее часа Ната описывала широкие круги вокруг капсулы, периодически переходя на бег. В ее времени сама физическая нагрузка стала минимальной: все было автоматизировано, даже передвигались пешком они практически только внутри зданий. Везде стояли скоростные эскалаторы, поток автомашин Земли моего времени сменился лентами эскалаторов. Транспорт, с ее слов, конечно остался, но теперь он летал, а не катил по асфальту: поверхность планеты принадлежала пешеходам, даже точнее эскалаторщикам.
Мне нужно оружие: как только мы выйдем из зоны покрытия капсулы, дезинтеграторы превратятся в бесполезные коробочки. Я обследовал нашу капсулу, но ничего подходящего, чтобы превратить в оружие, не нашел. В очередной раз я попытался разобрать кусок внутренней панели, чтобы добраться до стального остова капсулы. В любом случае там должны какие-то перемычки, металлические штанги или фермы, усиливающие конструкцию. За этим занятием меня застала вернувшаяся с пробежки Ната. Очередной раз наткнувшись на гладкое металлическое покрытие без перемычек или каких-либо конструкций, я на чем свет стоит материл потомков, придумавших такую хреновую конструкцию.
– Что ты делаешь, Максим, зачем разбираешь внутренний термослой? Ядру придется усилить распад дейридиума, чтобы компенсировать потерю тепла.
«Ядром» в капсуле, да и в самом звездолете «Последний шанс», назывался двигатель.
– Ищу металлический стержень, чтобы приспособить его под оружие. Когда твои навороченные дезинтеграторы перестанут действовать, мы останемся без оружия. Как пробежка, – из вежливости поинтересовался я у девушки. Шлем она деактивировала, от ее лица несло паром, капли пота усеивали лицо.
– Вчера и сегодня уже лучше, ты оказался прав, физически я очень слаба. Если потренируюсь пару недель, думаю, смогу выдержать твой темп.
Ната прошла и присела на краешек противоперегрузочной капсулы. Слушая ее самоуверенный тон, я внутренне усмехнулся: мой темп она хочет выдержать, как бы не так. Но нельзя отбивать желание тренироваться, иначе придется тащить ее на себе. Странно, но никакого интереса она у меня не вызывала, и это при моей любвеобильности. Худая, практически без видимой груди, с по-мальчишески плоской попой. Хотя, нужно отдать должное, на мордашку девушка очень даже ничего. Раньше я не замечал веснушек, но теперь видел их довольно ясно. Такие девушки в старом мире мне встречались повсеместно: тихие, ничем не выделяющиеся, но с правильными чертами лица. Не было в ней той женственности, что заставляет думать, как о женщине.
Отказавшись от идеи найти что-то стоящее, я направился к синтезатору, чтобы проглотить обеденный батончик и обмануть желудок. Сидящая на краешке капсулы Ната заерзала, когда я остановился и впился взглядом в ее пятую точку.
– Что там такое, испачкалась? – Ее щеки залил румянец, говорящий, что ничто женское ей не чуждо. Но не ее худосочная задница привлекла мое внимание, а сама капсула, на которой она сидела.
– Ната, как крепится этот кокон к полу?
– Я не знаю, это инженеры занимаются такими вещами, мое – дело пилотировать.
Подойдя к противоперегрузочной капсуле, я потрогал ее руками: материал мягкий, что-то среднее между кевларовой тканью и тканью парашюта. Но внутри явственно угадывался скелет, на которой весь материал и крепился. Ножа, чтобы вспороть ткань и добраться до скелета, у меня нет, но есть дезинтегратор. Установив его на резку на минимальную мощность, начал обнажать скелет противоперегрузочной капсулы. Приходилось мгновенно отпускать кнопку, чтобы не разрезать лишнего. Запахло гарью синтетики: под лучом дезинтегратора прочнейшая ткань резалась как бумага, кончики волокон тлели.
Обнажив часть капсулы, отложил дезинтегратор в сторону: противоперегрузочная капсула по форме напоминала люльку мотоцикла. Сверху ткань была гладкая, а снизу, как надувной матрас. Луч дезинтегратора разрезал тонкий воздуховод, и из «матраса» выходил воздух. Во время старта спасательной капсулы в «матрас» накачивается воздух, плотно облегая человеческую фигуру. Поэтому я и чувствовал себя, словно в коконе. Но, самое главное, мое упорство было вознаграждено: вся эта конструкция имела скелет из тонких трубок. Потрогав рукой, не смог определить, из какого материла они сделаны. Двойное нажатие на дезинтегратор, и от скелета капсулы отрезана трубка диаметром в сантиметр или чуть больше.
Скелет капсулы состоял из четырех продольных трубок и четырех поперечных для устойчивости и крепости конструкции. Две нижние трубки были двухметровыми, а две верхние – около полутора метров. Двухметровая трубка выглядела очень крепкой, попытки ее согнуть оказались тщетны. За счет своей длины, трубка гнулась на пару сантиметров и выпрямлялась.
Внимательно следившая за моими действиями Ната не утерпела:
– И чем нам пригодится эта трубочка? Она же полая.
– Дезинтегратором можно нагреть конец трубки, а камнями его расплющить и даже неплохо заточить. И у нас появится копье, пусть не самое удобное, но лучше, чем ничего. Его можно использовать как для защиты, так и для добычи рыбы. Если нормально заточить, поможет и при встрече с хищником.
– И ты думаешь, что мы этим сможем защититься от доисторических хищников? – голосом Наты читают заупокойную молитву.
– Ната, не нужно бояться. Я провел больше двадцати лет в этом мире. Тогда я был, как и ты, новичок полный сомнений и страхов. Сейчас у меня за плечами годы выживания, просто доверься мне.
– Хорошо, Максим, чем я могу помочь сейчас?
– Ты лучше меня владеешь дезинтегратором. Вырежи трубку такой же длины, и те четыре короткие, из них я сделаю ножи. И еще одна просьба, не зови меня Максим. За двадцать с лишним лет я привык быть Максом или Максом Са.
– Хорошо, Макс Са, – согласилась девушка и звонко рассмеялась. Впервые после взорвавшегося портала мы нормально поговорили. Пока Ната вырезала необходимые трубки, активировав шлем, я выскочил наружу. Нужно найти валун, чтобы использовать его как наковальню и булыжник-молот. Большой валун размером с легковой автомобиль, покрытый толстым слоем снега, нашелся быстро совсем рядом с нами, а вот булыжник никак не находился, сколько я ни разгребал снег. Или они лежали под очень толстым слоем снега, или их просто нет. Будь сейчас лето, найти камень оказалось бы проще.
– Как успехи? – с трубками в руках космонавтка из будущего выглядела комично.
– Валун нашелся, вот он, – похлопал я по камню, – а вот камень поменьше найти не могу.
– Каких размеров камень нужен? Отойди в сторону, Макс, – сняв с комбинезона дезинтегратор, Ната щелкнула тумблером.
– Небольшой, чтобы я смог работать одной рукой, чуть больше кулака, – ладонями показал примерный размер.
Ната прицелилась в край валуна и выстрелила: снег, лед и мелкие брызги камня полетели в стороны. Обращенная к нам сторона валуна практически очистилась от многолетнего снега и льда. Несколько трещин пошли по правому краю камня, там, куда пришелся выстрел. Часть камня раскрошилась, а поверхность размером с теннисный мяч, спеклась.
– Сейчас, – подкрутив тумблер, Ната сделала второй выстрел, отколов от камня здоровенный кусок. Еще пара кусков поменьше упали вслед за первым.
– Подожди, не стреляй, – я приблизился к осыпавшимся обломкам в надежде найти подходящий. Подходящих оказалось несколько, выбрав один из них, улыбнулся девушке:
– Ворошиловский ты стрелок, – по интонации было ясно, что это похвала, но разглядеть лицо в затемненном шлеме мне не удалось.
– Старалась, – довольным голосом отозвалась девушка.
– Ната, поставь интегратор в режим сварки, только на слабую мощность. Попробуем сделать первое копье, посмотрим, что у нас получится.
Показав, куда направлять луч сварки, взял кусок камня в руки. Кончик трубки под пламенем интегратора вначале посинел, а потом покраснел, не дожидаясь, пока металл приобретет желтый цвет, я начал оббивать конец трубки, прислонив его к валуну. Проворачивая трубку в руках, сплющил конец и сунул его в снег, чтобы остудить. Наконечник у меня получился некрасивый, с рванными краями. Трижды, нагревая его дезинтегратором, ковал своим «молотом», пока не остался доволен результатом. После третьей попытки решил попробовать наточить наконечник, используя все тот же валун.
Точился наконечник плохо, почти час провозившись с заточкой, вынужден был констатировать, что бороздка в камне выглядит убедительнее самого наконечника. На самом наконечнике изменения тоже есть, он уже прекрасно годился, чтобы проткнуть тюленя или нерпу, но мы собираемся на сушу, а там водятся совсем другие звери. Решив оставить заточку на завтрашний день, мы с Натой почти до темноты занимались вторым копьем и двумя ножами. Ножи пришлось сплющивать на половину длины трубки, чтобы ими можно было резать. Подумав о заточке ножей, чуть не застонал: наточить небольшой наконечник еще реально, но как наточить двадцатисантиметровое лезвие толщиной с полсантиметра? Единственный вариант, разрезать полую рубку вдоль оси и распрямить ее, чтобы заточить один край.
Нате процесс изготовления оружия понравился: она охотно выполняла мои указания, даже лезла под ноги, стараясь помочь. Забрав два самодельных копья и пару ножей, мы вернулись к капсуле уже в сумерках. Усталость пробудила голод: я слопал три батончика, прежде чем ощутил привычную тяжесть в желудке. Даже Ната превысила свой суточный лимит, съев полтора батончика.
– Оружие мы сделали, теперь нужно его наточить и добыть медведя, прежде чем двинемся в путь. Запас батончиков мы можем взять с собой солидный, но, когда комбинезоны прекратят нас обогревать, мы умрем от холода, если не добудем шкуры, – сон меня одолевал, но все равно я услышал, как Ната ответила спустя пару минут:
– Ты все сможешь, Макс, теперь я хочу жить.
Три дня ушло на заточку двух копий и одного ножа. Второй нож точить просто не осталось сил: точили мы оба практически не отдыхая. Какой бы ни был твердый материал, рано или поздно он поддается. Так и случилось с нашим ножом: терпеливо мы точили его, пока я не посчитал, что достигнута приемлемая острота. На инфракрасных мониторах по-прежнему не отображается никакой живности. Но монитор капсулы показал, что одно животное находится в семистах метрах от нашей капсулы. Шел одиннадцатый день нашего приземления, если совсем затянуть с уходом на материк, существует риск не успеть дойти до взламывания льда. Если бы не надвигающиеся сумерки, я бы не раздумывая бросился бы к красной точке, мерцающей на мониторе. Дезинтегратор одним выстрелом мог отправить на тот свет мамонта или кита, медведя можно вообще не опасаться. Да и заблудиться я не боялся: комбинезоны были связаны с капсулой и привели бы нас обратно. Я боялся угодить в полынью, не заметив ее в темноте.
– Утром проверим, где наша потенциальная добыча, и отправимся на охоту, – сообщил я Нате, сидящей за голографическим монитором.
– Я его есть не буду, – отрицательно мотнула головой девушка.
– Не будешь, пока запас твоих батончиков не иссякнет, – согласился я, – а потом посмотрим.
Перед сном пытался вспомнить, все ли предусмотрел и правильно ли выбрал маршрут, всё же более шестисот километров по направлению к скандинавскому побережью. Британские острова лежали ближе, но пролив между Францией и Англией мог стать преградой. В проливе сейчас целая россыпь остров, целый архипелаг, но если там окажется узкая полоска в несколько километров чистой воды, придется ждать зимы, и не факт, что пролив замерзнет. Путь до скандинавского берега длиннее, но там, если добраться до берега, ничто не мешает идти по суше до самого Макселя. Хотя, черт его знает, что может случиться в дороге. Снедаемый противоречивыми чувствами, я долго не мог заснуть, слушая тихое дыхание спящей Наты.
Глава 4. Ох и нелегкая это работа
Утром, позавтракав опостылевшими батончиками, я начал собираться на охоту, предупредив Нату, что выходим через полчаса. При всей автономности спасательной капсулы, разработчики не совсем грамотно учли один нюанс: туалет в спасательном модуле был, но весьма скромных размеров. По сути, это герметичный пластиковый мешок емкостью всего пять литров. Конструкторы, наверное, не предвидели ситуации, что модуль может приземлиться в условиях Крайнего Севера, и на нем придется жить длительное время. Заметив, что мешок наполнен наполовину, принял героическое решение справлять нужду на природе. Выражение «сбегать до ветру» для меня стало актуальным: скафандр-комбинезон оказался удобный, снимался легко. Но одно дело в практичности, и совсем другое – морозить задницу при минус тридцати. Спасение лишь в самих батончиках, их усвоение происходило практически полностью. За десять дней после приземления необходимость «сбегать до ветру» у меня вчера появилась лишь второй раз.
После печального опыта, решил, что такие испытания на морозе девушке не под силу. Сама тема вообще несколько непривычная, постарался обрисовать ситуацию с морозом как можно более тактично. Ната рассмеялась на мои неуклюжие попытки преподнести опасность сидения на морозе с голой задницей, заверив, что примет мой совет серьезно. Тем не менее, с утра поперлась на улицу, предупредив, чтобы я пока не выходил. Вернулась нескоро, судя по ее лицу после дезактивации шлема, дискомфорта она явно не испытывала.
В назначенные полчаса мы не уложились: уже перед самым выходом повторно проверили место дислокации красной точки. Млекопитающее, скорее всего медведь, если судить по интенсивности и размерам пятна, двигалось нам навстречу, находясь примерно в полукилометре.
– Может немного подождем? Мы можем отслеживать его передвижение по экрану, – Ната показала на свой голографический экран, где мерцающая точка медленно, но верно двигалась в нашу сторону.
– Хорошая идея, меньше придется тащить медведя, ты молодец, – похвалил я покрасневшую от радости девушку. Как будто раскусив наш злодейский замысел, красная точка остановилась. Прошло десять минут, но точка застыла неподвижно.
– Может он уснул? – Предположение глупое: медведи не ложатся спать на льду, предпочитая сушу.
– Скорее всего, нашел полынью и сейчас караулит жертву. Надо идти, если он начнет удаляться, запаримся за ним бегать.
Проверив притороченный к комбинезону бластер, опустил аппарель, вместе с Натой выходя наружу. Аппарель мягко поднялась, отреагировав на прикосновение к нарукавному датчику.
– У медведей зрение не очень, но слух и нюх идеальны. Нужно походить к нему с подветренной стороны, при этом стараясь не шуметь, – Ната кивнула и предложила:
– Я включу силовое поле Третиньяка, наши силуэты будут размазаны на таком расстоянии. Зверь увидит только беловатое облачко и не услышит нас, даже если будем говорить громко.
– Ни хрена себе, – я не удержался от восклицания, – а что еще делает это силовое поле?
Ната нажала на датчик, вокруг нас образовался полупрозрачный купол, словно мы исторгали сияние.
– Внутри купола использовать дезинтегратор нельзя, нас просто разорвет, как мы подойдем, я отключу поле, – вместо ответа пояснила девушка. После проигнорированного вопроса желание говорить пропало, дальше шли молча. Медведя я заметил в ста метрах, его выдал черный нос. Мне не приходилось раньше видеть белых медведей в природе, но этот просто огромный.
– А его обязательно убивать? – нарушила молчание Ната, когда я уже собирался скомандовать ей, чтобы сняла защитное поле. Мы уже подошли на семьдесят метров, промахнуться с такого расстояния по такому великану просто невозможно.
– Мы это уже обсуждали и решили, что без этого нам не выжить, подойдем еще на метров десять, и выключай свое поле д’Артаньяна.
– Третиньяка, – поправила девушка, надувая губки. Несколько дней тема охоты обсуждалась бурно: Ната просила не убивать живое существо, просила найти другой выход. В конце концов, я смог ее убедить в необходимости такого шага, и вот снова та же песня про необходимость сохранения жизни всех живых существ. Подожди, доберемся до суши, там дикари мигом мозги вправят, быстро пропадет ее либеральное милосердие. Да еще дуется, хрен ее поймешь: в один день нормальная, на следующий – пациент психиатрической клиники.
– Отключай поле, – шепнул я тихо, наводя дезинтегратор на медведя. Медведь словно чувствовал наше присутствие: его уши непрерывно двигались, а нос втягивал воздух.
Полупрозрачная пелена перед глазами исчезла, я нажал на «крючок», вместо ярко-желтого плевка из дезинтегратора с грозным ревом на полметра вырвалось пламя сварки. Блядь, не перевел тумблер в положение самообороны. Огромный медведь среагировал молниеносно, бросившись в нашу сторону. Не менее быстро среагировала и Ната, запустив навстречу медведю короткую ярко-желтую молнию. С жалобным ревом зверь по инерции пробежал пару метров и рухнул как подкошенный.
– Рабочее положение дезинтегратора всегда должно стоять на самообороне, – менторским тоном заявила девушка, глядя как я перевел тумблер в нужное положение.
Читать бесплатно другие книги:
