Парадокс Ромео Усачева Елена

– Но я же хотела…

– Это понятно. Ты собираешься говорить правду, тогда говори ее до конца, называй все имена. И свое в первую очередь. – Надо было идти. И Нину надо было как-то успокоить, чтобы она не суетилась. – Пострадает гораздо больше человек, чем ты можешь представить. Мы об этом говорили. И все согласились. А Белов струсил. Но защищаете вы почему-то его, хотя я всего лишь поправил ситуацию.

Как легко людей поймать в моральный капкан. Все знают, что такое «хорошо» и что такое «плохо», даже пытаются мерять события линейкой со шкалой «хорошо-плохо». Но тут же начинаются несоответствия, натянутости и проколы. Типа того, что Том Сойер хороший парень, хоть и врет, ворует, издевается над взрослыми, прогуливает школу. Это даже несколько скучно.

День накатывал приливной волной. Математика, физика – все отлично. Литератор попросил зайти поговорить. Физкультура с прыжками через коня – ладно, забудем. Надо беречь руки, он так и сказал физруку. Лелик ходит, кривит губы в усмешке. Считает себя напрасно обиженным. А потому победителем. Ну, ничего, побеждает тот, кто побеждает. А Всеволод победит. Немного времени, и он докажет свою правоту. И тогда они поймут, что он поступил правильно. И Ромео не умрет. А ведь действительно, его надо было всего-навсего предупредить, но письмо отца Лоренцо опоздало. Опоздало… И Ромео поторопился…

– Сева, ты сегодня рассеян.

Они только начали игру. Всеволод всегда ходил очень быстро, почти не обдумывая ходы: за свою жизнь отыграл столько партий, что, глядя на противника, мог сказать, какую манеру игры тот выберет. Партнер только заносил руку над фигурой, а Всеволод уже был готов сделать следующий за этим ход.

– Меня расстраивает, что в жизни все подчинено не логике, а эмоциям, – негромко произнес Всеволод, поигрывая снятой с доски пешкой.

– Ты удивляешь меня! Как можно жить без эмоций?

Историк молод и азартен, с маленькими усиками. Тяжелые волосы с рыжинкой подстрижены ровным кружком.

Фигуры расходятся по полю, падают на парту поверженные. Бой идет по всем правилам.

– Эмоции создают историю.

– Историю создает расчет. То, что нужно человеку на данный момент. – Всеволод попытался вернуть ритм и тут же стал делать ошибки. – Александр Македонский понимал, как можно прославить свое имя и страну. Наполеон собирался остаться в истории. Гитлер ратовал за возвышение арийской нации и уничтожение евреев с цыганами. Где же тут эмоция?

Его тура слетела с поля.

– И все они были невысокими людьми с большими комплексами, – осторожно закончил историк, выдвигая вперед ферзя. – Ты еще забыл Нерона, любившего свою сестру. А также Ивана Грозного, всю жизнь мстившего за смерть матери. Без эмоций никуда.

– Ни Нерона, ни Грозного не волновало, что о них думают. – Всеволод теперь смотрел только на доску, но было поздно. Игра шла не в его пользу. – Грозный приглашал к себе в Александровскую слободу купцов, сажал за обеденный стол, а потом натравливал на них разъяренных медведей.

– Шах. – Историк с улыбкой глянул в горящие глаза Всеволода. Все это было так знакомо и так наивно. – В следующем году вы будете проходить «Преступление и наказание». Раскольников построил теорию, обыкновенную, все объясняющую теорию, а когда решил применить ее на практике, не справился с эмоциями и попал на каторгу.

Это была ловушка. В памяти зазвучал танец игрушек из балета Чайковского «Щелкунчик». Последнее время его постоянно пытаются поймать на мелких несоответствиях.

– Но есть ведь что-то, что выше эмоций, – он попытался увести короля, хоть это и было безнадежно.

– К сожалению, нет, – передвинул свою фигуру историк. – Эмоция самый сильный двигатель в мире. Шах. И, извини, мат. Впрочем, есть еще правила. Если им следовать, вероятность проигрыша будет минимальной. Типа того, что не надо курить на территории школы – не будет проблем. Недавно выгнали парня из одиннадцатого. А все почему? Правило! Не нарушай. А если нарушаешь, то сначала изучи предмет. Ты же сегодня рассеян. Вероятно, кто-то тебя расстроил. Это эмоция.

Всеволод прищурился.

– Это всего лишь игра, – тихо произнес он. – В следующий раз я буду внимательней. Только и всего.

– Пускай будет стечение обстоятельств, – усмехнулся историк. – Ни Нерона, ни Грозного не осуждали, потому что они были выше всех, кто их окружал. Тебя осуждают равные, твои одноклассники.

– Мне нет равных, – поднялся Всеволод. – Все это отлично знают!

Историк широко улыбался в усы. Всеволод почувствовал себя оскорбленным. Он уже набрал воздуха, чтобы ответить, но историк опередил его:

– Для своего возраста – да. Но тебе всего пятнадцать, и вокруг слишком много тех, кто может тебя оценить.

– Значит, надо стать выше всех, – произнес Всеволод, вскидывая подбородок.

– Попробуй. Но помни про правила. Их нарушать не стоит.

Фигуры с грохотом посыпались в нутро деревянной коробки.

– Иначе желающих доказать твою неправоту будет очень много. Ты к этому готов?

– Если все будет правильно рассчитано, то никаких доказательств не понадобится.

– Интересное утверждение. Не оригинальное, но интересное. Хотя если говорить про правила, то ты их сейчас нарушаешь. Неправильно нарушаешь.

– И как же я должен был поступить?

– Переводить стрелки на друга – это неправильно, это нарушение.

Всеволод открыл рот, чтобы возразить, историк не дал ему сказать.

– Не торопись! Предавать плохо, но если очень нужно, оправданно, то сделать это можно. Но опять же делать это надо по правилам. И правило простое: надо было всего лишь скрыть, что Белова выдал ты. Вот и все. – Историк развел руками. – Правило, – посмотрел он на правую руку. – Нарушение правил, – посмотрел он на левую. – Все просто. Нарушать тоже надо по канону.

Всеволод потянул к себе коробку. Не закрепленная нижняя часть распахнулась, выпуская на волю фигуры. Падая, они звонко сталкивались. Без всяких правил.

Всю дорогу домой Всеволод думал, что историк неправ. Потому что никакого правила он не нарушил. Наоборот, он поступил правильно. Сделал все, чтобы другие правила не нарушили. Но все это было чересчур сложно.

В небе собирались тучи, обещая дождь. Ноябрь, а снег все еще слишком робок, чтобы лечь надолго. Все время тает, оставляя под ногами противную жижу. А с неба льется дождь. Звезд не будет.

Всеволод подставил руку в перчатке под дождинки. Они сразу запорошили черную кожу, побежали по морщинкам ленивыми ручейками. Он сложил ладонь ковшиком, заставляя воду сбежать в получившуюся воронку. Все ведь можно сделать так, как хочется. Надо только подождать…

Мама держалась. Она поджимала губы, поглядывала в окно на дождь и молчала. Собирается спрашивать и наставлять, но пока молчит. На обед сделала винегрет и котлеты. Всеволод смотрел на бордовую смесь в своей тарелке. Нагромождение кубиков картошки, моркови и огурца было неправильным – все это рождало странное ощущение неудовольствия от беспорядка.

– Ешь лучше, – заметила мать. – Тебе сегодня еще заниматься.

– Я никуда не пойду!

Смотреть в окно и слушать радио «Эхо Москвы» – нет, не сегодня. Всеволод с тарелкой отправился в гостиную. Телевизор – вот что его сейчас спасет.

– У тебя разве нет дополнительных по физике? – шла за ним по пятам мать.

– У меня больше нет дополнительных!

На экран выплыла сцена из сериала.

«Я прошу тебя, пожалуйста! Нам надо с тобой поговорить!» – кричала героиня уходящему в дождь герою.

«О чем? О чем мы можем с тобой говорить? Ты сама сказала, что не любишь меня! Какие еще могут быть разговоры?» – надрывался брошенный юноша, залитый слезами и дождем.

– Мама! Не видишь? Я ем! – Всеволод утопил вилку в салате.

«Не уходи! Я не хочу, чтобы ты расстраивался. Ну, подожди!»

Он подавился винегретом и фыркнул.

– Ну что, что? – устало бросила перед ним салфетку мама. – Уже и есть разучился.

«Хватит этих разговоров! Поговори с кем-нибудь другим!» – крикнул герой, но уходить не торопился. Стоял спиной к зрителям и чего-то ждал. Дождь картинно барабанил по его куртке.

«Ты все не так понял!» – Теперь и героиня выбежала под дождь. Волосы ее подозрительно быстро намокли. Белая блузка облепила тело. Создалось впечатление, что на актрису забыли надеть нижнее белье.

Всеволод сильнее закашлялся, давясь винегретом. Выступили слезы. Приступ удушья заставил пропустить пару реплик. Когда он восстановил дыхание и проморгался, герои уже стояли обнявшись. Она прижималась к нему как-то совсем не по-братски.

«Ты пойми, – лицом на весь экран вещала героиня, – вокруг так запутано, так непонятно. Если бы ты согласился подождать…»

– Идиот! – не выдержал Всеволод. – Беги оттуда.

Мать вздрогнула.

– Ты это кому?

«Я… Я… – заикался главный герой. – Я буду ждать тебя всегда. Ты только скажи, что все может измениться».

Всеволод хмыкнул, обреченно качая головой.

«Я… Я… – теперь уже заикалась героиня. – Я не знаю. Дай мне время».

– Какое время? – ткнул вилкой в экран Всеволод. – Она вон дура редкостная! Бросай ее скорее.

– Ты чего это, с телевизором разговариваешь? – испуганно прошептала мама.

– А что они ерунду показывают! – возмущенно бросил вилку Всеволод. – Она не знает, а треплет. Где логика?

– Лоденька, но ведь это жизнь… – пролепетала мама.

– Что? – стал медленно подниматься Всеволод.

– Жизнь.

Глава вторая Ловушка

Был уже вечер, а дождь все лил и лил. Тяжелая вода падала с неба. Просто падала. С узаконенной скоростью свободного падения.

Появившаяся на пороге Нина была мокрой.

– У нас зонты отменили? – спросил Всеволод, распахивая дверь. И как только Нина ухитрилась миновать домофон? Было бы время подготовиться. А тут – такая неожиданность.

Мама суетилась: пыталась увести Нину на кухню, предлагала чай, теплую кофту. Требовала, чтобы она сняла куртку, платье. Нина вырывалась.

– Это у тебя телефоны отменили! – возмущалась она, выглядывая из-за широкой мамы. – Сотовый иногда включай!

– Он мне мешает.

Нина выбралась из маминых предложений.

И вновь она стояла близко-близко, смотрела, задрав голову. Кудряшки рассыпались, открыв покатый лобик. Светлые глаза смотрели требовательно. На стеклах очков капельки дождя. Губы поджаты, от этого вокруг собрались некрасивые складки. И румянец. Это как всегда.

– Знаешь, кто ты? – крикнула Нина.

Это называется «агрессивная игра». Когда выводят ферзя, и он начинает убирать все фигуры вокруг, пока не попадет в ловушку.

– Ты могла позвонить на домашний, – чуть отступил Всеволод, создавая себе поле для маневра. – Что ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты сейчас же пошел к Белову и объяснился! – выпалила Нина, не желая ничего слушать.

Всеволод слегка откашлялся, выигрывая время.

– Я считаю, что он сам во всем виноват.

– Как же виноват, если ты его заложил!

– Лодя! Разве так можно? – пошла в наступление мама.

– Мама! Прекрати! – взорвался Всеволод. – Я не с тобой разговариваю!

Он схватил Нину за локоть и втащил в свою комнату. Сжавшаяся, перепуганная, она сидела на кровати и боялась открыть глаза.

– Ты зачем пришла? – холодно спросил Всеволод, и Нина перестала жмуриться.

В первую секунду комната показалась мрачной. Темно-бордовые шторы, коричневые обои, черное покрывало, блестящий черно-белый шкаф, как будто шахматное поле…

Увидев все это, Нина сморщила носик и неожиданно чихнула.

– Тебя Лелик послал?

Всеволод покосился на планшет, где у него была открыта страница соцсети. Фотография Лелика мигала зеленым уголком. Он был онлайн. Он был дома. Если ему что-то надо было, мог и сам написать.

– Никто меня не посылал! – подпрыгнула на жесткой кровати Нина, сбивая покрывало. – Просто это все неправильно и вам с Беловым надо объясниться.

Расклад не получался. Если белые фигуры это Нина со Светочкой, то против кого они ведут игру? Нина нападает, чтобы защитить… Лелика? Не сходится. Лелик среди черных фигур, значит, Нина должна нападать на него, а не защищать. Значит, есть кто-то, ради кого она это делает.

– Иначе – что?

– Лодя! Дай Нине чаю! – напомнила из коридора мама.

Всеволод плотнее прикрыл дверь.

– Что будет, если я с ним не поговорю?

– Он может наделать глупостей и всем все расскажет.

– Наделает глупостей… – пробормотал Всеволод. Вспомнилось сегодняшнее утро, раздевалка, пробегающая мимо Светка. Волосы, собранные в хвост, размазываются некрасивыми всплесками по спине от быстрой ходьбы. – А Светка за кого больше переживает – за себя или за Лелика?

– Ты бесчувственная деревяшка! – вскочила Нина. – Дубина!

Она бросилась вон из комнаты, но тут же попала в объятия мамы.

– Хватит бегать! Иди погрейся! – заявила она.

Как Нина ни билась, ее увели сначала в ванную, потом в кухню.

Всеволод смотрел на мигающий зеленый уголок под фотографией. Лелик просто ничего не понял. И если ему объяснить…

Он коснулся экрана, входя на страницу Белова.

«Будь дома. Мы сейчас подойдем», – набрал он и выключил планшет. Кстати, о Светке. Наверняка она мерзнет в подъезде. Всеволод отбил СМС, чтобы Света поднималась, и отправился на звук праздничного звона фарфора.

– Мама! Поставь еще одну чашку. У нас вторая гостья, – предупредил он с порога кухни.

Светка появилась через минуту. Не такая уж и мокрая, как представлялось.

– Надо торопиться! – ворвалась она в квартиру. – Пока…

– Пока он не наделал глупостей, – закончил за нее Всеволод. – Я все понял.

– Какой ты! – сжала кулачки Света. – Там человек страдает.

– С чего ты взяла, что он страдает? И вообще – с чего весь шум?

– Девочки, девочки, – звала мама.

Светка прожгла взглядом.

– Тебе сказать, из-за чего?

Нехорошо она как-то смотрела.

– Пожалуй, не надо, – пробормотал Всеволод, смутившись.

– Ну, где вы? – вылетела из коридора Нина. Света пошла за ней, но еще несколько тактов смотрела на Всеволода, словно мыслительный сигнал передавала.

– Пейте чай, пока горячий! – звала мама.

Гости с таким азартом принялись обсуждать случившееся, что Всеволоду захотелось закрыть уши. Он стал вышагивать по коридору, пытаясь понять, что происходит. С чего вдруг столько суеты?

– Лодя, что ты там топаешь, как слон, иди к нам!

Слон… Да, слон – он может и топать. Каждый его ход сотрясает доску.

Мама была радостно возбуждена гостями, раскраснелась.

– Какие хорошие девочки! – шептала она. – Как переживают за вас!

– Почему это они переживают за нас ? Пока они переживают только за Лелика.

На мамином лице промелькнуло что-то, похожее на жалость.

– Маленький ты еще. И глупый.

Всеволод дернул вверх подбородок, отметая эти наглые слова.

– А к Ниночке приглядись! – осторожно посоветовала мама. – Очень хорошая девочка.

– Мама! Хватит! – вскрикнул Всеволод, отшатываясь.

Он сдернул с вешалки куртку, скинул тапочки, не сразу вдел ноги в ботинки.

– Я буду ждать на улице! – крикнул в сторону кухни. Девичьего щебетания это не прервало.

Он шел по лестнице, вгоняя каблуки в жалобно звякающие ступени.

Какое землетрясение обрушилось? Почему вдруг все разом переменилось? Откуда взялись недомолвки и непонятные переглядывания? С чего Светке заступаться за Белова? Лелик и сам неплохо может за себя постоять. Кому понадобились посредники?

Он оглядел двор. Та вредная тетка, что отобрала телескоп, приехала на черной «Ауди», Всеволод запомнил номер. Сейчас машины не было.

В тот злополучный вечер он всего лишь выбрал хорошее темное место, настроился смотреть, как вдруг его осветили фары. Она выскочила из машины и сразу стала орать. Он не спорил. Было непонятно, о чем здесь вообще можно говорить! А потом она сорвала с треножника телескоп и прорычала, что отдаст его только родителям. А лучше отнесет в полицию и напишет на него заявление. Что он извращенец, подглядывает в чужие окна. Больше эту машину он не видел. Раньше она часто появлялась, а теперь что-то исчезла. У соседей он узнал, что зовут женщину Людмила, что живет она в угловом подъезде. И что она уже порядком всем здесь попортила нервы своими правилами.

Пришло СМС: «Даже не думай ко мне приходить!»

Всеволод застегнул молнию на куртке и свернул в арку. Чтобы добраться до Белова, нужно было перейти шоссе.

Дождь сделал тяжелым сам воздух. Дышалось с трудом. Люди плыли в сумерках, как рыбы в аквариуме – медленно, лениво. Машины щедро разбрызгивали грязь из-под колес. Небо было зашторено плотными тучами. Гул улицы, мелькание пешеходов, желтые фонари, скрип заблудившихся велосипедов, отблески света в лужах. Пытаясь не замочить ноги, Всеволод вышагивал дурными зигзагами. Как слон. Переход с клетки на клетку. Шаг. Еще.

А девчонки – болтушки. Зачем они вообще полезли в это дело? Почему телескоп взяла именно Нина? Зачем потом передала его Светке? А Света удлинила цепочку, добавив в нее Лелика? Какая-то очень запутанная партия получилась. И ведь кто-то наверняка знал ответы на эти вопросы. Если бы Ромео предупредили, никто бы не умер. Если бы он хотя бы предположил, что можно не верить своим глазам. Допустил вероятность того, что смерть – не единственный вариант.

Засыпала звонками Нина. Отвечать не хотелось. Пропустив зеленого «пешеходика» на светофоре, Всеволод отправился более сложным маршрутом, на другую сторону перекрестка, где был тоннель. Стоило еще подумать, попробовать собрать пазл.

Дверь открыл не Белов, а его отец.

– Ага! Ты-то мне и нужен! – решительно вышел он на лестничную клетку, не пуская в квартиру. – Как ты мог так поступить? Сева! Вы же друзья!

Всеволод поморщился, с тоской глядя на небольшую щель между дверью и косяком.

– Я хочу побеседовать с Леликом, – с трудом выговорил он.

– Не надо с ним сейчас разговаривать! – Отец ладонью нажал на дверь, убирая щель. – Он страдает. Ты не представляешь, как он страдает! Ты был его лучшим другом. Он всегда хотел быть похожим на тебя. А теперь? Теперь – что?

Всеволод молчал. Это все Нина со своими истериками. Хотя, если бы Всеволод пришел с девочками, дверь не была бы закрыта. Но и поговорить им не удалось бы. Ну, почему нельзя все просто решить, не включая эмоции?

– Я могу все объяснить. Можно мне поговорить с Алексеем?

– Не надо, ничего не надо! – замахал руками отец. И вдруг исчез за дверью, на полуслове обрывая разговор.

Всеволод не спеша спустился на один лестничный пролет. За окном шел дождь. Он уже был не таким сильным и безысходным. Так, изморось. Со снегом.

На телефоне сбросил очередной звонок Нины и сам набрал номер. Как только произошло соединение, быстро произнес:

– Спустись на улицу. Я буду около подъезда.

И дал отбой.

Свой ход он сделал. У противника на размышления час.

Двор был темен и глух, это рождало умиротворение. От мусорных бачков несло гнилью, и Всеволод отошел, чтобы запахи не мешали думать.

Конечно, он понимал, что происходило. Понимал, что окружающие от него хотят вполне конкретных действий, но не собирался поступаться своими принципами. Если он начнет у всех просить прощения, то признается в своей вине. А значит, это действительно будет происшествие, после которого в Камбоджу его не возьмут. И это было несправедливо. Очень несправедливо. Каждый шаг отчеканивал слог: «Не-спра-ве-дли-во».

Звонок. Лелик все-таки вышел. Он ищет его.

Всеволод достал телефон, глянул на экран – это опять была Нина.

– Эй, пацан!

После светлого экрана темнота двора казалась абсолютной.

– Время не подскажешь?

Всеволод опустил глаза к телефону, чтобы ответить. Подошедших он так и не разглядел.

– Боже мой! Ну, почему ты пошел один? Я сейчас же звоню в полицию! Вызываю «Скорую». Ушибы надо зафиксировать.

– Мама! Хватит!

Наклоняться было тяжело. В голове начинало болезненно пульсировать. Вывихнутая рука гудела, рождая нехорошее желание ее отрезать. Зудел отбитый при падении бок. Они просто ударили и отобрали телефон. Денег не было, сто рублей – если вдруг понадобится куда-нибудь поехать – не считаются. Ну, и еще перепачкался он здорово. Куртку можно выбрасывать.

– Почему ты не дождался девочек? Они побежали за тобой! Ты говорил с Леликом? Что он сказал? А! – вскинула руку к губам мама. – Это он тебе так отомстил? Вы подрались?

– Мама!

Надо было разуться, но сил на это не осталось.

– Я поняла, – гробовым голосом сообщила мама, – он подослал своих дружков. Боже мой! Как хорошо, что вы больше не общаетесь!

Она присела, расшнуровывая ботинки сына.

– Мама! – вырвался из ее рук Всеволод. – Дай мне все сделать самому!

Он ушел в комнату с сильным желанием хлопнуть дверью. Но у них так было не принято. Пришлось ждать, когда мать, возмущенная его поступком, сама уйдет. Запиликали сигналы вызова. Она звонила отцу.

Всеволод, кривясь и шипя сквозь зубы, опустился на кровать. Больше всего волновала рука. Завтра занятие по музыке. С переломом он там наиграет. И даже ушиб не позволит нормально играть! Удачненько это он сходил. Зато теперь можно никому ничего не говорить и не доказывать. Пока все заживет, пока сойдут синяки.

Боль в голове накатила, разлилась. За закрытыми глазами прыгали всполохи, взрывался фейерверк.

«Как жаль, что у человека нет кнопки выключения. Хотя бы на время», – успел подумать Всеволод и уснул.

Вокруг снова было темно. За окном шуршало. Все еще шел дождь. Или это уже падал снег?

Кресло около стола скрипнуло.

– Папа! – прошептал Всеволод.

– Я был сегодня в гимназии, говорил с Романом Сергеевичем…

Лица отца не видно, но легко можно представить, как он сидит, как смотрит, слегка наклонив голову, как положил на подлокотники руки. Сидит покойно, уверенно.

– Зачем?

Собственный голос рождал неприятную боль в голове. Она холодными осколками рассыпалась по телу, иголками отзывалась то в руке, то в боку, то возвращалась обратно в затылок.

– Я так понял, что никто не в курсе, что произошло, – тихо произнес отец. – Я уже договорился с Павлом Семеновичем, он отдаст списанный лабораторный телескоп. Его привезут, как только появится машина.

– Папа! Зачем? – Шевелиться тоже было больно. Всеволод представил себя пешкой, сбитой резвым наскоком коня. И лежит эта пешка на боку и не может встать.

Кресло застонало. Пришедшая за этим тишина показалась зримой. Она превратилась в мягкий мармелад, еще тягучий, свежеприготовленный. Он залеплял уши, рот, нос. Он норовил задушить.

Надо вырываться. Надо идти ферзем. Бездействие губительно. Необходимо движение!

– Мать верно говорит: это Лелик подстроил?

– Папа! Прекрати! – От крика голова раскололась надвое. – Это случайность.

– Слишком уж все сошлось для случайности. Ну, спи. Завтра поедем в институт, тебя там посмотрят.

Какой институт? Волновало другое.

– Камбоджа, – пробормотал Всеволод. – Столица – Пномпень, река Меконг.

– Об этом сейчас не может быть и речи!

Кресло скрипнуло последний раз – отец уходил.

– Я не могу брать в долгую экспедицию конфликтных людей. Вы у меня передеретесь через неделю, а мне работать надо.

– Папа! – Всеволод попытался сесть.

Надо задержать отца, надо все объяснить. Произошедшее – одно сплошное чертовское недоразумение.

Темнота вдруг навалилась на него. Показалось, что потолок опустился. Штора замоталась вокруг шеи. Оставалось только закрыть глаза.

Он не проснулся, а выпал из небытия. По телу растеклась звонкая тишина, словно оно вдруг стало стеклянным. Было страшно двигаться, потому что тогда, нарушая все законы логики, тело рассыпалось бы, взорвалось болью, которая… Которой почти не было.

Слегка гудела голова, и немного саднило руку. Глядишь, сегодня можно будет играть. Запястье опухло, но пальцы работали.