Парадокс Ромео Усачева Елена

– Что вы везде суетесь со своими советами? Кто вас просит? Никто! Это не ваше дело! Мое! Если бы не ваше странное любопытство, всего этого вообще не было бы! Это же вы отобрали у меня телескоп, когда я наблюдал звезду шедар, вы сразу уехали, не предупредив, что вас не будет больше недели. А теперь вы же устраиваете странный спектакль с полицией! Откуда у вас такой нездоровый ко мне интерес? Может, мне пожаловаться на это, пока здесь участковый? – Всеволод оглянулся, но в просвете двери увидел только телевизор. Там большой белый лимузин летел под откос. Это уже было невыносимо. – Убирайтесь отсюда! Поняли? Убирайтесь! Я! Ничего! Не помню!

– У вас все в порядке? – Участковый был невысокого роста, ушастенький, со спокойным, даже усталым лицом.

– Д-да, – неуверенно протянула мать.

– Тогда вызывайте врача, приносите справку о побоях. С остальным разберемся. Кстати, вы, случайно, не из ближайшей школы?

– Нет-нет, что вы! – замахала на него мать. – Мы в гимназии учимся. Лучший ученик. Олимпиады выигрывает.

– А то в школе шумно последнее время. Я подумал, оттуда. Очень похоже. Тоже дерутся, тоже не помнят, кто бил и почему. Пройдемте! – обратился он к соседке.

Ошарашенная Людмила все так и стояла в дверном проходе. На лице – недоумение.

– Но я же хотела… – начала она.

– Пройдемте, – позвал участковый.

Всеволод тяжело опустился на диван около журнального столика. В голове стучали молоточки. Это было очень больно.

Тихие шаги участкового, возмущенное топанье Людмилы. Тугая дверная ручка выскальзывает из-под пальцев, замок хлопает.

– Лоденька, как же? – прошептала мама. Она стояла над осколками, не зная, с какой стороны к ним подойти.

– Почему вы меня не слышите? – снова вскочил на ноги Всеволод. – Я же просил только, чтобы мне дали время! Больше ничего!

– Но ведь мы хотели помочь.

– Бывает, когда помощь не нужна! Это как раз тот случай.

Удивительно, но рога не раскололись. Они тяжелыми лопатами лежали на белой груде битого фарфора. И Всеволод с большим наслаждением пнул их ногой.

Реклама кончилась, на экране снова появились герои. Теперь они дружно толпились на кладбище. Шаги, негромкое перешептывание. Внимательный взгляд.

Хотелось что-то еще сломать. Нарушить эту неправильную правильность. Стеклянный столик, часы, раскидать вещи на отцовском столе. Хотелось, чтобы услышали и поняли наконец. На столе доска с расставленными фигурами – он хотел обдумать пару задач из журнала – поднял руку, чтобы сбить строй. Остановился. Шахматные фигуры здесь ни при чем.

Планшет дремал. Если он сейчас войдет в Интернет, мир перевернется. Придется опять и опять кому-то что-то говорить, в чем-то убеждать. Нет.

Лег, в надежде, что сразу уснет. Вокруг все то же, и он тот же – руки, ноги, голова. Почему жизнь вдруг запуталась. Непроходимо запуталась. Раньше все было понятно, а теперь – каждая минута рождала ощущение падения в пропасть.

Сел, огляделся. Планшет звал к себе.

Ладно, уговорили.

На страницах друзей без изменений. Ничего не происходило. Все жили прежней жизнью, обсуждали незначительные проблемы, комментировали малейший шаг друг друга.

Не то, не то. Этого уже было мало. Внутри освободилось место для большего.

Пришел отец.

Всеволод положил перед собой руки. Костяшки сбиты, ноготь на указательном пальце прищемлен. Большим пальцем левой руки двигать тяжело. Кадим Алиевич ему завтра устроит разнос. При всем своем спокойствии и доброжелательности, он мог быть и жестоким. Особенно если это касалось музыки.

В голове крутилась история с пешкой, которая за три хода ставит шах королю. Это было невозможно, но сейчас разыгрывалась как раз такая партия.

– Ну, и как это называется?

Отец в домашнем коротком халате, в брюках и тапочках смотрится старосветским помещиком. За окном должны орать петухи и хрюкать довольные свиньи. Хотя уже почти ночь. Никаких свиней.

– Это была игра.

– Опять твои гамбиты?

– В целом – да.

– И что на кону на этот раз? Статуэтка твоего деда?

Неужели отцу настолько жаль этой безделушки?

– Всеволод, – позвал отец, – приди в себя! Что происходит?

– Какого цвета река Меконг?

– Серого. При чем тут это?

– А ты знаешь, что ее длина четыре с половиной тысячи километров, и она самая большая в Индокитае?

– Всеволод!

– Она течет через Китай, Лаос, Таиланд, Камбоджу и Вьетнам. Местами образует границу между государствами. Я не виноват, что все так получилось.

– Ты хочешь сказать, что знал о предстоящей драке?

– Догадывался. Они действовали схематично.

– Ты мог уйти! Ты мог вообще не выходить на улицу.

– Драка все завершила. Они больше не появятся.

– Я тебя не понимаю! Как можно было целенаправленно создавать себе проблемы?

– Папа, это не проблема. Это завершение дела. Я отдам телескоп, и все закончится.

– Это какое-то заклание ягнят! Ты сознательно пошел на драку, чтобы… что?

– Странно, но даже ты меня не слышишь. Я с самого начала говорил, что все сделаю сам. Вы же постоянно лезли со своим желанием помочь!

– И чего ты добился?

Всеволод зажмурился. Чего он добился? Все ведь было так хорошо рассчитано.

– Я все закончил.

– Что дальше?

Пришлось все-таки открыть глаза и с удивительной ясностью увидеть отца. Как он вполоборота стоит около окна. Тяжелая бархатная штора метет пол желтой бахромой. Лицо… не уставшее лицо и не озабоченное. Раздраженное.

– Возьми меня в Камбоджу. Я должен увидеть, как река поворачивает свое течение.

Отец отвернулся к складкам штор.

– Нет. Мы договаривались. Ты нарушил условие.

– Это не я нарушил! – с мучением произнес Всеволод. – Вы все словно сговорились…

– Почему ты не хочешь сказать, кто тебя бил?

– Их слишком много. Всех не перечислишь.

– Это всего лишь твои фантазии! Всеволод, очнись! Сколько можно жить по придуманным правилам. Ты как Кристофер Робин – сочинил игру про Винни-Пуха и радостно обитаешь в ней. Нет никакого Темного Леса с домиками. И Высокого Дуба тоже нет. Люди вокруг просто живут! Как ты это не можешь понять?

– А что есть?

– Обыкновенная жизнь. И в ней не бьют статуэтки, желая привлечь к себе внимание.

Всеволод тяжело вздохнул. Ну, конечно… Лося ему теперь будут поминать с завидным постоянством.

– И вот еще, – смягчил тон отец. – Завершай свои игры и возвращайся в гимназию. Мне звонил Роман Сергеевич. Твой отпуск затянулся.

– Я перевелся в другую школу.

– Не дури! Или это очередной твой гамбит?

Гамбит, гамбит… когда отдаешь малое, в надежде получить большее. Обманный ход, который так любят использовать в шахматах, в политике, в военных действиях…

– Больше гамбитов не будет, – прошептал Всеволод. – Все и так понятно.

– А раз понятно, то изволь вести себя нормально! И поговори с матерью. Она места себе не находит из-за всего, что ты натворил! О поездке можешь больше не заикаться! Ты слишком ненормально себя ведешь, чтобы я брал за тебя ответственность на другом конце материка.

– Я ненормально себя веду? – возмущенно вскрикнул Всеволод. – Да я самый нормальный среди вас!

– Ну-ну, – снисходительно усмехнулся отец.

Глава восьмая Тема для шуток

Субботааааа… Бесконечная суббота.

Уснуть не удалось. Всеволод лежал, потом вскакивал, мерил комнату шагами, пытаясь движением разогнать тяжесть в голове. Впервые он ничего не понимал, совсем ничего. Уставшее после драки тело неприятно тянуло, мышцы отдавали эхом ушедшей боли.

Почему все получилось так?

Он все вспоминал и вспоминал события вечера и каждый раз убеждался, что скандала было не избежать – Людмила все равно вызвала бы полицию. А драка? Ну, драка. Белая хорошо накрутила Соколова. Она своего добилась. Обидно не то, что побили, – что он мог против Андрея? Обидно, что сработала схема, которую он сам не успел просчитать. От этой безысходности все путалось окончательно. Хотелось с кем-нибудь поговорить – зачем все, если это так как есть? Лелик? Лелик не поймет, да и нет уже этого Лелика. Девчонки? А что девчонки? С одной поговоришь, она возомнит себе бог знает что. А потому белая и рыжая отпадают. Нина? Нет, не Нина. Светка? Зачем? Она и так мучается. В памяти как будто вспыхнул образ. Некто, чей взгляд когда-то задел, заинтересовал… В конкретного человека этот образ не воплотился, остался зудящим раздражением в груди. Вспомнился Сидоров и то, как он спокойно себя вел. Не удивился, не растерялся. Наверняка он знает великую тайну, волшебное слово. Произнесешь его, и все исправится. Станет как раньше. Спокойно и понятно. Не будет запутанных отношений. Только прозрачная чистота игры.

Расставил на поле шахматы. Белая и рыжая белые пешки. Рыжая – королевская. Белая – будет стоять перед турой. С краешку. И оттуда всем пакостить, мечтать прорваться в ряды противника. За ее спиной Соколов – тура. Тяжелая фигура. Нина со Светкой офицеры. Все-таки это они заварили кашу. Он заметил Нине, что хотел бы посмотреть звезду Шедар, она побежала в кабинет физики. Лучше бы он телескоп вообще не брал. Но это был обманный маневр, противник проявил себя. А он повелся и стал терять фигуры. Лелик, бодрый конь, пал первым. Кто еще на его стороне? Мать? Отец? Но и мать, и отец совершили по выпаду, от которых его позиция только ослабла. Есть еще Сидоров. Он, конечно, на его стороне. Будет слоном. Легконогим и быстрым. А еще девчонка. Та самая, что прыгнула из окна. Миледи. Она, конечно, белая. Она… Неужели ферзь? А еще Людмила. Странная женщина с нездоровым любопытством. Тура. Сидит у себя в углу, наблюдает, наносит удар исподтишка.

Как-то у него странно получилось, что на стороне белых одни женщины, а на его стороне… на его стороне… Ну, хорошо, еще Кадим Алиевич и историк, легкие фигуры, слоны. Но этого мало, очень мало.

Раздражение знакомым огнем полыхнуло в мозгу, и он сбил фигуры. Жизнь не шахматы. Здесь все почему-то сложнее, и нет никаких правил. Совсем никаких. Именно из-за этого он и не попадет на реку Меконг, не услышит песнь гиббонов. Черт, как же все исправить? Как открутить время назад?

Он вышел в прихожую. Где может быть рубильник времени? На улице? Около качелей, где все произошло?

Постоял около входной двери, погладил холодную обшивку. И никуда не пошел.

В кабинете отца горел свет. Что бы ни происходило, работа продолжалась. Он готовил экспедицию в Камбоджу.

Ну почему все именно так?

Воскресенье. Самый долгий день в неделе. Никто не звонил. Никто не появлялся. И Всеволод тоже не появлялся. Весь день он смотрел в телескоп на улицу и в окна домов напротив, пытался понять, как люди живут там, за стеклами. Зачем они идут по тротуару, что ищут в разговорах, во встречах. И ничего не понимал. Люди оставались для него непроницаемыми шахматными пешками.

Камбоджа, Камбоджа… Сколько может стоить билет туда? И где взять деньги? Или лучше совсем без денег. Подбить Лелика убежать в далекие края. Насушить сухарей, зайцем сесть на поезд до Владивостока. По крыше перебраться в почтовый вагон и всю неделю пути продержаться, вскрывая продуктовые посылки. Во Владивостоке спрятаться от таможенников, ночью перейти границу с Кореей. В Пьхеньяне наняться грузчиками на торговое судно, идущее во Вьетнам. Удрать с него в Хошимине, присоединиться к остаткам красных кхмеров и с боем ворваться в Пномпень. Пока будут грабить дворец императора, дойти до берега Меконга, сесть на камешек, закрыть глаза. И что он в этот Меконг уперся? У них Москва-река или Нева ничуть не хуже. Такие же свинцовые.

Некстати вспомнилась Людмила. Она наверняка всю дорогу будет следить за ними, звонить участковому и требовать разобраться. По всему выходит, что в почтовый вагон им не пробраться. Придется искать другую дорогу. Через Барнаул, Алтай, Китай, Вьетнам. Кажется, так на верблюдах везли шелка и пряности в Великий Новгород. Где бы раздобыть верблюда? Ограбить, что ли, зоопарк? Как у них там сейчас с кораблями пустынь?

Пока они с Леликом будут странствовать – а займет это путешествие не меньше трех месяцев – Светка с Ниной примутся их ждать, сидеть у окна, набивать длинные письма в соцсетях.

От последней мысли стало опять тоскливо, и Всеволод лег. Нет, не надо, чтобы его ждали, без ожидающих обойдемся. Лучше бы пироги научились печь, что ли. Ну их, эти письма…

Неожиданно для себя весь остаток воскресенья он проспал и встал утром довольно бодрым. На лице остались пара ссадин, одна из них пряталась под кепкой. Синяки уже почти не болели, ноги и руки перестали жаловаться на жизнь. Что-то сегодня должно было произойти. Что-то, что все изменит.

Перед школой Всеволод восстановил симку со старым номером. В простеньком телефоне новая карточка чувствовала себя отлично. Посыпались сообщения о пропущенных СМС и звонках. Ничего, скоро все закончится. Телескоп вернется в гимназию, завершатся дела со школой. Уж там-то легко можно будет перевестись на экстернат.

Сухая трель телефонного звонка заставила отложить радостные планы на потом.

– Севка! Это ты? – кричала Нина. – Что у тебя опять с трубкой? На новый не отвечаешь, пришло СМС, что старый в Сети.

– Новый разбился. Привет!

– Ты когда в класс придешь? Тебя тут все заждались!

Как-то это все было неправильно.

– А что Лелик со Светкой?

– У них свои дела. Приходи!

Уговорили, пускай первым будет телескоп.

Он пришел. Пересек знакомый двор, поднялся по знакомым ступеням, миновал знакомый тамбур и оказался в длинном холле: налево гардероб, направо зимний сад, прямо стойка охранника.

– Опаздываешь, – знакомо нахмурился охранник.

Всеволод вдохнул, собираясь объясниться, но не успел.

– Нет! Ты как раз вовремя! – крикнул из-за пальмы Роман Сергеевич. – Зайди ко мне!

Завуч отогнул разлапистый листик, наблюдая за Всеволодом. Он был высок, худ и сутул, волосы с проседью зачесаны на прямой пробор. Резкие движения. Нервное, с крупными морщинами лицо. Говорил он всегда коротко, словно забивал мяч в баскетбольное кольцо.

Что Всеволоду оставалось делать? Не снимая куртки и кепи, он повернул к учительской. Стоящие в зимнем саду растения жадными вампирами потянули к нему клешни.

Зимний сад сильно разросся, он уже не помещался в боковой рекреации, и пару самых крупных горшков переставили к стене. Это было очень удобно для тех, кто хотел незаметно выйти из-за поворота. Стоишь за фикусом, выглядываешь, ждешь, пока холл не опустеет. Крайняя пальма постоянно падала, поэтому имела слегка потрепанный вид. Один лист торчал в сторону, как оттопыренное ухо двоечника. Ронять пальму стало своеобразным ритуалом конца учебного дня. Ну, и еще заливать бегонию. Кто-то заметил: когда бегонии наливают много воды, то лишняя вытекает из поддона мутной желтой лужицей. Если воды налить очень много, лужица растечется основательная. Тема для шуток.

Роман Сергеевич дождался Всеволода и повел через дверь в маленький кабинет, душно обшитый деревянными панелями. На столе стопка бумаг, мерцающий экраном ноутбук, красная папка с тиснением «На подпись».

– Ты еще не был на физике? – спросил завуч, легко опускаясь в кресло и таким же легким жестом предлагая сесть собеседнику. – Через две недели Всероссийская олимпиада. Мы надеемся, ты примешь в ней участие. Честь гимназии… Все как всегда.

– Я ушел из гимназии, – напомнил Всеволод, не садясь. В этот момент он окончательно решил для себя, что в гимназию не вернется. Взять академку, перейти на экстернат, улететь в космос, только не обратно.

Роман Сергеевич усмехнулся. Невесомо так. Как будто все знал заранее.

– Тебя не приняли. Утром позвонила Алевтина Петровна и попросила близко Всеволода Бортко к школе не подпускать. Рассказала, что ты устроил драку и за два дня развалил класс. И что по твоей вине уже из окон прыгают. Всеволод! Я тебя не узнаю.

– Я сам себя не узнаю, – честно признался Всеволод. – Но прыгают из окон не из-за меня.

– А прыгают? – Роман Сергеевич посмотрел заинтересовано. Словно чужие прыжки из окна добавляли Всеволоду бонусов, он становился значимей.

– Я видел, как девушка выпрыгнула со второго этажа. Ничего страшного. Отряхнулась и пошла обратно. Но было это до меня.

Взгляд Романа Сергеевича застыл. Видимо, до этого он все это воспринимал как шутку.

– Хорошо, прыгали до тебя, – чуть подсевшим голосом произнес завуч. – А драка была?

– Была.

– Зачем?

Всеволод мысленно окинул взглядом бесконечно долгую неделю. Ответа там не было. Сказать, что во всем виновата странная девушка, на собственной шкуре проверившая высоту второго этажа? Что этот прыжок словно перетряхнул реальность, поставив все с ног на голову? И что телескоп, разбитые телефоны, драки и обиды – это всего лишь следствие странного поступка? Но ведь телескоп был раньше. Невероятно, как все соединилось. Эмоции, которые он так ненавидел, стали главными, начали командовать, раздавать приказы. И никто уже не слышал простых слов, забросил далеко-далеко линейку «хорошо – плохо». И правда, Том Сойер неплохой малый. Хоть и…

Завуч смотрел на Всеволода. Очень терпеливо.

– Почему нельзя было прийти и все объяснить?

– Нечего объяснять. – Всеволод положил на стол пакет с телескопом. – Так получилось. Совершенно случайно. Стечение обстоятельств.

Роман Сергеевич оценил содержимое пакета и вздохнул.

– В кабинете физики уже три телескопа. Этот четвертый. Впору кружок открывать.

Папенька, Лелик и, видать, Светка расстарались. Деньги-то были.

– Я никого ни о чем не просил.

– Друзья не всегда делают что-то по просьбе.

– Это-то и ужасно.

– Ничего, когда-нибудь скажешь им спасибо. Когда останешься один и никто не подаст стакан воды.

– Я не захочу пить.

– Ну, хорошо, я уже слышал две истории, теперь хочу услышать о том, что произошло, от тебя. Кто взял телескоп?

– Этого я вам сказать не могу. Да это и не важно. Главное – он вернулся. И больше никто так делать не будет.

– То, что вы сами себе с чего-то усложнили жизнь, – это понятно. Но почему вдруг столько сложностей?

– Моя мама обычно все сложности списывает на возраст.

– Кого же мне тогда наказывать?

– Выходит, что меня.

Завуч подвинул пакет обратно к Всеволоду. Стопка листочков не выдержала и завалилась. В том, как листы разлетелись, было много неправильного, в самом падении не было логики и закономерности. И с этим… ничего нельзя было поделать. Всеволод посмотрел на пальму, пылящуюся в углу около окна. Ничего.

– Давай еще раз. Кому и зачем понадобился телескоп?

– Я наблюдал звезду Шедар, – нехотя заговорил Всеволод. – Собирался сделать фотографии. Телескоп отобрала соседка. Решила, что я за ней подсматриваю, хотя я стоял далеко от дома. А потом она уехала на неделю. Я только сейчас смог его забрать.

– А при чем тут Белов? И почему за вас с Алексеем постоянно кто-то заступается? Нина утверждала, что сама взяла телескоп, а потом его случайно потеряла. Белов все валит на тебя. Тут еще Света прибегала и говорила, что телескоп просто выпал в окно, когда она его протирала. Как это согласуется с твоей версией?

Всеволод после таких слов даже зауважал девчонок. Столько всего они, оказывается, совершили. Умнички какие! И как лихо они ему спутали всю игру. После такой защиты можно было уже не ждать приезда Людмилы. Не пить яд, как это делал Ромео. Если бы его только предупредили…

– Так бывает, – пожал плечами Всеволод. Не раскрывать же завучу всю ту сложную цепочку, по которой телескоп попал к нему и какой финт хотел выкинуть перепугавшийся Лелик.

Роман Сергеевич снова подвинул пакет, смахивая со стола последние зазевавшиеся листочки. Они полетели с шелестом, недовольно сталкиваясь.

– Я так понимаю, что звезда твоя ушла. Да и видимость сейчас не очень.

– Я не собираюсь больше ничего смотреть.

– Обиделся? – усмехнулся завуч. – Ну, так я тебя сейчас еще обижу. Впереди декабрь. В наказание ты весь месяц будешь вести кружок астрономии для малышей. И смотреть в телескоп. Четырех вам хватит.

– Откуда? Кругом одни фонари. Не пойду же я с ними в лес! Декабрь довольно темный месяц. Все будет затянуто тучами.

Роман Сергеевич достал что-то из ящика стола и поманил к себе.

– Как в старом анекдоте – я рад, что по первому пункту у нас разногласий не возникло. Ты никуда не уходишь и кружок ведешь. А с видимостью сейчас разберемся.

Роман Сергеевич пошел вон из кабинета, все так же маня Всеволода за собой. И снова тот послушался не сразу. Он попытался понять, как так вышло, что ничего из задуманного им не осуществилось. Что все получилось, как хотели другие… И тут же бросил об этом думать. Потому что ответа не было. А вернее – у каждого был свой ответ, а не один универсальный. Они могли и не совпадать. И все были бы правы.

– Кружок организовывается среди пятых-шестых классов, – говорил между тем завуч. – Телескоп возьми, пригодится. Пару раз к тебе приведут началку. У них как раз будет тема: «Планета Земля».

– Какая Земля?

– Какая есть, такая и Земля. Другой нет.

Они поднимались с этажа на этаж. Роман Сергеевич шел впереди. Всеволод следовал за ним. Не спорил, не возражал. Словно сумасшествие, начатое давным-давно, продолжалось. Оставалось только плыть по течению.

Он проходил знакомыми пролетами, и ему было удивительно, как это они могут оставаться такими же. Ведь столько всего произошло. Целая жизнь кометой пролетела мимо, а на втором этаже все та же расчерченная черными полосами от ботинок стена около дверей в коридор, на третьем облупившаяся батарея. Как такое может быть?

– Кабинет физики как раз для таких занятий, – Роман Сергеевич обернулся, проверяя, идут ли за ним. – Только не разгромите там ничего.

На пятом этаже они оказались около радиорубки, откуда явно тянуло табаком, слышался «Абней Парк». Всеволод поморщился, он не был поклонником стимпанка. Лелик одно время с ним носился, все крутил фильм «Машина времени». Безумно мрачный абсурд на паровых машинах – нет уж, увольте.

Словно что-то вспомнив, Роман Сергеевич задержался, коротко стукнув в дверь. Музыка тут же смолкла, упал стул. Щелкнул замок. На пороге появился историк. Для приличия он несколько раз махнул перед своим лицом рукой, словно муху прогонял, но дым от этого только еще больше заклубился, сквозняком потянулся в коридор.

– Вот, Игнат Антонович, – бодро начал завуч, – вы спрашивали, где Бортко. Как видите, жив и здоров.

– Здравствуй, Сева, – растерянно пробормотал учитель. За его спиной виднелось бледное лицо ответственного за радиорубку. Парень из одиннадцатого, кажется. Странный тип. Длинные волосы подхвачены старинными сварочными очками, на руках железные браслеты с шипами.

– Курить в школе запрещено! – покачал головой Роман Сергеевич. – Будем разбираться.

– Это мы паяем, – через плечо историка крикнул обладатель очков.

– Ага, не закипите там, – устало отозвался завуч и пошел дальше. Так и осталось непонятным – будет он наказывать, нет.

Историк смотрел на Всеволода. Волосы с рыжинкой были взлохмачены, топорщились усики.

Все это как-то странно не сочетается с тем, что Игнат Антонович обычно говорил – про правила и их нарушения. Потому что в гимназии не то что нельзя было курить. Это было самое страшное, что могло произойти – закурить. Убийство и ограбление рядом с этим виделись легкими проступками. Нельзя, без оговорок. Чтобы не показывать пример. А тут вдруг такая… неправильность.

Историк кивнул, словно собирался что-то сказать, но Всеволода окликнул Роман Сергеевич, и он пошел, запутавшись во взрослых правилах окончательно.

Перед ним была хорошо знакомая обтертая сотней ладоней решетка, закрывающая чердак. Хотя бы один раз, но каждый проверил прочность замка – попасть на чердак было неизменным желанием каждого класса с третьего. Самые отчаянные заключали пари на то, что проникнут на чердак. Был один парень, утверждавший, что там был. И даже почти достоверно описывал, что он на этом чердаке видел. Балки, птичий помет, и никаких скелетов, висящих на цепях. Ему не верили. Неужели прямо сейчас Всеволод проникнет в святая святых, узнает самую страшную тайну – живут ли на чердаке привидения или там никого нет?

– Пятые-шестые можешь пару раз вывести на крышу, – произнес Роман Сергеевич, не замечая, что его не слушают. Всеволод жадно смотрел на новенькие, не затертые подошвами ступени за решеткой. Они были припорошены пылью – тряпка уборщицы их тоже не касалась. Почему-то виделось, что там, за железной дверью, висят на крючьях трупы замученных учеников. А там…

Роман Сергеевич открыл решетку. Она распахнулась без скрипа и ожидаемого скрежета. Ступеньки под ногами не проваливались, не пищали старым деревянным звуком. Все было обыкновенно. Железная дверь, а за ней… За ней не было чердака, за ней сразу начиналась крыша. Крытое покореженным толем черное пространство с высокими бортиками.

– Я проверял, – завуч широким жестом охватил крышу, – по вечерам тут темно, обзор хороший. Как видишь, высоток поблизости нет, фонари не видны.

Всеволод представил себя на крыше, и у него закружилась голова. Все это было… слишком обыкновенно.

– Смотри, чтобы они у тебя не попадали. Мы, конечно, поставили дополнительные загородки, но никакая инструкция все равно не разрешает выпускать детей на крышу. Так что делайте это как можно тише. Я тебе доверяю.

Завуч выразительно посмотрел на подопечного, но Всеволод уже мало понимал, что происходит. Сам Роман Сергеевич в одну секунду оказался не столпом закона, не светочем вечных истин, а обыкновенным человеком, знающим правила и умеющим их нарушать. Как будто и сам Всеволод упал с небес на землю. Все было как-то слишком просто и обыденно. Просто нарушения просто правил просто человека. И он тоже просто… без мудрых партий и завиральных идей.

– Если кто про это узнает, – продолжал завуч, – голову снесут мне. Ставьте телескоп около двери и никого дальше чем на два шага не отпускай. Помощников себе возьмешь. Уже знаешь кого?

– Да, Белова, – прошептал Всеволод. Сказал, а сам подумал, что Лелик теперь может и отказаться. После всего… Или, наоборот, согласится, чтобы у него снова все было как у Всеволода. Впрочем, все слишком изменилось, чтобы можно было предсказать, как будет дальше. Да и хватит уже этих предсказаний. Надоели. Они все равно не сбываются.

– Ну вот, еще пару девчонок для порядка. И занимайтесь. – Завуч вложил в руку Всеволода ключ от чердака. – Учи их находить созвездия, звезды, определяйте планеты. Месяц. Дальше, если захочешь, продолжишь занятия.

– Вы были заранее уверены, что я вернусь? – слегка разочарованно произнес Всеволод. Всегда обидно признавать, что кто-то оказался умнее тебя.

– Закон о среднем обязательном образовании у нас еще никто не отменял. В нашей стране обязаны учиться все. Хотя бы до девятого класса.

Завуч буднично закрыл дверь, спустился, щелкнул замком решетки.

– Я бы перевелся на экстернат.

– Никто не разрешит! Для начала тебе надо научиться общаться с людьми.

– Я не хочу с ними общаться!

– Придется, других разумных существ на планету Земля не завезли.

Роман Сергеевич развел руками, подтверждая свои слова. От этого жеста Всеволод захотел завыть. Нет! Все не так, как получается. Все должно быть так, как запланировано! И сам же устало перебил себя – ничего уже не запланировано.

Завуч уходил, и ничего с этим поделать было нельзя. Все получалось, как получалось. Случайно. И никаких закономерностей.

– Но Лелика вы собирались выгнать, – крикнул Всеволод в удаляющуюся спину. – Выгоните меня тоже! Это будет по-честному.

– Никто никого не выгонял! Откуда этот трагизм? Послушайте, мальчики, с чего вы взяли, что за ваши глупости вас непременно будут четвертовать? Ваши игры прозрачны, как вода. Не вы первые, не вы последние. Все через это проходят.

– Все? – Всеволод удивился, как это его, такого вечно хвалимого и возвеличиваемого, причислили «ко всем». Его! Он вскинул подбородок и сам себе усмехнулся. Не такой уж он и единственный. Две драки дали это понять. Вполне себе обыкновенный. Он стал «как все». Впрочем, у всех было то, что незаметно упустил он сам: любовь, дружба… Все те чертовы эмоции, которые он игнорировал. Самые простые. Общечеловеческие.

– Иди отсюда. Надоели вы мне, – отвернулся от него завуч.

И Всеволод пошел. Он соскальзывал со ступеньки на ступеньку, чувствуя под ногой приятную покатость лестницы. И была она – как всегда. Это он стал другой.

– Отцу своему привет передай, – выглянул в лестничный пролет Роман Сергеевич. – Хороший у тебя отец.

Всеволоду хотелось крикнуть, что ничего хорошего в его отце нет. Но шуметь в тихой школе было неудобно.

– Бортко! – окликнули его с пятого этажа.

Историк сменил растерянное выражение лица на деловое.

– Вернулся?

– Так получилось.

– Это хорошо, что вернулся. Ты шахматы не забросил?

– Пока не играю. Я вообще решил все отложить. И музыку тоже.

В глазах историка мелькнуло разочарование.

– До каких пор?