Апокалипсис Welcome: Армагеддон Лайт Зотов Георгий

Глава 6

Призраки

(К северу от Кремля, под штаб-квартирой Наполеона)

…Жарко. Ну, так не удивительно. В подземелье почти нет воздуха. Только земля и огонь.

Впрочем, им дышать и не нужно. Они перемещаются по тоннелям, улыбаясь друзьям и коллегам, — словно обычные люди. Только иногда их большие, навыкате глаза заливает кровь, а рот заполняется раскалёнными углями. Да, ещё кожа прозрачно-голубоватого цвета. Появляясь на поверхности, они наносят на тело грим, но чаще всего заматывают лица платками. Их внешность пугает людей, поэтому когда-то, очень давно, существам пришлось спуститься под землю. Много тысяч лет назад — великого переселения не помнят даже старейшины. Зеркала в подземелье покрыты особым химическим составом, иначе они запотевают от вспышек пламени и струек пара, вырывающихся из гейзеров на земляном полу. Призраки рождались с умением переносить жар, их призвание — обитать среди языков огня. Такого, что заставляет других двуногих задыхаться в ужасе и хрипеть, покрываясь крупными каплями пота.

Но для них густой воздух подземелья сладок. Как сахар.

Они много что умеют. Например, подчинить себе любое земное создание — как животных, так и людей. Если сейид особенно силён духом — примерно сотню зараз, а то и больше. Обладай человек их способностями, ему потрясающе жилось бы на белом свете… Велишь, например, лесному оленю явиться к обеду, положить себя в костёр и изжариться до нужной кондиции, ха-ха-ха. Но это шутка. Они вовсе не люди.

У них есть легенда — кто же они такие на самом деле. Но об этом — позже.

Призраки подземелья могут быть невидимыми. Они способны следовать за «подчинёнными», управляя ими, как актёр куклой-петрушкой, надетой на кисть руки. Они умеют сеять страх, являя огненное лицо из воздуха. Им не составляет труда создать собственную копию-голограмму: она отправляется в опасный район, видит глазами хозяина и говорит его голосом. Правда, голограмма легко уязвима, и каждое её уничтожение причиняет вред здоровью хозяина… Разрушь девять фальшивых изображений, и можно заказывать похороны и вызывать плакальщиц. Словно драконы, при нужном запасе энергии призраки изрыгают огонь — достаточно сильный, чтобы спалить целую улицу. Но таких существ — расулов, — осталось под землёй очень и очень мало… Про призраков ходит много легенд — и, пожалуй, ни одна не отражает всю правду. Суеверия предполагают, дети подземелья бессмертны, а это вовсе не так. Да, живут долго, примерно триста лет, но всё равно умирают. Они неприхотливы. Питаются тем, что даёт земля, — мышами, кротами, червяками, мокрицами. Кстати, вы зря смеётесь.

Запечённые на открытом огне мыши очень вкусны. Не хуже цыплят.

Издавна земные матери, особенно в кочевых племенах пустынь, шепчут своим младенцам: их запрещено видеть. Это как проклятие. Если вдруг узрел призрака, ты сгоришь, либо привидение убьёт тебя. Выбор в обоих случаях небогатый, поэтому дети их страшно боятся. Потом они вырастают, но парализующий страх вечно преследует во взрослой жизни.

На каждом углу в подземелье расставлены чаши с огнём.

Это вроде как фонтаны на поверхности. Только вода призвана охлаждать, а пламя — даровать необходимое тепло… или энергию, если хотите. Содержимое чаш разнообразно: где-то горой насыпаны тлеющие угли, где-то жирно лоснится сырая нефть, а где-то — оливковое масло. Языки пламени освещают каменные своды — огромный подземный дворец, точнее сказать, город. Их первые поселения, как Деринкуйю в Турции, давно покинуты, и туда пускают толпы туристов. Целые мегаполисы уходят в землю на десять этажей. По холодным, лишённым света каменным туннелям можно пробраться вниз, лишь согнувшись в три погибели, и экскурсоводы объясняют: вот тут жили женщины, здесь располагались столовые и — о, смотрите, выдолбленная из мрамора овальная комната, похожая на тронный зал королей. В ходу чрезвычайно много версий, кто проживал в этих подземных городах — и гномы, и раса карликов, и гонимые иноверцами язычники. Нет, люди так и не узнают правду: исчезая, призраки тщательно подчищают за собой все следы, уничтожая рисунки и картины, стирая мозаику на стенах.

Их художники всегда изображают только одно — огонь.

В подземелье часто бывают гости. Они входят сюда лишь однажды, дабы никогда не вернуться наверх. Чёрный Алтарь в круглой, тщательно выдолбленной пещере впитал пепел тысяч жертв. Их бог милостив, но любит пышные застолья. А какое же празднество обойдётся без хорошего угощения? Богу тоже надо есть, и верная паства под покровом темноты выходит на охоту, забирая людей с улиц. О, вы наверняка думаете, что речь зайдёт о тонконогих бледных девственницах? Послушайте, девственницу сейчас и днём-то трудно найти, а не то что в три часа ночи. Фастфуд бога — загулявшие поздние прохожие, спящие на вокзальных лавочках бомжи и пьяная молодёжь у ночных клубов. Само собой, не сравнить с прежними яствами, но, к общему счастью, бог весьма неприхотлив.

И, разумеется, добродушен. Он всегда и везде помогал своему народу.

Гостя приводят в подземелье, — он под внушением и не пытается бежать на свободу. Пленника влекут к святилищу: каждый призрак, стоя у Великого Жертвенного Пути, низко кланяется пришельцу, славя его великолепное будущее. Ибо стать пищей богов — великая радость и почёт… Увы, далеко не все это осознают. Один гость как-то раз вырвался из-под контроля — бывает, иногда сильный разум невозможно полностью обволочь плёнкой. Он выл, кричал, метался, чуть не разрушил одну из чаш. Идиот. Усладить желудок бога — большая честь… совсем не доступная призракам. Иначе они сами с огромным удовольствием легли бы на камень Чёрного Алтаря.

Вечером таверны подземелья переполнены.

У призраков очень сложная жизнь, и им надо утешиться. А что их утешает? Они пьют жидкий огонь — и, чувствуя, как пламя разливается по жилам, затягивают грустные песни. В подземелье редки поводы веселиться. Хотя тут есть и свадьбы, и похороны, и даже казни. О да, Король временами суров — людям с его должностью сварливый характер, похоже, передаётся по наследству. А подземные подданные робки, как цыплята, выращенные в инкубаторе. Сегодня наверняка кого-то казнят, ибо Король пребывает в плохом настроении. Отряд лучших, посланных на поверхность, вернулся с пустыми руками. Да ещё и принесли с собой двух раненых — Хуну и Илль. Их голограммы расстреляли, а значит, отняли часть жизни. Бесславное отступление взволновало подземелье, и под треск огня, собравшись в группы за столиками, огненные призраки шептались: что принесёт с собой королевский гнев? Лучшие оправдывались, как могли, — по словам лазутчиков, они превзошли сами себя. Подчинили целую роту жандармов. Овладели разумом двух профессиональных гранатомётчиков. А дирижабль? Прекрасная, замечательная работа. У Хуну это третья жизнь, а вот у Илль — пятая: она бледна, с её лица отхлынула синева. Так что же сегодня будет? Об этом никто и ничего не знает…

…Алтари скрыты под грудами обугленных костей. Их всего два, у подножия каждого по статуе, одна стоит на коленях, другая — выпрямилась в полный рост. Зал святилища за сотни лет жертвоприношений пропитался дымом и золой, стены пахнут копчёным мясом. На граните — отпечатки тысяч лиц: тех, кому суждено превратиться в завтрак бога. У призраков нет специальных служителей культа, все они — нация жрецов. Крики жертв сладкой музыкой достигают ушей владыки, иначе маленькому народцу не выжить во враждебном окружении. Они и так вынуждены постоянно перемещаться в подземельях: тут роют шахты для угля, здесь — ищут нефть, а там — копают котлованы для зданий. «Поверхностным крысам» мало захватить всю землю, они вторгаются сюда, в святая святых. Племя огня давно кануло бы в небытие, но… Да, его хранит сам бог.

Король появляется из тронного зала. Мрачный и грустный.

Подданные склоняются перед величием, слышен лишь треск огня в чашах. Монарх останавливается напротив отряда лучших — и угли в глазах воинов гаснут. Король явно хочет что-то сказать, но… В этот момент его обуревают мысли. Он терзается сомнениями: а что даст казнь нерадивых? Воистину, эти двое сродни полубогам, раз одолели целую роту «крыс» и ушли из-под клюва огромной летающей птицы. Как им удалось? Лучшие способны взять под контроль целый батальон, но силы подземного народца не безграничны. Сегодняшняя неудача свидетельствует — надо найти другой метод. Только вот какой? По лицам раненых Хуну и Илль пробегает дрожь, хотя Король разворачивается и уходит в сторону святилища. Это не вносит успокоения в ряды подданных, призраки близки к панике. Вдоль рядов гулом проносится шёпот. Король исчезает в святилище, в массивной каменной двери слышен скрежет ключа.

Теперь ему никто не помешает. Он подходит к плите — прямо между алтарями. Жмёт на неё всей ладонью, широко расставив пальцы. Плита с грохотом отъезжает, как дверь шкафа-купе, сокрушая обломки костей. Властитель шагает в проём.

Внутри ничего нет. Точнее — почти ничего.

Лишь чужеродная святилищу стойка из прессованных опилок с кнопочным аппаратом для связи. Король, высочайше тыкая в кнопки, набирает хорошо знакомый номер. Один раз, второй, третий. Он ждёт долго, заметно волнуясь, — где-то с полчаса, — пока невидимый абонент наконец не снимает трубку. Король начинает говорить. Изредка замолкает. Вставляет фразы. И наконец, молчит, прикрыв глаза. Со стороны кажется, будто он уснул… Но это далеко не так. Затем монарх подземного царства кивает — вслепую. Не проронив ни слова, кладёт трубку на рычаг. Сделав шаг назад, кланяется аппарату. Пятясь, выходит из тайника и возвращает себе зрение. Король идёт к центру святилища, под ногами хрустят обломки сгоревших черепов. Он улыбается.

Бог дал ему новое задание.

Он предпочитает беседовать с ним наедине. Хотя все призраки подземелья давно в курсе, что бог общается с Королём по телефону. И для них тут нет ничего необычного. Ведь бог обязан поддерживать прямую связь со своим народом… разве не так?

Апокриф третий

«ЗАГОВОР»

— …Что, опять?! И как это вообще называется, хотела бы я знать?

Преисполненный душевных мук, Адам уставился в густую траву у себя под ногами. Ева, подбоченившись, стояла у Древа Познания — разумеется, совершенно голая. «Начинается, — с тоской подумал Адам. — Господи, ну зачем ты так? Разве одному в Эдеме мне жилось скучно?» Он с удовольствием исчез бы в кокосовой роще, однако идти ему было ровным счётом некуда. В лесу запели соловьи — как-то особенно издевательски.

— Слушай, — робко сказал Адам. — Ну не всё же столь ужасно…

— Неужели? — чувствуется, будь у Евы крылья, она так и взвилась бы в воздух. — Я просила принести из джунглей двадцать семь бананов, а ты притащил пятнадцать! Мы с тобой составляем всё население Земли, и ты только что поставил человечество на грань голода!

— Ты ещё прошлые не доела… — нерешительно подметил Адам.

— И что? — пронзительный голос Евы перекрыл даже трели Соловьёв в роще. — Я света белого не вижу, с утра до вечера листья разбираю, ветки, чтобы нам удобно спать было и жуки в волосы не лезли. А ты даже двадцать семь бананов не в состоянии добыть? Ох, за что мне такое наказание… Говорил мудрый папа: не связывайся ты с этим Адамом!

— У нас один папа, — прояснил ситуацию Адам. — Фактически ты мне сестра. И в некотором роде, можно сказать, дочь, поскольку тебя сделали из моего ребра.

Ева с резким свистом набрала воздуха в лёгкие.

— Боже ты наш милостивый! И как у тебя ума хватило ляпнуть такое? Перед написанием книги всегда делают черновой вариант. Я и есть финальное создание Господне!

«И почему Эдем такой маленький? — страдальчески вздохнул Адам. — Я обречён выслушивать вопли существа, сработанного из моих же костей. Откуда я мог знать, что ребро даст подобный эффект? Честное слово, стоило предложить нечто другое. Возможно, фалангу пальца? Ухо? Или кусочек нижней части ягодицы? Ну да, оно будет вернее: так или иначе, любой разговор с Евой заканчивается полнейшей задницей».

Меж тем женщина продолжала сокрушаться.

— Вот не повезло мне, горемычной. И чем я это заслужила? У других-то Ев небось бананов в Эдеме завались, дел никаких, живут себе припеваючи, а-а-а…

— Ты единственная на свете Ева, — перебил её Адам. — Других, извини меня, не существует.

— Да какая разница! — взбеленилась женщина. — И так понятно: наличествуй в Эдеме иные дамочки, их положение было б куда завиднее моего. Настоящий Адам обязан всем обеспечить жену — и бананами, и пальмовых листьев нарвать, и с комарами сразиться. А ты что? Я даже не знаю, зачем живу с тобой. От тебя в дикой природе никакого толку!

«Да и от тебя тоже», — хотел парировать Адам и вовремя прикусил язык. Он не должен показывать, что просвещён в весьма щекотливом вопросе — как именно мужчина познаёт женщину. Для скандалистки Ева была удивительно невинна в телесных вопросах. Она ни разу не задалась мыслью, зачем ей то, что находится внизу живота. Правда, однажды приказала Адаму изловить в ручье парочку особо зубастых пираний — чтобы с их помощью подстричь волосы на лобке. «Так эффектней, — призналась Ева. — В толк не возьму, зачем Господь даровал эти заросли?» Лиха беда начало — скоро она удалила пираньями всю растительность на ногах и в области подмышек. А вот важная часть тела Адама (а он-то уж знал, КАК она умеет работать) совершенно не использовалась Евой по прямому назначению, она лишь изредка требовала глушить ЭТИМ рыбу и колоть кокосовые орехи.

Нельзя сказать, что Адам страшно ненавидел Еву. Когда она держала рот закрытым, то слегка ему нравилась. Но поскольку такое случалось исключительно во время очень глубокого сна, проблема оставалась неразрешимой.

«Намекнуть ей деликатно, что ли? — страдал ночами Адам. — Давай нормально вечер проведём. Погуляем в лесу, выпьем забродившего сока пальмы, поцелуемся, а там и… Не-не, она ж сразу с визгом Господу побежит жаловаться». Изредка (грех, понятное дело) ему хотелось, чтобы Ева, купаясь утром в ручье, захлебнулась и утонула. Адам в отчаянии гнал от себя эти мысли… Но после грезилось, как полуслепой слон по ошибке принимает Еву за пальму и душит её хоботом. Конечно, нет гарантии, что Бог не создаст ему опять столь же бездарную компаньонку. Но, кажется, хуже всё-таки быть не может.

Ева продолжала орать. Терпение первого человека истощилось.

— Слушай, да пошла ты к дикобразу! — Этого зверя он видел только сегодня, и голая Ева на его иголках, по мнению Адама, смотрелась бы весьма уместно. — Я пойду в джунгли спать.

Ева захлебнулась на полуслове. Обняв обеими руками ствол Древа Познания, она со слезами на глазах смотрела на обнажённые ягодицы своего сожителя, удалявшегося в сторону пальм и обезьян. Ну почему, вот почему?! Она же так его любит. Бездушное, чудовищное существо. Взял и послал к дикобразу. Разве так поступают с любимыми?

Змий появился незаметно — скользнув вниз из кроны Древа.

Небольшая рептилия — её вполне можно было принять за ужа, если бы не антрацитово-чёрная шкурка и треугольная голова аспида. Плотоядно обозрев упругие прелести Евы, змий высунул раздвоенный язык и слегка им прищёлкнул.

— Вот скотина, правда? — участливо заметил гость.

— Да, — охотно согласилась Ева. — Подонок ещё тот. Чувствует ведь: деваться мне некуда. Конечно, куда я пойду из Эдема? Не уверена, что за его пределами найдёшь даже приличных пираний для удаления волос. Изменила б ему назло — так вот не с кем.

— Ш-ш-ш, — удовлетворённо кивнул змий. — Ты в курсе смысла измены?

— Ну да, — неуверенно сказала Ева. — Это когда другой муж принесёт бананы?

— Не вполне так, — покачал головой аспид. — Я вижу, тема знакома тебе лишь частично.

Змий в чём-то был солидарен с Адамом. Уже второй месяц кряду он пытался подбить Еву на поедание плодов с Древа Познания, и максимум, что ему удалось донести до женского мозга, — метод эпиляции с использованием пираний. Да, эпиляция изрядно испортила Адаму кровь… Но этого маловато для достижения поставленной цели.

— Сейчас ты скажешь — ага, а вот съела бы ты плод с дерева… — поддела Ева.

— Я?! — фальшиво возмутился змий. — Да ни в жизнь! На инжир [9] тебе эти знания? Лично я считаю, что женщине достаточно сисек. Уж не пойму почему, но у меня твёрдое убеждение: если есть сиськи, потребность в мудрости отпадает. Адамы валом повалят и столько бананов на горбу притащат — обещаю, год есть будешь. Правда, у тебя с этой частью тела проблемы. Лично вот я по-дружески рекомендую увеличить грудь.

Бледное лицо Евы пошло красными пятнами.

— А как это сделать? — моргнула она сразу обоими глазами.

Змий ласково обвился вокруг её предплечья.

— Попроси Господа, — доверительно шепнул он. — Чего ж проще? Приди к Богу да скажи: хочу, чтобы волосы на теле не росли, замучилась пираньями щёлкать. Грудь нехай вырастет на пару размеров побольше, да и с задницей можно чуточку поколдовать. Ноги стройнее, пальцы тоньше, ямочки на щеках. Полный набор красоты. Ты знаешь, как я тебя обожаю, но Господь с тобой слегка накосячил. Он часто так — создаст, а потом думает: да зачем? Понять можно — скучно, одиноко, ни инжира вокруг, кроме облаков. Напросись к Нему на аудиенцию, когда дежурный ангел явится записывать просьбы. Обалдеют, но не откажут.

Ева нерешительно пожала голыми плечами.

— Бог… Он исключительно занятой, у Него всегда столько дел… Он… такой строгий…

Змий в возмущении всплеснул хвостом.

— Да ладно! Кем ему ещё заниматься? Мир давно создан, еноты по нему бегают. Сиди себе да релаксируй, на море гляди с облаков. Пусть он, скажем, сотворит тебе подругу… или десять. Болтаете вместе, сплетничаете об ангелах, а Адам из джунглей бананчики таскает, пока вы пираньями красотень наводите. Иначе, в конце-то концов, зачем нужны эти Адамы?

Ева задумалась.

— Я так точно не уверена, — предположила она, — но знаешь, он обалденно колет орехи.

Змий ехидно ухмыльнулся.

— Я хочу задать тебе один вопрос… — прошипел он. — Согласно указу Божьему, вы ведь должны повелевать всеми зверями земными, правда? Тогда я не понимаю, с какого боку Адам всегда ищет бананы САМ? Уж куда логичнее приказать их принести носорогу или, на худой конец, стае шимпанзе. Но не-е-ет… Он лично пробирается за плодами и постоянно приносит меньше, чем нужно… То есть рвёт явно впопыхах. Любовь моя, разве это не подозрительно? Вдруг он занимается в чаще лесной совсем другими делами?

Ева побледнела ещё сильнее. Курносый нос первой женщины заострился.

— Я так и знала. Я это чувствовала. Наверное, ОН ИХ ТАМ ЖЕ И ЖРЁТ!

Змий отвернулся — и шёпотом грязно выругался. Точнее, хотел выругаться, но так как бранных слов вообще не существовало, помянул лишь ангелов Божиих. «Да что ж за жизнь-то, — огорчился аспид. — И „твою мать“ не скажешь, поскольку матери у дуры и в помине нет. Теперь ясно, почему, в отличие от остальных животных, они здесь не делают попыток размножаться? Дама конкретно тупа, как пень пробкового дуба». Змий не потерял надежды, но осознал: времени требуется больше, чем он думал изначально.

Впрочем, он добьётся своего.

— Наверняка жрёт, — кисло согласился он. — Причём в три горла. Ладно, подруга, приятно было поболтать. Я поползу, забот полон рот. А к Древу ты всё же присмотрись. Зачем бананы, когда такая прелесть сама в рот просится? Ну, бывай, всего тебе хорошего.

— Заползай, как сможешь, — улыбнулась Ева.

…Она так и не увидела, в КОГО именно превратился змий глубоко в чаще леса, когда убедился, что его не видят посторонние глаза. Надо думать, её бы ОЧЕНЬ это удивило.

Глава 7

Создатель

(Москва, Лазаревское кладбище, полночь)

…Агарес, осторожно держа на весу мензурку, перелил туда жидкость с фарфорового блюдечка. Жижа по консистенции напоминала мёд — такая же тягучая и плотная, однако совершенно чёрного цвета. Закрепив стеклянную ёмкость в особом зажиме, демон, затаив дыхание, подсыпал граммов сорок зернистого порошка, по виду напоминающего измельчённую гречку. Над мензуркой яркими искрами полыхнуло зелёное пламя.

— Ух ты! — радостно сказал сам себе Агарес. — Надо же, мастерство не пропьёшь.

Нужные компоненты он доставал весь день. Обед в «Деннице» опустошил краденную у мертвеца кредитку, просить же денег у ангела демон не стал — по идейным причинам. Поначалу он планировал ограбить отделение официального спонсора французской оккупации Москвы — банка «Лионский кредит», — но отверг эту затею как излишне масштабную и громоздкую. Посему демон подверг чарам двух офицеров, получавших в банкомате отпускные, и легко избавил их от наличности. Далее слуга Сатаны расплатился добытыми франками в гипермаркете «Ашан», где приобрёл мензурки, аптекарские весы и прочие штуки, необходимые для действа. Денег хватило в обрез, у кассы Агарес уже прикидывал, не зачаровать ли ему и продавцов магазина, но в последнюю секунду решил, что для демона это чересчур мелочно.

Чёрного петуха он украл на фермерском рынке. Лягушек наловил в пруду.

Ну и, наконец, нашёл нужное кладбище. Здесь, в Марьином лесу, уже лет сто как погребают неимущих бедняков и бездомных бродяг, у семей коих нет денег на похороны. На Лазаревском не в чести помпезные памятники, отсутствует престижная охрана, не горят фонари, и вообще оно как бы предоставлено самому себе. Поэтому тут (большое спасибо силам зла) более чем достаточно подручных материалов для осуществления его плана.

Он раскопал несколько могил подряд. Итак, что в итоге получилось?

Всё, чему учил сам Сатана на спецкурсах «Практической демонологии». Печень жаб, сердце чёрного петуха и прах покойной незамужней девушки он взбил миксером — отличное, надо сказать, изобретение. Горсточку осиновой коры припудрил пеплом летучей мыши (куплено у пьяного сторожа в зоопарке, всё же Россия — это Россия), взболтал в мензурке и залил собственной кровью. На левой руке демона алели глубокие порезы — крови понадобилось много. Он отодвинулся, скептически посмотрел на посудину — как заправский шеф-повар в ресторане, только что сварганивший фирменный салат.

Над Лазаревским кладбищем застыла ледяная тишина.

Могилы преобладали безымянные, поэтому он копал наугад. Демону повезло с ходу наткнуться на братское захоронение, где скопом свалены мертвецы: ух ты, настоящий шведский стол. Луна не спешила появляться в чёрном небе, но гробокопатель имел кошачье зрение. О, сколько сотен раз ему пришлось проводить корпоративы Ада на заброшенных кладбищах, используя кости трупов как барабанные палочки! Неужели всё ушло в небытие с воцарением империи добра? Как печально. Ведь это было целое искусство — и холод органной музыки во время сатанинской мессы, и голая девушка на алтаре, и зелье из сладкой водки и лесных трав: такое умеют варить лишь знахарки с богатым вековым стажем. Подумать только, какой замечательный мир канул в Лету. Он словно Робинзон Крузо, одиночка на необитаемом острове, единственный демон в целой Вселенной. Чего там шабаш — часовню завалящую поджечь, и то отныне не с кем. На грёбаных лугах добра цветы зла не расцветают. Обидно до боли в сердце.

Лес зловеще шумел. Среди ветвей кричали ночные птицы.

Демон подумал, что сейчас походит на идиота. Перемазанный землёй и кровью, сидящий на краю могилы у наспех разожжённого костра, что твой некрофил-любитель. Но увы, ему это необходимо. От постоянной близости Аваддона он уже сходит с ума. Как ему не повезло с братом! Из того ведь мог получиться весьма качественный демон. Не сказать чтобы прям шикарный, но вполне ничего себе. Парочка жертвоприношений, три-четыре сбивания с пути истинного, один секс в монастыре (можно чисто формально), и пожалуйста — демон готов. Поначалу пусть обслуживает в Аду грузовых драконов, а впоследствии его можно повысить… скажем, до соннелона. Так, чего-то он размечтался. Надо тщательно пересчитать, что имеется в наличии. Вдруг компонентов не хватает.

Печень жаб — пять штук.

Сердце чёрного петуха — одно.

Прах девушки — двести грамм.

Собственная кровь — четверть литра.

Толчёный череп мертвеца — один стакан.

Глаза паука — семь (паук в процессе вырвался и сбежал).

Сера — одна коробочка.

Рог козла — две штуки (купил на блошином рынке).

Белена и волчьи ягоды — три горсти.

Экскременты лося — один пакетик (не спрашивайте, как добыл).

Осиновая кора + летучая мышь.

Кажется, ничего не забыл. Надо же, как дрожат руки. Отвык, совсем отвык. А ведь когда-то слыл в Аду отличником — демон с высшим образованием, далее практика на Земле, написание трёхтомника «Краткое введение в основы демоноводства», тренировка мелких бесов… Да всех регалий и не перечесть. Ладно, у него получится… иначе несдобровать. Он всего сутки вместе с этим сучьим ангелом, и натурально едва не помешался.

Где-то глубоко в чаще ухнула сова.

Агарес аккуратно выложил из светящихся углей пентаграмму. В самом центре укрепил пробирку с эликсиром. Окропил пять углов звезды собственной кровью и воздел обе руки — выставив указательный палец и мизинец, символизируя рога Сатаны. Чуть запинаясь, демон прочёл заклинание на латыни. Потом повторил на греческом. Затем — на аккадском, забытом языке царей Вавилона. Отчаявшись, добавил древнеегипетский.

Ничего. Вернее сказать, СОВСЕМ ничего.

Со злости демон сломал растущее на могиле деревце. Ну надо же! Убить целый день, чтобы получить нулевой результат. Вот что он сделал не так? Набор веществ точный. Место выбрано правильно. Заклинания проверены временем. Однако не работает. Почему? Он не тому жертвует? Ну конечно! «Обращаюсь к тебе, Господин мой, Сатана». Вот где он лажанулся. Если Сатаны в природе нет, он не выполнит нужных просьб. Но кому тогда посвящать заклинание? Час от часу не легче. Может, необходим конкретный ритуальный танец на могиле? Демон представил себя танцующим чардаш, и ему нравственно поплохело. «Думай. — Агарес ударил себя кулаком по лбу. — Должно же быть какое-то решение!» Он запрокинул голову, глядя в чёрное небо. На нос демона упала капля. Дождь. Мгновение — и на кладбище обрушился сильный, буквально тропический ливень. Надо ли удивляться, что угли вмиг погасли, а эликсир, где смешались труды полного дня и весь курс демонологии, изрядно разбавился водой. Агарес пошатнулся и плюхнулся прямо в грязь. У него не осталось сил даже материться.

За спиной веером развернулись мокрые постылые крылья.

В гневе вырвав пучок перьев, Агарес швырнул его в центр размякшей пентаграммы.

Спустя секунду демона отшвырнуло назад, будто взрывной волной, — инсталляцию на могиле сотряс разряд молнии. Пятиконечная звезда взорвалась зелёным огнём, искры подожгли соседние деревья. Демон явственно ощутил запах палёной кожи. Место колдовства вдруг засияло мерцающим светом, переливаясь и вспыхивая, подобно планктону в ночном море. Он услышал тяжёлый рёв. Латинские фразы между раскатами грома звучали так, будто на землю роняли свинцовые гири. Слов демон не разобрал. Поверхность кладбища жёстко тряхнуло, с деревьев посыпались листья и обломки сучьев. Пустая могила на глазах Агареса, пузырясь, заполнилась водой.

Впрочем, это была не вода.

Из ямы выползло нечто странное — тёмная масса с радужными разводами. Вымокший до нитки демон в изумлении смотрел, как гость покрывается зелёными чешуйчатыми щитками. Острые когти на лапах соединились перепонками, как у лягушек. Во тьме кладбища зажглись два изумрудных, воистину кошачьих глаза. «Кажется, я переложил экскрементов лося, — панически мелькнуло в голове у Агареса. — Или праха покойницы пересыпал? Надо было точность аптекарских весов проверить». Существо в чешуе, окончательно сформировавшись, село на край могилы. Кроваво-красные губы расплылись в улыбке, затем, сомкнувшись, издали поцелуйный звук.

— Вот блядь… — от всей души высказался демон.

Его дальнейшие слова заглушили раскаты грома.

Глава 8

Реклама

(Резиденция императора французов, полдень)

…Экран телевизора показывал рослого молодца с чёрной повязкой на правом глазу.

— Иногда так хочется вломить врагам святой Руси, что просто сил нет! — рокотал он, засучивая рукава. Раскидав по баскетбольной площадке десяток худосочных жандармов, детина высвободил из глянцевой обёртки шоколадный батончик и смачно откусил, подмигнув уцелевшим глазом. «Кутузов — съел „сникерс“ и перебил всех французов! — зажглись на экране крупные буквы. — Только осенью специальная акция: позвони в Фили по горячей линии доверия и прими участие в освобождении Родины!»

Послышались горестные вздохи и гневные восклицания. Холёная рука с перстнями потянулась к пульту.

— Вот уж не ожидал, что «сникерс» не побоится выступить генеральным спонсором Кутузова, — расстроенно сказал Наполеон. — Хотя ролик жалкий плагиат, высосан из пальца: откровенно копирует нашу идею с рататуем. И показывают не в прайм-тайм.

Бонапарт сидел за конференц-столом в Грановитой палате на особом высоком стуле. Император был одет в чёрный костюм (делавший его похожим на работника конторы ритуальных услуг), тело облегала бордовая рубашка, а ступни — лаковые туфли, творение оккупированных дизайнеров Неаполитанского королевства. Жидкие волосы Бонапарта его личный парикмахер каждое утро бережно зачёсывал назад и завязывал в хвостик.

— Да вообще не на что смотреть, сир, — с готовностью поддержал начальство Даву, маршал по маркетингу. — Сразу видно, бюджет никакой, сценарий слизали, а камеру, клянусь Люцифером, перс или монгол держит. «Сникерс» польстились на дешевизну. Дни Кутузова сочтены, мой император… Последняя рекламная кампания у него была аж при Бородино. Там, знаете, лишь один ролик, призывающий Францию сдаваться (с участием Гармаша и Безрукова), стоил под миллион франков. Не спорю, мы тоже потратили кучу денег, в Москве реклама дороже, чем в Париже. Но, как видите, мы в Кремле…

— Благодарю, о храбрый маршал. — Наполеон подставил лицо под дуновение кондиционера. — Однако какой толк с этого Кремля? Вступая в Москву, я ожидал, что мне поднесут ключи и пароли от компьютерной сети города, но подлый Кутузов успел всё умыкнуть с собой, и моя армия перебивается халявным вай-фаем в городских кафе.

Лакеи бесшумно расставили на столе тарелки с лягушками в кляре.

— Увы, не это самое опасное, — продолжил император, взяв лягушачью лапку и обернув её папиросной бумагой. — Кутузов как бы специально уклоняется от крупных рекламных кампаний, делая упор на такие вот низкобюджетные ролики-клоны. И, между прочим, достигает успеха. Скинхеды Дениса Давыдова всё чаще бьют жандармов в метро, а люди на улицах показушно пьют квас вместо кларета. Таким образом, конкурент сохраняет деньги, а мы их теряем. И вот, мои маршалы, я хотел бы показать вам ещё одну русскую рекламу.

Палец Наполеона вдавил кнопку пульта.

Ролик запечатлел парочку, увлечённую любовными упражнениями на деревенском сеновале. Вспотевшие, с застрявшей в волосах соломой, тела сплелись так, что ничего предосудительного видно не было. Хотя доминировал явно парень, обращаясь с девушкой довольно жёстко. В конце клипа оказалось — на плечи девушки наброшен мундир дивизии французских гусар. Появилась заставка презервативов «Дюрекс», женский хор, лихо взвизгивая, пропел:

Император, беззвучно выругавшись, выключил телевизор.

— Какая мерзость, сир, — передёрнул плечами маршал рекламной службы Мюрат. — Ведь ничем не гнушаются. Удивительно неприятные методы конкуренции, это противозаконно.

— Сударь мой, — сердито перегнулся через стол Бонапарт. — Вы что, чересчур увлеклись бюстом голой мадемуазель на экране? Безусловно, клип доморощенный и, как водится среди бояр рюсс, снят за два сантима, это не обсуждается. Но обратите внимание: факт, что русские нашли потрясающий рекламный ход, склоняя рифму «Кутузов — французов». Плебеи из ле мюжиков такие штуки обожают. А моё имя, к сожалению, почти ни с чем не рифмуется. Стало быть, мы теряем прекрасную возможность ставить слоганы на поток.

Грановитая палата погрузилась в печальную тишину.

— К нам пришёл Наполеон, принёс вареник и топор! — рискнул импровизировать маршал пиара и коммуникаций Ней, гордо оглядев соратников. Те потупили взгляды.

— Ваш слоган звучит как говно, дорогой маршал, — отрезал Бонапарт. — И пусть топор с вареником, при грамотном подходе, навевают ассоциации с продуктовым изобилием и обширными стройками, большинство населения его не поймёт. Мне нужна грамотная реклама для всех — бояр, купцов, ле мюжиков, — а не заумный арт-хаус. К сожалению, я вижу, что ваш креатив истощился. Где слоган, принёсший нам взятие Москвы? «Война с Францией — только экологически чистая интервенция, не содержит токсинов и ГМО!» Ведь, если не ошибаюсь, милый маршал Даву, это была именно ваша идея, не так ли?

Даву улыбнулся, раскрыв рот, полный золотых зубов, — наград за победу в рекламном фестивале «Львы Аустерлица». Прочие маршалы сделали вид, что не слышат похвалу.

— Да, сир, разумеется, сир. Мне очень приятно.

— Я не забываю успехов, маршал. Хотя бы потому, что вы не проиграли ни одного фестиваля, а ваша реклама всегда отличалась масштабом и помпезностью. Да и тут — вся Москва в плакатах, рекламные клипы, режиссируемые лично великим Талейраном, — пусть и затратно, зато качественно. Увы, тем не менее мы продолжаем терять рейтинг. Вспомните наши позиции ещё десять лет назад! Да вся Россия умилялась от Франции. Недорогие туры в Париж, песни шансонье, популяризация вина «божоле» и лягушачьих лапок — их вкушали с таким удовольствием, что мне ночами грезились болота, где толпы лягушек-инвалидов мрачно стоят на микроскопических костылях. А французское кино! Спецэффекты, страсти, высокобюджетное уничтожение планеты на экране. Эта страна свалилась к нашим ногам, как перезревшее яблоко. А теперь что, месье?

Маршалы дружно зацокали языками.

Цоканье в переводе означало очень многое. Дескать, раньше и трава была зеленее, и фуа-гра жирнее, и любовь по-французски — так французиста, что словами не передашь. Евгений Богарне, маршал по эксклюзивному креативу, в глубочайших мысленных страданиях прикусил губу, стараясь изобрести достойную рифму к слову Наполеон. Но ничего приличного в голову не врывалось — разве что «он», «игуанодон», «слон» и «хамелеон». За подобную ерунду великий император вряд ли похвалит.

— А может, ну её, эту Россию? — робко сказал Богарне.

Взгляды маршалов едва не пронзили его насквозь, как сабли кавалерии. Даву стал подниматься, засучивая правый рукав пиджака, но на нём повисли Ней и Мюрат.

— Дуэль… — задыхался Даву, фырча, как морж. — Немедленно! Эй, шпаги нам!

Наполеон шлёпнул открытой ладонью по столу.

— Евгений прав, — грустно согласился он. — Я тоже подмечаю, что мы зря теряем тут время. Тратим деньги на рекламные кампании, нанимаем лучшие пиар-агентства, тогда как Кутузов спокойно может втихую учредить левую фирмочку вроде «Тарутино Лимитед»,[10] собрать пожертвования спонсоров, и — сильвупле. Трудно играть с партнером, у которого припасено сорок тузов в потайном кармане. Здесь ведь деньги не принято хранить в банках.

— Разве что в трёхлитровых… — вставил Богарне, стараясь не глядеть на Даву.

— Вуаля, — кивнул Бонапарт. — Иначе говоря, моё сердце холодит неприятное предчувствие. Наша русская кампания напоминает третий сезон «Игры престолов»: сначала все долго и нудно куда-то шли, а потом разом взяли и передохли. С кем нам, пардон, соревноваться — с этими роликами за двести франков? Я не вижу достойного противника.

Он положил на тарелку изящно обглоданную лягушачью косточку.

— Обидно, мой император, — поддержал Мюрат. — Мы, обладающие лучшей в мире машиной пропаганды и прекрасными финансовыми возможностями, проигрываем в рейтинге какому-то одноглазому проходимцу с доморощенными специалистами по маркетингу. Наши рекламные кампании заставили склониться перед Францией народы Германии, Австрии и Португалии. Даже британцы, на чьём языке говорит половина мира, и гордые ацтеки прониклись красочностью роликов. Каждое выступление Наполеона на youtube традиционно собирает как минимум пять миллионов «лайков». Мы убедили всех, что французский стиль жизни и французская кухня бесподобны, а любой чахлый иностранец ощутит экстаз благоденствия под скипетром нашего великого монарха…

Ней заёрзал на стуле.

— Ну, не совсем… — возразил он. — Вспомните, пиар-кампания в Испании провалилась.

— О, ну так испанцы ничуть не лучше русских, — брезгливо махнул рукой Мюрат. — Они слабо восприимчивы к рекламе, даже к самой профессиональной. Но Россия — это худший вариант, мон шер. Здесь есть три бренда, которые никогда не надо рекламировать. Алкогольные напитки, ремонт дорог и борщ популярны всегда. Проблема в следующем, ведь все мы знаем: сила «Великой Армии» — иллюзия. Мы столько денег вложили в рекламу Франции, что на войну средств уже не осталось. И если начнётся восстание, то империя рухнет. Наши жандармы прекрасно умеют обращаться со смартфонами и сутками торчать в «Фейсбуке», но против Кутузова им несдобровать.

Даву, грозно сверкая зубами, начал опять подыматься, но его придержал за рукав Ней.

— Вы правильно оцениваете реальность, мон ами, — грустно заметил Богарне. — Что там Кутузов с его малобюджетным отребьем! Скинхеды Давыдова и Кожиной совсем обнаглели. Представляете, едет недавно в метро от «Ветхозаветной» полковник Франсуа Бертье — заслуженный ветеран, кавалер ордена Почётного легиона, культурный человек и большой интеллектуал. И вот, на станции «Илья Пророк» заходят в вагон давыдовцы. Ни «бон суар» тебе, ни «бон жур», сразу прицепились к пожилому человеку, обозвав его «лягушнёй зачуханной». Мсье Бертье любезно поклонился и объявил наглецов арестованными. Так мало того, что они вызывающе отказались пойти с ним, — бедолагу избили прямо в вагоне, а затем взяли ножны от его же сабли и… Нет, мои уста не осмеливаются это произнести.

Богарне склонился к уху Мюрата и что-то быстро шепнул.

— Не может быть, — с удивлением воззрился на него Мюрат. — Они же туда не влезут!

— Мне, как и вам, остаётся ужасно сожалеть, но таки влезли, — горько улыбнулся Богарне. — Прочтите вчерашнюю сводку происшествий. Мы уже имеем дело с организованным сопротивлением целой группы лиц, и, похоже, они не являются целевой аудиторией нашей рекламы. В Москве произошла серия чудовищных террористических актов. Погибло восемь жандармов, десятки раненых… Вот, пожалуйста, и результат действия кустарных роликов Кутузова, спонсируемых из нелегальных источников. Да гори синим пламенем этот неблагодарный город, мой император. Что именно мы здесь забыли?

Бонапарт, доселе внимательно слушавший, вскочил с кресла.

— Пока мои верные маршалы вели здесь спор, — мягко сказал он, щёлкнув костяшками пальцев, — я придумал весьма неплохое стихотворное сочетание, вполне отвечающее местным вкусам и реалиям. «Наполеон — самогон». Но боюсь, это единственный выпад, коим мы способны ответить русским. Одна удачная рифма, а у противника их тысячи. И нас будут постоянно долбить по головам этим мерзким «Кутузов — французов», пока мы окончательно не сойдём с ума. Близится зима, господа. Весь наш бюджет потрачен на пышные презентации и выставки, а спонсоры косятся в сторону русских, вслед за подлыми ацтекскими канальями «Дюрекс» и «Сникерс». Ах, как прекрасен был фестиваль при Бородино, фортуна страстно осыпала нас поцелуями! Знаете, я до сих пор помню лицо графа де Коленкура, буквально багровое от радости и гордости, чуть-чуть посиневшее в момент демонстрации его эксклюзивного ролика о природном превосходстве фондю над расстегаями… Кстати, никто тут не знает, почему он столь неважно выглядел?

Маршалы, как по команде, закашлялись.

— Ну, он же умирал, ваше величество, а это всегда так, — сообщил Богарне. — Едва русским дали серебряную ветвь в качестве приза, у Коленкура инфаркт случился.[11] Сгорел на работе. Отважный человек, умер смертью, достойной зависти. Хотя, ведь все мы умрём.

Мюрат и Ней в ужасе отодвинулись от Богарне, сделав вид, что рассматривают картины на стенах Кремля. Даву поднялся — на этот раз ему никто не мешал. Со вкусом засучив рукава, он схватил вице-короля Италии за отвороты мундира, сухо затрещало сукно.

— Э… я хотел сказать — почти все… — заблеял Богарне, осознав чудовищность своей ошибки.

С тоской глядя на свару маршалов, Наполеон выругался, что для люциферианства считалось грехом. Правда, император Франции не скрывал своего атеизма и веры в пиар-технологии, посему нарушение канонов церкви его не сильно-то и волновало. «Война с Россией была провалом, — вдруг осознал Наполеон. — Никакая реклама больше не действует. Да Люцифер с ними, с „божоле“ и фондю, но почему ж они устриц-то не покупают, проклятые? Так, что-то и мне теперь захотелось под стакан самогона прожевать кулебяку с капустой. Надо валить из этой страны, пока она сама тебя не оккупировала».

Беднягу Богарне меж тем смяли окончательно.

Ней и Мюрат (здраво рассудив) примкнули к Даву, трясшего коллегу как грушу — голова несчастного болталась взад-вперёд. Маршалы, впрочем, особо не усердствовали, Мюрат отвесил Богарне лёгкую оплеуху, а Ней и вовсе ограничился парой пинков.

— Господа! — послышался голос Наполеона. — Извольте прекратить скандал!

Даву нехотя отпустил лацканы мундира Богарне, и тот кулем свалился на пол.

— Нам следует подумать о путях отхода, — горько произнёс император, собственные слова били его по ушам. — Рекламная кампания проиграна, смысла больше нет. Пора возвращаться в Париж. Мой храбрый Даву, найдите, пожалуйста, через сайт «Великой Армии» людей, смыслящих в минировании и взрывчатке. Клянусь, я от Кремля камня на камне не оставлю. Отступать мы будем помпезно — пустим через прессу слух, что едем на международную ярмарку морепродуктов в Санкт-Петербурге, иначе от нас последние рекламодатели отвалятся. Но прежде, монсеньоры, мы просто обязаны сделать одну вещь.

Маршалы дружно встали, выстроившись в шеренгу.

Наполеон прошёлся перед ними вправо-влево, заложив руки за спину.

— Найдите мне тех людей, что убили вчера восемь жандармов, — отрывисто приказал он, по-птичьи дёргая головой. — Желательно, захватите живьём. Нам нужна показательная казнь. Я надеюсь, Французской империи ещё служат люди, умеющие нормально стрелять?

— Не имеет значения, мой император, — ответил изрядно помятый Богарне. — Расстрел будет транслироваться в прайм-тайм, и такое шоу никто не пропустит. Мы обретём кучу рекламодателей, концерны всего мира передерутся за право разместить свои ролики. Казнь осуществят либо гастарбайтеры, либо добровольцы из туземцев. Думаю, надо как можно скорее объявить конкурс с призами. Скажем, «Найди под крышечкой „бонапарт-колы“ череп и кости и прими участие в шоу „Пристрели партизана!“». Священники-люцифериане осудят нашу кровожадность, но мы сошлёмся на их же Библию, напомнив о Законе Божьем: «око за око, зуб за зуб». Это вовсе не убийство, а наказание добром зла. Едва лишь телезрители увидят, как добрые люди вяжут злым чёрные повязки на глаза, а потом пускают пулю в затылок, — рейтинги вырастут в разы. В доисторические времена, когда добро дробило злу кости, топило в проруби и душило сзади проволокой, никто не возражал. Добро беззащитно, поэтому ему многое прощается.

Наполеон удовлетворённо кивнул.

— Бесподобно, дорогой маршал. Поезжайте на телестудию и займитесь этим сейчас же.

— Слушаюсь, мой император.

…Даву, Ней и Мюрат ожидали: проходя мимо них, Евгений Богарне изобразит презрение или как минимум безразличие. Однако маршал шествовал тяжёлой поступью, словно обозный конь. Он закрыл дверь и, прислонившись к косяку, вынул из нагрудного кармана телефон. Лицо менеджера отливало странным, еле заметным голубым цветом.

Глава 9

Божество

(Через 2 часа, отель «Ампир», неподалеку от Сухаревки)

…Оно наконец-то обратило взор на Короля, стоявшего перед ним на коленях.

— Можешь чувствовать себя свободно. Ты выполнил мою просьбу.

— Да, господин. — Король уже избавился от цивильного серого костюма с военными эполетами — формы высших рекламных менеджеров Наполеона Бонапарта… как, впрочем, и от самого тела маршала Евгения Богарне. — Я укрепил француза в желании отомстить за мёртвых воинов. Теперь вся оккупационная армия брошена на поиски двух убийц, везде расклеиваются их портреты, фотографии транслируют по телевидению, открыта «горячая линия», куда могут звонить доносчики. Обещана награда в миллион золотых франков.