Бык и копье Муркок Майкл

Напряжение, воцарившееся в зале, росло.

Затем она сказала:

– Вы не обязаны любить меня, милорд.

Вот тогда Корум и повернулся.

Но ее уже не было.

Снова принц опустил взгляд на металлическую руку, но стряхнул с глаза слезу живыми, теплыми и мягкими пальцами.

Ему показалось, что из другой, отдаленной части крепости до него смутно доносятся звуки мабденской арфы, и музыка была нежнее той, что он когда-либо слушал в замке Эрорн, и в звуках этой арфы слышалась печаль.

– При вашем дворе есть гениальный арфист, король Маннах.

Корум и король стояли на внешней стене Каэр Малода, глядя на восток.

– Вы тоже слышали эту арфу? – нахмурился король Маннах. На нем был бронзовый нагрудник, а на седеющей голове – бронзовый же шлем. Его правильное лицо выглядело мрачным, а в глазах стояло удивление. – Кое-кто подумал, что это играли вы, Властитель Кургана.

Корум вытянул перед собой серебряную кисть:

– Она не может так искусно перебирать струны. – Закинув голову, он смотрел в небо. – Я слушал мабденского арфиста.

– А я думаю, что нет, – сказал Маннах. – Во всяком случае, это был не арфист при моем дворе, которого мы слышали. Менестрели Каэр Малода готовятся к битве. Когда они заиграют, мы услышим боевые песни, а не ту музыку, что звучала сегодня утром.

– Вы не узнали мелодию?

– Как-то мне довелось ее слышать. В роще у кургана, в первую ночь, когда мы пришли звать вас. Именно она помогла нам поверить, что в этой легенде была доля истины. Если бы мой народ не услышал звуки арфы, он бы не стал продолжать звать вас.

Корум нахмурился.

– Тайны никогда не были в моем вкусе, – сказал он.

– Значит, и жизнь как таковая не в вашем вкусе, милорд.

Корум улыбнулся:

– Я понял, что вы хотите сказать, король Маннах. Тем не менее я с подозрением отношусь к таким вещам, как призрачные арфы.

Больше на эту тему они не говорили. Король Маннах указал в сторону густого дубового леса. В верхушках деревьев клубился туман. Пока они смотрели, туман густел и опускался все ниже к земле, и теперь за его завесой лишь слабо просматривались заиндевевшие стволы нескольких деревьев. Солнце стояло высоко в небе, но сквозь тонкую пелену облаков, что начали затягивать небосвод, с трудом пробивались его бледные лучи.

День был тихим.

Из леса не доносилось ни одного птичьего посвиста. Приглушенными были даже передвижения воинов внутри крепости. Когда кто-то громко подавал голос, звук в первую секунду казался громким и отчетливым, как удар колокола, а потом его поглощало молчание. Вдоль зубцов стен защитники сложили оружие – копья, стрелы, луки, большие камни и круглые татлумы, которые предстояло швырять из пращи.

Воины занимали свои места на стенах. Каэр Малод являлся небольшим поселением, но, разместившись на вершине холма с тщательно выглаженными сторонами, напоминавшими созданный руками человека огромный конус, он был надежно укреплен. К югу и северу высилось еще несколько таких же конусов, и на вершинах двух из них виднелись руины других крепостей, позволявших предполагать, что когда-то Каэр Малод был частью куда более крупного поселения.

Корум повернулся, чтобы взглянуть в сторону моря. Туман рассеялся, и поверхность воды, игравшая синими искрами, была гладкой и спокойной, словно непогода, ползущая на землю, не дотягивалась до океана. Принц убедился в своей правоте, предполагая, что неподалеку находится замок Эрорн. В двух или трех милях к югу он увидел знакомые очертания мыса и груды развалин, которые могли быть остатками замковой башни.

– Вы знаете эти места, король Маннах? – показал в ту сторону Корум.

– Мы называем это замком Оуин, поскольку издалека он действительно напоминает замок, но на самом деле это естественное образование. Часть относящихся к нему легенд утверждает, что в нем обитали сверхъестественные существа – сиды, а может, и сам Кремм Кройх. Но единственным архитектором замка Оуин был ветер, а единственным каменщиком – море.

– Все же я должен побывать там, – сказал Корум. – Когда смогу.

– Если оба мы уцелеем при набеге Фои Миоре – точнее, если Фои Миоре решат не нападать на нас, – тогда я отведу вас туда. Но там не на что смотреть, принц Корум. Куда лучше все видно отсюда.

– Подозреваю, – сказал Корум, – что вы правы, король.

Пока они говорили, туман все густел и теперь затянул все пространство моря. Туман опустился на Каэр Малод, заполнив его узкие улочки. Со всех сторон, кроме западной, туман поднимался вдоль стен крепости.

В крепости смолкли все звуки, обитатели ждали, что принесет с собой туманная пелена.

Наступили густые, словно вечерние, сумерки. Стало так холодно, что даже Корум, одетый теплее, чем другие, поежился и плотнее завернулся в свой алый плащ.

Из тумана донесся собачий вой. Дикие отчаянные завывания рвались из собачьих глоток, пока не заполнили собой весь воздух пространства вокруг крепости Каэр Малод.

Своим единственным глазом Корум пытался увидеть этих псов. На мгновение ему показалось, что он уловил бледный расплывчатый силуэт, мелькнувший под стенами у подножия холма. Затем он исчез. Корум аккуратно натянул тетиву своего длинного лука, сделанного из одного куска кости, и плотно прижал к тетиве тонкую прямую стрелу. Ухватив дугу лука металлической рукой, он здоровой рукой натянул тетиву так, что она коснулась скулы, и стал ждать, пока не увидел другой смутный силуэт – и после этого пустил стрелу в полет.

Стрела пронзила туман и исчезла.

Снизу донесся дикий визг, который перешел в рычание. Вверх по холму к крепости ринулась какая-то фигура. Два желтых глаза были устремлены прямо на Корума, словно зверь инстинктивно узнал того, кто нанес ему рану. На бегу его длинный оперенный хвост мотался из стороны в сторону, и на первый взгляд казалось, что он, тонкий и негибкий, не имеет ничего общего с хвостом, – и тут Корум понял, что это была его стрела, вонзившаяся в бок животного. Он выхватил из колчана другую стрелу, натянул тетиву и взглянул прямо в горящие глаза животного. Пес широко открыл пасть – с желтых клыков капала слюна. На загривке у него вздыбилась жесткая шерсть, и, когда пес был почти рядом, Корум увидел, что тот не уступает ростом пони.

Он ничего не слышал, кроме рычания пса, но продолжал держать стрелу на тетиве, ибо клочья тумана то и дело закрывали цель.

Корум не ожидал, что собака окажется белой. В этой белизне было что-то отталкивающее. Только уши пса были темнее, чем туловище, и блестели, отливая цветом свежей крови.

Собака все выше и выше взбиралась по склону холма. Первая стрела, по всей видимости, не остановила ее, и рычание пса напоминало гнусный смех убийцы, который ждет момента, чтобы вонзить клыки в горло Корума. Желтые глаза зверя были полны радости.

Больше ждать принц не мог. Он пустил стрелу.

Казалось, она очень медленно преодолевает расстояние до белого пса. Собака увидела стрелу и попыталась увернуться, но, стремясь к своей цели, она мчалась слишком быстро, рыская из стороны в сторону. Когда зверь наклонил голову вправо, лапы подогнулись, и стрела с такой силой пробила ему левый глаз, что наконечник вышел с другой стороны черепа.

Пес распахнул огромные челюсти, но из ужасной глотки не вырвалось ни звука. Рухнув, он скатился к подножию холма и замер на месте.

Корум перевел дыхание и повернулся к королю Маннаху, желая ему что-то сказать.

Но тот уже замахнулся копьем, целясь в туман, из которого, истекая слюной и подвывая, ползли не меньше сотни бледных теней, полные решимости отомстить за убийство одного из своих соплеменников.

Глава вторая

Битва за Каэр Малод

– Ох, как их много! – обеспокоенно вскрикнул король Маннах, хватая второе копье и отправляя его вслед за первым. – Столько я еще не видел! – Он обернулся, чтобы посмотреть, что делается с его людьми. Все отчаянно дрались с собаками – швыряли камни из пращи, стреляли из луков и метали копья. Псы окружали Каэр Малод. – Как их много! – повторил король. – Наверное, Фои Миоре узнали, что вы пришли нам на помощь, принц Корум. И, скорее всего, решили уничтожить вас.

Корум не ответил, потому что увидел огромного белого пса, подобравшегося к самой стене и обнюхивавшего проход, который сейчас был перегорожен огромным валуном. Перегнувшись через стену, Корум выпустил одну из своих последних стрел, поразив собаку в затылок. Заскулив, та уползла обратно в туман. Корум не мог проверить, прикончил ли он ее. Убить этих псов было непросто, и в морозном тумане, в котором виднелись только их уши цвета крови и желтые клыки, было не разобрать, удалось ли убить ту или иную собаку.

Даже если бы их шкуры имели более темную окраску, сражаться с ними было бы трудно. Туман продолжал густеть. Собаки рвались вперед, пытаясь вцепиться в горло или в глаза защитников крепости, так что тем постоянно приходилось вытирать с лиц их зловонную слюну и со стен сплевывать на собак, поскольку легкие заполняла холодная сырость. Тем не менее все отважно дрались, никто не отступил. Вниз летели дротик за дротиком. Стрела за стрелой находили свои цели в рядах злобных псов. Пока не были пущены в дело груды шаров-татлумов, и Корум пытался понять, почему их берегут, ибо король Маннах не успел объяснить ему. Ведь копья и стрелы ложились все ближе к стенам крепости, но убито было лишь несколько псов.

«Керенос, кем бы он ни был, хорошо натаскал свою свору», – подумал Корум и, выпустив последнюю стрелу, вытащил меч из ножен.

Непрестанный вой так действовал на нервы защитникам, что необходимость не поддаваться ему требовала столько же усилий, сколько и бой с собаками.

Король Маннах обошел стены, ободряя воинов. Пока никто из них не погиб. Но запас метательных снарядов подходил к концу, и скоро им придется защищаться клинками, топорами и копьями. Этот момент был близок.

Помедлив, Корум перевел дыхание и попытался оценить положение защитников крепости. Внизу было чуть меньше сотни псов. На стенах же стояло немногим больше сотни воинов. Чтобы достичь подножия стен, собакам придется совершать гигантские прыжки. Но Корум не сомневался, что это им под силу.

Едва Корум пришел к такому выводу, как увидел летящего на него белого зверя – передние лапы вытянуты, зубы оскалены, желтые глаза горели ненавистью. Если бы принц заранее не вытащил меч, то был бы растерзан тут же, на месте. Но он успел вскинуть острие меча, в воздухе нанизав на него пса. Клинок вонзился в живот зверя, и Корум чуть не потерял равновесие, когда пес сполз до самой рукоятки; рявкнув, словно от удивления, он зарычал, осознав, какая судьба его ждет, и последним усилием тщетно попытался лязгнуть зубами, после чего закувыркался вниз, рухнув прямо на спину одного из своих спутников.

Немного погодя Корум подумал, что на сегодня псам Кереноса хватит жара битвы, поскольку они, казалось, собрались отступать. Но их вой, рычание и беспорядочное повизгивание ясно дали понять, что они всего лишь отошли отдохнуть и потянуть время, после чего пойдут на новый штурм. Может, они получали указания от невидимого хозяина – вероятно, им был сам Керенос. Корум много бы отдал за возможность увидеть Фои Миоре. Хотя бы одного – чтобы составить мнение, что они собой представляют и откуда черпают магическую силу. Чуть раньше ему показалось, что он увидел в тумане какой-то темный силуэт, который был выше псов и держался на двух ногах, но полосы тумана все время так быстро перемещались (хотя туман не рассеивался), что он мог и ошибиться. Если он в самом деле видел очертания Фои Миоре, то нет сомнений – тот был значительно выше человека и, возможно, вообще принадлежал к другой расе. Но откуда могли появиться эти другие – не вадаги, не надраги и не мабдены? Эта загадка не давала Коруму покоя еще после первого разговора с королем Маннахом.

– Псы! Осторожнее, псы! – закричал один из воинов, на спине которого повисло белое существо, безмолвно прыгнувшее на него из тумана.

Человек с повисшей на нем собакой рухнул со стены и с жутким звуком ударился о камни улицы.

Вскочил только пес. Из пасти у него свисали клочья человеческой плоти. Оскалившись, он повернулся и прыжками помчался по улице. Корум, не тратя ни секунды на раздумья, швырнул вслед ему меч и поразил пса в бок. Взвизгнув, тот попытался схватить зубами меч, вошедший ему меж ребер, и закружился, как щенок, который ловит свой хвост. Огромный пес четыре или пять раз повернулся на месте, прежде чем умер.

Корум по ступенькам кинулся вниз на улицу, чтобы вернуть свой меч. Он никогда раньше не видел вблизи этих чудовищных собак, не мог понять, почему они так странно выглядят, ибо в природе не было ничего подобного. Он с отвращением вытянул клинок из огромного тела и, вытерев кровь о жесткую бледную шерсть, взбежал по ступенькам, чтобы занять свое место на стене.

И тут он впервые обратил внимание на вонь. Ясно, что это был собачий запах, зловоние грязной мокрой шерсти, и на несколько секунд он заполнил все вокруг. Туман разъедал глаза и язык, а теперь, когда собачья вонь забивала ноздри, защитники крепости напрягали все силы, чтобы исполнять свои обязанности. Собаки уже в нескольких местах забрались на стены, и четверо бойцов лежали с разорванными глотками, но и две собаки Кереноса тоже погибли, причем у одной была снесена голова.

Корум начал уставать и понял, что остальные тоже вымотаны. Будь это обыкновенная битва, они имели бы право на усталость, но сейчас они дрались не с человеческими созданиями, а со зверями, союзниками каких-то порождений чужой природы.

Корум отпрянул от прыгнувшего пса (таких огромных ему еще не приходилось видеть), который, оттолкнувшись задними лапами от стены, приземлился на площадку за спиной принца; пес хрипел и тяжело дышал, глаза у него выкатились из орбит, из оскаленной пасти вывалился язык. Корум чуть не задохнулся от запаха, который шел из глотки животного, – гнусный зловонный запах. Рыча, зверь подобрался, чтобы броситься на Корума, и его странные красные уши плотно прижались к остроконечной голове.

Что-то крикнув, Корум схватил свой боевой топор с длинной рукояткой, стоявший у стены, и, взмахнув им, кинулся навстречу противнику.

Когда лезвие мелькнуло над белой головой, пес припал к земле. Он подобрался, зажав хвост между задними ногами, и, поняв, что оружие тяжелее и опаснее самого Корума, зарычал, обнажив двенадцатидюймовые клыки.

Второй раз описывая топором круг, Корум потерял было равновесие, и пес, уловив это секундное замешательство, кинулся на него. Когда он распростерся в воздухе, Корум сделал три стремительных шага назад, и топор, завершив вращение, поразил задние лапы собаки, покалечив, но не остановив ее. Корум оказался на самом краю площадки и понял, что одно неосторожное движение – и он переломает себе ноги. Достаточно шага назад – и он рухнет на улицу. Принц, когда пес снова кинулся на него, сделал шаг в сторону, пригнулся, и собака, перелетев через него, вниз головой рухнула на булыжники, сломав себе шею.

Теперь звуки боя доносились со всех концов крепости, ибо несколько собак Кереноса все же прорвались на улицы и носились по ним, вынюхивая стариков и детей, забаррикадировавших двери и прятавшихся в домах.

Медб, дочь короля Маннаха, дралась на улицах; Корум мельком увидел ее во главе горстки воинов, сражавшихся с двумя псами, загнанными в тупик. Из-под шлема у нее выбивались пряди рыжих волос, развевающиеся на бегу. Гибкость и сила ее фигуры, продуманная быстрота движений, неоспоримая отвага удивили Корума. Он никогда раньше не встречал таких женщин, как Медб, – или, точнее, таких женщин, которые дрались бок о бок со своими мужчинами и делили с ними все тяготы. «И к тому же таких красивых женщин», – подумал Корум, но тут же выругал себя за то, что отвлекся, потому что другой зверь, рыча и захлебываясь хриплым лаем, кинулся на него, но Корум, издав боевой клич вадагов, успел глубоко всадить топор ему в череп, между прижатых красных ушей. Ему хотелось, чтобы бой скорее подошел к концу, ибо он так устал, что сомневался, удастся ли ему уложить еще хоть одного пса.

Лай этих ужасающих созданий, казалось, становился все громче и громче. Зловоние, исходящее от зверей, заставило Корума вспомнить едкость тумана, который еще недавно заполнял легкие, но белесые тела врагов продолжали перелетать через стены – клыки оскалены, желтые глаза горят ненавистью, – и воины продолжали гибнуть, когда собачьи зубы рвали их плоть и сухожилия, ломали кости. Корум, задыхаясь, прислонился к стене. Он понимал, что нападение следующего пса убьет его. У него не было желания сопротивляться. Он хотел лишь, чтобы все кончилось. Погибни он на этом месте – и всем проблемам мгновенно придет конец. Каэр Малод падет. И тут будут править Фои Миоре.

Какая-то сила заставила его снова посмотреть вниз, на улицы.

Там с мечом в руках в одиночестве стояла Медб, к которой несся огромный пес. Вся ее группа погибла. Их растерзанные тела валялись на камнях мостовой. Осталась только Медб, но и ее ждет неизбежная гибель.

Не успев даже осознать, что делает, Корум прыгнул вниз. Ноги в высоких сапогах опустились на спину животного, отчего его задние лапы, подогнувшись, коснулись земли. Боевой топор, взметнувшись, рассек позвоночник огромного пса, едва не разрубив его пополам. Корум, продолжая движение, перелетел через труп, и, поскользнувшись в крови, очередным ударом отделил голову зверя от сломанного позвоночника и повалился на спину, отчаянно пытаясь встать на ноги. Даже Медб не сразу поняла, что случилось, поскольку поразила собаку мечом в глаз, не осознавая, что животное уже мертво, – и лишь потом увидела Корума.

Когда он, поднявшись, высвобождал свой топор, засевший в черепе врага, она улыбнулась ему:

– Значит, вам так и не довелось увидеть меня мертвой, мой волшебный принц.

– Госпожа, – ответил Корум, с трудом переводя дыхание, – я меньше всего хотел этого.

Корум вырвал топор и по ступенькам взбежал на стену, где уставшие воины из последних сил отражали атаки бесчисленных псов.

Принц заставил себя рвануться вперед, чтобы помочь бойцу, который был уже не в силах отразить бросок собаки. Лезвие топора затупилось в схватках, и удар лишь оглушил пса. Тот сразу же оправился и кинулся на Корума. Но острие копья вонзилось ему в живот, и нагрудник Корума окатило густой, дурно пахнущей собачьей кровью.

Отшатнувшись, он вгляделся в туман, висящий за стенами крепости. На этот раз Корум все же увидел чей-то смутный силуэт – огромную человеческую фигуру, на голове которой, казалось, находились рога с отростками; четких очертаний было не разобрать, а тело выглядело деформированным. Корум заметил, что существо поднесло к губам какой-то предмет.

Раздался звук, заставивший всех собак замереть на месте, а оставшиеся в живых воины выронили оружие и схватились за уши.

Этот звук вызывал ужас, в нем слышался и зловещий хохот, и стон, и мучительный вопль, и крики торжества. То был звук рога Переноса, отзывающего своих псов.

До того как фигура исчезла в тумане, Корум успел еще раз уловить ее очертания. Оставшиеся в живых псы стали прыгать со стен и спускаться по склонам холма, пока в пределах Каэр Малода не осталось ни единой живой собаки.

Затем и туман стал подниматься, оттягиваясь назад к лесу, словно Керенос тащил к себе его, как покрывало.

Снова раздался звук рога.

Он был так ужасен, что кое-кого из людей стало рвать. Кто-то стонал, а другие не могли удержаться от рыданий.

Тем не менее было ясно, что на сегодня Переносу и его своре хватит. Людям Каэр Малода они показали лишь часть своей мощи.

Именно это им и было надо. Корум догадывался, что для Фои Миоре данная схватка была чем-то вроде легкой пробы сил. Основное сражение еще впереди.

После боя в Каэр Малоде обнаружили тридцать четыре собачьих трупа.

Погибли пятьдесят воинов – мужчин и женщин.

– Быстрее, Медб! Татлум! – крикнул дочери король Маннах. Он был ранен в плечо, которое продолжало кровоточить.

Медб вложила в гнездо пращи круглый шар из мозгов, залитых известью, и раскрутила оружие над головой.

Снаряд улетел в туман вслед Кереносу.

Но король Маннах знал, что он не поразил Фои Миоре.

– Это оружие – то немногое, что, как мы считаем, может убить их. Татлум.

В молчании они спустились со стен Каэр Малода, скорбя по погибшим.

– Завтра, – сказал Корум, – я двинусь на поиски копья Брийонак. И в своей серебряной руке я принесу его вам. Я сделаю все, что в моих силах, дабы спасти народ Каэр Малода от Переноса и его псов.

Король Маннах, с помощью дочери спускавшийся по ступенькам, лишь склонил голову, поскольку от усталости еле держался на ногах.

– Но первым делом я должен посетить то место, что вы называете замком Оуин, – сказал Корум. – И я хочу сделать это еще до отбытия.

– Вечером я проведу вас туда, – сказала Медб.

Корум не стал возражать.

Глава третья

Рядом с руинами

День пошел на вторую половину, и облака перестали затягивать солнечный диск, лучи которого слегка смягчили мороз, согрели дневной воздух, и запахи весны коснулись окружающей природы. Корум и принцесса-воительница Медб, окрещенная Длинной Рукой за ее искусство метать татлумы из пращи, верхом ехали к тому месту, которое Корум называл Эрорном, а она – Оуином.

Хотя уже пришла весна, на деревьях не было ни почек, ни листвы и сквозь землю не пробивалась ни одна травинка. Этот мир был гол и мертв. Жизнь покинула его. Корум вспомнил, как пышно цвела она в этих местах, когда он покидал их. Он помрачнел, думая, что после появления Фои Миоре, их собак и рабов так должна выглядеть почти вся земля.

Натянув поводья, они остановили коней почти на краю утеса, под которым море шуршало галькой маленького заливчика.

Из воды вздымались высокие черные скалы, старые и выщербленные; они были изъедены пещерами, с которыми Корум был знаком еще тысячу лет назад.

А вот мыс тем не менее изменил свои очертания. В самом центре часть его, где выкрошился гранит, рухнула в море, и теперь Корум понял, почему от замка Эрорн почти ничего не осталось.

– А вон это, посмотри, называют Башней сидов… или Башней Кремма, – показала ему Медб. Башня высилась на другой стороне провала, образованного рухнувшими скалами. – Издалека похоже, что ее сотворили человеческие руки, но на самом деле это творение природы.

Но Корум узнал эти стертые очертания. Действительно, они казались природным образованием, ибо строения вадагов всегда старались слиться с пейзажем. Вот почему в его время некоторые путешественники не могли найти замок Эрорн.

– Это творение моего народа, – тихо сказал он. – Остатки архитектуры вадагов, хотя, понимаю, никто в это не поверит.

Она удивилась и рассмеялась.

– Значит, легенда говорит правду. Это твоя башня!

– Я родился здесь, – сказал Корум и вздохнул. – И, наверное, я здесь и умер.

Спешившись, он подошел к самому краю утеса и посмотрел вниз. В глубине провала море промыло узкий канал. Он бросил взгляд на остатки башни по другую сторону его. Корум вспомнил Ралину и свою семью: отца – принца Клонски, мать – принцессу Колаталарну, своих сестер Иластру и Фолинру, своего дядю – принца Ранана и его дочь Сертреду. Все умерли. Только Ралина прошла до конца отмеренный ей жизнью путь, а все остальные были жестоко уничтожены Гландитом-а-Краэ и его денледисси. И никто, кроме Корума, их теперь не помнит. На мгновение он позавидовал им, ибо он-то их помнил.

– Но ты-то живой, – просто сказала Медб.

– Так ли? Порой думается, что, может, я не более чем тень, плод воображения, появившийся стараниями и мольбой твоего народа. Мои воспоминания о своем прошлом уже тускнеют. Я с трудом вспоминаю облик своих близких.

– У тебя была семья… там, откуда ты явился?

– Я знаю, что легенда гласит, будто мне предназначено спать под курганом, пока меня не позовут. Но это неправда. В свое время я жил здесь – когда на месте руин высился замок Эрорн. Ах, сколько было развалин в моей жизни…

– И твоя семья жива? Ты оставил ее, чтобы помочь нам?

Покачав головой, Корум с горькой улыбкой повернулся и взглянул на Медб.

– Нет, госпожа, все было не так. Моя семья была вырезана людьми твоей расы – мабденами. Моя жена скончалась. – Он умолк.

– Ее тоже убили?

– От старости.

– Она была старше тебя?

– Нет.

– Значит, ты в самом деле бессмертен?

Она смотрела вниз, на далекое море.

– В общем-то, да. Понимаешь, поэтому я и боюсь любить.

– А я бы не боялась.

– Как не страшилась и маркграфиня Ралина, моя любовь. Думаю, и я тогда ничего не боялся, поскольку ни о чем не знал, пока не обрел этот опыт. Но, пережив потерю близких, я решил, что никогда больше не позволю себе таких эмоций.

Откуда-то появилась одинокая чайка и села на соседнюю скалу. В свое время чайки летали тут стаями.

– Тебе никогда и не придется снова переживать такие чувства, Корум.

– Верно. И тем не менее…

– Ты любишь трупы?

– Это жестоко… – оскорбился он.

– То, что остается от человека, – это труп. И если тебя не тянет к трупам, то, значит, ты должен найти кого-то живого, чтобы любить его.

Он покачал головой.

– Неужто для тебя все так просто, милая моя Медб?

– Не думаю, что сказала нечто примитивное, Корум, Властитель Кургана.

Он нетерпеливо отмахнулся серебряной кистью.

– Мне не нравится, когда меня величают этим титулом. Ты говорила о трупах – это имя заставляет меня чувствовать себя мертвецом, вернувшимся к жизни. И когда ты называешь меня Властителем Кургана, я чувствую запах плесени от своей истлевшей одежды.

– Другие легенды гласят, что ты пьешь кровь. И в темные времена этот курган был местом жертвоприношений.

– Мне не нравится вкус крови.

У Корума улучшилось настроение. Жар сражения с собаками Кереноса помог избавиться от мрачных мыслей.

Он протянул здоровую руку к лицу Медб и провел ею по губам, шее и плечам девушки.

Они бросились друг другу в объятия, и принц заплакал от счастья.

Они целовались. Они предавались любви рядом с развалинами замка Эрорн, и волны внизу гулко бились о скалы. А потом они лежали под последними лучами солнца, глядя на море.

– Прислушайся. – Медб вскинула голову, и пряди волос упали ей на лицо.

Он услышал. Он услышал это незадолго до того, как она обратила его внимание, но он не хотел это слышать.

– Арфа, – сказала Медб. – Какая приятная музыка. Сколько в ней печали и нежности, в этой музыке. Ты слышишь ее?

– Да.

– Какая она знакомая…

– Может, ты слышала ее утром, перед нападением? – неохотно и рассеянно сказал он.

– Может быть. И в роще у кургана.

– Я знал ее… еще до того, как твой народ в первый раз воззвал ко мне.

– Кто этот арфист? И что это за музыка?

Корум глядел через провал на рухнувшую башню – все, что осталось от замка Эрорн. Даже ему казалось, что она не может быть творением рук смертных. А может, ее создали море и ветер и память подводит его?

Он испугался.

Теперь и Медб смотрела на башню.

– Вот оттуда и звучит музыка, – сказал он. – Арфист играет музыку времени.

Глава четвертая

Мир становится белым

Корум отправился в дорогу в меховом облачении.

Поверх своей одежды он накинул плащ из белого меха с большим капюшоном, прикрывавшим шлем, – плащ был сшит из мягкого зимнего наряда куницы. Даже лошадь получила попону из оленьей шкуры, отороченную мехом и расшитую сценами героического прошлого. Коруму вручили сапоги на меху, перчатки из оленьей шкуры, тоже вышитые, высокое седло с седельными сумками и мягкие чехлы для лука, копий и боевого топора. Одну из перчаток он натянул на серебряную руку, и теперь ничей любопытный взгляд не мог его опознать. Он поцеловал Медб и помахал людям Каэр Малода, которые провожали его за стены крепости серьезными, полными надежды взглядами. На прощание он удостоился поцелуя в лоб от короля Маннаха.

– Верни копье Брийонак, – сказал он, – чтобы мы могли приручить быка, черного быка Кринанасса, чтобы мы смогли нанести поражение врагам и вернуть весну на нашу землю.

– Я найду его, – пообещал принц Корум Джаелен Ирсеи, блеснув единственным глазом. Его взгляд увлажнился, но никто не мог сказать, что было тому причиной.

Он вскочил в седло своего огромного, мощного и тяжелого боевого коня, выращенного Туа-на-Кремм Кройх, вставил ногу в стремя, которое заставил сделать для себя (ибо тут забыли, как пользоваться стременами), и закрепил копье в гнезде на стремени, но пока не стал разворачивать стяг, который всю ночь шили для него девы Каэр Малода.

– Ты выглядишь великим воином, милорд, – пробормотала Медб, и он склонился с седла, чтобы погладить ее рыжие волосы и коснуться нежной щеки.

– Я вернусь, Медб, – сказал он.

Два дня он ехал на юго-восток, дорога не показалась ему трудной, потому что он много раз следовал по ней и время не успело стереть многие из знакомых ему примет. Может, потому, что он увидел так мало и в то же время так много в руинах замка Эрорн, сейчас он направлялся в сторону горы Мойдел, на которой когда-то стоял замок Ралины. Тому нетрудно было найти объяснение, ибо в свое время гора Мойдел была последним форпостом Лиум-ан-Эса, а сейчас таковым стал Ги-Бразил. Он не потеряет времени и не собьется с пути в поисках горы, если та не ушла под воду вместе с Лиум-ан-Эсом.

Он двигался на юго-восток. Мир коченел от холода, и заряды блестящих градин били, подпрыгивая, о жесткую землю, скользили по закованным в доспехи плечам Корума и по густой гриве коня. Много раз его путь по этим бескрайним диким пустошам преграждали порывы этого замерзшего дождя, а порой он шел такой сплошной пеленой, что ему приходилось искать убежище в любом укрытии, которым обычно становился какой-нибудь валун, ибо на пустошах почти не было деревьев, если не считать несколько чахлых березок, растущих среди клочков папоротника и вереска, – в это время года им полагалось цвести, но они засохли или были едва живы. Когда-то тут повсюду обитали олени и гнездились фазаны, но теперь Коруму не попался на глаза ни один фазан, и лишь раз за всю дорогу он увидел тощего перепуганного самца оленя. И чем дальше он ехал на восток, тем мрачнее становился окружающий мир, и скоро он увидел, как поблескивают скованные жестоким морозом травинки, как снежные шапки покрывают вершины всех холмов, лежат на каждом валуне. Дорога постепенно уходила вверх, разреженный воздух становился все холоднее, и Корум был рад, что друзья снабдили его плотным плащом; сухой мороз уступал место снегам, и каждый раз, когда он оглядывал окрестности, перед ним представал белый мир, и белизна его напоминала цвет шкур собак Переноса. Конь по колено в снегу с трудом пробивался сквозь сугробы, и Корум понимал, что если он подвергнется нападению, ему будет нелегко отразить его. Но небеса были пронзительно чисты, и над головой сияло солнце, хотя оно почти не грело. У Корума мог вызвать опасения лишь туман, ибо он знал, что вместе с ним придут дьявольские псы и их хозяева.

Наконец он выехал к переплетению узких долин среди пустошей, в них виднелись хижины, деревушки и городки, когда-то населенные мабденами. Все они были безлюдны.

В этом пустынном месте Корум и решил остановиться на ночлег. Размышляя, как бы ему развести огонь, чтобы возможные враги не увидели дымка, он убедился, что может разжечь чахлые торфяные брикеты на каменных плитах одного из пустых домиков: дым рассеется, и даже с близкого расстояния его нельзя будет увидеть. Огонь позволит согреться и ему, и коню, да и сварить что-то горячее нелишне. Без этого пускаться снова в путь было бы трудновато.

Его опечалило внутреннее убранство домика: по-прежнему стояла мебель, висели украшения и валялись безделушки, оставшиеся после тех, кто когда-то жил в нем. Дом не ограбили, понял Корум, потому что Фои Миоре не интересовали изделия мабденов. Но в других поселениях ближе к востоку встречались приметы того, что тут охотились псы Кереноса, и недостатка в добыче у них не было. Вот почему, вне всяких сомнений, так много мабденов бежали отсюда, ища спасения в старых заброшенных крепостях на вершинах холмов, таких как Каэр Малод.

Корум видел, что тут процветала довольно развитая культура – земля давала столько плодов, что у жителей было время развивать свои творческие способности. В заброшенных поселениях он находил книги, картины, музыкальные инструменты, а также изящные изделия из металла и глины. Он с грустью убеждался, что всему пришел конец. Значит, его битва против Повелителей Мечей была бессмысленной? Лиум-ан-Эс, за который он дрался так же отчаянно, как за свой народ, исчез, а теперь уничтожено и то, что пришло на его место.

Спустя какое-то время он стал избегать поселений и искал себе приюта в пещерах, где ничто не напоминало о трагедии мабденов.

Но как-то утром, проведя час в седле, он увидел перед собой среди пустоши обширную низину, в центре ее лежало замерзшее карстовое озеро. К северо-востоку от него в глаза Коруму бросился предмет, который он с первого взгляда принял за вертикальный каменный столб высотой примерно в рост человека, но взору Корума их предстало несколько сотен – а ведь обычно каменные круги состояли не более чем из нескольких гранитных плит. Как и повсюду в этих местах, на камнях лежал толстый слой снега.

Тропа привела Корума на другую сторону озера, и он уже был готов миновать монументы (так он назвал их), как вдруг ему показалось, что в бескрайней белизне шевельнулось что-то черное. Ворона? Прикрыв ладонью глаза, он присмотрелся к камням. Нет, там что-то более крупное. Может, волк? Хорошо, если бы олень, поскольку Корум нуждался в мясе. Вынув из колчана лук, он натянул тетиву и закинул копье за спину, чтобы не мешало стрелять, после чего приготовил стрелу. Затем пришпорил коня.

Подъезжая, Корум начал понимать, насколько необычными изваяниями оказались эти камни. Изображения были вырезаны с мельчайшими подробностями, напоминая лучшие вадагские скульптуры. Именно таковыми они и были – статуи мужчин и женщин, запечатленные в бою. Кто сделал их и с какой целью?

И снова Корум увидел, как шевельнулось что-то черное. Затем опять спряталось за одну из статуй. Коруму показалось в них что-то знакомое. Видел ли он раньше такие работы?

И лишь когда он вспомнил приключения в замке Ариоха, медленно начала всплывать правда. Корум сопротивлялся. Он не хотел знать ее.

Но теперь принц был уже рядом с ближайшей из статуй и никуда не мог деться от свидетельств истинных событий.

Это были вовсе не статуи.

Это были трупы людей, невероятно походивших на высоких и красивых бойцов Туа-на-Кремм Кройх; они замерзли, готовые ринуться в битву с врагом, и превратились в окоченевшие трупы. Корум видел выражения их лиц, их решимость. На каждом из них читалась отвага—у мужчин и женщин, у совсем юных мальчиков и девочек, – они продолжали сжимать в руках дротики, топоры, мечи, луки, пращи и кинжалы. Они вышли на бой с Фои Миоре – и вот как те встретили их мужественный порыв: презрением к их благородству и силе. Даже псы Кереноса не выступили против этой обреченной армии; может, и сами Фои Миоре решили не появляться на поле боя, выслав вместо себя леденящий холод – внезапный жуткий мороз, мгновенно превративший в лед теплую плоть.

Забыв о луке, который он держал в руке, Корум отвернулся от этого зрелища. Конь начал нервничать, и принц был только рад повести его по берегу замерзшего озера, где неподвижными сталагмитами высились мертвые тростники, словно подростки погибшего тут народа. Корум увидел еще два трупа, вмерзшие в лед: по пояс застывшие в ледяном плену, они в ужасе вздымали руки. Мальчик и девочка, обоим не больше шестнадцати лет.

Все вокруг было мертво, полное мертвого же молчания. Звук лошадиных копыт звучал для Корума ритмом похоронного марша. Ухватившись за луку седла, он склонил голову, отказываясь смотреть, не в силах даже проронить слезу – так потрясло ужасом то, что предстало его глазам.

Корум услышал стон, и ему показалось, что он сам издал его. Подняв голову, он вдохнул холодный воздух и опять услышал этот звук. Он повернулся, заставив себя снова посмотреть на обледеневших хозяев этих мест, поскольку прикинул, что стон донесся именно с этой стороны.

Теперь среди белых фигур отчетливо виделась темная. Черный плащ метался на ветру, как сломанное воронье крыло.

– Кто ты, – вскричал Корум, – что оплакиваешь их?

Фигура стояла на коленях. Когда Корум окликнул ее, она поднялась, но изодранный плащ скрывал и лицо, и руки, и ноги.

– Кто ты? – Корум развернул коня.

– Убей и меня, прислужник Фои Миоре! – Голос был старым и усталым. – Я знаю тебя и знаю, зачем ты здесь.

– Думаю, что ты все же не знаешь меня, – мягко сказал Корум. – А теперь скажи, кто ты, почтенная женщина.

– Я Айвин, мать одного из них, жена другого, и хочу лишь умереть. Если ты враг – убей меня. Если друг – тоже убей и докажи себе, что ты настоящий друг Айвин. А теперь я хочу уйти вслед за теми, кого я потеряла. Я не хочу больше жить в этом мире, полном жестокости. Я не хочу больше страшных видений, которые оказались истиной. Я – Айвин, и я пророчествовала обо всем, что ты сейчас видишь, и поэтому я ушла, когда меня отказались слушать. А вернувшись, я убедилась, что была права. Вот поэтому я и плачу – и не только по ним. Я плачу по себе самой, той, что предала свой народ. Я Айвин Пророчица, но теперь не осталось никого, кто знал бы меня, никого, кто уважал бы меня – я уж не говорю о себе. Пришли Фои Миоре и уничтожили их. Враги ушли – с их туманами и псами, которые смели с лица земли мой бедный клан со всей его храбростью, который считал, что, как бы плохи ни были Фои Миоре, как бы ни были хитры, они проявят к ним достаточно уважения, чтобы выйти на честный бой. Я предупреждала, что ждет их. Я умоляла их уйти, как ушла сама. Они слушали меня. Они говорили, что я могу уйти, но они хотят остаться, что народ должен хранить свою гордость или его ждет исчезновение, так или иначе он погибнет. Я не понимала их. Теперь понимаю. Так что убей меня, господин.

К принцу умоляюще простерлись тонкие руки, черные лохмотья сползли, обнажив посиневшую от холода старческую плоть. Упал и черный платок, обнажив морщинистое лицо и редкие седые волосы. Корум увидел глаза женщины и понял, что никогда еще во всех своих странствиях не встречал такого отчаяния, что увидел в глазах этой женщины, Айвин Пророчицы.

– Убей меня, господин!

– Не могу, – сказал Корум. – Будь у меня больше смелости, я бы сделал то, о чем ты просишь, но ее у меня нет, госпожа. – Он показал на запад луком со все еще натянутой тетивой. – Иди в ту сторону и попытайся добраться до Каэр Малода, где твой народ продолжает сопротивляться Фои Миоре. Все расскажи им. Предупреди их. И тогда ты поднимешься в своих глазах, как в моих ты уже воспрянула.

– В Каэр Малод? Ты пришел оттуда? От кургана Кремма, с побережья?

– Я в походе. Я ищу копье.

– Копье Брийонак? – У нее как-то странно перехватило горло, и она заговорила высоким голосом. Теперь женщина, покачиваясь, смотрела куда-то мимо Корума. – Копье Брийонак и бык Кринанасса. Серебряная Рука. Придет Кремм Кройх. Придет Кремм Кройх. Он придет… – Голос снова превратился в тихий шепот. Казалось, со старческого лица исчезли морщины и оно обрело какую-то странную красоту. – Призовут Кремм Кройха, и он придет – его призовут… призовут… Но он будет носить другое имя.

Корум был готов заговорить, но предпочел изумленно слушать речитатив старой пророчицы.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

«... – Добро пожаловать на небеса, – приветствовал его ангел и раскрыл толстую книгу в бронзовом пер...
«... Нащупывая каждый шаг, Пол выбрался из песка, обошел опасное место и присоединился к товарищам....
«... – Все неприятности начались недели две назад, – продолжал Конаби. – Я тогда только что закончил...
«... Мысль о жене укрепила решимость Трэвиса. Любовь Леоты со временем превратилась в безразличную т...
Произведения Роберта Шекли по праву входят в золотой фонд фантастики. В эту книгу вошли повести и ра...
«... – Мистер Элрой, теперь я могу открыться. Я, Мерв Даффл, в прямом эфире телешоу „Встреча всей жи...