Машина Шехерезада: шесть историй Шекли Роберт

Она открыла дверь, и он как следует рассмотрел эту маленькую женщину с пушистыми белокурыми волосами. Несмотря на былую красоту, ее лицо уже подернулось пеленой отцветшей молодости, и тут не могла помочь даже косметика. Схватив Джорджа за руку, она затащила его в прихожую.

– Что же ты стоишь? Это твой дом! Входи, Джордж. Входи!

Джордж прошел в гостиную. Он ненавязчиво и осторожно следил за каждым движением хозяйки, пытаясь собрать из крошева впечатлений какую-нибудь понятную и законченную картину. Он был абсолютно уверен, что пришел по месту назначения. Именно тут ему и полагалось быть. Он вернулся домой. В этом Джордж не сомневался ни секунды. Но его сердце замирало от страха и смутного предчувствия неотвратимой беды.

Он понял, что ему предстоит разговор с эмиссаром Серого Ордена. А значит, еще одно задание подходило к концу. Наладив канал связи, он выполнил свою миссию, и теперь ему следовало подумать о возвращении в Главупр. Впереди его ожидали новые опасности, дальняя дорога и казенный дом.

Приятно было вернуться в Главное управление, где посреди большого цветника и кустов роз стоял обелиск, служивший напоминанием о мучениках Девятой звездной экспедиции. В его основании под лепестками цветов угадывалась вязь иероглифов. Отдав салют погибшим героям, Джордж зашагал по усыпанной гравием дорожке, которая петляла между домов. Денек начинался, каких не бывает, но даже при всей своей нереальности он выглядел довольно неплохо. Охранник, которого Джордж встретил в центральном бассейне, направил его в первый приемный покой. Там Джорджа проводили в кабинет, и молодая женщина в униформе Звездного Братства попросила его сесть в кресло, стоявшее рядом со столом.

– Вы только что вернулись, верно?

– Да, только что, – ответил Джордж.

– Вы находились в секторе ФПК, верно?

– Так точно. Мне было поручено проникнуть в Сомнительный квартал.

– И вам это удалось?

– В какой-то мере да. Я выяснил, что состояние замешательства действительно существует. Наши догадки оказались верными.

– Это все, что вы обнаружили?

– Нет, не совсем. Мне удалось внедриться...

– Прошу вас, больше ни слова, – прервала его женщина, властно взмахнув рукой. – Остальное меня не касается. Поберегите свою информацию для Подробного Дебрифинга.

Джордж кивнул, хотя он никогда не слышал ни о чем подобном. Но тревожиться по таким пустякам не стоило. Он снова вернулся в Главное управление – к знакомому цветнику и обелиску среди роз. Разве можно выразить словами, как приятно вернуться домой? Джордж таких слов не находил, и вообще, попав сюда, он еще раз убедился в истине, что по-настоящему хорошо только там, где нас нет. Все это время он отчаянно пытался вспомнить какие-нибудь подробности о Главном управлении, но в голову, как назло, ничего не приходило. Возможно, они вернули его назад слишком быстро: да-да, теперь он вспомнил, что подобные провалы памяти считались обычными среди тех, кто выполнял задания в секторе ФПК. Или он это просто выдумал? Трудно говорить о чем-то наверняка, когда приходится убеждать самого себя.

– На этом мы пока закончим нашу встречу, – сказала женщина в униформе. – Вы можете идти. Отдохните немного, восстановите силы. Ваши апартаменты уже готовы, и мы постарались сохранить там все в неизменном виде. О выполнении задания вы отчитаетесь на дебрифинге, который намечено провести в самое ближайшее время.

– Могу ли я узнать точную дату его проведения? – спросил Джордж.

– Мне о ней, к сожалению, ничего не известно. В данный момент мы перегружены работой. Слишком много важного случилось за последние дни.

– А что именно?

– С этим вопросом вам лучше обратиться в библиотеку. Советую прочитать отчет Службы Информации – там все написано. А теперь я должна проститься с вами. Благодарю за сотрудничество.

Джордж понял, что пора уходить. Он встал и вышел из Главного управления.

Несколько раз мимо него проходили люди, но ему почему-то не хотелось спрашивать у них дорогу в библиотеку. Джордж снова поковырялся в памяти, но, очевидно, все, что касалось Службы Информации, исчезло в одном из провалов. Более того, он не мог вспомнить, где находились его апартаменты. А ведь они где-то были, и сотрудница в униформе сказала, что там ничего не изменилось. Хорошо, что хоть погода не подвела. День выдался прекрасный – не слишком жаркий и не слишком холодный. Мягкий теплый денек, с ярким солнцем за грудой облаков и нежным ветерком, который с воем проносился сквозь арки Главного управления, валя деревья и в без того прилегающем парке.

Джордж шагал мимо больших стволов с широкими кронами и быстро размножавшейся листвой. Интересно, что вначале у него сложилось впечатление, будто листья были зелеными – как всегда. Но потом он понял, что листва лишь казалась зеленой, а на самом деле она самодовольно и крикливо сияла оттенками голубого, оранжевого и сиреневого цветов. Наверное, они сделали какие-то особые посадки, подумал Джордж. Однако он недоумевал, зачем им потребовалось сажать такие лицемерные и крикливые деревья.

Джордж знал, как важны для воспоминаний какие-нибудь зацепки или, говоря по-научному, якоря восприятия. К сожалению, он не знал как следует берегов этой реки и не помнил тех мест, где рыбаки оставляли якоря и лодки. Хотя о таких местах здесь ходило много сплетен и легенд, и он смутно вспоминал об этом, разгребая листву перед глазами и торопливо обшаривая берег в поисках зацепок.

Каждый раз, когда он пытался подойти к воде, рядом что-нибудь происходило. Это начинало раздражать, поскольку Джордж действительно хотел войти в воду. И тогда, впервые за долгое время, его кольнула шальная мысль. Он постарался забыть о ней, но она не уходила. Джорджу начало казаться, что им управляет какая-то сила, и именно она осматривала берег, используя его как обычную ищейку. Конечно, он понимал, что подобное невозможно. Это абсолютно не соответствовало логике и доктрине разума. Как и те цветы у реки, явно вышитые на вельвете золотыми нитками. Причем, заметьте, на измятом вельвете, который я специально для вас помял. А впереди простирался берег. И Джордж пошел туда, не сворачивая ни влево ни вправо. Прямо вперед! И действительно прямо! Он скользнул в воду, стараясь не поднимать ряби, но одна из них все же встала.

Тем не менее приходилось учитывать даже эту маленькую сонную рябь, поскольку именно с таких незначительных и изогнутых сегментов возникали огромные волны, сметавшие с лика земли зеленые леса, большие серые города и задремавшие вулканы. Конечно, для Джорджа такая рябь была простым журчанием, и она не производила на него никакого эффекта. Но на других журчание Джорджа действовало всегда и, что примечательно, всюду.

Однако теперь он мог об этом не думать. Джордж находился в воде. А вы, наверное, знаете, как это здорово плыть на спине и щуриться от отблесков солнечного света. И то был действительно прекрасный момент. Жаль только, что Джорджа в это время мучили колики в животе. Впрочем, такое бывало и не с ним одним. Поэтому он плыл на спине и ждал, когда эта неприятность пройдет сама по себе – или, точнее сказать, выйдет.

Водоем, в котором плавал Джордж, был продолжением узкого и глубокого канала. Между прочим, вода там текла несколько быстрее. Вы когда-нибудь видели, чтобы вода текла несколько быстрее? Но именно так Джордж описывал то, что могло быть выражено другими словами. Он просто не мог ничего с собой поделать. Это рвалось из него наружу. Более того, Джордж лишь следовал той изящной линии, которую описывал сам канал. И все бы кончилось хорошо, если бы кто-то не дышал ему в затылок.

– Кто здесь?

Джордж выгнул шею, пытаясь рассмотреть существо, задавшее этот вопрос. В воде рядом с ним плыла небольшая черепаха – коробчатая черепаха обычного черепашьего вида, самая непримечательная из всех черепах, хотя наверняка нашлись бы люди, которые назвали бы ее панцирной сухопутной черепахой. Джордж выбросил все это из ума, но мысли прилипли к его пальцам, как осенняя паутина, – не совсем бессмысленное легкомысленное осмысление смысла.

– Попридержи коней, приятель, – сказала черепаха. – Ты даже представить себе не можешь, на что похожи твои поганые мысли.

– Откуда вам знать, о чем я думаю? – возмутился Джордж. – И с каких это пор черепахам позволено говорить по-человечески? Здесь вам не легенда о животных и даже не аллегория!

– Забавный ты паренек, Джордж, – сказала черепаха. – Если бы не склонность к монологам, тебе бы не было цены. Неужели ты еще не разглядел наколки на моей спине?

Черепаха развернулась, показывая ему спину. Джордж увидел равносторонний треугольник, составленный из трех тонких линий. Возможно, для черепахи это что-то и означало, но Джордж не собирался принимать на веру мнение какого-то подозрительного земноводного.

– Не валяй дурака, – сказал черепахан. – Тебе от меня так просто не отделаться. Я нарочно показал наколку, чтобы привязать тебя к себе. Потому что теперь, когда ты узнал мою примету, я не позволю тебе уйти. Я не позволю тебе описывать меня!

– А куда вы направляетесь? – спросил Джордж.

Он заметил, что крутые берега как-то уж очень быстро исчезли из виду, и вода, которая минуту назад стремительно мчала его вперед, закружилась теперь в агонии неопределенности.

– Иногда я двигаюсь вперед, – ответил черепахан, – а иногда в сторону.

Поплыв рядом с ним, Джордж убедился в том, что черепахан сказал правду. Узкие протоки пересекали и перекрывали друг друга сложным запутанным узором – причем не просто по разу или по два, но по двенадцать, а то и по четырнадцать раз. Вот почему это длилось так долго. Однако солнечный свет успокаивал. Джордж пока не был готов к переменам или, по крайней мере, к тем переменам, которые набрасываются на вас, когда погода становится решающим фактором.

Между тем проблема вышла в фокус. Фокус у нее не удался – Джордж это понял сразу. Каналы оказались не такими уж и прочными. Более того, тщательный осмотр принес неутешительную оценку, которая, кроме всего прочего, могла стать еще и иллюзорной. От него требовалось только одно – следовать за ходом событий. А кому из нас не хотелось порою того же? Особенно когда рядом бубнил голос зеленой черепахи безумия и мы предпринимали обходной маневр, отмечавший лобовую атаку проблемы. Это ужасное путешествие начинало затягиваться; ресурсы подходили к концу; рядом плавал наглый черепахан, и Джордж все чаще задумывался о жестокой судьбе, которая увела его от водоема в большом городском сквере, где он работал с сотней других людей под жарким солнцем Вавилона.

Ситуация казалась безвыходной. И даже внезапно возникший мешочек с диалогом почти ничем не помог. Наоборот, в его появлении было что-то ужасное и зловещее, поскольку он приплыл к Джорджу в яркой полосатой коробке.

По прошлому опыту, который он не собирался увековечивать, Джордж относился к коробкам очень настороженно.

– Все это туфта! – сказал мешочек с диалогом, выбираясь из коробки и стряхивая с себя капельки непристойных слов.

– Вот уж чего не знал, того не знал, – признался Джордж.

– Ты в этом уверен? – подозрительно спросил словесный мешочек.

– Я уверен только в том, что вы появились здесь слишком внезапно, – сказал Джордж. – Стоило нам подумать о решительных действиях, как тут же возникаете вы и начинаете, извините за выражение, возникать.

– Смотрите, кто заговорил о выражениях! – воскликнул словесный мешок. – Парень, тебе нужна помощь. Ты в это врубаешься или нет?

– Кстати, по поводу вашего вопроса... Что тут происходит? – спросил Джордж.

– Я рад, что ты интересуешься такими вещами, – сказал мешочек с диалогом, и его маленький рот, похожий на бутон розы, изогнулся вверх по уголкам. – Фактически это мы и должны узнать. А ну тихо, парень! Ты ничего не слышишь?

Джордж прислушался и уловил какой-то шлепающий звук, как из той метафоры, которую второпях отлили в кузнице лексикографа. Звук дождя. Вот же черт! В довершение всего ему опять предстояло обмочиться.

– И именно в такой момент, – добавил словесный мешок, пытаясь скрыть отвращение, которое он питал к происходившему.

Прямо перед ними возвышалось кирпичное шестиэтажное строение внушительных форм и размеров. Такой внушительной и шестиэтажной могла быть только библиотека, в этом Джордж не сомневался. Все окна на ее фасаде были заколочены фанерой – вернее, чем-то похожим на фанеру, но более низкого качества. Тем не менее этот прозрачный и хрупкий материал защищал зевак и таких случайных проплывавших, как Джордж, от летевших во все стороны булыжников и осколков породы. Там, внутри здания, выступая над крышей и выпирая с боков, располагался колоссальный остов молота, к которому тянулись стальные тросы. Подобные хитроумные приспособления обычно назывались гидравлическими – не потому, что ими двигала вода (хотя в каком-то глубоком смысле так оно и было), но потому, что из кессонов этой чудовищной машины, мерцавшей клапанами поршней и долбившей гранит науки, исходил лишь пар и запах сгоревшей смазки.

Так и не разгадав назначения молота, Джордж мысленно покачал головой. Головка массивного пробойника медленно поднималась вверх, затем стремительно опускалась вниз, скрываясь в глубинах скважины. Молодая женщина в кепке, из-под краев которой вились волосы, заплетенные в белокурые косички, сделала паузу и вознамерилась обратиться к нему.

– Эй, ты!

Она все же исполнила свое намерение.

– Вы это мне? – спросил Джордж, демонстрируя тем самым первую часть многословия.

– Да, тебе. Ты не хочешь отойти отсюда на пару шагов?

– Конечно, хочу, – ответил Джордж, источая из себя уступчивость и слащавые улыбки. – Но сначала вы должны мне кое-что сказать. Зачем вам нужна эта штука, которая снует как гидравлический молот?

Блондинка с косичками и кепкой улыбнулась, уловив классически риторический и идиосинкразический намек, заложенный в предпосылку. Ее молот напрасно наносил удары, поскольку предпосылка не уступала в ловкости юркой ласке, а вы, наверное, знаете, что лаской можно добиться всего, что угодно. Но давайте не будем перебрасываться засаленными и заезженными образами – особенно там, где мы можем по-хорошему договориться и тайком связать слово за слово, если они подходят друг другу. А если при этом еще спрятать все концы в воду и сделать вид, будто ничего не произошло... Что?

– Я сказал, заткнись! – закричал Джордж.

– Прости, я опять увлекся, – смущенно ответил словесный мешок.

– Куда подевался гидравлический молот?

– С ним, кажется, что-то случилось, – сказала блондинка в кепке.

– Лучше не начинайте этого со мной, – предупредил ее Джордж. – Всем стоять на месте, или я буду стрелять.

– Из чего? – спросила одетая в кепку леди.

Ее вопрос эхом повторили словесный мешок и черепахан, который неожиданно вернулся из своего небытия.

– Нельзя остановить то, чему суждено произойти, – сказала мудрая черепаха. – И тебя не избавит от этого даже твоя борьба.

– Знаешь, я давно хотела тебе кое-что рассказать, – смущенно произнесла белокурая леди. – Ты, конечно, меня не знаешь, но я о тебе достаточно наслышана.

– На самом деле? – спросил Джордж, которому это показалось удивительным.

– Надеюсь, ты готов сделать кое-какую мелочь для всей нашей компании, – сказала она.

– Эй, подождите минуту. Я для этого не готов.

– Джордж, тебя когда-нибудь учили принимать на себя ответственность?

– Нет, черт возьми! Меня этому никогда не учили!

Из-под купола посыпались полчища объяснений. Они были одеты в красное трико и ловко сплетались друг с другом. Эти гибкие эквилибристы казались уверенными и непоколебимыми, но на самом деле выглядели бледно и неубедительно.

Впрочем, ситуация зашла слишком далеко. Я даже не знаю, кто бы выдержал такое. Черт! Куда же подевался кончик этой мысли? Через какую дыру вытекал сюжет? Неужели Джордж действительно менялся, превращался и трансформировался во что-то другое? И что, в конце концов, означали его коробки?

– Полегче, приятель. Успокойся, – шептал словесный мешок.

Он поддерживал Джорджа обоими плечами. Твердо, но мягко.

– Да полегче, ты, здоровый бугай, – закричал он в конце концов. – Я тебе что – подушка?

Джордж застонал и сжал ладонями голову. Она затрещала от боли. Он подозревал, что это была голова какого-то другого человека. Во всяком случае, раньше он таких головных болей не испытывал и, надо признаться, даже не знал, может ли их испытывать вообще.

Все более испарявшееся равновесие перекосилось в сторону и грозно закачалось в предвестии дурных намерений.

– Да не склоняйся ты так! Не напирай! – кряхтел, задыхаясь, словесный мешок.

Джордж действительно нарушал все правила склонения на предметы сцены. Тем более что они в этом месте были особенно хрупкими и чувствительными, поскольку, по закону братьев Гримм, помрачение возникает экспоненциально исчезающей ясности. В тот же миг огромный гидравлический молот начал подниматься вверх. Из-под приборной панели послышались приглушенные взрывы маниакального смеха. Динамики дрожали и захлебывались от неотвратимого рока.

Блондинка в кепке – или, судя по ее виду, девушка – первой заметила опасность.

– Он сейчас взорвется! – закричала она. – Мне надо добраться до выпускного вентиля, который должен торчать где-то в этом месте!

И тогда воздалось ей по речам ее. И изверглись из приборной панели голубые струи молний, и женщина сия с визгом и криками пала на спину свою.

– Этот факельщик кроет факсом по всей фактории! – завопил словесный мешок, нанизывая слова в бессмысленную фразу. – Факт! Факт! Факт!

Тем временем Джордж, цепляясь за перила и пуговицы, понемногу приходил в себя. Ему удалось задержать предшествующее падение, но то ли из жалости, то ли по недомыслию он не удосужился посадить его в тюрьму. Эта оплошность тут же дала себя знать и начала истекать значительными событиями.

Бросив быстрый взгляд в сторону, Джордж увидел на своем плече черепаху. По татуировке на панцире он едва не принял ее за шустрого черепахана, но потом вдруг понял, что такой треугольник могло нацарапать себе любое земноводное. А вы думали, что он какой-то простак? Вы думали, он будет потворствовать претензиям болтливых животных и выслушивать бред словесных мешков?

Теплый дождь и холодный ветер хлестали в лицо и пытались вырвать опору из рук. Джордж вдвое усилил свою хватку. Вода начала выделывать мерзкие трюки – она то низвергалась водопадом, то капала, то вновь сочилась тонкой струей. Остальные махали ему руками и кричали о каком-то конце.

– Конец! – вопили они. – Держи конец!

Рядом с ним упала длинная веревка. Но ведь речь могла идти и о той штуке, за которую он держался. В отчаянии Джордж начал хвататься то за одно, то за другое. Конец... Что же они имели в виду?

– Принять швартовы!

Услышав это, Джордж уловил движение судна. Через миг он понял, что ему необходимо попасть на корабль. Джордж еще раз подумал о конце. Он бросил на него последний взгляд, фиксируя в памяти и без того знакомые детали, а потом позволил воспоминанию о гейзере присоединиться к тому, что уже, в метафорическом смысле, истекло на седые гребни волн прекрасного моря.

– Принять...

– Да, да, – раздраженно сказал Джордж и накинул петлю крепежного конца на причальную тумбу. В тот же миг движение корабля замедлилось.

– Прекрасно сделано, сэр! – сказал представительный мужчина.

Этот доселе незнакомый тип вышел из небольшой кабины, которая располагалась на верхней палубе чуть ниже белых парусов, надутых, извините за выражение, ветром. Лицо мужчины напоминало перезревшую грушу с густыми бакенбардами и множеством игривых смешинок, которые прятались за его высокомерным видом. Он был одет в голубой китель с золотой тесьмой и серебряными пуговицами и, представьте себе, носил на голове накладку или парик, а возможно, и то и другое сразу. Наряд довершали треуголка и замшевые панталоны, которые показались Джорджу подозрительно чистыми и белыми.

– Кто вы? – спросил он.

– Я Ролло – веселый капитан со «Слюнявчика». Неужели не помните? «Привез груз из Иокогам, ничего тебе не дам». Недавно отмечен в морских депешах за успешный перехват арбузов и двух французов. Конечно, теперь я покончил с этими глупостями и стал серьезным морским волком – особенно после того, как Джулия начала травить меня своими претензиями, краснорожим попугаем и парочкой борзых. Но тише! Я слышу ее шаги!

На самом деле этот капитан со «Слюнявчика» не мог слышать никаких шагов, потому что их звук возник только после того, как он закончил свою речь. Сначала скрипнула дверь, и, судя по тому, как она скрипнула, кто-то открыл ее настежь. Затем в проеме появилась женщина, белокурая и полногрудая, не первой молодости, но еще и не тронутая плесенью. Ее притягательную фигуру облегало платье с оттенками персика и апельсина. В шелковистые волосы были вплетены темно-синие ленты.

– Эй, парни, кто-нибудь хочет полюбезничать с дамой? – спросила она, и Джордж мгновенно понял, что по какой-то необъяснимой причине судьба столкнула его лицом к лицу со знаменитой и незабвенной Мэй Уэст.

– Мисс Уэст! Как вы здесь оказались?

– Так же, как и ты, глупенький мой. Меня призвали на службу. Но к чему все эти сентиментальные вопросы? Нормальные люди действуют, а не болтают языком. Вопросы с «как» и «почему» – это дурная привычка, от которой тебе пора избавляться, малыш.

Капитан Ролло засмеялся:

– Она восхитительна, правда? Нам просто повезло, что мы взяли ее на борт в Японии.

– А что вы делали в Японии, мисс Уэст? – спросил Джордж.

– Ты когда-нибудь слышал о Шанхайской Лилии? – ответила она вопросом на вопрос.

– Не думаю, что нам надо касаться этой темы прямо сейчас, – сказал капитан.

– Ах, ты так не думаешь? – сердито вскричала мисс Уэст. – А кто ты такой, черт тебя подери?

– Я капитан «Слюнявчика», – ответил Ролло.

– И это с именем Ролло? Не смеши меня, дорогуша!

– Дорогие друзья, – вмешался Джордж, – я смотрю, тут недалеко и до потасовки. Может быть, мы лучше попьем чайку?

Его уловка была исполнена самых лучших побуждений, и все присутствовавшие восприняли ее с должным пониманием, в том числе и экипаж авианосца «Слюнявчик», образовавший вдоль бортов две длинные шеренги. Суровые лица лучились загаром южных широт: длинные косы по такому случаю были смазаны дегтем (а надо сказать, что парики в этом женском коллективе не носили из принципа).

Джордж не поленился рассмотреть океан. Как он и подозревал, тот показался картонным. Кто-то раскрасил его в цвета моря небрежными и неровными мазками. Так вот, значит, что они пытались всучить ему под шумок! Он потянулся рукой к тревожному звонку, но маленькая кнопка видоизменилась в клапан давления, а затем в какую-то трубку из мягкого металла. Джордж так и не узнал, во что же наконец превратилась эта штука, потому что капитан Ролло прихлопнул ее рукой, прежде чем она окончательно сформировалась.

– Зачем поднимать лишний шум? – сказал капитан. – Мы прекрасно можем разобраться между собой. Мисс Уэст, могу я узнать, в конце концов, что вы сделали с Джулией?

– Забудь о ней, – ответила Мэй. – Ее сбросили в прикуп на одной из предыдущих встреч. Неужели ты забыл, мой храбрый моряк?

– Вот так всегда! Не посоветуются со мной, натворят глупостей, а потом кричат, что у них не пошел сюжет. Как будто у меня нет других проблем! Я вам еще не говорил о своей подагре? И о своих язвах тоже? И о шпагах? Неужели я не рассказывал вам о ручных обезьянах и о том, как странно они выражают свою благодарность? Тогда, может быть, мне лучше объяснить вам главную линию нашей политики и тот неверный поворот, который мы сделали в Пиренеях?

Внезапно раздался приглушенный выстрел, и моментом позже в нос «Слюнявчика» вонзилось пушечное ядро.

– Круто! – похвалил капитан. – Стоило нам взяться за дело, как кто-то уже пошел в атаку. Вы только посмотрите на моих парней у нок-реи! До них уже дошло!

Четверка парней, известных как доходяги Ролло, ловко забрались на снасти и побежали вверх по веревкам, канатам и фалам, по шкотам, шнуркам и лентам печатной машинки, по голубиным перьям, тополиному пуху и прочей ерунде, которая порой почти не касалась рангоутов корабля. Шкоты еще не высохли после дождя, и поэтому парни какое-то время бездельничали у смотровой корзины. Для забавы они принялись окликать друг друга фальцетом, а затем их голоса перешли на пронзительный писк и достигли верхней точки. Но четверка дозорных не пожелала останавливаться на этом. Они продолжали карабкаться вверх, поднимаясь в воздух по невидимым вантам, пока наконец не исчезли в ближайшей куче кучевых облаков.

– Не слишком ли высоко для простых дозорных? – язвительно поинтересовался Джордж. – Может быть, они спустятся теперь к народу и расскажут нам, что к чему?

– Полагаю, вы хотите узнать, есть ли у нас какой-нибудь шанс на спасение? – спросил капитан.

Джордж пока об этом не думал, но всему наступает свой черед; и он не желал упускать такую возможность – возможность узнать что-нибудь похожее на то, о чем говорил капитан. Вот почему он вытащил из портсигара сигарету, отхлебнул крепкий, но мягкий напиток из квадратной темной бутылки, которой довелось стать простодушным автором многих из его бед, а также бед его верного друга, словесного мешка, и, прочистив горло, хрипло сказал:

– Вам лучше найти для всего этого какое-то разумное объяснение.

– Мне нравится ваша глупость, Джордж, – с веселым смехом призналась мисс Уэст.

– Упрям, как всегда, – фыркнул ей в ответ капитан.

– Думаю, мы могли бы перекинуться в картишки, – предложила их дама.

– У нас не хватает людей для партии, – ответил Джордж, еще не решив, нравится ли ему такое предложение.

Но, как обычно, он сказал не те слова, и в мгновение ока, в краткий миг между одним процентом вдоха и следующим, на юте появилась шумная компания людей из разных стран и далеких времен: между ними даже затесался мужичок, подозрительно похожий на Сократа, хотя и остальные выглядели такими историческими знаменитостями, как, например, Иван Грозный, Бела Лугоси[11], Зазу Питц – и вплоть до того момента, когда у вас уже опускались руки, поскольку они понятия не имели о чувстве меры.

– Ты хочешь сказать, что они удрали? – гневно спросил генерал Цефалио Вегас у своего помощника, симпатичного, но безответственного дона Хорхе де лас Агвиларс де Оро де Сан Висенте и Сан Хуан, известного среди друзей как Джордж, и это американское упрощение применялось лишь потому, что Хорхе два года обучался в Принстоне, в институте Продвинутых исследований, где он специализировался по темам, связанным с жестокостью интеллекта великого древнего ацтекского мыслителя Хулио Сифуэнтеса – древнего вождя, свергнутого в свои последние дни волной революционного мятежа и тем самым низринутого на ту свалку исторических отбросов, которая находится чуть дальше Метаморов.

– Я хочу сказать, Твое Превосходительство, что им удалось убежать.

Такое обращение Хорхе или Джорджа объяснялось тем, что Цефалио был ему давним другом – с тех самых дней, когда они мальчишками бегали по Санта-Флоре де лас Зверес; в те годы, когда посвящение в общество коробок казалось им высшей целью жизни. Ах, молодость, молодость! Тем не менее он знал, что его длительное знакомство с Цефалио не имело теперь былой цены и особенно в данный момент, когда на карту было поставлено почти все – ранчо, белокурая женщина с севера, маленькое английское судно, стоявшее на якоре в гавани, и, наконец, массивное строение Бастилии, перенесенное за большие деньги из самого Парижа, – вот что сейчас решало ход событий.

– Здесь нет ничьей вины, – добавил Джордж. – Думаю, ты понимаешь, что стечение обстоятельств, которые послужили причиной их бегства, возможно и вероятно, никогда не стекалось прежде и, по-видимому, никогда не стечется вновь.

– Как же мне это узнать наверняка? – спросил Цефалио, царственно опускаясь в тростниковое кресло – красивый и гордый южанин в большой шляпе и с неизменной черной сигарой в зубах под летним солнцем в пыльном глинобитном городишке Мексики, которой еще лишь предстояло появиться на свет и помочь нам вырваться из оков реальности, если только у нас хватит для этого сил. – Как ты думаешь, они далеко успели уйти?

– Я полагаю, они теперь уже на полпути к Гакаллиону.

– А ты учел бандитские нападения на железной дороге в провинциальном городе Сан Хуан де лас Фруктофрескас?

– Да, я принял это в расчет, когда делал свои вычисления, – ответил Джордж. – Но если они на полпути к Гакаллиону, то их отряд сейчас находится где-то в середине ущелья Сломанной спины в провинции Слерамио.

– Если только они не выбрали более нормальный путь через джунгли, – резко ответил Цефалио.

– Они там не пойдут, Твое Превосходительство. Ты хочешь спросить, откуда я это знаю? Да потому что Стобридж, их предводитель, считает себя умнее меня. Эту иллюзию он питает с тех дней, когда мы оба учились в Итоне. Но, поскольку я знаю об этом, мне нетрудно понять, что он не воспринимает меня как соперника и не находит нужным придумывать планы, которые бы я действительно не мог разгадать. Вот почему теперь, после того как мы просчитали каждый его шаг, нам требуется лишь предпринять соответствующие действия.

– Соответствующие действия! – задумчиво повторил Цефалио. – Если бы мы только знали, что это такое!

Долгое время генерал смотрел на верного друга немигающим взором. На мгновение он снова стал старым Цефалио, которого Джордж знал столько лет – до того, как солнечный свет и ночная мгла раскололи между ними небесное царство и когда в мире еще был мир. Но потом глаза Цефалио снова заморгали; маленькие шторки из угриной кожи задвигались вверх и вниз, сверкая чужеземным лаком; и генерал, смахнув скупую слезу, взмахнул недрогнувшей рукой. В тот же миг солдат, невидимо стоявший на страже, выпрыгнул перед ним, с усами и всем прочим.

– Да, мой генерал? – сказал он, отдавая честь.

Однако Джордж был сыт по горло этими извращениями. Он отмел Цефалио прочь, опознав в нем еще одно из тех ложных воспоминаний, которое ему имплантировали в голову, чтобы свести с ума. Но доктор Азов и его зловещие помощники с бледными лицами выполнили свою работу недостаточно умело. Тот, кто всматривался в глубь явлений, без труда замечал края внедрений в зоне психомоторных воспоминаний, а Джордж, как лучший из операторов Серого Корпуса, считался экспертом по психам и моторам. Только так можно было противостоять врагу, который, овладев нашими землями, женщинами и рабочими местами, пытался теперь аннулировать наши души и превратить цвет нации в недееспособных идиотов. Но, несмотря ни на что, человек все же мог обнаружить края искусственной памяти; он мог отодрать эту неровную заплатку, прижать свой глаз к маленькой щелочке и заглянуть в колдовской котел творения, в тот темный центр, из которого происходило все. Хотя многие от этого сходили с ума.

Капитан, поймав его за таким недостойным занятием, тактично прочистил горло. Джордж быстро отпрянул от щелки и сделал вид, что ничего не случилось.

– Вы что-то хотели?..

– Напомнить вам о правилах приличия.

– Продолжайте, – сказал Джордж.

– Только не в присутствии дам, – ответил капитан.

– Вы не можете сказать мне ничего такого, о чем бы я уже не знала, – заявила мисс Уэст, и ее безмятежность превратила эти слова в легкую и светлую шутку.

– Продолжайте, если вы мужчина, – настаивал Джордж. – Почему вы вдруг остановились?

– Между прочим, мы вам не обещали, что поплывем дальше, – огрызнулся капитан. – Захотели, вот и остановились! Ясно?

– Конечно, нет. Но я не собираюсь вводить вас в затруднительное положение – особенно мисс Уэст.

– Вот видите, – сказал капитан, обращаясь к Мэй, – он не собирается вводить вас в положение. Однако он и пальцем не шевельнет для того, чтобы поддержать наш сюжет в такую богом данную минуту, когда мы наконец собрались все вместе – вы, я, Джордж и наша команда с косичками и ленточками. Опомнитесь, мой друг! Это здесь настоящая стрельба и тяжелая упорная работа! Это здесь вас ожидают подвиги и великие свершения! Мы могли бы поручить вам что-нибудь действительно серьезное – например, сосчитать каждую заклепку в этом картонном море. Так нет же! Вы задумали сойти на сушу! Вы решили уйти от борьбы и опустить свои два цента в то место, которое вам не принадлежит!

– Капитан, я попросил бы вас держать себя в руках...

Однако уговоры уже не помогали. Кожа на лице капитана покраснела. В его черных как смоль волосах появились перья, нос вырос и загнулся крючком. На бронзовой груди возник ритуальный рисунок Большой Коробки. Осмотрев себя с головы до пят, Ролло горько воскликнул:

– Что же вы с нами делаете, Джордж? Нет! Только не это!

Глубоко вздохнув, он собрал всю силу своей воли и внезапно исчез. Он исчез, как луч света. Как крик «эй, бампабомпо», который замолкает, едва вы его услышите. И именно так пронеслась эта неделя для Джорджа. Хотя ему было в принципе все равно.

– Вы следующая, мисс, – сказал Джордж.

– Да брось ты эти глупости, – хихикнула Мэй. – Давай лучше как следует повеселимся.

– Нет, – ответил Джордж. – Не время для веселья. Страх – вот горький плод отчаяния. Волны не знают о том, что скрыто в глубинах. И в такое время, как это, нам следует забыть...

Мэй сделала брезгливый жест – вернее, брезгливенький жестик. Этого было достаточно. Она испарилась. Она исчезла, чтобы воссоединиться с капитаном, или, что более вероятно, уйти в ту огромную страну возможностей, куда удаляются герои пьес, когда мы расходимся от сцены.

– Наконец-то я от них отделался, – сказал себе Джордж.

– Мог бы и нам кое-что объяснить, – проворчал словесный мешок.

– Черт, ты по-прежнему здесь? – спросил Джордж.

– Тебе лучше в это поверить, приятель, – ответил словесный мешок.

– И я тоже по-прежнему здесь, – добавил черепахан.

– Но где мы находимся? – поинтересовался мешочек.

– Мне кажется, это авианосец «Слюнявчик», – сказал Джордж.

– Неплохая попытка, Джордж, – похвалил черепахан. – Однако ты стартовал немного поздно. Лавина уже пронеслась. Я, конечно, извиняюсь, но прошлого не вернешь. И «Слюнявчик», во всей своей неисполненной славе, ушел в небытие.

– Тогда где же мы сейчас? – спросил Джордж.

– Мне очень не хочется говорить ему это, но похоже, что мы нигде, – шепнул черепахан словесному мешку, и тот повторил фразу вслух – буквально слово в слово.

– Нигде? – изумленно переспросил Джордж.

– Нигде, – подтвердил черепахан с тем самым невозмутимым видом, который так типичен для взрослых особей его вида; а ведь он, между прочим, уже подбирался к семи годам.

В лесу наступал вечер – один из тех чудесных тихих вечеров, когда хвойные деревья примеряют шляпки облаков, а маленькие кусты роняют алые слезинки ягод, сожалея о том, что такой прекрасный день уже не повторится. Шагая по едва заметной тропе, Джордж наслаждался красотами природы, однако его восторг все больше пригибался к земле под тяжестью черепахи, которая висела у него на спине. Словесный мешочек вел себя скромнее. Он уместился в одном из больших карманов куртки и спокойно дремал. Но черепахан, будучи криминальным авторитетом, обладал солидным весом. И, когда он начал петь, Джорджу стало вообще невмоготу.

– Я бы просил, – сказал Джордж.

– Что-что? Не понял? – спросил черепахан.

– Вы не могли бы воздержаться от пения?

– Хочешь сказать, что тебе не нравится моя песня?

– Она меня тревожит, – ответил Джордж.

– Хм-м, а я ведь выбрал самую задушевную, – обиженно произнес черепахан. – Эй, мешок! А ты что скажешь? Тебя тут тоже что-то тревожит?

Словесный мешок осторожно выполз из кармана Джорджа и свесил вниз свои крохотные лексикографические ножки.

– Я не знаю, где мы сейчас находимся, – сказал он. – Поэтому какая-то доля тревоги, конечно же, есть. Но меня успокаивает окружающее нас великолепие, которое нескоро забудется усталому путнику. Как вам такой ответ?

– Неужели вас даже не интересует, где вы находитесь? – возмутился Джордж.

– А что тут такого интересного? – недоуменно спросил черепахан. – Я сижу на твоей спине, а мешочек торчит в твоем кармане.

Мешочек действительно торчал. От него немного попахивало таблетками и эфиром.

– Куда же нам в таком случае идти?

– Давай не будем тревожиться об этом, – успокоил его черепахан. – Просто шагай себе по этой дорожке и шагай.

– По какой дорожке?

– А ты сделай ее, тогда увидишь.

Джордж не хотел подчиняться приказам какой-то черепахи – тем более что она могла оказаться панцирной и сухопутной. От такой мысли у него даже мурашки побежали по коже. На всякий случай он сошел с дороги, на которую его вывел черепахан, и, надо сказать, сошел вовремя. В тот же самый миг мимо него с ревом пронесся большой грузовик с огромными колесами, который выскочил из каких-то внутренних потаенных уголков леса и помчался к каким-то внешним потаенным уголкам.

– Это еще что такое? – воскликнул Джордж.

Грузовик с водителем в ковбойской шляпе лихо развернулся вокруг молоденькой сосны и вновь направился к Джорджу. Мотор взревел, к его грозному рыку прибавилось сиплое сопение, которое могло исходить только из камеры карбюратора, и Джордж понял, что все это не к добру. Особенно ему не понравился сам грузовик. Огромную квадратную кабину украшала психоделическая живопись, выполненная в манере дневного глюка – а между тем мода на такие вещи прошла уже давным-давно. Он встал на дыбы или, лучше сказать, припарковался на поляне, порыкивая мотором, сморкаясь серым дымом из широких выхлопных труб и посвистывая клапаном радиатора.

– Я думаю, тебе стоило бы поговорить с ним, – предложил словесный мешок. – Во всяком случае, ты не развалишься, если скажешь ему пару ласковых слов. Сделай первый шаг, а мы посмотрим, что у тебя выйдет.

– Лично я больше не буду смотреть на то, что из него выйдет, – сказал черепахан, брезгливо поморщившись. – Мне уже надоели ваши детские забавы и всякие там неожиданности.

Грузовик подъехал ближе, и Джордж заметил женщину, которая сидела рядом с водителем. Ее густые рыжие волосы ниспадали на плечи как заросли плюща; непослушные локоны завивались в маленькие кольца и спирали, сквозь которые тускло поблескивали проницательные глаза. Грузовик начал останавливаться, потом полностью остановился и наконец замер на месте. Джордж сжал зубы, сдерживая подступившую дрожь. Ситуация выглядела опасной – особенно когда мужчина вытащил из кобуры револьвер, сделанный из крепкого орешника и вороненой стали, а затем жестом велел женщине выйти из кабины.

Джордж хотел выбежать из кустов и представиться этой милой паре, но что-то заставило его изменить свое решение. Очевидно, не последнюю роль здесь сыграли бархатные тени леса, спокойствие дня, нежный ветерок и белки, участливо кивавшие с макушек деревьев. Вспомнив, что за показ денег не берут, Джордж решил немного понаблюдать.

– Я тоже хочу посмотреть, – сказал словесный мешок и начал карабкаться на панцирь черепахи.

А что ему еще оставалось делать, если остальные не додумались поддержать его маленькую подушечку, которая, в сущности, тоже была мешочком – пусть для бобов, но зато расшитым цветными нитками?

– А сейчас я вот что тебе покажу, – сказал похожий на ковбоя тип своей рыжеволосой подружке. – Я покажу тебе, как надо защищаться. Ты же знаешь, как я тревожусь за тебя. Ты знаешь, как мне тяжело оставлять свою крошку в маленьком домике посреди дикой прерии, где на сотни миль лишь трава да унылый ветер, где за целый век не увидишь ни одной живой души, где ты остаешься одна, без оружия, с одним лишь зубчатым гребнем прекрасной старинной работы, и никто тебя не защитит, если что-нибудь произойдет, стрясется или смахнется.

– Ах, Люк, – ответила женщина. – Я даже понятия не имела, что ты обо мне так заботишься. Все это время я думала, что ты ценишь меня только за мои языковые навыки – за то, что я стала моноглотом и заслужила среди обитателей наших мест почетную славу непревзойденного таланта.