Десятая жертва Шекли Роберт

36. БУЛОНСКИЙ ЛЕС

Любопытно, как испанский мир продолжает вторгаться в мою жизнь, хотя я уже давно оставил Ибицу. Должно быть, есть что-то в менталитете, что притягивает меня, заставляет разыскивать тоскливый дух древнего испанизма. Страны существуют как модели для нашего разума и дают нам окраску независимо от наших индивидуальных особенностей. Моя связь с Испанией была глубокой, ироничной и такой же обманчивой, как приключения великого Дона Кихота, моего прародителя.

Такие мысли кружились у меня в голове, когда я лежал, брошенный на одну сторону кузова просторной вроде бы экскурсионной машины. Я решил пока притворяться, будто потерял сознание. Сквозь бахрому ресниц сощуренных глаз я мог различить у себя за спиной двух крупных мужчин, которые следили за мной с откидных сиденьев. Отдельно от них рядом с водителем сидел Эстебан. На водителе была шоферская фуражка. Легко заметить, что у южноамериканцев в любых обстоятельствах сохраняется чувство стиля. Конечно, способ, каким они меня похитили, не вписывался даже в длинный ряд моих самых фантастических ассоциаций. И что такое, черт возьми, «Эль Групо Бланко»? А, кстати, чего они хотят от меня?

Двое мужчин на откидных сиденьях тихо переговаривались между собой. Они говорили на языке, которого я никогда не слыхал. Один из них время от времени обращался к Эстебану, и тот отвечал на том же языке. Мне вдруг пришло в голову, что они вовсе и не латины. Их язык показался мне немного похожим на албанский. Или, может, это один из македонских диалектов, которые после Александра Великого остались разбросанными по всем районам, где он прошел.

Мы уже миновали центр Парижа и направлялись к кольцевой дороге, которая окружает город. Потом свернули к Порт де ля Вийет и поехали на запад. Здесь движение стало не таким интенсивным. Мы обогнули северную границу города и свернули на юг мимо Порт Майо, проехали милю или чуть больше и оказались у Порт Дофин. Теперь мы были в Булонском лесу, большом, тщательно ухоженном месте для прогулок в западной части Парижа.

Когда мы катили по тенистым аллеям, я видел немногочисленных проституток, выстроившихся, как на параде, вдоль тротуаров. Они все носили меха и ничего под ними. Мы приблизились к Алле де Лоншан, где слоняются мужчины-проститутки, затем мы пересекли территорию Гоночного клуба Франции, еще немного проехали и остановились прямо за высотами Прэ Катела на заболоченной земле недалеко от озера Инферье. Как говорят, сюда парижские банды притаскивают тела своих жертв.

– Отлично, Хоб, – произнес твердый, с хорошим произношением буквы «Х» голос Эстебана. – Это конец маршрута, как говорите вы, американцы.

Притворяться потерявшим сознание больше не было смысла. Все выглядело так, будто очень скоро меня ждет неотвратимая реальность: Большой Сон, о котором пел Джим Моррисон.

– Пожалуйста, выйдите из машины, – сказал Эстебан.

Я молча подчинился, на этот раз без неумных острот. Меня встревожило, что Эстебан не предупредил, чтобы я не пытался бежать. Вероятно, его не беспокоит, буду я пытаться бежать или нет. У него уже есть план, что со мной делать.

Эстебан и его помощники образовали круг, замкнули меня в нем и повели глубже в лес, где рос кустарник. Стояла ясная ночь. Сквозь ветви я мог видеть над головой Орион. Когда мы шли по газонам, наши ступни издавали высокий чавкающий звук. Один из мужчин был отвратительно простужен. Он без конца сморкался в белый платок. Я не сумел придумать, как мне использовать это преимущество, но, во всяком случае, хотя бы еще не отказался от таких мыслей.

Наконец мы вышли на небольшую поляну. Остановились.

– Теперь давайте поговорим, – предложил Эстебан.

Он сделал жест рукой. Два его помощника чуть попятились. От этого у меня улучшилось настроение. Не то чтобы я и правда поверил в восстановление наших отношений, но определенно начало было положено.

– Друг мой, – проговорил Эстебан, – может, это не самая лучшая идея – искать Алекса.

– Забавно, что это сказали вы. Я как раз начал думать о том же самом, – заметил я.

– Правда?

– Да, я так и эдак прокручивал эту мысль, – подтвердил я. – Алекс – штучка poquito complicado, verdad?[60] Занятие вовсе не в моем вкусе. Я как раз подходил к решению написать, что выхожу из игры, и поехать домой к моим бывшим женам.

– Очень хорошая идея, – согласился Эстебан.

– Он не такой тупой, каким выглядит, – вмешался один из оруженосцев.

Я пропустил его реплику мимо ушей.

– Дело в том, что, если я брошу работу, у меня не хватит денег вернуться домой.

Эстебан уставился на меня. Потом издал короткий то ли рык, то ли смешок.

– Сеньор Дракониан, вы меня удивляете. Неужели вы пытаетесь заставить меня заплатить вам за то, чтобы вы бросили это дело? Я бы скорей подумал, вы будете благодарны, если уйдете отсюда живым.

– Конечно, буду благодарен, – не стал возражать я. – Не поймите меня неправильно. Но, откровенно говоря, я не считал, что вы всерьез собираетесь меня убить.

– Как вы пришли к такому заключению?

– Только по одной причине. «Эль Групо Бланко» не одобрит. Никак не одобрит. Вы же знаете, как часто они меняют свои решения. В данный момент осторожность – приказ дня. Не взбивать волну. Иначе вы поставите под угрозу множество тщательно выношенных планов.

– Что вы знаете об «Эль Групо»? – спросил Эстебан.

– Что я знаю – мое дело. Я не собираюсь открывать то, что знаю, ни вам, ни кому-то еще. Для вас это тоже безопаснее, понимаете.

– У вас против нас много шансов, – пробормотал Эстебан. – Даже не знаю. Наверно, нам все же безопаснее, если вы будете мертвым.

– Вы ошибаетесь. Только по одной причине: убив меня, вы скомпрометируете Хуанито. Инспектор Фошон из полиции Парижа следит за каждым моим шагом. Он держит меня под постоянным наблюдением. Не думайте, что это маленькое похищение прошло незамеченным. Фошон и его люди готовы в любую минуту двинуться по моим следам.

– Однако никто не преследовал нас, – возразил Эстебан, хотя голос его звучал неуверенно. И кто бы мог быть уверен?

– Они не должны буквально висеть у вас на хвосте, – пояснил я. – Насколько я знаю Фошона, он вмонтировал «жучок» в вашу машину, едва только заметил, как разворачиваются события. Он мастер, этот Фошон. Но, по-моему, вы ждали, что во Франции столкнетесь с такими вещами.

Эстебан повернулся к своим помощникам, и они поговорили на языке, которого я не понимал. Слушая более внимательно, я решил, что это не албанский. Для меня он звучал как турецкий, может, азербайджанский. Только потом я узнал, что это был гуарани, основной язык индейцев Парагвая.

– Вы собираетесь прекратить поиски Алекса? – спросил Эстебан.

– Я подумаю. А тем временем перекрестите мою ладонь серебром или бумажными банкнотами, и я постараюсь облегчить вашу участь, когда этот восковой шарик растечется.

– Смешно, – сказал Эстебан. – Вы не в том положении, чтобы выдвигать требования.

– Мне дело представляется по-другому, – настаивал я. – Послушайте, Эстебан, заплатите. Ведь это не ваши деньги. Они принадлежат «Эль Групо Бланко». Там даже не заметят потери нескольких тысяч долларов, если вы проведете их как незначительную трату наличными.

– Нескольких тысяч? Это невозможно. Мы действуем с очень ограниченным бюджетом. Для южноамериканцев ужасно дорого жить в Париже.

– Ладно, это ваши проблемы, – проговорил я. – К черту, ведь я у вас не взятку просил. Делайте что хотите. Но, пожалуйста, поскорей кончайте. Фошона, наверно, уже тошнит от лазания по кустам. И у меня есть более важные дела, чем торчать всю ночь с вами в Булонском лесу.

Эстебан провел еще одну краткую конференцию. Потом вытащил бумажник.

– Я дам вам десять тысяч франков, но вы должны прекратить поиски Алекса, – поставил он условие.

Я взял деньги и сунул в карман.

– Вообще-то, Эстебан, для вас лучше искать его вместе со мной, чем с кем-то другим. Я ищу Алекса, потому что это моя работа. А кроме того, я его друг и постараюсь сделать, как для него лучше.

– Вы сказали, что перестанете его искать, – почти закричал Эстебан. В его голосе прозвучало искреннее возмущение. Типы, которые похищают людей, трогательно верят, что сами они могут лгать, сколько угодно, а все другие обязаны держать слово.

– Я должен продолжать поиски, но я не буду особенно стараться.

Видимо, Эстебан понял, что встретил равного себе в искусстве напускать туману. Ответный удар оказался слабым.

– Запомните, вас предупреждали. Берегитесь. В следующий раз, когда нам придется говорить с вами, это может быть последний разговор. – Жалкая угроза, но я понял: он пытался спасти лицо.

– Эй, а как насчет того, чтобы отвезти меня в Париж? – закричал я им вслед, когда Эстебан и его друзья направились к машине.

– Поедете назад с вашим другом Фошоном, – ответил Эстебан.

Вскоре я услышал, как заработал мотор и машина отъехала.

Потом раздался треск веток. Из кустов выбрался инспектор Фошон и рядом с ним детектив в штатском.

– Очень хорошо, Об, – сказал Фошон. – Мы не спускаем глаз с этих парней. Но откуда вы узнали, что я совсем близко?

– По правде говоря, я не знал. Однако именно этого желал больше всего на свете, – признался я.

– Приятно, когда мечты сбываются, – согласился Фомон. – Десять тысяч франков можете отдать мне.

– Ну уж бросьте! Чтобы получить их, я прошел через кучу неприятностей!

– Мы вернем их, когда закончится следствие. Марсель, напиши расписку, – распорядился Фошон.

Второй полицейский в штатском, высокий, бледный, постриженный «ежиком», достал из кармана блокнот, что-то нацарапал и вручил листок мне. Я отдал ему деньги. Легко пришли, легко ушли.

37. ЖАН-КЛОД И НАЙДЖЕЛ; ОБ АЛЕКСЕ

Когда я подъехал на «Пежо» Фошона, перед отелем меня ждал Жан-Клод. Пока мы с Фошоном обменивались прощальными любезностями, он из осторожности шагнул в тень.

– Да, инспектор, – сказал я, – большое спасибо, что спасли меня. Вообще-то я держал ситуацию под контролем. Но поддержка со спины всегда приятна.

– Будьте осторожны, Об, – Фошон пожал плечами и состроил гримасу. – По-моему, вы, как говорят у вас в Америке, играете с мечом, подвешенным над головой.

– Да, так мы говорим, правильно, – согласился я. – Наверно, вы хотите, чтобы я через определенное время регулярно сообщал вам все, касающееся Алекса? Что я видел, слышал или сделал.

– Ох нет, – Фошон усмехнулся, хихикнув. – Только будьте осторожны, когда что-то делаете. Вы не жесткий человек, чтобы заниматься преследованием. И этим отличаетесь от нас, для которых это обычная рутина.

– Вы не могли бы сказать, что такое в Алексе привлекло внимание полиции Парижа? – спросил я. – За ним что-то есть, раз его разыскивают?

– Насколько мне известно, ничего нет, – ответил Фомон. – Но, конечно, кто знает, что принесет нам завтра.

И зашагал к машине, насвистывая «У моей блондинки» в собственной неподражаемой манере.

Когда Фошон уехал, Жан-Клод вышел из своего укрытия. Челюсть отвисла, брови взлетели к волосам. Я понимал, что сейчас стану объектом неприятной французской иронии, поэтому опередил его, пожав плечами и предложив:

– Пойдем в номер, выпьем по бокалу вина и обменяемся слухами, не против?

Жан-Клод тоже пожал плечами и вошел следом за мной в отель.

Найджел Уитон уже сидел у меня в номере и угощался здоровой порцией «Хайг энд Хайг», которое я купил в самолете. Найджел любил шутки вроде этой. Он заявлял, что такие проделки и умение открывать замки дают ему практику и держат в форме для более серьезных вещей. В тот вечер он надел свой твидовый пиджак от «Харриса», хлопчатобумажные твилловые офицерские брюки и прекрасно начищенные испанские ботинки.

– Ах, это ты, дорогой мой! Вижу, случилось что-то похуже твоей маленькой прогулки в Гонфлер.

– Об этом мы и должны поговорить.

– Послушай, Об, – начал Жан-Клод, – я пытался предупредить тебя. Я звонил тебе, просил передать, что дело неотложное.

– А потом, когда я перезвонил, тебя не было.

– Я спустился в кафе за пачкой сигарет. Почему ты не позвонил еще раз?

Я не сумел найти убедительную отповедь его словам и решил побаловать себя глотком виски. Налив скотч в стакан для зубной щетки, я с минуту сердито покрутил его и устроил маленький водоворот. Потом попробовал.

– Так-то лучше, – крякнул я и раздражающе закашлялся. Я кашлял, а Жан-Клод хлопал меня по спине.

– Убери свои грязные когти, – прорычал я, – я всегда кашляю, когда пью. Жан-Клод, что за чертовшину ты собирался сказать мне по телефону?

– Я хотел предупредить тебя, чтобы ты не садился в машину ни с какими южноамериканцами.

– И как ты узнал, что меня надо предупредить?

– Вчера после полудня я кое-что обнаружил. Разве нет, Найджел?

– Да, я бы сказал, что ты определенно сделал очень много, – поддержал его Уитон. – У тебя ничего нет пожевать к твоему великолепному виски? Сырные палочки очень бы подошли.

Не понимаю, что происходит в Париже. Никто палец о палец не ударит без того, чтобы не напихать в себя еду.

– Послушай, – сказал я, – сырными палочками у меня и не пахнет. Жан-Клод, почему бы тебе не позвонить в «Ле Цинк» на этой же улице и не попросить их прислать нам сандвичи.

– Французские кафе не занимаются доставкой еды на дом! – Жан-Клод смотрел на меня, будто я сошел с ума.

– Однако Мегрэ они обслуживают! – возразил я.

– Ох, не имеет значения, – вмешался Найджел. – Когда-то у тебя был лучший стол на Ибице.

– Это было, когда мне готовила Кэти.

– Как эта девушка стряпала свиные ребрышки по-китайски! – воскликнул Уитон.

Мне не хотелось углубляться в эту тему. Я повернулся к Жан-Клоду.

– Что ты узнал?

– У меня есть друг, – начал Жан-Клод. – Он официант в «Эль Манго Энкантадо» и подслушал разговор группы этих гаучо. Он сказал, что они обсуждали Алекса.

– Что они говорили?

– Он не мог понять. Они говорили на языке, которого мой друг не знает.

– Ему удалось выяснить их отношение к Алексу?

– Да, конечно. Мы обсуждали это. Он считает, что у них неопределенное отношение.

– В этих сведениях столько же смысла, сколько и во всем другом в данном деле.

Я потянулся за сигаретой из пачки Найджела, а потом вспомнил, что бросил курить несколько месяцев, или, вернее, несколько недель назад. Но все равно взял. В данный момент это не имеет значения, потому что мне не верится, будто я так долго проживу, что у меня успеет развиться рак легких.

– У меня для тебя чуть больше информации, – вступил Найджел. – Ты знаешь, что Алекс делал последние несколько лет?

– Продавал подводные поместья во Флориде, так мне представляется.

– И ты совсем не прав. Алекс работал у Аарона, Мерфи, Стейнмеца и Френкена.

– У адвокатов?

– Да, в юридической фирме. Они создавали фонды.

– Создавали фонды? Ты имеешь в виду для политических кампаний и прочего такого?

– Да. Но последний год или два они работали над специальным проектом. Он был связан с недавним разоблачением фондов для Ирана и никарагуанских контрас.

– Мне что, надо вытягивать из тебя по слову? – разозлился я. – Найджел, забудь о драматической подаче своих новостей. Назови мне только факты.

Найджел рассказал, что Алекс оставил Европу лет пять назад. С помощью своей семьи в Вирджинии, уважаемой в обществе, он попал в «Селуин Групп». Эта фирма профессионально занимается созданием фондов. Несколько других групп тоже участвовали в усилиях частных лиц собрать деньги для никарагуанских контрас. Алекс там был самым младшим клерком. По мере того как развивались события, он начал беспокоиться. Ему казалось, что все происходящее выходит за рамки законности.

Потом генеральный прокурор Мис дунул в свисток, правда с опозданием. Сформировали комитеты для расследования, вызывали свидетелей. Свое положение Алекс оценивал весьма критически. Ему все не нравилось с самого начала. Слишком много людей с видом заговорщиков приходило и уходило из офиса. Правда, непосредственный босс Алекса, Том Огден, прямо сказал, что у них все в порядке, концы спрятаны в воду, ни у кого не будет неприятностей. Но потом началось расследование в конгрессе. Попросили дать свидетельские показания Кейси, Норта и Пойндекстера. Кейси получил инсульт и больше не поправился. Макфарлейн попытался совершить самоубийство. Тут Алекс с опозданием понял, что пора спасать собственную шкуру.

Конечно, он выполнял приказы Тома Огдена. У следствия не было ничего, что можно было предъявить ему как обвинение. Ничего, пока свидетельские показания давал Селуин.

Потом Селуин лег в больницу на шунтирование сердца. Он вышел после операции в хорошем состоянии, быстро поправлялся и вдруг три недели спустя умер.

После смерти Селуина все тут же изменилось. У Селуина было много друзей на высоких постах, однако теперь это не улучшало положения Алекса. Комитеты, созданные для расследования, обнаружили законспирированные структуры, получавшие деньги, и теперь искали людей, входивших в них. Алекс почувствовал, что земля начинает гореть под ногами.

Конечно, документы Огдена могли бы полностью очистить Алекса. Но они внезапно перестали поступать. Через свои тайные связи Алекс узнал, что с ними что-то, видимо, делает вдова Селуина. Она предпринимала нужные шаги, чтобы защитить честное имя и значительную пенсию мужа, которую после его смерти выплачивали ей.

«Селуин Групп» распустили. Алекс получил чек с уведомлением об окончании контракта и долго и трудно размышлял, что же делать дальше. Создалась такая ситуация, что если бы комитет пришел к мысли, что надо заслушать Алекса, ему, вероятно, грозило бы уголовное дело. Как юрист он подсчитал, что может получить от двух до пяти лет за преступный сговор и по другим статьям.

Он обсудил положение со своим секретарем. Она работала с ним с самого его прихода в «Селуин Групп» и посоветовала ему исчезнуть из города. Конечно, ничто не предвещало, что комитет обязательно будет его разыскивать. Но, безусловно, им было бы приятнее, если бы он оставался в Вашингтоне. Поэтому ему было лучше уехать сейчас, пока никто им не интересуется, и устроить себе длительный отпуск где-нибудь за границей. К примеру, в Париже.

Алекс решил исчезнуть немедленно. Он полностью очистил свой банковский счет. Денег было немного, потому что правительство наложило арест на его основной счет. У него еще лежали деньги в «Кредит Сюиз», в Парижском отделении банка, но немного, всего несколько сотен долларов. На первое время этого бы хватило. Он подписал доверенность своему секретарю, чтобы она взяла деньги, когда будет снят арест с его счета. И уехал.

Найджел сделал паузу, чтобы снова налить себе виски.

– Откуда ты все это узнал? – спросил я.

– Мне рассказала Ракель. Как ты уже понял, она и есть секретарь Алекса.

– Мне она не говорила об этом, – протянул я.

– Потому что, старина, тебе не хватает интимного подхода. – Найджел выглядел чрезвычайно довольным собой. – В былые дни Кейт часто жаловалась мне.

Я не стал останавливаться на этом.

– Когда Ракель рассказала тебе эту историю?

– Прошлой ночью, когда я заехал к ней в отель, чтобы побеседовать. Она довольно милая малышка.

– Проклятье! – рассердился я. – Ей следовало бы с самого начала все рассказать мне. За какого рода балбеса она меня принимает? По-моему, Ракель и мне лучше сейчас же расчистить завалы.

Я потянулся к телефону.

– Если хочешь позвонить ей в отель, – лениво промурлыкал Найджел, – боюсь, ты ее там не застанешь.

– Где она?

– Я решил, что у меня ей будет уютнее. Ты еще не видел мою берлогу рядом с Пантеоном? Прямо возле Сен-Мишель, дорогое маленькое гнездышко. Она пожаловалась, что, с тех пор как прилетела в Париж, ни разу сносно не ела. И правда, Хоб, ты пренебрегал ею.

С минуту я в ярости таращил на Найджела глаза. Однако потом мне пришлось расхохотаться. Я забыл о тяге женщин к Найджелу. Может, действовал сочный акцент британского высшего класса, или военная выправка, или веселая поглощенность земными заботами. Но как бы то ни было, женщины всегда вешались на Найджела.

– Отлично, Найджел, – сказал я. – Ты хорошо поработал. Но ты не узнал главного, что мне и вправду необходимо знать. А именно, где Алекс теперь?

– Что касается ЭТО, – заговорил Жан-Клод на своем своеобразном английском и с супернадменным видом провел пальцем по усам, – то надеюсь иметь для тебя один ответ за двадцать четыре часа.

– Расскажи, что ты раскопал, – попросил я.

– Но только я имею. Ты же не думать, что я собираюсь говорить тебе имена моих информантов, а?

– Нет, конечно, нет, глупый вопрос. Но, Жан-Клод, это серьезно, или ты снова втираешь мне очки?

– Qu'est-ce que c'est[61] – «втираешь очки»?

– В данном случае это значит говорить неправду и надеяться, что она сойдет за правду.

– Я так не буду делать, – запротестовал Жан-Клод. – Поверь мне, Об. Завтра вечером я смогу отвести тебя к Алексу.

– Прекрасно, – согласился я.

– Конечно, я буду требовать аванс, чтобы позаботиться о моих информантах.

– Мне тоже надо немного денег, Хоб, – вмешался Найджел. – Я почти что обещал Ракель угостить ее лучшим в Париже казулет, ты же знаешь, мясным ассорти с бобами в горшочке.

– Тогда позволь ей заплатить самой.

– Перестань, Хоб, не будь таким. Разреши мне заплатить. А потом добавь это к счету, который ей предъявишь.

С нескрываемым неудовольствием я заплатил им обоим. Мы расстались, подчеркнуто проявляя взаимное уважение, хотя с моей стороны и без особого энтузиазма.

После их ухода я снова позвонил Иветт. Мы договорились встретиться завтра за ленчем. Она тоже могла мне кое-что рассказать. Во всяком случае, меня радовало, что Найджел не увидел ее первым.

Часть VIII