Фрагментация памяти Пояркова Жанна
Гарри поднял бровь, не веря мне ни на грош.
– Грайнд, – он отодвинулся от монитора, показывая картинку, – на сайтах висит и фотография этого парня.
Я с трудом повернул голову и встретился взглядом с оцифрованным собой. Сил на то, чтобы ругаться, у меня уже не осталось, так что я снова уткнулся в подушку. Единственный плюс заключался в том, что хакеры из KIDS вырезали неплохой кадр. Теперь обо мне будут грезить сетевые девочки.
– Что за железо ты спер? – В глазах Гарри искрилось неподдельное любопытство.
– Не твое дело, – прервал расспросы я. – Так почему ты не ушел? Тебя выгнали?
Священник хмыкнул, потянулся, посмотрел в потолок. Серый потолок с подтеками, несколькими сколотыми участками там, куда попали пули, и пятнами краски. Он задрал подбородок и выпустил череду колечек; рука безжизненно упала вдоль тела, не выпуская из пальцев сигарету.
– Помнишь того мужика, которого мы видели в туалете? Он сдох, как я и говорил.
– Ну и что?
Гарри усмехнулся потолку и выпустил еще череду колец. Не знаю, о чем он думает в такие моменты, – словно смотрит в окно, мысленно разговаривая с невидимым слушателем, который понимает его намного лучше, чем окружающие. Шутки в никуда. Дым вылетал изо рта плотной струей, будто вода из шланга поливальной машины. Я вздохнул, потер лоб – донимали воспоминания о «Хайвэе». Меньше всего мне хотелось, чтобы Гарри об этом расспрашивал в своей легкой, неприятной манере свободного психоаналитика. Как раз тогда, когда я так подумал, священник отвел глаза от потолка и резко сел, окончив советоваться с невидимым альтер эго.
– Если говорить кратко, то придурок оказался родственником какой-то шишки. Пришел, чтобы развлечься, и не вернулся. Один из туристов, которые хотят получить море острых ощущений, записать их в книжку и нетронутыми вернуться домой, – Гарри сделал паузу, чтобы выдохнуть забившийся в легкие дым. – Теперь меня ищут. Судя по всему, у них достаточные связи, раз смогли просмотреть записи, вычислить меня и отыскать адрес, а ведь я не зарегистрирован напрямую. Так что я решил, что лучше будет свалить.
Только сейчас заметил, что он принес свою панель для доступа в Сеть, очки, коробку с датчиками, пакет, сквозь тонкий контур которого угадывались платы, переходники, еще какое-то «железо». Не густо, но могло пригодиться. Ни одежды, ни еды, ни денег, я уверен, у него нет.
– Прекрасно. – Я запустил в стену вынутым из ботинка шокером. – За мной гонятся обезумевшие япошки…
– И Кибернетическое Единство, – уточнил Гарри, вставая и начиная ходить по комнате. – Они назначили неплохую награду за тебя. Я думаю даже, не стоит ли мне подзаработать.
– … а ты сообщаешь, что со дня на день сюда могут прийти, чтобы нас выпотрошить, – странно, но у меня хватило самообладания, чтобы проигнорировать его последнюю реплику.
– Симметрия, – пожал плечами Гарри. – Обычная симметрия, чтобы ты не зацикливался на своих проблемах. Считай меня спасителем от одолевающих мыслей о собственной значимости.
Я только хрюкнул. Гарри затушил сигарету, затоптав сморщенным окурком каждую искру. Фотогеничная скотина. Из него надо было делать вирт-звезду. Он умел быть очень убедительным, хотя ни на грош не верил в то, что говорил. Может, именно это и производило такой эффект, потому-то обыватели и покупались на его трюки, ведь в глубине души многим нравится, когда их ставят на второе место, указывают, что нужно делать, не считая достойными думать самостоятельно.
– Нам придется сидеть здесь, пока все не успокоится, – нахмурился я.
Что он ответил, я не помню, потому что внезапно вырубился в беспокойный, нездоровый сон, даже не заметив, как это произошло. Иногда я выныривал из грязной лужи беспамятства и видел Гарри, который то сгибался за рабочей станцией, то что-то прилаживал, то просто сидел, попивая из бутылки последний оставшийся спирт и дымя, как фабричная труба, то рылся в моем кейсе с невозмутимым лицом. Я не понимал, сплю я или нет, но сказать что-нибудь, вырваться из оков дремы до конца и начать протестовать мне не удавалось. Узкая комната, давящие мрачные стены, разбросанные вещи, запах мокрой ткани, грязных ботинок и дыма сигарет Гарри, который становился плотнее и плотнее. К горлу подкатывала тошнота; как бы я ни ложился, мне было неудобно, в какую бы сторону я ни поворачивался, я везде видел одно и то же. Вирт-клипы дрейфовали внутри, вбивая надоевшие до кровавых слез строки, кожа вокруг разъема для нч-инъектора чесалась, хотелось выдрать его с корнем.
– Мост, – сказал Гарри, поправляя очки.
Или мне показалось, что сказал. Мост мчался вперед, облепленный электрическими искрами… К утру я настолько измучился, что отключился. Когда я открыл глаза, первым, что я увидел, был бывший священник, выковыривающий что-то из железной чашки. Пахло горячей химической добавкой к макаронам, хотя на пакетике это обычно называлось «укроп, морковь, специи».
– Так ты не был кошмаром? – Я натянул на лицо одеяло.
– Нет, – безжалостно отмел Гарри, отправив в рот еще одну ложку макарон. – Я узнал, что ты выкинул ту девку из «Хайвэя» в реку, так что ни продать, ни использовать мы ее не сможем. KIDS проследили весь твой путь и выложили кадры на мосту. Или ты сумеешь ее восстановить?
– Я не собираюсь ее восстанавливать.
Священник не стал задавать вопросов, выскребая чашку, потом отложил ложку в сторону. Она противно звякнула, отогнав остатки сна.
– Зря. За этот проект можно было бы выручить кучу денег. Знаешь, я думал о том, как мы можем провести внезапно образовавшееся время, – священник швырнул в меня свой балахон, ухмыляясь во весь рот. – Вставай.
Я встал, потянулся, потер слезящиеся глаза и почему-то обрадовался жизни. За окном плыли похожие на куски рваной марли облака, по прозрачному твердому пластику, который на складе заменял стекла, расплывались мутные капли дождя. Где-то там, далеко, копошились якудза, лоскутные фрики из Кибернетического Единства, а я сидел на верхнем этаже склада, смотрел на верфь, на резко перебирающихся по остову корабля роботов-строителей, почесывал затхлое после ночи в одежде тело и плевал на все их хитрости.
Я открыл дверь, выпустив в коридор облако дыма, потянулся, прошагал по гулко отвечающему на каждое движение проходу к допотопной раковине, отвернул заржавевший кран и наполнил ладони ледяной водой. Огрызок зеркала показал небритый подбородок, торчащие ежиком черные волосы, которые неплохо было бы помыть, воспаленные глаза и ободок разъема за ухом, ближе к затылку. Не хватало только бутылки виски в руке и заспанной проститутки за плечом. Я повернулся в профиль, примеряя на себя личину сетевого хулигана и создателя самого громкого развлекательного проекта.
– Что у тебя за платы в кейсе? – крикнул Гарри.
– Барахло. Самое ценное я выкинул, а остались части: контроллеры, акселераторы, платы сопряжения для работы с разными стандартами передачи, дешифраторы, пара железок для видеосистемы. Ну и программы для управления всем этим, конечно. – Я сполоснул голову холодной водой и вылил на нее склизкий шампунь.
Ветер гудел в подъемнике, тихо шелестели крыльями невидимые птицы, а свет пробивался сквозь наполовину заколоченные железом окна склада, рисуя в воздухе наклонные линии. Зубы начало ломить от холодной воды, но я напористо ерошил волосы, втирая окоченевшими пальцами жидкие пузырьки просроченного шампуня. Он пах лимоном и мятой, как какой-нибудь леденец.
– Ну? – Я стиснул зубы, подставив голову под струю.
Гарри кинул мне полотенце. Кажется, я впервые за долгое время начинал чувствовать себя живым. Полотенце приятно царапало кожу.
– Подразним KIDS?
Я закончил вытираться и повесил влажное полотенце на руку.
– Тебе поздно бояться, Грайнд, – прищурился священник. – Ты теперь хороший товар на нелегальном рынке.
У нас осталось два пакета макарон, бутылка спирта, которую я припас на черный день, полстакана заварки, несколько засохших булочек из фастфуда и невесть как оказавшийся у меня бумажный сверток с травой – фанаты марихуаны выращивали ее дома, потому что около Тиа-Сити все равно ничего не росло. Еда заканчивалась, выходить на улицу опасно – если якудза взялись за дело, то легко вычислят, что я постоянно ошивался по району вместе со священником.
– Что мы можем сделать с KIDS?
Гарри приладил к пистолету глушитель и расхаживал по огромному залу, но птицы прятались в темноте потолка.
– Например, ограбить их. Я хочу в Среду, а сейчас полно времени, чтобы добыть ключи. Ты втянул меня, а я втянул тебя. Круговорот, закон сохранения энергии или даже возмездие, – трудно было понять, шутит он или нет. – А что касается хакеров, так они хотят, чтобы ты вышел на связь. Они всегда так делают – растрезвонят и ждут, что случится. Я думаю, они хотят, чтобы ты дал им материалы по Некро…
Я отвернулся, вернулся в комнату, выбросил мусор, кинул грязную одежду в таз, смел ненужное барахло в угол и вывалил из кейса все, что там лежало. Мне было неприятно говорить о вещах, связанных с королевой «Хайвэя». Это происшествие из тех, когда ты решил ради шутки всех обмануть, а они приняли обман за правду и назвали тебя мастером, так и не обратив внимания на действительно стоящие вещи. Гарри оставил пистолет и вытряхнул свой пакет, начал распутывать провода.
– С япошками сражаться бесполезно, – продолжал он. – Они все равно найдут тебя и выпустят кишки. Вендетта, месть, гири или как там это у них называется… Так что ты должен предложить свои умения кому-то, кто сможет тебя защитить.
Кажется, я сошел со ступени конвейера, чтобы попасть на другой, где надо работать ногами быстрее.
«Grandma, take me home».
После нескольких затяжек стало проще. Мы растянулись на матрасе, Гарри рисовал схемы, подмахивая по ходу дела пошлые рисунки, горло приятно драло от конопляной крошки. Надорванный голос вокалиста со старых записей щекотал позвоночник. Музыке было неимоверное количество лет, а названия групп забылись, но именно поэтому они мне и нравились. В них чувствовалась то неимоверная усталость, то отчаяние, лишенное глянцевой истеричности синтетики. Звучание песен заставляло горло сжиматься – слишком откровенно для Тиа-Сити. Аккорды сочились невероятной реальностью, которой не должно было быть. От песен веяло свободой.
Священник смочил слюной следующий «косяк». Запах травы наполнил комнатушку, теплые петли дымка стягивали спину и оседали внутри.
– Ты используешь старые трюки – и они работают. Почему ты раньше об этом не сказал? Одна твоя система подключения чего стоит, – он пытался что-то внушить, но я просто плыл.
Он наверняка жаждал спросить, почему я не ушел работать в корпорацию или на кого-нибудь еще, кто заплатил бы мне достаточно, чтобы не пришлось трястись над каждым счетом или покупкой пачки хлопьев. Я вдохнул белую струю конопляного дыма и осмотрел все «железо», которое у нас было.
Когда технологии идут вперед, азы зачастую остаются неизменными. Многие вещи, которые кажутся сложными, можно получить, скомбинировав хорошо тебе известные. Да, оно не будет выглядеть так стильно, но оно будет работать не хуже того, что лежит в герметичной упаковке со значком Корпорации. Программисты Сети чаще всего не изобретали принципиально новые подходы, а просто укладывали в контейнеры старые, давая им другие названия и пользуясь быстродействием систем. Пара строк кода являлась всего лишь обращением к нескольким листам отвергнутого – людям лень реформировать все с нуля, поэтому результата все еще часто можно достичь с помощью старого-доброго ассемблера и правильной настройки «железа». Программисты старой закалки часто пытались надуть тех, кто не подозревал, что скрывается под тонкой пленкой внешнего кода. Иногда им это удавалось, иногда нет. Но я не был программистом, не был им и Гарри, хотя он разбирался в устройстве и политике Сети. Зато меня хорошо научили, что может дать машина, даже маломощная, если ее как следует настроить.
Говорят, можно действовать и с другого конца, не работая по правилам Сети, а подчиняя ее себе, но я думаю, это слухи. Психодизайн, управление с помощью мозговых импульсов, вмешательство в работу программы с помощью кодера эмоциональных всплесков – слишком технологично для парня из трущоб. Конечно, иногда я представлял, как изменяю образы Среды по одному мановению руки, но на деле это наверняка оказывалось, словно куча глины, с которой не знаешь, что делать. Я взял барахло Гарри и начал настраивать станцию на параллельный режим выхода в Среду. Все тачки последних моделей работают с процессорной матрицей, потому что ориентированы на игры; на их базе можно построить выход на несколько человек с полностью распараллеленным потоком и возможностью автономно использовать Среду со всеми ее мощностями. Я сам не пробовал, но с теорией был знаком. Через некоторое время станция превратилась в двуглавого монстра, и священник сразу же вышел в Сеть, разыскивая контакты продающих ключи дилеров. На панели мигали огоньки, в голове сталкивались мягкие комья.
– Если бы это было так просто, все давно бы ломали KIDS. – Я свалился на матрас, глядя в спину Гарри.
– Да они и не старались, слишком уж громкая слава. – Пальцы священника бегали по панели, оставляя в Сети след из букв. – Дилеры – мелкие сошки, неудачники, которым вручили пачку ворованных ключей и сказали, что они воюют против системы. Не думаю, что члены KIDS так уж пекутся о каждом оборванце…
– Хакеры легко возьмут нас за задницу, – буркнул я. – К тому же мы все равно ни черта не знаем про сетевые атаки.
– Мы можем попросить кого-нибудь взломать защиту за нас. Например, Мэда – он сделает это просто так, чтобы показать свое превосходство. А если нет, то в Сети полно лузеров, которых нужно только подтолкнуть, наобещав разной ерунды, – священник усмехнулся, перекладывая самокрутку в самый угол рта. – Время подергать за ниточки.
– Нам понадобится еда и датчики для Среды.
– И ускорители… – Гарри был очень доволен собой.
Он встал, некоторое время бродил туда-сюда, а потом остановился и добавил:
– Кстати, я придумал, как нам отсюда выбраться.
Спустя пару часов мы находились на станции «Северный сектор» (в простонародье называемой «Коса») со сделанными из изрисованной упаковки масками на лице и в хламидах, на которые пошли простыни. Обоих слегка вело от конопляного дымка и недосыпа, а может быть, от ощущения странной вседозволенности. Если я и Гарри и походили на последователей Церкви Всеобщего Равенства, то очень слабо, но настолько парадоксальный выход не мог не сработать.
Сработал.
Четыре
Мэда мы никогда не видели. Он был «джокером».
J
O
K
E
R
.
Пять
Один из Детей Икара замер на самом краю обвалившегося завода, встал на носки и протянул руки к небу, пружиня на пальцах ног. Крылья, сложенные за спиной, вряд ли его выдержат. Он отклонился назад, потом разбежался – и нырнул в воздух, пахнущий китайскими закусочными, раздавленными лепестками, пережаренным концентратом и мертвой рекой. Прежде чем удариться об асфальт, самоубийца успел красиво перевернуться.
Раньше они пытались вживить себе механические крылья, потому что использовать простые планеры или антигравитаторы считали ниже своего достоинства, потом перешли на биотехнологии, стараясь вырастить настоящие, но итог всегда был одинаковым. Собственно, он и должен был быть одним и тем же, потому что Дети Икара – это не конструкторское бюро и не лаборатория, а секта, проповедующая красивую смерть. «Ты бросишь вызов солнцу и почувствуешь то, что лишенный крыльев никогда не узнает». Мне трудно представить, что должно случиться, чтобы мне захотелось заплатить жизнью за пять минут полета вниз головой, когда можно включить симулятор, полностью моделирующий ощущение парения. Но желающие никогда не переводились. Думаю, им просто хотелось сдохнуть, и вот это я уже отлично могу понять.
Лысый парень в жеваном черном плаще вздрогнул, когда останки сектанта упали шагах в десяти от него, но почти сразу продолжил рассматривать электрический обрез. Спину парня пересекала надпись «Chaos» – один из банды, контролирующей торговлю Косы. Лавчонки, приземистые ангары, остатки старых фабрик, адаптированных под магазины и притоны или просто догнивающие свой срок, зевы подвалов и светящиеся призывы полулегальных храмов – все это нанизывалось на узкую улицу пестрыми украшениями. Подсвеченные вывески предлагали совсем не то, что владельцы готовы были продать. Незаконная торговля маскировалась развалами обрезков зелени, выращенными в теплицах фруктами, сувенирными лавками, распродажами бэушных комплектующих и, конечно, мастерскими по сбору роботов. Здесь же укрывались бывшие генные специалисты, по разным причинам не способные больше работать на Корпорацию. У них всегда были клиенты – в мире много желающих стать сверхчеловеком.
– Эй! – окликнул нас звонкий женский голос. – Снимайте маски и штаны, посмотрим, чем вас наделил ваш бог!
Девица была симпатичной. Она прислонилась к облупившейся двери закусочной, игриво и нетерпеливо притоптывая ногой, потом начала медленно расстегивать желтую с черным курточку. Молния разошлась и обнажила прозрачную кожу, через которую легко просматривались мышцы. Если кого-то это и привлекало, то точно не меня. Гарри хмыкнул и показал девице неприличный жест, та просто пожала плечами и отвернулась в другую сторону. Сверху сбросили целую пачку листовок с пророчествами шэо, они медленно планировали, словно бумажные самолетики, – наверное, сетевые пророки нашли нового игрока, на которого возлагали надежды по реформации общества.
Мы уже купили все, что было нужно (а священник еще и выбил немного эс-пи из своего приятеля), поэтому теперь просто шатались по Косе. Я любил погружаться в выгнувшиеся серпом улицы Северного сектора – здесь можно раздобыть то, что искал годами, но никак не выходило, или совершенно случайно наткнуться на вещь, которую руки не хотят отпускать. Длинные ряды сувенирных лягушек, сделанных из раскрашенной пластмассы и пористого камня, прятали лавки, торгующие оружием, и любая ширма заключала в себя понятную только местным шутку. Туман заполнял вены улиц мутной сукровицей, в ней слабо сияли лозунги сект и разноцветные вывески.
– Смотри, – Гарри дернул меня за огрызок простыни.
Сухощавая женщина с глазами, похожими на колючки терновника, стояла на пороге небольшой лавчонки; из законопаченных окон несся горячий запах шерсти и экскрементов. «Животные со всей Вселенной!» Она только что захлопнула дверь и теперь натягивала скрипучие перчатки, плотно облегающие руки. Их материал будто высасывал свет из воздуха, узкие штаны и рубашка недвусмысленно напоминали ролики с Ангелом Печали, только взлохмаченные грязно-серые волосы были совсем не похожи на черные пряди Реи, а большегубое лицо выглядело бесцветным, усталым и бесчувственным. Незнакомка прошла мимо, обдала запахом запрещенных сигарет и исчезла в тумане, шагая стремительно, приподнимаясь при каждом шаге, словно на шарнирах. Хотя у нее не было телохранителя, я был уверен, что она уйдет отсюда невредимой.
– Ходит, как Реи, – присвистнул священник. – Словно за ней камера летит.
Гарри закурил, наверняка предвкушая будущие победы в Среде, я купил истекающую синтетическим кетчупом сосиску и уставился на витрину. «Роботы для дома. Роботы для офиса. Роботы для постели. Психопрофили ваших друзей в вашем роботе от Джо. Такого вы еще не видели!» С покрытого пылью ворса на меня таращилось старое лицо андроида. Стоило подойти поближе, как он открыл рот и начал увещевать меня что-нибудь приобрести. От неожиданности я перепачкал и без того грязную хламиду кетчупом.
«Робот Джо всегда будет с тобой, что бы ни случилось. Он поможет и вытащит твою задницу из беды».
– Пытаются отвоевать свой сектор у Корпорации… Нас в подземку не пустят, если будешь продолжать в том же духе, – покосился Гарри. – Кстати, япошки вполне могли отследить наши проездные карты. Стоило засветиться на станции, как они точно всполошились.
Сигарета торчала из прорези маски, как пластмассовая палочка для леденца, и подмахивала в такт словам.
– Я хочу зайти в Дом Хлама.
– Плохая идея, – Гарри вытащил застрявший во рту бумажной физиономии цилиндр, кинул окурок в лужу и похлопал по пакетам с электроникой.
Мы завернули чуть в сторону от основного направления Косы и пересекли задние дворы, где громоздились башни контейнеров, коробок, ящиков, не попавшие на платформы уничтожителя мусора, потом некоторое время поторчали у похожего на сарай храма Церкви Всеобщего Равенства. Свинарник был весь оклеен голографическими плакатами, которые упорно повторяли слоганы про то, что никто не должен унижать других своим превосходством, а потому следует прикрывать лицо маской. В эру техномании, когда у всех мешковатые серые лица, это актуально.
Несколько раз нас пытались остановить местные барыги. Наркодилеры Косы очень напоминают элегантных толкачей из центра, они вежливы, очень внимательны и не хватают тебя за рукав, как продавцы в трущобах. Весь товар аккуратно расфасован по небольшим пакетам и уложен в бесчисленные кармашки на широких комбинезонах, они не пытаются тебя обмануть, а если тебе что-то не понравилось, ты всегда можешь их найти и обсудить возникшую проблему. Но у всего есть обратная сторона: если ты задолжал торговцу из Косы, то лучше продумать заранее, как ты будешь платить. У этого сбоку болталась оранжевая косичка, плотно обвязанная кольцами металлической проволоки, на пальцах – такие же проволочные украшения.
– Ускорители? Крэк? Спидболл? Героин? Амфетамины? Ллир? Самый лучший, самый свежий, – предложил толкач. – Может, тогда старой-доброй травки? Или хотите DF? Немного «цепочки»? Чего-нибудь потяжелее?
– Мы не употребляем наркотики, – Гарри одарил торговца холодным взглядом.
На нас никто не напал, даже не попытался. Прикрепленный к мастерской по ремонту электроники инфоэкран вместо Рейтинга показывал запись выступления клоунов-поджигателей, на которой ныне покойный Трэй Робертс произносил знаменитую речь о необходимости сокращать потребление, раздать всем фильтры от рекламных строк и заменить пищу материальную пищей духовной. Трэй щеголял полным клоунским облачением; лицо, измазанное белым гримом, выглядело жутко, в руках он сжимал большой огнемет. У него был талант оратора и умение вести за собой, но при этом полное отсутствие самоконтроля. На заднем фоне пленки кто-то совершал самосожжение, пламя закрывало весь обзор – это горел гипермаркет «Солярис», погребая в руинах материальные ценности, которые так ненавидели поджигатели. Пироманы и деструктивные личности, изнемогающие от желания раздолбать первым попавшимся ломом ровные углы корпоративных зданий, сразу встали под знамена Трэя. Как оказалось, в Тиа-Сити множество тех, кто жаждет снести выстроившиеся один за другим лотки с долгохранящимися продуктами, растоптать хрупкие пачки крекеров и выломать инфоэкраны.
Мы притормозили, чтобы досмотреть запись.
– Давайте веселиться! – хохотал Трэй. – Давайте бросим все это дерьмо в огонь!
Мне было жаль, когда их поймали. На экране метались металлические громады Гончих, сминали бунтовщиков в грязную пасту из крови, кишок и тряпья. Камера упала на дорогу и еще долго снимала стену огня, пока передачу не прервали.
«Хочешь начать новую жизнь? Купи ключ для входа в Среду», – прогорланил инфоэкран, не давая паузу на размышление.
– Хакерская передача, – Гарри наморщил лоб. – Сейчас самое время для переворота. Хакеры обнаглели, скоро Корпорация снова возьмется за них, но пока волна на подъеме, и мы должны оказаться в этой пене. Пошли домой.
– Нет.
Если не сегодня, то я не решусь никогда. В переулке было спокойно, чисто, только на углу стояла куцая пирамидка из сваленных друг на друга пластиковых ящиков. Темное каменное здание, молчаливое и отрешенное, – из тех, по которым никогда не отгадаешь, что внутри. На тяжелой деревянной двери старыми железными гвоздями была прикреплена табличка:
ДОМ ХЛАМА
Следы старого мира в одном месте.
Концерты каждую среду.
Скупка и продажа антиквариата.
Фанера покоробилась, а краски выцвели. За занавешенными старыми флагами окнами теплился далекий свет. Двор перед Домом был занят пятью крупными байками, поставленными на автоматическую защиту, один пропел что-то предостерегающее, когда я оказался слишком близко. Священник скептически окинул взглядом уходящую вверх башню, засунул пакет с консервами и платами под мышку.
– Я подожду здесь. Не хочу смотреть, как тебя вышвырнут прокуренные хиппи. Жаль, что клоуны не сожгли эту помойку вместо «Соляриса». – Он прищурился, ожидая вспышки гнева, но я был слишком занят проблемой выбора, чтобы отвечать.
Нажатие на грязноватую ручку – и я оказался внутри.
– Чего хочешь, чувак? – дружелюбно поинтересовался голос.
Посреди скудно освещенного висящим на стене ночником коридора стояла табуретка, на ней расположился толстый парень. Он, видно, недавно приехал и теперь стаскивал сапоги, на куртке-косухе были прикреплены стальные полосы с эмблемой байкеров Тиа-Сити. Когда глаза привыкли, я различил стоящую чуть дальше по коридору кучку спорящих над коробкой со старыми пластинками бродяг и плакаты, не приклеенные к стенам, а крепившиеся за стеклом. Разглядеть я смог только один, самый первый, да и то не очень четко – женщина с мечом, крупные надписи.
Потолок был такой же высокий, как на складе, длинные двери, идущие друг за другом, казались похожими на отпечатки тощих ладошек, оставленных там и тут. Пахло теплой пылью и ветошью, лежалыми микросхемами и джином, доносился слабый аромат мяты, чеснока, бумаги, масляной пленки, слегка подгоревшей в проекторе пленки, дерева, миллионы других разных запахов.
– Видел объявление Кара в Сети. Хочу с ним встретиться и сыграть, – сказал я и тут услышал звук гитары.
Никогда не думал, что это так больно, – видеть, как кто-то совершает то, что всегда хотелось сделать тебе.
– Во что играть? Покер? Шахматы? Домино? Чертовски хочу партию в покер, но никто этим уже лет двести не интересуется, – пожаловался байкер, справившись с узким сапогом. – Эй, ты чего?
Струны словно вцепились в горло. Чистый, нефильтрованный, искренний звук вырывался из зева двери – неумолимый, словно люди, приколотившие своего мессию. Эта музыка стреляла, заставляла сжимать зубы, чтобы не заплакать. Она убивала, но не так, как бьет ненависть и похоть синтетического бита.
Она убивала, потому что была слишком хороша.
Я свернул на лестницу, столкнулся с кем-то, поскользнулся на залысине ковровой дорожки и полетел по ступеням, тщетно пытаясь схватиться за отполированные перила. Ударов не было – только надрезающие вены аккорды. Ноги запутались в простыне, я просто покатился по лестнице.
– Ты цел? Эй, ты цел?
Струны свистнули через квадратный усилитель, отвечая вместо меня. Я подогнул ноги, не замечая бросившихся мне на помощь «старьевщиков», и смотрел на гитариста. Пыль и деревянная крошка от ударных летели в разные стороны. Их было трое – две гитары и барабанщик. Как на той записи, каждое слово из которой проросло сквозь меня. Светлые волосы ударника падали ему на лицо, дребезжание хэта и грохот большого барабана наполняли зал. Он жарил, не жалея ни рук, ни натянутого брюха инструмента, ошпаривал самозабвенной игрой. Одна гитара передавала мелодию другой, гудящей плотной стеной ритма, а потом они сливались, увеличивая мощь. Маска порвалась и съехала набок, но мне было все равно.
«Выбей, выбей меня из меня».
– Парень, ну ты даешь, – девчонка в цветастом платье помогла мне подняться. – Фанат «Джирз»? Кстати, под бумагой ты не такой уж и страшный.
Я с трудом встал, голова кружилась. Похоже, я вывихнул ногу.
– Хочешь тоже попробовать? – догадалась она. – Сейчас мало кто умеет играть, так что если у тебя получится, Кар тебя возьмет. Недавно он раскопал скрипача, представляешь? Вон Кар, иди к нему. Эй, ты нормально себя чувствуешь?
Личико, похожее на круг, и волнистые пряди.
Над ней висела картина, изображающая растекшиеся часы. Время плавилось на сковороде гитарного драйва.
– Я… Я тебя знаю.
Почти ультразвуковой визг – и я уже в центре внимания, хотя так и не сыграл ни строчки. Они таращатся на меня, и лицо оказывается смутно припоминаемым. Иногда меня не могли узнать собственные друзья, но сегодня день икс, и в каждой черепной коробке налаживаются связи, загорается лампочка узнавания. Почти для каждого из них мое лицо становится знакомым. Здесь собрались люди, с трепетом хранящие прошлое, в котором никто не заставлял их целый день потреблять гипнокоды и работать ради того, чтобы создавать виртуальность, а я – напичканный электронными видениями психопат. Я – создатель королевы «Хайвэя». Большое яркое пятно блевотины на постиранной простыне ретронарода.
По мнению любого из них мне нечего здесь делать.
– Зачем ты пришел?
Кар похож на стареющего акробата. Он все еще в хорошей форме, но поседевшие волосы и морщинистое лицо выдают возраст. И все-таки в нем есть какое-то величие, чрезмерная серьезность, концентрация. Может, потому, что Кар сейчас решает мою судьбу.
– Я видел объявление о концертах в Доме Хлама, Кар. У меня есть инструмент, и я умею с ним управляться. Не знаю, насколько хорошо, но это можно проверить. Я мечтал об этом с того времени, как взял гитару в руки.
– Нет.
Звучит достаточно внушительно.
– Дело только в том, что KIDS раззвонили обо мне на весь город? Ты ведь не знаешь, как все было на самом деле. И не знаешь, почему я бросил. В религии раскаявшиеся грешники – самые любимые герои.
– Я не религиозен, – Кар повернулся, разминая морщинистые, но сильные пальцы. – Я понимаю – это была твоя месть, плевок в лицо миру. Многие думают о подобном, но редко кто доводит до конца. Слишком много усилий.
Если бы он хотел, то мог бы прочитать ответ на одеревеневшем лице, но Кар наблюдал за гитаристами. Соло металось и пело, оно рвалось вверх, куда-то в темноту, в испещренный ледяными звездами космос.
– Ты хорош, я не сомневаюсь, но я тебя не возьму. Слишком уж большую мерзость ты создал, – продолжил мужчина, некоторое время помолчав. – Твой выбор в прошлом, стриги купоны с нынешней популярности синтет-музыканта. Можешь считать, что ты мне просто не нравишься. Возможно, ты хороший гитарист, но никчемный человек, не умеющий ждать. Если это была твоя мечта, ты мог прийти раньше.
Флажолеты срываются из-под чужих пальцев звуком битого стекла. Наверное, с таким звуком разбиваюсь я.
– Ни один ретроклуб не захочет иметь с тобой дела, так что ищи работу в другом месте, – добавил он.
Уверенные движения байкеров, напирающих на меня и подталкивающих к лестнице, – последний штрих, который разваливает собранное из фрагментов изображение на кучу бесполезных стекол.
– Не трогайте меня.
Я не узнаю свой голос. Вокалист шепчет шершавые слова реквиема. «Старьевщики» потеряли ко мне интерес, вычеркнули меня из своих книг, стерли со всех дисков, я даже не отражаюсь в их влажных глазах, устремленных на сцену.
– Не трогайте меня…
Я отдираю пахнущую плохо выделанной кожей косухи руку, воздуха не хватает.
– Тебе пора, синтет.
Кулак сталкивается с чьим-то лицом, лицо соединяется с чужим кулаком, и этот взаимообмен достигает кульминации. Треск разрываемой ткани и сочное хлюпанье от ударов. Музыканты продолжают играть, для них все, что происходит в зале, не имеет никакого значения, а меня выволакивают за воротник в коридор и роняют у табуретки.
– Слушай, из-за таких, как ты, исчезло все, что мы стараемся сохранить, – объясняет мне бородатый детина в тот момент, когда я харкаю кровью. – Человеку, который делает трахающихся с андроидами вирт-баб, тут не место. Нечего вынюхивать, козел.
Я не способен найти слова, которые его вразумят. Стиснутые до синевы пальцы погружаются байкеру под дых. Я бью, бью, бью, пока встречный удар не размазывает меня о дверь. Челюсть выворачивает, гений синтетической музыки припечатывается лицом к стене. С вешалки градом валится одежда, обрывки простыни давно стали буро-красными, а теперь на них оседает труха Дома Хлама – последний подарок перед тем, как я вылетаю за дверь и распластываюсь прямо у порога. Терка асфальта ровняет мои руки по собственной мерке, а в голове все еще гудят «Джирз», укравшие песню у давно мертвого гранджера. По крайней мере, боль заглушает обиду.
Священник сидит на перевернутом ящике и курит, стянув маску на затылок. Он ничего не говорит, затягивается и следит за медленно дрейфующим рекламным дирижаблем, запущенным космопортом для рекламы межзвездных перевозок. Дирижабль похож на увеличившийся в размерах мяч для американского футбола, только вместо белой полоски – скромный логотип «Ассоциации МП». С него вниз, в туманный Тиа-Сити, спускаются рассеянные лучи разноцветных прожекторов, а иногда – мелко нарезанные блестки, усеивающие наутро мостовые города.
– Ты слишком романтичен, Грайнд, – Гарри не смотрит в мою сторону. – Но зато теперь у тебя есть стимул поиметь и KIDS, и корпорацию.
«Стань профессиональным игроком – и тебя поддержат лучшие фирмы Вселенной», – прожурчал инфоэкран. Корпорация словно поджидала за дверью. Я ободрал колени и руки, из носа и разбитой губы хлестала кровь, глаз начал заплывать.
– Пошли, – Гарри помог мне встать, протянул один из пакетов и указал на экран. – Если ты чего-то хочешь достичь, то это можно делать только через Среду. Тиа-Сити такой город, тут ничего не поделаешь. Это единственное место, в котором реальность ничего не значит.
Не помню, как мы вернулись домой.
Вполне возможно, я до сих пор не вернулся.
Шесть
Девочка идет по покрытому снегом тротуару и тащит на веревке мертвого котенка. Закостеневшие лапы, тощие, как ветки, оставляют за собой неглубокие полосы. Вокруг никого нет. Мимо проезжают машины. Даже если кто-то появляется, то никогда не оказывается на ее пути. Надо просто следовать за бесконечно разматывающимися километрами следа из четырех слабых линий. Это транспортер, везущий между запретными территориями. Ты не можешь сойти, только смотришь на все, следуя за черноволосой девочкой, которая никогда не разговаривает, не оборачивается и не меняет руку.
«Тебе холодно?»
Снежинки кажутся безжизненными. Это не замерзший лед, а обман. Они похожи на вырезанные из немнущейся бумаги узоры, которые опустили в клей, а потом скинули сверху. Но для этого они слишком медленно планируют.
«Тебе холодно?»
Не знаю, чей это голос, но он мне нравится. Он возникает из ниоткуда, без причины, задает вопросы, на которые часто невозможно дать ответы, да он их и не ждет, а просто существует в параллельном пласте происходящего. Больше звуков нет, если не считать тихий шорох от соприкосновения ног и занесенного снегом тротуара. Дорога и девочка остаются постоянными, это как вечный путь для странника. Все места, в которые он заходит, – всего лишь остановки, сменные декорации, а путь, как бы ни выглядел, один. Я смотрю, как беззвучно крадутся герои очередных игр Рейтинга, вижу разыгрывающиеся трагедии или куски сюжетов, которые никогда не соединятся. Переключение камеры наобум. По бокам разворачиваются кадры-секреты, можно протянуть руку – и потрогать, но делать этого не хочется.
Хочется идти.
«Из твоей груди выползают змеи?»
Механические действия помогают не думать, поэтому так популярны. Заставка к «Тьме на троих» с постоянно шагающей девочкой мне нравилась. Голос шуршал в ушах – слишком много тоски, слишком много отстраненного равнодушного самоубийства. Так могла разговаривать женщина, сидящая на краю небоскреба и осознавшая, что это так же бессмысленно, как и все остальное.
«Что со мной не так?
О чем, как ты думаешь, я думаю?»
Через пару дней после того, как мы вернулись с Косы, я заметил на улице двух парней. Под плащами у незваных гостей могло оказаться что угодно, движения рук и поворот тела тяжелый и неестественный – уверен, какие-то импланты с оружием. Пока они еще не знали, в какой именно из облупившихся многоэтажек мы спрятались, но все-таки подобрались достаточно близко, чтобы это действовало на нервы.
Я переключился в режим код-хантера, и девочка превратилась в строки кода. Ее можно было выделить из текстового массива сразу – центр координат, неизменная величина в окружающем хаосе. Режим код-хантера – это что-то вроде гибрида расширенной консоли, редактора-отладчика и надстройки, которая дает возможность регулировать Среду под себя. В разумных пределах, конечно. Инструмент оказался таким популярным, что убирать его корпорация не собиралась, хотя хакеры часто устраивали шоу в турнирной таблице, пользуясь найденными лазейками. Я не чувствовал никакой разницы – видеть образы или код. Достаточно следить за тем, как перемещаются объекты, как черная пустота экрана заполняется буквами. Чем дольше смотришь, тем быстрее они теряют смысл, становясь потоком бессмысленных закорючек, теряющихся в нечеловеческом безразличии.
«Я чувствую, что тебе холодно».
Пожалуй, мне было холодно. Я переключился обратно, вышел из заставки и только теперь услышал, что станция жужжит, словно маленький самолет. Гарри спал, не обращая внимания на шум. Он бродил целый вечер, но потом вдруг потерял ко всему интерес и вырубился. Щелканье клавиш. Случайный выбор.
Кроме игровой составляющей, в Среде существует сектор альтернативной архитектуры – целые города виртуальных зданий, в которых потолок может быть полом, а стены исчезают или раскладываются, как колода карт; сектор исторического воссоздания, в котором ради развлечения моделируют былые эпохи или делают миры-тренинги для космонавтов и инопланетников; различные вирт-бордели, психодизайнерские изыски по воскрешению умерших людей в Сети и много других направлений, которые сложно объять. Есть имитаторы реальной жизни для богатых инвалидов, ощущающих с помощью импульсов в мозг то, чего так никогда не смогли бы, есть и просто тусовочные 3D-пространства по интересам. Но большинство людей, конечно, интересует секс, Рейтинг и Игровая Среда, потому что в ней в перспективе можно не только тратить, но и зарабатывать. В Среде всех, как им кажется, ждет слава и свобода. В Среде нет вони полуразложившегося города, там говорят револьверы. Спектр миров на выбор, возможность завоевать друзей и встать на пьедестале рядом с По, Реи и Рейдером.
Лишние мысли только мешают, положись на инстинкты. Нажимай на кнопки. Маршируй за белым кроликом.
«Что делать, если тебе выпал джокер?»
Диалоговое окошко шустро проглотило запрос и опустело. Информационный мусоропровод в действии. Я не ожидал, что Мэд быстро мне ответит – чаще всего в это время он погружался в исследования, поэтому игнорировал попытки выйти на контакт, но в этот раз мне повезло. Кажется, я становлюсь очень популярным парнем.
«В наше время никто не играет в карты».
Другие массу времени тратили на то, чтобы подобрать себе впечатляющие аватары, платили дизайнерским студиям, общались только на трехмерных каналах «чистилища», где отдыхали после игр геймеры или толпились страдающие бездельем фанаты. Мэду было на это наплевать. Он всегда выглядел как маленький зеленый куб. Ни одного намека на собственное лицо, безликая геометрия. Джокер не любил голосовой режим, мне ни разу не удавалось услышать его реальный или синтезированный голос. Только буквы. По непонятной причине это вызывало симпатию.
«Поможешь нам?» – немного подумав, набрал я.
«Смотря что ты хочешь предложить».
Я следил за мерцанием курсора. Иногда нравится просто быть подключенным к Сети, чтобы чувствовать присутствие других, но не разговаривать с ними. Зеленый кубик насмешливо смотрел на меня, он хотел, чтобы я продолжал.
«Долго думаешь. Переходи в Ре».
Ре – это место, в котором программеры вроде Мэда должны чувствовать себя как дома, меня же от него скручивает морская болезнь. Не самое подходящее место для парня из трущоб. Скопище математических моделей, изометрический этюд в пространстве, составленный из светящихся контуров на непроницаемой тьме. Никаких текстур. Ре построен из отсвечивающих, словно наполненные газом трубки, линий, он насквозь прозрачен и висит в темноте, около невидимого начала отсчета. Чистая графика, конструктор. Висишь в черной пустоте, а вокруг острыми углами вздымается геометрическая какофония.
Если верить ходящим в Сети легендам, Ре создал Нед Гейман, один из разработчиков Среды, гениальный программист и любитель математики. Поражающие гармонией пропорций здания Ре можно увидеть, только обнаружив правильные координаты, со всех других углов кривые города-изнанки выглядят клубком изломов и напоминают угольно-черный лист, сердито исчирканный ребенком. Если читать код, решая загадки-уравнения, хаотически разбросанные кривые складываются в стены, сплетенные из линий, цветами напоминающих графики из программ счетоводов. Развлечение для немногих, лишенное избыточности реала. Мэд вручил нам с Гарри пароли (сам он часто пропадал в Ре, собираясь выковырять из живущего по внутренним законам города тайну), но ни я, ни бывший священник энтузиазмом не загорелись.
Зачем Гейман сделал Ре, никто толком не знал, потому что когда руководство корпорации узнало про проект программиста и заинтересовалось, что это за гигантская структура, прилипшая к официальной игровой Вселенной, Нед не стал ничего объяснять. Он написал город на языке, использующем синтаксис и принципы, отличные от тех, что обычно применялись в Сети и Среде. Дело в том, что существующие в Тиа-Сити языки программирования являются либо надстройками друг над другом, либо модификациями в зависимости от того, для чего язык предназначен; это вопрос уровня – ближе к железу или дальше. Гейман не стал делать реверансы перед сложившейся системой и создал собственные объекты, которыми оперировал его язык, другой набор операций, другой взгляд на мир, если хотите. Такие попытки предпринимались неоднократно, но популярностью результат не пользовался – зачем осваивать непонятные принципы, если то же самое можно сделать давно известным способом? Но Нед вышел за границы теоретических разработок и успел построить целый город, в котором не было места ни одному из трех китов Среды – ни живописного и правдоподобного изображения, ни звуков, ни ощущений. Кристаллизованная математика. Разгадать алгоритм, по которому изменялся вращающийся в темном пространстве Ре, стало забавой вроде изобретения вечного двигателя.
Я появился в начальной точке и некоторое время разглядывал бледно-желтую автостраду, похожую на проволочную модель с тем отличием, что на этой не было ни одного дефекта или неровности. Дуги, точно состыкованные углы, бегущие вверх лестницы, высоченные изометрические изображения небоскребов с заостренными шпилями. Строительный чертеж, торжество основы.
Куб Мэда стал прозрачным, растеряв свой цвет. Только зеленоватые грани, похожие на части букв для ночных вывесок, слабо помигивали.
«Я уже второй месяц тут торчу. Ре – это маршрутизатор, он неразрывно связан со Средой, его изменения спровоцированы не только прихотью Геймана, но и этой связью. Такое ощущение, что Ре – это иллюстрация сетки, которая поддерживает на плаву всю громаду игровых вселенных, а прямые, загадки, вся эта геометрия – всего лишь оболочка. Гейман пытался сделать идеальный и быстрый инструмент администрирования…» – джокер увлеченно рассказывал, приводя в пример какой-то древний веб-браузер, призванный демонстрировать происходящие в Сети процессы, но я пропускал сказанное мимо.
Двигаться за Мэдом было просто, если привыкнуть к тому, что никакого «низа» в Ре нет. Модель позволяла настраивать движение относительно координатной плоскости, цепляться за направление, указанное в коде, и пересекать город по спирали, по нормальному закону или вообще как угодно. Глубина Ре поражала. Стоило поменять угол – и все перетасовывалось совсем в другом порядке. То, что с одной стороны выглядело нелепым пучком произвольно расставленных в пространстве прямых, с другого края подтягивалось и издевательски превращалось в графический рисунок улицы Тиа-Сити или викторианского Лондона. Я двигался за Мэдом, наблюдая, как разваливается такая, казалось бы, прочная картинка, как рассыпаются тускло горящие линии, чтобы встретиться снова.
Джокер растекался про единую плоскость сечения, которая позволила бы видеть правильно нарисованный город, про то, что Ре вращается, что сам Мэд собственноручно перебрал все очевидные уравнения, но ни одно не подошло. По его версии Гейман стал революционером, соединившим все лучшее из геометрии и программирования и создавшим движение целого города без необходимости организовывать процесс перемещения каждого компонента.
«Взять хотя бы куб Некера, – Мэд остановился. – Все зависит от того, как ты на него смотришь. Стоит вглядеться, как фигура выворачивается. Гейман соткал Ре из такого количества загадок, что чтение кодов с этими дурацкими уравнениями – всего лишь сотая часть того, что он сюда вложил. Когда ты движешься вдоль ленты Мебиуса, кажется, будто она вращается. То же самое с трибаром. Можно стоять на месте, но в статичной фигуре все равно присутствует движение. Поэтому достаточно сместиться на шаг – и картина уже кардинально поменяется. Нед Гейман учел максимальное количество визуальных эффектов геометрических фигур…»
Что бы там Гейман ни учел, Корпорация не пришла в восторг от подпольного города, который разработчик не хотел использовать под уровень Среды, поэтому Неду промыли мозги, а Ре объявили заповедной зоной. Доступ для разработчиков only.
«Эй, подожди! Основа игровой системы – последовательное движение. На этом держится и Рейтинг, и оплата, и черт знает еще что, – вклинился я. – Если Ре позволит прыгать к конечному уровню любой игры, не проходя предыдущие, это будет удар под дых для Корпорации».
«Ты мыслишь деструктивно, – в такие моменты внутренним зрением я видел, как улыбается Мэд. – Гейман рассматривал свое детище с точки зрения разработчика. Ему нужно было сделать унифицированный ключ, который подойдет ко всем дверям, чтобы тестировать уровни».
«Ну-ну. Разработчик положил тучу времени, чтобы закодировать все эти линии, кубы Некера или что ты там еще упомянул, просто для того, чтобы лучше пахать на благо корпорации. Это типично?» – хмыкнул я.
«Хотя вам с Гарри этого не понять, некоторые люди любят свою работу», – продолжал издеваться кубик.
Мы с Мэдом ввинчивались в город, растеряв понятия об обычной ориентации, словно пилоты входящего в петлю шаттла. Меня слегка тошнило. Но при всех недостатках у Ре есть несомненное достоинство – город работает намного быстрее любого другого 3D-пространства. Джокер увлекся, бомбардируя меня вопросами и ответами и углубляясь в Ре. Пустые улицы, выскакивающие из хаоса светящихся линий объекты, бесконечные вариации фигур Пенроуза, лестницы Шредера, интегральные кубики, архитектурные эскизы, зависшие в черноте, недоделанные проекты, вмиг рассыпающиеся на разрозненные штрихи, – стоило приноровиться, и ты начинал получать удовольствие.
«Разве корпорация, имея хоть десятую долю угрозы Рейтингу, стала бы сохранять город Геймана? Выглядит слишком рисковым».
«Это уже более интересный вопрос, – похвалил меня Мэд, от чего сразу захотелось ему навешать. – Все дело в том, что мои догадки пока – только догадки. Как и гипотезы целой орды программистов. К тому же Ре слишком масштабен, чтобы просто его стереть. Корпорация не станет удалять его, если существует вероятность использовать. Ты видел маркетинговые кривые?»
«Чего?» – не понял я.
«Инопланетники. После войны в Тиа-Сити собралось большинство оставшегося на Земле технолюда, особенно япошки, и концентрация программистов, психодизайнеров, геймеров на квадратный сантиметр земли превышает допустимый в несколько раз. Все нормальные люди улетели в колонии, даже столица теперь там. Факт в том, что у нас нет ни людей, ни ресурсов, а вот вирт – это да, лупоглазые авгулы, сейры и еще пара видов гуманоидов уже заключили контракт с Корпорацией. Мы продаем вирт людям и инопланетникам, а все остальное покупаем. Даже кристаллы для станций производятся, если мне память не изменяет, на Марсе. Поэтому уничтожить огромный трехмерный уровень, который можно видоизменить и заполнить контентом, неумно».
Тут джокер был прав – обугленный, изрытый воронками шар теперь населяли только инфофрики да те, кому было некуда податься, так что у Ре оставались шансы. Жалкие остатки народов собрались в одном месте и всеми силами старались сохранить суверенность. Город представлял собой насмешку над идеей космополитизма – набор маленьких, но никак не желающих объединиться групп, сект, банд, синдикатов со своими специфическими привычками. К беспределу добавлялись дрейфующие по информационному раю инопланетники, а в итоге всем было наплевать, кто рядом, – робот, скрежещущий членистым телом делириец или собственная мамаша. Мутантов и уродов выселили на задворки, остальные работали на корпорацию. «Все, что осталось от Италии», теперь находилось только в Сети. Город Геймана замер брошенными вверху и внизу графитовыми стержнями. Словно кто-то подкинул маленькие разноцветные палочки, а потом остановил время. Нечеловеческая красота, доступная разве что сетевым богам вроде Мэда.
«Мы с Гарри решили проучить KIDS».
Пауза. Джокер сдвинулся вправо, я повернул за ним – и застыл перед аркой из дуг и измельчавшихся пересечений целой сотни разных прямых. Она выдвигалась из монолита полой стены, как объектив камеры, внутри зияла пустота. Черное пятно. Постоянно наблюдая перед собой беспорядочное скопление линий Ре, трудно представить хаос, сложившийся так, что ни один из нарисованных контуров не появится в проеме, но вот он, передо мной, – пустой зев из разноцветных трубок.
«Сильно. А план есть?»
План Гарри был прост и нес в себе зерна самого черного юмора. Члены KIDS презирали дилеров, которые едва-едва вышли за рамки обычных сетевых парней и торговали пиратскими ключами для входа в Среду. При этом большую часть заработка небольшой группы составлял именно навар за продажу сворованных у корпорации ключей. Естественно, KIDS выполняли и заказы по взлому от представителей разных компаний и частных лиц, вполне возможно, они и на инопланетников работали, но типичным и надежным методом получения дохода являлись именно ключи. К тому же именно распространение ключей делало KIDS уважаемой массами хакерской группировкой. Гарри хотел нанести удар ниже пояса, отправив месяцы работы чересчур любопытных «детишек» в мусорную корзину. Одновременный хук всем известным базам распространителей.
– Уже обрабатываешь джокера? – Сонный голос бывшего священника заставил меня вернуться в реальный мир.
Гарри сел рядом, сдул слой пыли с панели и выбрал аватар. В Ре переключаться он не собирался – в царство абстракций его не затащить. Он мог сесть, положить ногу на ногу, закурить сигарету с добавками любого из разрешенных или запрещенных наркотиков, а потом долго рассуждать о загадке Ре, но разбираться в вычислениях на практике считал нудным, бесполезным занятием для тех, кто тащится от голых чисел. Гарри голые числа не привлекали.
«Похоже, вы считаете меня идиотом, – отметил джокер. – Честно говоря, никто раньше не просил меня поработать мальчиком на побегушках».
Читать бесплатно другие книги:
