Чёрная мадонна Лэнкфорд Дж.

Но Джесс не обратил внимания на его слова, потому что продолжал спорить с ангелами.

Да, я знаю, что даже если она умрет, то не по-настоящему, потому что мне очень нравится тело, в котором обитает ее душа. Я знаю, что буду плакать и не смогу остановиться. Мое тело обожает слушать ее голос. Оно привыкло, чтобы его обнимали ее руки. И сейчас мне безразлично высокое предназначение ее жизни. Мне все равно, что означают ее страдания, – главное, прошу вас, прекратите их. Сделайте ее такой, какой она была. Если вы заберете ее, я здесь не останусь, и вы ничего не сможете с этим поделать.

Он даже показал самому крупному ангелу язык и позволил незнакомцу, внутри которого не было света, забрать себя из объятий дяди Феликса.

Глава 27

Сэм сидел на полу, прислонившись спиной к стене, рядом с открытой дверью в комнату Мэгги, то просыпаясь, то вновь погружаясь в забытье, размышляя о том, что произошло накануне вечером. Он оставался сидеть у двери, когда Мэгги положили на кровать. Даже когда Антонелла помыла ее, поменяла простыни, вымыла пол, он не шелохнулся. Джесс, положив лицо на плечо Феликса, смотрел в другую сторону. Наконец Антонелла произнесла:

– Va bene[50], она одета.

Они с Джессом провели ночь там, потому что как только мальчика пытались унести, он начинал истошно кричать.

Сэм остался, потому что для него просто не было другого места. Он должен был смотреть и постараться вспомнить. Неужели во всем виноват он? Как только Антонелла поняла, что перед ней Сэм, она, что-то буркнув, вытолкала его за дверь и захлопнула ее у него перед носом. Впрочем, к тому моменту это уже ничего не значило. Ибо он понял правду.

Сэм не знал, почему Феликс и Льюистон не выкинули его отсюда. Может, потому что они были врачи и для его поведения у них имелись мудреные медицинские термины типа «амнезия», «парафилии травматического генеза», «поражение стволовых клеток», а вовсе не слово «преступление». В мутном сером свете утра Даффи услышал, как кто-то подошел к нему на цыпочках, и открыл глаза. Дверь стояла приоткрытой, потому что на протяжении всей ночи Феликс и Льюистон по очереди проверяли состояние Мэгги и давали ей лекарство под названием налоксон, а также успокаивали мальчика, просыпавшегося всякий раз, стоило Мэгги пошевелиться. Феликс сидел, вырубившись в кресле рядом с кроватью Мэгги, а Джесс крадучись полз в направлении коридора.

Он уже почти добрался до двери. Сэм был готов сгореть от стыда. Это был ребенок Мэгги, ребенок, которого он, Сэм, спас и которого когда-то хотел растить вместе с ней. Вместо этого он едва не отправил его мать на тот свет.

– Ты не спишь? – прошептал Джесс.

– Нет, – прошептал он в ответ. – А тебе удалось поспать?

Джесс отвернулся и потер руку выше локтя.

– Доктор Льюистон сделал мне укол, чтобы я уснул, но лекарство не подействовало.

– Тогда иди и постарайся уснуть, – сказал Сэм. – С твоей матерью все в порядке.

– А ты и дальше будешь тут сидеть? – спросил Джесс, подползая ближе.

Сэм протянул руку к густым локонам Джесса и легонько похлопал его по голове. Его душил такой стыд, что будь на его месте кто-то другой, он бы наверняка разрыдался.

– Послушай, малыш, – произнес он, сглотнув комок, – тебе надо обязательно поспать, слышишь? С твоей мамой все в порядке. Ей было очень плохо ночью, но она осталась жива.

– Но ей вновь станет плохо.

Сэм улыбнулся.

– Не переживай. Рядом с ней два доктора. Если что, они наверняка ей помогут.

– Нет, дядя Сэм, – Джесс громко шмыгнул носом. – Они не помогли ей прошлым вечером. Это Бог ей помог.

Даффи вздохнул и про себя подумал, все ли в порядке у мальчишки с головой.

– Ты хороший мальчик. И я не сомневаюсь, что это именно то, во что поверит твоя мама.

– Но это так!

Сэм сжал ладони, размышляя, что на это ответить, а потом сказал:

– Послушай, Джесс. Правда состоит в том, что твоя мама по ошибке проглотила очень нехорошие вещи, но, к счастью, не то, что сначала подумал твой дядя Феликс. То, что она приняла, до сих пор раздражает ее желудок, и ее тело пытается избавиться от этого вещества всеми доступными способами. Твой дядя Феликс и доктор Льюистон засунули ей в горло трубку, чтобы было легче извлечь эту гадость из ее желудка. А оставшуюся часть нейтрализовали.

– Неправда. Она была… мертвой. Но я умолял Господа, чтобы он ей помог, и он ее спас. Спроси у нее сам. Она наверняка знает, потому что она особенная.

Сэм протянул к Джессу руки. Тот подошел к нему и, сев рядом, прильнул головой к его боку.

– Вот оно как? – спросил Сэм. – Ну, ну, так что же в ней особенного? Кто она такая?

Джесс спокойно заглянул ему в глаза и ответил:

– Дева Мария.

Сэм поморщился. Никто другой не мог бы сказать ему более обидных слов. Но у него долг по отношению к этому ребенку. Вздохнув, он придержал Джесса на расстоянии вытянутой руки.

– Джесс, ты замечательный мальчуган. Нет, ты просто чудо какой хороший. И мне жаль, что я не видел, как ты рос. Но вот мой совет: тебе лучше прекратить думать такие вещи, и особенно говорить их другим людям. Договорились?

Джесс нахмурился.

– Я тебя тоже люблю, дядя Сэм, но есть вещи, которых ты не понимаешь. Ты как дядя Феликс и доктор Льюистон, ты не хочешь верить собственным глазам.

Сэм фыркнул.

– Так ты меня любишь?

– Люблю, дядя Сэм, но все равно ты многого не понимаешь.

Сэм поник головой.

– Значит, ты любишь меня? Ты прав. Я многого не понимаю… – Он поднял взгляд. – Ну, хорошо, испытай меня.

Джесс опустился рядом с ним на колени и заговорил, сильно при этом жестикулируя на манер итальянцев.

– Мне трудно выразить это словами, но я постараюсь. Сознание Марии обитает на земле и ищет себя внутри себя, – произнес он и вопросительно посмотрел на Сэма, ожидая, что тот на это скажет.

Сэм шумно вздохнул.

– Ну, допустим. И кто в этом случае, по-твоему, ты, Джесс?

– Это довольно сложно объяснить. Но проще всего будет сказать, что большинство людей считают меня реинкарнацией.

– Реинкарнацией кого? Только не говори мне про Иисуса.

– В некотором роде так и есть. Мама тоже мне так сказала, и теперь я знаю, что это правда. Но я был и другими…

Сэм поймал руки Джесса.

– Дружище, послушай, тебе не стоит говорить и даже думать такие вещи. Слышишь? Нельзя, и все тут.

– Часть тебя – такая же, как я, – настаивал на своем Джесс. – Я лишь кажусь другим, потому что когда я родился, то оставил приоткрытой дверь между землей и небом. Сознание Иисуса обитает на земле. И ищет себя внутри себя.

Сэм поднялся на колени, притянул к себе Джесса и легонько потрепал по спине.

– Ну, хорошо, в первый раз я тебя выслушал.

Джесс обвил его за шею руками. Сэм, в свою очередь, покосился на Мэгги. Она все еще мирно спала, как будто с ней ничего не случилось. Теперь Сэм точно знал, кто сделал ей больно. Знал против собственной воли, легко мог представить себе ее страх. Он понимал, что поступил как последняя тварь, как животное, как пес. Он всегда был как пес. Впрочем, он не один такой. Мужчин, как он, огромное количество. Лишь приличные мужчины могли держать свои страсти в узде. И если рядом с ними были женщины, они становились их защитниками, чтобы не подпускать к ним тех других, псов.

Сэм посмотрел на черную статуэтку Девы Марии на прикроватном столике Мэгги, на возносящуюся к небесам Мадонну на стене и почувствовал, что вот-вот сойдет с ума. Он слышал разговор Феликса и доктора Льюистона. Неужели она и впрямь была девственницей до позапрошлого вечера? Тогда он не имел права обнимать ее сына.

– Ты хороший мальчик, – сказал он, убирая с шеи руки Джесса. – Я знаю, что ты любишь свою маму. Боже, как жаль, что меня не было с вами все это время!

– Неправда, ты был с нами! – воскликнул Джесс. – Ну как ты не понимаешь? Твой дух обитает во мне и в моей маме. Лебеди принесли его сюда, к нам.

Сэму тотчас вспомнился искалеченный лебедь. Он покачал головой и встал.

– Ну, хорошо, дружище. На сегодня хватит. Живо иди спать, ты меня слышишь? Честное слово, поспать тебе не помешало бы.

Сказав эти слова, Сэм спустился по лестнице, вышел на улицу и через сад зашагал к лодочному домику. Солнце еще только вставало, но Антонелла уже вовсю трудилась. Веранда сверкала чистотой. Чемодан стоял в углу. Сэм вышел на веранду. Ему страшно хотелось вновь поплавать вместе с лебедями. Ведь тогда на какой-то миг он ощутил себя счастливым.

Он посмотрел сначала направо, потом налево. Над зеркальной гладью озера повис легкий утренний туман. Увы, никаких лебедей он не заметил – ни Молчуна, ни других из его стаи. Что ж, ничего удивительного, сделал вывод Сэм, даже среди птиц уже пошли слухи о том, кто он такой. Мерзавец.

До него донесся детский плач. Сэм поднял глаза и увидел рядом с собой Джесса. Тот взобрался на ветку дерева и с тоской в глазах смотрел на него сверху.

Сэм улыбнулся.

– Эй, кто это там плачет? Джесс, с твой мамой все будет в полном порядке. Честное слово. Я бы не стал тебе лгать.

Джесс не ответил. И тогда Сэм спросил:

– Скажи, это твоя лодка там стоит? Ты на ней ходишь под парусом?

– Да, – ответил Джесс.

– Отлично. Я в молодости тоже ходил по морям. И как далеко ты на ней уплывал отсюда?

– Она умрет без тебя! – крикнул вместо ответа Джесс.

Улыбки Сэма как не бывало. Он отдал Джессу салют.

– Извини, сынок, но должен тебя разочаровать. Я – не самое лучшее, что было в жизни Мэгги Клариссы Джонсон… э-э-э… Прайс для точности. Передай ей мое «прощай». Потому что мне пора отсюда.

– Но ведь у нее душа Марии! – с мольбой в голосе крикнул Джесс. – Она простит тебя.

– О, черт! – прошептал Сэм. До него дошло, что Джесс знал, что он сделал с его матерью, и все равно просил его остаться. Сын Мэгги – никакой не Иисус, но он или с приветом, или почти что настоящий святой. По сравнению с ним Сэм ощущал себя чудовищем. Он чувствовал на себе кровь, пролившуюся из сердца Мэгги. Оставалось лишь надеяться на то, что он никогда не вспомнит подробностей изнасилования. А то, что он тогда точно с цепи сорвался, это точно. Ведь стоило ему представить себе страдания женщины, которую он любил, как его тело вспоминало, как хорошо ему было в эти сладостные мгновения.

– Есть вещи, которые женщина никогда не простит. Бесполезно даже просить.

– Но ведь она твоя возлюбленная, – возразил Джесс.

Сэм решительно шагнул в домик и схватил чемодан. Затем столь же решительно вышел вон, сбежал с веранды и, быстро поднявшись вверх по ступенькам позади кустов розовой и фиолетовой гортензии, зашагал по подъездной дорожке в сторону виа Семпионе. Никаких планов у него не было – кроме одного: как можно скорее покинуть желтую виллу на берегах Маджоре.

Глава 28

Чак Льюистон наблюдал из окна виллы за тем, как Джесс, взобравшись на дерево, разговаривал с Сэмом. Он не мог слышать их разговор. Впрочем, содержание их речей не слишком его интересовало. Толку от Сэма больше не было никакого. С другой стороны – угрозы он для него тоже не представлял. Даффи не помнил, ни кто такой доктор Льюистон, ни как он связан с Брауном, и в скором времени вряд ли вспомнит. А если что и вспомнит, то, скорее, подробности изнасилования, а пока подсознание оберегает его от этих неприятных воспоминаний. Так что лишь от него, доктора Чака Льюистона, зависит, сколько дней, если не часов, осталось жить в этом мире мальчишке по имени Джесс.

Накануне ночью он впрыснул ему специальную смесь, главным ингредиентом которой был антикоагулянт из растения, не известного европейцам, – его он сам обнаружил в африканском буше. Вещество не проявит себя в анализах крови, потому что для него не существует маркеров, а аномальные клетки, если те обнаружатся, не будут носить специфический характер.

Например, Джесс мог упасть с дерева и ушибиться достаточно сильно, чтобы началось внутреннее кровотечение. Однако, чтобы быть до конца уверенным, требуется более сильная доза. После чего достаточно, сделав Джессу подножку, проследить, как тот падает с лестницы или режется о кусок разбитого стекла.

Пока же коктейль других ингредиентов призван замаскировать действие антикоагулянта, чтобы доктор Росси не заметил ничего подозрительного. Впрочем, не похоже, что он что-то заподозрит. Потому что в первую очередь Феликс исследователь, а не врач. Пусть он компетентен в клинических исследованиях, но распознать хитроумный яд – это выше его талантов и знаний. В чем накануне вечером Льюистон имел возможность убедиться.

Как, однако, смешно, что Росси поверил, будто Мэгги Джонсон, глотнувшая приличную дозу диоксида калия, могла мирно уснуть и спать до сих пор. Похоже, Росси искренне верил, что мальчишка исцелил ее, пока Льюистон не указал ему на очевидный факт – его мать вовсе не пила жидкость для снятия кутикул. Это был лишь пустой пузырек, упавший на пол. Ее тело моментально извергло наружу весь яд. Извергнуть остальное помогли они вдвоем. Так что ее судороги – это обыкновенная истерия. Кровь на губах от того, что она случайно прикусила язык. Да, она потеряла сознание, но отнюдь не умерла. Они же в панике толком не прощупали ее слабый пульс. Так что никаких чудес не произошло, они просто не могли произойти на полу спальни со стенами персикового цвета. Неужели Феликс этого не понял?

Как только Сэм со своим чемоданом покинул пределы виллы, Льюистон ощутил одиночество. На протяжении десяти лет он проводил с Сэмом времени больше, чем кто-либо другой. Тем временем мальчишка спустился с дерева и направился к портичиолло. Он встал на берегу и поднес руки ко рту, как будто звал кого-то. На глазах у Льюистона к Джессу приплыли лебеди. Мальчик разделся и вошел к ним в воду, хотя в это время года та была довольно прохладной. Один лебедь позволил ему обнять себя за шею, и они поплыли вместе, как старые друзья. Впрочем, стоит птице поранить ребенка, как тот умрет.

Глядя на мальчика и лебедей, Льюистон почувствовал, как стена, которую он возвел вокруг себя, начинает рушиться. Его собственный сын когда-то был таким же добрым и отзывчивым. И как только он согласился отнять у этого ребенка жизнь? Ему хотелось бегом броситься к озеру, позвать мальчика, дать ему мефитон и полный шприц витамина К, и через двадцать четыре часа с Джессом снова будет все в порядке. Льюистон отошел от окна и вышел в коридор.

В комнате Мэгги Джонсон он увидел доктора Росси. Встав у двери, пронаблюдал за тем, как тот измерил у нее давление и пульс. Интересно, задумался Льюистон, какая она, эта Мэгги? Говорит ли она с безупречным акцентом Род-Айленда, как он сам? Слушает ли Моцарта и Брамса? В некотором роде они оба были добровольными пленниками. Он и его Моцарт, она и ее твердая вера в христианского бога, вместо какого-нибудь там Буку, или Маву-Лиза, или Нгаи. Когда-то, изучая народную медицину африканских племен, Чак заодно ознакомился с пантеоном местных богов. Ни он, ни Мэгги не смогли заново обрести то, что их предки потеряли несколько веков назад. Правда, похоже, в отличие от него, она не слишком переживала по этому поводу.

Бесполезные мысли. Совершенно пустые. Какая разница, какая она, эта Мэгги Джонсон? Какая разница, какой у нее замечательный сын? Льюистон никогда не пожертвует ради нее собственной женой, не обменяет жизнь своего сына на жизнь Джесса. Именно поэтому Браун отправил ему зеленый «Порше» и серебристый «Астон-Мартин». Пытаясь убить Сэма в пентхаусе Брауна, когда пришли бумаги о разводе, Льюистон продемонстрировал Брауну, что ради своей семьи он готов убить кого угодно.

Зазвонил телефон. Было слышно, как внизу Антонелла взяла трубку и крикнула Росси, чтобы тот ответил на звонок в комнате Мэгги. В это время доктор измерял женщине температуру цифровым термометром, который вставлялся в ухо. Росси поднял глаза, взглядом прося Льюистона занять его место, а сам тем временем направился к телефону. Не успел он снять трубку, как кровь отлила от его лица.

– О Боже! Когда? – спросил Феликс голосом, исполненным ужаса.

Льюистон убрал термометр. Температура оказалась нормальной. Мэгги Джонсон приоткрыла глаза. Они были прекрасны – карие, с зелеными крапинками. Льюистон заглянул в них и понял, что ей хочется одного – умереть.

– Боже, о Боже! Аделина, я возвращаюсь первым же рейсом. Скажи нашему адвокату, чтобы поставил в известность ФБР и этого чертова мэра. Пусть звонит в Белый дом! Не волнуйся, мы найдем ее. Я сдвину с места горы, обещаю тебе. Я не оставлю камня на камне! Мы ее обязательно найдем!

Льюистон тем временем нагнулся над Мэгги Джонсон и прошептал:

– Привет! Я доктор Льюистон.

Росси положил трубку. Глаза его заволокло безумием. Впрочем, он смог справиться с собой, и его взгляд упал на Мэгги.

– Ты проснулась. Слава богу! – Он сел рядом с ней на постель и нервным движением погладил ей волосы. – Как ты, Мэгги? Тебе лучше?

Она кивнула.

– Ну почему, скажи мне, ты решила это с собой сделать? – воскликнул он. – Неужели ты не знаешь, как мы все тебя любим? Как ты нужна нам? Ты необходима мне, Джессу… Как мы можем быть счастливы без тебя? То, что сделал с тобой Сэм, никак на тебе не отразилось. Ты не могла что-то сделать не так! – С этими словами он заглянул в ее безжизненные глаза.

Льюистон же подумал, что его коллега вряд ли понял, что творится в душе этой женщины.

– В чем дело, Феликс? – тихо произнесла Мэгги. – С кем ты разговаривал по телефону?

– Ни с кем. Ничего страшного. По крайней мере, тебе не стоит из-за этого переживать. – Он посмотрел на Льюистона, затем вновь на нее. – Дай нам пару минут, Мэгги. Мы скоро вернемся.

Они вышли в коридор и закрыли дверь. Феликс, крепко сжав кулаки, посмотрел сначала на чернокожего доктора, затем на дверь в комнату Мэгги. Затем снова на Льюистона. Затем снова на дверь.

– Скажите, вы не могли бы здесь остаться? У меня экстренная ситуация.

– Что случилось?

– Мою дочь похитили, – ответил Феликс сдавленным от ужаса голосом.

– Похитили?

– Да, ей всего восемь лет!

– О господи! – прошептал Льюистон. В душе шевельнулось дурное предчувствие. – И кто это сделал?

– Похититель оставил указания на тот счет, где оставить выкуп, и записку: «Смотри, не сорвись с обрыва». Что бы это значило? Кроме того, он даже разрешил обращаться в полицию. Почему? Я ничего не понимаю!

У Льюистона екнуло сердце. При желании он мог бы сказать Феликсу, что за выкупом никто не придет. Что деньги будут лежать нетронутыми, где бы он сам или полицейские их ни положили. Льюистон подумал про телефонный номер, по которому Сэм не звонил уже более двух суток, потому что был занят тем, что насиловал Мэгги Джонсон, а затем валялся без сознания в домике на берегу озера.

1888 мистер Браун.

Теомунд наверняка позвонил в отель «Флорида», где ему сказали, что Льюистон не ночевал у себя в номере. Уверенный в том, что врач на вилле, Браун одним ударом убрал из кадра Росси и отправил Льюистону послание, что ему делать дальше. Это в духе Брауна – неожиданно и хитроумно. Сам же он теперь должен сообщить Брауну, что его послание получено. Потому что в противном случае его доставят вновь, но будут использованы совсем другие способы. Браун может поручить кому-то еще убрать клона и для этого выберет стену, воду у пирса где-нибудь на Гудзоне или же основание мелового утеса в Нью-Джерси как последнее пристанище для серебристого «Астон-Мартина» или зеленого «Порше».

Услышав в коридоре шаги мальчика, поднимающегося по лестнице, Феликс понял, что свершилось самое худшее. Сам того не осознавая, он вместо Мэгги и Джесса выбрал Эриэл. И даже был готов оставить их на попечение постороннего человека. Он остановился и заключил в объятия мальчика, которого, можно сказать, произвел на свет.

– Как там моя мама? – спросил Джесс.

Феликс отвернулся.

– Джесс, мне нужно срочно уехать. Я вернусь как только смогу, но сначала я должен отвезти тебя и твою маму в Турин, в монастырь. Там вы временно поживете у монахинь. Кстати, Антонелла здесь?

– Пока нет. А маме уже лучше?

Феликс заставил себя улыбнуться.

– Да, ты можешь зайти к ней.

– Вы уверены, что это правильно? – шепнул ему на ухо Льюистон. – Вдруг она не хочет, чтобы он ее видел в таком состоянии…

– Послушайте, я знаю Мэгги, – ответил Феликс и кивком разрешил Джессу войти в комнату к матери. Увы, к великой его досаде, та тотчас вскрикнула:

– Не входи, Джесс! Я люблю тебя! Ti voglio bene, однако умоляю, не входи ко мне.

– Ti voglio bene, мама. Ti voglio tanto bene, – повторил Джесс и тихо закрыл дверь. Печальными карими глазами он посмотрел на доктора Льюистона, затем на Феликса. – Мы не хотим ни в какой монастырь. Доктор Льюистон, скажите… – по щеке мальчика скатилась слеза. – Доктор Льюистон, вы позаботитесь обо мне, если моя мама умрет?

– О, Джесс! – воскликнул Феликс. – Твоя мама не умрет. Но я не могу оставить вас одних с… посторонним человеком.

Джесс взял за руку доктора Льюистона и встал рядом с ним.

– Мы никогда не бываем одни. С нами всегда Бог.

Феликс взял руку Джесса из руки Чака. Вместе они спустились вниз и вышли в сад. Под розами Росси взял мальчика на руки и легонько похлопал по спине. Утреннее небо было серым, отчего окружающее пространство казалось слегка призрачным. По озеру пробегал легкий ветерок, взбивая барашки на гребнях волн и растрепав им волосы. Чтобы не разрыдаться, Феликс прижался лицом к плечу мальчика.

– Не плачь, дядя Феликс, – произнес Джесс, обнимая его за шею. – Ты должен довериться. Довериться Господу, даже в эти минуты. Если тебе нужно выбирать, выбери то, что дороже твоему сердцу. И когда ты сделаешь свой выбор, ты выберешь рай, потому что Бог – это любовь. Я ничуть не важнее, чем Эриэл. Она ничуть не важнее, чем я.

– Откуда тебе известно про Эриэл? – прошептал Феликс.

– У меня… у меня возникло такое чувство, – бесхитростно ответил Джесс.

Феликс поставил его на землю, а сам опустился перед ним на колени.

– А теперь самое время сказать мне, Джесс, – только сказать честно. Неужели ты и впрямь считаешь, что, если я оставлю тебя здесь одного, с тобой ничего не случится, потому что ты точно знаешь, кто ты такой?

Мальчик посмотрел себе под ноги, но ничего не ответил, затем повернулся и бегом бросился в дом. Феликс застал его в гостиной, с телефоном руке. Джесс вызывал такси.

– … на вокзал, – Росси услышал лишь конец фразы.

Феликс не стал его перебивать. Джесс положил трубку.

– Такси сейчас за тобой приедет. А со мной все будет хорошо, дядя Феликс. И с моей мамой тоже, даже если мы с ней вдвоем пройдем через долину смерти. – С этими словами он посмотрел в сторону лестницы. – Хотя мне очень нравится то тело, в котором сейчас обитает моя мама, и наше красивое место, где мы сейчас живем.

– Джесс, ты не должен так думать, – перебил его Феликс. – Если тебе не хочется уезжать отсюда, отец Бартоло вернется на виллу уже завтра. К тому же здесь есть Антонелла. Я позвоню дяде Симону и скажу, чтобы он тоже приехал сюда.

В следующее мгновение звякнул дверной колокольчик. Это из церкви вернулась Антонелла. Она ушла из дома рано, чтобы помолиться за Мэгги.

– Где ваше сокровище, там и ваше сердце, – произнес Джесс и заставил себя улыбнуться. – И ноги тоже.

С этими словами он бросился к Антонелле и уткнулся лицом в ее фартук. Феликс вышел из комнаты и, перешагивая через две ступеньки, взбежал по лестнице к себе в комнату, чтобы собрать вещи.

Глава 29

Льюистон держался в сторонке, давая Джессу и Антонелле возможность попрощаться с Росси, когда тот садился в такси.

– Прошу позаботиться о них, – сказал тот и кивнул водителю.

Такси выехало на виа Семпионе и вскоре исчезло за поворотом. Льюистон закрыл ворота.

Вернувшись в дом, Антонелла взяла поднос с едой и пошла на второй этаж, а Джесс и Льюистон сели за стол в кухне, где их уже ждал завтрак. Дыня, тушеная телячья рулька. Лимонад для Джесса. Красное вино для Льюистона.

– Как ты спал прошлой ночью? – спросил врач, торопливо поглощая еду. Ему в срочном порядке требовалось уйти, чтобы, не вызвав ни у кого подозрений, связаться по телефону с Брауном, прежде чем сегодня вечером на виллу приедет этот Симон. Еще один человек, некий отец Бартоло, должен прибыть сюда завтра. Впрочем, пока ни о каком монастыре речь не идет. Мэгги наверняка наотрез откажется куда-либо переезжать. Если же спросят его мнение, он скажет, что женщина еще слишком слаба.

– Не слишком хорошо, – ответил тем временем Джесс. – Лекарство, которое вы мне дали, не помогло.

У Чака с собой в кармане пиджака имелся еще один футляр с лекарством.

– Может, мне стоит сделать тебе второй укол, чтобы ты сегодня спал лучше?

Джесс поднялся и без всяких уговоров подошел к нему сам.

– Давайте.

Льюистон вынул футляр, вставил в шприц иглу, снял с нее колпачок и проткнул пробку пузырька с лекарством. Затем ватным тампоном протер руку Джесса, сжал пальцами кожу и, воткнув в нее иглу, ввел препарат. Джесс наблюдал за его действиями. Что ж, если этот ребенок и впрямь Иисус, он должен знать, что с ним происходит. Однако, судя по всему, он даже не догадывается.

– Ты хороший мальчик, – сказал Льюистон, введя препарат.

– Так все говорят, – ответил Джесс и, вернувшись на место, жадно выпил свой лимонад. Что неудивительно, потому что побочным эффектом была внезапная жажда. Льюистон знал, что за это ему на том свете не миновать преисподней, зато его жена и сын останутся живы. Он положил салфетку на стол и сказал:

– Скажи Антонелле, что я скоро вернусь. Мне нужно сходить по делам в город.

Джесс встал, чтобы проводить его до ворот. «Интересно, он о чем-то догадывается? – подумал Льюистон. – И поделится ли с кем-нибудь своими подозрениями? Кстати, какой симпатичный ребенок – худенький, длинноногий. Его все обожают брать на руки, да и он сам привык всех обнимать, говоря, как он их любит…»

Тем временем на дороге показалось такси. Льюистон махнул рукой, чтобы оно остановилось, прекрасно понимая, что каждый шаг, каждый вздох делают его все ближе и ближе к преступлению.

Он посмотрел на Джесса, чтобы попрощаться с ним. Солнечные лучи играли на коже мальчика, отражались в его глазах. Джесс улыбнулся, как будто Льюистон был его самым лучшим другом.

– Я не стал спрашивать тебя, куда ты едешь, потому что я знаю, – сказал он.

– И как ты это узнал? – удивился Льюистон.

– Все дороги в конечном итоге приводят к Богу, – ответил мальчик.

Льюистон отвернулся и назвал таксисту совсем другой адрес, чем намеревался сначала. Нет, не к Богу, а к дьяволу, который, согласно плану, временно обосновался на шикарной вилле в горах неподалеку от города Стреза, в шестнадцати милях к северу от этого места, и ждал, когда же этот ребенок умрет.

Мэгги почувствовала, что дом практически пуст. Ни сквозь закрытые ставни, ни сквозь замочную скважину до нее не долетало никаких приглушенных голосов. Не было слышно и шагов в коридоре. Она сбросила с себя одеяло и посмотрела на фланелевую ночную рубашку. Длинная и застегнутая под самое горло, та имела отделанный кружевом воротник и длинные рукава. Ткань рубашки была белой, с орнаментом из маленьких незабудок.

У нее было несколько ночных рубашек. Одна розовая и еще одна в голубую клеточку. Почему-то сегодня ей показалось странным, что она, взрослая женщина сорока пяти лет от роду, вдруг вздумала покупать себе такие детские ночнушки. Под рубашкой были простые хлопчатобумажные трусы, доходившие ей до талии.

Мэгги знала, что, по идее, она должна быть мертва. Двадцать раз как минимум. Еще до того, как в прошлой жизни она стала горничной у Феликса, Мэгги работала в разных больницах и лабораториях. Затем Феликс заплатил за ее обучение. Так она стала медсестрой.

Когда Мэгги открыла чемоданчик Феликса, она знала, что если выпить одни лишь барбитураты, как делают большинство самоубийц, то это ничего не даст. И она методично принялась вливать себе в рот содержимое коробочек и пузырьков, запивая их водой из кувшина, который Антонелла держала в ее комнате.

И все же она опасалась, что выпитые медикаменты не окажут нужного ей эффекта до того, как вернутся Феликс и доктор Льюистон. И тогда она решилась выпить жидкость для снятия кутикул. Гидроксид калия. Открыв рот как можно шире, запрокинула голову и открыла рот, постаравшись, чтобы содержимое пузырька попало прямо в желудок, не оставив капель на губах и языке, потому что в этом случае она вполне могла передумать. И все же ей стоило немалых усилий довести дело до конца, даже когда ей сделалось очень плохо. Она помнила лишь, что упала на пол, но кроме этого – ничего. И почему удушье не наступило, почему желудок не сгорел – этого она не могла объяснить.

Впрочем, возможно, действие каких-то медикаментов по-прежнему дает о себе знать, потому что накануне вечером и сегодня утром у нее были галлюцинации. Стены персикового цвета начинали кружиться, стоило ей посмотреть на них, и на них появлялись какие-то насмешливые лица. Как, например, этим утром. Или похотливые, как накануне вечером. Высунув языки, они издавали какие-то неприличные звуки. Они были везде – на стенах, на полу, на потолке. Они пытались рассмотреть те части ее тела, которые никому не дозволено видеть, кроме любимого человека. Правда, возлюбленного у нее нет. Наверное, уже в десятый раз ее взгляд упал на изогнутые ножки овального зеркала, купленного Феликсом лет этак десять назад.

Мэгги сделала глубокий вдох и сказала:

– Раз, два, три, – и приготовилась встать, снять ночную рубашку и рассмотреть свое тело.

Синяки по-прежнему давали о себе знать ноющей болью. Вдоль руки шершавым шрамом пролегла длинная царапина. Это была ее как минимум десятая попытка, и все же Мэгги так и не смогла встать с кровати. Ей было тяжело дышать. Казалось, стоит ей принять вертикальное положение, как она снова упадет и потеряет сознание. Мэгги громко втянула в себя воздух. Это был скорее не вдох, а серия надрывных хрипов. Слава богу, что ее никто не слышит, подумала она.

Ручное зеркало лежало на комоде. Если, не обращая внимания на мерзкие лица, подползти к краю кровати, то можно до него дотянуться. Она откроет ящик на ночном столике и вытащит оттуда фонарик. Тогда можно будет юркнуть под белые вышитые одеяла, снять трусы, сказать «раз, два, три» и, посветив фонариком, посмотреть, почему между ног так сильно болит. Возможно, тогда она вспомнит, почему ей так хочется умереть. Если, конечно, ей хватит дыхания.

Интересно, подумала Мэгги, Бог предвидел изнасилования, когда сделал среднего мужчину крупнее и сильнее средней женщины, а заодно дав ему весь этот тестостерон? Если изнасилование в порядке вещей, тогда почему не все мужчины это делают? А ведь могли бы. И почему некоторых женщин эта участь не касается – в отличие от нее?

Мэгги решила, что ей нужен хороший теолог. Он объяснил бы ей, какой тяжкий грех она на себя взяла, пытаясь уподобиться Деве Марии, пытаясь привлечь в себя Дух Святой, пытаясь стать второй Мадонной. Есть ли смысл теперь удивляться, что Господь покарал ее и кара соразмерна преступлению? Весь день Мэгги представляла себе, как вновь попытается наложить на себя руки. Ведь душа ее все равно уже проклята. Из опыта работы в больнице она знала, что все жертвы изнасилования поначалу хотят умереть. Если женщина не в состоянии быть хозяйкой собственному телу, то какой смысл жить? Ведь она как будто не существует. Так почему бы не узаконить это? Разница между теми женщинами и ею заключается лишь в том, что тем женщинам не хватало мужества свести счеты с жизнью. Ей же его хватит.

Мэгги в который раз представила себе, как ждет наступления темноты. Тогда она прошмыгнет в портичиолло с записью «Чио-Чио-сан» и, сев в лодку Джесса, направит ее на север, в сторону Голы. Нет, лучше взять гребную шлюпку соседа. Мэгги не сомневалась, что доберется до глубокой части озера, как можно дальше от берега, чтобы потом уже никогда не достичь его вплавь. И когда она будет сидеть в лодке, то негромко включит запись, потому что звук путешествует по воде далеко, особенно ночью; ей же не хотелось разбудить все окрестности. Она будет сидеть, и слушать, как Леонтина Прайс поет последние слова Чио-Чио-сан: «Tu? Tu? Tu? Tu? Tu?»

«Ты? Ты? Ты? Мой маленький идол, моя любовь, моя лилия, моя роза. Ты не должен ничего знать, не для твоих чистых глаз смерть Баттерфляй. Прощай, моя любовь! Моя маленькая любовь, прощай!»

Или это ее так заставляют думать эти мерзкие лица на стенах? Более того, ей пришло в голову, что изнасиловал ее вовсе не Сэм. Ведь она сама, по собственной воле, сняла с себя купальник. Интересно, как отнеслись бы к этому в суде? Что греха таить, поначалу ей даже было приятно, хотя и было ясно, что Сэм Даффи, которого она любила, – это вовсе не тот мужчина, что лежал обнаженным в ее постели. Он изменился, стал другим, словно Джекилл и Хайд из книги Стивенсона. Она сама разделась для мистера Хайда, причем из-за одной-единственной фразы: «Мэгги, девочка моя». Любой суд скажет, что она получила то, чего хотела сама. Просто она не знала, что будет потом. Не знала, что он будет нарочно унижать ее, что будет упиваться ее ужасом, ее болью. Она не знала, что ощутит себя оскверненной, испачканной.

Мэгги посмотрела на осклабившееся в мерзкой улыбке лицо на стене, услышала, как мерзкие губы произнесли: «Мэгги Кларисса Джонсон, девственница, мать Иисуса. Ха-ха-ха!» Впрочем, лучше видеть это лицо, чем те жуткие, похотливые рожи, показывающие ей языки. А сегодня вечером они опять явятся к ней.

Она не допустит, чтобы они насмехались над Джессом, над доброй Антонеллой и, тем более, над обитательницами женского монастыря, которые были чисты телом и душой и не богохульствовали в своей преданности Господу. Джесс должен быть с ними. Приняв для себя это решение, Мэгги продолжила фантазировать о том, что произойдет в самой глубокой части озера.

Глава 30

Сэм сидел у открытого окна поезда, отправляющегося в Милан, и мысленно прощался с Ароной. День был рыночный, и ему были слышны голоса бесчисленных торговцев, что разбили свои палатки рядом с пристанью прогулочных катеров, которая тянулась вдоль всего южного берега озера. Увы, перед глазами у него стояли омерзительные сцены того, что случилось на желтой вилле, и ему было нестерпимо больно их вспоминать.

Он улыбнулся, подумав об Антонелле, и особенно о Джессе. Представил его утром в коридоре, представил, как Джесс пытался убедить его, что благодаря лебедям его дух был с ними все эти годы. Да, Сэм был искалечен душой и телом, а он, Джесс, подружился с искалеченным лебедем. Даже считать это совпадением было бы большой натяжкой. Неожиданно Сэму вспомнились другие слова, сказанные Джессом: «Доктор Льюистон дал мне лекарство, чтобы я мог уснуть, но оно мне не помогло». Странно. Почему-то от этого воспоминания у Сэма все похолодело внутри. Нет, он, конечно, не врач, но если, чтобы уснуть, достаточно проглотить снотворное, то укол в руку должен, по идее, сразу же вас вырубить. Так почему же Джесс тогда так и не смог уснуть?

Даффи наблюдал в окно, как проводники помогают последним пассажирам войти в вагон и занести багаж. Смотрел и никак не мог избавиться от нехорошего предчувствия. За считаные мгновения до отхода поезда он схватил чемодан и выскочил на перрон. И тотчас почувствовал себя полным идиотом, одиноко стоя посреди платформы. За Джессом двадцать четыре часа в сутки присматривали два выпускника гарвардской медицинской школы – Сэм узнал это из их разговоров накануне вечером. И как он, не имея медицинского образования, не способный отличить аспирин от снотворного, может волноваться из-за укола, сделанного почти сутки назад Джессу?

Сэм сел и дождался следующего поезда на Милан, который подошел через десять минут. Сел – и снова вышел. Инстинкт. Не зря он исколесил полмира, не зря незаметно для других наблюдал за тем, что творится вокруг, не зря одиннадцать лет ишачил на Брауна. И потому был твердо уверен, что в половине случаев вещи происходят сами собой. Просто происходят, и все. Волноваться нужно из-за второй половины. И он непременно должен убедиться, что с Джессом все в порядке.

Судя по всему, Чак Льюистон был курсе того, что было с ним последние десять лет. Зато сидя в поезде, Сэм неожиданно понял, что сам о нем ничего не знает. Ничегошеньки. Интересно, как они познакомились друг с другом? И где? Почему Чак в течение десяти лет проявлял к нему такой пристальный интерес, и даже приехал к нему в Италию? Сказать честно, ему не нравилось, как смотрел на него этот врач, как будто он, Сэм, был какой-то ненормальный, псих из сумасшедшего дома. Сам же Сэм не помнил, чтобы звонил ему или говорил, что болен, но, с другой стороны, он вообще мало что помнил о том, что произошло с ним в последние десять лет, что случилось между стрельбой в Центральном парке и тем, как вчера он проснулся в лодочном домике.

Впрочем, наверстывать упущенное было некогда. Не успел Феликс появиться со своей бейсбольной битой и загнать Сэма на дерево, как Мэгги уже корчилась на полу. Тогда они все трое – Феликс, Льюистон и он сам – перебросились парой сердитых фраз, пытаясь спасти жизнь Мэгги, и потом всю ночь следили за ее состоянием. Вот и все. Этим утром Сэм покинул виллу, так и не узнав всей истории того, что здесь произошло.

Он посмотрел на расписание, висевшее на кирпичной стене. Следующий поезд подойдет через двадцать минут. Он сел на скамейку, уверенный в том, что у него паранойя, но потом решил, что ему уже все равно. Взяв с перрона чемодан, он вышел на привокзальную площадь и поймал такси.

Пока машина везла его по виа Семпионе, Сэм решил, что непременно спросит Феликса про укол – предосторожность не помешает. После этого он со спокойной душой может снова уехать в Милан. Оттуда самолетом вернется в Америку, и на его совести будет только Мэгги, но не Джесс.

Его бумажник до сих пор трещал по швам от денег, полученных от Феликса десять лет назад. Сказать по правде, бумажник он не узнавал, хотя тот, по идее, принадлежал ему. Хотя бы потому, что внутри лежат его водительские права. Он обнаружил их вместе с остальными своими вещами.

Такси остановилось. Сэм вышел и, пройдя в ворота, зашагал по подъездной дорожке к дому. Затем остановился посреди сада и поднял голову, глядя на окно комнаты Мэгги.

Правда, войти в дом он не посмел. Инстинкт? Нет, он просто не хотел, чтобы она его видела. Им вообще лучше не стоит встречаться. Свое любопытство он может удовлетворить, не нарушая ее покой. С этими мыслями Сэм направился к озеру, где Джесс, судя по всему, проводит большую часть времени. Он и сейчас наверняка там или вскоре придет туда. И тогда он, Сэм, попросит отвести его к Феликсу. Они поговорят в домике у озера. И Мэгги даже не узнает, что он был здесь.

Даффи остановился на верхней ступеньке каменной лестницы позади кустов гортензии, чтобы посмотреть вниз, и в следующий миг увидел их. Джесс заманил Антонеллу в свою одиннадцатифутовую шлюпку. А может, это Антонелла предложила ему совершить водную прогулку, чтобы немного взбодриться. На ней по-прежнему был ее сувенирный фартук. С озадаченным видом она сидела под алыми парусами, неумело манипулируя ими по команде мальчика. Джесс же управлял небольшой шлюпкой так, будто был олимпийским чемпионом: он сидел на борту, едва не касаясь водной поверхности мягким местом. До Сэма доносился их смех. Да, какая все-таки прекрасная женщина, эта Антонелла.

Сэм спустился по ступенькам и, забравшись на одну из наблюдательных вышек портичиолло, помахал им рукой. Джесс тотчас опустил главный парус и повел шлюпку лишь под одним кливером. Когда шлюпка прошла между вышками, Джесс кинул канат Даффи, успевшему уже спуститься вниз. Затем сам выпрыгнул из лодки и, пройдя по мелководью, вместе с Сэмом подтащил шлюпку к берегу. Пока Джесс возился с парусами, Сэм придержал лодку, чтобы Антонелла могла сойти на берег. Сегодня на ней был фартук с изображением Флоренции, в частности, колокольни Джотто. Чего Сэм не заметил, так это весла длиной в три фута в ее руках, которым она не замедлила огреть его по плечу.

– Criminale![51] – негромко крикнула Антонелла, как будто вознамерилась вправить ему мозги, но так, чтобы ее не услышала Мэгги. – Come osi mostrare ancora la tua faccia![52] – кипятилась она, а потом больно приложилась веслом к другому его плечу.

Сэм посмотрел на Джесса. Тот с невинным видом наблюдал за происходящим, как будто знал, что так и будет.

– Сатанинское отродье!

Сэм отвернулся, и весло попало ему по спине. Он даже не пытался вырвать у Антонеллы ее оружие и, безусловно, не собирался вступать в драку. Потому что исполненная воинственного духа Антонелла наверняка выйдет победительницей.

– Живо убирайся отсюда, мерзавец!

Сэм со всех ног бросился вдоль берега в направлении лодочного домика, однако Антонелла выскочила из лодки, вошла в воду и бросилась за ним вслед. Вскоре она крепко схватила его за руку.

– Какое право ты имеешь разговаривать с этим святым ребенком? Как ты посмел прикоснуться к его невинной матери? Убирайся, а не то я убью тебя!

– Антонелла, выслушай меня! – взмолился Сэм.

– Да ты помойная крыса, вот ты кто! – бросила ему Антонелла, и Сэм согласился с тем, что это весьма изящный способ сообщить о том, что он полное дерьмо. С этим он спорить не стал.

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

Эта книга – уникальный методический тренинг для поэтапного освоения системы Дейла Карнеги. Система у...
Если хотите вернуть и сохранить здоровье, немедленно снимайте очки и начинайте восстанавливать зрени...
Все страхи иллюзорны! На самом деле нам нечего бояться! Страх – это только обманчивое чувство, за ко...
Мы живем в эпоху великих перемен – наша Вселенная претерпевает значительные, колоссальные изменения,...
Все мы хотим быть здоровыми и счастливыми, жить благополучно и радостно, решать все свои проблемы, д...
Фитотерапия еще со времен глубокой древности по праву считается одним из самых действенных методов л...