Игрушка Двуликого Горъ Василий
Тарваз задумчиво оглядел меня с ног до головы и утвердительно кивнул:
– Я тебя услышал! И сделаю все, что смогу…
…Выйдя в коридор, я аккуратно притворил за собой дверь и вопросительно уставился на Уресса, отклеившегося от стены, – мальчишка был пунцовым, как вареная свекла, и смотрел не в глаза, а на носки своих сапог.
– У меня пока нет своего голоса, Мастер, но я должен… сказать… вот…
– Если считаешь нужным – говори…
– Твоя жена вышла из комнаты, забыв надеть свадебный дар… – срывающимся шепотом произнес айти’ар. – Это бросает на нее тень!
– Свадебный дар?! – нахмурившись, переспросил я. – Который?
Уресс сглотнул:
– Ну, ожерелье, которое дарят женам после лар’ват…[44]
– Что такое «лар’ват»?
Мальчишка покраснел еще гуще и наконец посмотрел мне в глаза:
– Первая ночь…
Я заиграл желваками, судорожно перебрал в голове все имеющиеся возможности хоть как-то изменить сложившуюся ситуацию и хлопнул мальчишку по плечу:
– Она не забыла! Просто пока не привыкла к своему положению и по вейнарской привычке носит мой дар под араллухом…
Во взгляде Уресса появилось облегчение.
– Зря! Женщина должна гордиться тем, что радует своего мужа!
– Я ей передам… – улыбнулся я и заторопился к себе…
…На губах вернувшейся Мэйнарии играла растерянная улыбка. А в глубине глаз пряталась жгучая обида. Впрочем, увидев меня, она сделала вид, что все хорошо, подошла, обняла за талию, уткнулась носом в грудь и застыла.
– Прости… – ласково погладив ее по спине, виновато сказал я. – Об обычаях хейсаров я еще совсем недавно не знал почти ничего. Да и сейчас знаю не намного больше…
– Ты о чем? – не отрываясь от меня, спросила она.
– Они искали на тебе свадебный дар… А когда не нашли, решили, что я – скряга…
М-да. Обманывать Мэй, позволяя ей прикасаться к себе, было глупо – почувствовав мою неискренность, она тут же догадалась, как должно было звучать это предложение на самом деле.
– Ты хотел сказать, они решили, что я была так плоха, что не заслужила даже кожаного шнурка с болтающейся на нем медной монеткой?!
– Я сказал то, что хотел! – возмутился я. – Ты была великолепна! Я…
– Не оправдывайся: я знаю, что ты ко мне чувствуешь… – подняв голову и посмотрев на меня, улыбнулась она. – Кроме того, ты подарил мне себя. Мне этого достаточно…
– А мне – нет… – буркнул я, легонечко подтолкнул ее к столу и стянул с остатков драгоценностей, некогда позаимствованных у лесовиков, прикрывавшую их тряпицу: – Вот! Все это взято кровью![45] Выбирай…
Мэй встала на цыпочки и потянулась к моим губам. Я с жаром ответил на ее поцелуй, потом развернул ее к себе спиной и шепнул на ухо:
– Поцелуи и ласки – потом. После того как ты выберешь свадебный дар…
– Не буду я ничего выбирать! – даже не взглянув на драгоценности, притворно возмутилась она. – Ты даришь, ты и выбирай! А я посмотрю, насколько я тебе понравилась…
В камнях я не разбирался. Совсем. Но неплохо помнил, как менялось выражение лица менялы, рассматривавшего украшения. Поэтому нашел взглядом тяжеленное серебряное ожерелье с десятком огромных ярко-синих тирритов[46] и… тоже захотел пошутить:
– Как ты думаешь, хейсары поймут, если ты нацепишь сразу все?!
– ?!
– Вся эта кучка не стоит и одной твоей улыбки. Поэтому тебе придется обвешаться с ног до головы…
– Льстец! – фыркнула она, в глубине души млея от счастья. – Выбирай что-то одно! Ты же чувствуешь, что я уже заждалась!
– Ну… тогда вот это!
– Почему именно оно?
– Очень подходит к цвету твоих глаз… И почти такое же красивое, как ты…
…Убедить Мэй спрятать ожерелье под араллух оказалось безумно сложно – искренне радующаяся подарку, она упорно не желала понять, что в сложившейся ситуации правильнее показать один-единственный камень, чем весь свадебный дар.
– Я хочу, чтобы его видели все! – раз за разом повторяла она. – Оно прекрасно! И смотрится намного лучше того, что носит аза Нита!
Пришлось привести неопровержимые доводы – поцеловать в губы эдак раз сто и попросить в этот раз прислушаться к моему мнению.
Прислушалась. Но все равно сделала по-своему – надела его под араллух, «совершенно случайно» оставив ворот незашнурованным. Вернее, зашнурованным, но так, что сквозь тесьму были видны не только тирриты, но и манящая ложбинка между грудей.
– Боюсь, из комнаты мы не выйдем… – обняв Мэй за талию и плотоядно глядя на открывающееся великолепие, усмехнулся я.
– Выйдем… Совсем ненадолго… А когда вернемся – ты получишь все, что хочешь… – уперевшись ладошками мне в живот, взмолилась она. – Пойми, ожерелье должны увидеть еще сегодня!
– Ну ладно, уговорила… – согласился я и, выпустив ее из объятий, ехидно поинтересовался: – Куда пойдем? На оу’ро?[47]
– Вот еще! Там – только часовой! Спустимся во двор и сделаем вид, что ты решил немного пройтись…
…Спустились по лестнице, вышли через каш’ши[48] и оказались в перекрестии взглядов слоняющихся по двору Аттарков.
Конечно же, незашнурованный ворот увидели все. И ожерелье – тоже. Что интересно, мужчины смотрели не столько на украшение, сколько на видимую часть груди. А женщины, не отрываясь, пялились на камни. Видимо, пытаясь оценить стоимость сделанного дара.
Меня злило и то, и другое – и грудь, и ее хозяйка принадлежали МНЕ! А стоимость того, что мне подарила Мэй, нельзя было выразить и ведром слез Эйдилии!
Увы, моя гард’эйт считала по-другому – с каждым новым взглядом она чувствовала себя все увереннее и увереннее. И чуть было не плавилась от удовольствия.
Мои мучения продолжались сравнительно недолго – когда мы подошли к непривычно безлюдной тренировочной площадке, нас догнала Шарати и, поравнявшись с Мэйнарией, тихим шепотом сообщила ей, что по а’дару свадебный дар полагается носить поверх араллуха.
Ожерелье тут же переместилось на нужное место и вызвало непередаваемый восторг девчушки:
– Ух ты, какая красотища!!!
– Взято кровью… – не преминула сообщить Мэй. – В моем присутствии! Представляешь?
Дальнейшего щебетания я не услышал, так как поймал взгляд спешащего к нам Унгара Ночной Тиши. И приготовился к неприятностям…
Глава 6
Баронесса Мэйнария д’Атерн
Второй день третьей десятины второго травника
…Тот, кто когда-то выпустил на свет[49] душу этого камня, был эйдине[50]. Или истинным потомком Бога-Воина. Ибо ни один обычный человек не смог бы увидеть в нем то, что сейчас стояло в центре рей’н’и’ола.
Человеческий нос с раздутыми ноздрями, широченные скулы, глаза под сдвинутыми бровями – и скошенный назад лоб, остроконечные ушки, звериная пасть…
Могучая шея, широченные плечи, руки, перевитые вздувшимися от чудовищного напряжения мышцами, – и звериные лапы с когтями, сделавшими бы честь самому огромному льву…
Мощная, как у молотобойца или каменотеса, грудь, четко выделяющаяся арка ребер над животом – и жуткая, изломанная грань изменения, накатывающая на еще почти человеческий верх со стороны звериного низа…
Смотреть на Бастарза было жутко: от его фигуры веяло такой нечеловеческой мощью, что хотелось вжать голову в плечи, опустить взгляд и медленно-медленно пятиться к выходу из пещеры. Туда, где светит солнце, щебечут птицы, а в шелесте травы можно услышать дыхание Жизни. Но не смотреть на него было нельзя – добрые две трети собравшихся в святилище хейсаров не сводили с меня глаз и ждали хотя бы тени эмоций, которые можно было бы счесть неподобающими для гард’эйт. Поэтому я старательно держала лицо и не отрывала «восхищенного» взгляда от копья[51], зажатого в лапе Снежного Барса, пока густой бас, прозвучавший из тьмы, клубящейся за спиной Бога-Отца, не заставил меня похолодеть:
– Кто вы и что привело вас в рей’н’и’ол, воины?![52]
– Я – Тарваз Каменная Длань, аннар рода Аттарк, пришел принести Барсу дары за спасение баас’ара[53] первой крови…[54]
– Я – Кром Меченый, ори’шер рода Аттарк, пришел поблагодарить Барса за ниспосланный мне знак…
– Я – Мэйнария Скользящая Следом из рода Аттарк, пришла выполнить обещанное…
Несколько долгих-предолгих мгновений в пещере стояла мертвая тишина. А затем ее разорвал хриплый голос одного из аннаров. Судя по вышивке на араллухе, то ли Максуда, то ли Оноирэ:
– Кром по прозвищу Меченый! Ты ведь служишь другому Богу, не так ли?
Даже не касаясь Крома, я почувствовала, как он напрягся:
– Кто ты, пытающийся говорить голосом Барса?
По лицам остальных аннаров промелькнули насмешливые улыбки. А в глазах того, кто усомнился в праве моего мужа вознести дары Богу-Воину, полыхнула ненависть:
– Я – Диртас Расколотая Скала, аннар рода Максудов! И говорю не голосом Барса, а голосом своих предков!!![55]
– Скажи мне, Диртас по прозвищу Расколотая Скала, ты, хейсар по крови и духу, знаешь, что такое благодарность?
Максуд аж поперхнулся:
– Я?!
– Да, ты! И если все-таки знаешь, то скажи, где она заканчивается. Чтобы твои сыновья, стоящие здесь, в рей’н’и’оле, ненароком не вышли за ее границы!
От вспыхнувшего лица хейсара можно было воспламенить трут:
– У моей благодарности границ НЕТ!!!
– Тогда почему ты удивляешься тому, что я, слуга Бога-Отступника, хочу воздать должное Богу-Воину? Или ты считаешь, что кровь, пролитая мной, менее горяча, чем та, которую когда-то проливал ты?
Расколотая Скала пошел пятнами – еще бы, Кром прилюдно выставил его на посмешище. Причем дважды: сначала усомнился в его способности воздавать по справедливости, а потом недвусмысленно дал понять, что Диртас уже не ори’шер, а н’нар!
Окажись я на месте Максуда – умерла бы от стыда. Или вызвала бы Крома на поединок. Этот – утерся. Вернее, попытался удержать лицо.
– Я не удивляюсь, а хочу убедиться, что ты понимаешь, куда именно пришел!
На лицах собравшихся в пещере хейсаров замелькали улыбки. В основной массе – насмешливые. Кром смеяться не стал – ляпнул такое, что у меня затряслись поджилки.
– Есть я, есть мое Слово и есть Барс… Ну, и где тут ты?
Аннар рода Максудов схватился за наш’ги, но ответить на оскорбление не успел – рядом со статуей Бастарза возникла высоченная – ничуть не ниже Крома – фигура и рявкнула на всю пещеру:
– Достаточно! Кром по прозвищу Меченый – ВОИН!! А тот, кто в этом сомневается, может посмотреть на его посох!!!
Я чуть не лопнула от гордости – на посох моего мужа стоило посмотреть и просто так! Чтобы ужаснуться тому количеству жизней, которые он забрал. А потом вдруг поняла, почему святилище называют местом «где тебя услышат» – голос увея[56], отразившись от невидимых стен, ударил по ушам сильнее, чем рев тревожного рога!
Несколько мгновений в пещере было тихо – те, кто еще не видел Посох Тьмы, пытались разглядеть Путь, а те, кто имел такую возможность, молча ждали начала речи. И дождались – подойдя к нам, верховный жрец Бастарза по очереди заглянул нам в глаза, потом вырвал из ножен кривой клинок и вскинул его над головой:
– У-уэй! У-уэй!! У-уэй!!!
…К моему искреннему удивлению, в отличие от братьев во Свете, говорил он недолго и по делу, не пытаясь поразить нас ни красотой, ни глубокомысленностью речи:
– Воин – это человек долга. Долга перед Богами, своим народом, сородичами и самим собой. Каждый его поступок – служение. И не только Барсу – воин, защитивший женщину, возносит Дар Эйдилии, вступившийся за несправедливо обиженного становится рукой Найтэ[57], а предотвративший набег или войну на какое-то время возвращает на Горгот дух Даттара[58]. Тот, кто этого не видит, – слеп, даже если его глаза способны узреть парящего в небе орла или ползущего по травинке муравья. Поэтому я, увей, говорящий голосом Барса, протягиваю этот вар’дан[59] тому, кто понимает ценность Первой Крови! Тарваз Каменная Длань?
– Да, увей?
– Бастарз смотрит на тебя!
…Не успело отзвучать эхо последней фразы, как в пещере вспыхнуло еще десятка два факелов, и их свет, разорвав почти кромешный мрак, осветил и высоченный потолок, покрытый устрашающими кроваво-красными иглами[60], и жуткие алые колья[61], торчащие из «пола» за спиной статуи, и бурые каменные потеки, напоминающие следы крови, оставшиеся после Битвы Богов. Еще через десяток ударов сердца справа и слева от нас раздался слитный скрип, и я, скосив глаза, увидела, как дюжий помощник увея поворачивает висящий на цепях массивный металлический лист, отполированный до зеркального блеска.
Вспышка – и свет факелов, отраженный листом, остановился на жертвенном камне, прежде прятавшемся в густой тени. И тут же за нашими спинами раздалось испуганное блеяние барана.
Тарваз, явно дожидавшийся именно этого, неторопливо двинулся вперед. И, сделав три шага, превратился в статую.
«Благодарить вслух нет необходимости… – вспомнила я его объяснения. – Есть вы, ваше слово и Барс. А все остальное – тлен. Поэтому, остановившись перед статуей, не думайте, как вы выглядите со стороны, а просто слушайте свое сердце…»
Забавно, но в этот момент я почему-то вспомнила одну из проповедей брата Димитрия. И презрительно усмехнулась – теперь, увидев, как обращаются к своему богу хейсары, я понимала, что слуг Бога-Отца больше интересовала форма, чем содержание:
– …Ну кто так кланяется?! – жезл с оголовьем, изображающим солнце, описывает дугу и с силой бьет по хребту коленопреклоненной Воронихи. – Истовее надо, истовее! Ибо деяние, в котором нет души, – суть шаг к Двуликому!
Очередной поклон завершается стуком – до смерти перепуганная Ворониха ударяется лбом об пол и тихонечко взвизгивает от боли.
На губах брата Димитрия появляется кривая улыбка:
– Больно? Возрадуйся, ибо ты только что отринула плотское начало и дала возможность своей молитве вознестись в горние выси…
– Слышишь?! – горячечный шепот Аматы, прозвучавший у меня над ухом, заставляет меня испуганно вздрогнуть. А чувствительный щипок за бок – закрыть глаза и зашевелить губами в очередном повторении «Благодарствия». – Кланяйся чаще! Иначе твои молитвы не стоят ни копья…
«Надо слушать свое сердце…» – про себя повторила я и улыбнулась: сердце пело от радости. Ибо мой муж, живой и здоровый, стоял РЯДОМ!!!
…Увей не обманул – Барс смотрел на Тарваза. И, кажется, даже водил его десницей. Ибо за полчаса, потребовавшихся аннару рода Аттарк, чтобы принести в жертву два десятка баранов, на его белоснежном араллухе не появилось ни одной капельки крови!
Хейсары, крайне серьезно относящиеся к такого рода знамениям, троекратно рявкнули свое «у-уэй», причем наши сородичи орали громче всех. А вот Каменная Длань ничем не показал своего восторга – склонил голову перед статуей, неторопливо повернулся к ней спиной, подошел к увею и вернул ему ритуальный клинок:
– Я – сделал…
– Ты был услышан! – кивнул жрец, с благоговением протер дымящееся лезвие куском ткани и протянул его Крому: – Бастарз смотрит на тебя, ори’шер!
«Мужчина-воин», до этого момента соперничавший со статуей Бастарза в неподвижности, не глядя, отвел в мою сторону руку, сжимавшую Посох Тьмы, дождался, пока я возьмусь за древко, и взял ритуальный клинок. Потом так же неторопливо, как Тарваз, сделал положенные три шага и остановился.
Я им залюбовалась. Было с чего – даже сейчас, толком не восстановившись после ранения, он выглядел внушительно. И чем-то походил на Дээта[62].
Видимо, эта мысль пришла в голову не только мне – десницы некоторых хейсаров потянулись к рукоятям наш’ги, а Расколотая Скала даже вцепился рукой в плечо стоящего рядом с ним воина.
Кром не обратил на их шевеления никакого внимания – постоял, глядя на статую, минуты две – две с половиной, потом подошел к помощнику увея, удерживающего брыкающегося барана рядом с окровавленным жертвенным камнем, и отточенным движением сбил животное с ног…
…То, что с ножами Меченый управляется ничуть не хуже, чем с посохом или чеканом, я догадывалась. Но то, что он может с ними делать в реальности, видела впервые – удары, которые он наносил, были похожи друг на друга, как капельки росы. И выглядели до безумия красиво! Да, именно красиво – казалось, он не вкладывал в движения рук никаких усилий, но отточенный клинок перехватывал глотки жертвенным животным с такой легкостью, как будто кромсал воздух!
Что интересно, при этом Кром смотрел не на них и не на кровь, сплошным потоком стекающую по желобкам к каменному колодцу у ног статуи, а на каменное копье, зажатое в руке Бога-Воина.
Видимо, молитвы, которые он возносил во время жертвоприношения, были действительно искренними, так как Барс принял и его дары. Точно так же, как и дары Каменной Длани.
Окружавшие нас воины снова сотрясли воздух троекратным ревом и затихли, уставившись на меня.
Что делать, когда мне вручат ритуальный клинок, я помнила прекрасно. Поэтому, услышав «Бастарз смотрит на тебя, гард’эйт», осторожно взяла все еще теплый клинок за рукоять и протянула его Крому:
– Его длань – моя длань! Я сказала…
Потом подошла к статуе и решительно заглянула в ее глаза.
Странно, но жуть, которой веяло от нее все время до этого, тут же куда-то пропала, а на смену ей пришли непоколебимое спокойствие и твердая уверенность в том, что я тут по праву.
«Благодарю тебя, Барс, за то, что ты не дал прерваться нити жизни моего мужа, за то, что в его руки потихонечку возвращается былая сила, и за то, что ни одна из полученных ран не превратила его в бессильного калеку, не способного взять в руки меч!»
То, что Кром сражается не мечом, а посохом или чеканом, я сообразила уже после того, как завершила молитву. Но поправляться не стала – Бастарз и сам был воином. Значит, понимал, что значит немощь. И не нуждался в пояснениях.
«А еще я хочу поблагодарить тебя за то, что свел меня с этим мужчиной. И за то, что заставил увидеть Свет, горящий в его душе…»
Ворвавшийся в пещеру ветерок качнул пламя факелов, и мне почудилось, что Барс улыбнулся. На душе стало светло и спокойно. И я поняла, что говорить все то, что я хотела, необязательно – Бог-Отец ЗНАЕТ, что я обещала ему двадцать баранов не потому, что боялась уйти, а потому, что люблю Крома больше жизни, ВИДИТ, что я приняла данную клятву душой и сердцем и по-настоящему считаю себя гард’эйт, и РАД тому, что мы с Меченым стали одним целым. Поэтому я склонилась в поясном поклоне и ограничилась одним, но до безумия емким словом:
«Благодарю!!!»
А через пару ударов сердца с изумлением поняла, что жертвоприношение закончено, а с губ моего мужа уже сорвалось традиционное «Я – сделал!».
Короткий взгляд на его араллух – и мою душу переполнила безумная радость: я была услышана! Так же, как Тарваз с Кромом!!!
– Ты была услышана! – веско подтвердил увей, принял из рук моего мужа ритуальный клинок, тщательно протер его тряпкой, с благоговением вложил в ножны, а затем повернулся к аннарам: – Вы – видели! У-уэй!!!
Кивнули. Все, кроме Расколотой Стены и старика, неуловимо похожего на Намора Медвежью Лапу.
Первый – злобно ощерился, но промолчал. А второй тяжело шагнул вперед, огладил седую бороду и вскинул над головой правый кулак:
– Я – видел! Больше, чем другие! И хочу задать несколько вопросов…
Перед моими глазами тут же появилось хмурое лицо Тарваза, а в ушах снова прозвучал его голос:
– Мы будем в своем праве. И если ты, Кром, не ошибешься, то никто не посмеет оспорить волю Бастарза…
Видимо, и этот аннар был в своем праве, так как увей утвердительно кивнул и отступил в сторону, чтобы не загораживать нас с Кромом и Тарвазом.
– Я, Лерий Сжатый Кулак, аннар рода Усмаров, видел не один Посох Тьмы и знаю, что значит каждая зарубка на Пути Бездушных. Поэтому задам только один вопрос: скажи, Кром, сколько душ ты спас от ухода за грань?
– Шесть десятков и восемь… – тут же ответил Меченый.
– Семьде… – дернулась было я, а потом сообразила, что меня, то есть одну душу, он спас несколько раз.
– Теперь вопрос к Каменной Длани! – насмешливо глядя на Тарваза, воскликнул Сжатый Кулак. – Как называют воина, сумевшего одолеть пять десятков противников один на один?
Старший отец рода Аттарков побагровел, сжал кулаки, но все-таки ответил:
– Баас’ори’те…
По губам Лерия зазмеилась довольная улыбка:
– Что ж, я тебя услышал!
Глава 7
Кром Меченый
Третий день третьей десятины второго травника
…Ро’ори, молодые хейсары, уже получившие имя и сходившие в свой первый набег, но еще не заслужившие права называться ори’шерами, с надеждой смотрели на меня и, кажется, даже не дышали. Еще бы: они только что попросились в ученики к воину, Отмеченному Духом Бастарза, к человеку, способному вдохнуть в них искру божественного знания и наставить на путь, ведущий к Великим Подвигам. А этот человек – то есть я – молчал. Вот уже минут пять. Ибо мысленно крыл самыми последними словами всех хейсарских любителей интриг, начиная с Тарваза Каменной Длани и заканчивая Лерием Сжатым Кулаком…
…А ведь в святилище Бога-Воина все выглядело совсем по-другому: аннар рода Усмаров, объясняя мне смысл понятия «баас’ори’те», упирал на то, что Воин, Отмеченный Духом Бастарза, – это титул и права. Но ни в коем случае не обязанности.
– Его дает не Барс, а люди. Поэтому от него не отказываются…
Хитрые огоньки, вспыхивающие в глазах Сжатого Кулака, поверить в это не позволяли. И я все-таки попытался отказаться. Сразу после того, как узнал, что имею право в любое время дня и ночи входить в рей’н’и’ол, могу собирать Большой Совет Аннаров, объявлять войну или набег, вести за собой до тысячи воинов, останавливаться в любом сарти Шаргайла и что-то там еще.
Напомнил, что уже служу Богу-Отступнику и что уже прошел свой Путь. А потом добавил, что большинство поверженных мною противников были Серыми или лесовиками и что я не настолько хорош, чтобы иметь право называться этим самым «баас’ори’те».
Аннар «услышал» только последний довод. И решил меня пожурить:
– Скромный достоин уважения. Но только если скромность скрывает силу…
– Какая, к Двуликому, скромность? – рявкнул я. – Я говорю то, что есть!
Лерий, как хороший жонглер[63], использовал мои слова себе на пользу:
– А говорить и не надо! За тебя все сказали твои дела: гард’эйт, стоящая за плечом, зарубки на Посохе Тьмы и трупы отборных воинов Ордена, оставленные на оу’ро…
…«Ну какой из меня ниер’ва? [64] – глядя на воинов, ожидающих моего решения, мрачно думал я. – Не каждый знающий способен сделать. Не каждый делающий может научить![65] Да еще и за каких-то пять с половиной десятин!»
– Соглашайся… – прикоснувшись к моему предплечью, еле слышно шепнула Мэй. – Ты теперь хейсар. Значит, должен…
Ход ее мысли был понятен без всяких объяснений – за титул шшат’или, позволивший мне жениться на ниспосланной Богами Половинке, надо было платить. Частью оставшегося мне времени.
– Э-э-эх… – скрепя сердце выдохнул я и уставился на ослепительно-белый пик Ан’гри, упирающийся в небо. – Я, баас’ори’те Кром по прозвищу Меченый, беру вас, ро’ори’о, в ученики сроком на пять недель! Ваши кости – мое мясо…
…Тренировать два с лишним десятка человек на Орлином Гнезде было невозможно – они бы мешали друг другу даже во время разминки. Поэтому я задумчиво почесал затылок, протиснулся между зубцами и посмотрел вниз, на тренировочную площадку. Как я и предполагал, она оказалась занята сыновьями[66] Каменной Длани.
– Для наших тренировок выделили площадку в сарти увея, Мастер! – сообразив, зачем я выглянул во двор, сообщил один из моих новых учеников. – А еще меня попросили передать, что твое рейро уже готово…
Я криво усмехнулся – Хитрый Лис последовательно обрывал все нити, связывающие меня с родом Тарваза: сначала вынудил меня называть себя не шшат’или Аттарков, а баас’ори’те, затем заставил других видеть его во мне, прислав ара’д’ори[67] с вышивкой, полагающейся воину, отмеченному Духом Бастарза, а теперь вот создал еще и условия для переселения. Хотя и утверждал, что я могу жить там, где захочу:
– Теперь ты – гордость всего Шаргайла. Поэтому тебе выделят рейро в сарти увея. Перебираться туда не обязательно, но ночевать хотя бы изредка стоит…
«Интриган…» – угрюмо подумал я, раздраженно поскреб ногтями шрам на щеке и решительно повернулся к ученикам:
– Встретимся там. Завтра. В час жаворонка. А сейчас можете идти…
…После их ухода я наконец сосредоточился на Мэйнарии – Уресс, получивший задание еще в самом начале тренировки, не переставал работать ил’личе[68] даже во время моей беседы с ро’ори – выставил руки перед собой, медленно вытянул правую, коснулся пальцами лба жены и вернул ее обратно:
– Я тебя бью. В голову. Пока очень медленно. Ты должна отвести мою руку в сторону тем движением, которое мы только что отрабатывали…
Отвод получился корявее некуда – ее ладошка шлепнула не по запястью, а по середине предплечья, да так сильно, как будто хотела его остановить, а не отвести. Силы, конечно же, не хватило – и мой кулак, продавив сопротивление, легонечко коснулся середины лба.
– Достал. Можно считать, что ты потеряла сознание или умерла! А теперь скажи, что ты сделала не так?
Сказала. Слово в слово повторив то, что я рассказывал ей перед приходом ро’ори. Потом попробовала еще раз – и снова сделала не так, как надо.
– Не останавливай мой удар: тебе все равно не хватит силы! Просто отодвинь его на ладонь в сторону или отодвинься сама, а когда кулак пролетит мимо – бей!
– Бить мне пока рановато… – вздохнула Мэй. – А отводить пока не получается: у тебя не рука, а таран…
…Тренировать Мэй было до безумия приятно – она, ощущающая неумолимый бег времени так же остро, как и я, вкладывала душу в каждое упражнение. И настолько в него вживалась, что не столько вдумывалась в мои ощущения, сколько чувствовала, что я хочу ей сказать. И, естественно, хватала правильные движения раза в полтора быстрее, чем первачи Кручи. В результате часа через два после начала тренировки она уже довольно неплохо гасила мои удары «Шлепками Медведя», а через три смогла повторить первое дуновение[69] парного танца[70] Ветра.
Само собой, делала она его крайне медленно и не особо правильно, но делала! До тех пор, пока поднимались руки. А когда перестали – продолжила отрабатывать переходы.
Я удивился, так как представлял, насколько она устала. Дал поработать еще минут пять, потом остановил и похвалил:
– Молодец…
А остальное – то, что горжусь тем, что у меня такая добросовестная жена, – сказал взглядом. И чуть не утонул в бездонных синих колодцах ее глаз, в которых, кроме беспредельного счастья и искренней благодарности, появилось ОБЕЩАНИЕ!
Желание тренироваться тут же пропало: я посмотрел на Уресса, все еще тягающего свои ил’личе, обрадованно отметил, что и его конечности ощутимо подрагивают, и неожиданно для себя взял и закончил тренировку:
– Все, на сегодня – хватит!
Мальчишка расстроился – видимо, рассчитывал, что я уделю ему хотя бы пару минут. Но озвучивать свое желание не стал – поблагодарил меня за тренировку и унесся по своим делам. А мы, переглянувшись, пошли мыться…
…Я смыл с себя пот минут за десять. И, выбравшись из бочки для омовений, быстренько оделся. А когда вылетел из бани, обнаружил, что Мэй уже стоит во дворе. Собирая мокрые, нечесаные волосы в самый обычный «хвост»!
«Я тебя люблю…» – взглядом сказал я.
«Я тебя тоже…» – улыбнулась она. И, дождавшись, пока я пройду мимо, заняла место за моим левым плечом[71].
Делая вид, что никуда не торопимся, мы прошли по двору до высокой двери, зашли в сарти, поднялись на пятый этаж и одновременно заскрипели зубами, увидев, что стену напротив двери в нашу комнату подпирает Унгар Ночная Тишь.
– Силы твоей деснице и остроты твоему взору, баас’ори’те! Полной чаши твоему дому и плодовитости лону, ашиара! – учтиво поздоровался хейсар. Потом поднял с пола тяжеленный сверток и показал его Мэй: – Я принес все, что ты просила. И готов заниматься.
Мэй виновато посмотрела на меня и опустила взгляд – мол, решай сам…
Решил. И следующие два с лишним часа умирал от ревности: моя жена, сидя за столом бок о бок со своим бывшим женихом, учила его правильно собирать налоги. Нет, разумом я понимал, что эти занятия – часть ее долга перед своим родом. Но только разумом – сердце рвалось на части всякий раз, когда я слышал, как она обращается не ко мне, а к НЕМУ.
«Он будет управлять леном Атерн, когда мы уйдем…» – раз за разом повторял я про себя. Но довод не успокаивал – я ЗНАЛ, как Унгар относится к Мэй. И помнил, как он на нее смотрел во время виот’ун’иара!
Довод «теперь она моя жена» тоже не убеждал – Аютэ тоже была замужем. Однако это не помешало Негзару Мыши ее похитить.
«Унгар – тоже Аттарк. Значит, мой родственник…» – твердил я. И изо всех сил сжимал кулаки – похищение женщин в Шаргайле было нормой. Значит, Ночная Тишь МОГ ХОТЕТЬ ЭТО СДЕЛАТЬ!
Видимо, обуревающие меня чувства все-таки вырвались наружу, так как в какой-то момент, повернувшись ко мне, Мэй изменилась в лице, тут же отодвинула от себя исписанный Унгаром свиток и слово в слово повторила слова, которыми я закончил сегодняшнюю тренировку:
– Все, на сегодня хватит!
Тон, которым она это произнесла, ясно давал понять, что оспаривать ее решение бессмысленно, однако Ночная Тишь все-таки попытался:
– Я не устал!
– Ты – нет. Зато устала я…
Парень ее «не услышал»:
– Но ведь еще толь…
– Я. Хочу. Провести. Время. С мужем! Ясно?!
– Да… Прости, ашиара… – опустив взгляд, как-то слишком недовольно буркнул Унгар. – Тогда я приду завтра. В это же время…
«Нет!!!» – мысленно воскликнул я, почувствовав, что за словами «приду завтра» скрывается нечто большее, чем обычное желание учиться.
Читать бесплатно другие книги:
