Антология хоррора 2019 Кауц Марта

Юность Маргариты

Жизнь Маргариты, полная событий и важных дел, мчалась, как скоростной состав по рельсам, оставляя далеко позади менее успешных и удачливых знакомых и коллег. Никто не знал, есть ли у нее друзья и семья, чем она живёт помимо работы. Утром она в своём московском офисе, а к вечеру уже едет в аэропорт, направляясь на очередную важную встречу.

Вот и сегодня ей предстоял перелёт. Это был не просто деловой визит в Брюссель. Её новым партнером по бизнесу оказался невероятный во всех смыслах мужчина. В Лукасе, казалось, всё было идеально – и внешность, и манеры, и счёт в банке, и кое-что ещё, чего она так жадно ждёт, предвкушая их диалог.

Томно улыбнувшись своему отражению в зеркале, Маргарита застегнула на себе облегающий жакет цвета спелого баклажана и покрутилась, любуясь своим силуэтом. Посмотреть было на что. В свои 38 лет Маргарита была сочной, но стройной; зрелой, но при этом с гладкой и сияющей кожей. Полные губы выглядят так, будто созданы исключительно для поцелуев. Не женщина, а сладость.

Так, довольная собой и погруженная в мысли, Маргарита не заметила, как доехала до аэропорта. Стоял промозглый ноябрь.

Именно в ноябре, много лет назад, она приехала, подобно многим, покорять столицу. Под моросящим дождём, в тонкой курточке, раздавала листовки у метро, чтобы заработать себе на еду. Её хватило всего на пару недель такой жизни. Долгий и тернистый путь – не для неё. Она хочет денег, успеха, красоты, вседозволенности! И как можно быстрее.

Очень вовремя именно в это время на её пути встретился один человек. Он стал её наставником, её Господином. Именно он объяснил ей, что нет понятия «хорошее» и «плохое», и если чего-то очень хочется – возможно всё. Вообще всё.

Стюардесса принесла чай, еле заметно улыбнулась и исчезла из поля зрения. Маргарита погрузилась в воспоминания, и едва сдерживала смех. Если бы не солидные соседи бизнес-класса, она бы расхохоталась во всё горло. Пришлось отвернуться к иллюминатору, прикрыть рот и сдержанно хихикнуть: «Жаль, милая, что ты это никому не сможешь рассказать. Было чертовски весело».

Ей было чуть больше 20 лет, когда наставник показал ей настоящую жизнь, полную возможностей: «Тебе нужны деньги? Что ж, иди и возьми! Заодно повеселишься».

Он познакомил её с Адамом, пожилым владельцем ресторана. Мерзкий старикан, похожий на паука со своими мохнатыми пальцами, густыми бровями и бесшумной походкой насекомого. С первых же минут знакомства он смотрел на неё глазами старого сластолюбца: его обвисшие и влажные губы дрожали от предвкушения. Она была для него не человеком, а десертом, лакомством. «Моя конфетка, моя карамелька!»», – спустя пару дней сдавленно шептал он ей в номере отеля. Когда он двигался внутри неё, воздух из его горла вырывался со свистящим хрипом. Этот мерзкий паукообразный постоянно курил, одну за одной, и не отказывал себе в выпивке. От него воняло, а кожа была дряблой и липкой.

Старик любил устраивать в своём ресторане тематические шоу, особенно он тяготел к костюмированным вечеринкам.

На одном из таких маскарадов он нацепил на свою мерзкую рожу маску зайчика, плюшевые ушки, а сзади у него торчал пушистый комочек хвоста. Маргарита надела откровенный и изящный костюм летучей мыши.

Когда вечеринка была в самом разгаре, Маргарита увела уже пьяного Адама в автомобиль, убедила его завязать глаза и отправиться с ней на прогулку в ночном парке…

Они пришли в заброшенную оранжерею.

Самолет попал в воздушную яму, и с губ женщины сорвался едва слышный стон. Воспоминания всё глубже затягивали её в прошлое, возбуждая, вызывая волнение и наслаждение.

Похохатывая, пританцовывая от нетерпения, Адам начал хватать её своими паучьими пальцами, пытаясь сорвать с неё накидку и прижать к стене. Его явно заводило, что Маргарита его связала и называла «мерзким вонючим выродком».

«Да, моя сладенькая, да, накажи меня!».

От ужимок старого козла тошнило, и первым делом Маргарита решила его обездвижить, вколов двойную порцию миорелаксанта.

После укола Маргарита сорвала маску, которая завязывала глаза бедняге. Он уже не мог говорить, из уголка рта тянулась полоска слюны. В глазах начал плескаться страх, когда он увидел наставника Маргариты с видеокамерой. И стол. Боже, что это там?!

В его выпученных глазах появился неприкрытый ужас. Он увидел, что Маргарита задумчиво перебирала инструменты. Ножи разной длины и ширины лезвий, пила, молот, топор, щипцы, иглы. Как хорошо, что Господин вчера отвёз ее на скотобойню и показал, как разделывают туши…

Когда она начала резать Адама – медленно, начиная с обвисших губ, отрезая их по кусочкам лезвием – то ли от страха, то ли от парализации из него потекло, изо всех отверстий. Лёжа в вонючей жиже собственных испражнений, он остекленело смотрел, как она поочерёдно отрезает ему пальцы, как роется в его брюхе, а потом подносит к его ещё целым глазам блестящий моток кишок и роняет ему их на окровавленное лицо. Вернее, на то, что было лицом. Теперь это месиво без губ, ушей, с раздавленным носом и выбитыми зубами.

Маргарита с удовольствием отхлебнула остывший чай и облизнулась. Да, так, как было в самый первый раз, уже не будет. И плевать, что сейчас, помимо официального бизнеса, у нее целая сеть подпольных клубов, где каждый клиент волен делать со своей жертвой что угодно. Убивать, насиловать, есть. Сразу или в течение недели.

Она получает колоссальные деньги, но ее саму уже мало что может завести.

После того, как она расправилась с Адамом, её жизнь, наконец, наполнилась смыслом. Денег, которые он ей давал, и которые она украла из его сейфа за время отношений, хватило на то, чтобы улететь в Берлин, сделать пластическую операцию, поменять документы и открыть счёт в банке на круглую сумму.

Ученик должен превзойти своего учителя, в этом смысл обучения. Однажды наставник сдался. Он не мог больше соответствовать ее ритму жизни. Ее ненасытность и жестокость его пугали. Он был эстет, изредка убивал для удовольствия и собирал коллекции фильмов. Она же была охотником. Её тайная квартира была полна трофеев.

Вот это молочный зубик той бездомной малышки, которая так смешно открыла в беззвучном крике свой ротик. Ха-ха-ха. Она думала, что сможет убежать от тёти с топором. После того, как та распотрошила ее мать. Бедняжка.

Вот это – коленная чашечка подающего надежды футболиста. Юноша был польщён тем, что такая красотка в первый же вечер позвала его к себе после ночного клуба. Коленную чашечку она доставала из него медленно, не давая ему надолго терять сознание, приводя в себя. Честно, она не хотела его убивать, но он оказался дерьмовым любовником.

Венцом коллекции, конечно, является позвоночник.

Позвоночник её матери. Эта сука никогда в нее не верила!

Посмотрела бы она сейчас на оба её бизнеса. Модельный и тот, подпольный, для души. Да у Маргариты есть всё! Почти. Чего-то ей всегда не хватает…

«Твоя ненасытность тебя погубит, – твердил ей наставник, – Я больше не хочу тебя видеть, твои поступки лишены эстетики, ты просто мясник».

Маргарита задумчиво расстегнула клатч. Их она возит с собой как талисман. Его глаза, которые она вырезала у него на память. Наставник перестал её любить, он стал с ней колючим, как кактус. И несправедливым. Но она его всё равно любит, и иногда навещает. Тот подвал, в котором он живёт, полон крыс и сырости, но он все равно этого не видит. А когда она приходит, они вместе слушают его фильмы. Что бы он ни говорил, но она не лишена благодарности.

Что ж, наконец, она близка к тому, чего всю жизнь ждала. Женщина, такая яркая и интересная, как Маргарита, не может долго быть одна. Внутреннее чутьё ей шептало, когда она собирала чемодан в Брюссель, что Лукас – тот, кто ей нужен. Её новый Господин, тот, кто шагнет с ней ниже бездны. Тот, кто испугает самого Сатану.

Тот, с кем будет возможно больше, чем ВСЁ!

Елена Вострикова

Потерянное сокровище

Моя семья – мое богатство. Мама всегда твердила нам с сестрой об этом. Когда моей сестре было 2, а мне 9, папа тяжело заболел. С начала он все забывал, потом он начал терять контроль над своим телом, а потом стали отказывать органы. Врачи сказали, что в голове отца поселился червь, который медленно съедал его мозги. Каждый день я слышал, как он кричит от боли, когда обезболивающие переставали действовать, чувствовал тошнотворный запах мочи, исходящий из его комнаты, и видел в глазах беспокойство, потому что он не помнил кто мы такие. Хорошо, что Лизи не помнит это время. Мама тогда была в отчаянии. Думаю, что если бы не мы с сестрой, то она бы не пережила этого. В память о муже она всегда носила обручальное кольцо с красным агатом. Она говорила мне: «Береги свою сестру, как я берегу память о вашем отце».

Прошло 5 лет. Лизи пошла в первый класс. Я помню, какой счастливой она была. Белые банты были красиво вплетены в ее темные волосы, сине-красная школьная форма очень шла ей. После первого школьного дня, она прибежала домой, и, не останавливаясь, весь вечер, рассказывала, чем они занимались, и с кем она успела познакомиться.

Моя маленькая, добрая и наивная Лизи. Мир испугался, что тебя в нем будет слишком много.

Я помню день, когда все началось. Была суббота, я лежал дома с бронхитом. В этот день, все возвращаются раньше со школы. Когда Лиза не пришла на обед, мама начала волноваться. Она позвонила в школу, но там ей сказали, что все занятия уже кончились и дети пошли домой. Тогда она позвонила подруге Лизы – Мари. Я спустился, чтоб налить себе чай и видел, лицо мамы, когда та ждала ответа на том конце телефона. С каждым гудком беспокойство отчетливее прорисовывались на ее лице.

– Алло! – сказал детский голос в телефоне

– Привет, Мари, подскажи, Лиза у тебя в гостях? – голос мамы разносился по кухне.

– Да, мы только что зашли домой.

– Позови ее к телефону, пожалуйста, – беспокойство ушло с лица мамы, теперь оно стало серьезным

– Алло, привет Ма! Сегодня был такой интересный день в школе! Мы изучали, как правильно вычитать большие числа! А еще на перемене Джон поймал огромную лягушку и показывал ее всем! А еще после школы мы встретили дяденьку, у которого был такой маленький беленький пушистенький песик! Он даже разрешил нам его погладить! – звонкий голосок был слышен даже на лестничной площадке.

– Почему ты не позвонила из школы и не сказала, что пойдешь к Мари?

– Я думала идти домой, но мы встретили того дяденьку и заигрались с песиком. Мари сказала, что лучше дойти до нее и позвонить тебе, чтобы ты не волновалас, – от этих слов на серьезном лице мамы появилась легкая улыбка, спрятавшаяся ы уголках губ.

– Хорошо, посиди у нее, но чтоб через два часа была дома.

– Спасибо, мам. Люблю тебя!

– И я тебя, детка.

Встреча с псом не входила из детской головки несколько дней. При любой возможности сыпались просьбы купить похожего щенка на день рождения, который был через две недели.

Во вторник мы с мамой поехали к врачу на осмотр. Весь день лил дождь, поэтому на дорогах были пробки и много аварий. Когда мы доехали, секретарь нам сказала: «Доктор Джефферсон опаздывает, подождите его возле кабинета.»

– Ну и погодка сегодня! – капли дождя стекали с промокшего пальто доктора. Как ты сегодня себя чувствуешь, Лиан?

– Уже лучше доктор Джефферсон.

– Замечательно! Дайте мне 2 минуты, чтоб привести себя в порядок и я тебя осмотрю.

Закончив заполонять документы, доктор Джефферсон выписал меня и сказал, что с четверга я могу идти в школу.

Последнее, что он спросил: « А как поживает твоя сестренка?

Я ответил: « Лучше всех!»

Но это была не правда. В этот вечер она и Мари не вернулись из школы. В среду и четверг тоже. В пятницу в дверь позвонили. Мама побежала открывать ее, но на пороге был почтальон. В руках у него был конверт.

– Спасибо, – выдохнула мама.

Она села на диван гостиной и заплакала. На конверте аккуратным детским почерком было написано ее имя. Я подошел к ней, взял конверт и аккуратно открыл его. Из конверта посыпались белые камушки, но тогда я не обратил на них внимания. Внутри конверта была кассета. Я знал, что не стоит ее включать, но я не мог сделать иначе. На кассете была Лиза и Мари в тот дождливый день. По их ярким дождевикам стекали капли. Рядом стояла машина, синий форд, в окне которой виднелся маленький, беленький, пушистенький песик.

– Хотите погладить его? Пойдемте в машину, а то промокните, – сказал мужской голос за кадром.

Они сели и радостно помахали на камеру и на этом первая часть записи кончилась.

Пока я смотрел, как мою сестру и еще одну маленькую девочку похищают, мама склонилась над белыми камешками, что высыпались из конверта. Она внимательно смотрела на них, а потом закричала. Она кричала так, что весь мир перестал существовать.

Она лишь только твердила: «Зубы! Это ее зубы! Зубы!»

Я думал, что она сошла сума. Соседи вызвали скорую и полицию. Только после того, как врачам удалось успокоить маму, я понял, что она пыталась сказать.

Полицейские забрали кассету и собрали все 23 зуба моей сестры. Они сказали, что свяжутся с нами позже, когда просмотрят запись. Вот уже 3 дня они и отряды добровольцев искали мою сестру и Мари. Теперь поиски бесполезны.

Пока мама кричала и билась в истерике, запись с кассеты продолжала идти. На ней женщина держала в руках щипцы. Девочки сидели напротив друг друга, в каком-то подвале. Они были связаны веревками. Было видно, что кожа под веревками начала синеть, так туго они были стянуты. Мари была без сознания, ее голова свесилась в правую сторону, руки безвольно лежали на коленях. Лиза была в сознании, красные от слез глаза не естественно выделялись на фоне ее бледного похудевшего лица. Она не могла и, видимо, уже не хотела кричать. Женщина подошла к Мари, взяла ее маленькую светлую головку двумя руками и опрокинула наверх. Потом открыла ее рот. Щипцы сверкнули в лучах света, падающего из окна подвала. Я запомнил, как глаза Лизы округлились от страха, как в один миг гримаса ужаса и отвращения превратила девочку в старуху. А дальше только крик…

Той ночью мне снилась Лиза. Она пришла ко мне. Вот только вместо нежной улыбки была черная дыра беззубого рта. Запекшаяся кровь на лице делала его похожим на маску. Она села на мою кровать и положила свою бледную, холодную руку на мою. Я увидел, что у нее нет ногтей, а пальцы были неестественно загнуты. «Мама говорила, что ты должен беречь меня. Почему ты не помешал им? Я больше не люблю тебя. Я больше не буду играть с тобой». А потом она начала плакать. Черные слезы стекали по ее белому лицу и оставляли следы. С каждой секундой она плакала все громче, пока ее плачь, не превратился в крик. А потом она взорвалась, и черная вода растеклась по всей комнате.

Я проснулся. В доме действительно кричали, только это была мама. Успокоительное, что дали ей врачи, перестало действовать.

Через два дня нашли тела девочек. Их отвезли на детскую площадку и посадили на качели. В полиции нам сказали, что на тела девочек нам лучше не смотреть. Они были обезображены. Как я потом узнал, их пытали 4 дня, держали голодом в сыром и холодном подвале. На телах обнаружили следы спермы, но девочки были не тронуты. Похоже, этих психов заводило то, что они делали с детьми и занимались при них сексом.

На следующий день девочек похоронили в закрытых гробах. В городе на три дня объявили траур. А после ввели комендантский час.

Через неделю удалось выяснить, имя женщины с видео. Ее звали Нормой Джойс, она была инженером крупной фирмы. Голос ее мужа был на записи видео. У них был ребенок того же возраста, что и девочки и беленький пушистый песик. Их арестовали.

Мама лечилась у психиатра после нервного срыва. Когда пришли из полиции, она готовила салат и делала вид, что их не замечает и занимается обычными делами. Она больше не хотела их видеть. Когда ей сказали, что нашли убийц девочек, солонка выпала из ее рук и разбилась. Мелкие белые камушки рассыпались по всей кухне.

Каждую неделю я хожу на кладбище к Лизе и Мари. Я приношу им цветы: Лизе тюльпаны, а Мари розы. Я сажусь напротив их могил, достаю сэндвич, отламываю небольшие кусочки и кладу им на надгробия. Маленькие птички прилетают и начинают клевать хлеб. Мне нравится думать, что эти птички, перерожденные Лиза и Мари. Я откусываю свой сэндвич и рассказываю им о том, что происходит в мире, в котором уже нет их. В мире, который плачет, что Лизи в нем было слишком мало.

Соул Мейт

Ты пожалеешь

Акт 1

– Если ты причинишь Вендсдей боль, то сильно пожалеешь.

В доме за моей спиной – самый разгар вечеринки, а я стою в одной футболке на грёбаном холоде и пытаюсь сфокусировать нетрезвый взгляд на лице парня, назвавшегося Эдди. Слова его, прозвучавшие с нескрываемой неприязнью, вызывают во мне приступ глупого смеха. И этот очкастый урод смеет мне угрожать? Охренеть. Вот пацаны поржут, когда я им расскажу.

– Повтори ещё раз. Я не расслышал, – специально повышаю голос и нарочито небрежно пожимаю плечами.

Ничего не могу с собой поделать. Для мужчины нет большего удовольствия, чем втаптывать в грязь поверженного соперника, даже если тот тебе совсем не ровня. Это инстинкт сродни первобытному, и он выше моего пьяного восприятия.

– Ты все прекрасно слышал, – цедит Эдди сквозь зубы. Его худое, скуластое лицо кривится так, словно ему противно даже разговаривать со мной, от чего мне становится ещё смешнее.

– Ой-ой, какие мы грозные. Чмошник грозит мне расправой, что же делать? У меня поджилки затряслись от страха, – смеюсь я, подходя к ботану вплотную, но он продолжает с вызовом смотреть мне в глаза, не отступив ни на шаг. Мои руки невольно сжимаются в кулаки, и я не вижу ни одной причины отказывать им в удовольствии. – Мне кажется, кто-то забыл своё место.

Удар под дых – и рыцарь согнулся в три погибели, а я, как истинный дракон, победно возвышаюсь над ним. Пора заканчивать с этим; бухло стынет, да и Венди заждалась.

– Ничтожество, – с удовольствием цежу я сквозь зубы и сплевываю под ноги.

– Артур? – раздается встревоженный крик, – Артур, ты здесь?

А вот и принцесса собственной персоной.

– Да, любовь моя, – отвечаю ей, не отводя взгляда от Эдди, – я во дворе.

– Ты не замерз? Я принесу куртку.

Ухнула входная дверь, застучали по бетонным ступенькам каблучки.

– Я не шучу. Обидишь её – пожалеешь, – шипит Эдди, держась за живот.

– Да-да. И покарает меня тогда сам Господь.

– Артур, тебя все заждались.

Я оборачиваюсь на голос. Венди в своем коротеньком черном платье неотразима. «Ты видишь эту красотку, очкастый? Сегодня она будет стонать подо мной, а ты со слезами дрочить и молиться, чтобы мамка не зашла в комнату», – хочу высказать ему эти свои мысли, но Эдди и след простыл. Хотя, чего я ожидал от ботана? Смываться он явно должен уметь, инстинкт выживания, всё такое.

Ну и хрен с ним.

Притягиваю к себе девушку за талию и развязно целую, чувствуя спиной прожигающий взгляд. Не знаю где ты, но всё, что тебе остаётся – смотреть.

Акт 2

Дни летят со скоростью реактивного самолета, оставляя после себя лишь полосу постепенно растворяющихся воспоминаний.

С той самой вечеринки, когда Эдди в первый и последний раз говорил со мной, прошло 6 лет. Постепенно наше общение с бывшими одноклассниками сошло на нет, только гребаный ботан все никак не оставлял нас в покое. Иногда я видел его ошивающимся у нашего дома, но стоило мне подойти ближе, как он тут же пропадал, словно чёртов фокусник. Я находил это забавным (бедного щеночка бросила хозяйка), потому решил не сообщать в полицию.

Стоит отдать Эдди должное: он держал дистанцию, не пытаясь связаться с Венди, и его присутствие в доме сводилось к фотографии, которую моя жена упрямо отказывалась выбрасывать. На ней они стояли в обнимку и улыбались до раздражения жизнерадостно, похожие, словно родные брат и сестра. «Друзья детства», – сурово повторяла Вендсдей всякий раз, когда вынимала рамку из мусорного ведра. «Херетсва», – передразнивал я её, уже предвкушая, как снова демонстративно выкину фотку.

Рутина поглощала нас и медленно переваривала в едком желудочном соке бытовухи. Мы расходились утром и возвращались вечером, ужинали, занимались сексом и вновь расходились по офисам. Все приедалось, становилось серым, и в один момент я осознал, что меня больше не привлекает Венди. Нас продолжал объединять груз прошлого, но я не видел её в своем будущем, оттого становилось всё невыносимее терпеть ее в настоящем.

Она, казалось, заметила мою холодность, и, закатав рукава, принялась со свойственной ей энергичностью латать трещины в нашем семейном счастье. Новая прическа, красивое белье, вкусная еда… Только я уже знал каждый изгиб ее тела; она приелась мне, как приедается любимая песня, поставленная на повтор.

Я начал спасаться алкоголем, а затем и другими, менее известными мне женскими прелестями, загадочными, мимолетными, обворожительными.

И чем больше я наслаждался жизнью за пределами дома, тем больше меня тошнило от семьи.

А это значило лишь одно: наш брак подошел к своему логическому концу.

Акт 3

В тот день я пришел домой с твердым намерением порвать с Венди, но она с порога ошарашила меня новостью: у нас будет ребёнок. Её щенячье-радостное выражение лица ввело меня в ступор. Я уже чувствовал вкус свободы холостяцкой жизни, без Вендсдей, без омерзительно-однотонных будней, без тупой фотографии и уж тем более без детей. Параллельно нарастающей панике нечто темное, страшное, ранее мне неизвестное, рвалось наружу и я не мог противиться этому.

– Тварь, – процедил я сквозь зубы. – Какая же ты тварь.

– Что? – глаза Венди расширились, сделав ее похожей на безобразную рыбину.

– Решила таким образом привязать меня к себе? Сохранить брак? – неожиданно для себя, проорал я прямо ей в лицо.

– Нет, это не так, я…

– Заткнись, сука! – глаза мне застелила кровавая пелена. – Думаешь, я тупой? ТЫ ведь всё знала, верно?

– Артур, ради всего святого, о чём ты? – голос Венди дрожал. Рука её потянулась было к моему плечу, но я тут же сжал её, да так, что она вскрикнула от боли. Неожиданно этот звук нашел отзыв в темноте, разрастающейся внутри меня.

Да, тебе больно. Бооольно.

А будет ещё больнее.

Я замахнулся и ударил её наотмашь по лицу, испытав при этом странное чувство удовлетворения. Словно так и должно быть, словно уже давно пора было так сделать.

Венди отшатнулась. Её лицо перекосилось в диком испуге, из носа на опухшую губу брызнула кровь.

– Артур, я не понимаю… За что? Что происходит? – лепетала она, нервно сжимая край своей блузки.

– Всё ты понимаешь, – медленно, шаг за шагом я приближался к ней, она же отступала, будто загнанный зверь, не отводя от меня широко распахнутых глаз. – Мы ведь могли расстаться по-хорошему, верно? Ты ведь знала, что мне осточертела.

– Артур, я…

Я воспользовался её замешательством и ударил снова.

– Что же твой защитник не рвется на помощь, а? Ошивается же где-то возле дома. Зассал? А знаешь что, валила бы ты к нему, у вас же такая любовь!

Венди облокотилась о край стола и вперилась в меня острым, как тысяча игл, взглядом.

– Ты об Эдди? – произнесла она неожиданно отрешенно, прижимая руку к разбитому носу.

– О ком же ещё, а? Чёртов психопат.

Неожиданно Венди запрокинула голову и рассмеялась истерично, громко, несуразно выгнувшись, периодически сплевывая кровавую пену.

Я застыл на месте, моментально придя в себя. По спине пробежал холодок, а в мозг ворвалось жуткое осознание: передо мной не Венди. Кто-то похожий, но точно не она. Выше ростом, более широкие скулы… Но как такое могло быть?! Я прожил с женой больше шести лет и не мог… Взгляд упал на стоящую на столе фотографию. На ней улыбались двое, похожие, словно брат и сестра.

– Ты… – выдохнул я, отшатываясь.

– Я, – произнес в ответ одними губами Эдди. Его лицо проступило хищным оскалом поверх лица моей жены, и с электрическим треском в доме погас весь свет.

Акт 4

С битой в руке я стою посреди сада и тяжело дышу.

Меня со всех сторон окружают ночь и неестественная тишина, но уж лучше быть здесь, чем в чёртовом доме, из которого я чудом выбрался.

Каждая моя мышца дрожит от напряжения, будто натянутая струна.

– Ты пожалеешь.

Я резко оборачиваюсь, но никого рядом со мной нет.

– Я не причинил ей вреда! – ору я, поворачиваясь снова и снова в попытке засечь малейшее движение и среагировать на него.

«Боже, что за херня! Я просто перетрудился в последнее время, накрутил себя, перепил в конце концов! И где, в конце концов, моя жена?» – мысленно пытаюсь успокоиться, но бешенный стук сердца отдаёт в виски, мешая рассуждать. Надо вернуться домой, заварить чаю, выспаться…

Делаю несмелый шаг в сторону дома, ещё один, ещё…

Дикий смех резко вырывается прямо из-под ног, и я с визгом отскакиваю в сторону, кидая битой в источник звука. Смех не прекращается, но становится прерывистым, механическим. Я аккуратно подхожу и вижу гребаную игрушку, которую сам когда-то выбросил в сад, желая подшутить над Венди. Херов комик! Чуть кони не двинул от своей же дурости.

Выдыхаю, наклоняюсь, чтобы поднять биту, и чувствую на своей шее ледяные пальцы, которые никак не могут принадлежать живому человеку.

– Ну что, трясутся поджилки от страха?

Голос, кажется, звучит прямо в голове. Холодные руки тянутся отовсюду, хватают, отрывая куски одежды вместе с плотью; одутловатые лица вгрызаются в ноги, дышат в прямо в горло гнилостными массами. Меня рвёт, но мне не дают согнуться; я кричу от страха и боли, захлёбываюсь собственной рвотой под чавканье и жуткий смех грёбаной поврежденной игрушки. Нет, я не сдохну здесь! Нет уж, нет, нет, нет!

Вырываюсь и бегу. Бегу, куда глаза глядят, быстрее, чем когда-либо бегал. Бегу в нескончаемой темноте, чувствуя на пол шага позади присутствие, а в ушах вместе с кровью бьётся безумный смех. Неожиданно вдали показался свет, спасительный свет. И я рвусь из последних сил навстречу ему, и кошмар отступает вместе с тьмой. А свет становится всё ярче и ярче, пока не заполняет собой всё пространство вокруг и внутри меня.

И только смех из головы уходит последним, выбитый глухим ударом и визгом тормозов.

Акт 5

– Миссис Праймер, вы опознали в погибшем своего супруга, верно?

Молодой следователь сел за стол и жестом предложил женщине последовать своему примеру.

– Да, так и есть, – Вендсдей впилась в спинку стула дрожащими пальцами так, словно он один может разделить её горе. На её бледном лице залегли глубокие тени.

– Сочувствую, – следователь формально кивнул и принялся молча рыться в бумагах, выискивая необходимые акты.

– Знаете, в последнее время у нас было не всё гладко с Артуром, но я думала мы преодолеем это, если не ради себя, то ради нашего будущего малыша, – не выдержав напряжения, заговорила миссис Праймер. – Он ведь так и не узнал, что у нас будет ребенок. Он бы так обрадовался…

Из глаз женщины, до этого державшейся крайне сдержано, ручьем хлынули слезы. Следователь моментально подскочил и настойчиво усадил её в кресло, учтиво предложив платок и стакан воды.

– Когда немного придёте в себя, расскажите мне, пожалуйста, где вы были в ту самую ночь, – мягко произнес он, возвращаясь на своё место.

– В тот вечер я была у подруги. Хотела посоветоваться с ней, как лучше преподнести Артуру такую неожиданную для всех нас новость. Это всё, что я могу сказать, – всхлипывая, пролепетала женщина, пытаясь безуспешно унять слёзы.

– Да, мы нашли на кухне вашу записку, и мисс Грей подтвердила, что вы весь вечер провели у неё, – буднично произнес следователь, делая пометки. – А ничего странного за мужем Вы не замечали в последнее время? Всё-таки очень необычно, что он оказался глубокой ночью так далеко от дома. Да ещё и водитель автомобиля утверждает, что он словно от кого-то убегал.

– Нет, ничего. Хотя… – Вендсдей задумчиво прижала платок к губам, – Пару раз он упоминал, что видел моего друга, Эдди, у дома. Я воспринимала это как плохую шутку.

– И почему же? – оживился следователь.

– Видите ли, это невозможно, – печально произнесла Вендсдей, – Эдди умер летом, перед выпускным классом. Несчастный случай. Его сбила машина.

Ксения Кондрашова

Любовь моя

Я помню день нашей свадьбы, будто это было только вчера, не потому, что совсем недавно пересматривала съёмку, а потому, что это был один из немногих светлых дней в нашей семейной жизни. А, возможно, и единственный.

Все последующие кажутся мне сейчас каким-то ужасным сном. Кошмаром, из которого я никак не могла выбраться. Бездонным болотом, в котором тонула всё глубже и глубже с каждым днём.

«Как ты?» – спросили меня после известия о его гибели. Как я? Как я?! Как человек, которому удалили гангренозную ногу. Мне всё ещё больно, но теперь я точно уверена, что буду жить.

«Привет, любовь моя» – шептал он, приходя среди ночи и дыша на меня алкоголем. А после, накрывал мое сонное лицо подушкой и прижимал к кровати, глядя, как я в панике пытаюсь вырваться. В ужасе я колотила руками воздух. Царапалась и пиналась, пытаясь отбиться до того, как закончится кислород. Но он и сам всегда знал, когда надо остановиться, поэтому убирал с лица подушку, хватал за шею и злобно рычал:

– Ты мне не рада, любовь моя?

Я плакала и умоляла его не делать то, что он делал дальше. Но, как зверь, загнавший свою добычу в ловушку, это чудовище уже не могло остановиться. Он впивался в меня зубами, оставляя на коже багровые отметины, и с особым садизмом возвращал все супружеские долги.

Однажды, я решилась сбежать из дома. Ушла на работу, а обратно не вернулась. Поехала на вокзал и купила себе билет до ближайшей глухой деревушки. Поезд шёл больше пяти часов и поздним вечером я вышла на пустой, незнакомой станции. Он ждал меня там.

– Привет, любовь моя. Сбежать хотела? – со всей силы ударив в живот, поприветствовал супруг, – Ну-ну, что-то у тебя ноги подкосились от дальней дороги, – подхватив руками и не давая упасть от боли, он потащил меня в машину. Та ночь закончилась переломами двух рёбер.

На работе с тех пор я больше не появлялась. И на полгода вообще перестала выходить из дома. Каждый вечер он приходил и избивал меня до беспамятства. Всё тело напоминало один огромный синяк. Всё, кроме лица. Что-что, а лицо его милой жёнушки всегда оставалось нетронутым.

Вспоминая те дни, меня постоянно мучали фантомные боли во всем теле. Я, как сломанная кукла, боялась, что все это окажется его очередной жестокой насмешкой. Боялась, что он окажется жив. Любые шаги на лестничной клетке заставляли меня внутренне содрогаться.

На похоронах я рыдала не от горечи потери, я рыдала от счастья, что все наконец закончилось. Что мне больше не придется жить в страхе и ужасе, ежедневно опасаясь за свою жизнь. А едва гроб скрылся под многометровым слоем земли, меня покинуло ощущение постоянной тревоги. Придя вечером домой, я рухнула на кровать без сил, впервые за долгое время ощущая усталость вместо боли. С тела, наконец, начали пропадать постоянные синяки. И впервые за несколько лет, находясь в абсолютно пустой квартире, чувствовала себя в безопасности.

Той ночью я проснулась от дикого холода, словно в раз наступила зима. А после услышала его.

«Ну, здравствуй, любовь моя» – хриплый и до боли знакомый голос шепнул на ухо. Внутри все сжалось, а тело покрылось липким потом.

Я думала про себя, «Этого не может быть, он умер! Он умер!!! Этого не может быть!!!» Но холодные, костлявые пальцы вцепились в шею, доказывая обратное.

«Ты думала, что я так просто отпущу тебя?»

Ненавистный голос скрежетал над ухом, заставляя дрожать от ужаса. Я чувствовала, как его ледяные пальцы гуляют по моему телу, и понимала, что последний супружеский долг принять мне всё-таки придётся…

Я лежала неподвижно, пока он стаскивал с меня одежду. И пока, он огромной горой нависал надо мной. И пока он с силой вбивал меня нашу кровать. В неверном свете луны, я видела его посиневшее лицо. Как и при жизни, оно было обезображено застарелой злобой. Смрадный запах разложения то и дело ударял в нос, вызывая приступы тошноты. От ужаса и отвращения, самообладание покинуло меня и я провалилась в спасительное забытьё. А когда очнулась, первые лучи солнца глядели в распахнутое окно. Рядом никого не было.

«Это всего лишь сон!» – повторяла я себе на утро, когда заваривала кофе. И когда мылась ванной, что есть сил натирая кожу мочалкой. «Это всего лишь сон!» – повторяла, стоя перед зеркалом и глядя на расцветающие по всему телу синяки. Этого не могло быть, и я отлично это понимала. Но тогда почему мне было так плохо? И почему тело болело так, словно меня переехал каток?

На сороковой день я проснулась от резкого, тошнотворного запаха мертвечины. Мне казалось, что пахнет именно от меня, настолько он был силён. Стоило попробовать встать с кровати, как оказалось, что мир безбожно качается и пол все время движется навстречу. А едва я добежала до ванной, меня вывернуло наизнанку.

Склонившись над белоснежной раковиной в пустых рвотных позывах я к ужасу своему поняла, что сбой менструального цикла был вовсе не на нервной почве.

Первый же купленный в аптеке тест подтвердил мои опасения. Я всматривалась в яркие розовые полоски и думала, почему всё так? Ведь и я мечтала о нормальной семье, о ребёнке и надежном супруге. Но судьба распорядилась иначе. Мой муж сам же лишил меня возможности иметь детей, когда на раннем сроке первой беременности избил до потери сознания и оставил истекать кровью на холодном кухонном полу.

А теперь, словно злая насмешка, последний подарок моего мертвого супруга. «Ты думала, что я так просто отпущу тебя?» – всплыли в памяти его слова с той ужасной последней встречи.

Адская боль внизу живота заставила проснуться среди ночи. Казалось, нечто ужасное прогрызает меня изнутри и ломает кости. Я не могла пошевелиться, от каждого движения боль лишь усиливалась. С огромным трудом, удалось скинуть с себя одеяло и в ночных сумерках я увидела, что мой живот увеличился до огромных размеров, словно, вот-вот должна родить. Очередная волна боли пронзила насквозь, заставляя взвыть. Я ощущала, как плод, пытаясь вырваться из моего чрева, разрывает все внутренности на части. Словно, желая завершить то, на что не решался его мёртвый отец.