Не злите ведьму. Сказочная работёнка

Глава 1. Возвращение

Решение не совершать необдуманные и опрометчивые поступки, увы, от таких поступков не избавляет. Собственную непростительную ошибку я осознала через несколько часов после того, как села в вагон поезда, направляющегося в сторону Вырвинска. Как сейчас называют наивных и доверчивых дурочек, которых можно без особых усилий вокруг пальца обвести? Лохушками? Ну вот это как раз обо мне. Не обидно даже, потому что на правду обижаться глупо.

Уважающая себя ведьма на моём месте, наверное, сразу же заподозрила бы неладное – уж слишком легко Мария согласилась на сделку, условия которой были выгодными только для меня. Что получила я в результате нашего с ней договора? Заверенное магией обещание никогда не приближаться ко мне, к членам моей семьи и тем, кто мне дорог. То же самое касалось и родственниц Антона Лопатина, и нежити, которая осталась со мной. Составлять поимённый список смысла не имело, поскольку вчерашний друг может завтра стать злейшим врагом и наоборот. Получалось, что я могу назвать дорогим для меня человеком любого случайного прохожего, и Мария будет обязана не трогать его ни магией, ни даже помыслами. Могу весь город друзьями назвать. Да хоть всю страну. Этому условию явно требовалось уточнение, но Мария согласилась с ним в таком виде. Сначала я думала, что это произошло из-за её самонадеянности, а потом поняла, насколько сильно заблуждалась.

В открытом купе плацкартного вагона вместе со мной ехала семья – муж, жена и их сынишка лет десяти. Ночью они вышли на своей станции, оставив на столике две пластиковые бутылки с остатками лимонада и колоду карт – забыли, наверное. Я проснулась от шума, когда эти люди впопыхах собирали свои вещи. Проводница два раза приходила будить этих пассажиров, но они всё равно умудрились проспать, а потом такую суету устроили, что половину вагона перебудили. Когда они наконец-то ушли, я спустилась со своей верхней полки вниз. Проводница сказала, что до конца маршрута одно нижнее место так и останется свободным, поэтому я могу его занять. А почему бы и нет? Внизу ведь удобнее. И сон, как назло, уже не шёл – оставалось только таращиться в предрассветные сумерки за окном и строить планы на будущее.

Карты я взяла в руки неосознанно. Задумалась о том, правильно ли поступила, бросив семью на произвол судьбы, а рука сама потянулась к колоде. Власов сильный, умный и надёжный, но у него в голове после всего случившегося ужасная путаница, а я даже объяснений никаких не дала. Он в растерянности. За нашим домом в Мизгиревке следят прихвостни Артура Карпунина – я совершенно о них забыла. Нужно было и этот момент тоже контрактом оговорить – потребовать у Марии, чтобы она оградила членов моей семьи от всех представителей чокнутой семейки Карпуниных. Упустила. Забыла. И вот как раз когда я начала волноваться по данному поводу, бездумно выкладывая карты одну за другой на столик, неожиданно сработал провидческий дар. Видения замелькали перед моим мысленным взором одно за другим, и не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что они не изменились. Власов, Владик и Майя Алютина – они, по мнению видений, так и остались втроём. Майя со временем состарится и умрёт, Владик вырастет и возмужает, но ни он, ни Власов не будут стареть. Они будут переезжать с места на место, менять свои имена, жить с разными женщинами. Но у меня не будет внуков. Почему? Да какая разница? Вопрос был не в том, как сложится бесконечная жизнь Власова и Владика, а в том, почему она будет бесконечной. С какой стати?

Эти видения не показывали Марию и магию, но где-то глубоко в душе поселилась уверенность, что чёрная ведьма каким-то образом меня обманула. Фрося – не единственная кикимора на свете. Можно найти другую, подчинить её и заставить выполнять приказы. Этот момент я в договоре тоже упустила – речь шла только о прямом магическом влиянии на членов моей семьи, а насчёт посредников там ни слова не было сказано.

И ещё… Для того, чтобы получать природную силу через Антона, Марии тоже понадобится посредник. Пуповину Владика она своей рукой срезала, поэтому могла всё делать сама, а с Лопатиным дела иначе обстоят. Там всё сложно. Нужна ведьма с природным или смешанным даром, которая сможет правильно поглощать чужую магию и добровольно отдавать её в чистом виде Марии. Ну или не ведьма, а колдун – не имеет значения. Важно то, что подобная способность далеко не у каждого есть. Нужно состоять в родственной связи с «источником» если не по крови, то по магии. Серафима приходилась Антону бабкой, поэтому могла пользоваться его природной силой. Я унаследовала её дар – это тоже достаточное основание. А Мария Антону никто, поэтому я и считала сделку для неё совершенно невыгодной. Люську и Клавдию Никитичну я из-под удара вывела – договориться о передаче магии с ними Мария не сможет. Есть и другие наследницы мизгирёвских ведьм, но они просто одарённые, без колдовского дара. Люськина мама, например, с животными умеет общаться, но она не ведьма. Для Марии она бесполезна. И другие женщины этого рода тоже. Но тогда зачем Мария пошла на сделку со мной? В какой момент я утратила контроль над ситуацией? Что она знает такого, чего не знаю я? И почему мои видения о Власове и Владике совершенно не изменились?

Всеми этими вопросами нужно было озаботиться гораздо раньше. Род мизгирёвских ведьм довольно-таки обширен, а генеалогическое древо, которое я видела в одной из книг в хранилище, неполное – в нём упомянуты только прямые потомки основных ветвей, да и то не все. У мужчин бывают внебрачные дети, такое отследить сложно. Да и не занимался этим отслеживанием никто. Марии с её способностями к чёрной магии всего одна капелька крови Антона нужна, чтобы вычислить всех его родственников, включая седьмую воду на киселе. А в обширном списке родни наверняка найдётся одна ведьмочка, которая окажется полезной.

Что же касается Владика, то я и здесь, мягко говоря, опарафинилась. Заставила провидческий дар работать в направлении прошлого, отмотала видения назад то того момента, когда мой сын появился на свет, и увидела то, на что не обратила внимание раньше – Мария срезала пуповину сантиметрах в двадцати, а потом укоротила её. Когда мы обменивались пуповинками, я получила кусочек длиной сантиметра три-четыре. Проверила принадлежность артефакта, убедилась, что он действительно принадлежит Владику, уничтожила и успокоилась. Но это была лишь часть того сокровища, которое Мария заполучила во время моих родов. Кусочков было несколько, а в нашем договоре речь шла только об одном. И в отношении моего сына сделка с чёрной ведьмой оказалась бессмысленной, потому что умеренная перекачка природной силы через его ауру ребёнку не вредит.

Ну и кто из нас оказался самонадеянным? У Марии теперь два источника природной силы, которые вполовину уменьшены из-за утраты духовной связи с одним из родителей. У неё есть Антон Лопатин – его силу можно качать через посредника. И есть мой сын. Мария поклялась не касаться его магией, но настроить передачу природной силы может другая ведьма. При наличии подходящего посредника Мария может получать всё желаемое по другой сделке, не нарушая при этом наши с ней договорённости. Она будет лишь заказчиком услуг, и возложить на неё вину за действия другой ведьмы никак не получится.

– Ну и гадина! – проворчала я вслух, стукнув кулаком по столику так, что бутылки с остатками лимонада попадали на пол.

Сразу же захотелось торжества справедливости, но последствия предыдущего такого торжества на подвиги как-то не вдохновляли. Остаток пути я провела в глубоких раздумьях, мысленно ругая себя последними словами за глупость. Вышла на своей станции с твёрдым намерением впредь не поступать необдуманно – как, впрочем, и всегда. Добираться до Мухино автобусами с пересадкой было долго, поэтому я нашла укромное безлюдное местечко и воспользовалась магией перемещения, исчезнув в пустом переулке, а возникнув сразу посреди гостиной в своём жилище. Удивилась наличию запаха детского питания, которого в этом доме не должно было быть, нахмурилась, а в следующее мгновение за спиной прозвучало:

– Привет.

У меня глаза на лоб полезли.

– Власов? Ты как сюда попал?

– Забрал машину от гостиницы в Тамбове и приехал, – невозмутимо пояснил он. – Опять трусливо сбежишь, или всё-таки попытаемся быть нормальными людьми и поговорим?

Ну да. С его манерой вождения обогнать пассажирский поезд, который на маршруте каждому столбу кланяется, труда никакого не составляло.

– А Владик где? – осведомилась я.

– Поел и спит, – прозвучало в ответ. – Эля, не убегай, пожалуйста. Мне кажется, я имею право на объяснения.

– Имеешь, – согласилась я и плюхнулась на диван, с которого в воздух поднялось облако пыли. – Чёрт, здесь прибраться не мешало бы. Не возражаешь, если по дому будут шастать домовой и кикимора?

– Да мне плевать, – сообщил Власов. – Хоть лешего с водяным и русалками сюда приведи, я всё равно никуда не уеду, пока мы не поговорим.

Я открыла бездонную сумку, для удобства трансформированную в современный на вид рюкзачок, и выпустила оттуда Нефёда и Фросю. Не знаю, чем всю дорогу занималась кикимора, но домовой однозначно пользовал блюдо с голубой каёмочкой – он выглядел даже не сытым, а в очередной раз объевшимся. Поскольку эта нежить после освобождения от власти Марии имела статус свободной, я не приказала навести в доме чистоту, а вежливо попросила. Возражений не последовало, но Нефёд сразу же поинтересовался, где Батон, и долго сокрушался по поводу того, что его хвостато-усатого друга после отъезда Петра Семёновича выставили жить на улицу. Ворчание прекратилось только после того, как Власов клятвенно пообещал отыскать потерявшегося кота. Нефёд приступил к уборке, а Фросю мы пригласили за журнальный столик переговоров, поскольку она знала подробности недавних событий едва ли не лучше, чем мы с Власовым, вместе взятые.

Разговор получился долгим, содержательным и весьма неприятным, особенно когда речь зашла о взаимных изменах. Эта тема оказалась самой сложной.

– Толя, о какой семье может идти речь, если мы оба пошли налево в первой же сложной ситуации? – спросила я. – Да, тебя на это толкнули обман и отчаяние, а меня – магия, но дальше ведь лучше не будет. Я не перестану быть ведьмой, и рядом со мной тебе уже никогда не будет комфортно. Я не могу гарантировать, что следующая встреча с Лопатиным или кем-то другим со схожей природной энергетикой не закончится очередной изменой. А ты? Ты можешь дать гарантию, что не захочешь жить по-человечески с нормальной женщиной и в нормальном окружении? Мы не можем быть вместе, понимаешь? Не знаю, как с этим справляются другие ведьмы, но в отношении меня Белена была права – я обречена на одиночество.

Я говорила, а он внимательно слушал. Потом было наоборот. В процессе дискуссии мы попросили Фросю приготовить чай. Она принесла с кухни чашки с горячим напитком, а Нефёд притащил сахарницу и розетку с конфетами. По привычке заедать стресс сладостями я бездумно схватила со столика выпавшую из розетки карамельку. Мятную.

Со стороны нежити это было по отношению ко мне величайшей подлостью. Мои чувства принадлежат мне, и никто не имеет права решать, должна я их испытывать или нет. Я даже не сразу поняла, что произошло. Это было как… Да больно это было.

– С тобой всё в порядке? – взволнованно поинтересовался Власов, когда я на полуслове замерла и смертельно побледнела.

А я не смогла ничего ему ответить, потому что старательно сглатывала подступающий к горлу ком слёз.

– Ваш спор был нечестным, потому что она избавилась от кое-каких чувств, – доверительно объяснил Нефёд Власову. – Теперь всё честно, но я, пожалуй, пойду, пока мне не влетело за самодеятельность.

Я швырнула в него чашку с кипятком и разревелась. Нефёд увернулся, чай расплескался по ковру, чашка выкатилась на светло-коричневый ламинат и осталась лежать там, потому что нежить предусмотрительно спряталась, опасаясь возмездия. А я плакала. Когда не испытываешь к людям никаких чувств, решать их судьбу очень легко. Всё выглядит совсем по-другому. А когда любишь, сама мысль о возможности их потерять становится невыносимой. В тот момент мне и правда захотелось сбежать. Спрятаться, снова вырвать из своей души то, что причиняет боль, а потом исчезнуть и больше никогда не попадаться Власову на глаза.

Он сидел в кресле напротив меня по другую сторону журнального столика. Упёрся локтями в колени, положил подбородок на сцепленные в замок руки и думал о чём-то своём. Не пытался утешить, ни о чём не спрашивал. А потом сказал:

– У Владика зубки начали прорезаться. Он температурит, капризничает и плохо ест. Эля, я не справлюсь без тебя. А с другими не хочу. Я люблю тебя, понимаешь? Вместе со всей твоей магией, нежитью и проблемами. Тебе решать, конечно, но на одиночество ты обрекаешь себя сама. Не отказывайся от нас, пожалуйста. Подумай ещё раз.

Глава 2. Самое ценное

Власов всегда казался мне таким сильным и несгибаемым, но безжалостный мир колдовства и магии сломал его. Я видела это в любимых глазах. Слышала в голосе. У каждого человека есть предел возможностей, и для нормальных людей он ограничивается реальностью. Толя своего предела достиг. Он ничего не мог противопоставить врагу, в существование которого даже поверить сложно. Но он не сдался. Согнулся под грузом обстоятельств, устал, но всё же хотел остаться рядом со мной.

Это я виновата. Мне хотелось чувствовать себя нужной, поэтому я приняла его любовь. Втянула в водоворот немыслимых проблем, заставила вращаться в этом вихре вместе со мной, пообещав взаимность, а потом вытолкнула назад в реальность и бросила на произвол судьбы. Пережевала и выплюнула – так, кажется, говорят. Но я ведь тоже его любила. И теперь люблю. Для него и нашего сына было бы лучше держаться от меня подальше, и умом я это прекрасно понимала, но вернувшиеся чувства не хотели их отпускать. Я ведь ненормальная. Я на каждом шагу спотыкаюсь и совершаю ошибки, от которых дорогие мне люди могут пострадать. Но если они будут рядом… Может, так я смогу обеспечить им лучшую защиту?

Пока я размышляла над тем, что ответить Власову, Владик в спальне проснулся и заплакал. У меня от этого звука душа наизнанку вывернулась. Плевать на опасность. Плевать на последствия. На всё плевать! Это моя семья. Мой муж, мой сын – я обязана заботиться о них, а не о своих планах на будущее. Проблемы нужно решать по мере поступления и степени важности – от срочных к глобальным.

Власов молча встал с кресла и пошёл к сыну. Я ещё с минуту сидела на диване, размазывая по щекам слёзы, а потом поплелась за ним. Я хотела быть нужной? Ну так вот оно! Я нужна! Здесь и сейчас, а не в неопределённом будущем, когда наваляю всем обидчикам и почувствую себя увереннее.

– Дай посмотрю, – потеснила я Власова от кровати, на которой сучил ножками и истошно орал наш сын.

Толя был прав – на нижней десне у Владика напух ощутимый бугорок, свидетельствующий о том, что мой сыночек скоро станет зубастым. Может, мать из меня и никакая, но уж избавить собственного ребёнка от боли я точно могу. И от мокрого памперса, раздражающего нежную детскую кожу, тоже.

– Ты когда его нормально купал в последний раз? – сердито поинтересовалась я у мужа. – Он же весь запрел. Я понимаю, что у твоей питерской бабы нет опыта обращения с маленькими детьми, но…

– Эля, не надо так, – попросил он, и в его голосе явственно прозвучали нотки обиды. – Если считаешь наши дальнейшие отношения невозможными, то мы просто цивилизованно расстанемся без взаимных претензий. Не опускайся до оскорблений, это ни к чему.

Я злилась, потому что пребывала в состоянии полной душевной и моральной дезориентации. Слишком резкий получился переход от безразличия к любви, за которой мгновенно прискакала и ревность. Чувства должны нарастать постепенно, а не вот так. Пять минут назад мне было безразлично, с кем спит мой муж, а теперь стало не всё равно. Свинство с моей стороны, конечно. Я тоже не невинная овечка, а Власов ведь не упрекнул меня ни в чём.

– Прости, – попросила я. – Мне, кажется, нужно время, чтобы с самой собой договориться. И пока не договорюсь, вряд ли буду белой и пушистой. У меня сейчас острая потребность кого-нибудь покалечить, честно.

– Там за воротами на противоположной стороне улицы «Нива» тёмно-зелёная стоит. Можешь сходить и спросить у ребят, какого лешего они за мной от самой Мизгиревки сюда тащились, – предложил Власов. – Заодно реализуешь свою потребность.

– Это люди Карпунина, – поставила я его в известность. – Если я начну их калечить, Олег Григорьевич огорчится. Они следят, чтобы мы с тобой не мешали Артуру перекапывать Лесное в поисках целебных источников. Принеси мой рюкзак, пожалуйста.

Пока Толя ходил за бездонным артефактом, я раздела сына, внимательно осмотрела, поумилялась тому, как вырос мой мальчик всего за месяц, и магией избавила его от опрелостей, которые беспокоили малыша не меньше, чем режущиеся зубки.

– Держи, – протянул мне Власов рюкзак.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Сунула руку внутрь с намерением достать оттуда волшебное блюдо, но наткнулась пальцами на что-то мягкое. Это был Нефёд. Нашёл, негодник, где спрятаться. Я его вытащила за ухо и пообещала, что за самодеятельность он мне ещё ответит. Отпустила домового, вынула блюдо, попросила детскую ванночку, махровое полотенце и жидкое мыло «Ласковая мама» с ромашкой. Выражение лица Власова в тот момент, когда артефакт увеличился в размерах и выдал мне желаемое, описать сложно. Я пальцем аккуратно вернула его отвисшую челюсть на место, сунула ванночку ему в руки и попросила:

– Тёплой воды набери на треть. Сюда тащить не надо, в ванной оставь.

– Угу, – кивнул он и наконец-то пришёл в себя. – Эта штука работает как корзинка Белены?

– Вроде того, но она всё ворует, – призналась я. – Тебя это смущает?

– Нет.

– Ну вот и славно.

Поговорили, называется. Я не знала, как теперь с ним себя вести. У меня были другие планы на обозримое будущее. Личной жизни я отвела место в самом хвосте этих планов, а она настигла меня здесь и сейчас. А ему было ещё сложнее. Шепотки кикиморы несколько месяцев кряду подменяли его настоящее отношение ко мне, и теперь Толя сам в себе запутался. Мы оба запутались. И думать, что получится распутать этот клубок в одночасье, было бы с моей стороны слишком самонадеянно.

Власов всё помнил, но для него последние месяцы представлялись какой-то другой реальностью. А хуже всего было то, что молодильное яблоко на несколько дней отмотало его возраст на двадцать лет назад. Разница между нами и до этого была ему занозой в пятке, а теперь он точно знал, что это поправимо. И хочется, как говорится, и колется, ведь к омоложению ещё и амнезия прилагается. Вслух он ничего такого не сказал, но мне ли не знать своего мужа. Он ведь теперь с удвоенной силой будет грузить себя тем, что слишком стар для меня.

Проще говоря, обозримое будущее для нас двоих теперь представлялось хаосом, в котором помимо семейных проблем присутствует ещё и злой умысел врагов. Для начала нужно было как-то устаканить личную жизнь, а потом уже двигаться дальше.

– Надо продукты купить, – сказал Власов после того, как мы совместными усилиями выкупали ребёнка.

– Надо, – согласилась я. – И не только продукты. Я блюдом стараюсь не пользоваться, его Нефёд эксплуатирует. Пусть Владик обсохнет немного, и съездим в магазин.

– Вечером Серёга приедет. Документы привезёт.

– Хорошо. Завтра, значит, вместе пойдём решать вопрос с пропиской.

– Эль…

– Что?

– Ты уверена, что хочешь жить здесь?

– Не здесь, – уточнила я. – Я хочу жить в одном очень милом местечке неподалёку отсюда, но сначала надо выкурить оттуда Артура Карпунина так, чтобы у него уже никогда не возникло желание вернуться. И от Марии нужно избавиться. Но это не сейчас. Позже. И то не факт. Я могу и передумать. А куда блюдо делось?

Я оставила его на кровати в спальне, но артефакт исчез.

– Мяу! Мяу! – донеслось со стороны гостиной нестройным кошачьим хором.

Мы с Власовым дружно повернулись в сторону настежь открытой двери. Сначала мимо неё пропыхтел Нефёд, волоча за собой по полу мешок сухого кошачьего корма, а следом за ним, задрав хвосты, пробежали два голодных любимца – отощавший до нормальных размеров Батон и Муха.

– Мне это сейчас померещилось? – спросил Толя.

– Нет. Блюдо и живые объекты тоже может перемещать, – спокойно сообщила я. – Кстати, о перемещениях… Мне родителей надо проведать и ещё к кое-кому в гости заглянуть. Я не планировала снова становиться домохозяйкой и безвылазно торчать в четырёх стенах, извини. Если ты уверен в своём желании сохранить нашу семью, нам придётся практически с нуля начинать, потому что по-прежнему уже не будет.

– Это я уже понял, – кивнул он. – Ты очень сильно изменилась.

– Уж какая есть, – развела я руками.

А что я должна была сказать? Притвориться, что ничего не изменилось? Близкие люди должны говорить друг другу правду, потому что ложь и недосказанность к добру не приводят. Если вспомнить первые месяцы нашей жизни после появления Владика, то что хорошего получилось из молчания Власова о страхе перед магией? Да, ему Фроська нашептала этот страх, но ведь мы могли поговорить на эту тему. Могли всё обсудить, и тогда многое получилось бы совсем по-другому. А теперь нужно чинить всё сломанное, и никаких тайн между нами быть не должно. Это в том случае, если мы действительно намерены оставаться вместе. Между нами образовалась пропасть, через которую нельзя просто перешагнуть. Есть любовь, есть общий ребёнок – возможно, этого будет достаточно для того, чтобы преодолеть все препятствия, но может случиться и так, что взаимные чувства не выдержат испытаний. Они уже не выдерживают, и ложь только разрушит всё окончательно.

– А мой триммер из гаража в Мизгиревке эта посудина сюда может доставить? – поинтересовался Власов только потому, что тишина давила ему на нервы. – Здесь два месяца никто во дворе порядок не наводил, заросло всё.

– Да хоть весь гараж целиком, – беззаботно пожала я плечами. – Соседи, правда, удивятся.

– Весь гараж не надо, – усмехнулся Толя в ответ. – Пока только некоторые инструменты нужны, но я могу и новые купить, если это проблема.

Проблемы с перемещением предметов через волшебное блюдо не имелось никаких, но для начала нужно было отнять артефакт у Нефёда. Меркантильный домовой даже со мной торгуется из-за каждой мелочи, поэтому было очень интересно посмотреть, как Власов будет с ним договариваться. Мне тоже хотелось кое-что переместить из другого дома в этот – детскую кроватку, например. Предоставив мужу честь вести дипломатические переговоры с нежитью, я развлекала Владьку и одновременно слушала весьма забавный диалог.

– А мне не надо ничего, я из этой тарелки сам могу всё добыть, – упёрся Нефёд, не желая отдавать бессовестно украденное сокровище.

– А я тебе ничего и не предлагаю, – заявил ему Власов. – Это не твоя вещь. Если не отдашь, пойдёшь жить на улицу.

– Она и не твоя, – возразил домовой. – Она ничейная. Хозяйка её тоже без спросу где-то взяла. И дом не твой, поэтому выгнать меня ты не можешь. Отстань.

– А если я тебя искупаю?

– А вот шиш тебе! Поймай сначала.

Нефёд не из вредности спорил, а просто для того, чтобы Власов ему побольше внимания уделил. Он всегда так делает – потребность в общении у нежити тоже есть. А Толя завёлся из-за того, что не получается добиться желаемого. Разозлился. Перешёл от уговоров к угрозам. Пригрозил отвезти Муху и Батона в приют для животных, поскольку ему на кошек наплевать, а домовой в наказание за своё упрямство может лишиться друзей. Нефёд на это ответил, что вернёт любимцев с помощью блюда раньше, чем Власов их за пределы дома вынесет. Фрося уже давно принесла артефакт и положила его на край кровати, но эти двое так увлеклись препирательствами, что ничего не заметили. Перестали ругаться только тогда, когда у Власова телефон зазвонил.

– Перебьёшься! – схватила я блюдо раньше, чем его сцапал опомнившийся домовой.

– Ты эту тарелку мне отдала, – напомнил он. – Она моя.

– Я отдала её тебе для того, чтобы ты нормально питаться мог, когда Мария тебя этой возможности лишила, а сейчас ты наглеешь, – возразила я. – С этого момента объявляю артефакт семейной реликвией, принадлежащей всем членам семьи, а не кому-то одному. Пользоваться можно, а прихватизировать нельзя, понял?

Власов в это время разговаривал по телефону в гостиной. Я не прислушивалась к словам, но слышала нотки раздражения в его голосе. Добыла из блюда кроватку и Владькины погремушки, оставила с ребёнком Фросю, а сама пошла к мужу выяснять, что его разозлило.

– Олег Карпунин звонил, – сообщил мне Толя. – Намекает, что в Мизгиревке нам с тобой будет безопаснее.

– Он вообще страх потерял? – изумилась я такой наглости. – Теперь ещё и угрожать будет?

– Да он прав, – недовольно поморщился Власов. – Чем дальше от Карпуниных мы находимся, тем для нас же и лучше. Эль, ты же их знаешь. Они к людям как к мусору относятся. Если бы не Владик, другой разговор был бы. На самое дорогое ведь давят. Давай вернёмся?

– Чёрта с два! – отрезала я, поставила блюдо на журнальный столик и попросила, чтобы оно доставило мне Олега Григорьевича собственной персоной.

Угрожать моей семье он будет? Ну вот пусть и скажет, глядя мне в глаза, кто дал ему право распоряжаться нашими судьбами. Пуп Земли нашёлся. Достал, честно. Моему терпению тоже предел есть. Как бы ни сложились наши с Власовым отношения дальше, сейчас муж и сын – самое ценное, что у меня есть. И за них я любого порву на куски, пусть только кто-нибудь попробует хотя бы посмотреть косо.

Глава 3. Важные решения

Олег Григорьевич Карпунин – личность выдающаяся и за многие из моих бед ответственная, но он не один во всём виноват. У него просто возможностей больше, чем у других членов этой треклятой семейки. Орать на него одного – только время тратить. Я даже не раздумывала, когда вслед за его именем назвала блюду с голубой каёмочкой ещё два. И доставило их блюдо в такой же последовательности – сначала Олега Григорьевича, потом старшего сына и младшего.

Ой, умора, честное слово. Олег Григорьевич, судя по всему, культурно отдыхал, когда ему вздумалось позвонить Власову с угрозами и предупреждениями. Он материализовался на блюде одетым только в плавки. В курчавых седых волосках на старческой груди запутался кусочек тонкой водоросли – дедуля явно в речке недавно купался. В одной руке он держал шампур с готовым шашлыком, аромат которого сразу же распространился по гостиной, а в другой – полную рюмку чего-то коричневого. Вроде бы коньяка, но не факт. Картина маслом – на журнальном столике стоит увеличившееся в размерах блюдо, а на нём с торжественным выражением лица восседает подвыпивший дедок в труселях. Он, видимо, тост какой-то хотел толкнуть, но увидел сначала свирепую меня, а потом сердитого Власова. Осмотрелся, громко сглотнул и после этого смог только поздороваться.

Дальше было ещё веселее. Блюдо раздалось в длину и стало толще, а потом выдало мне ещё двух Карпуниных – по левую и правую руку от их папеньки. Артур появился в камуфляжных штанах, чёрной футболке и синей кепке. Он внимательно разглядывал какую-то карту и не сразу понял, что что-то вокруг него изменилось. А Мирон был одет в деловой костюм и с кем-то разговаривал по телефону. Увидев меня сквозь линзы своих очков, он вежливо пообещал телефонному собеседнику перезвонить позже и счёл необходимым спросить:

– Какого чёрта?

– Лысого, – сразу же ответила я.

Артур оторвал взгляд от карты и тупо уставился на Власова, который хоть и не знал, что я намерена делать с этими гостями, но на всякий случай встал рядом со мной, скрестил руки на груди и грозно нахмурился. Олег Григорьевич пребывал в состоянии приятного подпития, вследствие чего соображал туговато. Он всё-таки опрокинул в себя содержимое рюмки, понюхал шашлык и закрыл глаза. Открыл их, убедился, что происходящее ему не мерещится и только тогда попытался напустить на себя дежурную важность. А я сковала всех троих заклятием неподвижности, чтобы они не вздумали разбегаться, и заявила:

– Короче, так, уважаемые господа Карпунины. У меня к вам есть множество серьёзных претензий, поэтому я сейчас буду говорить, а вы всё внимательно выслушаете и усвоите с первого раза. Повторять ни для кого не стану. Если ещё хоть раз хоть один из вас попытается даже подумать в сторону моей семьи, вы все трое превратитесь в маленьких жирных кабанчиков. Вот в таких.

Для демонстрации своих возможностей я выбрала Мирона, хотя он был виноват передо мной меньше других. Рассчитала силу заклятия так, чтобы оно затронуло только тело превращаемого, но не разум, и щёлкнула пальцами. Деловой костюм опал на блюдо, из вороха дорогой ткани послышалось жалобное «Уи-и-и!», а потом оттуда высунулся и хрюкнул серый пятачок.

У Артура глаза округлились и наполнились неподдельным ужасом. Олег Григорьевич удивлённо приподнял бровь и спросил:

– Девочка, ты в своём уме? Ты соображаешь, кому пытаешься угрожать? Бессмертной себя возомнила?

Шампур с шашлыком и пустая рюмка упали на пол, а рядом с Мироном захрюкал, путаясь в мокрых плавках, ещё один кабанчик – миленький такой, полосатенький. Из человекообразных собеседников у меня остался только Артур, но его внутренний голос, кажется, к этому моменту уже вовсю глотку вопил о том, что спорить с рассвирепевшей ведьмой себе дороже. Этого Карпунина я тоже превратила в поросёнка – пусть прочувствует, что я не шучу.

– Эль, не перегибай, – тихо попросил Власов.

– Тебе их жалко что ли? – удивилась я. – Из них троих я только Мирону не хочу свернуть шею, потому что он не слишком сильно успел мне насолить. Один убить пытался год назад, другой недавно тамбовским ментам взятки раздавал, чтобы меня посадили за твоё убийство. Это разве люди? Свиньи они и есть. Они же ни с кем не считаются. Ты сам пять минут назад говорил, что мы для них не ценнее мусора. Так почему я должна относиться к ним иначе? Пусть поймут, что безнаказанности больше не будет. Похрюкают минут пять, прочувствуют свою свинскую суть, а потом пусть катятся на все четыре стороны. Я сейчас ещё и Фросю попрошу кое-что у этих хрюканов в головах подправить.

Сказала – сделала, хотя поросята протестующе визжали. Обездвиживающее заклятие на людей было рассчитано, и после превращения оно действовать перестало, но я ограничила свинтусов в возможности беготни пределами блюда. Позвала кикимору и попросила её нашептать всем троим, что они относятся ко мне и Власову с безграничным уважением и врагами нас не считают. Именно так. Страх делает противника опасным и непредсказуемым, а уважение позволяет трезво оценивать собственные слабости. Я не хотела, чтобы Карпунины меня боялись, потому что с перепугу в их головы могла прийти мысль о расправе.

Когда Фрося закончила шептать, я вернула гостям их человеческий облик. Посмотрела с усмешкой на трёх голых мужиков, сидящих на огромном блюде и стыдливо прикрывающих свои причиндалы руками, а потом вежливо предложила им убраться к чертям собачьим с моих глаз.

– Толя, проводи их до того внедорожника, о котором ты говорил, – попросила мужа. – Пусть слуги сами развозят своих господ по домам. Олег Григорьевич, вы ведь насчёт слежки и всего остального хорошо мои слова поняли?

Он понял. Я отвернулась, чтобы пристыженные мужики могли спокойно одеться, и встретилась взглядом с Власовым. Огорчение – вот что я там увидела. Моё поведение его расстроило. А я ведь предупреждала, что по-старому уже ничего не будет. Говорила, что белой и пушистой быть не смогу. Придётся ему привыкать ко мне такой, если, конечно, трансформация из любимой жены в злобную ведьму не заставит его отказаться от меня и семьи. Раньше он любил меня такой, какая я есть. Я изменилась. Изменятся ли его чувства?

– До свидания, Элеонора Алексеевна, – вежливо попрощался со мной Олег Григорьевич.

Принёс извинения за доставленные неудобства и разве что не раскланялся. Учитывая, что при этом был одет только в мокрые плавки, зрелище получилось то ещё. Артур вёл себя примерно так же, а Мирон всегда был человеком культурным, поэтому его поведение не слишком отличалось от прежнего. Толя ушёл их провожать, а кикимора выглянула в окно и сочла нужным сообщить:

– Марии это может не понравиться.

– Пока я не вмешиваюсь в её дела, ей на всё плевать, – возразила я. – Мои разборки с Карпуниными её никак не касаются. Вот когда коснутся, тогда и будем разговаривать по-другому.

* * *

Остаток дня прошёл в домашних делах и заботах. Власов своё мнение относительно произошедшего так и не высказал, но я чувствовала, что ему не по себе. Мы съездили в магазин за продуктами, одеждой и предметами первой необходимости. Потом я возилась в кухне, готовя еду, а Толя косил траву во дворе – своим триммером, добытым через волшебное блюдо.

Пётр Семёнович по весне разбил на нашем крошечном участке грядки, которые после отъезда старика успели сильно зарасти сорняками, и Власов спросил, что с ними делать – полоть или просто выкосить под корень. Я сказала, что помидоры и огурцы выращивать там точно не буду.

– Значит, выложим плиткой и сделаем просто большую зону отдыха, – подытожил муж и выбил косилкой всю зелень до самой земли.

Ему нужно было чем-то себя занять. Бизнес, стройка, дела по хозяйству – что угодно, лишь бы не сидеть без дела. Сергей позвонил и сказал, что приедет только завтра, поэтому Толя весь вечер составлял в своём ноутбуке какие-то таблицы, делал подсчёты и рылся в Интернете в поисках информации. При этом неловкость между нами с каждой минутой ощущалась всё сильнее, потому что мы оба понимали – впереди ночь, и нужно решить, в одной постели мы её проведём или порознь. Это было важно. Я не хотела близости, потому что в памяти ещё были очень свежи воспоминания о моих кувырканиях с Лопатиным и о том, что Власов тоже мне изменил. Он, судя по всему, грузился этим не меньше меня. В итоге я ушла спать первой. Долго ворочалась с боку на бок, несколько раз вставала – то водички попить, то уборную посетить, то у детской кроватки постоять, вздыхая. А потом пришёл Власов, разделся, залез под одеяло, вздохнул, обнял меня, поцеловал в макушку и… И всё. Так я и заснула – в его уютных, родных объятиях, с мыслью о том, что склеить разбитое у нас, возможно, уже не получится. Взаимные чувства есть, но в них появилась червоточина, от которой будет очень сложно избавиться.

Ночью к нам на постель забрались коты. Муха улеглась рядом со мной и начала громко мурлыкать, а Батон улёгся у Власова в ногах. Потом ещё и Нефёд припёрся – кошкой обернулся, залез на мою подушку и попытался засунуть мне в голову какой-то сон, но я от него закрылась. Хотела использовать пророческий дар, чтобы во сне увидеть наше с Власовым будущее. Увидела, блин. Лучше бы даже не пыталась.

Мне приснился незнакомый двор. Собачья будка, взрослая овчарка на цепи. Беседка-песочница, в которой темноволосый мальчик лет трёх-четырёх лопаткой накладывает песок в кузов игрушечного грузовика. Чуть дальше от ворот женщина развешивает на верёвках постиранное бельё. Не я. Я не знаю, кто это. Молодая, светловолосая, красивая. Из дома выходит Власов – тоже молодой. «Папа!» – улыбается ему мальчик. «Толя, помоги, пожалуйста», – зовёт Власова незнакомка. Он идёт к ней и помогает повесить на верёвку плед. Обнимает сзади, целует в шею, кладёт руки на её округлившийся живот…

Я проснулась от плача Владика. Встала с постели, взяла сына на руки и почему-то подумала, что та жизнь, которую я видела во сне, лучше того, что я могу дать моим мальчикам. Им нужна нормальная семья. Да, я люблю их, но с моей стороны было бы верхом эгоизма удерживать их при себе. Что ждёт их рядом со мной? Каким будет наше будущее, если они останутся? Но, опять же, я не вправе решать за всех. Власов не хочет от меня отказываться. Не знаю, любовь им движет, страхи или растерянность – это не имеет значения. Я буду с ним до тех пор, пока ему это нужно. Захочет уйти – отпущу. Захочет забрать сына – отдам. Я на всё согласна, лишь бы они были здоровы и счастливы. Умру за них, если потребуется. На любые жертвы пойду.

Власов тоже проснулся. Я с Владиком ушла в кухню, чтобы приготовить ребёнку смесь, но Толя, наверное, привык спать чутко. Пришёл, посмотрел на меня хмуро, стёр ладонями слёзы с моего лица и поцеловал. Просто прикоснулся своими губами к моим – легко, нежно, но уверенно. А потом спросил:

– Ты меня любишь?

– Угу, – кивнула я.

– Правда?

– Угу.

– Сильно-сильно?

– Больше жизни, – прошептала я.

– Тогда позволь сейчас мне немножко побыть главным, хорошо?

Он позвал Фросю, забрал у меня Владика и отдал его кикиморе с просьбой покормить ребёнка. Подхватил меня на руки, унёс в спальню, выгнал оттуда весь зверинец, а когда мы остались вдвоём, усадил к себе на колени и целовал до тех пор, пока я не позволила себе расслабиться. Это была не страсть – мы просто заново учились чувствовать друг друга. Растворяться друг в друге. Доверять. Поддерживать. Любить. Дальше поцелуев дело не пошло – не ради постельных утех Власов затеял эту чувственную игру. Он хотел лишь удостовериться, что я не вру самой себе. Мы оба воздвигли между нами преграду, и у Власова достало сил первым начать ломать её, независимо от того, какие у его действий могут быть последствия. Я бы на подобное не решилась. Не так быстро. Несмотря на дурную привычку следовать спонтанным решениям, этот шаг я обдумывала бы долго и скрупулёзно. Изводила бы себя сомнениями, а его – отчуждением.

Я – ведьма. Настолько сильная и могущественная, что даже Мария уже не кажется мне непобедимым злом. Но я – женщина. Настолько слабая, что мне нужна опора. Надёжное плечо. Верный друг. Любящий человек. Тот, с кем мне не нужно будет притворяться. Тот, с кем мне всегда будет просто и легко. Тот, кто способен защитить меня от самой себя.

– Власов, я ведь превращу твою жизнь в бесконечный магический кошмар, – вздохнула я, уютно устроившись у него на плече.

– Если при этом ты запретишь домовому храпеть на подушках в нашей постели, то я не возражаю, – отозвался он и признался: – Элька, мне сложно. Раньше как-то спокойно на это смотрел, но с осторожностью, а теперь, когда самого коснулось… Я боюсь. Не так, как под шепотками кикиморы, а по-настоящему. И не тебя, а за тебя. Я не понимаю магию, не вижу её и не чувствую, но знаю, что она есть. Для меня это неведомое зло, которое может отнять самое ценное. Я боюсь потерять тебя и сына. Мне неспокойно даже когда вы рядом, и я вижу, что с вами всё в порядке. А самое ужасное заключается в том, что так теперь, наверное, будет всегда. И как с этим страхом жить дальше, я не знаю. Ты можешь как-то это вылечить?

У меня внутри всё оборвалось. Он любит меня настолько, что готов быть рядом вопреки всему. А я? Готова ли я быть рядом с ним, зная, что из-за меня он страдает? Что это будет за жизнь? Магией можно человека от любого страха избавить, но это вмешательство не пройдёт бесследно. Такие недуги иначе лечатся. Я знаю способ, но Власову он точно не понравится.

– Я подумаю, что можно сделать, – пообещала я.

Мы забрали Владика у кикиморы и вместе уложили сына спать. Я велела Нефёду больше не лезть к нам на постель и разрешила ему своровать хоть все носки Власова, если приспичит снова делать обереги на семью. В этот раз я заснула быстро и крепко – в кольце рук любимого человека, больше не испытывая сомнений относительно нашего общего будущего. Я всё решила. Мой сон станет явью, потому что любимые люди заслуживают счастья, а не жизни в постоянном страхе. Но сначала я избавлюсь от всех, кто способен мне помешать.

Глава 4. Бывает и так

Кто ходит в гости по утрам к невыспавшимся ведьмам, тот поступает не слишком мудро. Сергею повезло, что в гости он приехал не ко мне, а к Власову – мне совесть не позволила спустить его с крыльца с рекомендацией приехать попозже. К тому же, я всё равно уже проснулась, ведь возвращение в мою жизнь семьи вернуло и определённые семейные обязанности – стирка, готовка, кормёжка, забота и всё такое. Ребёнку нужны мамины внимание и любовь независимо от того, сколько часов маме удалось поспать. Иногда, конечно, можно заменить маму кикиморой, но это не очень честно.

Вот как раз в тот момент, когда Сергей постучал во входную дверь, я размышляла о том, нормально ли, что Фроська постоянно крутится возле Владика. Это сейчас ему всего пять месяцев, и он ничерта не понимает, но мальчик ведь будет расти. Когда-нибудь начнёт рассказывать всем подряд, что с нами живёт «тётя Фрося». А нежить ведь не всем показывается и даже так может делать, что в одно и то же время кто-то её видит и слышит, а другие не замечают. Я просто представила себе нормальный такой разговор в детском садике. Воспитательница: «Ой, Владик, а кто это тебе такую интересную игрушку из соломки сплёл?», а Владик ей со всей своей детской непосредственностью: «Тётя Фрося. Она кикимора, поэтому любит всё сплетать и заплетать». Ну ужас же? Так ведь не должно быть.

– А Палыч спит что ли до сих пор? – отвлёк меня Серёжа от мыслей о будущем.

– В половине седьмого утра? – уточнила я. – Если ты не спишь, это не означает, что весь мир должен бодрствовать.

– Я вообще-то предупреждал, что приеду рано, – напомнил он. – И это не мне надо, а ему.

Он не улыбался. Я не сразу обратила на это внимание, а потом – как обухом по голове. Серёжа не улыбается! Раньше у него улыбка постоянно как приклеенная светилась, а в этот раз её не было. Видимо, в жизни племянника Власова что-то неприятное произошло, но мне почему-то не хотелось спрашивать об этом – ещё свежи были воспоминания о нашем последнем разговоре.

Я разбудила Толю и вернулась к своим домашним делам, предоставив мужчинам возможность пообщаться наедине. Через полчаса Сергей уехал. Нефёд притащил мне новости раньше, чем это сделал Власов. Оказывается, вчера Женя Карпунина дала Серёже от ворот поворот, поэтому крёстный моего сына и был так хмур. И виновата в их размолвке, конечно же, я.

– Ты превратила её папашу в свинью, – напомнил мне домовой. – А ещё деда и дядю. Конечно, девочка расстроилась.

– Да конечно! – усмехнулась я в ответ. – Расстроилась она, ага. Ей просто повод нужен был Серёгу отшить. Он же встречался с ней не из романтических побуждений, а только ради того, чтобы досадить Карпуниным. Думаешь, она это не чувствовала? Да, ей ещё даже девятнадцати нет, но она далеко не дура. Плохо только, что не нашла в себе сил в глаза ему правду высказать, а в остальном я её полностью поддерживаю. Умница! Давно надо было это сделать.

Власов эти мои слова услышал. Он об истинных мотивах внимания Сергея к Женьке не знал ничего. Племянник не поставил его в известность о своих подлых намерениях, а этим утром ещё и на меня свалил вину за крах несуществующих матримониальных планов. Объясняться перед мужем пришлось мне, но не как виновнице, а как осведомлённому человеку.

– М-да, не ожидал от Серёги такой мерзости, – огорчился Толя. – Женьку то зачем в это втягивать? Ей и так досталось без вины, а на чувствах играть… Это на него как-то не очень похоже.

– Я уже пережила разочарование в Серёже, а теперь твоя очередь, – похлопала я его по плечу. – А пока будешь разочаровываться, потютюшкайся с Владиком, пожалуйста. Мне со своей роднёй тоже кое-что надо разрулить, чтобы уж все точки над i окончательно расставить и не думать больше об этом. Я быстро. Администрация всё равно ещё закрыта в такую рань, попозже туда съездим.

Нам нужно было решить вопрос с регистрацией по месту проживания. Это даже не столько нас касалось, сколько Владика – его же к поликлинике надо прикрепить, медосмотры проходить, прививки делать. Мы будем жить в Мухино, пока я не покончу со всеми злодеями, которые портят жизнь мне и угрожают своей семье. Неважно, что будет после. Бюрократия не знает такого слова. Если у нас останется мизгиревская прописка, в мухинской поликлинике мне все девять кругов Ада пройти придётся, прежде чем Владьку к какому-нибудь педиатру припишут. Не хочется просто время тратить на это всё. Со штампами о местной прописке всё намного проще будет.

* * *

Проблемы от мелких неприятностей отличаются тем, что первые требуют решения, а от вторых нужно просто избавляться. Мой брат Вовка – это мелкая неприятность, способная создать проблемы. С ним я поступила примерно так же, как с Карпуниными.

Если подробнее, то дело было так. Я взяла волшебное блюдо и позвала Фросю в мансарду, чтобы лишний раз не нервировать Власова демонстрацией магических возможностей. Попросила у артефакта доставить мне Вовку. Вовка в это время ещё спал, поэтому поставленное на пол блюдо вытянулось в длину и явило мне братика, завёрнутого в тонкий пятнистый плед. Шаурма, блин. Проявлять к родственнику почтительность в мои намерения не входило, поэтому я не слишком вежливо потыкала его в бок пальцами ноги, чтобы разбудить. Он открыл глаза, увидел меня, несколько раз моргнул непонимающе, а потом сел на блюде и поинтересовался:

– Это чё за хрень?

– И тебе доброе утро, – ответила я со злорадной улыбкой. – Познакомься, Вова, это Фрося. Она кикимора. Сейчас она немножко вправит тебе мозги, после чего ты вернёшься к жене и детям совершенно другим человеком. Улучшенной версией версией себя, так сказать.

Я и сама могла бы кое-что исправить в его голове, но брезговала. А ещё я опасалась что-нибудь сломать. Человеческий разум – материя хрупкая. У кикиморы сотни лет опыта работы с ней, а я свои возможности и силу ещё не осознала. Вдруг у братца после моего внушения мозги окончательно набекрень съедут? Не-не-не. Так нельзя. Я даже с Карпуниными не рискнула так поступить, хотя их не жалко, а этот паразит мне вроде как родной.

Вовка думал, что ему всё это снится – мне так Фрося сказала. Я попросила, чтобы он и дальше пребывал в этом заблуждении. Ну а что? Проснётся потом адекватным человеком. Так даже лучше. Кикимора нашептала ему, что он стыдится своего прежнего поведения и хочет всё исправить, в связи с чем извинится перед всеми родственниками и активно займётся поисками работы. Ему уже за тридцать – пора научиться жить самостоятельно, а не за чужой счёт.

Заодно я проверила, работает ли артефакт в обратном направлении – после промывки братику мозгов попросила блюдо вернуть то, что на нём находится, туда, откуда это было взято. Оказывается, так тоже можно. Завёрнутый в пледик Вовка испарился, а я с помощью способности к магическим перемещениям убедилась в том, что объект доставлен по нужному адресу. Хорошо, что сообразила окружить себя мороком невидимости, а то заодно познакомилась бы с племянницами.

От одной мелкой неприятности вроде как избавилась – у Вовки теперь другая жизнь должна начаться, и осталось только дождаться положительного результата моего вмешательства. Пророческий дар сказал, что мой братик изменится в лучшую сторону – найдёт престижную работу, перестанет цапаться со всеми и искать лёгкие пути. Хорошо ведь.

А с мамой всё обстояло намного сложнее. К ней в голову я лезть не хотела. Я её десять лет не видела и даже не интересовалась, как она живёт. Она забыла обо мне, а я – о ней. Мы обе виноваты, и теперь непонятно, имеет ли смысл это исправлять.

Магия перенесла меня на лестничную площадку – к двери родительской квартиры. За этой дверью я выросла. Там я плакала, обижалась на всех и обрастала комплексами. Оттуда я хотела сбежать и сбежала сразу же, как только закончились школьные годы. Для меня ничего хорошего за этой дверью никогда не было. Странное чувство – столько лет прошло, а я по-прежнему не хочу снова открыть эту дверь и переступить порог. Так и стояла в нерешительности, подняв руку к дверному звонку, пока дверь не открылась сама, и на пороге не появился незнакомый мужчина лет пятидесяти пяти.

– Здравствуйте, – удивлённо моргул он. – Вам кого?

– Маму, – ляпнула я первое, что пришло в голову, и добавила: – Я Эля.

– Эля? – переспросил он. – Дочка что ли?

– Ну да, – кивнула я.

– Ну так мама твоя уже три недели как на кладбище. Опоздала ты, дорогуша, – сообщил он.

– Как на кладбище? – нахмурилась я. – Ко мне Володя приезжал месяц назад. Всё нормально вроде было.

– Месяц назад было, – подтвердил мужчина. – А потом был несчастный случай. Ты извини, но я тороплюсь. С братом связь поддерживаешь, вот с ним и разговаривай. А я за последними вещами заезжал. Можешь передать ему, что никаких претензий я на вашу квартиру никогда не имел. На вот, отдашь наследнику.

Он сунул мне в руку ключи от квартиры и торопливо сбежал вниз по лестнице. А я стояла как громом поражённая. Мамы больше нет, а Вовка не счёл необходимым даже сообщить мне об этом. Вот почему он не появлялся повторно в Мизгиревке и не донимал меня – он унаследует мамину квартиру, а больше ему ничего и не надо.

В квартиру я заходить не стала – не смогла. Оставила ключи соседке и заодно выяснила, как произошла трагедия. Если честно, то я первым делом на Вовку подумала – с него станется. Но нет, мой брат к смерти матери никакого отношения не имел. Она на работе погибла. Зашла на склад накладные отдать, а там с автопогрузчика какие-то коробки тяжёлые на неё упали. Виновника уже уволили, он под следствием.

Я была на кладбище – постояла немного у свежей могилы, размышляя о том, как жестоко обошлась с нами судьба. Отца решила не навещать – у него своя жизнь. Если бы захотел общения со мной, нашёл бы способ связаться. Вовка же нашёл.

Вовка, кстати, звонил мне. Телефон я вместе с бездонной сумкой с собой взяла, чтобы Власов ненароком не выпустил Белену или анчутку. Я как раз собиралась уйти с кладбища, когда услышала звонок. Ответила. Поговорили. Братик раз сто, наверное, извинился передо мной за гадости, которые успел сделать мне за всю жизнь. И про маму рассказал. А я сказала ему, что и так уже всё знаю. Не знала только, что она завещание составила на его имя – как будто предчувствовала, что умрёт. Или для того, чтобы он перестал донимать её насчёт квартиры. Да какая теперь разница?

Больно. А что поделаешь? Посидела на лавочке у кладбищенских ворот, поплакала. Подобрала увядшую хризантему, начала обрывать на ней лепестки… И благодаря провидческому дару всплыло всё, чего мне уже не исправить.

* * *

– Хозяйка, беда! – встретил меня Нефёд, когда я снова очутилась в мансарде нашего с Власовым дома в Мухино.

– Ещё одна? – с кислой миной спросила я. – И какая на этот раз?

– У кошек блохи! – сообщил он с таким видом, будто извещал меня о том, что на дом вот-вот свалится огромный метеорит.

– А разве не ты у нас тут домовой, которому положено гонять мышей и насекомых? – осведомилась удивлённо.

– Ну так я и гоняю, – развёл он руками-лапками. – Я их прогоняю, они уходят, а потом Муха и Батон выходят погулять и снова приносят эту орду на себе в дом. Это ж не домашние вредители, а звериные. У меня над ними власти нет.

Вот что это – проблема или мелкая неприятность? Для меня второе, а для домового – вообще катастрофа. Его не столько шокирует, что блохи по дому скачут, сколько то, что они пушистых любимцев грызут.

– Пф-ф-ф… – шумно выдохнула я, надув щёки. – Ладно, пойдём мыть кошек.

– Мыть?!

Я и забыла, что водные процедуры вызывают у Нефёда приступы паники. Кошки тоже не особенно любят купаться, но других быстрых способов избавления от блох я не знаю. Магией если только, но к колдовству представители семейства кошачьих тоже относятся далеко не восторженно.

– Хорошо, попробуем договориться с блохами, чтобы они наших котов не трогали, – предложила я Нефёду другой вариант решения проблемы.

Пошутила, конечно. Я ведьма, да, но блохам это до фонаря. У них интеллекта не больше, чем у табуретки. А Нефёд поверил. Приволок ко мне в мансарду сначала Муху, а потом и Батона – договаривайся, мол. И при этом так доверчиво на меня смотрел, что мне аж стыдно стало. Добыла с помощью блюда спрей от блох, резиновые перчатки и пару ошейников, обработала зоопарк, а потом прояснила ситуацию.

– Либо магия, Нефёд, либо химия. Других способов просто не существует. Теперь имеющиеся блохи сдохнут или разбегутся, а новые какое-то время приставать к нашим кошкам не будут. Но лучше бы мы их всё-таки помыли, правда. Так быстрее было бы.

Оставила беднягу сокрушаться над тем, что от его друзей теперь воняет, а сама спустилась вниз, чтобы выбросить перчатки и вымыть руки. Знала, что Власов непременно заметит изменения в моём настроении, поэтому сообщила сразу:

– Мама умерла три недели назад. Соболезнований не надо.

– Почему? – нахмурился он.

– Почему умерла? – уточнила я. – Несчастный случай на производстве.

– А насчёт соболезнований?

Я в ванной вымыла руки, вытерла их, прошла в кухню, включила чайник, села за стол и только после этого снизошла до объяснений.

– Белена как-то говорила, что все мои жизненные проблемы происходят из душевной пустоты, которая предназначена для магии. Якобы из-за этого дара я выросла несчастной, никчёмной и лишённой родительской любви. Знаешь, она была почти права. Раньше я не понимала ничего, а теперь хватает способностей, чтобы во всём этом разобраться. Моя пустота, Толя – это не дар. Это предназначение. Я знаю это потому, что теперь обладаю способностью видеть прошлое и будущее. Ты тоже имеешь право это знать, и о нашем с тобой будущем я скажу немного позже, а сейчас расскажу немного о прошлом, которое тебя не касается. Если ты, конечно, не против. Мне просто нужно сказать это кому-то, иначе правда сведёт меня с ума.

Он был не против, и я рассказала ему то, что увидела, когда ревела возле кладбища, бездумно обрывая лепестки на увядшем цветке хризантемы. Моему провидческому дару не нужны карты – необходимы только цель и простые действия, через которые можно сбросить лишние эмоции. Хризантема вполне сгодилась для того, чтобы разум раскрылся, и внутренний взор отыскал причину моих неправильных отношений с родственниками.

Меня вообще не должно было быть. Отец завёл роман на стороне и ушёл из семьи. Подал на развод. Мама вернула его приворотом. Она не была ведьмой. И она не знала о последствиях приворотной магии то, что знаю я. Она нашла какую-то тётку, которая дала ей «рецепт семейного счастья», завязанный на кровной магии. Это сложная магия, нехорошая, но действенная. А последствий у неё – хоть отбавляй. И общий ребёнок, рождённый после приворотного ритуала, нужен как вытяжка для слива всего негатива, положенного в наказание за такое колдовство. Я родилась не для того, чтобы меня любили. Мама забеременела мной только потому, что хотела защитить семью от последствий своих же желаний.

– Её предупреждали о том, что ребёнок будет бельмом на глазу для обоих родителей, но его придётся растить и воспитывать в семье. Кормить, одевать, дать образование, проявлять внимание и родительскую заботу. Они вырастили меня, воспитали, а потом отправили в институт и забыли. А Вовка просто видел их отношение и думал, что тоже имеет полное право меня не любить.

– И твоя мать пошла на это всё осознанно? – недоверчиво спросил Власов.

– Представь себе, да, – грустно усмехнулась я. – Оказывается, бывает и так. Я в лепёшку готова была разбиться ради хотя бы капли родительской любви, но, как выяснилось, не для того меня родили. Моё предназначение и жизненный путь были обозначены заранее.

– Элька, ну так не бывает, – возразил Толя, безуспешно пытаясь отыскать в бесчеловечном поступке моей матери хоть что-то человеческое.