Дом бьющихся сердец

Глава 2

Небесная таверна – ахаобен на языке воронов, по словам Феба, – вырезана в серой скале Монтелюче и больше походит на мрачную пещеру. Между деревянными подпорками тянутся толстые веревки, на которых висят ряды фонарей. Окна тоже есть, но такие же крошечные, как в моей клетке, которую я отказываюсь называть комнатой. Стены таверны украшены пейзажами, их рисовали мелом и чернилами. Я внимательно их разглядываю, впрочем, вовсе не потому, что нахожу привлекательными. Нисколечко. Как и надстроенный этаж, обставленный мебелью из коряг.

Тюрьма в небе все еще тюрьма. И никакие звезды не придадут ей лоска. Подумать только, а я когда-то умоляла Лоркана, чтобы он пустил меня в замок!

– Божечки, тебе удалось вытащить ее из комнаты! – Голос Сибиллы звенит в ушах.

Она машет нам от столика в углу – то есть у дальней стены, поскольку в овальном помещении углов нет. К счастью, он слегка скрыт надстройкой, а не в самом центре, где нас могут видеть. На меня обращены подведенные углем глаза всех посетителей. Воцаряется такая тишина, что даже слышны взмахи ресниц.

Смущенная вниманием, я прячусь за спиной Феба и подталкиваю его к столику, где Сиб сидит в компании Энтони, Джианы, Маттиа и Риччио.

– Ты не сказал, что тут столько народу, – шиплю я.

– Ну, ведь это таверна, к тому же время обеда. Раз ты работала в подобном заведении, я предположил, что ты сама догадаешься.

Отчего-то мне не пришло в голову, что я столкнусь с кем-то, помимо друзей и пары стаканов вина. Упомянутые друзья наблюдают за мной, как и остальные посетители. Прошло всего три дня с нашей последней встречи, но ребята словно бы постарели на несколько лет. Похоже, дает о себе знать стресс прошедших недель.

Сибилла пихает Риччио, сидящего рядом с ней, требуя освободить стул. Джиана улыбается мне с другой стороны стола.

– Ну, что думаешь?

– О чем?

– О Небесном Королевстве.

– Предпочитаю наше Земное. Оно поярче.

Феб усаживается рядом с Риччио и откидывает волосы на спину, открывая заостренное ухо. Хотя я горжусь другом за то, что он не скрывает, кем является, меня охватывает опасение, что какой-нибудь человек-ворон обратится в птицу и склюет кончики его ушей.

– Она только прошла от своей спальни…

– Клетки, – поправляю.

Феб закатывает глаза.

– От своей клетки досюда, еще ничего не видела.

– Видела предостаточно.

Я складываю ладони на коленях поверх плотных штанов, одолженных у Джианы. Они широки мне в бедрах, которые отощали, ноги вовсе превратились в палки, прямо как в детстве.

Даже нонна, женщина весьма стройная, пришла бы в ужас от моей худобы. Впрочем, вряд ли она обратит внимание на мою фигуру, узнав правду о моем происхождении. При этой мысли сердце болезненно сжимается.

– Как ты себя чувствуешь? – Голос Энтони вырывает меня из мрачных размышлений.

– Крайне раздражена. А ты?

– Не терпится получить новое судно.

– На твоем месте я бы ни на что особенно не рассчитывала. Лоркану ты больше не нужен, ему незачем дарить тебе судно.

От упоминания имени короля разговоры неподалеку резко обрываются.

Густые брови Маттиа изгибаются.

– Он обещал и пока что сдерживал все обещания. Отчего ты так пессимистично настроена?

– Не знаю… – Я пожимаю плечами. – Возможно, это как-то связано с тем, что он держит меня в плену.

– Потому что ты единственная, кто невосприимчив и к обсидиану, и к железу, Фэллон. – Риччио подносит ко рту кружку с какой-то жидкостью.

Сибилла пододвигает мне свой напиток. Они пьют вино, только не игристое, как у нас, а ароматное и насыщенное, как нагретые солнцем ягоды, раздавленные на сырой почве. Вкусно! Разумеется, если меня спросят, то оно мне решительно не по душе!

Я осушаю металлический кубок и со стуком ставлю на стол – черный, словно обсидиан, только шершавый и с неровностями, как у дерева. К тому же обсидиан ядовит для воронов.

– Эй, Коннор! – Феб зовет парня со смуглой кожей и темными глазами, который несет напитки к соседнему столику. – Тволо фион и бай марсо.

Коннор кивает. Мои пальцы на кружке сжимаются. В голове на повторе проносится: «Твило фай аг бай марсо». Ни одного знакомого слова. Впрочем, мои познания отцовского языка ограничиваются десятком слов от силы.

– С каких пор ты говоришь на вороньем?

– Со вчерашних пор. Коннор дает мне уроки. – Феб провожает взглядом бармена… или же владельца бара? Интересно, хоть кто-то здесь хоть чем-то владеет или же все принадлежит Лору?

– Зачем?

– Подумал, будет вежливо изучить язык приютившего нас народа.

Сибилла наклоняется к моему уху.

– Плюс Фебс пытается приставать к другим.

Я удивленно взираю на друга.

– А как же Меркуцио?

Тот проводит рукой по волосам.

– При чем тут он?

– Он тебе нравился.

– Ну а тебе нравился Данте. – Феб вновь поворачивается ко мне. – И посмотри, чем все закончилось.

Я поджимаю губы на мгновение.

– Вот только Меркуцио не записал тебя во враги народа.

– Вороны не враги, милая. – Сибилла берет меня за руку и мягко сжимает пальцы.

Я отнимаю руку и кладу обратно на колени. Как она может так говорить? Они держат меня в неволе.

– Хорошо, что ты наконец увидела истинное лицо Данте, – говорит Джиана, а Энтони внимательно следит за моей реакцией.

Не желая ни думать о Данте, ни обрывать нашу отжившую свой век дружбу, я меняю тему.

– Так чем еще вы все занимались, помимо того, что обратились в вороницизм?

– Вороницизм? – хихикает Риччио.

– Отдыхали, гуляли, знакомились с людьми. – Джиа берет ломтик сыра с деревянного блюда, заполненного кусочками фруктов и поджаренными овощами. – Общаться непросто, поскольку многие вороны не говорят по-лючински. Хотя те, кто говорит, помогают с переводом.

Я замечаю, как через таверну, подобно змее, плавно скользит девушка с черными, как смоль, косами, и глазами еще чернее, затем останавливается у нашего столика. Улыбается. Не то чтобы я ждала, что она начнет рычать или каркать… ладно, немного ожидала.

– Джиа, ало!

Джиана поднимает взгляд на новенькую. От меня не ускользает, как ее серые глаза блестят серебром.

– Привет, Ифе!

– Есть свободное место?

– Конечно! – Джиана подвигается.

– А ты, верно, Фэллон? Очень приятно тебя познакомить.

– «С тобой познакомиться», – поправляет Феб.

– Ох, тау! С тобой познакомиться… – Слова раскручиваются с совершенно неправильными ударениями. Лючинский язык походит на мелодию арфы, в то время как вороний подскакивает и перекатывается, как камни на дне бурной реки, – грубо, влажно, гортанно.

Девушка улыбается, обнажая кривоватые зубы, которые, однако, ничуть не портят впечатления – ее красоту отметили и Джиана, и Риччио.

– Ифе – сестра Имоджен, – объясняет Феб.

На ее скуле, под черной полосой косметики, проглядывает маленькое перышко, как и у всех воронов.

– Ты уже встречать Имми?

Воспоминание о помощнице Лоркана ерошит и так колючее настроение.

– Столкнулись с ней и Рибио по пути сюда, – говорит Феб, и при упоминании фамилии Лоркана все в таверне замолкают.

– Ну, я хорошая сестра. – Ифе наклоняется над столом, и ее длинные косы скользят по плечам – которые шире, чему у Джианы, хоть и не такие широкие, как у Риччио. Вероятно, полеты здорово развивают мускулатуру.

Я пытаюсь припомнить, широкие ли плечи у Имоджен. Впрочем, мы встретились в довольно темном коридоре, и я была слишком занята тем, что прожигала взглядом своего тюремщика.

– У нас с тобой много общего, Ифе! – Сибилла насмешливо смотрит на старшую сестру, которая закатывает глаза.

– Лично я предпочитаю Джиа… – Не успевает Феб произнести последний слог, Сибилла хватает с блюда дольку апельсина и бросает в смазливую мордашку нашего друга. Фрукт попадает тому прямо в широкий лоб, сползает по носу и плюхается на стол. – Так ты только доказала мою правоту, Сиб. – Он вытирает с лица сок. – И, кстати, ты за это поплатишься.

Подруга дерзко улыбается, будто подначивая его. О, Феб отомстит. Он всегда отвечает на гадость, но в отличие от Сиб, которая сначала стреляет, а потом спрашивает, у Феба бесконечный запас терпения.

– Так значит, Имоджен работает с вашим королем? – любопытствую я.

– Вашим?

– С Моррготом. Или как его называет ваш народ? – Слово оставляет неприятный привкус на языке: долгое время я считала его именем Лоркана. То есть именем его птиц. Данте развеял мое заблуждение, предоставив перевод: Ваше Величество.

– Ваш народ? – повторяет Ифе, ее брови сходятся на переносице. – Твой отец Кахол, разве нет?

– Ага. – Сибилла подталкивает меня плечом.

Лоб Ифе разглаживается.

– Ты тоже ворон, Фэллон. Лоркан Рибио и твой король тоже.

– Лоркан Рибио никогда не будет моим королем! – Заявление вызывает у посетителей таверны злобное шипение.

Хм… Люблю, когда мне бросают вызов, Биокин.

Я бросаю взгляд на выход из таверны, где я ожидаю увидеть Лоркана. Не найдя его, изучаю каждую тень в поисках золотых бусинок.

Я не бросала тебе вызов.

Тем не менее я его чувствую.

Хотя я формирую ответ лишь мысленно, губы повторяют слова:

– Это не вызов!

– Что? – переспрашивает Сиб.

– Ничего, – бурчу я.

– Полагаю, Фэллон похожа на мать, – Риччио задумчиво потирает щетину на подбородке. – Говорят, принцесса Шаббе была усладой для глаз.

Кровь отхлынула у меня от лица.

– Ты в курсе? – Я оглядываю стол в поисках недоуменно сдвинутых бровей и не нахожу. – Вы все в курсе?

– Лазарус нам сказал, – мягко признается Сибилла, будто чувствуя, что я готова в любой момент сорваться.

Я осматриваю сумрачную таверну, разыскивая гиганта-целителя с заостренными уами, однако среди посетителей его нет.

– Он думал, что раз Энтони знает, то знаем и мы, – добавляет Джиа.

Взгляд падает на капитана. У него такие же голубые глаза, как у Данте, однако сегодня они кажутся темнее – не как дневное небо, а как океан, простирающийся между Люче и Шаббе.

– Когда ты понял?

Он глубоко вдыхает. Челюсть напряжена, как у меня – спина.

– Той ночью в лесу, с Бронвен.

Той ночью, когда он привел меня к Бронвен и Фурии. О, как же я скучаю по коню, на котором ускакал Данте! Еще одна причина ненавидеть нового короля фейри.

– Зендея была писаной красавицей, – вздыхает Ифе.

Тут к столику подходит Коннор с кувшином, как я надеюсь, вороньего вина, и блюдом жаренных на гриле овощей и фруктов. И никакой мертвечины. Или семян.

– Была? – Я отрываю взгляд он цветастой горы снеди, украшенной такими же черными полосами, как у вороньего народа. – Она что… умерла?

– Нет, – раздается у меня за спиной.

Я оборачиваюсь, и взгляд медленно поднимается все выше и выше, и выше.

– Твоя мама жива, – слышу я хриплый мужской голос на лючинском, и волоски на руках встают дыбом.

Ифе ахает и лопочет что-то на вороньем, однако все мое внимание приковано к окутанному дымом мужчине.

– Ало, дочь моя.

Глава 3

Время замирает, пока я рассматриваю создавшего меня человека: отца, которого у меня никогда не было и о котором я узнала только недавно.

Хотя он являлся ко мне в видениях, это не идет ни в какое сравнение с настоящим человеком. В реальности он выше, крупнее и гораздо более пугающий. Нос выглядит так, словно на него рухнула гора, покрытый щетиной подбородок настолько острый, что хоть деревья пили, волосы – грозовая туча длиной до подбородка, а глаза… глаза самого темного оттенка черного – темнее, чем стая воронов, которые заволокли солнце в тот день, когда Лоркан пробудил свой народ. Эти глаза словно бы впитали в себя всю ярость мира.

Эта самая ярость и кровь, которую она заставляет кипеть, – единственное, что у нас общего.

Воздух рядом с Кахолом темнеет и дымится, затем из него формируется другой ворон. И еще до того, как он обретает форму, я понимаю: это Лор. Не уверена, почему или как, поскольку его туман не темнее и не плотнее, чем у прочих перевертышей. Возможно, я просто ожидала его появления, поскольку ему так нравится всюду за мной таскаться.

Я не таскаюсь, я за тобой присматриваю, – имеет наглость прошептать мне в голову Лоркан.

Я не ребенок, Рибио, и мне больше ничего не угрожает, так что можешь смело отвалить от меня.

Лоркан мрачнеет от моей грубости, и я решаю грубить как можно чаще.

– Не перенести ли нам это воссоединение в более укромное местечко? – Его голос негромкий, но достает до всех уголков помещения.

– Мне и здесь нормально, – говорю я лишь бы досадить ему, хотя, по правде говоря, мне не нравится, когда на меня глазеет куча незнакомцев.

– Как скажешь. – В его глазах вспыхивает нечто одновременно бросающее в жар и леденящее душу. – Фило!

Приказ короля эхом отдается от каждого фонаря и окна; все вскакивают со своих мест. Я предполагаю, что «фило» означает «прочь» или нечто похожее. Затем Лоркан обращается к моим друзьям:

– Ахаобен закрыт до дальнейшего распоряжения. Пожалуйста, покиньте таверну.

Ножки скамеек скрипят по каменному полу, когда все отодвигаются от стола и встают.

Только Сибилла не двигается с места. Ее длинные мозолистые пальцы сжимают мои, и только тогда я осознаю, что она держит меня за руку.

– Если хочешь, я останусь.

– И я. – Феб замирает, не успев полностью встать.

Я не знаю, чего именно хочу.

– Прошу, уйдите. – Голос Кахола глухой и хриплый, словно его переполняет печаль, вот только у него такой вид, будто он настолько же способен плакать, насколько я – пролезть в крошечное окошко в скале.

Возможно, я даже пыталась.

Буду знать.

Я прищуриваюсь, глядя на Лоркана, и сжимаю руку Сибиллы.

– Идите. Я справлюсь.

Нерешительно, но все же они с Фебом выходят через широкие двери, которые Коннор за ними закрывает.

Лоркан кладет ладонь на плечо Кахола, отчего гигант вздрагивает, затем кивает на скамейку передо мной. Не отводя от меня взгляда, он обходит стол и тяжело садится, деревянная скамья жалобно скрипит.

Когда Лоркан опускается на место Феба, у меня урчит в животе, и хотя от еды исходит аппетитный аромат, мне вряд ли удастся что-нибудь в себя запихнуть. Кроме вина. Оно, вероятно, пройдет неплохо. И поможет унять нервы.

Я тянусь за кувшином, однако Лоркан меня опережает и наливает темный перебродивший сок в бокал передо мной, затем наполняет второй для моего отца. Я пью, пока гигант смотрит на меня во все глаза, будто я самое диковинное существо, которое ему доводилось видеть.

– Я думал, что ты погибла в ту ночь, когда армия Реджио устроила засаду в храме Изолакуоре. Слышал, как его генерал сказал… – Он закрывает глаза. – Сказал Марко, что Дея потеряла плод. Что все кончено.

Хотя я сижу перед ним – живое доказательство того, что ничего не кончено, – лицо отца морщится от вновь переживаемых кошмарных воспоминаний.

– Разумеется, она придумала, как тебя спасти. – Когда его веки поднимаются, в глазах стоят слезы. – Хвала Морриган, что рядом была Агриппина. Хвала Морриган, что она никому о тебе не рассказала.

– Почему она была с вами?

– Она прибыла, – объясняет Лоркан, – чтобы предупредить Кахола и Дею о засаде.

– Она не успела нас спасти. – Губы отца искривляет самая печальная улыбка на свете. – Но успела спасти тебя.

– И как именно? Выловила из лужи крови?

– Дея поместила тебя внутрь Агриппины, – медленно произносит Лоркан, будто если говорить раздельно, мой разум сумеет осмыслить нелепое объяснение.

– То есть как это «поместила»?

– Твоя мама перенаправила тебя в утробу Агриппины, – говорит Лор. Я морщу лоб, и Лор уточняет: – С помощью магии.

Подождите-ка… чего?! Я перевожу взгляд с отца на Лора, вновь на отца, вновь на Лора. Меня магией перенесли из одного тела в другое? Я подозревала, что меня подменили, однако новость о том, что это сделали еще в утробе, ошеломляет. Впрочем, теперь понятно, каким образом дедушка мог увидеть роды своей дочери. Тем не менее мысль о том, что меня передали из одного организма в другой, подобно вирусу, – настоящий вынос мозга.

– Как у нее получилось? Она что, просто щелкнула пальцами, и оп?!

Лор улыбается.

– Магия шаббинок связана с кровью, так что никаких щелканий. Хотя пальцы покалывает, поскольку печати пишутся кровью.

Я изучаю кончики пальцев – не мерцают ли? – но блестит лишь грубая кожа мозолей. Спешу спрятать под бедра свои неженственные руки, хотя они вряд ли смутят Лора или отца.

– Откуда вы знаете, что я действительно дочь Деи?

Лор барабанит пальцами по столу.

– Помимо того, что ты унаследовала большинство ее черт?

– Я всегда считала, что унаследовала многое от женщины, которая меня родила.

Лор пододвигается вперед, его кожаные брюки скрипят.

– Прежде чем Мериам связала магию Деи, она послала Бронвен видение, чтобы твоя тетя могла за тобой присматривать и в надлежащее время отправить на мои поиски.

Глаза отца застилают настолько сильные эмоции, что гигант начинает плакать. Слезы катятся по щекам, размывая краску, он что-то бормочет на вороньем языке, что, несмотря на гортанное произношение, звучит мягко.

Обещает ли он возмездие всем участникам засады или же благодарит богов за мое спасение?