Лес душ
Мои глаза с легкостью находят башню Кендары и ее широченный балкон. Это одна из самых высоких башен среди дюжин других во всем Великом дворце. Интересно, она все еще точит свое оружие? Иногда я прихожу в ее мастерскую и обнаруживаю ее в той же самой позе, в какой она была, когда я уходила.
Люблю шутить, что она питается лишь раздавленными надеждами и слезами своих учеников, что сердит Саенго. Возраст и высокое положение Кендары подразумевают, что о ней можно упоминать лишь с уважением. Обычно я с этим согласна, разве что… Ну ведь это же Кендара. Как Тень, ее не существует внутри социального строя королевства Эвейвина; она существует над ним, она не подчиняется никому, помимо королевы. Мне Кендара всегда казалась удивительной хотя бы по этой единственной причине.
– Хатчлеты! – кричит офицер Болдис, приостанавливаясь, чтобы обратиться к первогодкам. Его голос звучит как скрежет в моих ушах. – Вам следует запомнить, что долина Крайнес является тюрьмой. Не разговаривайте с рожденными шаманами и не отставайте от своей группы.
Первогодки неуютно ерзают от этого предупреждения. Этим хатчлетам было, наверное, не больше шести или семи лет, когда королева Мейлир заключила всех рожденных шаманами в тюрьму.
– Прости, – тихо говорит мне Саенго.
– За что? За то, что соврала?
Она вздрагивает.
– Я думала, так будет лучше.
Я натягиваю улыбку, несмотря на то что не хочу ничего так сильно, как просто лечь на землю прямо посреди дороги. Саенго – моя лучшая подруга, и я ценю ее, как никого другого, разве что не считая Кендары. Чувство вины будет преследовать ее весь день, если я не смогу смягчить ее душевные муки.
– Знаю, и нам бы удалось избежать наказания, если бы не Джонья, чтоб его. – Кроме того, я могла бы избежать наказания, если бы пришла вовремя.
Саенго отворачивается, но между бровями у нее пролегает хмурая линия. Даже в подавленном настроении она шагает как настоящая рейвинская леди: подбородок вздернут вверх, плечи расправлены, осанка прямая. Ее длинная коса, украшенная черными перьями, болтается у нее между лопаток за спиной. Наши волосы одинакового полуночно-черного оттенка, но у меня глаза серые, а у нее светло-карие, и если я рождена быть никем, то она рождена с привилегиями, с чувством собственного достоинства в доме рейвинов, при знатном дворе. Мы противоположны практически во всем, и все равно я не представляю своей жизни без нее.
– Знаешь, на самом-то деле ты первоклассная лгунья, – подшучиваю я.
Саенго закатывает глаза.
– Этот навык уж точно пригодится в королевской армии.
– Для каждого таланта есть предназначение.
– В отличие от тебя у меня нет таких талантов.
– Ну да, ну да, – говорю я, – потому что твоей победоносной натуры достаточно, чтобы всего добиться?
Она одаривает меня высокомерным взглядом своих кошачьих карих глаз.
– Со мной приятно общаться.
Я давлюсь своим смехом, однако этого достаточно, чтобы смягчить ее суровый изгиб губ.
Помимо луж, ничто уже не напоминает о дожде, что заливал дорогу прошлой ночью. Далеко на восток тянутся фермы и сады, и лишь местами их прерывают участки Леса. На западе виднеются Коралловые горы, названные так из-за сливовых деревьев, тянущихся на высоте, они сейчас яркие и цветущие. Как серпантин, дальше извиваются и тянутся рисовые поля, уже подготовленные к сезону дождей, делая пригорные районы похожими на полосатые картины, расписанные маслом.
Вдруг что-то жесткое ударяет меня по щеке. Я вздрагиваю, инстинктивно нагибаясь, когда еще один крошечный снаряд свистит в воздухе надо мной. Виновника найти оказывается несложно. Это одна из вивернов, несущая в руках охапку камешков. Девушка запускает их в меня, пока офицер повернулся к нам спиной.
Щеки Саенго краснеют.
– Невоспитанная свинь…
– Она просто злится, – я отбиваюсь от нового камешка до того, как тот попал мне в висок. Большинство студентов Гильдии считают своим долгом меня игнорировать, тогда как я игнорирую их, но такие как Джонья определенно делают всю работу за остальных.
Около полудня мы наконец останавливаемся на перерыв и чтобы справить нужду. Первыми в лес отправляются девочки. Когда мы с Саенго возвращаемся к своим дрейкам, я вижу, что все содержимое моего рюкзака раскидано по земле и валяется в грязи. Яндор доедает остатки моего сушеного манго, заготовленного на обед.
– Я поделюсь с тобой своим, – говорит Саенго тут же, когда мы наклоняемся, чтобы собрать плед и другие припасы обратно в рюкзак. Ветер развеивает травы, которые я хотела приложить к ногам на ночь. Смесь гнева и разочарования захлестывает меня, но я лишь поджимаю губы и стискиваю зубы.
Все, что осталось от моей еды, валяется на земле. У меня не получится собрать и отмыть манго от грязи, не получится собрать рис, высыпавшийся из банановых листьев, по которым кто-то к тому же еще и с радостью прошелся ботинками. Офицер Болдис сидит верхом на своем дрейке неподалеку, уплетая обед и делая вид, что ничего не замечает.
Ко мне подходит кто-то из вивернов. Судя по топорщащейся в его кармане бумаге, я догадываюсь, это Джонья. Он всегда носит с собой бумажные деньги, которые рейвины любят больше монет. Он думает, деньги делают его важной персоной. Ему удалось подскочить ко мне достаточно быстро, чтобы выдернуть пару перьев из кончика моей косы.
– Ты просто позорище, – он швыряет мои перья в грязь.
Саенго поднимается на ноги, сжимая руки в кулаки. Я подскакиваю бок о бок с ней и кладу руку ей на предплечье, останавливая ее до того, как она успевает что-либо сказать.
Джонья усмехается, но не уходит, когда я подхожу к нему и придвигаюсь достаточно близко, чтобы мои пальцы могли дотянуться до кармана штанов его униформы. Несколько напряженных мгновений мы с ненавистью смотрим друг на друга. Затем его взгляд устремляется на Саенго.
– А ты позоришь наш род, потому что…
– Если бы я хотела знать твое мнение, то спросила бы, – говорит Саенго сухо.
Губы Джоньи складываются в тонкую линию, однако он делает вежливый поклон и молча уходит. Как только он исчезает, я засовываю руки в свои карманы вместе с деньгами, которые сжимаю в своей ладони. Затем снова нагибаюсь, чтобы собрать остатки разбросанных припасов. Когда нас вдвоем отправляли на одни и те же задания, Джонья всегда делал все, чтобы превратить мою жизнь а ад. Увидев имя Джоньи в списке вивернов, назначенных на сегодняшнее задание по доставке припасов, я ворчала и умоляла Саенго застрелить его из лука, притворившись, что ее ослепило солнце. Я бы с радостью понесла за это наказание.
– Свинья, – бормочет опять Саенго. Она поднимает мои серые перья и нежно дует на их края, смахивая пыль. – Давай прикреплю обратно.
Хотя мои ноги гудят в знак протеста, я остаюсь в сидячем положении, согнувшись над небольшой кучкой своих вещей на дороге, пока она вплетает перья обратно в мою косу.
Привилегия носить перья дается лишь студентам четвертого года обучения, когда наши волосы отрастают достаточно длинными. Стиль и украшения должны служить своего рода подражанием хвосту вивернов, одних из самых устрашающих хищников на всем Тие. Конечно же, это не настоящие вивернские перья – виверны обитают лишь в Казаине, горном государстве на юге.
Для Саенго перья являются знаком ее достижений. Она носит их с гордостью. Даже я немного возгордилась, когда она стала виверном и заслужила право носить свои перья, хотя это чувство сразу исчезло. Я выбрала серые, которые сочетаются с цветом моих глаз. Кендара иногда права, называя меня самовлюбленной.
Теперь же я порой ненавижу смотреть на эти перья и вспоминать то, что они символизируют. Мое место в Эвейвине. Мое место в Гильдии. Все те насмешки, которые мне приходится терпеть, наказания, которые я должна переживать, каждый взгляд офицеров и людей вроде Джоньи, которые считают себя выше меня из-за моего низкого происхождения.
Мы с Саенго собираем разбросанные вещи обратно в мой рюкзак и привязываем его к седлу Яндора, пока остальные тоже собираются двигаться дальше в путь. Хатчлеты снова выстраиваются в строй, и другие тоже возвращаются на свои места. Саенго предлагает мне один из своих рисовых шариков, но я отказываюсь, качая головой. Я не голодна, а ее еда должна прокормить ее до завтрашнего дня, до того времени, как мы вернемся из этого путешествия.
Крик сокола раздается над головой. Вместо того чтобы смотреть вверх, я смотрю на Саенго. Ее глаза пробегают по затянутому тучами небу, а брови серьезно сдвигаются. Напряжение с ее губ исчезает, когда она наконец замечает того, кого искала, – Милли, ее ручную соколиху. Домашние питомцы запрещены в королевской Гильдии, но Милли не приручена по большому счету, так что офицеры ничего не могут с этим поделать.
Офицер Болдис хмуро глядит в небо, а затем громко кричит:
– По местам!
Виверны, что впереди, быстро принимают нужную позицию, чтобы скорректировать отряд, и мы продолжаем свой путь. Где-то под моим бесконечным гневом скрывается еще и нетерпеливость.
Последние несколько недель все четверокурсники разделяют эти непрекращающиеся волнения и беспокойство относительно скорого выпускного. Студенты вроде Саенго обычно назначаются на посты в своих же землях. Саенго на самом-то деле уже получила свой пост на прошлой неделе, ее назначили в число королевских войск на Соколином хребте, где находятся владения ее семьи. Она подала просьбу поменять назначение.
Однако студенты вроде меня, у кого нет принадлежности к кому-либо из лордов, получают свои посты позже. Если бы решение принимал офицер Болдис, он бы, наверное, отправил меня на восток. Я слышала от других четверокурсников, что именно туда назначают тех, кто приносит кучу неприятностей.
Эвейвин является королевством маленьким, длинным и узким, как лезвие меча. К востоку от нас пролегают два других королевства – Ньювалинская империя, которой правят шаманы, к северу, и Казаин, родина тенеблагословленных, к югу. Однако солдаты, которых отправляют на восточные границы, могут встретиться лицом к лицу лишь с Мертвым Лесом.
Мертвый Лес разрастается, как непроходимая тьма, что отделяет нас от других королевств, оставляя лишь кусочек зеленых земель между Эвейвином и империей. Другие четверокурсники поговаривают, что бывали случаи, когда солдаты даже сходили с ума, вглядываясь день за днем в те проклятые леса.
Время от времени какой-нибудь вор или пьянчуга набирается смелости пробраться в чащу. Однако эти деревья наделены собственной волей, и никто не может спастись, если у того нет защиты правителя Мертвого Леса, паучьего короля Ронина. Изредка осмелевшие глупцы с огромным трудом все же выбираются обратно на свободу, возвращаются со сломленной волей, падшие духом, лишь отдаленно напоминающие людей, и делают это только для того, чтобы схватить кого-нибудь, кто достаточно глуп, чтобы предложить помощь, и утащить с собой обратно во тьму. Солдаты, что становятся свидетелями того, что деревья делают со своими жертвами, никогда уже не ведут себя как прежде. По крайней мере таковы слухи.
В моей жизни было предостаточно опасностей с тех пор, как я стала учиться у Кендары, однако она ни разу не отправляла меня никуда вблизи Мертвого Леса. Так что мне остается лишь полагать, что все эти слухи правдивы.
– О чем ты задумалась? У тебя лицо странное, – говорит Саенго, доедая свой рисовый шарик. Я шутливо дергаю рукой, выхватывая у нее еду, и как будто собираюсь размазать остатки риса по ее лицу, но она отскакивает и смеется.
– Какое лицо? – спрашиваю я, перекладывая рисовый шарик из одной руки в другую, подальше от нее.
– Как будто ты представляешь что-то неприятное.
– Я думала о том, что офицер Болдис, скорее всего, назначил бы меня на восточные границы.
Саенго вздыхает.
– Если бы я была злопамятным человеком, то попросила бы своего отца лишить его должности.
– Ну что ж, я злопамятный человек, можешь сделать это ради меня?
Закатывая глаза, она говорит:
– Если тебя назначат на восточные границы, может быть, ты встретишься с Ронином.
Ее голос звучит заинтригованно. Как у того, кто поддерживает мир между тремя королевствами на Тие, власть у Ронина просто безграничная. Это бы напугало до мурашек большинство людей, но не пугает Саенго, наследницу древнего эвейвианского рода. Я же, с другой стороны, не имею ни малейшего желания встречаться с паучьим королем. Если мне чего и не хватает, так точно не людей, перед которыми нужно склонять голову и слепо следовать их указаниям.
В любом случае мне хочется верить, что истинная причина того, что я до сих пор не получила приказ о своем распределении, в том, что я останусь в Вос-Тальвине с Кендарой как ее официальный подмастерье.
Я держу поводья Яндора одной рукой, а другую засовываю в карман. Мои пальцы находят деньги, которые я стащила у Джоньи. Вытаскиваю их.
– Это что? – спрашивает Саенго.
– Это принадлежит Джонье. Руки у меня чесались. – Мне плевать на деньги, мне просто хотелось хоть немного на нем отыграться.
Но когда опускаю глаза, то удивляюсь, увидев вместо денег скомканный пергамент. Хмурюсь. Мои глаза находят затылок Джоньи, который шагает впереди процессии, а потом я осторожно расправляю помятую бумагу.
Мои ноги чуть не спотыкаются при виде аккуратного, скрупулезного почерка. Яндор вовремя наклоняется ко мне, чтобы я не потеряла равновесие, потому что мой разум внезапно опустел от растерянности. Сестры, помилуйте, откуда у Джоньи письмо от Кендары?
Сегодня ночью. Талонский чайный дом. Дождись мужчину со скрещенными мечами. Запомни его мечи хорошенько. Возвращайся на рассвете. Сожги, как прочтешь.
Слова разносятся болезненным эхом в моей голове, пока я пытаюсь найти в них логику. Все вокруг внезапно кажется слишком громким, каждый звук вокруг меня усиливается: шарканье усталых ног, пробирающиеся сквозь грязь ботинки, ветер, колышущий траву. Мое дыхание учащается и грубеет, проходя через нос, а мои пальцы сжимают крепче бумагу, едва не разрывая ее.
– Сирша? – неуверенно зовет меня Саенго.
– Он ученик, – шепчу я сквозь стиснутые зубы. Трясу бумагой перед носом Саенго. – Он один из ее учеников.
Саенго – единственная, с кем я поделилась своим секретом. И иначе быть не могло, ведь она моя лучшая подруга. Она берет пергамент и быстро читает написанное, и в этот момент я осознаю кое-что еще. Кое-что, что даже еще хуже. Кендара писала мне записки, только когда поручала простые задания, вроде достать какой-то предмет, пройти умственный тест или выследить какого-то зверя.
Никогда она не писала мне о каком-либо шпионе и не просила передать сообщение. Это… это не тренировка. Это работа Тени.
Мои пальцы сжимаются на поводьях Яндора, отчасти я наваливаюсь на него, чтобы не рухнуть на землю от тяжести этой мысли. Если Кендара еще и не сделала этого, то собирается сделать Джонью своим официальным учеником. Несколько секунд я просто бессмысленно шагаю, позволяя осознанию этого терзать меня на куски. Все внутри рвет и мечет от негодования, огонь поднимается от моей груди к моим щекам. Я сжимаю пальцы у запястья, касаясь тролличьей кости. Нет, Кендара не выбрала бы Джонью вместо меня.
Я морщусь при виде грязи под своими ботинками. Как она посмела не сказать мне об этом с утра? Сжимаю кость тролля так сильно, что ладонь болит.
И вдруг догадываюсь, что мог означать этот талисман на самом деле: прощальный подарок.
Гнев внезапно исчезает, оставляя меня опустошенной. Лишь остатки моей гордости не позволяют мне рухнуть тут же на землю и рвать траву в клочья от немощности и нечестности этого всего. По какой-то причине, из-за чего-то я оказалась недостойна, я оказалась недостаточно хороша.
В этом состоит вся моя жизнь. Недостойная. Недостаточно послушная. Недостаточно умная, может, только языки хорошо знаю, но какая от этого польза? Недостаточно скромная, чтобы угодить кому-то.
Недостаточно хороша для родителей, которые меня бросили, или для монахов, которые меня воспитали, или для офицеров, которые меня тренировали.
Хотя я встретила Кендару, когда мне было одиннадцать, впервые я сразилась с ней лишь в тринадцать, во время своего финального года в Гильдии принца. Когда начал приближаться выпускной, никто, даже офицеры, не могли победить меня на ринге. Кендара увидела, как я тренируюсь одна, а когда встала напротив меня с мечом и приказала нападать, я рассмеялась, думая, что она шутит.
Слепая и безоружная, она победила меня меньше чем за две секунды.
«Это, – сказала она, имея в виду свои собственные навыки, – то, чего я смогла достичь лишь потому, что перестала жалеть себя и свое положение, и начала требовать от себя стать чем-то большим. Требовать, что я заслуживаю большего».
Кендара всегда верила, что я могу достичь величия.
Но я потратила последние четыре года, посвятив себя этой единственной цели, а теперь что? Я пришла в Гильдию королевы лишь потому, что Кендара требовала этого – доказать свою верность, сказала она, доказать, что я могу пережить все и заработать свое место как ее официальный подмастерье. И я переживала. О, я терпела все.
Может, моя гордость стала всему виной. Тень не должна привлекать внимание, должна позволять другим себя недооценивать. Ради того, чтобы заработать место рядом с ней, я могла опустить голову и проглотить свою гордость – но только не на боевом ринге. Только не в том единственном месте, где было дозволено сражаться, где я могла зарыть глубоко свой страх быть недостойной и доказать свою силу.
И ради чего все это было?
Впереди дорога сворачивает с главной магистрали и уходит на запад. Пока мы проходим лишь Кейстранский пролет, который тянется от южного берега Эвейвина, пролегает через столицу Вос-Тальвин и выходит к северному городку Бирт. Однако дорога, что ведет на запад, состоит из пары узких низин, поросших травой, протоптанных телегами и дрейками.
Хатчлеты тихо и печально вздыхают, когда стражники покидают главную магистраль и сворачивают на Кейстранский пролет с его неровными тропами. Я сердито кошусь на голову Джоньи и дергаю Яндора за поводья, заставляя его остановиться. Обеспокоенно посмотрев на увеличивающуюся дистанцию между нами и остальной делегацией, Саенго тоже замирает. Никто не замечает нашего отставания.
Саенго хватает меня за руку, достаточно грубо, чтобы это не привлекло мое внимание.
– Сирша, рассказывай.
Я забираю из ее рук записку, снова всматриваюсь в слова, а затем сминаю бумагу в кулаке и засовываю обратно в свой карман. Чтобы успеть добраться до чайного дома к полуночи, Джонье придется скоро уйти. Наверняка он уже придумал какое-нибудь оправдание и получил разрешение офицера Болдиса.
Когда я уверена, что мой голос не дрогнет, я говорю тихо:
– Я доберусь до чайного дома первой.
Выпускной меньше чем через месяц. Меня бросят в какой-нибудь закоулок королевства вместе с королевской армией, оставят гнить на каком-нибудь отдаленном от цивилизации сторожевом пункте на шесть лет, пока мой срок обязательной службы не закончится. А потом что? У меня нет семьи, нет дома, нет никаких талантов, я умею только сражаться.
Если я не стану Тенью, я останусь никем. Пустым местом.
А я так устала быть пустым местом.
Глава 3
Мы остаемся на Кейстранском пролете, поджидая, пока между нами и делегацией офицера Болдиса окажется достаточно большое расстояние, чтобы, когда кто-нибудь заметил наше отсутствие и отправился на наши поиски, мы были уже далеко. На миг я раздумываю, не повернуть ли обратно к Вос-Тальвину, чтобы потребовать объяснений от Кендары лично, но она ни за что не станет терпеть такое нахальство с моей стороны.
– Тебе следует вернуться, – говорю я, когда Саенго косится через свое плечо уже в десятый раз, если не больше, за последние несколько минут. – Боюсь, на этот раз наказанием нам не отделаться.
Щеки Саенго снова краснеют, когда она вспоминает о том, что я одна была наказана за наше общее опоздание.
– Возможно, – говорит она, ее голос звучит с надеждой. – Но кому-то же нужно тебя прикрывать. Что ты собираешься делать, когда мы доберемся до чайного дома?
– Занять место Джоньи, конечно же. – Талонский чайный дом находится на расстоянии половины дня пути к югу отсюда, если идти прямо, вдоль Кейстранского пролета. У нас есть преимущество. Если повезет, я перехвачу сообщение, которое так хочет получить Кендара – от «мужчины с перекрещенными мечами» – до того, как Джонья нас вообще поймает.
Известно, что в прошлые годы ученики Тени порой рушили планы друг друга, а иногда и вообще убивали друг друга, чтобы конкуренция на место подмастерья Тени стала меньше. Сама Кендара убила двоих своих соперников, когда тренировалась под руководством предыдущей Тени.
Поэтому среди своих учеников она решила оставить имя каждого из них в тайне. Ей не нравилось, что подобные перебранки и стычки привлекали много ненужного внимания, особенно учитывая, если один из погибших учеников оказывался ребенком какой-нибудь важной персоны. А также она предпочитала, чтобы ее собственные ученики концентрировались на тренировках и обучении, а не на том, чтобы зарезать друг друга. Однако она ясно давала понять, что, если один из нас раскроет свою личность, другие ученики могут распоряжаться этой информацией как пожелают. Зная Кендару, это можно считать все равно что разрешением действовать.
Однако я беспокоюсь сейчас не о том, разрешено ли мне расстраивать чужие планы, а о последствиях всего этого.
Правила в Гильдии королевы куда более строгие, чем в Гильдии принцев. Когда я впервые открыла рот, не получив на это сначала одобрения – просто чтобы задать вопрос, не имея никакого злого умысла на душе, – офицер ударил меня так сильно, что я потеряла равновесии и упала. Он хотел, чтобы позор от моего неуважительного поведения видели на моем лице все, пока не заживет. После этого я быстро уяснила свое место и как мало оно тут значит. Студенты вроде Джоньи получают наслаждение при любой возможности напомнить мне о своей власти, прижимая меня к углам, когда рядом нет Саенго, или рассказывая всем ложь, которая принесет мне еще одно наказание или порку.
Покинуть же свой пост? Это хуже, чем любое вранье и наказание, какие Джонья выдумывал для меня за все годы. Гильдия принцев обязательна для детей от одиннадцати до тринадцати лет, но поступление в Гильдию королевы происходит на добровольной основе. Когда я поступила по просьбе Кендары – поклялась служить королевской армии и должна буду получить наказание, если нарушу свою клятву.
Если меня тут же не отчислят или не заклеймят как дезертира, мне, скорее всего, выдернут все перья, а косу отрежут, понизят в ранге до первокурсника.
Но если я ничего не сделаю, то потеряю Кендару, а с ней и цель, ради которой я все это терпела и проходила. Нет такого наказания в Гильдии, которое окажется хуже, чем это.
Красть миссию Джоньи – опасная затея, но я обязана рискнуть. Обязана доказать Кендаре, что она должна выбрать именно меня, что лучше меня нет никого среди ее учеников. Вся моя жизнь, мое будущее зависит от этой миссии.
Когда мы приближаемся к красной крыше чайного домика, день почти подошел к концу. Полумесяц висит низко в небе, такой тусклый, что в его свете мало что видно. Чайный дом состоит из двух этажей, это здание с темными колоннами и очень живописной изогнутой крышей, края которой напоминают выставленные в разные стороны когти. Его невозможно не заметить даже во мраке, и путешественники любят останавливаться здесь, чтобы отдохнуть или перекусить.
Мы договорились, что Саенго останется снаружи с дрейками и будет начеку, если Джонья вдруг появится раньше времени. Если только он не нашел короткий путь, то мы прибыли раньше. Прежде чем уйти, я глажу Яндора по его мощной челюсти. Он тяжело дышит от долгой дороги, но все равно добродушно склоняется под моей рукой.
Взмахнув крыльями, Милли опускается рядом с загонами, чтобы составить компанию Саенго. Она направляется к корытам с водой. Я снимаю перья со своей косы и бросающийся в глаза красный пояс Гильдии, дающий всем понять, что я студентка четвертого курса обучения. И то и другое убираю в свой рюкзак и вытаскиваю длинный серый шарф, который приобрела по пути сюда, чтобы прикрываться от накрапывающего дождя. У меня болят ноги, и мышцы жутко жжет от синяков. Но я лишь прикусываю язык, чтобы отвлечься от ноющей боли и направляюсь внутрь чайного домика, мысленно молясь, чтобы Сияющая Сестра приберегла для меня немного удачи.
Я небрежно заматываюсь шарфом, закрывая волосы и шею, так чтобы никто не глазел на мое лицо и не видел ворот моей серой униформы, и вхожу. Внутри чайного дома царит полумрак, свет излучают лишь один-единственный камин и несколько масляных ламп, которые отбрасывают мигающие тени во все стороны. Зал почти пуст. Столики расставлены четырехугольником вокруг платформы, где должны обычно выступать артисты, чаще всего это музыканты с двухструнными лютнями или сказители, которые пересказывают старинные сказки под убаюкивающие мелодичные песни.
Земляной запах камина перебивает резкий аромат, исходящий от не принимающих по несколько дней ванну постояльцев. Трое мужчин в капюшонах сидят за угловым столиком, потягивая чай или, быть может, что покрепче. Пока, насколько я могу понять, ни у кого нет скрещенных мечей.
Как я и предполагала, Джонья еще не здесь. Я медленно, успокаивающе выдыхаю. Тем не менее он должен скоро явиться. Надеюсь, загадочный информатор Кендары покажется все же раньше. Я выбираю столик, откуда хорошо видно входную дверь. Низенькая женщина с темно-коричневыми кудрями и круглым лицом показывается из-за двери, которая, вероятно, ведет на кухню. Она прижимает руки к своему фартуку с цветочной вышивкой и вежливо кивает мне.
– Могу ли я вам что-нибудь принести? – спрашивает владелица.
– Немного чая каркаде, пожалуйста.
Вскоре она возвращается с подносом, на котором красуется фарфоровый чайничек, маленькое блюдце с медом и ложечкой сладостей и перевернутая чашка. Как только она наливает горячий чай в кружку, то оставляет поднос и снова уходит за дверь. Я кладу немного меда в ароматный чай и делаю глоток.
Кто-то дергает мой шарф, снимая его с головы. Я тут же подскакиваю, сжимая кинжал, который спрятан в моем рукаве. И застываю при виде Джоньи. Как он умудрился подкрасться ко мне?
– Так это ты! – фыркает он. Его даже можно было бы назвать красивым, если бы он постоянно не кривил губы в ужасной усмешке. Свет огня в лампах отбрасывает медные тени на его темные волосы, свою привычную косу он расплел. – Молись Близнецам, если ты здесь не по той причине, по которой я думаю.
Когда я не сжимаюсь при виде его, мышцы на его шее напрягаются еще сильнее. Он вскидывает руки, растопыривая пальцы, как будто ничего больше не жаждет так сильно, как задушить меня на месте.
– И что же это за причина? – хладнокровно спрашиваю я. Мы далеко от Гильдии и всех, кто знает, кто мы такие. Так как он вряд ли пожалуется на то, что я покинула свой пост, ибо тогда ему придется признаться и в своих темных делишках, я могу разговаривать с ним как пожелаю.
Когда он не отвечает, я упираюсь бедром о стол, игнорируя боль, пронзающую мои ноги. Делаю вид, что разглядываю лезвие своего кинжала, которое поблескивает бледно-оранжевым светом, отбрасываемым камином. Я украла этот кинжал из оружейного склада два года назад. Кендара не всегда предупреждает, что собирается отправить меня на какое-то опасное дело, так что я стараюсь не ходить без оружия.
Джонья хватает меня за руку и утаскивает подальше, в достаточно далекий угол, чтобы мне стало некомфортно. Его хватка оставляет синяки, только так он и умеет хватать, как я подозреваю. Я едва сдерживаюсь, чтобы не врезать ему кулаком в лицо.
Но вместо этого только говорю:
– Что ты затеял?
Его медлительность, с которой он смотрит на меня, не отвечая, выводит меня из себя. Потому что это доказывает, что кое-чему он у Кендары не научился в отличие от меня.
– А по какой, по-твоему, я здесь причине? Сам догадайся, – говорю я и как ни в чем не бывало вытаскиваю из кармана его записку.
Джонья обмяк. На его лице на долю секунду проскальзывает испуг, который выглядит комично. Однако затем он смеется, резко и нагло.
– Ты и правда одна из ее учениц? Должно быть, Кендара просто была в отчаянии, когда взяла тебя. Ты проиграла, Тсаув Тавс. Она выберет меня, – он плюет мне под ноги. – Потому что я лучше тебя во всем без малейшего исключения. В истории будет написано мое имя, мой титул и мои таланты.
Мои ногти впиваются в кожу ладоней, когда он говорит все это. «Тсаув Тавс». На старом эвейвианском языке, которому обучают лишь рейвинов, эти слова означают «пепел». Саенго сказала мне, когда он впервые назвал меня так. Так переводится моя фамилия, Ашвин, которая на самом деле не является даже настоящей эвейвианской фамилией. Монахи нарекли меня так в приюте, тем самым говоря, что я ничто и мой род никто.
Однако, если не считать оскорбления, он глупым образом признался в том, что я отчаянно хотела узнать, когда только прочла записку: Кендара еще не назвала имени того, кто станет ее официальным подмастерьем. Пока что я еще ничего не упустила, пока что я не проиграла. Пока что.
– Ей плевать на все это.
– Разве? – он оглядывает меня с ног до головы. – Ты костлявая пустышка без настоящего имени и без будущего. Я уже семь лет пытаюсь убедить тебя сделать всем одолжение и воспользоваться уже этим кинжалам, вонзив его в свою же глотку. Когда ты наконец осознаешь? Никто не станет по тебе скучать.
Мне чудится, что моя челюсть готова треснуть от напряжения, с которым я стискиваю свои зубы. Но я держусь, не двигаюсь, потому что если я двинусь, то воткну свой кинжал в глотку Джоньи здесь и сейчас. Пока он наливает и пьет мой чай, я медленно выдыхаю через нос и судорожно пытаюсь расслабить тело, мышцу за мышцей.
Стулья царапают потертый деревянный пол. Я поднимаю глаза к углу, где те самые трое мужчин теперь уже стоят. Они проходят мимо нас, склонив головы. Потом последний вскидывает голову, и его глаза, скрытые под тяжелым капюшоном из скрученного шарфа, находят мои. Я замираю. У него горящие ало-красные глаза пламенителя, шамана, повелевающего огнем.
Между его пальцами проскальзывают искры. Лишь благодаря своим инстинктам я подскакиваю с места вовремя, за долю секунды до того, как мой стул вспыхивает, объятый пламенем. Я падаю на пол, а затем тут же ныряю за центральную платформу для выступлений артистов.
Мой пульс учащается. Рожденный шаманом, разгуливающий на свободе по землям Эвейвина? Невозможно. Королева посадила их всех за решетку. Однако если бы один каким-то образом сбежал из своей тюрьмы, то скрывался бы. Этот, должно быть, ньювалинец, шаман из Ньювалинской империи. О, Сестры, что же он тогда делает в Эвейвине?
Все перед моими глазами горит красным и расплывается. Боль в ногах внезапно отходит на второй план, я размахиваю своим кинжалом, готовая отразить удар, вглядываясь в огонь перед собой.
Пламя расползается по залу. Столы и стулья вспыхивают как спички. Я закрываю рот шарфом, но дым все равно жжет глаза. Входная дверь распахивается. Языки пламени и дым вырываются наружу. Саенго стоит за порогом, крича что-то, но я ее не слышу, лишь вижу, как она размахивает руками, отгоняя от себя жар. Огонь подбирается прямо к моим ногам. Я бросаюсь бежать, прыгая под стол и сталкиваясь с Джоньей на своем пути, когда задний вход в домик и часть стены взрываются.
Горящие ошметки дерева летят сквозь дым и снова попадают в пламя. Однажды я уже была в подобной ситуации, когда Кендара привязала меня и бросила в хижине с горящей соломой. Однако на этот раз огонь совсем другой. На этот раз он распространяется очень быстро, его невозможно контролировать или предугадать, он яростно несется по чайному дому.
Джонья все проклинает и отталкивает меня, мы оба поднимаемся на ноги. Огонь, как огромная змея, тянется по полу вокруг. Джонья выхватывает кинжал, которой вдвое больше моего, хотя я сомневаюсь, что оружие ему сейчас чем-то поможет. Его спина врезается в мой локоть, мы оба сжимаем свои бесполезные кинжалы и беспомощно таращимся на пламя, зажимающее нас в кольцо, захватывающее в свою смертельную ловушку. Вдруг один из шаманов показывается за пределами кольца.
Нет, это не пламенитель. Другой. Танцующее пламя освещает его лицо, однако его глаза блестят фиолетовым, цвет ярче, чем любой обычный человек мог бы похвастаться. Он поднимает руки. Поднимается резкий порыв ветра, который запутывает мне шарф и наматывает косу вокруг моей шеи. Огонь в ответ лишь разгорается, превращаясь в настоящее адское пекло. Я отступаю назад, мои руки и ноги сжимаются, чтобы их случайно не задело жаром.
Затем шаман-темпест замирает, а потом он кричит, падая на колени. Милли, которая, похоже, умудрилась проскользнуть внутрь через горящую дверь, дико хлопает крыльями над его головой, и соколиные когти царапают его по шее.
Я потеряла третьего шамана из виду, однако у меня есть шанс, и я перепрыгиваю через слегка утихомирившееся пламя и несусь навстречу Саенго, которая тоже умудрилась забраться в горящий чайный дом. Однако между нами слишком много горящей мебели и предметов. Огонь крадется по стенам, дым собирается под потолком, как будто над кипящим котлом.
– Саенго! – задыхаясь, выкрикиваю я ее имя, но с трудом сама слышу свой голос, тонущий в этом кошмаре. Мне не выбраться, поэтому я прыгаю обратно к Джонье. Он уже успел сцепиться оружием с шаманом-пламенителем, у которого в руках короткий меч. Дым окутывает их как будто живой. Я вижу, что Джонья затаил дыхание.
Сгорбившись как можно ниже, я целюсь своим кинжалом пламенителю в незащищенную спину. Но до того, как успеваю ударить, Джонья одним сильным ударом вышибает меч из руки пламенителя и тут же наносит удар по его животу. Кровь окропляет горящий деревянный пол, шипя в пламени. Пламенитель отшатывается, сжимая раненый живот, из которого течет кровь, пачкая ему пальцы. Взбешенные языки пламени внезапно начинают дрожать и затухать.
Джонья со свистом втягивает ртом воздух, и его глаза находят мои. Он бросается на меня.
Я ставлю блок, обороняясь, но его сила отбрасывает меня назад, и я врезаюсь в угол стола. Боль пронзает позвоночник, отдаваясь эхом в ногах, и мне приходится собрать всю свою силу, чтобы отразить следующий удар кинжала Джоньи, нацеленного уже мне в грудь. С диким воплем ударяю коленом в его слабое место между ног. Его атака тут же прекращается. Он шатается, делая шаг назад. Мне нужна лишь доля секунды, чтобы броситься на него, мои ноги обхватывают мясистую шею Джоньи, и я дергаюсь, вынуждая его потерять равновесие и упасть.
Он падает на спину с характерным глухим ударом, от которого содрогаются деревянные половые доски. Я выбиваю его кинжал, так что ему теперь не достать свое откатившееся орудие, и прыгаю ему на грудь, прижимая свое лезвие к его шее.
– Что ты творишь? – кричу я, мой голос скрипит от дыма.
– Избавляюсь от соперника, – шипит он сквозь зубы, – ты бы тоже так поступила, если бы у тебя была хоть капелька мозгов! – его руки тянутся к моему горлу, но я изворачиваюсь, и его пальцы вместо этого хватают мою косу.
Между нами опять вспыхивает огонь. Я отлетаю от Джоньи и больно ударяюсь о землю. Удар выбивает воздух у меня из легких. Я не могу вдохнуть, но перекатываюсь по полу, чтобы сбить языки пламени, лижущие мои руки. Рядом падает пламенитель, испуская свой последний выдох. Однако чайный домик уже объят пламенем, и без контроля шамана огонь вырывается наружу.
Джонья кричит. Половина его тела в огне. Его рубашка плавится вместе с его кожей, которая обращается в ожоги и пузыри, но он успевает ее скинуть. Я слышу, как громко и часто дышу, мой пульс стучит в ушах, желчь подкатывает к горлу, но я не позволяю себе слабости.
«Сестры, защитите нас», – я яростно стучу по уголькам, потрескивающим в его волосах. От запаха жженых волос меня тошнит. Он все еще борется с пламенем и кричит, но все, что я могу, это схватить его за талию еще не загоревшихся штанов и поволочь в сторону выхода, однако он оказывается слишком тяжелым.
Звуки хлопающих крыльев намекают мне, что Милли все еще отвлекает шамана-воздушника, однако я по-прежнему не могу увидеть третьего шамана. Темная фигура появляется из-за густого дыма передо мной, я чуть не вскрикиваю от облегчения, когда понимаю, что это Саенго, пробравшаяся наконец сквозь пламя.
– Помоги мне! – кричу я. Мою глотку царапает дым.
Вместе нам все же удается вытащить Джонью, который оказывается тяжелым, как бык, за дверь наружу и наконец сбежать из огня на открытый воздух.
– Ты в порядке? – спрашивает Саенго, обеспокоенно изучая мою униформу.
– В порядке, – ответ вместе с кашлем вырывается у меня из груди. Талисман Кендары из тролличьей кости остается подозрительно холодным по сравнению с моей разгоряченной кожей. Защита от магии. Именно благодаря ему, должно быть, я не валяюсь без сознания или что еще хожу, мертвая, рядом с потерявшим сознание Джоньей.
Мы осторожно опускаем его на грязную землю. Он выглядит жутко, однако теперь не кричит и совсем не двигается. Я опускаюсь на колени рядом с ним, не уверенная, можно ли к нему вообще прикоснуться, не нанеся ему еще больше урона и не сорвав ошметки кожи. От его груди, лица и рук поднимается пар. Аккуратно поворачивая его голову, я нахожу неповрежденный участок кожи под подбородком и прижимаю пальцы к этому месту. Его пульс стучит очень слабо.
– Он живой, – выдыхаю я, а затем говорю: – Ему повезло, что я не закончила начатое шаманом. Ублюдок.
– Нам нужно убираться отсюда, – говорит Саенго. Ее голос даже не дрожит. Как она может оставаться такой спокойной, когда все пошло так непредвиденно плохо?
И зачем ньювалинским шаманам нападать в чайном домике в Эвейвине? Саенго рассказывала мне о некоторых стычках между эвейвинианцами или ньювалинскими патрульными в северных полях, неподалеку от ее семейного дома, однако гневные угрозы паучьего короля всегда сдерживали эти стычки, не позволяя им превращаться во что-то более серьезное.
Что-то вроде того, что произошло сегодня здесь. Влияние Ронина на королевства должно было помешать подобному произойти.
Милли вылетает из входной двери, кашляя теперь черным дымом, и взмывает ввысь, в небо. Воздушник, шатаясь, тоже показывается на пороге чайного дома, выкрикивает проклятия, его кожа на руках и шее выглядит как кровавое месиво из обгоревшей кожи. Я хватаю Саенго за запястье, утягивая ее за собой, и мы отступаем. Косясь на стойла, к которым языки пламени только еще тянутся, я раздумываю, сколько нам потребуется времени, чтобы добраться до своих дрейков.
Однако мы не можем бросить здесь Джонью. Выругавшись, я поднимаю кинжал снова, когда третий шаман выскакивает из чайного дома.
– Кто из них? – кричит он сдавленным голосом. Пытается выплюнуть дым, осевший на его глотке.
Воздушник корчится от боли, когда отвечает:
– Какая разница? Кто-то из них. Просто убьем всех.
– Согласен, – говорит другой шаман. А затем я наконец понимаю, во что он одет. Его одежда обгорела и потемнела от дыма, однако свет полыхающего в ночи рядом с нами чайного дома освещает брошку, прикрепленную к вороту его туники. Два скрещенных меча.
Информатор Кендары. Что означает, это не просто случайная атака, которую нам не посчастливилось застать. Они пришли сюда в поисках Тени. В поисках Кендары.
Я толкаю Саенго, утягивая ее за свою спину, отбрасывая все сомнения из своих мыслей. Несмотря на жар, исходящий от горящего чайного дома, холодное спокойствие медленно, но уверенно разливается по моим рукам и ногам. Вся боль от синяков и мозолей растворяется в нем. Хладнокровие войны, как всегда называет это чувство Кендара, момент, когда разум и сердце затихают, позволяя инстинктам физического тела взять верх. До сегодняшнего времени я не понимала, о чем она говорит. Теперь же мое сердце больше не пытается вырваться через ребра. Все вдруг становится просто и понятно.
Мы или они.
Я кручу кинжал в своей руке и запускаю в свою жертву. Лезвие врезается третьему шаману прямо в горло. Шаман-воздушник вздрагивает от испуга, когда кровь его напарника окропляет ему лицо. С мокрым кашлем поверженный шаман падает на землю. Однако еще до того, как его тело достигает земли, воздушник вырывает из него кинжал и бросает его обратно. Я легко уворачиваюсь от смертельно острого лезвия и тут же целюсь в его ноги. С воплем тот теряет равновесие и падает, его щека с треском ударяется о землю.
Я запрыгиваю ему на спину, пытаясь обхватить руками его шею, чтобы сдавить и сломать. Однако его кожа и волосы слишком скользкие из-за крови, текущей из ран, которые нанесла ему Милли. Шаман отбрыкивается и перекатывается по траве, в следующий миг его кулак врезается в мою челюсть до того, как я успеваю уклониться. Я трясу головой, отмахиваясь от боли, но потом все передо мной внезапно начинает кружиться. Воздух отрывает мои ноги от земли и поднимает вверх. Я прикрываю голову, когда через секунду мое тело падает и врезается в грязь. Я сжимаюсь от того, что руки и ноги деревенеют и ноют от резкой боли.
Сквозь несколько выбившихся из косы прядей я вижу, как шаман направляется к стойлам. Мои ногти оставляют глубокие полосы на земле, когда я заставляю себя подняться.
– Саенго! – кричу, с трудом силясь встать на ноги. – Он уходит.
Когда она не отвечает, я озираюсь по сторонам, ища ее. Она лежит на земле. Рукоятка кинжала пугающе торчит из ее груди.
Я раскрываю рот, но мои легкие не могут набрать внутрь воздух. Она стояла позади меня, когда воздушник запустил в меня кинжал.
– С-Саенго, – я охаю, все тело трясет от неожиданно охватившего меня ужаса, который пронзает меня, точно ураган. Я забываю обо всем: боль, Джонья, шаманы, желание стать Тенью. Есть только Саенго и я, пытающаяся пробраться сквозь грязь и рухнуть рядом с ней. Мои пальцы прощупывают ее пульс, но ничего не находят.
Боль в моей груди становится острее, точно горящий камень. Она крадется по ребрам и вырывается на свободу, лишая меня остатков воздуха в легких, вынуждая меня опять со всей мочи закричать. Мой вопль разносится эхом по Кейстранскому пролету и звучит, пока во мне не остается ничего, кроме ослепляющей боли и печали, а потом, к моему облегчению, не остается вообще ничего.
Глава 4
– Сирша?
Ее голос звучит сквозь тьму, призывая меня. Я пытаюсь дотянуться до ее голоса, тону глубже в черноте вокруг, в которой, как мне кажется, я все еще могу ее найти, однако голос растворяется. Когда же я пытаюсь броситься следом, из самой бездны появляются руки. Они хватают меня за плечи, за волосы, за шею. Корявые, неуклюжие пальцы раздвигают мне рот и пробираются внутрь, вынуждая меня кашлять и задыхаться. Острые ногти рвут мне губы и щеки, а затем принимаются за глаза. Не могу дышать. Не могу двигаться. Не могу…
– Сирша.
Просыпаюсь и резко сажусь, глотая ртом воздух. Слишком яркий свет слепит глаза, и я судорожно вздрагиваю, вспоминая о боли, с которой ногти рвались сквозь мои закрытые веки еще секунду назад.
Несколько вещей тут же бросаются мне в глаза, привлекая внимание. Первое – я теперь снаружи. Ладони мне щекочет зеленая трава, а мой старенький шерстяной плед заботливо укрывает мне ноги. Второе – уже утро. Теплый солнечный свет просачивается через ветки деревьев над головой, он очень яркий, смелый, наглый.
И последнее – наверное, самое важное и самое невозможное: Саенго сидит рядом со мной, прямиком на траве, моргает, изучая мое лицо полным изумления и удивления взглядом. Я и представить не могу, почему тот факт, что я проснулась, вызывает у нее такой шок, ведь она была той, кто умерла, а не я.
Я облизываю свои пересохшие губы и еще раз неуверенно озираюсь по сторонам, осматривая деревья. Звуки воды, переливающейся по камням, притягивают мое внимание к небольшой бухте с ручейком, бегущим неподалеку. Моя одежда и волосы жутко пропахли дымом, а мои ноги до сих пор сильно болят, так что все это сомнительно, но все же…
– Мы умерли?
Удивление на лице Саенго трансформируется в растерянность.
– Не думаю так. Только твои глаза…
Я бросаюсь ей на шею, крепко обнимая, ее плечи оказываются куда меньше в моих объятиях, чем со стороны. Ее дыхание на моей шее уверенное, твердое и сдавленное от моей хватки. Одно лишь воспоминание о том, как кинжал торчал из ее груди, заставляет все внутри меня с ужасом содрогнуться.
– Что произошло, Саенго?
Она отстраняется от меня, прижимая свои руки к коленям.
– Я не знала, что делать, когда пришла в себя. Ты лежала там и… И Джонья, и тот шаман. – Ее всю трясет от этих слов. – Я запаниковала. Поэтому подхватила тебя и побежала прочь.
Весь вчерашний вечер, пошедший совсем не так, как планировалось, точно волна, резко захлестывает меня, вызывая тошноту. Сестры, спасите нас. Мы оставили Джонью умирать. Я убила шамана. А Саенго…
С большим усилием я поднимаюсь на ноги и делаю несколько неуверенных шагов, чтобы добраться до усыпанного песком берега бухточки. И опять падаю на колени. Камни врезаются мне в кожу, но я едва их чувствую, когда погружаю руки в ледяную воду ручья. Обжигающий холод заставляет меня затаить дыхание, но зато жалящий лед быстро и уверенно успокаивает.
Читать бесплатно другие книги:
