Кристина против Миллиардера

В этот миг я действительно не жалел, что поддался на ее уговоры и взял в служанки. Борщ был изумительным, вот прям будто из детства, как бабушка варила.

А пампушки…

На лицо тут же вылезла коварная ухмылка. В общем, как кухарка Кристина себя полностью оправдала.

Когда я расправился с ужином и покинул столовую, я ненадолго задержался в коридоре, чтобы тайком понаблюдать, как она мышью убрала посуду и исчезла где-то в районе кухни.

Идеально.

Я отправился на балконную террасу на втором этаже, туда, где стрекотали кузнечики, клонилось к закату солнце и ничего не мешало вечернему релаксу.

Даже чертов Терминатор не отсвечивал. Отчего-то я был уверен, что он носится теперь хвостом за домработницей и клянчит еду.

Я редко баловался сигарами, но вот сегодня решил позволить себе. Вынес из кабинета коробку, гильотинку и, облокотившись на балконные перила, прикурил.

Отсюда со второго этажа открывался прекрасный вид на мои владения, на идеальную лужайку, на сад, за которым нужен уход, и надо озаботиться садовником; на отдельный домик, где проживал Сергей и находился пункт охраны, на забор и территорию за ним.

Я был расслаблен и впервые за долгие недели почти доволен существованием.

Где-то внизу тихо хлопнула дверь. Опустив взгляд, я увидел тонкую фигурку Кристины, она вышла из дома и теперь спешила по выложенной камнем дорожке к домику охранника.

В руках она несла небольшой термос. Интуиция подсказывала, что внутри борщ.

– Вот же хитрая лиса, – усмехнулся я. – Супом подбить клинья собралась. Ничего-ничего, Серега тебя быстро обломает. Он мужик верный, хотя суп, несомненно, съест.

Почему-то мысль, что девушка додумалась соблазнить охранника, больно укололо все то же мужское самолюбие, которое час назад радовалось смущенному румянцу на женских щечках.

– Она лишь тень, – зачем-то напомнил сам себе я. – Ну и, Орехов, ты же, черт возьми, серьезный мужик, не солидно тебе служанок трахать…

Кристина тем временем дошла до домика, постучалась, а после юркнула в открытую дверь. Ее не было ровно три минуты, я зачем-то засек на часах, а после она вышла уже без кастрюли и поспешила обратно к особняку.

В нем и скрылась, на этот раз почти бесшумно закрывая за собой вход.

Утро вышло прекрасным, в отличие от предыдущего. Оно как и вечер, было тихим.

Ни лая, ни дурацкого смеха.

Возможно, дьяволенок домработницы еще спал, меня же такой расклад более чем устраивал.

Утренний контрастный душ взбодрил и еще немного поднял настроение, так же как любимый кашемировый халат, подаренный мне одним из шейхов из ОАЭ. Ручная работа, между прочим.

Надев его, я вышел из спальни и спустился на первый этаж. Завтракать на улице не хотелось: судя по небу, затянувшемуся тучами, и общему пасмурному виду, за пределами дома было достаточно прохладно.

Поэтому, решив расположиться в гостиной, направился к дивану аляпистого зелено-желтого цвета с красными вкраплениями. Еще Лена в свое время выбирала по совету какого-то модного дизайнера.

Там же, не доходя до него, начал хмуриться.

Кто-то, а точнее явно Максим, бросил на журнальном столике альбом и фломастеры. Самого негодника видно не было.

На всякий случай я даже заглянул под стол, мало ли. Но и там сынка Кристины не обнаружилось.

– Ладно, подождем объяснений, – пробурчал я, присаживаясь на диван.

В первые мгновения меня ничего не смутило.

А вот потом я отчетливо осознал, что под моей задницей откровенно мокро…

– Не понял, – я медленно приподнялся и обернувшись за спину, ощутил в себе желание убивать. – Кристина!!! Это что?!

Мой кашемировый халат был испорчен. Кто-то пролил на желтый диван не менее чертову желтую гуашь, в которую я имел честь сесть.

Но вместо Кристины первым в гостиную примчал Максим, с тряпкой в руках и нашкодившим видом.

– Ой! – пробормотал он, увидев меня, и отступил на шаг. – Я не хотел.

Помня, что меня посадят, я отказался от желания придушить мальца прямо сейчас. Да и к тому же в комнату наконец примчалась его нерадивая мамаша.

Причем примчалась со стороны моей спины, чтобы как следует разглядеть последствия неаккуратных художеств ее сына.

– О нет! – тут же пролепетала она, подскакивая ко мне. – Это я виновата!

– Вы, – тут же согласился я. – Кто же еще? Вы хоть осознаете, что халат испорчен?

Меня переполняло бешенство. Вот так – без прикрас. Да еще и Терминатор откуда-то примчался и принялся поливать всех громким лаем. Заплакал Максим, у Кристины загорелись щеки, губы поджались. Она подошла к сыну, вытерла ему слезы и попросила подождать ее на кухне. Он ушел, и Кристина обернулась ко мне. Показалось, еще мгновение – и она тоже начнет рыдать. Но нет, она шагнула вперед.

– Это всего лишь гуашь. Я все отстираю, главное – вот прямо сейчас застирать, – девушка схватила халат за пояс и принялась расстегивать.

Я же пытался ей помешать.

– Уберите руки! Это подарок шейха!

– Тогда тем более не мешайте мне спасти ваш халат! – Не справившись с поясом, она принялась раздвигать полы, которые я пытался свести вместе. Ее движения были дергаными, нервными, и казалось, вообще она не отдает себе отчета, что делает. Просто пыталась спасти положение хоть как-то, и если бы мне когда-нибудь сказали, что в борьбе меня победит женщина, я бы не поверил. Но как выяснилось, сил и наглости у Кристины оказалось много. Полы халата девушка все же распахнула, а дальше сама отскочила от меня на метр и отвернулась, мучительно краснея.

– До пампушек вроде не добрались, а вы снова смущены, – не удержался от колкости я.

– Вы снова голый! – обличительно заявила она.

– Я был в халате, пока вы не принялись его с меня снимать.

Она резко отвернулась, громко сопя и закрывая лицо руками.

– Просто какой-то кошмар! – сообщила горничная-кухарка, после чего топнула ногой. – Уф!

Я вскинул бровь, забавляясь зрелищем.

Кристина выглядела очень злой. И очень милой одновременно. Я верил в ее эмоции, в то, что сейчас она ведет себя естественно, без притворства и наигранных глупостей.

– Хорошо, вы говорите, что можете спасти халат? – сжалился я, прилагая железные усилия, чтобы скрыть рвущуюся наружу улыбку.

– Да, я смогу!

Она чуть повернула голову и протянула руку.

Я снял с себя единственную одежду и подал ей, подавляя желание подойти ближе и дать ей до себя дотронуться.

Кристина схватила вещь и опрометью метнулась вон, не оглядываясь и бормоча что-то невразумительное. Я же, посмотрев вниз, внезапно понял, что заинтересовался своей горничной не только как интересным человеком…

Хмыкнув, прикрыл своего младшего друга рукой и пошел одеваться, решая про себя, что, возможно, стоит предложить девушке дополнительный заработок. Деньги ей явно не помешают, а мне не помешало бы женское внимание и заботливые руки. В идеале – прямо сейчас.

Одевшись сразу в костюм, я какое-то время раздумывал над тем, как преподнести Кристине новость о моем к ней расположении, а потом решил пустить все на самотек. Она – девица не глупая, хваткая. Покажу ей свой интерес, а дальше пусть сама решает, как меня соблазнить. Останется только поддаться и воспользоваться.

И сразу обозначить момент, что не собираюсь спать с той, что ублажает еще и моего охранника – водилу.

Как только пазл сложился в моей голове, стало легче дышать и вообще жить.

Впервые за долгое время я шел по своему дому, едва не насвистывая от удовольствия. Как же удачно было встретить Кристину в том парке! И только я улыбнулся, чувствуя себя королем ситуации, как откуда-то слева раздалось тихое, отрезвляющее: “Козель!”

Я замер.

Посмотрев в сторону лоджии, дверь на которую была приоткрыта, увидел рыжего гнома, испортившего с утра мой халат.

Гном хмурился, сопел и угрожающе держал в руках демо-версию садовых грабель.

– Что ты сказал, пацан? – Я повернулся и, подтянув брюки, присел на корточки, чтобы посмотреть своему недоброжелателю глаза в глаза.

– Ты – плохой! – смело повторил малой. – Я тебя…

Мне пригрозили садовым инвентарем.

– А дотянешься? – хмыкнул я.

– Я тебя убью!

– Граблями? Ну, попробуй. Вот он я.

Давно никто не смотрел на меня вот так, прямо выражая свои настоящие чувства. И, как ни странно, в этом я тоже видел свою прелесть. Дети тем и отличались от взрослых, что еще не умели лебезить, пресмыкаться и прогибаться. Если этот пацан чувствовал, что я ему неприятен, то так и говорил.

Это был новый, очень странный и интересный опыт общения.

– Я не шуцю! – насупился еще сильнее мальчишка. Похоже, от того, что нервничал, он начинал говорить не так четко, как обычно.

– Я тоже не шучу. Нападай. Можешь меня побить. Вот он я, без оружия, не сопротивляюсь. Что тебе мешает?

Пацан шмыгнул носом, вытер его запястьем руки и сделал шаг ко мне, угрожающе выставляя граблю вперед:

– Ты – плохой! Обижаешь мою маму!

– Разве? – Я покачал головой. – Мне кажется, это ты пролил краски на дорогой диван. И вместо того, чтобы сказать про это, признаться, сбежал. В итоге я испортил отличный халат и настроенье твоей маме. Это закономерность, мелкий. Последствие от твоего поступка.

– Я уфол за тляпкой! – крикнул он, снова шмыгая носом. – Я бы вытел сам!

– Нет, ты сбежал, не сказав никому, что накосячил. Вот и все.

На миг показалось, что мальчишка вот-вот разревется. Губы его затряслись, подбородок дрогнул, а глаза увлажнились. Но нет. Опустив грабли, суровый сын Кристины сделал еще шаг вперед, отвернулся в сторону, пристально разглядывая напольную вазу, и пробормотал:

– Я боше не буду.

– Что, прости? – удивленно переспросил я.

– Я не буду так больше делать, – четко, стараясь выговаривать каждую букву, сказал пацан. – Извините меня. И маму.

– Так просто сдался? – разочарованно спросил я. – А как же ненависть и грабли?

Максим – кажется, так его звали – посмотрел на меня, прямо в глаза, и ответил:

– Я убежал, потому что испугался. Я больше не буду проливать краски на ваш диван. Не ругайте маму?

Что-то внутри кольнуло, а потом будто воронка открылась и закрутилась в животе, доводя едва не до тошноты. Неужели так испытывают стыд?

Я поднялся, пожал плечами и хотел уйти. Но пацан так и стоял на месте, и его подбородок снова дрогнул.

Черт знает что!

Он накосячил, а я чувствую себя виноватым. Как это получилось?

– Я не стану ругать твою маму, – сказал раздраженно. – А ты рисуй где-то, чтоб я тебя не видел. И тогда все у нас заладится.

Мальчишка, только что стоящий с самым несчастным видом, просиял. Взмахнув граблями, он закричал: “Ур-ра!” и побежал прочь, громко улюлюкая на ходу.

– Маленький, наглый, бесстыжий манипулятор! – с уважением проговорил я, провожая его взглядом. – Ох…ть, меня обвел вокруг пальца младенец!

Кристина

Я не знала, что делать дальше. Работодатель меня убивал. Медленно и мучительно.

Мало того, что не спешил найти кого-то мне в помощь, оставив на меня весь свой огромный, напичканный мебелью и дорогущими аксессуарами дом, сделав при этом еще и поваром, так еще заставлял чувствовать себя полной дурой.

Я не справлялась!

Чертов халат с горем пополам отстирался, а вот диван… Максимка его испортил.

Я нещадно терла дорогую ткань, принося ей еще больший вред, и с трудом удерживалась от слез.

На этот раз Орехов не спустит все на тормозах, я это чувствовала мягким нижним местом, как никогда.

И если раньше как-то удавалось избегать неприятностей, то теперь, кажется, они решили не оставлять мне шанса на нормальную жизнь. Ни единого!

– Черт возьми! – выругалась я, отбрасывая тряпку в тазик и вытирая лоб запястьем, заодно убирая челку.

– Его заказывала моя жена, – донеслось сверху голосом Орехова, и я забыла, как дышать.

Одернув юбку, поднялась и, собрав весь остаток позитива, выдавила улыбку, сообщая:

– Я все отмою. Нужно лишь взять другое средство…

– Не отмоете. – Он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, и, схватив за спинку стул, стоящий неподалеку, переставил его к накрытому столу.

– Честное слово, – продолжила занудствовать я, отдавая себе отчет, что просто не потяну выплату за этот диван. Хоть почку продавай!

– Вы, конечно, постараетесь, – медленно намазывая тост абрикосовым джемом, начал говорить Артем Дмитриевич, – но ничего не получится. Уже сейчас это очевидно, ведь цвет обшивки безнадежно испорчен. И я понятия не имею, как вы планируете это возместить.

Мои руки опустились, повисли вдоль тела плетями. Началось!

Я буду вечной рабыней в плену этого дома. Воображение даже начало рисовать картинку, как Орехов отнимает мой паспорт и переселяет нас с сыном в кладовку под лестницей…

– У вас есть какие-то идеи на этот счет, Кристина?

– Я не… Мне…

Внутри все клокотало от страха. Как же надоело бегать с сыном на руках в поисках своего угла и заработка. Он не видит нормальной жизни, и я ее не вижу!

– В парке накануне вы были смелее, – продолжал меня изводить Артем Дмитриевич. – Обещали, что я не пожалею, если… пущу вас в свой дом.

Он откусил тост и, отложив нож, посмотрел на меня, тщательно пережевывая еду.

Я с трудом сглотнула слюну, ставшую вязкой.

– Простите меня, – проговорила, сцепив руки перед собой, как школьница на взбучке у директора. – Понимаю, насколько это неприятно, но, возможно, вы могли бы вычитать стоимость дивана из моей зарплаты? Как алименты.

Орехов закашлялся, подавившись новым куском тоста.

– Какие алименты?!

– Я просто сравнила, чтобы было яснее. Ничего такого…

– М-да! – Он отвернулся. – Уйдите, Кристина! Придите в себя, обдумайте этот разговор и вечером, после работы, уложив спать сына, приходите ко мне. Расскажете, что надумали! Понятно?

– Конечно, – закивала я, обрадованная отсрочкой. Перед смертью, как говорится, не надышишься! А там… Вдруг что-то придумаю?

– Вы поняли, что я сказал? – Орехов снова обернулся, нахмурился.

– Да, все поняла, – я радостно улыбнулась. – Спасибо!

– Угу. – Он зачем-то осмотрел меня с головы до ног, усмехнулся: – Так и думал, что мы сработаемся. Ориентируйтесь на десять вечера.

Десять. Блин… Даже у Золушки было времени до двенадцати! Хоть бы его на работе задержали!

– Идите, Кристина.

Я пошла.

Вернулась в кухню, села за стол и крепко задумалась, что скажу работодателю вечером.

Продавать мне было нечего, сына девать некуда. Разве что предложить работать пару месяцев бесплатно? Крыша над головой у нас с сыном есть, еда тоже. Справимся! А там рассчитаемся с долгом и, получив наконец деньги, уедем назад, в родной город, далеко отсюда.

Не для нас эта красивая жизнь в Москве! И судьба мне это упорно показывает, опуская все ниже.

Нет уж, сын не должен видеть моих слез и слышать вечное: “Сиди тихо, дядя не должен нас видеть и слышать!” Кто из Макса вырастет при таком отношении?

Нет уж, хватит.

Вечером спрошу стоимость дивана и свою зарплату, рассчитаю все и буду воплощать план в реальность!

В итоге до обеда я намаялась с собственными мыслями. Зато вымыла два панорамных окна в гостиной и уже собиралась приступить к третьему, когда взгляд упал на часы – время обеда. И ребенка не кормила, и сама не ела, да и не одни мы в этом огромном царстве богатства обитали…

Сергей вчера мне очень помог, за это я отнесла ему суп. Благодарность за благодарность, да и перекинувшись парочкой слов, пока отдавала термос, поняла, что охранник не прочь сам питаться по-домашнему. Прежние горничные его не баловали, предпочитая держаться подальше от сурового охранника.

Я же понимала: это мой шанс получить если не союзника, то хотя бы небольшую помощь.

Поэтому, забросив тряпки и ведра, первым делом я покормила Максима, а после уже по проторенной тропинке двинулась в “сторожку” – именно так я обозвала домик Сергея.

Там же, пока ждала, как охранник поест и отдаст тарелки, понуро смотрела в окно, думая о чем-то своем.

– Чего хмурая такая? – спросил Сергей.

– Как думаешь, сколько стоил диван, что стоит в гостиной? Желтый такой.

– Понятия не имею, – пожал плечами мужчина. – А что?

– Максим испортил обивку, пролив краски, и теперь шеф явно будет требовать возмещения стоимости с меня.

Я вкратце пересказала то, как пыталась отмыть пятно самостоятельно, но потерпела сокрушительное поражение, лишь еще больше размазав гуашь по обивке.

– Так ты моющим пылесосом попробуй. У прошлых горничных полно было вспомогательной техники. Бывшая жена Артема Дмитриевича неоднократно проливала то кофе, то коньяк, и каждый раз все девчонки убирали.

Я подняла голову, и в душе зародилась надежда. Все дело в том, что никакой техники я раньше не находила, пользуясь по старинке тряпкой, ведром и веником. Но слова Сергея воодушевляли.

– И где этот пылесос взять?

– В гараже, разумеется. Пошли покажу.

Через десять минут я была готова петь оду небесам. Кажется, Бог меня услышал, а моей безрадостное будущее – умереть от уборки – уже перестало быть таким безнадежным. В гараже был и моющий пылесос, и пароочиститель для окон, и куча бытовой химии.

– Век не забуду, – поблагодарила я охранника, и уже через час с радостью обнаружила, что диван абсолютно чист.

Теперь ему оставалось только высохнуть. Еще за час я победила грязь на окнах.

Из минусов происходящего – у меня опять начало тянуть поясницу. Но это я списала на приближающиеся месячные, поэтому, приняв таблетку обезболивающего, закончила с уборкой и занялась ужином.

Настроение было прекрасным, и я уже предвкушала, как скажу Артему Дмитриевичу, что проблема с диваном, а следовательно, и долгом решена. У меня даже осталось немного времени, чтобы поиграть с сыном и Терминатором.

Вообще забавная собака.

Когда-то очень давно я мечтала об овчарке, а всех представителей маленьких пород искренне считала несуразными, но вот этот французский бульдог был поистине очарователен.

Он умел хрюкать, постоянно ластился к ногам, словно кот, выпрашивал вкусняхи, но что самое главное – занимал восемьдесят процентов времени Максима. Что для меня было огромным подспорьем.

Ко времени ужина хозяин дома из Москвы не вернулся, и даже к положенным десяти часам тоже. Я уже уложила Максима спать и готовилась лечь сама, когда окна осветил свет фар въезжающей на территорию машины.

С тяжелым вздохом я поняла, что сон откладывается и голодного шефа нужно как минимум встретить, как максимум накормить после явно сложного дня.

Я набросила на ночную рубашку халат и вышла из комнаты, на ходу завязывая пояс.

Артем Дмитриевич выглядел усталым и злым. Я поняла это по тем резким движениям, с которыми он открыл входную дверь, буквально впечатывая ее в стену.

Я даже несколько мгновений раздумывала над тем, стоит ли вообще соваться к нему под горячую руку, но, памятуя, что он ждет от меня новостей о диване, все же вышла на свет.

– Доброго вечера, Артем Дмитриевич.

– Доброго, – усмехнулся он, глядя на меня и двумя пальцами ослабляя галстук. – А ты, я смотрю, хваткая, уже ждешь – у порога. Похвально.

Захотелось оскорбиться. Его слова были будто брошенная кость собаке, и в то же время я помнила, кто здесь мой работодатель.

– Вы, наверное, устали. – Я вновь попыталась быть вежливой и милой. – Есть хотите? Сегодня жаркое.

– Есть? – Шеф вскинул бровь вверх. – Нет, не хочу. Успел поужинать на деловой встрече. Хотя определенный голод у меня все же присутствует.

Он как-то странно обвел меня взглядом, будто ощупывая. Стало неуютно, и я поежилась.

– А я диван отмыла, представляете, – вспомнив, зачем мы здесь сегодня собрались, напомнила я.

Артем Дмитриевич стащил ботинки, бросил на тумбочку дипломат и настойчиво двинулся ко мне.

– Пох*р на диван. Иди сюда.

Я натурально опешила. Столбом замерла, не ожидая ничего подобного, но он… Он просто подошел и совершенно бесцеремонно принялся расстегивать пояс на моем халате, точно так же, как и я на нем утром. Только если у меня никакого “подтекста” в действиях не было, то у Артема Дмитриевича буквально глаза горели… и пахло от него алкоголем и терпким парфюмом. Будоражаще и заставляя трепетать от страха.

– Да, что вы себе позволя… – Я попыталась отбросить его руки.

Но он нагло заткнул мой рот своими губами, буквально впиваясь в меня, словно оголодавший зверь в мясо.

Я попыталась оттолкнуть.

– Ой, да не ломайся ты, – оторвавшись на миг, прошептал мужчина. – Я – мужик, мне надо. Ты – баба, можешь помочь. Что не так-то? Ты ведь за этим вышла ко мне в таком виде? Признайся, тебе тоже хочется.

Его рука бесцеремонно скользнула мне под вырез ночнушки, и в этот миг я очнулась от ступора.

– Сволочь! – вскрикнула я и отшатнулась что есть сил. – Да как вы только подумать такое могли?!

Я запахивалась обратно в халат, смотрела на хозяина дома так, будто он самый натуральный монстр, и меня трясло от негодования.

– За кого вы меня приняли? Может, в ваших кругах так и принято, но я… Я не такая!

– Кристина!

– Если вы богатый, думаете, вам все можно? – вспылила я, понимая, что своими репликами могу только ухудшить свое положение.

– А что, нет, что ли? Ты ведь сама утром сказала, что придешь. – Орехов смотрел на меня хмуро и недовольно. Так смотрят избалованные дети, когда у них отбирают конфеты.

– Я? Сама? – Утренний разговор мною воспринимался совершенно в ином ключе, нежели выяснилось сейчас.

Я еще раз прокрутила в памяти тот диалог и только сейчас поняла, насколько он был двусмысленным.

– Нет, – твердо заявила я. – Речь шла только о диване. И я его отмыла, и ничего не должна вам отрабатывать – тем более таким способом!

Мой возглас буквально повис в воздухе, и, признаться, я уже ожидала услышать: “Ну и гуляй на **р, недотрога. Уволена”. Но вместо этого прозвучало задумчивое:

– Хгм… Окей. Понял, работай дальше. Типа сильно гордая. – Губы Орехова изогнулись в некрасивой улыбке.

– Типа да, – отозвалась я. – Так вам греть ужин?

– Мне бы постель кто согрел. А раз за этим не к тебе, то вали уже с глаз моих долой, чтобы я тебя до утра не видел.

И что я сделала? Правильно, свалила.

Слушая бормотания вслед.

– Что ни баба, то беда. Гордая она, бл**ть.

Меня трясло еще несколько часов, в течение которых я не могла уснуть. Перебирая в голове все случившееся, я смотрела в одну точку и ждала неприятностей. То казалось, что в коридоре слышны тяжелые шаги Орехова и он идет завершить начатое. Уложить меня в постель. “Я мужик, а ты баба”, – вспомнилось вдруг, и по телу побежали мурашки ужаса. Потом, стоило прикрыть глаза, как за окном раздался подозрительный треск. Пришлось его закрыть наглухо.

Затем оказалось, что Терминатор все-таки пробрался в нашу с Максимкой комнату еще до того, как я заперлась. И узнала я об этом по громкому внезапному храпу, раздавшемуся – внимание – из-под моего одеяла! Этот наглый пес спал у стенки, и на все мои старания его пробудить отвечал тихим рычанием.

В довершение всего у меня снова разболелась поясница, так что пришлось пить обезболивающее.

Тревожный сон, в который я все-таки провалилась, сменился будильником.

– Мам? – на соседней кровати заворочался Максимка.

– Спи-спи, еще рано, – ответила я, осторожно поднимаясь и стараясь не разбудить еще и пса, нагло пробравшегося ночью ко мне под бочок.

Тихонько одевшись, я вышла из комнаты и… замерла. Что делать дальше – не знала. Готовить ли завтрак? Начинать уборку? Или собирать вещи, будить сына и уходить?

Ответ оказался на поверхности – идти нам с Максом было некуда, потому ноги сами повели меня на кухню.

Я приготовила завтрак для начальства и накрыла на стол, дожидаясь появления Орехова, как решающего суда над заключенным под стражу. Помилует или на каторгу? Вот в чем вопрос.

Артем Дмитриевич появился с небольшим опозданием, что было на него совсем не похоже. Он морщился, тер виски, недовольно сопел и настороженно принюхивался к еде.