Последний автобус домой Флеминг Лия

– Мы с Тревором думаем отправиться куда-нибудь подальше от дома, – солгал он. – Может, сходим в китайское кафе, а потом съездим в Манчестер.

– Заправь машину тогда. Я не собираюсь платить за твои разъезды. И Тревор пусть оплатит половину расходов. А то катается на халяву с тобой.

– Ой, не будь брюзгой. Он же еще свою мать должен поддерживать, она вдова.

– Ах, ну да, на зарплату штукатура, как я понимаю. Никак не пойму, что у вас с ним может быть общего, кроме театра.

Страшно представить, в какую ярость она бы пришла, если б узнала, чем они занимаются после репетиций. Тревор полностью разделял его страсть, он оказался лучшим его любовником – яростным, безудержным. Иногда они едва удерживались от того, чтобы не наброситься друг на друга на людях. Разве мать сможет это понять? Отец теперь почти все время живет с Ширли, а мама каждый вечер проводит перед телевизором и только толстеет. Ему было бы жаль ее, но этим чувствам мешало раздражение, вызванное ее любопытством.

– Я поздно вернусь, ты не жди меня, – прокричал он уже с порога, поправляя галстук. Ну вот как сказать ей, что он влюблен и все его мысли только о свиданиях?

Они встретились, как обычно, в «Золотом драконе», съели по китайскому рагу, закусили банановыми лепешками и, точно старая пара, обсудили, как прошел день. Тревор помог матери с покупками, сводил ее на рынок. С преподавателем по вокалу, Одри Рэмсден, репетировал роль в их новом спектакле «Оклахома!». А в свободное время штукатурил стену в спальне соседа.

– А когда закончил, был похож на снеговика! – рассмеялся Тревор.

– Ничего ты не понимаешь. Пахнешь ты божественно, – отозвался Невилл.

– А мне нравится твоя новая рубашка, очень модная, – улыбнулся Тревор.

– Лучшее – лучшим! Куда пойдем сегодня? – спросил Невилл.

– Как насчет «Липер вью»? Там тихо, а мы с тобой уже несколько дней не виделись. – В его глазах лукавыми огоньками вспыхивало обещание.

Невилл довольно расплылся:

– Отлично, в «Липер вью». Пойду расплачусь.

– Нет, теперь моя очередь, – возразил Тревор. – Ты всегда платишь. Чувствую себя невольницей.

– Как бы я хотел, чтобы мы могли жить вместе! Просто ты и я, в одной постели, как все нормальные пары, – вздохнул Невилл, понимая, что его мечте не суждено сбыться.

– Но мы ведь ненормальные? – мягко перебил его Тревор. – Мы не можем просто поступать так, как нам хочется. Мы должны быть осторожны. Я не хочу, чтобы кто-то пострадал.

– Мне так нравится эта твоя черта, Тревор. Ты такой внимательный. А я впадаю в отчаяние и становлюсь безумным. Это несправедливо. Ну разве же мы кому-то мешаем?!

Они ехали по улицам города, бледные фонари расплывались в тумане, улицы совсем опустели, они миновали пригороды и добрались до проселочной дороги, которая привела их к небольшой площадке на возвышенности, с которой было видно всю ланкаширскую равнину. На углу стояла только машина этого заведения, в окнах горел свет.

– Мне так нравится здесь, – произнес Тревор. – Словно весь мир у наших ног. – Он положил голову на плечо Невиллу. – Ах, если бы мы могли остаться тут навсегда, только ты и я.

– Ты так шею сейчас отлежишь, весь скрючился, – мягко поддел его Невилл и нежно пригнул к себе на колени.

Они обнимались и целовались, расстегивали пуговицы и все больше распалялись от вкуса и запаха друг друга.

– Никак не могу тобой насытиться, – вздохнул Невилл, проводя рукой по промежности Тревора.

Внезапно их ослепила вспышка света. Боже милостивый! Ничего не видно. Потом послышался голос, и чей-то кулак застучал в окно.

– Эй вы, извращенцы, вылезайте. Ну-ка, что тут у нас?

– Просто парочка педиков заняты своим делом, констебль.

– А ты видишь то, что вижу я? Это что, хобот торчит из штанов? Батюшки, это ж целый дымоход! А ну вылезайте! Кто такие?

Тревор закрыл глаза.

– Пожалуйста, мы же никому не причиняли вреда! – взмолился он.

– Все так говорят, дружок. То, чем вы занимаетесь, противозаконно, и мы здесь затем, чтобы восстановить порядок на вверенной нам территории. Приберегите оправдания для скамьи подсудимых. Нам поступил сигнал, что педики вроде вас используют «Липер вью» как место свиданий.

Второй констебль достал блокнот.

– Имя, адрес. Не врать.

Невилл почувствовал тошноту и задрожал.

– Послушайте, мы поняли ваше предупреждение, давайте разойдемся с миром, прошу вас!

Тревор рыдал.

– Отпустите хотя бы его, арестуйте меня одного.

– Вылезайте оба. Или мы вызовем подкрепление, а уж наши ребята обойдутся без церемоний. Давайте, давайте, поиграли и хватит. Пришло время расплаты. Вас ждет полицейский участок.

Эсма смотрела, как Конни носится по комнате с пылесосом, точно фурия. С момента возвращения ее внучка изо всех сил старалась загладить свою вину за то, что оставила свою бабулю в беде. Но вот разговоры между ними не клеились, Конни явно что-то замалчивала, и это тревожило. Девочка очень похудела, черты лица заострились, под глазами круги. Словно сдутый шарик. Этот Горман бросил ее, чутье не подвело Эсму. В Гримблтоне не смешивают вероисповедания… Теперь он в Лондоне пытается что-то записать, а остальные ребята из группы вернулись домой и ищут работу.

Конни ходит в технический колледж, чтобы получить возможность пересдать экзамены. Ну что ж, в ноябре пересдаст. Какое все-таки облегчение видеть ее снова за книгами! Только вот огонек в ее глазах исчез, словно в ней умерла мечта. Выглядит она точно так же, как сразу после смерти Анны.

Эта треклятая кость так медленно срастается, мешает жить и болит! Что ж, старость… Придется мириться. «Я теперь как скрипучая калитка на ржавых болтах: каждое перемещение по комнате надо точно рассчитывать и двигаться, опираясь на два костыля…» Доктор Гилкрайст сказал, что она обязательно должна двигаться, как угодно. Да, но уборка дома, прогулки, походы по магазинам – все эти удовольствия, которые она считала само собой разумеющимися, оказались теперь вне пределов ее возможностей. Она теперь может только пошаркать туда-сюда, поиграть в карты, посмотреть телевизор, послушать пластинки и изредка навестить друзей. Конни крутилась вокруг нее – спокойная, покладистая, пожалуй, даже слишком исполнительная. Эсма видела, что сердце ее кровоточит, но все-таки она дома, а значит – все закончилось хорошо. Конни, правда, так и не попросила прощения за то, что так обманула всех и сбежала тайком. Словно у молодых есть право поступать так, как им заблагорассудится! Где же их представление о долге, чувство ответственности за семью? Эсма с самого лета почти не видела Джой – та всё лежит, или ей так говорят. Сью не дает ей особенно выходить из дому. А Денни не хочет, чтобы ей докучали с визитами – не важно кто.

«Как же теперь мне не хватает Анны, с ее-то навыками ухода за больными!» Леви все еще в опале. Конечно, бросил дом и перебрался к своей Ширли, этой пышногрудой блондинке из чулочной лавки. Айви прочно вошла в образ потерявшей рассудок вдовы, но Эсма пинком вышибла из нее весь этот скулеж, приказав собраться и найти нормальную работу. И теперь она трудится в отделе платьев в универмаге «Уайтлиз», делая вид, что все прекрасно, хотя на самом деле это не так. «Что же происходит с моей семьей?!»

Один только Невилл не забывает заглядывать к бабушке, выводит ее «в свет». Жаль только, у нее не получается забираться в его машину. Он вынужден брать свой рабочий фургончик. Ну, зато он повозил ее по городу, помог навестить старых друзей. До чего грустно вспоминать о таких же походах в гости, когда детки были еще маленькими: клуб «Оливковое масло», Анна, Сью, Мария, Диана, Квини… Одни ушли, другие целиком заняты собственной жизнью… Лили очень добра к ней, но Артур как раз теперь в таком возрасте, когда за ним нужен глаз да глаз. Крутится как волчок, носится, не доглядишь – разнесет все вокруг со своим футболом. Вон, щепка от старого шкафа отломилась. Стыдно, но после их ухода Эсма облегченно вздохнула.

– Выпьешь чего-нибудь? – спросила Конни. – Какао?

– Давай лучше чашечку чаю. Ты замечательно почистила эту комнату. Иди посиди со мной.

– Если ты не против, я лучше пойду спать. Что-то с ног валюсь. Глаза сами закрываются. Но чай я тебе сейчас принесу! Телевизор включить? Будешь смотреть?

– Да, раз ты идешь спать, то включи, пожалуйста.

Конни включила телевизор. Передавали новости.

– Вроде бы сейчас не время для новостей? Нет, точно… Погоди-ка. Что-то про Америку говорят, – удивилась Конни, задержавшись в дверях. Звук в телевизоре шел словно откуда-то издалека.

– О, нет! – Экран показал вереницу автомобилей в Далласе, президента и его жену в розовой шляпке-таблетке, а потом всё вдруг смешалось, и машина резко прибавила газу. – Что случилось?

– Джона Кеннеди застрелили, он умер, бабуль. Американский президент умер… А он начал такое хорошее дело!.. – выдохнула Конни, чуть ли не рыдая. – Ну почему все хорошие умирают молодыми?!

Эсма подумала о маленьком Тревисе, о Фредди и Анне.

– Бедная его жена и детки, – проговорила она. – Куда катится этот мир? Принеси-ка бренди… Господи ты, боже мой. Это русские? Прибавь звук.

Они сели рядом, маленькими глотками отпивая бренди и слушая сводку за сводкой о том ноябрьском вечере, и не слышали, как кто-то позвонил в дверь. В дверь звонили и звонили, пока наконец не ударили несколько раз кулаком.

– А это кто еще? – удивилась Эсма. – Небось Эдна. Живет по соседству и вот пришла обсудить новости. Дорогая, пожалуйста, сходи посмотри, кто там пришел.

Конни вернулась с Невиллом, допытываясь по пути:

– Что скажешь? Ты уже слышал о Кеннеди?

Невилл кивнул. Лицо его было бледным и хмурым, он едва разлепил губы, чтобы ответить:

– Вся улица гудит об этом!

И одолеваемый нерешительностью и сомнениями, остался стоять.

– Разве это не ужасно? – подхватила Эсма. – Только не еще одна война! Я так надеялась, что он все уладил с русскими и всеми этими ракетами на Кубе… – Невилл молчал и весь дрожал. – Что случилось, сынок? Ты выглядишь так, будто повстречал привидение.

– Бабуля, меня арестовали! – всхлипнул он и бросился в ее объятия, рыдая, как маленький. – Я в беде, и я не знаю, что делать…

– Конни, принеси-ка мне еще чаю… И Невиллу. Не может быть все так безнадежно! – Но сердце ее тревожно заколотилось, а ноги одеревенели. Нет, он не пьян. Он вообще особо не пьет, не то что его отец. Он, может быть, и не самый умный в семье, но у него надежная работа, и он с удовольствием играет в любительских спектаклях, – молниеносно пробежалась Эсма по «плюсам».

– Я не могу рассказать маме и папе. Они убьют меня, – брякнул Невилл, прервав ее мысленный перечень. – Мы никому не делали ничего плохого! – Он поднял на нее глаза.

И Эсма, уже не первый раз, отметила про себя, как же хороши эти его глаза в обрамлении темных густых ресниц. Просто девчоночьи какие-то глаза! Ужасная мысль пронеслась в голове, но она тут же отогнала ее…

– Ну давай же, выкладывай. Бабуля все выслушает, – мягко подтолкнула она внука. – Конни, сделай телевизор потише.

– Мы с Тревором не причиняли никому зла, – прошептал Невилл.

– С Тревором?

– Тревор – это мой друг, мой товарищ. Мы несколько раз выпили с ним, сходили в китайское кафе, прокатились на машине, – отвечал Невилл, не глядя ей в лицо.

– Ну и что? Что в этом плохого? Или вы разбили машину?

– Нет, бабуль, с машиной все в порядке. Мы поехали в «Липер вью» подышать воздухом. Оттуда видны даже огни Манчестера. Мы часто ездим туда… поговорить.

Эсма молчала. Она знала, что это место давно присмотрели для себя любовники, ищущие тихого пристанища.

– Но вы же не подглядывали ни за кем, правда?

– Это они выследили нас, – через силу выдавил Невилл.

– Кто? – Было уже совсем поздно, и Эсма перестала что-либо соображать.

– Копы. Приехали два полицейских и направили на нас свои фонарики, когда мы… – Невилл замолчал, не в силах говорить дальше.

– Когда вы делали… что? – переспросила Эсма. – Любовались видом?

– Не совсем. Мы держались как друзья, а они направили на нас свои фонарики и потом арестовали нас.

– За то, что вы просто разговаривали? – холодно уточнила она. Наступила звенящая тишина.

– Нет, мы целовались, и все такое… – прошептал Невилл. – Там же были и другие машины, почему они не заглядывали в них? Если бы в машине сидела Конни со своим приятелем, никто и не подумал бы побеспокоить их, а только потому, что в машине оказалось двое мужчин… Теперь мы конченые люди, все записано в протоколе. Отец убьет меня. Это так несправедливо! – И он опять разрыдался.

Она посмотрела на его исказившееся лицо, на его глаза, наполненные слезами.

– Послушай, сынок, я не думала, что ты на самом деле из таких. Но я согласна, что ты всегда был немного необычным. Я списывала это на то, что это Айви тебя испортила. Ты должен сказать родителям правду… Не надо, чтобы они узнали обо всем из газет. Предполагаю, что Айви захочет тебя тут же женить, чтобы доказать твою невиновность. Поверь, родители будут делать так, как для тебя лучше, – закончила она, не столько будучи в этом уверенной, сколько надеясь на это. Это известие потрясет их до глубины души, потрясет все их устои, и они будут винить друг друга.

– Господи, и как только тебя занесло к этим ребятам?.. – вздохнула она.

«Ладно, какой смысл тянуть?» – подумал Невилл.

– Все не так, бабуль. Это не зависит от меня. Я люблю Тревора. Он тебе понравится, – выговорил он на одном дыхании.

– Сколько ему лет? – вздохнула Эсма.

– Достаточно, чтобы самому решать за себя, – ответил Невилл.

– Это хорошее утешение. Тебя могут отправить в тюрьму за совращение малолетних… – Ей припомнилась история с лордом Монтэгью несколько лет назад. – Да уж, умеешь ты осложнить жизнь.

– Это не мой выбор, я родился таким. Мы никому не причиняли вреда. А теперь весь город будет смеяться над нами, и мне придется уехать.

– Возможно, ты и уедешь, когда суматоха уляжется, но пока что тебе придется предстать перед публикой. Проявить характер и держаться как мужчина, а не как жалкая мышь, – твердо заявила она.

– Папа назовет меня гомиком, а мама никогда больше не станет со мной разговаривать… Рассказать им – все равно что прыгнуть со скалы.

– Ничего подобного! Ныть и бояться – это самое простое. Покажи им, что ты сильный, что ты сам можешь решать, кем тебе быть. Это все, что я могу сказать. Я буду гордиться тобой, если ты не спасуешь, а мужественно встретишь этот удар. И мы не оставим тебя. Правда, Конни?

Конни подошла к брату и обняла его.

– Давай ты им расскажешь, а не я? – взмолился он.

– Ты что, не слышал, что я тебе сказала? Ступай и сделай то, что я велела, – отрезала Эсма. – В жизни масса вещей куда страшнее, чем гомосексуализм, – добавила она, сама удивившись широте своих взглядов. Когда она вращалась среди суфражисток, ходили слухи о каких-то странных любовных историях, и сама она нередко удивлялась некоторым повадкам Дианы Ансворт.

– Например? – спросил он, тяжело вздохнув и явно ища хоть какую-то соломинку, чтобы за нее уцепиться.

– Быть злым, быть лицемером. Быть жестоким к детям и животным. Быть грубым, лгать. А твоя личная жизнь касается только тебя. И довольно, поздно уже. Думаю, ты будешь рад переночевать здесь на диване. Какой смысл тебе возвращаться сейчас домой? Лучше уж рассказать им все днем.

– Я чувствую себя таким дураком…

– А Тревор что думает обо всем этом?

– Не знаю. Мне не дали увидеться с ним. Ну и хреновая заваруха!..

– Не надо так выражаться в моем доме. Да, быть другим всегда непросто. Люди вроде нас делают все одинаково, думают одинаково, складывают одинаковые мысли в правильном порядке. Наверное, это позволяет нам чувствовать себя в безопасности. Посмотри, если угодно, в какую заваруху втянул нас Фредди, – снова вздохнула она.

– С ним другая история. Он не был гомиком. А гомиков все ненавидят, – возразил ей Невилл.

– Не знаю, не уверена, сынок. Я очень устала сейчас. Мы поговорим об этом завтра. Спокойной ночи и храни тебя Бог… Помолись о той вдове и ее детях в Америке, – добавила она, коснувшись пальцем его губ.

– Бабуля, какой же ты гибкий человек!

– Ну, скорее, сморщенный и скрюченный, – выдавила она со смешком. – Всё, теперь мне надо хорошенько поспать. И оставьте телевизор включенным, пусть тихонечко работает, вдруг скажут что-то новое. А уж мы найдем, как выбраться из всего этого, правда?

Когда бабуля удалилась в свою спальню, Конни и Невилл устроились на пледе в гостиной перед телевизором, свернувшись калачиками. Потягивая молочный коктейль из банки и макая в него сухое печенье, они смотрели последние новости.

– Что мне делать, Конни? Они убьют меня… Эти полицейские специально сидели там, в кустах, подкарауливая кого-то из нас. Им кажется, это такая развеселая шутка. А это наша жизнь, в которую они вмешиваются. Мне страшно подумать, чтобы угодить в «Стренджуэйз»[50]. Я слышал такие ужасы о том, что там делают с такими, как я.

– До этого не дойдет. Семья найдет тебе хорошего адвоката. Ты просто никогда прежде не попадал в передрягу. Тебе всего лишь девятнадцать. Все будет хорошо.

Сказать по правде, она тоже слышала эти ужасные истории, но зачем нагонять на него лишнего страху сейчас?

– А Тревору всего семнадцать… Боже, ну я и вляпался…

– Не поверишь, но вовсе не так уж страшно по сравнению со мной. Похоже, я беременна. – Она наконец произнесла это вслух.

– Ты шутишь? – поднял на нее глаза Невилл.

– Я была бы рада, если бы это оказалось шуткой. У меня вот уже два месяца ничего нет. Никогда прежде таких сбоев не было. Мне стал тесен лифчик, а каждое утро меня тошнит.

– А ты сказала об этом Марти Горману?

– Он уехал. В Гамбург.

– Ты должна найти его. Он поступит достойно, он честный человек.

– Не могу. – Разве может она хоть кому-то сказать, что вообще не знает наверняка, чей же это ребенок?

– Если ты не скажешь ему, то я скажу. Никому не позволю вот так обрюхатить мою сестру и спокойненько жить дальше!

– Спасибо. Но все гораздо сложнее. Я сделала глупость. Пожалуйста, позволь мне теперь самой решать, как быть. Мне надо кое-что прояснить. Тебе сейчас и своих забот хватит. И умоляю, не говори ничего никому. Обещаешь? Я же могу на тебя положиться?

– За кого ты меня принимаешь? Ты уже была у врача?

– Нет еще. Хотела убедиться сначала, что это правда. Ах, если бы мама была рядом… Она бы знала, что мне теперь делать.

– Ты должна кому-то рассказать… Джой или Розе. Они помогут тебе.

– Не могу, Невилл. Я боюсь!

– И я боюсь. Ну вот как я расскажу им такое?!

– Может, действительно так, как бабуля говорит… Просто иди и расскажи, а дальше смотри по обстоятельствам. Если хочешь, я пойду с тобой для поддержки.

– Отличная мысль! Давай-ка расскажем им наши новости хором! Тогда они встанут в тупик, кого из нас колотить первого, – натужно усмехнулся Невилл.

– Ну, уже лучше, – с жалким подобием улыбки прошептала Конни. – Во всем можно найти смешную сторону, хотя перспективы у нас с тобой сейчас и в самом деле не самые радужные.

– А может, приготовим еду, пригласим их на обед, они размякнут над ростбифом…

«Неужели он это серьезно?»

– Не смогу я ничего приготовить… Меня вырвет… – тупо ответила она.

– Зато я смогу! Я не шучу. Убьем сразу двух зайцев.

– Тогда уж лучше куриц…

– Я подумаю об этом. Позовем только тех, кому необходимо все узнать: бабулю, тетю Сью, родителей. Будем с тобой держаться вместе. Вспомни семейный девиз: «Семья превыше всего».

– Да уж, скоро придется об этом вспомнить. Бабуля придет в ярость. Выгонит меня из дому, – простонала Конни.

– Ну а меня на рассвете ждет плаха. Похороните меня в дальнем конце сада. Ох, Конни, и зачем мы все это натворили?!

– Потому что мы – это мы. Я просто не подумала, а ты забыл об осторожности, – тяжко вздохнула Конни.

– Мы оба забыли об осторожности, – уныло отозвался Невилл.

Конни сидела на занятиях в колледже будто оглохшая. Все вокруг только и говорили, что об убийстве президента Кеннеди и о его бедной семье, и обсуждали, кто и где был, когда они услышали «эти ужасные новости». А она могла думать только о том, во что угодила сама, о суде, через который предстоит пройти Невиллу, и о том позоре, который обрушится на их семью и накроет собой всё их будущее.

Как сможет она заботиться о ребенке и продолжать учиться, вести хозяйство? Пустит ли ее Сью назад в Уэйверли? Или она сможет остаться с бабулей в Саттер-Фолде? А если Невилла, ее единственного союзника, упекут в тюрьму?..

Главное, чтобы никто не узнал, что она не уверена, кто на самом деле отец ребенка. То ли Марти, то ли Лорни Добсон после той единственной пьяной ночи. Она понятия не имеет, и один этот факт превратит ее в ничтожество, потаскушку, кто бы ни судил о ней. Лучше уж ничего не говорить, самой разобраться со своими сомнениями. Всех и без того свалят с ног эти новости, так что у нее пока есть какое-то время, чтобы все получше спланировать и заняться экзаменами. Единственным утешением для нее стала учеба, и Конни была уверена, что сдаст все так хорошо, что сможет поступить в университет. Вот только прежде летом у нее родится ребенок.

Мысль о том, чтобы избавиться от ребенка, никогда не приходила ей в голову. Бедняжка не просил о том, чтобы появиться на свет, но у него должна быть надежда. Конни слышала о разных варварских способах – вязальных спицах и крючках, горячих ваннах с джином. Есть и специальные клиники, куда богатеньких девушек потихоньку направляют осторожные доктора, но Конни туда не попасть. Мама дала ей шанс на нормальную жизнь, приехав сюда. Она была такой храброй и сильной, и теперь Конни должна быть такой же.

По пути домой она сделала крюк и зашла к огородику, где мама выращивала овощи, посидела на старой табуретке, на которой они сидели, когда лущили бобы для их излюбленного рагу.

«Мамочка, что же мне делать? Ты ведь когда-то знала то, что я чувствую сейчас. Как мне смягчить удар? Тетя Сью была когда-то в таком же положении, но вот бабуля, Айви, Леви – они-то что скажут?»

Хорошо бы рассказать все тете Ли. Конечно, та сумеет спокойно все выслушать и помочь советом, но это так стыдно… «Мама, ну почему, почему ты умерла, когда я еще не поняла, какая ты сильная и как ты нужна мне! Никто не будет беспокоиться обо мне так, как ты! А теперь тебя нет, и все вокруг такое шаткое, так страшно…»

Она идет по краю пропасти, в одной связке с Невиллом, держась за какую-то хлипенькую веревочку. Джой слишком слаба, чтобы помочь, а Роза далеко. Невилл прав: они двое должны помочь друг другу – действительно устроить воскресный обед и вывалить все новости на семью Уинстэнли разом. В одном лишь можно не сомневаться: обед этот встанет семье поперек горла…

– А это что еще за приготовления? – удивилась Эсма, вернувшись из церкви и обнаружив стол, накрытый на шесть персон и убранный лучшей вышитой скатертью c розами в уголке. Она молилась, чтобы Всемогущий послал им чудо понимания и сострадания к бедному Невиллу. Не его вина, что он родился таким. Ее муж, Редверс, частенько говорил, когда кто-то поступал совсем уж по-своему, что так, значит, ему на роду написано. Видно, этого не изменить, хотя она в том и не уверена.

И явно слышится запах подгоревшего жира, подливки и жарящегося мяса. Когда Конни однажды попыталась испечь яблочный пирог, у нее вышло что-то похожее на резиновую плюшку. Хм, а на лучшем хрустальном бокале пыль не вытерта. Похоже, стол накрыт для их блудного сына.

Интересно, что такое Невилл задумал? Хочет все рассказать отцу и матери, укрывшись для безопасности в чужом доме? Но тогда для кого шестой прибор? Не для Тревора же Гиллигана?

Все стало еще менее понятно, когда к дому подкатила Сью на своем нарядном «Мини-купере». Она ездила в приходскую церковь. Конни суетилась на кухне, не поднимая головы. Она так похудела после своего возращения, куска в рот не берет. Но, вероятно, они с Невиллом затеяли этот пир в знак благодарности.

Айви приехала на автобусе, отказавшись от предложения Леви ее подвести. Леви же, кажется, собирался пропустить званый обед. Но когда он позвонил сообщить об этом и по телефону разузнать, что вдруг такое стряслось, Эсма настояла, чтобы он все же приехал.

– Лучше приезжай. Да, Айви будет тоже. Они приготовили обед специально для нашей семьи. Ты успеешь потом выпить чаю у Ширли, но обещай мне, что сначала ты отвезешь Айви домой.

– Мы разводимся, мама!

– Нет, пока я жива. В нашей семье не было разводов. Клятвы так легко давать, постарайся же их сдержать.

– Ох, мама, но кого теперь это волнует, развод – это уже не позор, как в прежние времена!

– Для меня ничего не изменилось. Я вычеркну тебя из завещания.

– Мам, но ведь наша жизнь – это не репетиция…

– Репетиция. Подготовка к будущей жизни. К вечной жизни.

– Ты действительно веришь в это?

– Господь ниспосылает нам маленькие испытания, чтобы проверить нас на прочность. – «Погоди, вот еще узнаешь, что он ниспосылает тебе сегодня…» – Так что приезжай. Поверь, это важно.

Сердце Конни в груди так и бухало. Ей хотелось поскорей отстреляться, чтобы все оказалось уже позади, но они договорились – первым будет Невилл. А пока что он колдовал над соусом, а Конни пробовала жареную картошку. Ну и зануда же он, когда дело касается приготовления еды! Так и гоняет ее по кухне! Она поставила на стол свежие цветы, разложила льняные салфетки, расставила бокалы для воды… Невилл купил бутылку дорогого вина. При мысли о спиртном Конни снова скрутил приступ тошноты.

– А что мы празднуем? – спросила Айви, выпутываясь из пальто и снимая меховую шляпу. – Уф, вся запыхаешься, пока взберешься на этот холм!

– Леви мог бы тебя подвезти, – отозвалась Эсма.

– Спасибо, но мне приятнее пройти пешком. Не стану я прикасаться своей драгоценной попой к тем же сиденьям, на которых ерзала Ширли Флетчер. Мало ли какой микроб от нее залетит! – Неопределенный жест рукой в воздухе категорически отмел и микроб, и его потенциальную носительницу. – К тому же он опаздывает, как обычно. – Она принюхалась. – Констанс, неужто это вашими стараниями? Боже, как ты отощала! Французский воздух оказался не очень-то тебе полезен?

– Пожалуйста, проходи в гостиную, там вид из окна красивый. И Сьюзан уже там, – кротко ответила Конни, благоразумно не дав языку воли.

– А у нас тут что, семейный совет? Какая честь, что и меня пригласили, – протянула Айви, усаживаясь на самый удобный стул в гостиной, и развернулась к Сью: – Как наша будущая мать? Что это такое они тут затеяли?

Сью улыбнулась:

– Понятия не имею. Как и ты, ломаю голову. Джой велено лежать в постели. Никак давление у нее не опустится до нормального. Я беспокоюсь.

– Мы с Конни решили, что нам пора собрать всю нашу семью, чтобы поблагодарить бабулю за ее гостеприимство и… – Невилл замолчал.

– Вина кому-нибудь? – спросила Конни, обходя гостей с бокалами на серебряном подносе и стараясь не слишком его раскачивать.

Хлопнула входная дверь, и в комнату вошел Леви.

– Люди, простите, задержался. Мам, как твои ноги?

– Бедро! Одно. Срастается, ну или срасталось до сих пор.

– Хорошо… Очень хорошо.

Конни подскочила:

– Соус кипит?

– Как вкусно пахнет на кухне! Это Конни расстаралась?

– Нет, скорее Невилл, – ответила Конни.

Леви посмотрел на сына.

– Значит, ты явно не в отца. Я вот так и не научился различать все эти переключатели на духовке, – рассмеялся он, покраснев от натуги. – Так что у нас нового?

– Папа, ты не хочешь присесть? Мне надо кое-что рассказать вам, и я готов сделать это только один раз.

Конни подпрыгнула.

– Невилл просто хочет сказать, что обед готов. Пойдемте за стол. Обидно будет, если вся наша стряпня остынет и пропадет.

За столом все сидели напряженно, обращались друг к другу неуверенно и подчеркнуто вежливо, старательно передавали друг другу тарелки и поддерживали светскую беседу. Конни сидела с одного конца стола между Сью и Эсмой. Невилл – по другую сторону, Леви он усадил справа от Сью, а маму – рядом с бабулей, так что родители оказались друг против друга и никак не соприкасались.

Когда гости расправились с первым блюдом и спели ему положенные дифирамбы, Конни, извиняясь за некоторую резиновость своего произведения, внесла испеченный ею яблочный пирог.

– Яблоки немного кисловаты, – согласилась Айви.

– Я сейчас принесу сахарницу! – вскинулся Невилл.

– Простите, действительно забыла положить в них сахар, – ответила Конни.

– Но что же все-таки случилось? – снова заволновался Леви. – Я, может, и тугодум, но мне кажется, мы собрались здесь не для итого, чтобы обсуждать цены на рыбу. Давайте, закончили с рыбой. Что стряслось? Вам нужно попросить денег в долг? Ссуда? Кто-то заболел? Машину разбили?

– Ничего из того, что ты перечислил, папа, – ответил Невилл, поколебавшись и для храбрости бросив на Конни взгляд. Та кивнула и скрестила под столом пальцы.

– Тогда что же? – нетерпеливо недоумевал Леви.

– Я гомосексуалист.

– Ты – что?!

– Я гомосексуалист. Меня и моего друга арестовали. Вот что случилось.

Наступила тишина. Сью принялась сосредоточенно ковырять ложечкой пудинг. Бабуля на секунду закрыла лицо салфеткой.

– Ему грозят неприятности, только и всего, но мы можем найти хорошего адвоката. Их выследили, – внесла она ясность в сюжет, собравший их за столом.

– Г-где? – запнувшись, спросил Леви.

– У «Липер вью».

– Айви, ты знала? – обернулся он к жене. И за ним все головы повернулись к Айви, которая тем временем, побагровев лицом, молча давилась яблочным пирогом. – Айви, скажи же что-нибудь… Айви! Боже, да ей плохо! Сделайте же что-нибудь! Быстро!

Тетя Сью бросилась к Айви и со всего размаху шарахнула ее между лопаток. Яблочная кожура вылетела у нее изо рта и упала на скатерть.

– Ой, простите, я их и почистить забыла, – кротко вякнула Конни.

Айви по-прежнему сидела молча, словно окаменев.