Дорога в Гарвард и обратно

– Не надо. Я сам заработаю, – сказал Гоша и повесил трубку.

Хотелось плакать и ругаться самыми бранными словами, которые он знал. Не на отца, а на весь этот треклятый мир, где все так напутано и намешано. Где жизнь сдуру сводит разных людей, привязывает их друг к другу, а потом рвет по живому, разбрасывая несчастных человечков как кровавые ошметки. Гоша не винил ни отца, ни мать. Они не виноваты, что кто-то так фигово запрограммировал жизнь.

С того дня случилось две перемены. Гоша перестал говорить «папа». Как-то само собой вышло, что на язык ложился исключительно «отец».

И еще. Гоша ни на минуту не забывал о деньгах. Он сказал отцу, что обойдется без его помощи, что сам заработает. Конечно, это была всего лишь фраза, отец наверняка уже забыл. Можно позвонить и попросить на личные нужды. На того же Монстрика, которого Гоша регулярно усовершенствовал, покупая разные технические прибамбасы. Отец даст без разговоров, даже обрадуется. Взрослые часто заливают деньгами вину перед детьми. Но Гоша уперся. Сказал, что сам заработает, значит, так тому и быть. Оставалось придумать, как выполнить это обещание. Обещание, данное самому себе.

От всех бед Гоша бежал к своему Монстрику, чтобы погрузиться в свой личный компьютерный рай, где царствует логика и легко исправляется любая ошибка.

– Ну что? Поможешь мне с деньгами? – спросил он своего друга. – А я тебе за это новую карту памяти куплю.

Монстрик мигнул голубоватым экраном и без разговоров приступил к выполнению команд, которыми, как из пулемета, Гоша начал бомбардировать компьютерную вселенную.

Глава 6. Награждение

Награждение победителей турнира затягивалось. После каждого поздравительного слова Гоша надеялся, что сейчас торжественно сообщат о денежном призе и отпустят всех восвояси. Но на смену одному оратору приходил другой и вдохновенно сообщал собравшимся то, что и так знали без него. Про технический прогресс, про молодое поколение, про новую компьютерную эру и прочую ерунду. Гоша переглядывался с Эдиком и закатывал глаза. Тот в ответ улыбался и делал вид, что засыпает.

Процесс тормозился тем, что некоторые арабы говорили на своей тарабарщине и их приходилось переводить на английский язык. Такая нерациональная трата времени нервировала Гошу. Неужели так трудно сделать универсальный мировой язык? Английский в этом качестве, по мнению Гоши, не годился. Во-первых, там полно нелогичных исключений из правил. Во-вторых, что очень важно, это несправедливо по отношению к остальным языкам. Почему кому-то можно ездить по миру со своим родным языком, а кто-то должен тратить годы на его освоение? На несправедливость Гоша реагировал резко и болезненно. Он был максималистом во всех своих проявлениях.

А пока единственное развлечение, которое Гоша для себя придумал, состояло в сравнении того, сколько секунд длилась фраза на арабском и на английском языках. Четкой закономерности выявить не удавалось. Иногда переводчица говорила дольше оратора, иногда короче. Гоша стал размышлять над этой странностью. А если переводить на другой язык, скажем на немецкий? Сохранится ли эта пропорция длительностей? И можно ли это как-то использовать? Например, в создании шифра, где длительность перевода была бы ключом для декодирования. Гоша стал прикидывать, можно ли написать такую программу. Нет ничего интереснее, чем раскладывать мир по полочкам компьютерных команд.

– Гоша, проснись! Тебя зовут! – Эдик тряс его за рукав.

– Георгий Осокин! – нетерпеливо доносилось со сцены. – Ну что же вы?

– Тебе слово предоставили. Как капитану победившей команды, – подсказал верный Эдик.

– Вот засада, – вздохнул Гоша.

Он всегда знал, что слова, даже если они правильные, сильно осложняют жизнь. А если их надо произносить на публике, то это вообще мука. Но вариантов не было. Надо выйти и сказать про прогресс, про молодое поколение, про компьютерную эру.

Когда Гоша проходил мимо куратора их команды, который был командирован вузом для решения организационных вопросов, тот тихо, но с нажимом напомнил:

– Гоша, ты студент, из Питера.

Хотелось ответить: «Нет, я школьник, из Москвы», – и посмотреть, как побледнеет куратор. Но Гоша сдержался и только кивнул. Не до шуток, когда десяток метров отделяет тебя от публичного позора. Гоша не умел и не любил ораторствовать, да еще и на английском, что вообще мука. Он владел английским языком ровно в той мере, чтобы читать технические тексты. Одно из важных преимуществ компьютерного мира состоит в том, что в нем можно делать дело, не раскрывая рта.

Гоша достиг лобного места. Полукругом стояли важные люди. Они доброжелательно и с любопытством рассматривали Гошу. Тут были и арабы в длинных белых одеждах, и индусы с цветастыми тюрбанами на головах, и латиносы в немыслимо пестрых рубашках. И теряющиеся на их фоне европейцы в своих безликих смокингах. Глядя на них, Гоша вспомнил, что с утра хотел помыть голову, но как-то не срослось. Ограничился расчесыванием пятерней своих густых, похожих на шапку из бобра волос.

По центру стоял микрофон, предназначенный для Гоши. Тот нехотя поплелся к нему.

– Я – студент из Санкт-Петербурга, культурной столицы России, – вяло начал Гоша. – Спасибо организаторам турнира. Задания были оригинальные, я даже не сразу понял, как к ним подступиться.

Он подумал, что еще можно добавить. По сути, он сказал все, что хотел.

– Гостиница отличная, еда вкусная…

В зале раздались смешки. Гоше это не понравилось. Он, конечно, не Цицерон, но и не клоун.

– Только я бы в ресторане отеля поменял программное обеспечение, которое за вентиляцию отвечает, – перешел он на русский, делая знаки переводчице, чтобы она подключалась. Все-таки говорить по делу он мог только на русском.

Рядом с Гошей возникла девушка, чтобы помочь с переводом.

Смешки стали более откровенными. Гоша попытался реабилитироваться:

– Там надо ввести дополнительный модуль, который бы синхронизировал вентиляцию с меню. Когда рыбу жарят, нужно интенсифицировать вытяжку…

Переводчица сказала про рыбу.

Единичные смешки в зале переросли в дружный смех. Гоша разозлился.

– Нет, если нравится запах рыбы, можно ничего не модернизировать. Мне-то все равно. Мы и при такой вытяжке победили.

Смех не утихал. Гоша посмотрел в зал и увидел того самого немца, который хлопал в ладоши на турнире, пока все не прохлопал. Теперь он откровенно ржал.

Гоша почувствовал, как что-то властное, темное поднимается со дна его души. Его голос зазвенел.

– И привезем домой победу. Да, победу! Потому что Россия всегда всех побеждает! И шведов, и французов, и немцев. А то, что наступила компьютерная эра, так это ничего не меняет.

Переводчица, заикаясь, перевела, делая руками извинительные жесты. Дескать, я только перевожу, а так-то я совершенно с этим не согласна.

В зале перестали смеяться. Шепот волнами прокатился по притихшей публике.

Куратор поднял над головой скрещенные руки и сделал страшное лицо, что означало: «Стоп! Кончай! Уходи!»

Полукруг за спиной Гоши потерял былую стройность. Мужчины в смокингах сконфузились, как будто стали свидетелями чего-то непристойного. Неполиткорректность плохо пахла в понимании этих мужчин. Зато латиносы едва ли не пританцовывали. То ли оттого, что кто-то сломал официоз, то ли оттого, что русские никогда не одерживали над ними победы. Арабы хранили на лицах выражение непроницаемого спокойствия, как верблюды.

К Гоше подлетел организатор и со словами «Благодарим за содержательное выступление!» довольно бесцеремонно отпихнул его от микрофона.

Гоша побрел к своим. Он понимал, что надо было держать себя в руках. А как тут сдержишься, если им про вентиляцию, а они ржут? Ведь реально в ресторане попахивало, а там работы всего-то на полчаса, чтобы программное обеспечение подправить.

Проходя между своими, Гоша получил множество тычков в спину. Но вот что интересно, у тычков, оказывается, много разных смыслов. У микрофона его толкнули со значением «Пошел вон!», а тут это было проявлением пацанской солидарности.

Куратор группы с перекошенным лицом подскочил к Гоше.

– Георгий, ты что себе позволяешь? Ты же нарываешься на международный скандал!

– А че сразу скандал? Чего он такого сказал? – Это подал голос парень, который еще вчера упрекал Гошу в халяве. Оказывается, нормальный парень.

– Помолчи! Как не понимать элементарного?

– Кстати, историческую действительность он не исказил, – пробасил самый здоровый бугай в их команде. Гоша считал его тупым и хотел посоветовать заняться тяжелой атлетикой. Опять же зря.

– Молитесь, чтобы не дошло до руководства! – посоветовал куратор.

– Сами молитесь, – дерзко ответил Эдик. – Мы не умеем. Что с нас взять? Мы только программировать и можем.

Ребята одобрительно зашумели, ставя Эдику «зачет». Куратор, шумно дыша носом, замолчал с обиженным видом. С этим новым поколением одни проблемы. Когда надо, их на патриотизм ни за какие коврижки не развести, а когда не надо, когда лучше помолчать, они выпрягаются. Неуправляемый патриотизм действовал куратору на нервы. Ладно, лишь бы в прессу ничего не просочилось.

Церемония вошла в обычные берега и покатилась согласно официальному протоколу. Скукота и духота смазали впечатление от выступления Гоши. Наконец подошли к финальной точке: к вручению награды, сертификата на крупную сумму. Вынесли огромный кусок оргалита, выкрашенного в цвет долларовой купюры, на котором стояла цифра 1 и за ней длинная шеренга нулей. Гоша проверил их количество и убедился, что арабы сдержали слово. Призовой фонд соответствовал обещаниям.

За ритуальным сертификатом на сцену должен был выйти капитан победившей команды. Но второго конфуза организаторы церемонии не могли допустить, поэтому с пониманием отнеслись к тому, что получать приз вышел куратор команды, мужчина благонадежного вида, с правильным номенклатурным воспитанием. Он прижал кусок оргалита к своей груди и сказал в микрофон несколько слов про молодое поколение и компьютерную эру. Все с облегчением выдохнули и торжественно завершили церемонию.

После этого начались разброд и шатание. Все пришло в движение. Кто-то кого-то поздравлял или утешал, кто-то брал контакты или пытался всучить свои. Шум и гам заполонили пространство. К команде из России был особый интерес. Победители всегда привлекают внимание, это понятно.

Первыми в атаку пошли журналисты. Это была пехота, и ее быстро покосили. Ребята отвечали односложно и шаблонно, лишь бы от них отстали.

Второй волной пошли арабы. Они брали за локоток и отводили в сторону приглянувшихся ребят. Несмотря на внешнюю вкрадчивость, это была тяжелая артиллерия. Арабы предлагали ребятам работу. Они били крупнокалиберными снарядами, называя сумму потенциального заработка. Ребят контузило, но они держались. Говорили, что нужно сначала закончить учебу, а там видно будет… Арабы интеллигентно намекали, что учеба фуфло. Ребята начинали торговаться и предлагали сотрудничать дистанционно, вворачивая модное слово «фрилансер». Арабы от этого слова кривились, говоря, что это придумка Запада, которая плохо приживается на Востоке. У богатого человека, который держит фирму, все свое должно быть под рукой – верблюд, гарем и программист.

Гоша посмеивался над происходящим. Он понимал, что никто из ребят не озвучивает главную причину отказа. Каждый из них может жить в любой точке глобуса и окучивать весь мир. Их заработки уже сейчас позволяют купить им и верблюда, и гарем. Они делают приличные деньги без всяких фирм. Никто из ребят не раскрывал своих карт, но по отдельным репликам, а главное, по конкретным навыкам, которые они демонстрировали в ходе турнира, Гоша мог побиться об заклад на что угодно, что ребята промышляют хакерством.

Это их бизнес, который дает им приличные деньги. Им нет нужды жить под стеклянными куполами с кондиционированным воздухом в искусственных оазисах. Эти ребята могут качать деньги со всего мира, сидя в московских кафешках. Так что вряд ли кто из них соблазнится на предложение хозяев турнира. Судя по кислым лицам арабов, Гоша был прав в своих предположениях.

Наконец арабы ослабили прессинг, и Гоша смог выскользнуть из гудящего клубка разгоряченных тел. Все, сейчас в отель, в душ, в самолет – и домой. А там визжащая от радости мама, которая увидит под окном новенькую машину. Как все-таки хорошо устроена жизнь. Неправильно, но хорошо.

И вот когда Гоша был в паре метров от выхода и жара уже дотягивалась до него раскаленным языком аравийской пустыни, незнакомый мужчина перегородил ему путь.

– Георгий, нам надо поговорить.

Голос был спокойный, но настойчивый. Впрочем, не только голос. Мужчина излучал уверенность в том, что никто не может отказать ему в его просьбе. В нем явственно проступала порода. Статная фигура, умное лицо, благородная седина на висках. Такого в романе девятнадцатого века назвали бы седовласым красавцем.

«Не журналист», – понял Гоша. Журналисты все какие-то потные, даже если они только что из душа.

– Георгий, я не займу у вас много времени. Думаю, что мы сможем договориться довольно быстро.

– О чем? – спросил Гоша.

– О вашем будущем.

– А как мое будущее связано с вами?

– На этот интересный вопрос я вам отвечу чуть позже. Например, сегодня вечером. Кафе напротив вашего отеля. В семь вечера. Там, кстати, варят уникальный кофе.

Мужчина не спрашивал Гошиного согласия, а деловито сообщал место и время встречи. Он уже собрался уходить, но потом, словно что-то вспомнив, с легкой улыбкой повернулся к Гоше:

– Вас устроит?

Было понятно, что вопрос задан исключительно из вежливости. Седовласый красавец не сомневался в том, что Гоша заглотил наживку. И он был прав.

– Да, я приду, – ответил заинтригованный Гоша.

Мужчина помахал рукой и растворился в людском потоке, спешащем на выход.

Глава 7. Первые деньги

Гоша отлично помнил, как заработал свои первые серьезные деньги. Разную мелкую халтурку, типа помочь однокласснику создать свой сайт или починить компьютер соседу, он делал бесплатно. Неудобно было просить деньги за такую ерунду.

Гоша не мелочился. Он ждал серьезную работу, за которую не стыдно назначить реальную цену. Но обращения шли исключительно по пустякам.

Тогда Гоша начал просматривать сайты вакансий. На специалистов в области компьютерных технологий был огромный спрос, работодатели не скупились на обещания достойных зарплат. Это радовало. По списку квалификационных требований Гоша проходил, но никто не хотел брать на работу несовершеннолетнего парня. Гоша стоял посреди рынка труда, как чемодан с оторванной ручкой: и нести неудобно, и выбросить жалко. Все говорили: «Не можем оформить на ставку, разве что стажером. Это вариант! Подумай, какой опыт! Какие перспективы!» Гоша догадывался, что его хотят использовать бесплатно, то есть даром. Ну, или почти даром.

Работу Гоша не нашел. Однако этот опыт не прошел впустую. Гоша заметил, что фирмы активно нанимают специалистов по компьютерной безопасности. Такие ребята сейчас в тренде, у них топовые зарплаты. Мир упаковывается в цифру, все стремительно переводится на язык программ. А любое программное обеспечение имеет тонкое место, где при надлежащих усилиях может случиться взлом. К любому замку можно подобрать отмычку. Не бывает неуязвимых компьютерных систем. Вот и нужны ребята, которые следят за безопасностью, латают тонкие места, повышают уровень защиты. А как можно найти уязвимое место в программном обеспечении? Правильно, только взломав программу. Получается, что специалисты по компьютерной безопасности только и делают, что пытаются сломать объект своей защиты. А что, если им помочь?

И Гоша засучил рукава. Он выбрал компьютерное обеспечение одного солидного банка. Гоша сидел днями и ночами, забивая на уроки, забывая поесть и сводя к минимуму время сна. Он, как жук-короед, точил и точил программный код, на котором держалась безопасность банковского хозяйства.

Правда, сначала нужно было нейтрализовать маму. Она повадилась заглядывать в электронный журнал и, стало быть, могла засечь тот факт, что Гоша нахватал двоек в школе. Мама упорно цеплялась за старинную мифологему, что образование очень важно, причем всестороннее, включающее гуманитарную муть. Спорить с ней было бессмысленно. Мама подкладывала сыну книги с тем же маниакальным упорством, с которым другие мамы подкладывают детям бутерброды.

В этом Гоша видел профессиональную деформацию личности. Мама, сколько он ее помнил, преподавала студентам что-то экономическое. По сути, та же учителка, только с детьми постарше. Она обожала вести за собой в атаку на экономическое невежество и не умела ограничить свой миссионерский дух стенами аудиторий. Дух поборника книжного знания давно проник в их дом.

Пришлось отвлечься на рутину и потратить какое-то время на бесхитростный портал образования. Его авторы явно недооценивали молодое поколение. Портал взламывался короткой барабанной дробью по истертым клавишам самодельного компьютера. Теперь мама, заглядывая в журнал, убеждалась, что ее сын растет всесторонне образованным человеком. За чтение «Божественной комедии» Данте Гоша влепил себе пятерку. Для очистки совести он даже открыл эту комедию и… тут же закрыл. Впечатлил объем и неумение автора выражаться конкретно и лаконично, а именно это Гоша считал мерилом таланта.

Нейтрализовав угрозу со стороны мамы, Гоша погрузился в компьютерную систему банка. Ее создавали люди серьезные, отвечающие головой за ее работу. Это вам не портал образования, тяп-ляп – и готово. Коды, стоящие на страже банковской тайны, были гладкие, как бильярдные шары, и емко-выразительные, как русский мат.

Гоша атаковал программу денно и нощно, включив все свои таланты. Талантов не хватало. Компьютерная система напоминала неприступную крепость. Но в истории не было прецедентов, чтобы крепость рано или поздно не переходила в руки упорного завоевателя. Или были?

Ночью Гоше снился банковский логотип, который нагло насмехался над ним и показывал непристойные знаки. Буквы, составляющие название банка, кривлялись и плясали, демонстрируя свою полную уверенность в безопасности. Гоша был им не страшен.

Напрасно. Бог наградил Гошу талантом, а дьявол – упорством. Не случайно про него говорили, начиная с детского сада, «дьявольски упорный парнишка». Талант и упорство, направленные на одну цель, дают стопроцентный результат.

Через пару недель в непрошибаемой стене банковского кода Гоша нашел дырочку величиной с капилляр. Он просунул туда щупальца своего замысла и расширил лаз. Теперь можно было развернуться и войти внутрь компьютерной системы, которая перестала быть герметичной.

«Есть! Есть!» – кричал Гоша и бил ребром ладони по столешнице. Бил сильно, остервенело, чтобы снизить накал счастья, в котором можно было задохнуться, таким оно было огромным. Чистое, концентрированное, ничем не омраченное и незамутненное счастье! В этот момент Гоша уже знал, каков будет его путь. Он поймал кайф, отказаться от которого выше его сил.

Банк лежал у его ног, готовый на все. Можно было скачать любую сумму в свои закрома. Гоша усмехнулся, представляя, как бешено закрутится счетчик его личного достатка. Но кроме повода для веселья, такой сценарий его ничем не прельщал. И дело не в риске разоблачения. Меньше всего Гоша боялся, что его найдут. В силу чудовищного самомнения он верил, что сможет замести следы. Это лишь техническая сложность, не более. Причина, по которой Гоша отказался грабить банк, лежала совсем в другой плоскости. Мама с ее маниакальной верой в пользу образования все же сумела внедрить в Гошину голову простые заповеди из серии «что такое хорошо и что такое плохо». Она вообще умела давить на мозги. Папины мозги не выдержали, а Гошины поддались маминому влиянию. Он знал, что чужое брать нельзя. Без «почему» и «отчего». Просто нельзя. Никогда. Точка.

Еще раз улыбнувшись своему несбывшемуся богатству, Гоша сел писать письмо в службу безопасности банка. «Я, Георгий Осокин, взломал ваш код. Программу прилагаю. Последствия могут быть, сами понимаете, серьезные. Так что латайте это место срочно. Не ровен час, еще кто-то найдет эту брешь. Успехов! Если считаете, что я хорошо потрудился, заплатите мне. Можно в отечественной валюте». И приложил реквизиты банковской карточки.

На следующий день Гоша убедился, что банки веников не вяжут, а подходят к делу обстоятельно и оперативно. На Гошин счет упала солидная сумма. Настолько солидная, что в доме появился новый пылесос, стиральная машина и много-много вкусняшек. Маме он сказал, что за всю его мелкую подработку заплатили разом.

У банка не было выбора. Президент банка, прижимистый, как все богачи, хмуро отдал распоряжение перевести внушительную сумму никому не известному Георгию Осокину. Президент был сквалыга, но не дурак. Он понимал, что, «кидая» этого парня, банк подставляется под удар. Дырку в компьютерной системе они, разумеется, залатают. Но где гарантии, что парень не сделает новый подкоп? Судя по всему, он хакер высшего класса.

Банкир верно оценил свои риски. Иметь такого врага, как этот парень, себе дороже. Как это ни противно, но придется платить. Банкир боялся разозлить неведомого взломщика и потому принял единственно верное решение.

Так Гоша заработал свои первые серьезные деньги, а начальник службы компьютерной безопасности банка начал искать себе новую работу.

Глава 8. Встреча в кафе

В семь вечера Гоша пересек улицу, отделяющую его отель от фешенебельного кафе. В том районе, куда их поселили организаторы турнира, все было на высшем уровне: куда ни брось взгляд, всюду разливалось бескомпромиссное богатство.

Гоша сник.

Его образ больше подходил под московские забегаловки с их демократичной публикой и отсутствием пафоса. Конечно, и в Москве полно дурного богатства, от которого Гошу безудержно тошнило, но в такие заведения он не заглядывал. Избегал несоответствия. Гоша носил одну майку до тех пор, пока мама не прятала ее на самом дне бельевой корзины. Иначе он откапывал ее и снова надевал. Он искренне не понимал, зачем менять майку, если она, по его мнению, еще почти чистая. Какая от этого польза?

Зайдя в просторный зал, стены которого были словно обмазаны золотом, Гоша поискал глазами мужчину, назначившего встречу. Того нигде не было. «Ну и ладно», – подумал Гоша и решил уйти. Не то чтобы он настолько высоко ценил свою персону, чтобы не подождать пять минут. Просто чувствовал, как не стыкуется с этим заведением его долговязая фигура в растянутой майке. По его мнению, лучше было поменять место, чем внешний вид. «Не судьба», – без всякого сожаления сказал себе Гоша и повернулся к выходу.

Судьба поджидала в метре от него. Мужчина с седыми висками стоял прямо за его спиной, отрезая путь к отступлению.

– Привет, – сказал он. – От этой жары плавятся часы. Кажется, я опоздал.

– Ничего. Только на пять минут, – ответил Гоша.

– Пять минут тоже время. Или, как говорят русские, пять копеек тоже деньги.

Гоша не стал спорить и задавать лишние вопросы, хотя фраза «как говорят русские» его заинтриговала. Мужчина говорил на чистом русском, хотя выглядел как-то иначе. Гоша не мог подобрать слова для определения этой инакости. По отдельности все знакомо: рыжие мокасины, светлые джинсы, однотонная футболка и белозубая улыбка. Да, еще седые виски. Ничего особенного. Можно подумать, что Гоша рыжих мокасин в своей жизни не видел. Или белых зубов. Или седины на висках. Прекрасно все видел, не из тундры приехал. Но вместе все складывалось в образ снисходительно-доброжелательного чужака.

Они прошли к свободному столику. По дороге Гоша успел подумать, что ему стоило помыть голову. Хотя его волосы в чистом и в грязном виде различались лишь на ощупь. Чистые были более мягкими. А внешне все едино – шапка из бобра, как говорила его мама. Густые до неправдоподобия, и каждый волосок как леска для ловли крупной рыбы.

Незнакомец уверенно расположился в плетеном кресле и элегантным жестом подозвал официанта. Гоша присел в кресло напротив.

– Мне только кофе, – сказал он заранее.

– А кофеин школьникам не повредит? – без всякой интонации, совершенно нейтрально поинтересовался седовласый.

Гоша понял, что вечер, как говорится, перестает быть томным. Он заявлен в турнире как студент. У него и справка из вуза есть. Правда, липовая. Как этот тип все пронюхал?

Неприятное и тревожное чувство охватило Гошу. Зато пришла ясность. Теперь этот красавчик начнет его шантажировать, вымогая часть призовых денег. Хорошо еще, если часть. А то и все попросит, пригрозив международным скандалом. Типа Россия сжульничала, подсунула вместо студента школьника. Хотя Гоша особого греха в том не видел. Вот если бы на школьном турнире за страну играл студент, тогда да, без вопросов, это нечестно. А тут же наоборот. Но кто будет разбираться, когда речь идет о России. Навалятся всей прогрессивной общественностью, оторвутся по полной. Нет уж, Георгий Осокин не доставит вам такого удовольствия. Ради того, чтобы не трепали имя страны, Гоша готов пожертвовать маминой машиной. Ничего, он еще заработает.

Приняв это решение, Гоша смело посмотрел в лицо собеседника, пытаясь придать взгляду максимальную степень презрения с оттенком превосходства. Получилось, видимо, не очень убедительно, потому что мужчина засмеялся.

– Вот только не надо испепелять меня таким взглядом, – отсмеявшись, сказал он. – Я не посягаю на ваше мелкое жульничество. Просто советую взять помимо кофе еще и молочный коктейль.

– Чтобы потом сказать, что у меня молоко на губах не обсохло? – продолжал Гоша в дерзкой манере.

Мужчина улыбнулся:

– Да, есть такое выражение, я его почти забыл. Молоко на губах… Спасибо, что напомнили. Надо же! Язык быстро уходит, если им мало пользуешься.

Гоша сообразил, что перед ним иностранец русского происхождения. Значит, сценарий меняется. Вместо шантажа будет вечер воспоминаний. Мужика накрыла ностальгия, вот он и пристал к Гоше. Сейчас спросит: «Ну как там березки? Растут, всем бедам вопреки?»

Гоша сделал приличествующее такому сценарию выражение лица: доброжелательное сочувствие с едва заметной ноткой превосходства. По мнению Гоши, оно идеально подходило для разговора с покинувшим родину.

Мужчина опять засмеялся, и, что самое неприятное, совершенно искренне и заразительно. Гоша не выдержал и тоже улыбнулся.

Тут к их столику подошел официант, чтобы принять заказ.

Без напряга, словно в нем повернули тумблер, мужчина перешел на английский язык, и Гоша отметил, что это был настоящий английский, а не его интернациональная версия. Разница между ними определялась очень просто. Настоящий английский язык Гоша понимал с трудом, там было много незнакомых слов и неизвестных ему выражений. Словом, чужой язык. Гоша владел лишь английским интернациональным, урезанным до набора фраз из разговорников. Это был почти искусственный язык, со стандартным речевым ассортиментом на все случаи жизни. Как бы английский, но упрощенный до предела. Шекспир бы удавился, услышав такую версию.

Правда, Гоша много читал на английском технических текстов, что называется, нужда заставила. При всем своем патриотизме Гоша вынужден был считаться с тем, что самые передовые тексты по программированию печатались на английском языке. Сначала читал со словарем, а потом свободно. Но читать, писать, говорить и понимать на слух – разные навыки, не переходящие автоматически друг в друга. Каждый надо оттачивать отдельно. «Надо бы язык подтянуть», – тоскливо подумал Гоша.

Мужчина тем временем сделал заказ и задумчиво смотрел на Гошу. Следующая его фраза заставила Гошу вздрогнуть:

– Георгий, а что у нас с языком?

Гоша не любил, когда читают его мысли.

– Вы про английский? Нормально у меня с языком. Читаю то, что мне надо, а остальное мне без надобности. А почему вы спросили?

– Я слышал ваше не самое удачное выступление на церемонии закрытия. Язык надо подтянуть. И с произношением надо что-то делать. Типично русское произношение.

– Было бы странно, если бы у меня было французское произношение, – хмыкнул Гоша.

Мужчина не улыбнулся. Он сосредоточенно крутил вазочку, как будто хотел получше рассмотреть орхидеи, украшавшие их стол.

– Обратите внимание. – Он показал на цветы. – Видите, какая нелепая история?

Гоша посмотрел на орхидеи. Они были похожи на высококачественное изделие из пластмассы.

– Где они вам тут ромашки найдут? Что было, то и поставили. Скажите спасибо, что не верблюжью колючку.

– Георгий, вы не поняли меня. Я про другое, совсем про другое. Сколько цветов в вазе?

Гоша пригляделся.

– Два. Ну и что?

– Два, – задумчиво протянул мужчина. – Один цветок посчитали недостаточным, а на три орхидеи щедрости не хватило. Остановились на двух.

– И что? – Гоше показалось, что мужчина интересничает, а он этого терпеть не мог. – Ну да, воткнули два цветка. Вам не все равно?

– Георгий, вы в силу своего возраста, наверное, редко бываете на похоронах и потому не знаете, что в России два цветка приносят только покойникам.

«Точно!» – подумал Гоша. Он вспомнил, что слышал об этом когда-то.

– Так, может, у арабов нет ничего такого.

– Вы правы. У арабов нет, как вы выразились, ничего такого. Но мы-то не арабы. И у нас с вами два варианта: попросить убрать один цветок, или напомнить себе, что в чужой монастырь со своим самоваром не ходят.

– С уставом.

– Что?

– В чужой монастырь со своим уставом не ходят. А самовар из другой оперы. Это в Тулу со своим самоваром не ездят.

– Спасибо, я учту. Так что выбираем? Зовем официанта или смолчим? – Мужчина очень внимательно посмотрел на Гошу.

– Я бы смолчал. Все-таки это их страна.

Мужчина кивнул в знак согласия.

Подошел официант и поставил перед Гошей кофе и молочный коктейль. Мужчина заказал себе, как выяснилось, зеленый чай и какие-то кубические изделия, из которых сочился мед и торчали орехи. Гоша решил, что тема с цветами наконец-то закрыта. Вообще прелюдия затянулась. Пора бы уж сказать, зачем они тут.

Но собеседник опять вернулся к цветам:

– В любой стране, Георгий, мигранту приходится постоянно запинаться о такие вот культурные несоответствия. Две орхидеи еще не самое сильное неудобство. Но вы абсолютно правы, надо уважать нравы принимающей стороны. Я рад, что вы это понимаете.

– А я мигрировать не собираюсь. Мне и тут, в смысле в России, хорошо. И вообще. Вы о чем со мной хотели поговорить? Не о цветах же.

– Давайте сначала познакомимся. Я еще не представился. Меня зовут Владимир, но американцы не любят длинных имен. Я для них Влад. И вы можете звать меня так же.

– Меня можно Гошей. И лучше ко мне на «ты», так привычнее. Так вы из Америки?

Влад кивнул.

– Для тебя, Гоша, важно не то, что я из Америки. Для тебя важно совсем другое.

– Что именно?

– То, что я из Гарварда. Лучшего университета мира. Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.

Глава 9. Превращение Владимира во Влада

Влад приехал в Америку в конце девяностых, когда обнищание российской науки стало не просто обескураживающе-откровенным, но и, как тогда казалось, бесповоротным.

Еще в студенческую бытность Владимир прибился к тусовке молодых людей, которые, собравшись на кухнях, критиковали Советский Союз и страстно желали построить новое, более динамичное и прогрессивное общество. Чтобы все как у людей – рыночное хозяйство, в котором спрос и предложение балансируются свободным ценообразованием. Из теории Владимир знал, что это путь к изобилию и отмене всякого дефицита. Стоя в очередях, он клял коммунистов со всей страстью, на которую способен молодой человек, мечтающий о джинсах.

Пришло время, и Советский Союз рухнул. Владимир ликовал, чувствуя веяние новых времен. Он как раз окончил институт и поступил в аспирантуру, чтобы внести свой скромный вклад в строительство того самого динамичного и прогрессивного общества, о котором мечтал. И специальность у него подходящая – специалист по автоматизированным системам управления. Почти программист. Можно сказать, устремленная в будущее специальность.

Но вот незадача, на развалинах СССР почему-то зацвел не розовый куст, а чертополох. Заводы и фабрики рассовали по карманам шустрые ребята, которые чихать хотели на мечты Владимира. Несмотря на то что он теперь ходил в настоящих джинсах.

Их институт постепенно превращался в барахолку. Целые отделы уходили в небытие, а на их площадях открывались торговые точки.

Рабочее место Владимира напоминало островок в океане рыночной стихии. Справа, на двери бывшей лаборатории системного анализа, появилась вывеска: «Лучшие одеяла – уснешь и не проснешься». Дверь напротив приглашала купить «Таблетки от глистов. Для котов и не только». Владимир прикидывал, что его зарплаты хватит ровно на то, чтобы проглотить эти таблетки, завернуться в лучшие одеяла и не проснуться.

Однако он просыпался – каждое утро, каждое отвратительное утро. Просыпался и тут же вспоминал, что он в квартире один, что жена ушла от него, не выдержав нищеты на фоне растущего благосостояния некоторых сограждан. Пока они были студентами Страны Советов, все жили примерно одинаково и, поженившись, готовы были принять уравнительную бедность как норму жизни. Однако теперь передовики капиталистического труда стали жить совсем иначе. Жена не могла смириться с тем, что Владимир не из их числа. Вспомнилась школьная любовь, которая, как известно, не ржавеет. Особенно не ржавеет, если у бывшего одноклассника появляется «Мерседес» и квартира в центре.

Сжав зубы, Владимир дотянул до защиты кандидатской диссертации. Он надеялся на это событие как на чудо. Понимал, что звание кандидата наук ничего не изменит, но все же переход в новое состояние рождал иллюзию движения вперед.

Теперь он ходил на работу не как нищий аспирант, а как нищий дипломированный ученый. Это оказалось еще унизительнее.

Его коллеги поделились на три категории, по аналогии с агрегатными состояниями. Газообразные куда-то улетучились. От них не осталось и следа. Просто ушли из науки с концами. Те, кто напоминал жидкость, просочились по невидимым руслам научных каналов в зарубежные университеты. Владимир оказался твердью. Он как тупой булыжник торчал в одном и том же месте – в лаборатории, зажатой между лучшими одеялами и таблетками от глистов. Кто-то посмеивался над ним, кто-то сочувствовал, и никто не спрашивал, почему он приходит на работу первым, а уходит последним.

Впрочем, если бы и спросил, не получил бы ответа. Владимир боялся сглазить, заболтать происходящее с ним. Им овладела навязчивая идея создания нового языка программирования. Языка, изящество которого соперничало бы с эффективностью его применения. Владимир стоял на пороге прорыва и точно знал, что тот состоится. Его уверенность восходила к странному, но явственному чувству, что этот язык уже существует. Его не надо придумывать, надо только пустить его в мир, помочь ему родиться. Владимир чувствовал этот язык, как мать чувствует ребенка в своей утробе.

Когда он представил родившееся чудо, казавшееся ему прекрасным, коллегам по институту, то озадачился их реакцией. Главным вопросом сослуживцев было то, кто является заказчиком этого титанического труда. Другими словами, кто заплатит за этот продукт. «Никто», – ответил Владимир. Коллеги посмотрели с состраданием и посоветовали больше отдыхать.

Тут как раз подоспел отпуск. Владимир решил, что вправе побаловать себя, и отправился в Турцию. Можно было, конечно, найти вариант на российском юге, где-нибудь в районе Анапы, но Владимир решил, что пора и ему вкусить плоды рыночной реформы, поехать в настоящую заграницу.

И чтобы заграница была самая настоящая, Владимир не стал покупать путевку в туристической фирме. Лежать на пляже в окружении соотечественников – это та же Анапа, только на Средиземном море. Владимир, чувствуя себя первопроходцем, сам забронировал отель в предместье Сиде. И даже поинтересовался, не злоупотребляют ли этим отелем русские туристы. Его заверили, что его нога будет первой русской ногой на этом пляже. Понятное дело, врали, но Владимир не особо придирался.

Он мечтал о синем море, о желтом песке и о вкусной еде. Все это ему предоставилось в избытке. Но вот беда, через три дня надоело и море, и песок. От обилия еды случилось несварение желудка. Тут-то Владимир понял страдания Робинзона Крузо и стал искать себе Пятницу. Оказалось, что без живого общения даже ему, программисту по образованию и по призванию, приходится тяжело. Он заскучал по Анапе, но было поздно.

На ловца и зверь бежит. Даже сразу два зверя. Владимир познакомился с Оксаной, яркой девушкой из Урюпинска, и совсем не ярким, но живым и обаятельным американцем с редким именем Джон.

Все трое оказались в одиночестве и не прочь были объединить усилия, чтобы превратить отдых в нечто незабываемое. Попробовали купаться ночью голышом, интересно было только первый раз. Попробовали спьяну групповой секс, но Джон перетягивал одеяло на себя и этим все испортил. Владимиру больше понравилась кража магнитиков на спор – и драйв, и экономия валюты.

Через неделю фантазия и кураж иссякли. А главное – закончились силы куролесить. Первой сдалась Оксана, уснув прямо в баре. Владимир и Джон отнесли ее в номер и решили не возвращаться в бар. Накопившаяся усталость придавила обоих.

Выжатые как лимон, они решили зайти к Владимиру, чтобы в тишине допить пиво и разойтись после фееричного отдыха. Шутить и острить не хотелось. Разве что тихо поговорить.

Через годы Владимир пронесет чувство благодарности к Оксане за то, что она так вовремя заснула в баре. Правда, иногда ему хотелось, чтобы она не проснулась, но это другая история.

В номере Владимира на журнальном столике стоял открытый ноутбук. Он всегда был открыт. В каком бы состоянии ни был Владимир, он не ложился спать, не опробовав свой новый язык. Ноутбуки тогда еще только появились, и Владимир доставал его через заграничного знакомого за безумные деньги. Почти год он ел гречку без масла, чтобы обзавестись этим чудом техники.

Увидев ноутбук, американец оживился. Оказалось, что он, как и Владимир, фанат компьютерных миров. Слово за слово – и вот они уже склонились над клавиатурой, ударяясь головами и толкая друг друга плечами.

Пиво получило отставку, не выдержав конкуренции с бегло бегущими по экрану наборами команд, которые посылал Владимир. Джон ловил все на лету, щедро выражая восторг.

– Что это? Откуда?

– Я придумал. – Слабое знание английского языка не давало возможности Владимиру говорить развернуто. Он предпочитал не говорить, а молча показывать, стуча по клавишам.

– Сам? Ты придумал это сам? – спросил Джон.

– Йес, – победно ответил Владимир.

– Ты на этом разбогател? – спросил Джон.

– Ноу, – тоскливо ответил Владимир.

Джон вскочил и начал бегать по номеру, говоря быстро-быстро и много-много английских слов. Владимир не понимал слова в отдельности, но странным образом схватывал общую суть. Джон его хвалил и говорил, что Россия очень богатая страна, если раскидывается такими программистами. А еще говорил, что Америка очень бедная страна, поэтому ценит даже Джона, хотя он никто по сравнению с Владимиром.

Потом Джон стих и как подкошенный упал поперек кровати. Усталость и алкоголь накопительным итогом сломили его. Владимир закрыл программу и притулился рядом, на оставшемся месте. Уснул он счастливым. Впервые ему сказали, что он гений.

Мужчины, спавшие рядом в одежде, не видели снов. И не знали последствий этой ночной встречи.

А последствия не заставили себя ждать. Протрезвевший Джон пообещал поговорить со своим боссом о талантливом русском парне, который забесплатно творит чудеса, создает новые компьютерные миры. Самое удивительное, Джон сдержал слово.

Через месяц Владимир получил приглашение на конференцию в Америку. Правда, руководство института пыталось заменить его на директора, как более опытного и авторитетного ученого, но американцы замахали руками, дескать, оставьте директора себе. Нам чего попроще, нетитулованного научного сотрудника Владимира. И настояли на своем.

Щедрость американцев носила убойный характер. Они предложили оплатить поездку на две персоны, включая сопровождающее лицо. Владимир растерялся. Жены у него не было, подруги тоже. Но разве можно, чтобы такая халява прошла мимо? Владимир позвонил Оксане и пригласил ее составить ему компанию. Ведь Оксана стояла у истоков этой истории. Не засни она тогда в баре, колесо судьбы покатилось бы по другой колее.

В Америке их поселили в один номер, с огромной, почти квадратной кроватью. Владимир попытался поделить постельное пространство на мужскую и женскую половины, но бойкая девушка Оксана посчитала это лишним. С ней Владимиру было легко и просто. Она рулила их отношениями, пока Владимир занимался диалогом с американцами. И чем больше сил и энергии он отдавал профессиональному вопросу, тем меньше его интересовало то, как складывается его личная жизнь. К концу своего вояжа он получил сразу два предложения: от американцев и от Оксаны. Американцы положили перед ним рабочий контракт, а Оксана рекомендовала жениться на ней. На оба предложения Владимир ответил «да». Ему было лень разделять эти вещи и взвешивать каждое предложение в отдельности.

Он подписал контракт, и новый босс, похлопывая его по плечу, сказал:

– Окей, Влад, ты сделал правильный выбор.

Так Владимир стал Владом.

Оксана, получив согласие Влада стать ее мужем, уехала домой покупать свадебное платье. Там она искупалась в зависти подруг и осознала, что жизнь удалась. В ее отсутствие Влад писал ей остроумные письма, которыми она веселила подруг. На такой духоподъемной ноте она вернулась в Америку.

Довольно скоро выяснилось, что хлеб мигранта – это не бутерброд с икрой, а ржаная корка, натертая чесноком. Владу приходилось не просто много работать, но осваивать новый образ жизни, что оказалось дьявольски трудно. Коллеги и соседи улыбались ему, но между доброжелательностью и дружбой была пропасть, перепрыгнуть которую Влад не мог. Раньше он не знал, что такое одиночество. По наивности думал, что одиночество – это когда ты один. Например, когда от тебя ушла жена или когда тебя не понимают коллеги. Нет, настоящее одиночество бывает только среди шумной толпы. В Америке он дозрел до этой мудрости.

Принцип любой американской корпорации прост: на тебя кладут кирпич и давят на него. Тот, кто выдерживает, прорывается в средний класс, остальные сходят с дистанции. Кто-то возвращается на родину, кто-то уходит в запой или начинает заниматься политическим критиканством. Влад твердо решил не сворачивать и добиться профессионального признания. Все его силы, помыслы и желания были связаны с работой.

Результат сказался довольно быстро. Через пять лет стахановского труда на капиталистической ниве Влад стал правой рукой босса и приглашенным профессором Гарварда. Америка умела ценить упорство и настойчивость, помноженные на талант.

А вот Оксана не умела. Первый восторг от изумрудных лужаек и товарного изобилия быстро сменился раздражением на страну, где все было не так. Оксана не прижилась. Ее скромный круг общения состоял из русских мигрантов, собиравшихся за чаем, чтобы перемыть косточки распутной Америке. Для этого не нужно было учить английский язык, что глубоко устраивало Оксану.

Страницы: «« 123 »»