Белые искры снега Джейн Анна

– Пилимонкин, – неожиданно заржал проснувшийся Олег на своем третьем ряду. – Вот ржака! Пилимонкин!

Алсу попыталась закрыть ему рот рукой, но у нее ничего не получалось, и она, недолго думая, закрыла рот своего парня поцелуем. Темные Силы заткнулся, обняв девушку.

– Что там у вас? – сдвинул брови мужчина в форме, услышав неясный шум, возню и хихиканье.

– Да так, – как можно бодрее ответила Ранджи, протягивая документы. – Друзей из клуба везу.

– Я чувствую, – потянул большим, покрасневшим на легком морозе носом Пилимонкин, забирая водительские права и техпаспорт. Он явно учуял алкоголь. Ну, его бы, наверное, не учуял только страдающий диким насморком. – Страховка есть?

– Есть, вот, – протянула ему еще один документ наша подруга. Полицейский долго и нудно копался в ее документах, тогда как Темные Силы сзади все еще ржал из-за фамилии капитана, правда, Алсу удавалось его сдерживать.

– Хорошо, – наконец, справился капитан с документами. – Вы почему нарушаете? – вдруг спросил он тоном заботливого, но крайне грозного папочки. – Вам всего, – тут он сверился с документами, – двадцать один год, а вы гоняете так, словно у вас водительский стаж такой. Двадцатилетний.

Ранджи подняла на него темно-карие глаза, обрамленные не слишком длинными, но очень густыми ресницами.

– Так вышло, – была краткой она.

– Сегодня у вас штраф за превышение, завтра на красный свет не остановитесь, послезавтра на встречку вылетите, а через неделю что? ДТП? – не мог успокоиться полицейский.

– Может, мы лучше пойдем протокол оформлять к вам в машину? – устало вздохнула водитель Танка. Ранджи терпеть не могла оправдываться.

– Пойдем, естественно. Еще, наверное, и употребляли?

Его нос вновь зашевелился, вдыхая воздух, как будто бы по нему пытался понять, пьяна ли водитель или нет.

– Не употребляла, – уверенно отозвалась девушка, расстегивая ремень и выходя из внедорожника.

– Ну, мы сейчас это на всякий случай и проверим, – пообещал мужчина, оглядев всю нашу притихшую компанию новым подозрительным взглядом.

– Пи-пи-пилимонкин, – раздался вдруг высокий голос Темных Сил. – Вашу Машу, вот это прикол!

– Чего? – резко развернулся к нам усатый мужчина, уже собравшийся топать следом за Ранджи, уверенно идущей к машине ДПС, в которой сидел его коллега.

– Я так сына назову! – никак не мог угомониться наш штатный идиот, который, как оказалось, в шутку скрутил Алсу, закрыв ей рот – ему казалось, что это такая игра. И серьезность ситуации друг не понимал. – Слышь, зай, если у нас это… сын будет, нареку Пи-ли-мо-ном!

– Мне кажется, или… – медленно произнес мужчина, но не договорил. Мимо нас неспешно проехала белая «БМВ», в которой в меру громко играла электронная, смутно знакомая музыка начала двухтысячных, что крайне не подходило такой классной немецкой тачиле. В такой «бэхе» нужно слушать какой-нибудь модный драм-энд-басс или крутой четкий американский рэп на крайний случай. Окна машины были полуоткрыты, и на нас с любопытством и лукавством уставились четверо парней, в том числе водитель Николай и распроклятый Адольф Енотыч. Лица у них были довольные, а у последнего счастье просто-таки сияло в наглых глазах, и ехидная улыбка растянулась от уха до уха.

Скотина!

Глава 8

У меня от злости потемнело в глазах, а мышцы в руках напряглись – подставили нас, сволочи! Знали, что тут менты стоят, и решили поиграть, а мы попались. Второй раз нас на деньги раскрутили! Сначала подножка и разлитое вино, теперь штраф из-за превышения скорости! Ну, ничего, мальчик с комплексом прекрасного принца, я однажды отомщу тебе.

Внезапно в электронной песне появились вполне разборчивые и очень уж знакомые слова: «Лох – это судьба», произнесенные мужским веселым голосом бывшего ви-джея МТВ Василия Стрельникова.

– Чер-р-рт, уроды, – прошипел Женька, глядя на «БМВ», из которой торчали веселые рожи. Я была с ним совершенно согласна. Если бы у меня существовал черный блокнот, куда бы я записывала всех врагов, дабы поочередно уничтожить и извести, на данный момент мальчик-енот стоял бы там на почетном третьем-четвертом месте.

«Улыбайтесь, это всех раздражает», – раздалось в песне вдруг завершающей нотой, когда машина немножко отдалилась от нас. Высунувшийся из окна Ярослав, следуя этим золотым словам, поднял руку в знаке приветствия, как президент на параде, и, махая, с радостной улыбкой уехал в ночную даль.

– Почему вы их не останавливаете? – возмутился Даня, который, не будь дураком, тоже все отлично понял.

– А они не нарушают ничего, – спокойно ответил капитан Пилимонкин. – Едут себе и едут на допущенной скорости.

– У них музыка громкая!

– Это не нарушение правил дорожно-транспортной безопасности, – был непреклонен капитан.

– Музыка отвлекает водителя! – не мог прийти в себя от возмущения Даниил. – У него реакция замедляется! А если он…

– Зато у вашего водителя реакция была отменной, – рявкнул обозленный Пилимонкин, которому не нравилось, что с ним пререкаются. – С такой скоростью гнать по дороге!

– Пилимонки-и-и-ин, – как привидение, завыл Темные Силы. Мужчина, только что вновь развернувшийся, чтобы идти к Ранджи, вновь был вынужден повернуться в нашу сторону. Казалось, даже его густые усы нахмурились.

– Мне показалось, или?.. – начал было он, но тут вмешалась я, понимая, что наш нетрезвый дружок сильно разозлил капитан. – Я сейчас вашему шутнику такой штраф оформлю, кредит придется брать, чтобы расплатиться.

– Капитан, простите, у нас в салоне дурачок, – сказала я быстрым тоном, придвинувшись к открытому окну со стороны водителя, понимая, что надо как-то выпутываться из ситуации. Еще одного штрафа я не выдержу! Нет, я не скажу, что деньги для меня – это главное, но я сейчас не миллионер, чтобы кидаться ими направо и налево, да и мои друзья – тоже. За последние годы я весьма недурственно научилась ценить деньги. Наверное, мои родственники очень удивились бы, узнав это, и, наверное, кто-то из них даже похвалил бы меня.

– Что? Дурачок? – уставился на меня весьма странно господин Пилимонкин. Кажется, такое он услышать явно не ожидал.

– Ну, понимаете, он… того, – медленно покрутила я указательным пальцем около виска, как будто бы наматывала на палец прядь волос.

– Что значит того? – с великим подозрением в глазах продолжал прожигать меня строгим взглядом полицейский.

– Он психически неуравновешенный, – нервно произнесла я, облизав губы. – Повторяет то, что услышит, а сам даже имени своего не знает.

– Ну, знаете, как попугай, – с полуслова понял меня Даниил.

– А он не пьяный ли просто? – подозрительно глянул на меня мужчина в форме. – Вы же все с клуба едете. Надрались, небось, как черти.

К сожалению, он был недалек от истины. Но я продолжила сражаться.

– Он не пил. Ему же нельзя, иначе припадок случится, – самозабвенно врала я, хотя терпеть это дело не могла и по-крупному старалась не лгать. Но, если честно, в моей жизни очень много неправды, из-за которой мне порой до головокружения стыдно перед друзьями, хотя ничего плохого я не делала.

– Припадок? – повторил капитан. Кажется, он не особенно верил мне, но насторожился.

– Ага, припадок. Но у него сейчас редко бывают припадки. – Я печально вздохнула. – После курса в больнице – специализированной больнице – наш Олег себя лучше чувствует.

– А зачем вы его с собой взяли-то, больного? – строго взглянул на меня Пилимонкин, как будто бы я была опекуншей этого умника, в которого вселился дух алкаш.

– Мы взяли его, потому что водитель – его сестра. Она не могла его дома одного со старой бабушкой оставить, потому что если Олег буянить начнет, она с ним не справится, – всегда умел надавить на жалость Дан. Женька хмыкнул в кулак. Бабушку Темных Сил мы отлично знали – эта старушка весьма преклонных лет иногда казалась моложе всех нас. Олежка ее уважал и побаивался, а потому даже слушался.

– Так он еще и буянит! Вашему парню точно не место в клубе, – покачал головой страж правопорядка не зная, то ли верить нам, то ли нет.

– А чего, он не человек, что ли? – возмутился Даниил, всегда очень чутко относившийся к вопросам справедливости и предвзятости. – Если он не такой, как все, ему что, дома прятаться? Почему если он отличается от других, он автоматически считается кем-то таким, с чьим мнением нельзя считаться?

– Согласно статьи первой Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН десятого декабря тысяча девятьсот сорок восьмого года в Париже, все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах, – процитировала наизусть Алсу, вновь зажимая рот своего мычащего парня рукой. Капитан поднял густые брови, каждая из которых была похожа на ус, но ничего более нам говорить не стал. То ли Всеобщую декларацию прав человека уважал, то ли в этом был виноват его заждавшийся коллега.

– Андреич, давай быстрее! – заорал ему напарник на наше счастье. – Сколько тебя ждать можно?

– Ладно, сидите со своим равным и свободным другом, – проворчал мужчина в форме и, наконец, покинул нас.

– Пилимонкин – дурак, – сказал Темные Силы напоследок и вновь добросовестно вырубился, устроив голову на плече Алсу.

– Засада, – только и смог произнести Дан, а Женька улыбнулся мне и показал большой палец, поднятый кверху – мол, хорошо придумала! Я улыбнулась в ответ, подумав вдруг, что у Евгения чудесные глаза. Захотелось вдруг коснуться его руки.

Раджи вернулась минут через пятнадцать, вроде бы спокойная и, как и всегда, уверенная, но всем нам было понятно, что настроение у нее подпорчено.

– Так, поехали дальше, – невозмутимо сказала Ранджи и повезла нас на Белосельский остров. Когда-то давно на этом довольно большом острове, через который сейчас проходил самый длинный в городе мост, находилась старинная усадьба и парк, принадлежавшие князьям Белосельским. После революции, естественно, от нее ничего не осталось, и с тех пор на острове стояла тишина, затаившаяся в развалинах. По каким-то причинам тут всегда было пусто и заброшенно, хотя, на соседнем острове вовсю действовала зона отдыха для горожан, и сейчас, к примеру, был открыт каток.

Алсу оказалась совершенно права. Когда мы по плохой грунтовой дороге, которую Танк с легкостью преодолел, подъехали к берегу и встали под огромным ветвистым деревом, перед нами открылся потрясающий вид. Городские огни в незамерзающей черной воде казались вытянутыми стрелами, нацеленными куда-то в неизвестность. Красными, желтыми, белыми… Мерцающими и глянцевыми. Зрелище завораживало. Зимняя природа словно дарила нам полотно, раскрашенное светом и огнями, над которыми воцарилась непривычная для города тишина. Казалось, даже облака на темном небе застыли.

Дружно встав у кромки неподвижной воды, у берега превратившейся в тонкий лед, мы смотрели на эту красоту, вдыхая морозный воздух, и, кажется, чувствовали себя одинаково хорошо и беспечно. Безмятежно.

Несколько минут мы просто смотрели вдаль, не замечая, как в щеки целует холод, а наши пальцы потихоньку мерзнут. Даже слегка протрезвевший Олег вел себя сдержанно -обняв свою Алсу, он просто глядел вдаль, на высокий берег, на котором располагался город, словно пытался что-то понять. Алсу, положив голову ему на грудь, тоже смотрела в ту сторону, но задумчивый ее взгляд был направлен сквозь высокие здания и стену Кремля на берегу.

Дан и Алена, не отрываясь, рассматривали реку, усыпанную огнями города, словно драгоценными кристаллами-самоцветами. На лице Алены была полуулыбка – видимо, на какое-то время, пленившись ночным пейзажем, подруга позабыла о том, что ей нехорошо от выпитого. Она глядела на воду так, словно вела с ней какой-то свой внутренний монолог. Дан тоже едва заметно улыбался и пытался снять противоположный берег и часть реки на телефон – наверняка выложит в Инстраграм, у него там много подписчиков.

Женька смотрел вверх, на небо, на выглянувшую из редких облаков-шалей луну, которая, казалось, была посыпана морозной пудрой. Звезды стали ярче и с холодным блеском нехотя дарили свой свет тем, кто поднимал на них глаза. Он наслаждался тем, что видел. А может быть, и вдохновлялся – он музыкант, ему это нужно.

А Ранджи рассматривала хрупкий лед. Присела на корточки и даже дотронулась до него, словно проверяя на прочность. Лицо ее было умиротворенным.

Я потерла ладони и, поднеся к губам, подула на кончики пальцев, стараясь немного согреть их своим дыханием. Перчатки остались в машине.

Небо надо мной было такое же неподвижное, как и речная гладь.

Часто говорят, что небо – это свобода, запредельная и бесконечная. Настоящая. Но мне почему-то казалось сейчас, что это небо – огромная клетка с невидимыми прутьями, в которую заключены далекие прекрасные звезды, взирающие на людей так же, как и звери в зоопарке – привычно, с опаской, надеждой, равнодушием. И непонятно, то ли они смотрят на нас, то ли мы на них.

Небо – не свобода, и его не свобода вечная. Интересно, а есть ли свобода там, за гранью, за обителью звезд? И свободны ли в таком случае мы, находящиеся тут, на земле, или находимся в двойной клетке?

Ответа я не знала, но мне стало жаль заключенных в невидимую клетку звезд. А вот себя я чувствовала отлично, так, как будто бы целый мир принадлежит мне.

– Замерзла? – наклонившись, шепнул Женя мне на ухо.

– Есть немного.

– Возьми. – Он стащил с пальцев свои кожаные перчатки и протянул мне. Я покачала головой.

– Не вредничай, – поймал мою руку Женька.

– Ладно, давай, но только одну, чтобы поровну было, – согласилась я. И он натянул мне на правую руку большую кожаную перчатку, хранившую тепло его пальцев.

– Какие вы милые! – снял нас на камеру Дан, а после принялся щелкать всех остальных, ослепляя вспышкой.

– Хочу сфотографироваться со всеми на память! – на правах именинницы заявила я. – Дан, работай фотографом!

– Уже, моя госпожа, – исхитрился заснять меня друг именно тогда, когда у меня был открыт рот.

Фотографии в ночи вышли не очень качественными, зато эмоциональными. Мы смеялись, шутили, дурачились… Я обнимала Алену и Алсу, лежала в снегу вместе с Ранджи, ставила на снимке рожки полуживому Олегу, который впал в совершенно сонное состояние, целовала в щеку Даниила, играла в догонялки с Женькой, наслаждаясь простыми прикосновениями. В самом конце, разогревшись и навеселившись, мы попытались сфотографироваться всемером. Дан держал телефон в вытянутой руке и пытался заснять нас так, чтобы было видно всех нас, и, наверное, только с пятой попытки это у него получилось.

– Смотрите, самолет летит! – закричала Ранджи, задрав голову вверх. Самолет летел низко и мигал, как нам показалось, так приветливо, что мы тут же решили поприветствовать его и что-то дружно закричали, запрыгали, замахали руками.

Я, вновь мельком оглядывая каждого из друзей, поняла вдруг, что все-таки, несмотря ни на что, жизнь любит меня, а я – ее, и после с глупой улыбкой смотрела в высокое темное небо, в которое, наверное, можно было упасть.

Наверное, именно так, пусть просто и незамысловато, без фейерверков, необычных блюд и дорогих подарков, должен был закончиться день моего рождения. В тесном кругу близких людей, в ауре праздничного настроения, с улыбкой на лице, от которой уже ныли щеки.

На сердце у меня неожиданно появилась легкость, и, если бы я была более открытой, то крепко бы обняла каждого друзей и сказала бы о том, как они мне дороги. Но природная сдержанность не позволила сделать этого.

Я просто наслаждалась моментом. К тому же Женька стоял рядом. Мне вдруг безумно захотелось взять его за руку – ту, которая была без перчатки, и переплести наши пальцы, а еще лучше – прижаться к его груди, но я не стала делать и этого. Все, что я позволила себе, так это коснулась его ладони своей, как будто бы нечаянно, очень желая, чтобы парень ответил на мое прикосновение. Может быть, если бы мы простояли чуть подольше, это бы и случилось, но…

Подул ветер. Подул так неожиданно, что я даже на миг забыла, как дышать, а когда вспомнила, то поняла, что пора возвращаться в машину, ожидающую нас позади.

– Мне плохо, – прошептала вдруг стоявшая слева от меня Алена слабым голосом. – Мне совсем плохо стало.

– Что такое? – повернулась я к ней тут же.

– Виски. Мне не надо было так пить, – Алена судорожно глотнула свежий воздух. – Теперь меня тошнить начало, и голова кружится.

– «Вертолетики», – со знанием дела сказал Даня и осторожно обнял Алену. Та положила голову ему на плечо. Если не знать, что этот парень гей, можно было бы подумать, что они с Аленой – милая парочка. – Пойдем, подруга, доведу до машинки. Посадим тебя у дверочки, если надо будет, откроешь. – Он подмигнул ей.

– Надеюсь, что не надо будет, – замотала головой подруга. Я только сочувственно вздохнула, чувствуя, как новый порыв ледяного ветра забирается под одежду.

– И этого милашку мы тоже посадим у дверочки, – попросила Алсу, имея в виду своего Олега, который на свежем воздухе более-менее пришел в себя. Лицо Темных Сил было бледное, и про несчастного Пилимонкина он больше вообще не вспоминал. А наутро выяснилось, что эпизода с гаишником он не помнит вообще!

– Что, и ему плохо? – брезгливо спросил Дан.

– Ага. А ты думаешь, если он столько выпил, то теперь ему будет всегда хорошо? – нараспев произнесла Алсу. – Всегда хорошо только тем, кто выпил столько, сколько хватило для путешествия в мир иной.

Странно, но как только черноволосая девушка произнесла эти слова, мы вдруг услышали в отдалении вой. Не знаю, у кого как а у меня мороз пошел по коже – вой был какой-то… человеческий. Тут же вновь резко подул ветер, относя вой в другую сторону. Где-то вдалеке, видимо, на другой стороне острова, мои глаза различили неясные огоньки. Что это еще такое? Бомжи устроили костер? Но зачем им зимой тащиться на холодный остров? Чтобы погреться? Не логично. Тут холоднее, чем в самом городе. Или это фары машины? Вроде бы тоже нет. Почему-то я подумала, что на острове кто-то прячется, и эта мысль не подарила мне оптимизма. Захотелось кинуться в машину и побыстрее оказаться на другом берегу реки. Там, где есть свет и люди. Ощущение опасности оцарапало мне щеки вместе с ветром.

– Это еще что? – поднял и без того высокую бровь Даниил. – Жуткий вой. Ветер, что ли?

– Нет. Мне кажется, собака, – произнесла Ранджи.

– Может быть, – согласился Женька, прищурившись, глядя на огоньки. – А вон те огоньки – это тоже собака?

– Местные песики Баскервилей, – хмыкнула Алсу.

– Парни с общаги говорили, что были тут пару раз ночью, проезжали мимо по дороге и тоже видели какие-то огни и слышали странные звуки, – негромко произнес Женька. – А в последний раз они видели тут очень странных личностей в капюшонах.

Его слова казались зловещими, и всем одновременно как-то стало не по себе. Мне лично сразу же представился фильм ужасов, где подростки ночью едут неведомо куда и попадают в самые большие неприятности в своей жизни. Зачастую – и самые последние. Мороз второй раз прошелся по моей коже. И, видимо, не у меня одной.

– Так, детки, быстро грузимся, – велела Ранджи, – я не хочу, чтобы это воющее нечто прибежало к нам, тряся своими огоньками. И не хочу лицезреть личностей в капюшонах.

Мы очень быстро и дружненько загрузились в автомобиль. Я вновь уселась на переднее сиденье, Дан и Женька оказались сзади, а на втором ряду устроились у окошек страдающие Алена и Темные Силы, оба одинаково бледные. Между ними сидела Алсу, спрашивающая о самочувствии то у одного, то у второй. Оно, судя по их ответам, стремительно ухудшалось.

– Ну, в путь, – оптимистично произнесла Ранджи, заведя мотор. Кажется, мы все затаили дыхание, боясь, что Танк опять начнет капризничать. Однако он бодро покатился вперед, заставив всех облегченно выдохнуть. Особенно приободрился Даниил и, решив, что мы уже почти вырвались с Белосельского острова на берег, стал рассказывать недавно просмотренную передачу про каких-то жутких преступников.

Однако друг рано радовался.

Выезжали с острова мы эпично – он словно не хотел нас отпускать.

Сначала у Танка внезапно потухла левая фара, и Ранджи ехала едва ли не наобум. Спустя минуту она кинула взгляд на спидометр и сообщила как бы между прочим, что заканчивается бензин.

– Ты чего это не проследила за бензином? – возмутился Дан со своего третьего ряда. Своим рассказом он больше напугал себя, чем нас.

– Я следила, – оборвала его Ранджи. – Все было норм. Он таинственным образом исчез.

– Ага, его кто-то выпил, пока мы на берегу стояли, – ехидно проронил парень.

– Бензин был, – сказала я удивленно. – Я видела, когда мы на остров подъезжали, стрелка не на нуле стояла.

– Может, у тебя бензобак подтекает? – предположил Женька.

– Может, – легко согласилась Ранджи. – Но раньше такого не было.

– Вот мы сейчас на этом острове останемся, – зловещим тоном начал Даниил, – и будут нас потом с собаками искать. Тут часто люди пропадают.

– Ой, не каркай, – поморщилась Алсу, поглаживающая Алену по плечу. Ей становилось хуже с каждой секундой. Как и я, она не слишком любила алкоголь, но сегодня ей как-то не повезло.

– Бензина у нас хватит доехать до ближайшей заправки, не переживай, – ответила Ранджи, соблюдая спокойствие. Танк, словно услышав слова хозяйки, будто назло встал как вкопанный. На секунду в салоне повисла тишина. Сердце у меня забилось чуть чаще, чем нужно. Было от чего беспокоиться – ночью мы застряли на темном подозрительном острове, где людей почти нет. А еще тут кто-то воет, бегает в капюшонах, а странные огоньки становятся к нам все ближе и ближе. Просто сюжет из ужастика.

Мне стало не по себе. Безмятежность, которую я чувствовала, стоя на самом берегу реки, куда-то пропала. И я кожей ощущала, что друзья испытывают те же чувства, что и я.

– Хватило бензинчику, мда. Ранджи, ты хоть биту сразу достань, – посоветовал умный Даня. – Как-то отбиваться будем.

– По законам фильма, – вставил Женька, – если Ранджи выйдет из тачки, с ней что-нибудь да случится. Поэтому, подруга, сиди и пытайся завести Танк.

– Или сам сходи за битой, – посоветовала я тотчас Дану. Он почему-то отказался.

– Что случилось? – спросил недовольным голосом Темные Силы. – Чего стоим?

– Мы, знаешь ли, без бензина и застряли, – сообщила ему Алсу.

– А где мы? Все еще на Белосельском? – завертел он черноволосой головой.

– Ага, – ответила Алсу. – Как раз мимо развалин проезжаем. Проезжали.

– Зря мы вообще сюда поехали, – помрачнел Олег, не переставая оглядываться. – Это не самое лучшее место в городе. Тут… уроды всякие.

Друг редко когда был таким серьезным. Значит, и правда тут кто-то плохой «водится».

– Мы за городом, – поправила его любимая.

– Неважно, – отмахнулся Темные Силы и со стоном схватился за голову, которая, видимо, заболела еще сильнее.

– Ребят, – нервно спросила я, глядя в боковое зеркало, в котором отражался кусок реки с ее восхитительными огнями и деревья, гнущиеся под ветром, – а вам не кажется, что огни стали еще ближе?

– У меня есть складной нож с собой, – зачем-то сообщил Темные Силы, и я машинально нащупала в сумочке телефон.

– И правда ближе, – пригляделся Женька.

Все стали с тревогой оглядываться назад.

И в это время Танк все же разрешил хозяйке себя завести и рванул вперед. Мы, обрадованные, даже и не заметили, как оказались на мосту, освещенном так хорошо, что даже сломанная фара не доставляла Ранджи дискомфорта.

– Мне кажется, или стрелка бензина растет? – удивленно спросила она, убирая со лба челку, которую мне очень хотелось подстричь.

– Тебе не кажется, – так же удивленно сказала я, глядя на спидометр. Теперь машинка показывала, что бензин почти в норме, однако на всякий пожарный Ранджи все равно заехала на заправку. Страхи острова моментально развеялись в ярком свете фонарей.

– Так, теперь все по домам? – поинтересовалась девушка за рулем.

– Да, я домой хочу, – подала слабый голос Алена. – Простите, ребята, но мне плохо. Я действительно сильно перепила, идиотка. Отвезете?

– Естественно, отвезу, – согласилась Ранджи.

– И этого придурка домой надо, – сказала Алсу, имея в виду Темные Силы. – Только надо, чтобы парни добуксовали его до двери. И передали с рук на руки мамочке.

– Поняла, остальные как? – Ранджи посмотрела на пятерых пассажиров, устроившихся сзади, Женька посмотрел на меня, будто хотел что-то сказать, и я мысленно подбодрила его – да, да, скажи, что хочешь еще потусоваться! Вместе со мной! Ты же парень, не молчи. Просто дай понять, что ты заинтересован во мне!

Однако Евгений все же ничего не произнес, и я разочарованно поникла. Почему он так себя ведет? Ждет, что я буду прыгать по салону и с радостной улыбкой предлагать, где бы провести время? Я хочу, чтобы он сам проявил инициативу! И точка.

– Тогда я всех развожу по домам? – переспросила Ранджи.

– Давай, – решила я, что на сегодня приключений нам хватит.

Доехали мы, конечно, не без них. Наверное, не очень красиво это рассказывать, но все же Темные Силы не выдержал длительной поездки и Ранджи спешно подъехала к обочине около перекрестка. Дверь внедорожника распахнулась, и наш нетрезвый друг, перебравший алкоголя, которого очень уж тошнило, решил немного удобрить почву. Наверное, смотрелись мы очень эпично, потому что секунду спустя вторая дверь тоже распахнулась – и бедная Алена, понимая, что тоже больше не может, склонилась над асфальтом. Самое забавное, что почти около нас остановилась полицейская машина, спокойно себе ждущая, когда загорится зеленый. Естественно, представители органов правопорядка большими глазами уставились на наш Танк с двумя открытыми задними дверями, из которых высунулись плохо себя чувствовавшие люди. Однако к чести их и достоинству, делать полицейские ничего не стали – просто смотрели то на Алену, то на Темные Силы, то на нас, сидящих с абсолютно непроницаемыми лицами и не смеющих поднять глаза на полицейских. Рядом остановилась еще одна машина – тоже внедорожник, но «Лексус», и уже оттуда на нас с интересом смотрели какие-то взрослые дядечки в костюмах. Хорошо, что нас не видели ровесники или кто помладше – явно бы тут же засняли на камеры.

После этого ничего особенного более не происходило – только Алене было очень неловко, хотя мы успокаивали ее как могли. А Темным Силам вообще было на все фиолетово. В подобные ситуации он попадал не раз и относился к ним весьма философски.

Меня и Дана Ранджи привезла домой последними, и мы уговорили ее остаться у нас ночевать, а не ехать одной через весь город в свой отдаленный район. Подруга согласилась, и мы разделили мой диван, еще часа полтора шепчась о случившемся. Уехала она довольно рано, чтобы успеть на тренировку, прихватив и Дана, которого пообещала подбросить к клиентке. А я счастливо спала допоздна, хотя нечасто могла себе это позволить. Выспавшись, встала, поделала кое-какие дела, не поленилась покачать пресс, приготовила обед – Дан придет вечером и будет наверняка жутко голодным, а после стала собираться на встречу с крестной. Она звонила мне накануне, поздравив с днем рождения, и сказала свои обычным бескомпромиссным тоном, что хочет увидеться со мной в воскресенье.

Глава 9

С Матильдой мы всегда встречались в одном и том же кафе – в том самом, расположенном на пятнадцатом этаже бизнес-центра, из которого открывался удивительно красивый вид на город. Несколько раз я была у нее дома, но мы никогда не гуляли вместе и не ходили по магазинам. Ко мне в гости она тоже не приезжала, хотя сама настоятельно рекомендовала (считай, заставила) съехать из общежития, любезно предоставленного мне университетом, в съемную квартиру, которую я сейчас делила с Даниилом.

Матильда была не в восторге от того, с кем вместе я снимаю квартиру – она вообще хотела, чтобы я жила одна, и давала мне достаточное количество денег на это, но я, как могла, объяснила ей, что жить вместе удобнее и дешевле. Она лишь пожала плечами, сказав: «Как знаешь», и больше к этому вопросу не возвращалась.

Крестная, как и обещала два года назад, честно рассказывала мне про маму в моменты наших редких встреч, которые из-за ее занятости происходили не чаще, чем раз в два месяца, а то и реже. Во вторую нашу встречу она принесла фотографии с мамой, времен университета, и я долго рассматривала старые тусклые снимки с молодой и красивой девушкой, совершенно непохожей на меня. Темные волнистые волосы сумасшедшего объема, карие смеющиеся глаза, иронично вздернутые брови, родинка над губой, женственная фигура с красивыми изгибами. Моя мама была яркой.

Несколько фотографий я, с позволения крестной, забрала себе и хранила как зеницу ока. И если честно, изредка мысленно разговаривала с мамой, надеясь, что звезды не мешают ей меня слышать.

Когда я была маленькой, няня часто говорила мне, что мама стала ангелом, звездой на небе. Няня, конечно, была тем еще баяном, явно начитавшись сказок Андерсена, но я ей всецело верила, и когда мы выходили гулять на улицу вечерами, все время задирала голову вверх и смотрела на темное небо в поисках маминой звезды. Няня только улыбалась и помогала мне ее искать.

Смотреть на небо я перестала после того, как отец однажды увидел нас во дворе и сказал строго: «Хватит. Вы бы лучше ее алфавиту учили, а не глупостям. Девочка, на небе – звезды. Звезды – это небесные тела. Твоей мамы там нет». Тон у него был при этом такой сердитый, что я, помнится, очень испугалась. И няне пришлось весь вечер успокаивать меня.

Об этом я, конечно, никому не рассказывала и крестной – тоже, но она и без подобных рассказов знала мое отношение к отцу. Матильда не говорила про него ничего плохого, просто сказала, что не хочет, чтобы он узнал о наших встречах, но мне казалось, что она его презирает. Я тоже не хотела, чтобы отец узнал о крестной. Хотя, наверное, даже если бы он и узнал, ничего страшного не произошло бы. Думаю, он уже вычеркнул меня из жизни, как сон – не как страшный, а как абсолютно бесполезный, с дурацким сюжетом.

В этот раз с Матильдой мы пообщались минут тридцать – у нее были какие-то важные дела, и вместе с губернатором она должна была срочно вылетать в какой-то отдаленный район. Она сделала подарок – как всегда, деньги в простом белом конверте, которым, если честно, я очень обрадовалась. После вчерашнего у меня их почти не осталось, да и хотелось оплатить часть штрафа Ранджи. Поспрашивав, как мое самочувствие, дела и успехи в университете, Матильда вдруг сказала:

– Ах, да, девочка. Нам нужно кое-что обговорить. У меня к тебе есть, – она задумалась, подбирая слова, – пожелание, – наконец, вымолвила крестная.

– Какое же? – удивилась я.

– Я хочу, чтобы твое образование было полным.

– Полным? – удивленно переспросила я.

– Полным. Ты учишься на пятом курсе, и, когда закончишь его, получишь диплом специалиста, так? – спросила она.

– Так, – подтвердила я, не совсем ее понимая, но на всякий случай добавила: – Красный диплом.

– Знаю. Но я хочу, чтобы ты была не просто специалистом, а кандидатом наук, – сказала Матильда и внимательно глянула на меня. – Ты думаешь, что не сможешь сдать экзамены в аспирантуру?

– Да я вообще никогда не думала о том, чтобы учиться дальше, – честно сказала ей я. – Я хотела просто пойти работать и все.

– Ты будешь учиться и работать. И я, естественно, буду помогать тебе. Думаю, Катя была бы в восторге, если бы знала, что ты не просто закончила университет, а стала кандидатом наук. Уважаемым человеком. – Слово «уважаемым» крестная подчеркнула.

Она никогда не использовала имя мамы, чтобы манипулировать мною. Она вообще никогда не манипулировала мною, и тогда мне показалось, что Матильда действительно желает мне лучшего. Я, если честно, была в некоторой растерянности, и ничего внятного сказать крестной не могла.

– Я подумаю. Мне хотелось полностью заняться журналистикой, понять, смогу ли я…

– Быть как Инесса Дейберт, я знаю, – оборвала меня крестная. – Знаю-знаю. Она, между прочим, кандидат экономических наук.

Я кивнула – а ведь действительно, женщина, на которую я пыталась равняться, закончила аспирантуру и меня это немного вдохновило.

– Я подумаю, Матильда, правда, – сказала я, почему-то вспомнив отца. Он-то кандидатом никаких наук не был. В их семье вообще не было людей науки и искусства. Зато рождались первоклассные бизнесмены и отменные стервы.

Крестная, сегодня облаченная в белый, как снег за окном, деловой костюм, хмыкнула, словно поняв мои мысли.

– Ладно, девочка, мне пора. Иди первой. И не раздумывая, соглашайся. Ты ничего не теряешь. А я буду помогать тебе.

Я кивнула, попрощалась с ней, еще раз поблагодарив за подарок, и направилась привычным маршрутом к лифту. Оглянувшись, я увидела, как Матильда с кем-то разговаривает по телефону, держа в руке тонкую длинную сигарету, и поняла вдруг, что многого о ней не знаю. Например, при мне она ни разу не курила.

В лифт, большой и зеркальный, отделанный натуральным деревом, я вошла вместе с двумя весьма представительными дядечками в черных костюмах и с дорогими галстуками на плотных шеях, на которых в электрическом свете блестели зажимы то ли из серебра, то ли из платины. В руках обоих были кожаные портфели – один такой наверняка стоил больше, чем весь мой гардероб вместе взятый.

Один из них приятным тембром рассказывал что-то о приближающемся падении цен на какие-то важнейшие акции, а когда вскользь глянул на меня, стоявшую в сторонке и обеими руками державшую перед собой сумочку, то удивленно приподнял бровь. Договорив мудреную фразу о котировках на акции, он вдруг обратился ко мне:

– Простите, девушка, но вы случайно не Реутова… – Дальше он даже договорить не успел.

– Нет, – перебив мужчину, что мне было не свойственно, ответила я куда более резким тоном, чем того требовал элементарный этикет. – Нет. У меня другая фамилия.

Его брови вновь поползли вверх, но тут же опустились.

– Тогда прошу прощения, – озадаченно сказал он. – Не хотел потревожить вас. Вы очень похожи на дочь моего приятеля.

Он отвернулся, зато теперь на меня смотрел его спутник – только не удивленно, а, скорее, озадаченно. Так смотрят на только что принесенный горький ристретто, выглядевший в своей чашке демократично просто, тогда как заказывал у официанта сладкий глясе с воздушными взбитыми сливками и мороженым.

– Анатолий Иванович, ты что, – негромко сказал он, – разве не видел дочь Реутова? Как ты умудрился перепутать столь разных девушек? – Кажется, ему было весело. Наверное, подумал, что друг потихоньку стареет умом.

– Молчи уж, Валентин Яковлевич, – строго посмотрел на него первый. – И не смущай девушку.

Кажется, он хотел вновь обратиться ко мне то ли с вопросом, то ли с очередным извинением, но створки распахнулись, и я тут же вышла из лифта, чувствуя, как смотрят в спину. Последним, что я слышала, было то, как Анатолий Иванович заметил, что «вообще-то, у Реутова несколько дочерей, и, может быть, это та, которая…»

Я покинуло бизнес-центр, сверкающий своими холеными прямоугольными боками под декабрьским солнцем, с двойственным чувством.

С одной стороны я была рада – каждая встреча с крестной была для меня важна. И ее материальная и моральная поддержка меня действительно выручала.

Но с другой стороны я была в смятении. Почему крестная хочет, чтобы я училась дальше? Сама я никогда не думала об аспирантуре, но и отказать ей я не могла. Матильда была единственным человеком, кто связывал меня с жизнью моей мамы. Я не могла просто так взять и отказать ей.

Да еще и происшествие в лифте.

Я устало опустилась на лавочку – от обилия эмоций слегка закружилась голова, что, впрочем, для меня не было редкостью. Выпив воды и немного успокоившись, я написала сообщение Алене, с которой обещала погулять.

«Я свободна, когда встретимся?» – написала ей я. Телефон у меня был старый – раскладушка яркого синего цвета, кое-где пообтертая, и не раз бывавшая в воде, но выживающая вопреки всему. Экран в уголке был потрескавшимся, удобные кнопки поистерлись, кое-какие даже западали, поэтому приходилось давить на них с силой.

«Насть, я освобожусь только через час, у меня работа, подождешь?» – написала мне в ответ подруга.

«Подожду, конечно Ты крута! Работать после вчерашнего – это подвиг!:) Встретимся в «Венеции», – напечатала, допивая воду, я, имея в виду не город на побережье Адриатического моря, а известный во всем городе торгово-развлекательный комплекс неподалеку от бизнес-центра и Алениной работы – идеальный вариант для нас обеих.

«Заметано:)», – согласилась тотчас подруга.

«Встретимся, и я тебе кое-что расскажу», – сообщила ей я напоследок. Вставив в телефон наушники и включив музыку, я направилась к торговому комплексу, чувствуя, как подмерзают ноги. Декабрь как-никак. Холодный месяц. Такой же холодный, как мои серые, без примеси голубого, глаза – так однажды сказал мне Дан.

Играла комическая опера «Кавалер роз» Рихарда Штрауса. Друзья часто говорили мне, что у меня странный вкус – кто в наше время так любит оперу? А я любила. Наверное, в этом была виновата няня, которая заботилась обо мне все детство. Она была поклонницей оперы, и я, будучи совсем еще мелкой, постоянно слушала оперу вместе с няней. А потом меня отдали в музыкальную школу по классу фортепиано. Играла я посредственно, но музыку очень любила.

До «Венеции» – огромного яркого здания с колонами и стеклянной крышей, которая создавала ощущение свободного пространства и воздушности, я добралась быстро – минут за десять. И в ожидании Алены решила походить по многочисленным магазинчикам с вывесками одна краше другой. Пока есть время, можно присмотреть подарки друзьям – Новый год меньше, чем через месяц, а выбирать подарки я любила заранее. Метаться в поисках того, чего бы кому подарить, за день или два до праздника я терпеть не могла, и вообще все стремилась сделать вовремя – не потому, что была такой правильной, нет. Я просто хотела сохранить нервы себе и другим. Если я начинала злиться, то становилась откровенно неприятной личностью, превращаясь в этакую мегеру, которая не кричит, не хамит и не орет, а спокойным, чуть тихим от внутренней злости голосом говорит гадости и всяческие издевательские вещи. После таких приступов злости я чувствовала себя виноватой, но поделать с собой ничего не могла.

Я бродила из одного отдела в другой, пока не наткнулась на огромную, высоко висевшую малиновую вывеску, гласящую о том, что справа от меня находится недавно открытый супермаркет «Волшебство», где продается «все, что нужно для творчества, и даже больше». Я тут же вспомнила о подарочном сертификате, который торжественно вручили мне вчера друзья, и, не раздумывая, зашла в этот магазин. В нем действительно продавалось все, что нужно для творчества: начиная от наборов для скрапбукинга и инструментов для вязания заканчивая всякими штучками для мыловарения и инвентарем художника.

Я блуждала по бесконечным рядам, с трудом сдерживая себя от ненужных, но таких заманчивых покупок. А потом… А потом судьба преподнесла мне невероятный сюрприз.

Когда я подошла к одной из касс, у которой было целое столпотворение, то поняла, что впереди меня стоит не кто иной, как вчерашний парень с комплексом прекрасного принца по имени Ярослав. Енот. От удивления в моих глазах заискрились фейерверки.

Первой я приметила хорошо знакомую мне удлиненную прическу, чуть небрежную, но невероятно ему идущую, и не тронутую шапкой – наверняка мальчик и в минус двадцать пять щеголяет без нее, браво гарцуя перед девушками. Одежда, правда, на нем была другая. Тонкая с виду серо-белая короткая куртка с капюшоном, обрамленным густым светлым мехом, из-под которой выглядывала водолазка, высокие, со шнуровкой ботинки, заправленные в них обтягивающие темно-синие, почти черные джинсы. Одет он был иначе, и выражение его лица «мне все обязаны» казалось более спокойным и человечным. В руке этот гаденыш держал ярко-красную корзинку с кучей коробочек и коробок, на одной из которых я прочитала: «3D Пазлы». А еще у него в корзинке валялись кисти и баночки с красками.

Я за одну секунду подметила все это, испытывая и удивление, и злую затаенную радость, и нарастающее раздражение – почему этот придурок встречается мне уже второй раз за последние сутки? Хорошо хоть он меня не замечает – стоит, уткнувшись в мобильник белого цвета со всемирно известным логотипом надкусанного фрукта на задней панели. Последняя модель, между прочим.

– Ты без интернета, я смотрю, как без рук, Яр, – раздался глубокий, прямо-таки затуманивающий сознание голос, принадлежащий высокому черноволосому представительному парню лет двадцати семи, который стоял рядом с Енотом, уткнувшимся в свой телефон, как курица в кормушку с зерном.

– У меня важная переписка, – буркнул тот в ответ. Черноволосый посмотрел на Ярослава с легкой улыбкой – не высокомерной, а очень даже доброй. Он вообще мне с первого взгляда показался добрым – а именно это качество я более всего ценила в людях.

– Говорят, ты, братик, поссорился с Ваном? – продолжил расспросы брюнет. Он был такой милый, что я на него даже засмотрелась – хорошо, что парень стоял ко мне вполоборота, можно было на него любоваться.

– Кто говорит? – волком взглянул на него Ярослав. – Все у нас нормально.

Ван – это парень из его вчерашней компании. Я помнила это имя.

– Люди.