Смерч навстречу. Даром Нарватова Светлана
Фигня какая-то.
«Паша, я думала о тебе… – она невзначай касается пальцами своей груди, выдавая, в каком смысле думала, и прикусывает чёртову губу. – Я думала о тебе всю ночь и никак не могла уснуть… – обнимает за шею и целует.
– Подожди. Я хочу увидеть, как именно ты обо мне «думала». Ты всё с себя сняла?
Она смущается.
– Покажи. Я хочу видеть».
Чёрт, вот его понесло! Поляков поймал себя на том, что сердце стучало, как ударник в хард-роке, а дыхание стало тяжелым. Приятно потяжелело ниже пояса.
Но идея не отпускала.
Разумеется, он смотрел порнуху на эту тему. А кто не смотрел? Но с Дашей – это же совсем другое дело. Во-первых, она живая. А во-вторых, она будет делать это для него, а не на камеру. И не за деньги, а просто для него.
У Паши появилась новая цель. Мир обрел ясность и четкость.
Пришел, увидел, поимел. Отличный план!
Кощей занялся воплощением. Проверил мясо, которое мариновалось со вчерашнего вечера. Добавил лучка колечками и пряных трав. Сглотнул слюну. Волевым решением закрыл контейнер.
Жаль, что Дарья не пьёт спиртного. С винишком было бы проще. Но, с другой стороны, это читерство. С винишком любой дурак сможет.
Праздничный день накладывал ограничения на материальные возможности Паши. Но это его не останавливало. Ни вообще, ни от возможности ещё немного поваляться на диване и пофантазировать. Те магазины, которые работают, до вечера не закроются, а те, которые не работают, всё равно не работают. Потом Кощей пошел фантазировать в душ – если жаждешь побед на эротической ниве, тело должно содержаться в чистоте и красоте.
Мысль о красоте тела навела на другую мысль: а что у него тренировочная простаивает? Он сходил, посмотрел на тренажёры, подтянулся несколько раз и вернулся в душ. Удовлетворившись осмотром себя в зеркале во весь рост (тоже хорошая тема для будущих свершений с Дарьей), Поляков пошёл собираться.
Заехал в крупный гипермаркет на окраине. Прошёлся по отделу одежды, взял несколько упаковок чулок взамен порванных. Подумал о походе в сексшоп. Это какие горизонты открываются!
Где-то возле костей черепа, на самой окраине мозга, шевелилась мысль о том, что ни с одной из своих пассий-кисок Паша в сексшоп не ходил. Конечно, он взрослый мужчина и бывал там время от времени. И даже прикупал разные приятные нужности. Или ненужности, но всё равно приятные. Но идти туда с кем-то у него потребности не было. А с Дашей – была. Он прямо представлял, как она будет там смущаться, а он шептать ей на ушко всякие непристойные предложения с использованием всякого непристойного…
Чем же она такая не такая?
…Отринув неподходящие месту и времени мысли, Поляков быстро пробежался по продуктовым рядам, дополняя меню ужина. Увлечённый фантазиями, он совершенно забыл о более приземлённых потребностях, и теперь голод – самый обычный, животный от слова «живот», – напомнил о себе. Соблазн прикупить фастфуда был подавлен в зародыше. Только лучшее. Только хардкор.
Паша поднимался к знакомой двери в приподнятом и слегка романтическом настроении. И когда на звонок в дверь никто не ответил, он разозлился. Значит, наврала ему с три короба, что работать будет, а сама свалила непонятно куда. Он уже полез за сотовым, чтобы поймать обманщицу с поличным, но тут за дверью послышались шаги.
И в голове зашевелились совершенно другие мысли.
А если она не одна?
– Ты почему так долго? – рыкнул он.
– Спала.
Вид у девчонки действительно был заспанный, на щеке отпечатался шов наволочки. Или чего-то ещё. И вся она была такой беззащитно-уютной, что злость рассеялась, будто не было.
– А. А я мясо привёз. Хочешь? – Паша вошёл в прихожую и закрыл за собой дверь.
Он был не настолько животным, чтобы набрасываться на девушку с порога. Хотя позывы были. Но интуиция и опыт общения с Дарьей подсказывали, что так просто не получится. Красну девицу нужно сначала за стол усадить, в баньке намыть, а потом уже… вжарить.
Микроскопическая и совершенно не приспособленная для приготовления пищи (по сравнению с Кощеевыми хоромами) кухня едва вмещала двух человек. Но готовить было комфортно и весело. Послушная, домашняя и умелая Даша была настолько уместна, что непонятно, как Поляков вообще без неё раньше обходился.
При крайне ограниченной площади, где они занимались готовкой, девчонка умудрялась двигаться так, что ни разу Полякова не коснулась. И если сначала Паша не обращал на это внимание, то постепенно жажда прикосновений приобрела какой-то мазохистский оттенок. Он хотел, но не позволял себе сделать это первым.
Хотел, чтобы Даша.
И когда наконец они случайно столкнулись, только кастрюля с кипятком в руках удержала Пашу от того, чтобы затискать растерянную и испуганную хозяйку.
– Я соскучился, – признался Паша и понял: да, действительно соскучился.
Хотелось, чтобы Даша ответила встречным признанием, но увы. Она вообще скрытная и стеснительная, объяснил себе Кощей. Не нужно на неё давить.
Потом они сели есть. Поляков был балабол с большой буквы «Б». Он умел болтать на любые темы, о которых хоть что-либо слышал. Но почему-то стал рассказывать о своих друзьях. И между делом подумалось, что он мог бы привести Дашу на «сходку» Ремарков, и за неё не было бы стыдно ни перед принципиальным Штыком, ни перед интеллектуалом Доком.
Она смеялась над байками и выглядела юной и счастливой, как утром, когда мазала блины маслом. И от этого становилось тепло на душе.
Но тут позвонил телефон, и радость стекла с Дашиного лица, как незамерзайка под дворниками. Дарья в одно мгновение стала старше лет на десять, холодней на пятьдесят градусов и покрылась незримыми иглами, как смесь ежа, ехидны и дикобраза.
– Мне нужно ответить, – уведомила она.
Паша кивнул.
Мысль о том, что в жизни Даши мог быть кто-то важнее его, болезненно царапнула в районе сердца. Конечно, пусть ответит. Но он должен знать, кому. Девчонка ушла в комнату. Паша подождал минуту-полторы для приличия, вынул из пакета пирожные с кремом и, нацепив на лицо придурковато-радостное выражение, попёрся с ними в комнату и остановился на пороге – как бы в растерянности.
– …Мама, конечно, я очень хочу приехать. Просто пока не могу. А на поездку уйдут деньги, – Даша стояла спиной, вжав голову в плечи и двумя руками сжимая телефон.
Она молча слушала собеседницу. Если это действительно была её мама.
– Нет, я не за тридевять земель, – тоном усталой учительницы начальных классов говорила она. – Но ты же хотела новые окна? А я не так много зарабатываю.
Она снова замолчала.
– Мама, давай прекратим этот разговор. И тему Николая Владимировича мы тоже оставим. Нет, я не хочу к нему вернуться. Ну сколько можно?! Я не кричу. Да, он замечательный начальник, но я хочу расти. Я не хочу всегда быть секретаршей, мама.
Паша пытался обрабатывать поток информации, который нёсся на него со скоростью селя с горы. Человек, от которого сбежала Дарья, тот самый, который не знает слова «нет», обретал реальные черты. Черты Николая Владимировича, бывшего «замечательного» начальника Дарьи Несветаевой. От одной мысли, что кто-то другой мог вот так же…
Дальше Кощей даже додумывать не стал, чтобы его к потолку не подбросило от эмоций.
Нет, конечно. Ничего «так же» не было. Он просто не давал Даше учиться. А Полякова это её желание совсем не напрягает. Он даже отпустил её домой, готовиться к поступлению.
– Да. Да, я стараюсь, – жаль, что Паша не мог узнать, в чём именно она проявляет такое усердие. – Нет, мама, у меня здесь никого нет. Никаких мужчин. Честное слово, – соврала Дарья, и голос её не дрогнул.
Будто не занимались они ночь напролёт жарким, грязным сексом и только что не готовили вместе ужин.
Способность Дарьи врать с такой легкостью и непосредственностью оказалась не потрясением, но весьма неприятным открытием.
– Да. Обязательно. Конечно, мама. С праздником. Да, скучаю. До встречи, – закончила разговор Дарья, и её плечи обвисли.
Она медленно обернулась и обнаружила Полякова. На её безразличном лице не промелькнуло ни тени эмоций. Стыда, например.
– Значит, никаких мужчин у тебя здесь нет, – стараясь сдержать голос, поинтересовался Кощей.
– Мама спрашивала о том, не завела ли я здесь мужчину. И если ты думаешь, что она интересовалась, занимаюсь ли я с кем-нибудь сексом, то ошибваешься.
Это «ты» срезонировало у Паши где-то в груди, но он не мог толком сказать, с каким знаком.
– Маму волнуют серьёзные отношения. Такие, за которыми следует брак с неминуемой в дальнейшем физической, психической, нравственной и финансовой катастрофой. Вы уверены, что готовы взвалить, – а вот «вы» вызвало горечь, – всё это на свои плечи, чтобы соответствовать в глазах моей мамы понятию «заведённый мужчина»?
Поляков не знал.
То есть заведённым мужчиной он себя чувствовал, причём во всех смыслах, но ничему соответствовать не собирался. И как к услышанному относиться, тоже не знал.
– Давай пирожные есть? – предложил Паша.
Шестым чувством он понимал, что задавать вопросы о «Николае Владимировиче» сейчас не место и не время. Но чудовище под названием «ревность» уже расправляло в его душе свои крылья и выпускало когти. И это Кощея категорически не радовало.
Глава 4. Павел
– Пирожные?.. – переспросила Даша, будто не понимала, о чём речь. – А. Пирожные. Пирожные давай. – Те.
Она направилась в кухню, на ходу, с каждым шагом, расправляя плечи и стирая выражение обречённости с лица. К тому моменту, когда она села за стол, ей даже удалось натянуть на лицо улыбку. Но Паша задницей чувствовал, что это всего лишь дань вежливости и умение держать хорошую мину при плохой игре. Сам Кощей на такой случай предпочитал противопехотную. Даша, судя по тому, что питается овсянкой, пишет ночами рефераты, но матери обещает новые окна, оружия, сильнее острого взгляда, не знает.
– Возьми в сумке, я пока со стола уберу, – попросил Поляков.
Томность и лёгкость вечера растаяли, как лёд в бокале виски. Паша бы от него сейчас не отказался. Настроение у Дарьи было не из тех, когда демонстрируют любовь к себе – в приземлённом смысле этого слова. В конце концов, он не ждал быстрой победы. Но и уезжать несолоно хлебавши тоже был не намерен. Не потому что его жаба давила за впустую потраченную еду. А потому что не хотел.
Он хотел Дашу. Грубо, непритязательно, по-мужски. Хотел спать с нею в обнимку. Может, он не умел так спать. В конце концов Поляков всё равно сворачивался и закрывался, но засыпать он хотел с Дашей. Ощущения можно было описать одним словом: «Моё!». В это слово не помещался как-то непонятный «Николай Владимирович». И даже для Дашиной мамы места в нём не было, хотя Кощей был готов иногда ненадолго подвинуться.
Как нормальный взрослый мужчина он понимал, что у Дарьи на его хотелки сейчас настроения нет. Но, как говорили древние, «если у женщины нет настроения, создай его». Паша был опытным настройщиком. Пирожные, баллончик вбитых сливок и чулки хорошо подходили для этой программы.
Даша выставила на стол прозрачную коробку-тортницу с набором пирожных и села за стол. Молча.
Паша в очередной раз поразился её реакциям на очевидные вещи. Ну правда, он же чулки, наверное, прикупил какой-то левой бабе? Или себе. Поэтому вопросы о них задавать нельзя ни в коем случае. Вдруг в Кощее Синяя Борода проснётся?
– Даша, чулки я тоже тебе взял, – уведомил Поляков. – Взамен тех, которые порвал прошлый раз.
– Спасибо. Но вы мне только одни чулки порвали, – невозмутимо напомнила Даша.
– У меня большие планы. А почему ты их не достала?
– Вы сказали взять пирожные.
– А ты делаешь только то, что тебе велят? – фыркнул Паша и потянулся с ножом к верёвке, которая крест-накрест перетягивала коробку.
– Зачем резать, я развяжу, – остановила его девчонка и потянула тонкие пальчики.
– Это же долго!
– Мы куда-то спешим?
Это «мы» внезапно утихомирило Пашину язвительность. Правда, не до конца:
– Тебе верёвок не хватает?
– Мало ли, – пожала плечами Дарья, действительно споро справляясь уже со вторым узлом на верхушке коробке, осталось столько же. – Если честно, мне просто нравится. Успокаивает. Но и верёвка тоже… Вдруг пригодится? У меня действительно их нет.
Наверное, говоря о востребованности верёвки, она думала о том, чтобы, например, стопку книг перевязать. А не то, о чём подумал Паша. А он подумал.
Наконец все узлы веревки оказались распутаны.
Дарья сняла прозрачную крышку с таким торжественным видом, будто под фанфары. И с таким предвкушением, что у Паши ёкнуло под грудиной от внезапной мысли, что он каждое утро жрёт перед ней дорогую сладкую булочку и даже не поперхнулся ни разу. Совершенно точно: щепетильная Дарья ничего не покупает себе за его счёт. Кроме того, что он велит.
– А какое можно взять? – девчонка с трудом оторвала взгляд от сладкого разнообразия. Каждое пирожное было в единственном экземпляре.
– Любое.
– Совсем-совсем? Можно каждое на два поделить, – щедро предложила Даша, вновь бросив взгляд на пирожные и на гостя.
– Совсем-совсем любое! – уверил Кощей. – И столько, сколько хочешь.
Он хотел добавить, что в любой момент может купить себе такое же, но вовремя поймал слова на языке. Она опять всё вывернет наизнанку и обидится.
Даша придвинула к себе всю коробку:
– Что, даже и не попробуете? – спросила она потрясённо.
Паша опешил. Не то чтобы ему было жалко, просто знал бы, два набора купил. Но тут Даша рассмеялась и сдвинула пирожные на центр стола:
– Не пугайтесь, я пошутила. В меня столько не влезет.
– Это если за один раз, – возразил Поляков.
– Об этом я не подумала, – согласилась Дарья и изобразила мыслительную деятельность.
Паша разлил по кружкам кипяток, плюхнул туда по пакетику зеленого чая (нужно в следующий раз чёрный купить) и сел.
– Леди фёст, – сказал он на чистом русском языке.
Девчонка быстро выхватила шарообразное коричневое с кремовым листочком сверху.
– Любишь картошку-пирожное? – Паша взял из коробки безе.
– Это, знаете, привет из детства. Тогда всё казалось вкуснее, – рассуждала Дарья тоном старушки, убелённой сединами. – От того, что любил в детстве, ожидаешь большего.
Поляков дожевал кусок тающего во рту пирожного с нежной сердцевинкой и был вынужден признать, что, да, в её словах была доля правды. Безе любила мама и часто покупала в кондитерской неподалеку. Это было в далёком Давно. Паша из него помнил мало, но это были яркие и солнечные воспоминания, где папа и мама были счастливы. Они хранились где-то глубоко и сейчас всплыли, полные красок, света и звуков. А ведь до этого Поляков даже не задумывался, почему именно он предпочитал безе среди других пирожных. Это конкретное было действительно вкусом из детства.
– И как? – Паша мотнул подбородком в сторону картошки.
Дарья пожала плечами:
– Ничего особенного. Мама делала сладкую колбасу из Альпен Гольда, молока, масла, сахара и дешёвых печенек. Никогда больше ничего подобного не пробовала.
– Давай сделаем.
Даша посмотрела на него так, будто ей предложили на выбор две волшебных палочки: одну красную, другую синюю. Обе рабочие, но без инструкции по применению.
– Ну а что такого сложного? Не прямо сейчас, но все ингредиенты не далее как сегодня я видел в магазине.
– Так всё равно не получится, – тоном ослика Иа заметила Дарья.
– Не попробуешь – не узнаешь. Заедем завтра с работы в магазин и всё купим. Хочешь?
– Не знаю.
Почему-то Паше показалось, что в этом ответе было больше искренности, чем во всём, сказанном девчонкой сегодняшним вечером. Глупости, конечно. Учитывая её лицедейские таланты, эти слова с равной вероятностью могли оказаться как правдой, так и лютой ложью. Как и в любые другие, произнесённые сегодня или раньше.
Но почему-то Пашу это не пугало и не отталкивало. Заводило – да. Будило азарт. Требовало экспериментальной проверки. Археологических раскопок в поисках истины. Главное – вместе с Дарьей.
В напряжённом молчании, которое маскировалось под непринуждённое поедание десерта, Даша потянулась за следующим пирожным – корзиночкой с кремом. Корзиночка с кремом – это вызов для едока. Особенно, если к ней не прилагается ложечка. А Дарья Владиславовна не из тех, кого останавливают сложности.
В общем, очень скоро взбитые сливки – или чем там пользовались кондитеры? – украсили Дашин нос, уголки рта и даже подбородок. Поляков крепился, но в конце концов и не удержался и заржал.
– Испачкалась, да? – переполошилась девчонка, пытаясь стереть, но только размазывая крем по лицу.
– Подожди, – Паша выбрался со своего места и присел перед ней на корточки.
Его голова казалась напротив испачканного лица, и тут до Паши дошло, что стирать крем ему нечем. Из того, что принято использовать, типа салфетки, платочка, прочих признаков цивилизации. Поэтому он бесхитростно слизнул крем с носа застывшей каменным изваянием Дарьи. А потом сцеловал с подбородка, уголков губ и, чтобы уж дважды не вставать – и не садиться, поцеловал сами губы. Сладкий рот, хранивший ванильный аромат взбитых сливок. Паша прихватил зубами эту чёртову нижнюю губу, пытаясь понять, что заставляет её снова и снова мучать его воображение. Потом ещё раз, потому что одного было мало.
Стоять на корточках было неудобно, и Кощей опустился на одно колено, как средневековый рыцарь. И на то колено, которое не опустилось, перетянул безропотную девчонку, податливую, как глина в руках скульптора. Или гитара в руках музыканта. Хотя твердолобый и приземлённый Пашка был далёк от искусства от слова совсем.
– Паша, – тихий голос вывел его из состояния транса. Но так, ненадолго. Чтобы погрузить ещё глубже. – Паша! – в интонациях слышалась просьба, и Кощей усилием воли выдернул себя из нирваны.
– Да?
– Мне нужно сегодня поработать. Я как дура проспала почти всё время, как от тебя приехала. А у меня уже сроки по паре работ поджимают.
«Сроки поджимают» – эти слова Кощей понимал. Хотя конкретно сейчас понимать не хотел.
– Если мы продолжим, я уже ничего сегодня не сделаю.
Да и хрен с ним!
Тут Паше пришлось сделать над собой ещё одно, просто невероятно героическое усилие. Такое, что он прямо загордился весь от собственной щедрости.
– Хорошо, – сказал он, стараясь не показывать, насколько у него сбито дыхание. – Давай ты поработаешь, а потом мы продолжим.
– Это не пять минут. И даже, наверное, не час.
– Я подожду.
– Мне будет сложно сосредоточиться в твоём присутствии.
Это было почти признанием в любви. Разве Кощей мог отступить после этого?
– Я поеду домой. А как только ты закончишь, позвони мне, и я вызову такси.
– Это может быть поздно, – упрямилась Дарья.
Испугали ежа голым задом. Голым задом нашего ежа не испугать. Только возбудить.
– Значит, возьмёшь с собой одежду на завтра. И что там тебе ещё нужно будет на работу.
– Ты правда будешь ждать?
Поляков чувствовал себя чемпионом международного класса по разрыву шаблонов.
– Очень, – заверил он.
– Ладно.
Глава 5. Дарья
Вот что умеет Павел Константинович, так это удивить. В противостоянии «спонтанность Полякова» vs «продуманность Несветаевой» Дашина сторона терпела эпическое фиаско.
Ведь он наверняка ничего такого не планировал. Просто захотел и приехал. И разбил весь тщательно выстроенный сценарий.
И Дашин мир.
Кто был охотник, кто добыча? Даша всё больше путалась: нападает она или убегает? Соблазняет или держит оборону? Где верх, где низ? Искренность и незамутненность эмоций Кощея выворачивали её наизнанку. Разумеется, он не играл. Он говорил и делал, что чувствовал. Другой вопрос, что эти чувства – как бабочка-однодневка. Сегодня есть, завтра от них остались одни воспоминания. А Дарья вляпывается в них всё глубже, открывается, как новичок на татами.
На татами Несветаева действительно была новичком и сейчас очень остро ощущала, что соревнуется с признанным мастером на чужом поле.
Ведь буквально утром она размышляла о детской непосредственности Павла Константиновича. В плохом смысле этого слова. А теперь у неё от этой непосредственности ориентация сбилась. Не в смысле «сексуальная», а в смысле во времени и пространстве. Даша разбудила ноут и загрузила недоделанный курсач по психологии, но мысли сносило в другую сторону.
Понятно, что сдался Поляков не просто так. За долготерпение он захочет компенсацию. Интересно, чего он потребует? От одной мысли об этом у Даши стало горячо между ног. Солнце двигалось к закату, в комнатах давно горели лампы, и грязный монстр выбирался наружу.
Что ни говори, а постельное мастерство не проиметь. Пропить – можно. Дарья знала примеры. А проиметь – никак. Поскольку оно, это мастерство, в процессе имения становится только глубже и крепче. И мастерством этим Павел «Секс-машина» Поляков владел в полной мере. В сочетании с его непредсказуемостью и полным отсутствием тормозов это был просто улёт.
Полный улёт Дашиного монстра.
Соски заныли в предвкушении.
Несветаева собрала волю в кулак. Какой смысл было просить отсрочку, если она собирается вязнуть в эротических фантазиях? Ей ещё высасывать из пальца эксперимент, и ничего возбуждающего в этом процессе не было. На два часа она погрузилась в таблицы, цифры и формулы, аргументы и суждения. Сухой мир логики был понятен и безопасен. Но чем ближе она была к «Выводам», тем беспокойнее становилось на душе. Где-то под солнечным сплетением распирало от неясного чувства, которое отзывалось тошнотой в глотке.
С чего бы? Даша доверяла своей интуиции, но в данном случае предчувствия были ни при чём.
Она просто волновалась.
Это было и глупо, и непрофессионально. Предстоящий визит к Полякову был лишь необходимым шагом для достижения цели. Он покупает Дашино тело, чтобы задобрить своего монстра. До самой Дарьи ему нет никакого дела. Она больше поведётся на мужские обещания. Она кукла. Безвольная кукла, с которой клиент может делать, что захочет. А в качестве расплаты отдаст ей своё доверие.
Несветаева взяла в руки телефон и зависла над белым экраном сообщения. А ждёт ли её Поляков или уже нашёл девицу на ночь? Не слишком ли самонадеянно ожидать, что Даша всё ещё занимает мысли начальника? Но ослушаться и проигнорировать требование она не рискнула.
«Добрый вечер, Павел Константинович», – написала в мессенджере. – «Мы с вами не договорились по завтраку. Вам что-нибудь купить или просто взять оставшиеся пирожные?».
Сообщение от шефа прилетело почти мгновенно.
«Завтра решим», – очень в своей манере ответил он. Через несколько секунд телефон снова пиликнул: – «Или я не понял: ты решила меня снова продинамить?» К сообщению был приложен злобный смайлик.
«Я подумала, что актуальность уже пропала», – попыталась оправдаться Дарья.
«Даже если «актуальность» пропала, я верю в твои способности и свои возможности», – прилетело от Кощея.
«Только ради бога давай обойдемся без всяких ваших бабских притирочек, скрабиков, масочек», – не мог угомониться он. – «Ты великолепно выглядишь без масочки».
«А лучше всего ты выглядишь вообще без ничего», – гласило следующее сообщение.
«Короче, не надо клеветать на мою «актуальность». Она уже восстала, и мы тебя ждём».
Вот так простенько, прямолинейно и без затей. В этом весь Павел Константинович. Даша пошла к шкафу с одеждой, но телефон снова блюмкнул: «Вам оплатили такси. Приедет через 12 минут».
Несветаева подорвалась собираться. Она даже образ на завтра не придумала, а ей всего пятнадцать минут дали на всё про всё. Даша кинула в сумку новые чулки – это маст хэв. Зубную щетку, смену белья, фен – на утро. На работу джеггинсы, оверсайз джемпер до середины бедра – неизвестно, как у неё завтра будет с походкой. А поскольку отопление отключили везде, джемпер будет в тему. Заживляющий крем – на всякий случай. Минималка для экспресс-мейкапа. Вроде, главное взяла. Даша завершила образ сапожками на шпильке. Сообщение на телефоне информировало, что водитель на месте. Конечно, Кощей не разорится от пяти минут ожидания, но Дарья сама не любила непунктуальность.
Таксист пытался завести разговор на какие-то личные темы, но Несветаева не была настроена говорить. Она уткнулась в телефон в качестве намёка, но вместо того чтобы скролить ленты в соцсетях, перечитывала диалог с шефом.
Симптоматично.
Даша попыталась опустить себя с небес на землю. Это же Поляков. Он сам говорил, что между ними нет никаких отношений. Она всего лишь свежее мясо. Необъезженная начленная вертелка. Подручный мастурбатор в полный рост.
Зачётная попытка провалилась, когда в вечернем сумраке она разглядела фигуру Кощея. Он стоял подъезда и ждал. Когда такси остановилось, Павел Константинович перекинулся парой слов с водилой, пустобрёх задушевный, открыл Даше дверцу и помог выйти. Хорошо, что на руках были перчатки, и шеф не заметил её потные от волнения руки. Поляков чмокнул её в нос и крепко прижал к боку.
– Это все твои вещи? – он показал небольшой рюкзачок.
– Мне нужно было привезти перину и пару подушек? – голос был слегка хрипловат, но, вопреки ожиданиям, слушался.
Шеф быстро наклонился и прижался к её губам.
– Идём, – шепнул он на ухо, заставляя Дарью передернуть плечами.
В лифте они ехали молча. Почему-то Несветаевой вспомнился другой лифт, и она осознала, что «актуальность» восстала не только у спутника.
Словно почувствовать её мысли, Павел Константинович навис над нею и уткнулся переносицей ей в лоб:
– У меня крышу сносит, как у пацана пубертатного, – в полголоса признался он.
Даша очень старалась держать отрешённое выражение лица. Это было несложно. Она всё равно не знала, как реагировать на подобные признания.
– Ничего не скажешь? – Шеф потерся щекой, как кот, и прикусил мочку уха.
Даша сглотнула.
– Скажи, что скучала, – нежно коснулся губами виска, век закрытых глаз, уголка губ. – Скажи.
Лифт остановился, открывая двери и снимая с Даши необходимость отвечать. Поляков сжал её ладонь и потянул к двери квартиры.
В прихожей он, хвала Создателю, уже не разговаривал. Возможно, осознал обречённость затеи. А может, решил, что с ритуальными фразами можно закончить. Даша бы на его месте действовала так. Что творилось в этот момент в голове шефа, было неизвестно. Хотя, возможно, вообще ничего. У поезда на воздушной подушке просто нет головы. Мотор есть. А головы нет.
Он расстёгивал и снимал всё, до чего дотягивался, и краем мозга Даша порадовалась, что выбрала немнущуюся одежду. Остальной мозг отказал. Дарья тянулась ртом к его губам, хваталась руками за одежду, обводила пальцами стальные мускулы. Здравый смысл к ней вернулся ненадолго, когда она осталась без ничего, а Поляков опустился перед нею на колени.
…и надел сапожки на босу ногу.
А потом развернул к зеркалу во весь рост.
Павел оставался в футболке и штанах, а на ней были только сапожки.
– Ты просто совершенна, – выдохнул он, глядя в зеркало, и поцеловал Дашу в основание шеи.
Даша рискнула взглянуть на себя. На фоне огромного Полякова за спиной она казалась тоненькой и бледной. Однако ни тощей, ни угловатой почему-то не казалась. Сапожки придали телу идеальные пропорции. Прически не наблюдалось, но пушистые волосы были взбиты ненасытными пальцами Павла. Глаза безумно горели, а припухшие губы приоткрыты.
– Я хочу трахнуть тебя прямо сейчас, прямо здесь, – шептал он на ухо, не отрывая взгляда от глаз Даши в зеркале, и от этого становилось страшно, будто он видел самую суть – её грязного похотливого монстра.
Грубые ладони тревожили заострившиеся соски. Губы целовали шею и плечи. «Актуальность» через штаны упиралась в развилку ног.
Поляков поднял безвольно висящие Дашины руки, заставляя её упереться в зеркало, и коленом развёл Дашины ноги. Одной рукой он скользнул туда, вниз, где уже было влажно и скользко. На секунду он разорвал зрительный контакт и откинул голову назад в шумном выдохе.
– Врушка, – он снова уставился Даше в глаза. – Грязная врушка, – и облизал пальцы руки, испачканные в смазке. – Грязная сладкая врушка.
Его руки оторвались от Дашиного тела, чтобы приспустить штаны, и гладкая, горячая «актуальность» ткнулась в неё сзади.
– Скажи, что ты меня хочешь, – руки вернулись к истосковавшейся груди, а член тыкался во влажный вход, но не с намерением войти, а просто чтобы подразнить. – Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не задушить тебя в объятиях, – шептал он, и Даша ощутила, как напряжены его ладони. Взгляд стал совсем чёрный, а с лица исчезли намеки на шутки или игру. – Просто скажи, что ты хочешь. Скажи.
Дарья толкнулась тазом назад, надеясь обойтись без слов, но Поляков был настроен играть по своим правилам. Он чувствительно прикусил за плечо, словно в наказание за непослушание, и повторил:
– Скажи. Пожалуйста.
Дарья наклонилась в попытке поймать губами руку, ласкающую грудь, но и этот фокус не удался.
– Даша, – со стоном выдохнул Павел, отираясь членом и пальцами между ног, – скажи. Ну скажи!
Он смотрел прямо в глаза, этот чертов Кощей, продирая взглядом насквозь, до самых лопаток.
– Ещё… – это всё, что смогла выдавить из себя Даша и закрыла глаза. Так было проще. Всё было проще. Она снова ткнулась тазом назад и стала тереться о пальцы в своём темпе, ощущая, как надвигается разрядка. Дыхание стало тяжелым, она извивалась, стараясь приблизить миг наслаждения.
– …ля! – выдавил Павел и, вцепившись мертвой хваткой в её бедра, вошёл внутрь. – О-о!..
Движения его были грубыми, безжалостными, он не занимался любовью, он наказывал. Но наказывал, подчиняясь, признавая её победу и своё поражение. На этой волне триумфа Даша и поймала свой фейерверк. Чуть позже в эйфорию отправился и Поляков, обжигая сердце предвестниками своего оргазма, и Дарья будто кончила второй раз от вспышки его эмоций. Надсадно дыша, он склонился к её плечу и упёрся лбом в зеркало.
– Капец! – выдохнул он. – Я думал, мозг на осколки разнесёт. – Он чмокнул Дашу в плечо. – Пошли в душ.