Шпионы, не вернувшиеся с холода Абдуллаев Чингиз

ЗА ДВА МЕСЯЦА ДО НАЧАЛА СОБЫТИЙ. ПРИГОРОД ЛОНДОНА.

Оба автомобиля подъехали почти одновременно. Из синего «БМВ» вышел мужчина лет семидесяти. У него были редкие седые волосы, крупные черты лица. Он был одет в клубный синий пиджак, голубую сорочку без галстука и серые брюки. На ногах были темно-синие мокасины. Он был похож на одного из тех английских пенсионеров, которые наслаждаются жизнью и социальными льготами Великобритании, оставаясь активными членами общества.

Из черного «Мерседеса» вышел совсем другой человек. Ему было гораздо меньше лет, не больше шестидесяти. Среднего роста, почти лысый, с живыми бегающими глазами, подвижным лицом, вкрадчивыми движениями. Он смешно втягивал голову при разговоре и казалось, что у него совсем нет шеи. Одетый в серый костюм и белую сорочку. Внимательный наблюдатель мог бы отметить, что этот господин редко садится за руль своей машины.

Очевидно, оба были знакомы достаточно давно. И они условились встретиться именно здесь. В пятидесяти километрах от центра Лондона, рядом с небольшим густым парком, которых было так много в этом районе. Сойдясь, они пожали друг другу руки.

– Добрый день, господин Бультман, – скороговоркой произнес второй приехавший. – Я очень рад, что мы наконец смогли увидеться.

По-английски он говорил с сильным акцентом, но достаточно неплохо. Его собеседник благосклонно кивнул:

– Здравствуйте, мистер Жуковский. Вы же знаете, как трудно бывает выбраться из города.

– Я вас понимаю, – сразу согласился Жуковский. Он оглянулся по сторонам. – Здесь достаточно тихо.

– Здесь всегда тихо, – сказал Бультман. – Я иногда позволяю себе сюда приезжать. Мы можем пройти немного дальше, и тогда нас вообще никто не увидит за деревьями.

– Конечно, – кивнул Жуковский, направляясь в сторону, указанную его собеседником, и озабоченно осведомился: – А вы считаете, что нас могут увидеть даже здесь?

– Мы ничего не можем гарантировать, – пояснил Бультман, – достаточно какому-нибудь ретивому журналисту появиться у наших автомобилей, как мне потом будет очень трудно доказать, что я случайно оказался здесь рядом с вами. Согласитесь, что наша совместная встреча – это материал на хорошую сенсацию. Опальный российский олигарх и консультант английских спецслужб, даже находящийся на пенсии. Я думаю, что подобную встречу не нужно афишировать ни вам, ни мне. И соответственно ни вашим друзьям, ни моим.

– Я вас понимаю, – вздохнул Жуковский, – но иногда мне кажется, что вы и ваши коллеги слишком пассивно реагируете на угрозы со стороны Кремля.

– Мы работаем в рамках нашего законодательства, – возразил Бультман. – По нашим сведениям, их спецслужбы уже достаточно активно действуют в Европе, в том числе и в Великобритании. Вы знаете, какое количество ваших бывших соотечественников поселилось в нашей стране? Счет идет уже на сотни тысяч. И мы совсем не уверены, что среди них нет людей, которые могут представлять интерес для моих нынешних коллег. Что касается нашей встречи, то ее вообще легко просчитать. Достаточно посмотреть, как вы припарковали свой автомобиль. Вы ведь не так часто садитесь за руль? А раз вы решились на такой «подвиг», то совершенно очевидно, что у вас была важная встреча, которую вы не могли доверить даже своему водителю. Наблюдательный сотрудник, прикрепленный к вам, сразу бы понял, куда и зачем вы едете. И постарался бы вас вычислить.

– У меня своя служба безопасности, – улыбнулся Жуковский, – и свои способы конспирации. Поэтому мы выехали с водителем вместе, а уже затем, в подземном гараже, я пересел в другой автомобиль. А он будет еще часа два ездить по Лондону. И возможный наблюдатель будет видеть мою фигуру, находящуюся на заднем сиденье.

– Неплохо, – сказал Бультман, – но учтите, что это трюк на один раз. В следующий раз вы их уже не обманете. Я думаю, вы не питаете иллюзий, что русские решили оставить вас в покое. Они уже дважды присылали нам представление на вашу экстрадицию в Россию. И пока мы еще можем им отказывать, вы находитесь в безопасности. Но так не будет продолжаться вечно. Рано или поздно все может измениться. Вы же знаете, что наш премьер-министр готов объявить о своей отставке. А тот, кто придет на его место, отличается гораздо более радикальными взглядами, в том числе и на проблемы иммигрантов в нашей стране. Леворадикальными, мистер Жуковский, мы обязаны учитывать и этот фактор.

– Неужели все настолько плохо?

– Пока нет. Но может получиться так, что мы попросим вас покинуть пределы нашей страны.

– Надеюсь, что вы заранее меня предупредите. Иначе будет обидно попасть в застенки КГБ, – усмехнулся Жуковский.

– КГБ уже давно нет, – напомнил Бультман, – и вы это прекрасно знаете. Но вместо одного большого монстра, появилось несколько молодых и соперничающих друг с другом спецслужб. И у каждого руководителя свои амбиции и свои амбициозные планы. Каждый из них мечтает «отличиться». И судя по всему, они не испытывают недостатка ни в кадрах, ни в финансовой поддержке со стороны государства.

– Вот видите, – остановился Жуковский, – вы фактически подтверждаете все мои прежние заявления. Я столько раз говорил вам о конкретных угрозах со стороны нынешних владельцев Кремля. А вы все время считали, что с ними можно иметь дело.

– Мы реалисты господин Жуковский, – мягко возразил Бультман, – и мы имеем дело с теми политиками, которые представляют реальную силу. И с которыми мы вынуждены садиться за стол переговоров.

– Никаких переговоров, – резко оборвал его Жуковский, – вы же знаете, что там происходит! Убийства политических оппонентов и журналистов, полная деградация общества, устранение оппозиционных газет и журналов, расправа с неугодными, энергетический шантаж. Какие еще нужны доказательства авторитарности режима? Неужели вы ничего не понимаете?

– Мы все видим, – согласился Бультман. – Давайте не будем стоять на месте. Так легче прослушать нашу беседу, если кто-то решит узнать о чем именно мы говорим.

Они двинулись дальше.

– Насколько я понимаю, ситуацию в России вы больше не контролируете, – почти весело заявил Бультман, – а ведь совсем недавно вы были для России своеобразным графом Уориком, «делателем королей» как его называли в пятнадцатом веке. Ведь это вы помогли удержаться прежнему президенту в девяносто шестом, профинансировав его избирательную кампанию.

– Я боролся за демократию в своей стране, – гордо и с пафосом заявил Жуковский.

– И все, кто «боролся» вместе с вами, заняли первые места в списках «Форбса», – добродушно напомнил Бультман, – и ваш бывший ученик, ныне главный миллиардер в нашей стране. Или вы думаете, что у нас забыли, каким образом вы все стали олигархами? А если даже мы попытаемся забыть, нам сразу об этом напомнят. Через несколько лет именно вы помогли нынешнему президенту занять его место, сделав все, чтобы он победил на выборах. Ваши журналисты, ваши газеты и ваши телевизионные каналы просто размазали оппозицию в лице мэра Москвы и бывшего премьера, лишив их всяческих шансов на успех. Говорят, что одного из ваших журналистов, который выступал на Первом канале, вы купили за миллион долларов. Его до сих пор называют «телекиллером». Ваш вклад в «демократизацию» вашей страны можно считать неоценимым.

– Не нужно об этом говорить, – нахмурился Жуковский, – это были мои очевидные ошибки. Но теперь я абсолютно искренне считаю, что режим в России должен смениться. И сделать это можно только объединенными усилиями.

– Все не так просто, как вам кажется. Сейчас не девяносто шестой и даже не девяносто девятый год. Сегодня Россия все увереннее заявляет о себе на международной арене. По золотовалютным запасам она уже третья в мире. И не забывайте, что от поставок российского газа и нефти зависит добрая половина Европы. А бывший канцлер Германии даже согласился возглавить их новый консорциум. Очень многие проекты крупных европейских компаний так или иначе связаны с Москвой. Все это вынуждает нас действовать с некоторой осторожностью.

– Вас погубит европейская толерантность и мягкотелость, – сразу заявил Жуковский, – вы не понимаете какую угрозу европейским странам представляет нынешний режим в Москве. Он становится все более авторитарным и непредсказуемым.

– Именно поэтому я и решил встретиться с вами, – кивнул Бультман. – Дело в том, что у Москвы появились новые финансовые и экономические возможности, которых раньше не было. Появились новые лица в эшелонах высшей власти. И начали проявляться тенденции, которые стали беспокоить моих коллег.

– Вы говорите об убийстве журналистки Рудковской? – почти обрадовался опальный олигарх. – Ее, безусловно, убрали по прямому приказу из Кремля.

– У нас несколько другие сведения, – поморщился Бультман, – там действовали совсем другие люди.

– Это самое настоящее политическое убийство, – нервно произнес Жуковский, – неужели вы не понимаете, что это устранение оппозиционной журналистки, которая боролась за демократию и права человека в России?

– Она была гражданкой США? – спросил Бультман.

Жуковский озадаченно взглянул на него, не понимая, что именно хочет сказать своим вопросом Бультман. Или это было утверждение?

– Она была настоящим патриотом России, – патетически воскликнул Жуковский, – и останется в нашей памяти как пример несгибаемой~

– Давайте закроем эту тему, – предложил Бультман, – и не забывайте, что убийство Рудковской произошло в Москве и, несмотря на все усилия ваших купленных журналистов и адвокатов, раскрутить эту историю невозможно. Просто потому, что все свидетели и жертва находились в России, а нам туда не добраться. И вам туда путь заказан. Вот если бы подобное преступление произошло в Лондоне~

Жуковский взглянул на собеседника. Они понимали друг друга без слов, обмениваясь только взглядами. Это был как раз тот случай, когда никакие слова не могли заменить прямого общения. На протяжении следующих нескольких секунд они общались молча, словно опасаясь сказать лишнее. Только обмениваясь понимающими взглядами. И затем Бультман неожиданно спросил:

– Вы когда-нибудь слышали об организации «Щит и меч»?

Жуковский никогда не слышал об этой организации. Но он хотел всегда выглядеть достаточно компетентным во всем, что касалось его бывшей страны. И поэтому он с важным видом кивнул:

– Немного слышал. Между прочим, был такой известный фильм про советского разведчика. И, насколько я помню, это был один из самых любимых фильмов нынешнего президента.

– Неужели? – даже удивился Бультман. – Мы этого не знали. Тогда это объясняет некоторые моменты их деятельности.

– Вам нужно чаще со мной встречаться, – скромно заметил Жуковский. Он был рад, что ему удалось провести даже такого ветерана спецслужб, как Питер Бультман.

Но последний был слишком опытным человеком, чтобы забыть о главной теме сегодняшнего разговора.

– Вы знаете, чем именно они занимаются? – поинтересовался Бультман.

Глеб Моисеевич насторожился. Он почувствовал ловушку. Сказать неправду – окончательно потерять лицо. Нужно признаваться.

– Н-нет, – с некоторым усилием выдавил он, – я не был в курсе их последних дел.

Бультман улыбнулся. Он понял, что его собеседник блефовал. Но он давно знал мистера Жуковского, и его не удивило подобное поведение.

– Организация «Щит и меч» была создана в Москве ветеранами советских спецслужб, – пояснил Бультман. – Туда входят бывшие сотрудники КГБ и ГРУ, а также нынешние офицеры спецслужб. Судя по их финансовым возможностям и прикрытию, в руководстве организации очень высокопоставленные и осведомленные лица. Их задача – розыск и наказание всех бывших офицеров советских и российских спецслужб, которые когда-либо эмигрировали в другие страны, перешли на службу в другие разведки или начали сотрудничать с иными спецслужбами.

– Они ищут предателей, – понял Жуковский.

Бультман покачал головой:

– Как сильно в вас сидит советский человек. Мы говорим, что они ищут людей, которые выбрали для себя свободу. Свободный мир, свободный образ жизни. Как и вы, мистер Жуковский.

– Конечно. Я понимаю, – быстро ответил Глеб Моисеевич, осознавший, что допустил ошибку, – и я с вами согласен. Но для сотрудников советских спецслужб они предатели. Советская пропаганда всегда подавала подобных людей как изменников Родины.

– Организация «Щит и меч» создала специальные боевые группы для ликвидации подобных людей, – пояснил Бультман, – они руководствуются вынесенными советскими судами приговорами, которые приводят в исполнение. Слава богу, в России уже не выносят смертных приговоров, но это не мешает членам организации устранять и бывших российских сотрудников спецслужб.

– Какие мерзавцы, – сказал равнодушно Жуковский. – Это тоже порождение нынешней власти. Значит, они убивают людей без суда и следствия. Какое людоедство.

Бультман удивленно посмотрел на своего собеседника. Он прекрасно знал, что человека, с которым он разговаривал, обвиняли не только в политических интригах или экономических преступлениях. Но говорить об этом не следовало.

– У нас есть подробное досье, – продолжал Бультман. – Они убрали агента французской разведки Анри Борнара, убили несколько своих бывших сотрудников, среди которых были и лица, принявшие гражданство США.

– И вы не могли ничего сделать? – не поверил Жуковский. – Ни вы, ни ваши спецслужбы? Вы позволяли им безнаказанно убивать людей, которые перешли к вам и работали на вас?

– В Великобритании подобных случаев не было, – нахмурился Бультман. – Что касается американцев и французов, то, насколько я знаю, были попытки задержать членов организации «Щит и меч». Несколько раз организовывались засады. Но каждый раз операции проваливались~

– Почему? – перебил его Жуковский. – Как это проваливались? Почему?

– Они использовали в своей деятельности бывших «ликвидаторов» или наиболее подготовленных сотрудников спецслужб, – пояснил Бультман, – а каждый из таких людей понимает, что не имеет права попадать живым в руки другой стороны. Если хотите, это введено в них на генном уровне. Поэтому в случае любой угрозы, они скорее убивают себя, чем позволяют захватить. Сейчас двадцать первый век и средневековые пытки огнем уже никого не пугают. Достаточно сделать один укол, чтобы человек рассказал все, что он знает и даже о чем он думал в последние несколько лет. Абсолютно все. И об этом знают обе стороны. Поэтому такие «специалисты» не сдаются в плен и не позволяют себя арестовывать. Они убивают себя, стреляя в голову, для надежности. Как горько пошутил один мой знакомый французский офицер, для того чтобы после вашей смерти, голову не отрезали и не использовали в каких-нибудь экспериментах, чтобы прочистить мозги. И хотя до этого наша медицина еще не дошла, но профессионалы не сдаются, об этом все знают.

– Понятно. Они присылают своих убийц, а вы равнодушно наблюдаете, когда они сделают свое дело. Зачем вы мне это рассказали? Хотите использовать меня в качестве подсадной утки? Чтобы в Лондон приехали такие «специалисты», а вы бы на мне отрабатывали свое мастерство?

– У вас слишком буйная фантазия, мистер Жуковский, – заметил Бультман. – Я думаю, что вы не представляете интереса для подобной организации. Политические противники нынешнего режима их мало интересуют. Я даже рискну сказать, что они могут относиться к вам достаточно терпимо. В конце концов, нынешний режим, это все-таки порождение прежнего. А тот, прежний режим, который был в России с девяносто первого по девяносто девятый, они ненавидят изо всех сил.

– Будем считать, что вы меня убедили. Тогда зачем вы поведали мне эту страшную историю об убийцах, которые рыщут по всему миру? Для чего?

– Я думал, что мы понимаем друг друга, – на этот раз остановился Бультман. – У вас много знакомых из бывших спецслужб. Некоторые из них могут начать проявлять активность, чтобы привлечь к себе внимание своих бывших коллег. Вы представляете, как отреагирует здешняя пресса и наша общественность, если вдруг выяснится, что «длинные руки» российских спецслужб добрались и до Великобритании. Такая неприятная история. Нашим друзьям она понравится, мы заработаем лишние очки в противостоянии с русскими, наши заокеанские союзники будут просто в восторге, а вы получите нужные вам доказательства вины преступного режима.

Жуковский несколько озадаченно взглянул на своего собеседника. Он мгновенно просчитал все плюсы и минусы этого предложения. Но нельзя было спешить.

– Вы сказали, что нам не нужно останавливаться, – напомнил он, взяв Бультмана под руку.

– И вы можете оказать мне нужную помощь? – поинтересовался он.

– Никакой помощи, – громко ответил Бультман. И значительно тише добавил: – Но мы сможем координировать наши усилия по защите наших друзей.

Жуковский все понял. Он кивнул, не выдавая своих чувств.

– Наши американские друзья передали нам, что организация «Щит и меч» готова к проведению акций в Великобритании, – сообщил Бультман, – и нас не может не тревожить это сообщение.

Жуковский молчал. Он внимательно слушал.

– Несколько месяцев назад в миланской больнице скончался Йозас Минкявичус, – очень тихо продолжал Бультман. – Он ушел к западным немцам еще в восемьдесят четвертом. Вы можете представить сколько лет они его искали?

– Его убили?

– Мы подозреваем, что это убийство. Но пока не можем ничего доказать. Нужно разрешение итальянской прокуратуры на эксгумацию тела. И как только мы убедимся в том, что это было убийство, у нас появятся более конкретные доказательства.

– Я вас понимаю. – Жуковский оглянулся. Где-то на дороге слышались детские голоса. Двое ребят проходили мимо их машин. Мальчикам было лет по десять-двенадцать.

– Пойдемте обратно, – предложил Бультман. – Даже если это обычные дети и всего один шанс из миллиона, что их могли к нам подослать, то и тогда я не хочу давать нашим противникам этот единственный шанс. Подумайте над моими словами господин Жуковский, а я подумаю над вашими. До свидания.

К машинам они выходили по одному, как заговорщики. На обратном пути Глеб Моисеевич едва не сделал аварию, настолько его мысли были заняты разговором, который состоялся у него с полковником Питером Бультманом.

ЗА ПОЛТОРА МЕСЯЦА ДО НАЧАЛА СОБЫТИЙ. МОСКВА

Он приехал домой в пятом часу вечера. Вошел в квартиру, огляделся. В последнее время он уже привык к тому, что здесь всегда был определенный порядок. Сказывалась женская рука, которой не было целых пятнадцать лет. Именно пятнадцать лет назад он развелся со своей супругой, которая вместе с сыном переехала в другую квартиру, к своей матери. И он остался один. Бывший полковник КГБ, а затем Федеральной службы безопасности России Тимур Караев.

Ему шел уже пятьдесят седьмой год. И несколько месяцев назад он встретил Элину. Он даже не верил, что подобное может с ним случиться в таком возрасте. Но и она была далеко не девочкой. Ей было за сорок, когда они познакомились. У обоих был опыт неудачных первых браков. Она успела развестись и у нее был сын примерно такого же возраста, как у Тимура. Мальчики успели познакомиться и довольно неплохо относились друг к другу. Элина организовала в Москве свою дизайнерскую фирму, которая довольно успешно развивалась. У нее была квартира в Москве, но она довольно часто оставалось у Тимура. Оба испытывали одинаковые чувства внезапно вспыхнувшей любви, когда осознаешь, что наконец встретил человека, которого искал или ждал всю свою жизнь.

Он прошел на кухню, включил электрический чайник, чтобы сделать себе чай. И услышал, как она пытается открыть дверь. У нее была своя пара ключей. Тимур прислушался. Она вошла в квартиру и, очевидно, увидев его плащ, поняла, что он уже дома. Или поняла это раньше, когда открывала дверь, увидев, что верхний замок уже открыт. Элина повесила свой плащ, надела тапочки и прошла на кухню.

– Добрый вечер. – Она села напротив, даже не поцеловав его. Это удивило Тимура. Обычно она чмокала его в щеку, входя в квартиру. Он понял по ее виду, что произошло нечто неожиданное. Она была явно взволнована.

– Что случилось? – немного устало спросил Караев. – Ты сегодня не в духе?

– Не знаю. Возможно, что и так. Даже не понимаю, что со мной происходит. Мне кажется я превращаюсь в истеричку. Не знаю, – снова повторила она.

– Успокойся, – посоветовал Тимур. – Объясни мне, что случилось?

– Мне позвонили из Италии, – тяжело вздохнула Элина. – Ты помнишь Линду? Мою знакомую, с которой мы встречались, когда были во Флоренции несколько месяцев назад. Ты еще тогда вдруг получил свой неожиданный отпуск. Помнишь?

– Конечно, помню. Это был наш первый совместный отпуск. А почему ты спрашиваешь?

– Она в больнице, – сообщила Элина, глядя ему в глаза. – Врачи подозревают у нее ту же болезнь, которая убила ее мужа. Ты помнишь ее супруга?

– Не совсем. – Он начал понимать, почему она в таком состоянии и чему посвящен этот импровизированный допрос.

– Ты его должен помнить, – упрямо произнесла Элина, – вы еще с ним так долго общались, спорили, разговаривали. А после нашего совместного ужина он вдруг начал болеть. Серьезно болеть, Тимур. Он никогда до этого не болел. У него была такое хорошее здоровье. Они ходили в горы вместе с Линдой. А потом он вдруг заболел, и его отвезли в больницу. Через две недели он умер. Умер от неожиданно появившейся онкологии. Ровно через две недели Тимур, после того как они пообедали с нами. Такое странное и непонятное совпадение. А сейчас выяснилось, что заболела и его жена, моя знакомая Линда. Опять непонятное совпадение. Почему она вдруг заболела? Ведь онкология не заразна, это уже доказано. Почему она вдруг заболела такой же гадостью, как и ее бывший муж? Ты не знаешь?

– Сейчас существуют новые теории о том, что все болезни имеют вирусное происхождение, – негромко ответил Тимур, избегая смотреть ей в глаза, – даже язва или онкология. Никто не знает~

– Не нужно считать меня идиоткой, – резко прервала его Элина.

Он удивленно посмотрел на нее. Очевидно внезапная болезнь Линды ее действительно испугала и встревожила. Она никогда так с ним не разговаривала.

Видимо, она чувствует его состояние. Это плохо. Очень плохо. Он не сумел ее обмануть. А может, он и не пытался ее обмануть?

– Зачем мы поехали в Италию? – Этого вопроса он боялся уже несколько недель, после того как они вернулись с Апеннинского полуострова. – Скажи мне правду, Тимур. Я до сих пор не знаю, чем именно ты занимаешься в своей Академии ФСБ. Ты говоришь, что преподаешь. Но тогда почему в начале лета тебе дали такой неожиданный отпуск, ведь во всех учебных вузах в это время начинаются экзамены. И мы поехали именно в тот город, где жила моя знакомая. И именно там мы с ними встретились. Я все узнала. Мы разговаривали с Джулианеллой. Ты ведь наверняка знал, что Минкявичус был бывшим офицером КГБ, как и ты. Я тогда спросила тебя: может, вы раньше с ним встречались? И ты уверял меня, что ничего о нем не знал. При этом ты врал всем, что являешься преподавателем истории, и не разрешал мне сообщать, кем ты работал всю свою жизнь.

– А ты полагаешь, что нужно сообщать об этом всем твоим знакомым? – спросил Караев. – По-моему и так понятно, что эти сведения никому не интересны.

– Они интересны мне, – тихо сказала Элина, – ты, очевидно, не понял. Линда тоже попала в больницу. И я боюсь, что она не выживет. Врачи считают, что она получила сильную дозу облучения, как будто была несколько часов под рентгеном. Но она нигде и никогда не облучалась. Что происходит, Тимур? Ты можешь мне что-то объяснить?

– Я не знаю, – ответил он, наконец посмотрев ей в глаза. Ему всегда так нравились ее красивые миндалевидные глаза. – И мне действительно очень жаль Линду. Очень жаль.

– Ты не имеешь к этому никакого отношения? Ответь мне предельно честно. Я должна все знать.

– Абсолютно никакого отношения. Зачем мне нужно было убивать твою подругу? Ну откуда такие страшные предположения? Во имя чего? И как я мог ее облучить? Носил с собой рентгеновский аппарат? Тогда почему я сам еще жив? Ты же была там все время со мной. Неужели ты ничего не помнишь?

– Я помню, – вздохнула Элина, – но такие невероятные совпадения~

– Иногда случаются. – Он поднялся, чтобы приготовить ей кофе.

– Тимур. – Он стоял к ней спиной и почувствовал, что именно она ему скажет. Поэтому он напрягся, но не повернулся в ее сторону.

– Что? – спросил он.

– Ты меня извини, – сказала Элина, – конечно, все это глупости. Я когда узнала о ее болезни, потеряла всякий контроль над собой. В голову полезла всякая чушь.

Он знал, как она права и не права. Формально он не был причастен к этому убийству. Он действительно не имел прямого отношения к смерти Минкявичуса и болезни его жены. Но, по большому счету, любой независимый суд признал бы его виновным. Ведь использовав связи Элины, он выехал во Флоренцию, чтобы найти Минкявичуса и подобраться к нему достаточно близко. Найти бывшего офицера Первого главного управления КГБ СССР, который ушел к западным немцам в восемьдесят четвертом и сдал нескольких своих товарищей. Приговор ему был вынесен еще советским судом, и с этой точки зрения совесть у Тимура Караева была чиста. Он всего лишь помогал исполнить решение суда и покарать предателя. С точки зрения российских законов и своей совести он не сделал ничего предосудительного. Но с точки зрения любого европейского суда, он был виновен в том, что вышел на Минкявичуса и помог его убийцам привести приговор в исполнение.

И с совестью тоже были определенные проблемы. Ведь он обманывал любимую женщину, использовав ее в качестве своеобразной приманки. Но об этом он не хотел даже думать. Налив ей кофе, он обернулся к Элине. Поставил чашечку на стол.

– Я даже не знаю, что тебе сказать, – почти искренне ответил Караев. – Мне так жаль~

– Спасибо за кофе, – вздохнула она. – Я, кажется, глупо сорвалась. Может, мне лучше сегодня уехать к себе? Я, наверное, еще не разобралась в собственных чувствах.

– Не нужно, – попросил он. – Я думаю тебе лучше остаться. Нам нужно быть вместе. Именно в таких случаях.

Он подошел к ней, и она поднялась. Тимур обнял ее, чувствуя себя почти мерзавцем. Но даже думать об этом не хотелось. Он бережно прижал к себе женщину.

«Будь они все прокляты», – подумал он. И было непонятно кого он имел в виду. Предателя Минкявичуса и ему подобных, своих бывших коллег по работе или членов своей новой организации. А может, всех вместе. Всех шпионов, которые так и не хотели возвращаться с холода, полагая, что холодная война, состояние вечного противостояния различных государств – это навечно. И иногда Караеву казалось, что они правы.

ЗА МЕСЯЦ ДО НАЧАЛА СОБЫТИЙ. МОСКВА

Председатель Государственной технической комиссии генерал армии Иван Сергеевич Большаков находился в своем кабинете, когда раздался телефонный звонок. Большаков удивленно взглянул на лежавший перед ним мобильный телефон. Этот номер знали только несколько человек. Позвонивший немного подождал и отключился. Теперь нужно ждать второго звонка. Если ему позвонят во второй раз и снова быстро отключатся, не дожидаясь ответа, значит, ему послали специальное сообщение. Большаков взглянул на телефон. Секунды тянулись томительно долго. И аппарат позвонил во второй раз. Снова три звонка. И опять позвонивший отключился, не дожидаясь, пока ему ответят.

Государственная техническая комиссия считалась неким аналогом американского Агентства национальной безопасности и занималась обеспечением безопасности и защиты информации наиболее важных государственных органов страны. Руководитель Комиссии назначался указом президента страны и считался чиновником на правах федерального министра. Большаков еще раз взглянул на телефон и, поднявшись, прошел в комнату отдыха, находившуюся за его спиной. Он устало сел на диван, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, развязал узел галстука. Он так надеялся, что ему не позвонят. Он так верил, что этот звонок никогда не раздастся. Но ему позвонили. И он обязан принимать меры. Большаков закрыл глаза. С тех пор как он согласился возглавить «Щит и меч», прошло довольно много времени. Он тогда был первым заместителем председателя. А теперь уже председатель. Но именно поэтому он обязан был все предвидеть. И теперь он обязан принимать более конкретные меры.

Большаков тяжело поднялся и вернулся в кабинет. Он знал, что его кабинет охраняется самыми совершенными техническими системами, позволяющими почти полностью исключить возможность прослушивания, но в этот день он обязан был не доверять даже самому себе. Его кабинет охранялся так же, как и кабинет президента страны, любые сигналы, позволявшие услышать, что именно здесь творится, глушились и искажались специальной аппаратурой. Иван Сергеевич вызвал секретаря и попросил найти генерала Чеботарева.

Через пять минут секретарь доложил, что Чеботарев на другом конце провода. Генерал Чеботарев был одним из заместителей руководителя Службы внешней разведки, с которым работала Государственная техническая комиссия. Большаков вздохнул и поднял трубку.

– Добрый день, Александр Дмитриевич, – бодро начал он свой разговор.

– Здравствуйте, Иван Сергеевич. – Чеботарев имел две генеральские звезды и был соответственно генерал-лейтенантом.

Это мог быть обычный разговор между двумя крупными руководителями, если бы не одно очень интересное обстоятельство. Чеботарев был как раз тем самым человеком, который несколько минут назад дважды позвонил Большакову и дважды дал отбой, не дожидаясь, пока ему ответят. А сам Большаков мог вполне перезвонить ему по телефонам правительственной связи. Но он не стал бы этого сделать ни при каких обстоятельствах, чтобы не вызывать ненужных подозрений. И поэтому он позвонил своему собеседнику по обычному городскому номеру, который был защищен от прослушивания с обоих сторон.

– Как у нас дела? – поинтересовался Большаков. Это означало, что он получил сообщение и теперь его интересовали детали.

– Все нормально, – ответил Чеботарев, что в данном случае подразумевало как раз обратное.

– Никаких новых сообщений? – Большакову нужны были конкретные детали.

– Ничего нового. Но наши предположения полностью подтвердились. Я думаю, что нам необходимо встретиться. – Это означало высшую степень тревоги и подтверждало худшие опасения Большакова. В их организации появился «крот», причем не такой, который работает на государство, сдавая своих коллег по организации, таких предателей они как раз не боялись. Появившийся «крот» был куда страшнее. Этот сотрудник работал на другую сторону. Он сделал то, чего нельзя было делать ни в коем случае, он начал поставлять вероятному противнику информацию о самом существовании организации. А это было смертельно опасно и для организации, и для ее членов. Государственные органы, осведомленные о деятельности организации, могли закрывать глаза на их операции за рубежом только до тех пор, пока о самой организации никто не знал. В случае любого провала или любой утечки информации организацию следовало в лучшем случае распустить, в худшем – уничтожить. И это хорошо понимали все сотрудники организации.

– Неужели все так срочно? – печально переспросил Большаков.

– Да, – ответил Чеботарев, – но я думаю, что нам не нужно торопиться. Увидимся, когда сможем. – Это означало, что увидеться нужно сегодня.

– Тогда недели через две я вам позвоню. – Большаков назначил встречу через четыре часа. Чеботарев его понял. Оба попрощались и положили трубки. Со стороны их разговор мог показаться обычным разговором двух государственных чиновников о каких-то внутренних проблемах своих ведомств.

Большаков появился в условленном месте ровно через четыре часа. Чеботарев опоздал на полторы минуты. На самом деле это была не одна квартира, а две, и вход в них был из разных подъездов. Общая стена была снесена, и генерал могли встретиться в комнате, которая тоже была оборудована защитой от прослушивания. Они пожали друг другу руки и сели за стол. Чеботарев был намного моложе Большакова. Ему было только сорок четыре года.

– Вы получили подтверждение? – сразу уточнил Большаков.

– Да, – кивнул Чеботарев. – Из Испании пошло сообщение в США, сразу после смерти нашего Фармацевта. Они отмечают, что агент был сбит автомобилем, в котором предположительно находились его сообщники. И указывают на название организации.

– Они сообщили название? – мрачно спросил Большаков.

– Да, – безжалостно ответил Чеботарев, – им известно название организации и задачи, с которыми Фармацевт прибыл в Испанию. Мы получим этому подтверждение. Между прочим, сообщение будет передано по инстанциям.

– Я понимаю, – кивнул Большаков, – но меня больше беспокоит, что американцы узнали название нашей организации.

– Наши источники достаточно надежные, – сообщил Чеботарев.

– Не сомневаюсь. Значит, у нас появился «крот»?

– Да, – ответил Чеботарев, – и наша задача его срочно найти.

– В нашей организации состоит несколько тысяч человек, – напомнил Большаков. – Как мы будем искать? Проверять каждого? На это уйдет несколько лет. Вычислить тех, кто мог контактировать с иностранцами? Это тоже не метод. Сейчас у всех дома стоит Интернет и есть мобильные телефоны. Это раньше нужно было вычислять возможного радиста и шифровальщика или искать тех, кто бывал за рубежом и имел контакты с иностранцами. А сейчас? Вы же понимаете, что это может быть и сотрудник вашего ведомства, Александр Дмитриевич.

– Кто угодно, – согласился Чеботарев. – Но искать нужно немедленно. Иначе потом будет поздно. «Крот» может просто провалить все наши последующие операции. Я уже не говорю о том, что у нас могут быть неприятности и в Москве.

– Здесь неприятностей не будет, – сообщил Большаков, – пока американцы или еще кто-нибудь не предъявят нам конкретных доказательств существования нашей организации~

– А если предъявят? – прямо спросил Чеботарев. – Что будем делать тогда?

– Стреляться, генерал. – Непонятно было, Большаков шутит или говорит серьезно. – Мы создавали организацию, которая должна защищать интересы нашей страны. Пусть даже не совсем обычным способом. Мы создавали организацию для того, чтобы выполнять работу, которую не могут делать наши официальные государственные службы. И я рассматривал свою деятельность в организации, как такую же службу своей Родине, как и моя деятельность в Комиссии. И надеюсь, что большинство наших сотрудников думают так, как я. Поэтому при любом раскладе мы не имеем права подставлять свою страну.

– Государственная дума официально разрешила проводить операции за рубежом с целью розыска лиц, виновных в гибели наших сотрудников, – напомнил Чеботарев, – а предатели всегда виноваты в гибели наших соотечественников.

– Это мы с вами будем объяснять в прокуратуре, когда нас позовут на допрос, – добродушно заявил Большаков. – Давайте подумаем, что нам делать. У вас есть конкретные предложения?

– Начать полномасштабную проверку. Об организации знают все ее члены, а об операции Фармацевта в Испании были осведомлены только несколько человек. От силы двадцать или тридцать, – напомнил Чеботарев. – Я думаю, удастся вычислить «крота».

– Эти двадцать или тридцать – наши самые лучшие сотрудники. И самые проверенные, – в сердцах возразил Большаков, – не говоря уже о том, что список должны открывать наши с вами фамилии.

– Правильно, – улыбнулся Чеботарев, – только мы с вами вне игры. Если бы американцы получили такого «крота», как вы или я, это была бы их самая крупная удача за все время существования спецслужб США и России. Вы можете себе представить, каким количеством оперативной информации я обладаю? Зачем мне продавать информацию об организации, если я знаю почти всех резидентов нашей разведки, работающих в Европе? По-моему, вывод очевиден. То же самое и с вами. Завербовать руководителя Государственной технической комиссии просто невозможно. Такие люди, как вы, проходят путь, длиной в целую жизнь. Если собрать все секреты, которые вы знаете, их будет столько же, сколько у президента страны или премьер-министра. У американцев не хватит денег, чтобы купить вас, Иван Сергеевич.

– Спасибо, – кивнул Большаков. – Прямо «патетическая соната». Только от этого мне не легче. Я знаю людей, с которыми работаю, уже много лет. И среди них никогда не было предателей. Вы же осведомлены, как именно я отношусь к подонкам, которые готовы ради «тридцати сребреников» сдать свою Родину или своих бывших коллег.

– Нужно искать «крота», – твердо решил Чеботарев. – У нас есть человек, которого пока не знают в нашей организации?

– Есть толковый специалист, – вспомнив о Караеве, сказал Большаков, – недавно он вернулся из Италии. Я думаю, что мы можем поручить поиски ему.

– Тогда все. – Чеботарев взглянул на часы. Поднялся. – Вы разрешите мне уйти?

– Конечно. – Большаков взглянул на молодого генерала. – Скажите мне, Александр Дмитриевич, только искренне, зачем вы вступили в организацию? Ведь когда распался Советский Союз, вам было только двадцать восемь или двадцать девять лет. Неужели у вас сохранилось некое чувство ностальгии? Или вы считали себя проигравшим в холодной войне? Но ведь вы были тогда лейтенантом.

– Капитаном, – поправил его Чеботарев. – Я работал прикрепленным к центральному аппарату. В августе девяносто первого. У меня на глазах сносили памятник Дзержинскому. Мы находились в здании на Лубянке, готовые умереть, если понадобится, но не пустить туда посторонних. Мы все были тогда готовы умереть. У каждого был свой последний патрон. И каждый из нас понимал, что случится, если толпа ринется в наше здание. Нас разделяли несколько сот метров. Многие тогда сбежали. Я остался. Я ответил на ваш вопрос, Иван Сергеевич?

– До свидания. – Большаков поднялся и протянул ему руку. – Я слышал об этой истории. Но хотел, чтобы вы сами мне обо всем рассказали.

ЗА МЕСЯЦ ДО НАЧАЛА СОБЫТИЙ. ЛОНДОН

Он был обижен. Нет, он был даже не обижен. Он был взбешен. Как много он сделал для опального олигарха. Как тогда старался сделать все, о чем его просили. Сначала он уговорил несколько своих бывших коллег выступить вместе с ним на совместной пресс-конференции. Она получилась достаточно громкой и провокационной. Они заявили, что им было поручено убийство известного олигарха Глеба Жуковского.

После такого заявления он должен был уйти из органов. И все его коллеги, которых он уговорил выступить вместе с ним, тоже ушли. Не помогли ни черные маски, ни невнятные бормотания. Их быстро вычислили. По существующим правилам, принятым в любых спецслужбах мира, они не имели права выступать на пресс-конференциях, тем более с подобными откровениями. Им тогда никто особенно и не поверил. В истории спецслужб не бывало подобных откровений сразу целой группы офицеров. Такие заявления были похожи скорее на организованную провокацию, чем на реальную угрозу. И их всех просто уволили из органов. В том числе и его, полковника Витовченко.

Но их пресс-конференцию запомнили те, кто никогда и ничего не забывал. Против него возбудили сразу два уголовных дела, его товарищей начали преследовать. Некоторые сразу сдались, пойдя на сотрудничество. Некоторые сбежали. Он уехал в Лондон, поддавшись на уговоры опального олигарха. Тогда казалось, что ему нечего опасаться. С большими деньгами в Лондоне можно было очень неплохо устроиться. Собственно, неплохо устроиться можно везде, когда имеется солидный банковский счет. Но олигарах его просто обманул. Он выделял ему на проживание только полторы тысячи фунтов, на которые можно было лишь существовать, не умирая с голода. И отдельно оплачивал его расходы на жилье.

Полковник Витовченко в этот день приехал на встречу со своим старым знакомым, чтобы договориться с ним о небольшом интервью для одного из американских изданий. Иногда он соглашался ради небольшого гонорара придумать очередную историю или рассказать о кознях бывшего КГБ. Правда, платили немного, но это были деньги, в которых он так нуждался. Его знакомый – Анри Ланьель, мужчина без определенного возраста, которому можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят, и все семьдесят. Он красил волосы в какой-то неприятный рыжеватый цвет. Всегда носил яркие пиджаки и был больше похож на сутенера средней руки, чем на солидного бизнесмена. Впрочем, бизнесменом он никогда и не был. Он был журналистом, осведомителем полиции, крупье в казино, продавал автомобили, владел небольшой туристической фирмой. Одним словом, занимался всем, чем можно, так и не сумев сколотить достаточно капитала на жизнь. Вдобавок ко всем своим проблемам он был импотентом, и последние тридцать лет его мало интересовали женщины. Может, поэтому он их так люто ненавидел.

Ланьель появился в кафе, опоздав на двадцать пять минут. Виктор Витовченко зло смотрел на часы. Его знакомый никогда не отличался особой пунктуальностью. Вот и теперь он появился, одетый в какую-то замшевую куртку непонятного буро-серого цвета и серые брюки в крупную клетку. На шее у него был красный шарф.

– Вы опоздали, – зло заметил Витовченко.

– Знаю. – Ланьель взглянул на часы. – Я приехал почти вовремя. Вы знаете, какие сейчас пробки в городе? Мне еще повезло, что мы так быстро проскочили. Официант, мне кофе. Капучино, пожалуйста.

– Когда у нас интервью? – уточнил Витовченко.

– Интервью откладывается, – вздохнул Ланьель.

– Как это откладывается? – не понял Витовченко. – Вы с ума сошли? Я приехал сюда ради этого дурацкого интервью. Вы же сказали мне, что все решено.

– Это сказал не я, – быстро заметил Ланьель, – это сказал мне мой знакомый американский журналист. Он думал, что вы действующий сотрудник КГБ, а когда я сказал, что вы уже не работаете почти десять лет, он быстро извинился и ушел. Им нужны действующие сотрудники, а не бывшие.

– Действующих сотрудников КГБ нет, – повысил голос Витовченко, – хватит говорить глупости. КГБ не существует уже шестнадцать лет. Вы все время меня обманываете, Ланьель. Думаете, что я позволю меня так дурачить. Может, хватит уже ваших дурацких трюков. И почему вы так одеваетесь? С вами никто не захочет иметь дело. Нельзя всерьез воспринимать человека в такой разноцветной одежде.

– Чем вам не нравится моя одежда? – обиделся Ланьель. – Я чувствую себя нормально. И мне так нравится.

Официант принес ему заказанный кофе.

– Ну и ходите как попугай, – зло сказал Витовченко, – а я больше не хочу иметь с вами никаких дел. Вы мне просто надоели, Ланьель. И учтите, что сегодня за кофе будете расплачиваться вы.

– Вы еще и жадина, – вздохнул Ланьель. – Почему вы все такие неблагодарные? Я столько для вас сделал, а вы не хотите даже угостить меня чашечкой кофе.

– Не угощу, – грубо ответил Витовченко, – и вообще я думаю, что нам нужно раз и навсегда прекратить наши отношения. Вы не очень серьезный человек, мистер Ланьель.

– Вы неблагодарный человек, – всплеснул руками француз, – я столько для вас сделал! Благодаря мне вы дали интервью четырем американским и французским изданиям. Вы теперь самый популярный человек на Британских островах.

– Еще скажите, что меня любят, как покойную принцессу Диану, – перебил его Витовченко. – Я ухожу, Ланьель. И больше мне не звоните.

– Подождите, – остановил его француз, видя, как он пытается подняться, чтобы уйти, – у меня есть к вам важное дело. Очень важное, господин Витовченко. Не уходите. Выслушайте меня. У меня появился итальянский друг, который~ Подождите, не уходите. Он предлагает очень интересный проект. Дело в том, что у него~ Ну подождите. Послушайте меня хотя бы еще немного. Он собирается опубликовать статью о сотрудниках КГБ, работающих в Италии. И ему нужен консультант. Если вы согласитесь, он готов заплатить. Честное слово. Пять тысяч долларов. Даю вам слово. Я возьму с вас только сорок процентов.

– Идите к черту, – поднялся Витовченко.

– Хорошо. Тридцать пять. Не уходите. Я согласен на тридцать. Честное слово заплатит. Большие деньги. Ему действительно нужна ваша консультация.

– Пять тысяч долларов? – переспросил Витовченко, остановившись.

– Полторы мои, остальные ваши, – быстро подсчитал Ланьель. – Если согласны, то заплатите за кофе, и мы поедем к нашему знакомому. Он очень вами интересовался.

Витовченко пробормотал по-русски ругательство. Затем подозвал официанта и расплатился за кофе. Через полчаса они уже направлялись на встречу.

– Как зовут вашего придурка? – осведомился Витовченко, когда они разместились на заднем сиденье черного английского такси.

– Сеньор Альтафини, – сообщил Ланьель. – А почему вы решили, что он придурок?

– С вами может иметь дела только законченный идиот, – ласково сообщил Витовченко.

– Я даже не знаю, когда мне нужно на вас обижаться, а когда смеяться, – недовольно сказал Ланьель, отодвигаясь в угол.

– Всегда обижайтесь. Так будет надежнее, – посоветовал Витовченко.

Ланьель обиженно умолк. Через полчаса они были уже на месте. В отеле «Шератон» их уже ждали. На этот раз Ланьель не обманул. За помощь в подготовке материалов Витовченко действительно получил три с половиной тысячи долларов. Ланьель забрал свои «комиссионные». Ни один из них даже не подозревал, что встреча с итальянским журналистом станет роковой для обоих.

ЗА МЕСЯЦ ДО НАЧАЛА СОБЫТИЙ. ПЛЮС ОДИН ДЕНЬ. МОСКВА

В этот день его вызвал к себе генерал Попов. И предложил отправиться в Государственную Комиссию.

– Они просили прислать им толкового специалиста из наших преподавателей, – пояснил Попов. – Мы посоветовались и решили, что вы самая подходящая кандидатура, полковник Караев. Мы откомандируем вас в распоряжение ГТК. У вас есть вопросы?

– Нет. – Тимур знал, что сам Попов тоже был членом организации. И поэтому такой срочный вызов в Комиссию его не удивил. Караев помнил, что во главе организации стоит глава Комиссии. А Попов являлся заместителем начальника Академии ФСБ. Поэтому полковник Караев кивнул и вышел из кабинета. Уже через два часа он был в кабинете Большакова. А затем они долго спускались вниз, чтобы остаться в одном из тех помещений, где их не могли услышать ни свои, ни чужие. Оба уселись в мягкие кресла, в которых не было металлических частей. Считалось, что такие кресла хуже отражают звуковые сигналы.

– Мне сообщили об операции в Италии, – сразу начал Большаков. – Вы очень удачно вписались в нашу организацию полковник Караев. Я начинаю испытывать чувство гордости. Ведь вы мой своеобразный «крестник». Это с моей подачи вас приняли в организацию.

– Я об этом помню, – ответил Тимур, – хотя иногда мне кажется, что я должен был отказаться еще на прежнем этапе.

– Почему? – сразу спросил Большаков. – Вас, что-то не устраивает?

– Вы знаете, как прошла моя командировка в Италию? Я поехал туда со своей подругой. С женщиной, которую я люблю и на которой хочу жениться. Я об этом вам говорил. Получилось, что мы подставили ее для того, чтобы найти ее знакомых и выйти на Минкявичуса.

– Давайте разберемся, – предложил Иван Сергеевич. – Вы сожалеете о его смерти? Вы ведь читали его досье. Да или нет?

– Нет, – ответил Караев, – он был предателем. Такой классический вариант изменника.

– Хорошо. Тогда, что именно вас беспокоит?

– Я обманул свою подругу. Мне кажется, что я поступил не совсем этично, когда невольно втянул ее в эту операцию.

– Вы никогда не обманывали свою первую супругу. Только откровенно?