Незримые Академики Пратчетт Терри

– А, кажется, у вас был не слишком удачный сезон, – заметил Витинари. – Вам не помешает свежая кровь, поскольку Джимми Уилкинс угодил в Танти за то, что кому-то откусил нос. «Сонный Холм» вас разгромил, так как вы лишились лучших бойцов, когда оба брата Карманса оказались в больнице госпожи Сибиллы. В течение трех сезонов вас втаптывали в грязь. Да, все говорят, что Гарри Козырек неплохо играет, с тех пор как вы перекупили его у «Вторничных ребят» с улицы Паточной Шахты за два ящика «Особого» от Старины Винкля и мешок свиных шкварок, и он делает отличные успехи для человека, у которого одна нога деревянная, но без командной поддержки ему трудно…

Вокруг Витинари и шатающегося Суизина кругами расходилась тишина. У Чудакулли отвисла челюсть, бокал с бренди в руках у Генри так и остался полупустым, что невероятно для бокала, который провел у волшебника дольше пятнадцати секунд.

– Также я слышал, что вашим пирогам кое-чего недостает, а именно – термически обработанного, органического и предварительно умерщвленного содержимого, – продолжал Витинари. – Трудно обрести поддержку Толкучки, если она видит, как ваши пироги разгуливают по мостовой.

– У меня хорошие парни, – сказал Суизин. – Они не виноваты, что другие играют лучше. Им никогда не фартит шыграть ш теми, ш кем они шмогут шправитьша. Они вшегда выкладываютша на што двадцать процентов, дальше некуда. И вообще, откуда вы вше знаете? Мы в лиге, яшно, не на шамом верху.

– О, я просто проявляю активный интерес, – ответил Витинари. – Потому что футбол во многом напоминает жизнь.

– Эт точно, шэр, эт точно. Выкладывашша, как можешь, а потом кто-нибудь бьет тебя по шарам.

– Тем настоятельнее я рекомендую тебе заняться нашим осовремененным футболом, где главное – скорость, опыт и тактика.

– Эт да, эт я могу, – заявил Суизин и свалился со стула.

– У этого бедолаги есть здесь друзья? – спросил Витинари, обернувшись к толпе.

Последовало некоторое замешательство – гости сомневались, стоит или нет в данный момент называться другом Суизина.

Витинари повысил голос:

– Я всего лишь хочу, чтобы кто-нибудь отвез его домой, уложил в постель и проследил, чтобы ничего не случилось. Полагаю, с ним понадобится посидеть до утра. Не исключено, что он попытается покончить с собой, когда проспится.

«Новая заря футбола!» – гласил заголовок в «Таймс», когда Гленда взяла газету на следующее утро. Как обычно, когда статья повествовала о чем-то особенно важном, по мнению газетчиков, за главным заголовком следовали два поменьше. «ФУТБОЛИСТЫ ПРИНЯЛИ НОВЫЕ ПРАВИЛА» – гласила следующая строка, а затем шло: «НОВЫЕ МЯЧИ ИМЕЮТ ОГРОМНЫЙ УСПЕХ».

К удивлению и тревоге Гленды, Джульетта по-прежнему занимала место на первой полосе, под заголовком «Загадочная девушка исчезла», хотя ее изображение и было меньше вчерашнего. В небольшой статье говорилось о том, что никто не видел таинственную модель по имени Жужу со времени ее дебюта (Гленде пришлось найти это слово в словаре), состоявшегося два дня назад. «Ну надо же, – подумала она, – если пропажа не нашлась – это новость?» Она удивилась, что газета выкроила место хотя бы для нескольких строчек, поскольку большая часть первой полосы посвящалась футболу, но редактор «Таймс» порой любил начинать статьи на первой странице, а затем, как только они начинали пробуждать интерес, перебрасывал окончание на страницу тридцать пять, где им предстояло оканчивать свои дни по соседству с кроссвордом и неизменным объявлением о хирургических бандажах.

Редакционная статья на развороте называлась «Один – ноль в пользу Витинари». Гленда обычно никогда ее не читала, потому что могла вытерпеть на пространстве в сто двадцать слов лишь ограниченное количество повторений «невзирая на».

Она прочитала статью сначала угрюмо, а затем с нарастающим гневом. Витинари все-таки добился своего. Он напоил этих идиотов, и они променяли свой футбол на какую-то бледную подделку, сфабрикованную между дворцом и университетом. Разумеется, все не так просто. Гленда признавала, что всегда ненавидела футбол с его тупостью. Она ненавидела драки и бессмысленную толкотню, но ненавидеть было ее правом. Футбол придумали сами люди; как бы он ни был глуп и сомнителен, он принадлежал им. А господа опять присвоили чужое и сказали: ну надо же, как здорово. Теперь старый футбол запретят. На дне кружки с пивом притаилось еще одно опасное лезвие.

Гленда питала глубочайшие подозрения насчет амфоры, газета с изображением которой лежала забытой на кухонном столе. Говорят, что изначальные правила написаны на древнем языке; в таком случае разве может кто-нибудь, кроме господ, понять, что они означают? Гленда пробежала глазами описание новых правил. Среди них, словно доисторические чудовища, уцелели кое-какие привычные. В том числе ее любимое правило: мяч называется мячом. Мяч – это мяч, с которым обращаются как с мячом три игрока последовательно, после чего он становится мячом. Гленде понравилось это правило при первом же прочтении, исключительно из-за дурацкой формулировки. Очевидно, его добавили в один прекрасный день много веков назад, когда на поле случайно попала чья-то злополучная отрубленная голова и ее по рассеянности ввели в игру, поскольку на мяче лежало чье-то тело, изначально прилагавшееся к голове. Такого рода вещи врезаются в память, особенно если по завершении игры оказалось, что владелец головы заработал очко за удачно забитый гол.

Это правило и еще несколько подобных стояли особняком в списке новых правил патриция Витинари как напоминание о былой славе. Несколько благосклонных кивков в сторону старого футбола – нечто вроде подачки, брошенной общественному мнению. И ему опять позволили это сделать. Люди вели себя так, как будто до смерти боялись патриция, всего лишь потому, что он был тираном, способным по сиюминутному желанию убить любого из них. Кто-нибудь должен был сказать Витинари, что так нельзя. Мир несколько раз перевернулся с ног на голову. Гленда не вполне сознавала, где находится, но внезапно она решила лично позаботиться о том, чтобы патрицию Витинари это не сошло с рук просто так. У людей есть право решать, когда и в чем именно им быть глупыми и старомодными, и господа не вправе ими в этом распоряжаться.

Исполненная огромной решимости, Гленда надела пальто поверх фартука и, после секундного размышления, достала из буфета два свежеприготовленных «Яблочных дьявола». Там, где не поможет таран, зачастую помогает вкусная песочная выпечка.

В Продолговатом кабинете личный секретарь патриция взглянул на секундомер.

– Боюсь, на пятьдесят секунд медленнее вашего личного рекорда, милорд.

– Это доказывает, что крепкие напитки вредны, Стукпостук, – сурово заметил Витинари.

– Полагаю, никаких дальнейших доказательств не требуется, – отозвался Стукпостук со своей тонкой секретарской улыбочкой.

– Хотя, справедливости ради, я должен заметить, что Шарлотта из «Таймс» – самый грозный составитель кроссвордов, при том что все они не дети малые. Но Шарлотта?.. Аббревиатуры, чет и нечет, анаграммы, перевертыши, а теперь еще и диагонали! Как она это проделывает?

– Вы же отгадываете, сэр.

– Да, а она сочиняет. Это намного сложнее, – Витинари воздел палец. – Если не ошибаюсь, Шарлотта – та женщина, которая держит зоомагазин на Пеликуньей улице. В последнее время ее не упоминали в списке победителей. Значит, она – автор.

– Женский ум необычайно хитер и изворотлив, милорд.

Витинари удивленно взглянул на секретаря.

– О да… конечно. Ему ведь приходится иметь дело с мужским умом. Я так думаю…

В дверь тихонько постучали. Патриций вернулся к чтению «Таймс», а Стукпостук выскользнул из кабинета. Последовал разговор шепотом, и секретарь вернулся.

– Какая-то молодая особа проникла во дворец через заднюю калитку, подкупив стражников, сэр. Они приняли взятку, согласно вашему приказу, а гостью провели в приемную, которую, разумеется, тут же заперли. Она желает видеть вас, поскольку, по ее словам, пришла с жалобой. Это девица для услуг.

Патриций Витинари посмотрел поверх газеты.

– Передай ей, что она обратилась не по адресу. Пусть начнет с Гильдии белошвеек.

– Я имел в виду, что она находится в услужении, сэр. Ее зовут Гленда Медоед.

– Скажи ей… – Витинари замолчал и вдруг улыбнулся. – Ах да, Медоед. Она подкупила стражников едой? Полагаю, выпечкой?

– В точку, сэр. Каждому по огромному «Яблочному дьяволу». Смею ли я спросить, как вы…

– Она кухарка, Стукпостук, а никакая не «девица». Проводи ее сюда поскорей.

Секретарь, казалось, смутился.

– Вы уверены, что это благоразумно, сэр? Я уже велел стражникам выкинуть то, что они получили.

– Выкинуть еду, которую приготовила женщина по фамилии Медоед? Это сущее варварство, Стукпостук. Я немедленно приму мисс Гленду.

– Смею заметить, что сегодня утром у вас крайне насыщенное расписание, милорд.

– Вот именно. Твое дело – об этом сообщить, и я тебе благодарен. Но я вернулся во дворец в полпятого утра и смутно припоминаю, что споткнулся на лестнице. Я пьян как свинья, а значит, свиньи пьют как сапожники. Должен сказать, что до сих пор не задумывался в таком контексте ни о свиньях, ни о сапожниках, но Наверн Чудакулли был так любезен, что просветил меня. Поэтому не мешай мне потворствовать моим желаниям.

– В конце концов, вы патриций, сэр, – смиренно ответил Стукпостук. – Вы можете делать, что вам угодно.

– Очень любезно с твоей стороны, что ты это сказал, но я, ей-богу, не нуждаюсь в напоминаниях, – произнес Витинари, и на его лице заиграла почти искренняя улыбка.

Когда суровый тощий слуга открыл дверь, бежать было слишком поздно. Когда он сказал: «Его светлость сейчас примет вас, мисс Медоед», было слишком поздно падать в обморок. О чем она думала? Да и думала ли она вообще?

Гленда последовала за слугой в соседнюю комнату, обитую дубовыми панелями, темную и на удивление незагроможденную. В кабинете среднестатистического волшебника обычно невозможно было разглядеть стены из-за обилия разного барахла. А здесь даже на столе ничего не стояло, не считая подставки для перьев, чернильницы и кружки с надписью «Самому замечательному боссу в мире», от которой Гленда не могла отвести взгляд, как ни старалась. Эта кружка была здесь совершенно неуместна, как пришелец из другой вселенной.

Ей тихонько подставили стул. И очень хорошо, потому что у Гленды внезапно подкосились ноги, когда человек за столом поднял голову.

Витинари ущипнул себя за переносицу и вздохнул.

– Мисс… Медоед, в этом дворце целые комнаты полны людей, которые желают меня видеть, и все они очень влиятельные и важные господа, ну или, по крайней мере, так считают. Однако господин Стукпостук любезно вставил в мое расписание, оттеснив главного почтмейстера и мэра Сто Лата, встречу с молодой кухаркой в пальто, надетом поверх фартука, которая вознамерилась, цитирую, «сказать мне пару слов». Исключительно потому, что я ценю парадоксы, а ваш приход, мисс Медоед, парадоксален. Что вы хотите?

– С чего вы взяли, что я чего-то хочу?

– Все чего-нибудь хотят, когда оказываются передо мной, мисс Медоед. Например, перенестись в какое-нибудь другое место.

– Ну ладно! Вчера вечером вы напоили капитанов допьяна и заставили подписать то письмо, которое сегодня напечатали в газете!

Витинари и бровью не повел. И это пугало сильнее, чем… что угодно.

– Пьянство уравнивает всех, юная леди. Алкоголь – квинтэссенция демократии, если можно так выразиться. Замечали ли вы, что пьяницы прекрасно понимают друг друга, и неважно, насколько они пьяны и как сильно разнятся их родные языки? Я так полагаю, что вы родственница Августы Медоед?

Этот вопрос, последовавший сразу после похвалы пьянству, ударил Гленду между глаз, и все мысли рассыпались.

– Что? О. Да. Вы правы. Это моя бабушка.

– В молодости она работала кухаркой в Гильдии наемных убийц?

– Да. Она всегда шутила, что никогда не позволит… – Гленда замолчала, но Витинари договорил за нее:

– …травить людей ее пирогами. И мы слушались, потому что, как вам, несомненно, известно, мисс, никто не рискнет огорчать хорошую кухарку. Она еще жива?

– Умерла два года назад, сэр.

– Но, поскольку вы носите фамилию Медоед, полагаю, она была не единственной бабушкой в вашем семействе? Августа Медоед никогда не забывала о своих, и вы наверняка тоже носите кому-нибудь разные лакомые кусочки.

– Вы ведь не знаете, а просто говорите наугад. Но – да, ношу, и они для разных старушек, которые редко выходят из дому. И вообще, это мое право.

– Да, разумеется. У каждой должности есть свои привилегии. Сомневаюсь, что Стукпостук когда-либо в жизни покупал скрепки, правда, Стукпостук?

Секретарь, разбиравший бумаги в уголке, слабо улыбнулся.

– Послушайте, я забираю только остатки… – начала Гленда, но патриций отмахнулся.

– Вы пришли из-за футбола, – сказал он. – Вчера вечером вы присутствовали на банкете, хотя университетские власти предпочитают, чтобы за столом прислуживали высокие девушки. Я очень внимателен, мисс Гленда. Напрашивается вывод, что вы решились проникнуть туда, не ставя в известность свое начальство. Зачем?

– Вы отнимаете у нас футбол!

Патриций сомкнул пальцы и оперся на них подбородком, продолжая глядеть на Гленду.

«Он пытается меня запугать, – подумала она. – И у него получается, ей-богу, получается».

Витинари прервал молчание.

– Твоя бабушка привыкла думать за других. Эта черта передается в семье по наследству, и всегда по женской линии. Трудолюбивые и умелые женщины, которые вращаются в мире, где окружающим вечно по семь лет и они постоянно разбивают коленки на детской площадке. Тогда матери поднимают их и снова пускают побегать. Если не ошибаюсь, ты заправляешь Ночной Кухней? Много людей, большое помещение. Тебе нужно место, которое ты способна контролировать, и чтобы никакие идиоты не мешали.

Если бы он добавил «Я прав?», как пустослов, ищущий аплодисментов, она бы его возненавидела. Но патриций читал ее мысли изнутри, спокойно и бесстрастно. Гленда подавила дрожь, потому что он говорил чистую правду.

– Я ничего ни у кого не отнимаю, мисс Медоед. Я просто меняю площадку, – продолжал собеседник. – Что приятного в том, чтобы пихаться и драться? Это всего лишь способ хорошенько пропотеть. Нет, мы должны идти в ногу со временем. По крайней мере, я знаю, что «Таймс» идет в ногу со мной. Капитаны, несомненно, будут жаловаться, но они стареют. Умереть в игре кажется романтичным, когда ты молод, но человеку зрелому хочется сделать так, чтобы и волки были сыты, и кобыле легче. Они это понимают, пусть даже и не признают, и, протестуя, постараются, чтобы их не приняли всерьез. На самом деле я не отнимаю, а даю. Признание, принятие, определенную репутацию, позолоченный кубок и шанс сохранить оставшиеся зубы.

Гленда смогла лишь выговорить:

– Да, но вы их обманули!

– Правда? Но ведь им необязательно было напиваться в стельку, не так ли?

– Вы знали, что они напьются!

– Нет. Я всего лишь подозревал. А они могли быть осторожнее. Они должны были быть осторожнее. Скажем так, я повел их правильной дорогой, прибегнув к небольшому обману, вместо того чтобы гнать их по ней палками. А палок у меня много, мисс Медоед.

– И вы за мной шпионили! Вы знаете про остатки с кухни!

– Шпионю? Мадам, про одного великого принца некогда сказали, что он думал только о своих подданных. Я тоже думаю о своих подданных. Просто у меня лучше получается, только и всего. А что касается остатков, я сделал вывод на основании общеизвестных сведений о человеческой природе.

Гленда многое хотела сказать, но почему-то отчетливо почувствовала, что аудиенция – по крайней мере, та часть, где предполагалось ее участие, – закончена. Тем не менее она спросила:

– А вы почему не пьяны?

– Прошу прощения?

– Вы весите примерно вдвое меньше любого из наших парней, и все они отправились домой в тачках. Вы выпили столько же и сидите тут свежий, как ромашка на лугу. В чем фокус? Волшебники сделали так, чтобы пиво исчезло из вашего живота?

Она уже давно перестала искушать судьбу. И теперь судьба, вырвавшись из-под контроля, летела как перепуганная ломовая лошадь, которая не может остановиться, потому что за спиной грохочет и подпрыгивает огромная телега.

Витинари нахмурился.

– Милая моя, если человек пьян настолько, что позволяет волшебникам, которые и сами усердно прикладывались к плодам лозы, извлекать что-либо из своего тела, он все равно что мертвецки пьян. Предвосхищая твой следующий комментарий, замечу, что хмель, теоретически, тоже лоза. Более того, я пьян. Правда, Стукпостук?

– Вы действительно поглотили около двенадцати пинт очень крепкого солодового напитка, сэр. Теоретически вы должны быть пьяны.

– Идиосинкратически сказано, Стукпостук. Спасибо.

– Но вы не ведете себя как пьяный!

– Да, я неплохо веду себя как трезвый. И должен признать, что утренний кроссворд заставил меня изрядно поломать голову. Прокаталепсис и плеоназм в один день! Мне пришлось взяться за словарь. Шарлотта – просто зверь. Так или иначе, спасибо, что пришли, мисс Медоед. Я с большой теплотой вспоминаю жаркое с овощами, которое готовила ваша бабушка. В скульптуре это была бы прекрасная статуя, без рук и с загадочной улыбкой. Как жаль, что некоторые шедевры преходящи.

Профессиональная гордость Гленды тут же возмутилась.

– Она передала рецепт мне!

– Наследство, которое дороже драгоценных камней, – согласился Витинари, кивнув.

«Хотя и парочка камней не помешала бы», – подумала Гленда. Секрет бабушкиного жаркого, разумеется, лежал прямо на виду – там, где никто его не замечал. Как и многое другое.

– Что ж, аудиенция подошла к концу, мисс Медоед, – сказал Витинари. – У меня много дел, и, скорее всего, у вас тоже.

Он взял перо и посмотрел на лежавшую перед ним бумагу.

– До свиданья, мисс Медоед.

И все. Она оказалась за дверью, и та уже почти закрылась, когда вдруг голос произнес вдогонку:

– И спасибо за то, что вы добры к Натту.

Дверь захлопнулась, едва не ударив обернувшуюся Гленду по лбу.

– Я благоразумно поступил, сказав это, как по-твоему? – спросил Витинари, когда Гленда ушла.

– Возможно, нет, сэр, но она просто решит, что за ней следят, – бесстрастно отозвался Стукпостук.

– Возможно, за ней и впрямь стоит понаблюдать. Вот что такое женщина из рода Медоедов, Стукпостук. Маленькая домашняя рабыня – до тех пор, пока не решит, что с кем-то обошлись несправедливо. И тогда она выходит на тропу войны, как ланкрская королева Инчи. Колесницы несутся, руки и ноги разлетаются во все стороны.

– Она выросла без отца, – заметил Стукпостук. – Ей наверняка пришлось нелегко.

– Зато она сделалась крепче. Остается лишь надеяться, что мисс Гленде не придет в голову заняться политикой.

– А разве сейчас она именно этим не занимается, сэр?

– Хорошо подмечено, Стукпостук. Я похож на пьяного?

– По-моему, нет, сэр, но вы необычайно… разговорчивы.

– Я говорю достаточно связно?

– Вплоть до мелочей, сэр. Почтмейстер ожидает аудиенции, сэр, и несколько глав гильдий желают немедленно с вами поговорить.

– Подозреваю, они хотят играть в футбол.

– Да, сэр. Они намереваются собрать команды. Не понимаю, какая муха их укусила.

Витинари отложил перо.

– Стукпостук, если бы ты увидел мяч, призывно лежащий на земле, ты бы его пнул?

Секретарь наморщил лоб.

– А каким образом был бы выражен призыв?

– Прошу прощения?

– Это была бы прикрепленная к мячу записка от имени неизвестного человека или группы лиц?

– Я имел в виду, что тебе, возможно, показалось бы, будто мироздание безмолвно предлагает отвесить упомянутому мячу здоровый пинок.

– Нет, сэр. Слишком много переменных. Возможно, мой недруг или просто какой-нибудь шутник решил, что я предприму именно такое действие, и изготовил мяч из бетона или какого-либо сходного материала, в надежде, что я получу серьезное или же комическое увечье. Нет, я бы сначала проверил.

– Ну а потом, если бы все оказалось в порядке, ты бы ударил по мячу?

– С какой целью, сэр, и в расчете на что?

– Интересный вопрос. Наверное, просто ради удовольствия посмотреть, как он полетит.

Стукпостук, казалось, некоторое время обдумывал эту идею, после чего покачал головой.

– Прошу прощения, сэр, но здесь вы загнали меня в тупик.

– Ты – непоколебимый столп в меняющемся мире, Стукпостук. За это я тебя и люблю.

– Я хотел бы сделать небольшое заявление, сэр, – серьезно произнес секретарь.

– Пожалуйста, Стукпостук.

– Мне неприятно сознавать, что, по вашему мнению, я не покупаю себе скрепки, сэр. На самом деле я люблю иметь собственные скрепки. Ведь это значит, что они мои. Я подумал, лучше поставить вас в известность спокойным и бесконфликтным образом.

Витинари несколько секунд смотрел в потолок. Потом он произнес:

– Спасибо за честность. Я полагаю, что истина восстановлена и вопрос снят.

– Благодарю, сэр.

Саторская площадь была тем местом, куда приходили горожане, когда была обозлены, озадачены или перепуганы. Люди, которые понятия не имели, отчего они так поступают, собирались вместе, чтобы послушать других людей, которые также ничего не знали, поскольку неведение разделенное есть неведение вдвойне. С утра на площади повсюду стояли компании и собрались даже несколько импровизированных команд, ибо сказано – а точнее, нацарапано на городской стене, – что всюду, где сойдутся как минимум два человека, у одного найдется импровизированный мяч. Жестянки и тугие тряпочные мячики нервировали взрослых по всей площади, но, как только Гленда подбежала ближе, огромные университетские двери отворились, и вышел Думминг Тупс, неловко постукивая оземь одним из злополучных новеньких мячей. Бом! Воцарилась тишина, и забытые жестянки с дребезгом покатились по земле. Никто не сводил глаз с волшебника и мяча. Тупс бросил мяч оземь, и он с двойным «бом» отскочил от булыжников. А потом Тупс ударил по нему. Удар был довольно слабый, но ни одному человеку из собравшихся на площади никогда не удавалось послать мяч хотя бы на десятую долю этого расстояния. Все мужчины бросились за мячом вдогонку, гонимые древним инстинктом.

«Патриций победил, – мрачно подумала Гленда. – Мяч, который прыгает, тогда как остальные шмякаются и лежат… Где же честная борьба?»

Она заспешила к черному ходу. Мир становился слишком сложным, раз она могла отчитать злобного тирана и выйти из стычки без единой царапины. В этом мире Гленде нужно было уцепиться за нечто незыблемое. Ночную Кухню она знала лучше, чем собственную спальню. Ее кухня, под ее контролем. Там она ничего не боялась.

У стены, рядом с мусорными баками, маячила фигура, и отчего-то Гленда сразу ее узнала, несмотря на тяжелый плащ и шляпу, надвинутую на глаза. Никто из ее знакомых не умел так безупречно расслабляться, как Пепе.

– Салют, Гленда, – произнес голос из-под шляпы.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Знаешь, как трудно найти человека в Анк-Морпорке, если ты толком не можешь объяснить, как он выглядит, и не уверен, что правильно запомнил имя? – поинтересовался Пепе. – Где Джу?

– Не знаю, – ответила Гленда. – Я ее со вчерашнего вечера не видела.

– Хорошо бы найти ее раньше, чем это сделают другие, – намекнул Пепе.

– Какие другие?

Пепе пожал плечами.

– Все остальные. Сейчас в основном поиски идут в гномьих районах, но это лишь вопрос времени. В магазин набилось столько публики, что не повернешься. Мне едва удалось ускользнуть.

– Зачем она им нужна? – спросила Гленда в панике. – Я читала в газете, что Джу повсюду разыскивают, но она ведь не сделала ничего дурного!

– По-моему, ты не вполне понимаешь, что происходит, – сказал предполагаемый гном. – Твою подружку ищут, чтобы задать ей массу вопросов.

– Это как-то связано с патрицием Витинари? – подозрительно спросила Гленда.

– Нет, я бы так не сказал.

– Тогда какие вопросы?

– Ну, например, ваш любимый цвет, ваше любимое блюдо, ваша любимая ложка, есть ли у вас бойфренд, какой совет вы можете дать современной молодежи, как часто пользуетесь пуховкой, где делаете прическу…

– Сомневаюсь, что у Джу есть любимая ложка, – ответила Гленда, ожидая, когда мир обретет некий смысл.

Пепе похлопал ее по плечу.

– Послушай, она оказалась на первой странице газеты. И «Таймс» дышит нам в затылок, потому что хочет написать статью о том, какой у нее стиль. Это не так уж плохо, хотя решать вам.

– Сомневаюсь, что у Джульетты есть хоть какой-нибудь стиль, – ответила Гленда, слегка озадаченная. – Она никогда о нем не упоминала. А пользоваться духовкой я ей не разрешаю. И вообще, передайте им всем, что Джу не желает ни с кем разговаривать.

У Пепе на мгновение сделалось странное выражение лица, а затем он произнес, тщательно подбирая слова, как человек – или как гном, – пытающийся преодолеть культурный барьер:

– Ты правда думаешь, что я имел в виду духовку?

– Ну а что еще? И ее домашние дела никого не касаются!

– Ты что, не понимаешь? Джу популярна, и чем больше мы будем говорить людям, что увидеться с ней нельзя, тем больше им будет хотеться. Если запрещать, интерес только разгорается. Люди хотят знать все!

– В том числе какая у нее любимая ложка? – уточнила Гленда.

– Допустим, я слегка иронизировал, – признал Пепе. – Но газетчики рыщут по всему городу в поисках пропавшей девицы, а «Куль» хочет сделать полный разворот! – Он запнулся и пояснил: – То есть написать статью, которая займет две страницы. Король-под-горой сказал, что Джу – символ нашего времени. Я цитирую «Сатблатт».

– Что такое «Сатблатт»? – спросила Гленда.

– Гномья газета. Ты, скорее всего, никогда ее не увидишь.

– Но Джульетта просто приняла участие в показе мод! – жалобно воскликнула Гленда. – Она всего-навсего прошлась туда-сюда! Сомневаюсь, что она хочет ввязываться во всю эту историю!

Пепе пристально взглянул на нее.

– Уверена? – переспросил он.

И тогда Гленда задумалась… всерьез задумалась о Джульетте, которая читала «Куль» от корки до корки. Она никогда не брала в руки «Таймс», зато охотно поглощала бульварную чушь о глупых беспечных людях, которые ходят и сверкают.

– Я не знаю, где она, – сказала Гленда. – Честное слово, мы не виделись со вчерашнего дня.

– А, таинственное исчезновение, – сказал Пепе. – Ну, мы в магазине этому как раз учимся. Может быть, отойдем куда-нибудь, где не так людно? Надеюсь, никто меня не выследил.

– Я могу тихонько провести тебя через черный ход, если только там не торчит слугобраз, – сказала Гленда.

– Прекрасно. Я привык ходить черным ходом.

И она провела его лабиринтом погребов и двориков, которые весьма любопытным образом контрастировали с величественным фасадом Незримого Университета.

– Есть что-нибудь выпить? – поинтересовался Пепе.

– Вода, – язвительно ответила Гленда.

– Воду я буду пить, когда рак на горе свистнет, но все равно спасибо, – ответил Пепе.

И тут Гленда учуяла запах выпечки, который плыл по коридору. Она была единственной, кто пек пироги на Ночной Кухне! Никто больше не имел права печь пироги на ее кухне! Кто посмел вторгнуться на чужую территорию? Гленда взлетела по ступенькам – Пепе рысил по пятам – и обнаружила, что таинственная кухарка не успела освоить второе по важности правило кулинарии, которое гласит: прибирай за собой. На кухне царил хаос. Даже на полу валялось тесто, как будто здесь поработал безумец. И в центре этого беспорядка, свернувшись клубочком в старом, потрепанном и слегка пропахшем кресле Гленды, спала Джульетта.

– Точь-в-точь Спящая красавица, а? – сказал из-за спины Пепе.

Гленда, не обращая на него внимания, бросилась к духовкам.

– Она печет пироги. Но с какой стати? Она же не умеет…

«Потому что я никогда ей не позволяла», – мысленно закончила Гленда, а внутренний голос поддразнил: «Потому что как только Джульетта встречает препятствие, ты отводишь ее в сторонку и принимаешься за дело сама».

Гленда открывала духовку за духовкой. Они поспели как раз вовремя сюда по запаху – пару десятков самых разных пирогов пора было вынимать.

– Так как насчет выпить? – настаивал Пепе, мучимый вечной жаждой. – Я уверен, здесь должно быть бренди. На каждой кухне есть бренди!

Он наблюдал, как Гленда, обернув руки фартуком, вытаскивает пироги. На них Пепе смотрел с безразличием человека, который предпочитает еду в жидком виде. Между тем Гленда, ставя противни на стол, приглушенно бормотала:

– Я ей этого не велела. Зачем она?..

«Нет, велела. Вот зачем».

– И пироги не такие уж плохие, – сказала Гленда чуть громче. Она сама удивилась.

Джульетта открыла глаза, сонно огляделась, и ее лицо исказилось ужасом.

– Все в порядке, я их достала, – уверила Гленда. – Ты молодец.

– Я не знала, чем еще заняться, а Трев на футболе, ну я и вспомнила, что завтра будут нужны пироги, так, типа, надо приготовить несколько штучек… Прости.

Гленда отступила на шаг. «С чего начать? – задумалась она. – Каким образом распутать этот клубок, а потом смотать обратно? Потому что я ошиблась. Джульетта не просто прошлась туда-сюда в новой одежде – она стала идеалом. Мечтой. Искрящейся, живой, мучительно реальной». Гленда вспомнила, как во время показа в «Шобле» Джульетта буквально сияла, словно озаренная изнутри. Это было сродни магии. А она велела Джульетте печь пироги.

Гленда кашлянула.

– Я ведь кое-чему тебя научила, правда, Джу? – спросила она.

– Да, Гленда.

– И мои советы всегда были полезны?

– Да, Гленда. Я помню, как ты сказала, что нужно держать коленки вместе. Это был очень полезный совет.

Пепе издал какой-то странный звук, и Гленда, чувствуя, что краснеет, не посмела обернуться.

– У меня есть для тебя еще парочка советов, Джульетта.

– Да, Гленда.

– Во-первых, никогда не извиняйся за то, что не требует извинений. И особенно за то, что ты просто остаешься сама собой.

– Да, Гленда.