Незримые Академики Пратчетт Терри

– Трев выиграет, – ответил Пепе, подмигнув. – У него звезда в руках. Хочешь посмотреть, как это будет, девочка?

– Ты куда клонишь? – сердито спросил Трев.

– Назови меня фокусником, парень. Или феей-крестной. – Пепе обвел жестом стадион. – Видишь эту публику? Их предки орали от радости, когда видели, как бойцы убивают друг друга или как дикие звери разрывают ни в чем не повинных бедолаг на части. Люди с копьями дрались против людей с сетками, ну и все такое.

– А сейчас здесь каждое воскресенье устраивают дешевые распродажи, – произнесла Гленда.

– Люди не меняются, – продолжал Пепе. – Толпа – одно большое существо. Оно не умирает. Оно кричит, визжит, любит и ненавидит, передавая все это из поколения в поколение. Толпу нельзя ни укротить, ни остановить. Только ради вас, юная леди, и ради блага мистера Трева я брошу ей кость. Подождите одну секунду.

Его поджарая паукообразная фигурка исчезла на лестнице в ту самую секунду, когда прозвучал свисток. Гленда видела, как слугобраз Шноббс ударил по мячу, но Чудакулли ошибался, полагая, что человек одинаковых с ним размеров должен быть столь же умен. Старая игра вступила в свои права. «Юнайтед» неслись по полю, и старые игроки уступали дорогу Энди и его армии, которая стремилась к мистеру Натту. От удара в грудь тот влетел в сетку ворот, раздался свисток, а за ним вопль: «НЕ ТРОГАЙ, ПАРЕНЬ, ТЫ ЖЕ НЕ ЗНАЕШЬ, ГДЕ ОНО ПОБЫВАЛО!» – и слова судьи:

– Честное слово, мне очень неловко, и я не понимаю, почему…

И наступила тишина.

Ее нарушил лишь один голос.

– Навроде! Навроде! Навроде!

Этот клич начался наверху, на трибуне, вблизи того места, где исчез Пепе.

Зверь позабыл про орка, но немедленно вспомнил Навроде. Человека, чье имя так часто воодушевляло толпу. Человека, которого она породила и пожрала. Человека, который и был футболом, самым сердцем зверя. Здесь, на поле боя, именно его и следовало вспомнить.

– Навроде! Навроде! Навроде!

Мало кто из старшего поколения не знал Дэйва Навроде. Он был легендой. Даже спустя столько лет это имя заставляло забыть все прочие привязанности. О нем рассказывали внукам. Рассказывали в том числе и о том, как он лежал в луже собственной крови. Может быть, рассказчик даже смочил платочек в его крови и хранил в качестве сувенира…

– Навроде! – отозвался баритон мадам Шарм.

– Навроде! – шепотом подхватила Гленда, а затем закричала: – Навроде!

Она видела, как по трибунам перебегала маленькая фигурка, и пение шло за ней по пятам.

По лицу Трева текли слезы. Гленда безжалостно заглянула ему в глаза.

– Навроде! Навроде!

– Но я обещал! – прорыдал Трев.

Джульетта наклонилась и поцеловала его, и на мгновение слезы сделались серебряными.

– Навроде?..

Трев стоял, ломая руки, а пение продолжалось. Наконец он пожал плечами, вытащил из кармана помятую жестянку и протянул Гленде, прежде чем вновь повернуться лицом к полю.

– Прости, ма, – сказал он, стаскивая куртку, – но это футбол. Кстати, у меня даже футболки нет.

– Мы сделали запасную, когда их шили, – ответила Гленда и извлекла из недр сумки футболку.

– Номер четвертый? Это ж номер моего старика.

– Да, – сказала Гленда. – Мы знаем. Послушай, как они кричат, Трев.

Трев, судя по всему, искал пути к отступлению.

– Я никогда не тренировался с новым мячом! Ты же знаешь, я только жестянку гонял.

– Просто начни играть, – сказал Натт. – Ты быстро поймешь.

К ним подошел бывший декан.

– Конечно, трогательные речи – это очень приятно, дамы и господа, но пора наконец продолжать игру, и я буду очень благодарен, если посторонние отойдут за линию! – проорал он, перекрикивая толпу.

Натт занял свое место на воротах.

– Не беспокойтесь, мистер Трев, – сказал он, ухмыляясь. – Мы не проиграем, если вы будете бить, а я ловить. Второй раз они меня так не достанут.

Он понизил голос и ухватил Трева за плечо.

– Когда здесь станет жарко, бегите что есть сил в другой конец, а я уж позабочусь, чтоб вы получили мяч.

Трев кивнул и зашагал по полю под приветственные крики.

Редактор «Таймс» писал:

«Юнайтед», кажется, убедились, что выработали действенную стратегию и сосредоточили все силы на чужой стороне поля. Завязалась схватка, которую явно не под силу контролировать судье. Отважный орк-вратарь также усвоил урок и несколько раз спасал положение, перехватывая мяч, а один раз даже отбил его, как нам показалось, нарочно прямо в голову одному из игроков «Юнайтед». Оглушив противника и поймав мяч при отскоке, он сильным ударом послал его на другую половину поля сыну знаменитого футболиста Тревору Навроде, очертя голову бегущему к воротам, в которых ожидал мистер Чарли Бартон, заботливо снабженный стулом, столиком, ленчем и двумя дюжими защитниками, которым явно наказали никого не пропускать.

Весь стадион затаил дыхание, когда юный паладин нанес сокрушительный удар по мячу, но, к сожалению, промахнулся на несколько дюймов, так что затряслись ворота, и мяч отскочил к защитникам. Тем не менее Навроде энергично бросился в схватку, и зрители вновь ахнули: двое защитников столкнулись, и молодой человек вновь ударил по мячу, в надежде отправить его на законное место.

Ваш корреспондент полагает, что даже болельщики «Юнайтед» испустили стон, когда и второй удар не попал в цель, на сей раз отлетев к ногам Г. Шлемобоя, который, не тратя времени, со свистом запустил его на половину «Академиков», прежде чем Навроде успел нанести «Юнайтед» еще какой-нибудь вред.

И опять-таки неутомимый мистер Натт отразил некоторое количество атак, в то время как жалкие остатки университетской защиты популярно доказывали, что волшебная палочка бесполезна, если человек не знает, для чего ему ноги.

Именно в это время с поля был поспешно удален магистр темной магии доктор Дж. Икс, поскольку неумолчное пение толпы: «Это что за сукин сын, кто там в черном сукин сын?» – привлекло внимание судьи к его попытке поразить Ф. Колбасса, одного из печально знаменитых братьев Колбассов, смертоносным кинжалом Ужасной Королевы Пауков-Вампиров. Впрочем, выяснилось, что кинжал ни волшебным, ни хотя бы стальным не является, но был приобретен в магазине розыгрышей Боффо, на Десятой Яичной улице. Доктора Икса, выкрикивавшего ужасную брань по адресу университетских статутов, пришлось вытащить с поля силами его собственных коллег, и в результате наши энергичные волшебники оказались в еще более затруднительном положении. Не исключаю, что они мечтали о ковре-самолете, способном унести их отсюда!»

По крайней мере, тирады доктор Икса и попытки вытащить его с поля дали им немного времени. Гленда подбежала к растрепанному и обескураженному Треву.

– Что случилось? – спросила она. – Мяч был прямо перед тобой. Буквально у тебя в руках, точнее, в ногах.

– Он не слушается, – пожаловался Трев.

– Заставь его! Это же просто мяч!

– Попробуй-ка чему-нибудь научиться в таком бардаке!

– Ладно, ты хотя бы почти попал. Мы еще не проиграли, и идет только первая половина матча.

Игра возобновилась, и редактор «Таймс» написал:

«Игроки в остроконечных шляпах отчасти вернули себе присутствие духа, и капитан Шноббс возглавил уверенную атаку в попытке оторвать Чарли Бартона от ленча, но, к разочарованию всех и каждого, сын Дэйва Навроде, видимо, успел лишь шапочно познакомиться с искусством футбола, так что, видимо, единственным шансом отправить мяч в ворота для юного Навроде было бы послать его почтой.

А затем, к общему удивлению, наши друзья-чернокнижники доказали, что гораздо лучше умеют играть в бильярд, чем в футбол, потому что при очередном мощном, но беспорядочном ударе Навроде мяч отскочил от стойки ворот, стукнул по голове профессора Ринсвинда, который как раз бежал в противоположную сторону, и влетел обратно в ворота, прежде чем кто-нибудь, включая Чарли, успел спохватиться.

Стадион одобрительно закричал, но лишь потому, что игра к тому моменту, на наш взгляд, превратилась в вереницу комических номеров. Впрочем, ничего смешного мы не усмотрели в том, что в разных частях Иппо начались драки между соперничающими группировками болельщиков, несомненно вызванные злополучными происшествиями на поле…»

Когда обе команды прошествовали – или проковыляли – на свои места, судья подозвал обоих капитанов.

– Господа, я сам не разобрался хорошенько, что тут происходит, но это не вполне футбол, и в дальнейшем я намерен произвести расследование. Тем временем, пока никто еще не пострадал и пока толпа не разнесла стадион на кусочки и не съела нас живьем, я объявляю, что следующий забитый гол будет последним, пусть даже первый тайм еще не закончен. – Бывший декан многозначительно посмотрел на Борова и продолжал: – И я искренне надеюсь, некоторые игроки вспомнят о том, что у них есть совесть. В любом случае игре конец, простите за невольный каламбур. Даю вам несколько минут, чтобы довести это до сведения команд.

– Звиняйте, сэр, – сказал Боров, озираясь, – некоторых из моих парней я бы по доброй воле не выбрал, если понимаете. Но я с ними хорошенько поговорю.

– По-моему, до них дойдет, если одновременно вы постучите по ним кувалдой, мистер Боров. Они позорят футбол. И вы также меня поняли, мистер Шноббс?

– Я думаю, надо продолжать, сэр. Пока есть жизнь, есть и надежда.

– И я тоже хотел бы верить, что никто не умрет, хотя подозреваю, дополнительное время вы попросили в надежде, что мистер Навроде научится играть в футбол. Но я боюсь, что этому суждено статься, когда рак на горе свистнет.

– Да, сэр, но не могли бы вы… – начал Боров.

– Мистер Боров, я свое сказал. Я судья и сейчас следующий после бога.

«Я следующий после бога», – прозвучало эхом. Но тише и отчетливей. Бывший декан оглянулся.

– Что? Кто-то что-то сказал?

«Я следующий после бога». И послышалось нечто вроде «бом». Но ведь он по-прежнему держал мяч в руках, не так ли? Декан посмотрел, чтобы убедиться. У него разыгралось воображение или в воздухе действительно витало что-то такое? Что-то такое… в воздухе… серебряный оттенок ясного зимнего дня…

Трев, ожидая решения, развлекался невероятно трясучим бегом на месте. Когда он поднял глаза, то увидел Энди Шенка, который за ним наблюдал.

– Твою старушку мать удар бы хватил, – бодро заметил тот.

– Я тебя знаю, Энди, – устало сказал Трев. – Знаю, какой ты. Ты, типа, загоняешь какого-нибудь бедолагу в угол и жмешь, чтоб он слетел с катушек и начал ссору первым. Только я так просто не куплюсь, Энди.

– Да, вижу. Тебя уже с потрохами купили.

– Говори что хочешь, я не слушаю.

– А по-моему, слушаешь.

Трев опять вздохнул.

– Я за тобой наблюдал. Ты и твои дружки, блин, первые мастера наподдать башмаком, когда судья не смотрит, а если он не смотрит, значит, ничего не поделает.

Энди понизил голос:

– Ну, с тобой я кое-что могу поделать, Трев. Отсюда ты своими ногами не выйдешь, помяни мое слово. Тебя вынесут.

Послышался свисток, а за ним неизбежное «КТО НЕ ПРИНЕС ФОРМУ, БУДЕТ ИГРАТЬ В ТРУСАХ!».

– Конец игре, – сказал бывший декан, и стороны столкнулись. Энди вынырнул из свалки, гоня перед собой мяч, а его непочетная стража бежала по бокам.

Думминг Тупс, видя их приближение, очень быстро прикинул в уме многое – скорость, направление ветра и вероятность того, что его в буквальном смысле втопчут в землю. В любом случае он таки предпринял попытку – и остался лежать на спине. Как выразился редактор «Таймс», посреди ужаса, смятения и отчаяния лишь одинокий защитник – Натт – стоял на пути «Юнайтед», которые уже торжествовали победу…

За спиной Натта послышался рев. Он не посмел обернуться, но кто-то вскочил на верхушку ворот, так что они затряслись, потом спрыгнул и, воздев огромный мозолистый палец, дал понять, что помощь мистера Натта больше не требуется. На губах библиотекаря запеклась зеленая пена, зато в глазах горел огонь.

По словам редактора «Таймс», дальше произошло следующее:

«Ничуть, казалось, не смущенный возвращением знаменитого университетского дикаря, Шенк предпринял очередную попытку забить победный гол, но библиотекарь перехватил мяч одной рукой и с легкостью запустил на половину «Юнайтед». Поскольку на кону стояло многое, за мячом бросились все, кто находился на поле, точь-в-точь компания мальчишек, которые дерутся в канаве за классическую жестянку. Однако мистер Шноббс – как нам известно, не родственник – сумел освободить местечко и дал злополучному мистеру Навроде еще один шанс последовать по отцовским стопам. Но юный Трев промахнулся, по нашим подсчетам, примерно на полдюйма, и мяч перехватил Большой Парень Чарли Бартон, который тут же с кашлем рухнул наземь, подавившись, как выяснилось, огромным куском пирога, который он засунул в рот, чтобы освободить руки».

– Должно быть по-другому! – сказала Гленда, и эта мысль эхом отозвалась в ее голове: «Должно быть по-другому». – Трев обязан выиграть, других вариантов просто нет.

И голос отозвался снова. Бывает ли эхо в голове? «Академики» ведь обречены на поражение, не так ли? Они проиграют, потому что Энди умеет нарушать правила».

Правила.

«Я и есть правила».

Гленда огляделась, но, не считая доктора и его стонущих – или, в случае Чудакулли, бранящихся – пациентов, поблизости не было никого, кроме Джульетты, которая наблюдала за игрой со своей обычной слабой улыбкой.

«Я и есть цель», – произнес тихий голос из ниоткуда.

– Ты слышала? – спросила Гленда.

– Че? – Джульетта обернулась, и Гленда увидела, что подруга плачет.

– Трев проиграет.

«Я и есть мяч».

На сей раз голос прозвучал из кармана, и Гленда вытащила старую жестянку.

Когда доктор Газон с ворчанием заспешил по полю к павшему Чарли (как выразился редактор «Таймс»), Гленда последовала за ним и столкнулась с мистером Шноббсом.

– Если вам дороги чашка чая и кусок пирога, мистер Шноббс, пните мяч ко мне. Вы меня точно заметите, потому что я буду вопить и вести себя как полная дура. Сделайте то, что я говорю, ясно?

«Сделай то, что она говорит, ясно?» – повторило эхо.

– И что вы сделаете? Бросите мяч обратно?

– Ну да, типа того, – ответила Гленда.

– И что толку?

– Мы выиграем матч. Помните правило номер двести два?

Она оставила мистера Шноббса ломать голову, а сама заспешила к миссис Уитлоу и группе поддержки, которую, впрочем, и саму сейчас стоило поддержать.

– Давайте устроим нашим парням шоу повеселее, – предложила она. – Согласна, Джульетта?

Джульетта, которая послушно следовала по пятам, ответила:

– Да, Гленда.

«Да, Гленда». Вот оно опять. Одна фраза, два голоса.

Миссис Уитлоу была не из тех, кто подчиняется приказам с Ночной Кухни, но Гленда склонилась к ней и шепнула:

– Специальная просьба аркканцлера.

Воскрешение Большого Парня Бартона оказалось задачей не из легких: сунуть ему два пальца в глотку нашлось еще меньше желающих, чем в случае с библиотекарем. А потому потребовалось немало времени на то, чтобы очистить его изнутри и привести в порядок снаружи.

Когда судья велел игрокам вернуться на места, подбежала запыхавшаяся Гленда и протянула ему листок бумаги.

– Это что?

– Правила, сэр. Видите, одно из них я обвела.

Он посмотрел на листок и небрежно заметил:

– По-моему, чушь какая-то.

– Нет, сэр, если прочитать вдумчиво. Это правила, сэр.

Аркканцлер Генри пожал плечами и сунул листок в карман.

Слугобраз Шноббс мельком взглянул на Гленду, которая смотрелась по-бунтарски неуместно среди группы поддержки. Было хорошо известно, что она щедра к друзьям и лучше всех в университете умеет заваривать чай. Речь шла не о футболе, а о горячей чашке чая и, возможно, пончике. Поэтому Шноббс склонился к Натту.

– Гленда велела вспомнить правило двести два.

Натт просиял.

– Отличная идея. Ну, разумеется. Она просила вас выбить мяч с поля?

– Точно. Мы что, собираемся сжульничать? – уточнил Шноббс.

– Нет, мы собираемся придерживаться правил. Порой это лучше, чем жульничать.

Шноббсу выпала подходящая возможность, когда Боров сделал на диво неудачный пас. Кажется, он стоял близко, когда Гленда разговаривала со слугобразом? И, кажется, он сказал: «Давай, парень»? Да, похоже на то. Шноббс пинком отправил мяч прямо к девушкам, и Гленда перехватила его и засунула под юбку миссис Уитлоу.

– Вы ничего не видели, девочки, вы ничего не видели, и никого не слушайте, ясно?

Под крики и свист толпы она вытащила из сумочки жестянку и воздела ее в воздух.

– Мяч утерян! Замена! – прокричала Гленда и бросила жестянку слугобразу Шноббсу, который немедленно сделал пас Натту. Прежде чем кто-нибудь успел шевельнуться, жестянка с тихим «бом» приземлилась на мысок башмака Трева…

Редактор «Таймс» писал:

«Нас заверили, что в день матча волшебство использоваться не будет, и не мое дело спорить с почтенными представителями Незримого Университета. Ваш корреспондент может лишь сказать, что Тревор Навроде послал «мяч», вопреки всем ожиданиям, к воротам «Академиков», где он стоял, явственно ожидая атаки разъяренных «Юнайтед». То, что за этим последовало, – по мнению вашего корреспондента, не просто гол, а кара и возмездие. Этот гол во второй раз вписал имя Навроде в анналы футбольной истории, потому что Тревор, знаменитый сын знаменитого отца, размазал «Юнайтед», вытер ими пол, а потом повторил на бис. Он бежал. Уворачивался. Иногда делал пас точнехонько в сторону защитника «Юнайтед», который внезапно обнаруживал, что мяч летит совсем в другую сторону – именно туда, где, как по заказу, находился Навроде. Он дразнил противников. Играл с ними. Заставлял их сталкиваться, когда они одновременно бросались к мячу, который необъяснимым образом оказывался не там, где они ожидали. И какое же облегчение испытали наиболее стойкие игроки «Юнайтед», когда Навроде наконец сжалился и перебросил мяч через голову запасного вратаря, Микки Пулфорда (из «Бродяг с Огромной улицы»), прямо в сетку, где он описал круг и вернулся точнехонько к ногам Навроде. Тишина…»

…растекалась, как масло по воде. Гленда была уверена, что слышит вдалеке пение птиц и, возможно, даже ход червей под землей. И, несомненно, звуки, доносившиеся из импровизированного полевого госпиталя доктора Газона (Большого Парня Бартона снова рвало).

А затем как будто хлынула вода из прорванной плотины. Этот шум был осязаемым и неоднородным. Там и сям зрители начали петь. Речевки всех команд, слитые и объединенные в едином порыве.

Гленда восхищенно наблюдала за Джульеттой. То же самое она видела на показе мод в «Шобле». Джульетта словно светилась изнутри, от кольчуги исходили лучи золотого света. Девушка устремилась к Треву, срывая накладную бороду и с каждым шагом приподнимаясь все выше над землей, словно она бежала вверх по лестнице.

Это было странное и прекрасное зрелище, и даже Чарли Бартон не мог от него оторваться.

– Звиняйте, – перебил мистер Боров. – Гол засчитан?

– Да, мистер Боров, именно так, – ответил судья.

Борова отпихнул Энди Шенк.

– Нет! Это нечестно! Вы, блин, ослепли, что ли? Он забил в ворота жестянку!

– Нет, мистер Шенк. Господа, неужели вы не видите, что происходит прямо у вас под носом? Это было совершенно законно и по правилам. Согласно правилу двести два, если говорить точно. Правило, конечно, древнее, но до сих пор не отмененное, и я заверяю вас, что магией никто не пользовался. Кстати, господа, вы видите ту золотую девушку, которая парит в воздухе?

– Ага, ну да, опять какие-то детские сказки, совсем как тот гол.

– Футбол – сплошь детская сказка, мистер Шенк.

– Значит, игра закончена, – настаивал мистер Боров.

– Да, закончена. Не считая прекрасной золотой девушки, плывущей над полем, к которой я усиленно привлекаю ваше внимание. Неужели я единственный, кто ее видит?

Боров мельком взглянул на парящую Джульетту.

– Ну да, типа, очень красиво… Но мы, стал-быть, проиграли, так?

– Да, мистер Боров, вы несомненно и недвусмысленно проиграли.

– Я еще хочу уточнить, – продолжал Боров. – Больше, типа, никаких правил?

– Нет, мистер Боров, вы больше не обязаны подчиняться правилам игры.

– Спасибо за разъяснение, ваша честь, и спасибо от имени «Юнайтед» за то, как вы тут управлялись, хоть вам и нелегко пришлось.

С этими словами он развернулся и врезал Энди по физиономии. Мистер Боров был человек мягкий, но он много лет таскал по две свиные туши зараз, и его удар пронял даже толстую шкуру Энди. Тот несколько секунд хлопал глазами, прежде чем наконец выговорил:

– Ах, ты, сукин сын.

– Мы из-за тебя проиграли, – сказал Боров. – Мы могли выиграть честно, а ты влез и помешал.

Те, кто стоял вокруг, укоризненно забормотали в знак согласия.

– Я? Нет, это не я помешал, а треклятый Трев Навроде и его приятель орк! Они колдовали! Вы не рискнете сказать, что волшебства не было!

– Только личные умения, заверяю вас, – ответил бывший декан. – Из ряда вон выходящие, признаю, но ведь всем известна ловкость Трева в обращении с жестянкой, которая сама по себе – настоящий символ футбола!

– Где вообще этот треклятый Навроде?

Гленда, которая не сводила глаз с середины поля, произнесла зачарованно:

– Он тоже парит в воздухе.

– Только не говорите мне, что это не волшебство! – настаивал Энди.

– Нет, – сказала Гленда. – По-моему, это сродни религии. Разве вы не слышите?

– За шумом, дорогая моя, я вообще ничего не слышу, – ответил бывший декан.

– Да. Послушайте толпу.

И он прислушался. Толпа издавала рев – слитный, наполняющий небеса, древний, животный, исходящий боги знают откуда, – но в глубине своей он, словно зашифрованное послание, состоял из слов. Их можно было различить, хорошенько сосредоточившись… если только они действительно проникали через уши. С тем же успехом эти слова можно было ощущать всем телом.

«Твое имя останется в толпе навеки, – подумала Гленда. – Все люди – часть игры».

Джульетта и Трев начали спускаться, держась за руки и неторопливо вращаясь, пока не приземлились на траву, все еще продолжая целоваться. Реальность медленно возвращалась в свои права. Но бывают люди, которые, даже услышав пение соловья, скажут: «Что это, блин, за шум?»

– Ах ты, мразь! – крикнул Энди и с удивительной скоростью бросился к Треву, который стоял с обалделой, но счастливой улыбкой на лице. Он не замечал пыщущего яростью Энди до тех пор, пока огромный башмак не пнул его прямо в пах с такой силой, что у всех зрителей мужеска пола от сочувствия дружно заслезились глаза.

Во второй раз за двадцать четыре часа Трев услышал, как микрокольчуга запела. Тысячи звенушек всколыхнулись и так же быстро легли на место. Как будто между ног у него пролетел легкий ветерок. Не считая этого, Трев ничего не почувствовал.

Зато почувствовал Энди. Он лежал на земле, согнувшись пополам, и со свистом втягивал воздух сквозь зубы.

Кто-то похлопал Трева по спине. Тот обернулся и увидел Пепе.

– Ты таки надел мои трусы, да? В смысле не мои трусы, ты же не самоубийца. Но ты меня понял. Между прочим, я придумал название для этой штуки. Я назову ее возмездиум. Не возьмусь утверждать, что она положит конец войне – вряд ли для этого есть средство, – зато она полной мерой воздаст тому, кто ударит первым. И совсем не трет, правда?

– Да, – ответил ошеломленный Трев.

– Твоему приятелю, впрочем, кое-что натерло. И это только начало. Кстати говоря, нужно будет тебя зарисовать.

Энди медленно поднимался, отрывая себя от земли одной лишь силой воли. Пепе ухмыльнулся, и вдруг Треву стало до жути очевидно, что всякий, кто грозит ухмыляющемуся Пепе, – заведомо самоубийца.

– Доставай нож, ты, мелкий гаденыш, – сказал Энди.

– Нет, – произнес Натт, стоя у него за спиной. – Хватит. Игра окончена. Удача была благосклонна к «Незримым Академикам», и, насколько я знаю, теперь, по традиции, команды должны обменяться футболками в теплой товарищеской атмосфере.

– Но только не трусами, – вполголоса произнес Пепе.

– Что ты вообще понимаешь? – прорычал Энди. – Ты – орк! Я все про вас знаю. Вы отрываете людям руки-ноги. Вы вообще – черная магия! Но я тебя не боюсь!

Он зашагал к Натту с удивительной, невзирая на боль, скоростью.

Натт увернулся.

– Я не сомневаюсь, что наши несомненные разногласия можно решить мирным путем.

– Че?!

Пепе и футболисты подошли ближе. Энди явно терял популярность. Натт жестом велел им отойти.

– Я готов тебе помочь, Энди. Да, ты прав, я орк, но разве у орков нет глаз? Разве у них нет ушей? Разве нет рук и ног?

– Пока что есть, – ответил Энди и прыгнул.

Дальнейшее произошло так быстро, что Трев не успел разглядеть. Энди прыгнул – и вдруг оказался на земле, а Натт держал его за голову, выпустив когти.

– Сейчас посмотрим, – задумчиво произнес он, пока Энди тщетно вырывался. – Повернуть череп с такой силой, чтобы переломить спинной хребет и позвоночный столб, не особенно трудно, поскольку это не вращающийся сустав. И, разумеется, глазницы и ушные отверстия позволят ухватиться поудобнее, на манер шара в боулинге, – радостно добавил Натт и продолжал в полной ужаса тишине: – Используя метод распределения силы, изобретенный сэром Палисандром Банном, я полагаю, что двухсот пятидесяти баннов вполне хватит. Но, как ни странно, основная трудность заключается в том, чтобы разорвать кожу, мышцы и сухожилия. Ты молод, так что предел прочности довольно высок. Полагаю, кожа потребует приложения силы как минимум в тысячу баннов…

Энди взвизгнул, когда его голову слегка повернули.

– Эй, послушай! – вмешался Чудакулли. – Шутки шутками и все такое, но…

– Сейчас будет грязно, – предупредил Натт. – Мускулы отрываются от костей довольно легко…

Энди вновь издал сдавленный вопль.

– Но если принять во внимание все вышеперечисленное, я думаю, что достаточно будет от трех до пяти килобаннов, – закончил Натт и сделал паузу. – Я пошутил, Энди. Ты ведь сам любишь посмеяться. Кстати говоря, я могу засунуть руку тебе в глотку и вырвать желудок.

– Валяй, – прохрипел Энди.

Толпа на стадионе почуяла кровь. В конце концов, в Иппо столетиями проходили не только скачки. Относительно небольшое количество крови, пролитое сегодня, было сущим пустяком по сравнению с тем, что пролилось за минувшие века, но зверь безошибочно распознавал кровь, как только чуял ее. Свист и пение возобновились, они становились все громче и громче, люди вскакивали на ноги…

– Орк, орк, орк!

Натт спокойно встал и повернулся к бывшему декану.

– Я убедительно прошу вас удалиться. Могут начаться беспорядки.

– Да брось, – сказал Трев. – Ни за что.

– Хотя бы дамы?..

– Нет, – ответила Гленда.

– В таком случае не окажете ли вы мне любезность, судья, и не дадите ли рупор? И я буду очень благодарен, если вы попросите кого-нибудь из игроков посильнее вывести отсюда мистера Шенка, который, к сожалению, не в своем уме.

Ему без единого слова протянули рупор. Натт взял его, и крики «Орк! Орк!» стали еще громче. Он стоял, бесстрастно сложив руки на груди, пока шум не прекратился просто за недостатком инерции. Тогда под прицелом тысяч глаз Натт поднес рупор к губам.

– Господа! Да, действительно, я орк и всегда им буду. Позвольте сказать, что для меня честь играть здесь сегодня и видеть вас всех. Но я понимаю, что присутствие орка в городе и впрямь может казаться вам проблемой. – Он помедлил. – Поэтому, с вашего позволения, я предлагаю решить эту проблему немедленно.

Из разных частей стадиона послышались смех и издевательские возгласы, но зверь, как показалось Гленде, призывал самого себя к молчанию. В тишине, в которой не прошло бы незамеченным даже падение булки, стук упавшего наземь рупора разнесся по самым дальним уголкам Иппо. Натт закатал рукава и понизил голос, так что зрителям пришлось напрячься, чтобы расслышать.

Он сказал:

– Сыпьте сюда, если вы такие крутые.