Снежная Королева Александрова Наталья

«Сейчас мне будет плохо», – подумала она, и увидела всю сцену как бы со стороны: она посреди захламленной комнаты, одна и без оружия, а на нее надвигается небритый мужик в рваной рубахе, пахнет от него самым настоящим козлом, и в глазах мутная накипь.

Второй на корточках сидел в углу, среди набросанных пожелтевших газет и пустых бутылок, торчащих из рваного пакета, лениво перебирая струны старенькой гитары, глаза его были абсолютно пусты, золотая фикса зловеще поблескивала во рту. Третий, голый по пояс, торчал у двери, чтобы отрезать ей путь к отступлению, и смеялся бессмысленным пьяным смехом.

«Сейчас мне будет очень плохо», – повторила она про себя. Здравый смысл подсказывал сдаться и перетерпеть. С этим подонком Лешкой она рассчитается позже. Но тут она снова увидела его мерзкую рожу с тупой ухмылкой, и ярость поднялась в душе, как морской прибой – упорно и неотвратимо.

доносилось из угла.

Дура дурная, остолопина, кляла она себя, и понесла же ее нелегкая в эту глушь! Она отступила на полшага назад и чуть не споткнулась о колченогий стул с развороченной обивкой.

Она хотела кричать, но в этом богом забытом углу никто ее не услышит. А если и услышат, то придут, прибегут – посмотреть на увлекательное шоу и поучаствовать.

– Не надо брыкаться, – с угрозой процедил мужик и сделал два решительных шага в ее сторону.

Его руки в наколках угрожающе сжались в кулаки, он весь набычился. Одно слово, герой.

– И верно, детка, – захихикал Лешка, – ну что ты капризничаешь? Подумаешь, дело какое! Тебя не убудет, а мне для друга ничего не жалко!

– Хорошо! – она приняла решение и опустила глаза, чтобы никто не прочитал в них ничего. – Только посторонних зрителей просим удалиться! Тут не театр!

Гитарист поерзал в газетах, не спеша встал и вынес себя из комнаты, аккуратно держа свою гитару, похоже, кроме нее, его ничего в жизни не интересовало.

– А кто это, интересно, посторонний? – пьяно обиделся Лешик. – Тут посторонних нету, верно, Геша?

– Ладно! – Она подняла глаза и шагнула к столу, оказавшись совсем рядом со своим главным противником. Правой рукой взяла со стола недопитую бутылку шампанского, а левой обняла его за шею.

Жаль, мизансцену сейчас не видит ее закадычная подруга и соседка Ритка – как она тискается с мерзкой полуголой гориллой в каком-то жутком клоповнике.

– Выгони его! – шепнула жарко в самое ухо, прижавшись грудью. – Скорее!

Она едва сдержала тошноту, так пахло от него немытым телом и дезинфекцией от одежды – «Матросской тишиной» от него пахло. Но он клюнул – видно, не отличался ни умом, ни сообразительностью.

– Алексей! – сказал негромко, но твердо. – Шел бы ты наверх да выспался…

Он повернул голову и не следил за ее рукой, в которой зажато было горлышко бутылки. И тогда она огрела его по голове этой бутылкой что было силы. Он не успел отстраниться, реакция у нее всегда было отличная. Она отскочила в сторону, а Геша осел на пол, как мешок с мукой. Или с дерьмом.

– Эй, ты чего? – До Лешки в пьяном виде всегда все трудно доходило.

Он сделал к ней шаг заплетающимися ногами, но она бросила в него табуреткой. Лешик упал со стоном, откатившись от двери, и она рванулась туда, к свободе, чувствуя, что это ее последний шанс. На ходу оглянувшись, на какую-то секунду ей стало жалко его – все-таки бывший любовник как-никак. Всего на одну секунду.

Куртка и сумка висели в сенях на гвоздике – жизнь научила ее в незнакомом доме все складывать в одно место, чтобы потом, если придется удирать второпях, не метаться в поисках колготок, документов и бюстгальтера. Она рванула на себя тяжелую дверь, и тут, в саду, бросился на нее третий обитатель дома – маленький вертлявый парень.

– Стой, сучка, стой! – крикнул он, но захлебнулся на полуслове.

– А с тобой мы на брудершафт еще не пили! – И она с размаху, от всей души вмазала ему ногой.

Она метила по яйцам, но получилось в живот, потому что парень был карликового роста, метр с кепкой, не поймешь, не то мужик, не то кучу наложили, как говорила соседка тетя Валя в далеком детстве.

Каблук ушел в мягкое. Она успела еще подумать, что если он завязнет, то придется бежать босиком, однако туфля не завязла. Коротышка взвизгнул, как недорезанная свинья, и плюхнулся в крапиву. Путь был свободен.

Она не помнила, как оказалась на шоссе, очевидно, чутье вело ее через перелески и поляны. В лесу она всегда ориентировалась отлично, с семи лет бегала одна по грибы.

Вид потемневшего от мелкого дождика асфальта – признак цивилизации – слегка отрезвил ее и привел в чувство. Машин на шоссе не было, часы показывали без четверти два. Все нормальные люди давно спокойно спят в своих теплых постелях. Она отошла чуть в сторону от дороги и спряталась за кустами, прямо напротив фонаря. Было так тихо, что слышно как падают с деревьев листья. Ее била дрожь в тонкой курточке, ноги промокли в высокой траве.

Бесшумно пролетел джип, и она вжалась в дерево. Эти, на джипе, могут быть еще опаснее, чем те, что остались в деревне. Проехали три фуры. С дальнобойщиками тоже лучше не связываться – используют и выбросят в придорожную канаву. Прошло еще минут двадцать, и она начала паниковать. Не идти же пешком в самом деле, когда до города километров пятьдесят! Эти в деревне очухаются и могут организовать погоню. Лешка, конечно, за руль сесть не в состоянии, но кто знает, может кто-то из троих умеет водить машину? Надо было шины проколоть, да куда уж там, еле ноги унесла, как говорится, спасибо, что живой.

Показалась машина, и она сразу поняла, что с этой ей повезет. Не скрываясь, вышла на шоссе и махнула рукой. Машина сначала проехала мимо, но потом притормозила и задним ходом подъехала к ней. В первый момент это показалось ей подозрительным, сердце нехорошо дернулось. Но нет, вроде бы все не так плохо – скромный «Опель», не понять в темноте какого цвета, в машине только водитель.

– До города довезите, я заплачу! – выпалила она, рванув на себя дверцу.

– Садись! – коротко бросил водитель, окинув ее оценивающим взглядом, в котором не было никакой угрозы.

В салоне стоял типичный запах одинокого мужика – запах неустроенности и пустоты. Она откинулась на спинку сиденья и с шумом выдохнула воздух. Кажется, обошлось. Хотя, что это она? Обойдется, когда она окажется в своей квартире и закроется на все замки. Тогда можно будет провести спокойно хотя бы половину ночи и завтрашний день. А утром в понедельник начнутся неприятности. Ужас, что сделает с ней Лешик, когда доберется!

Снова ярость, слегка успокоившаяся, пеленой застелила глаза. Сволочь Лешка, мерзавец и дерьмо! И хочется курить. Она поискала в сумке сигареты. Ведь была же пачка, она точно помнит, что покупала сегодня утром и засунула в дальний кармашек про запас. Вытащили, хапуги…

– Закурить есть? – хрипло спросила она водителя.

– Сам не курю и в машине курить не разрешаю, – спокойно сказал он, не поворачивая головы.

Усилием воли она едва обуздала рвавшуюся наружу злость. Для этого понадобилось сжать кулаки так сильно, что в ладонь врезались ногти…

– Сумку назад поставь, – посоветовал водитель, снова не повернув к ней головы.

Подумав, она послушалась, только, как могла незаметно, достала из сумочки защитный баллончик и спрятала его в карман куртки. Вряд ли ей поможет баллончик, но все же спокойнее будет иметь его под рукой. Ничего, даже если этот мужик и не довезет ее до дома, там, в городе, она легко поймает другого ночного бомбиста. Она представила, какое лицо будет у Ритки, когда она ввалится домой среди ночи. Придется ей все рассказать. Ритка начнет ахать и делать круглые глаза, долго и со вкусом рассуждать, какой же Лешка подлец, а она-то считала, что у них с подругой все серьезно. И даже, дуреха этакая, предрекала им скорую свадьбу…

Снова ярость поднялась откуда-то из желудка, так что во рту стало горько. Она увидела перед собой пьяную ухмыляющуюся морду Лешика, его жидкие волосенки, прилипшие к потному лбу, его начавший оплывать голый торс… И ведь знала же, что любовничек у нее форменная скотина, но никогда не думала, что до такой степени!

Лет с пятнадцати усвоила она истину, что хороших мужиков не бывает, они бывают плохие и очень плохие. Лешик был просто плохой – все же не бандит, не убийца и не черный, с этими у нее никогда не было и не будет никаких дел. К положительным качествам Лешика можно было отнести то, что он редко напивался до поросячьего визга, и не давал волю рукам. Он, впрочем, пытался, но она его быстро отучила. Все шло у них неплохо, и черт дернул ее согласиться поехать на эту дачу!

Лешка заехал в магазин во время обеда. Покупатель в пятницу валил валом, так что у нее не было даже времени закрыть кассу и сбегать в подвальчик на углу, чтобы поговорить и выпить кофе. Лешик был какой-то встрепанный, сказал, что вернулся его старый друг из отдаленных мест и что они едут к нему повидаться, но что болтать об этом никому не стоит. Она только пожала плечами – знала уже, что Лешик любит приврать, какой он крутой, что сам он никогда не сидел, но всегда намекает на какие-то свои дела с крутыми бандитами. Что-то не понравилось ей тогда в Лешкином взгляде, нужно было отговориться болезнью, занятостью – мол, директор магазина заставляет сидеть допоздна, но как раз накануне они поругались с одной бабой из бухгалтерии, а все знали, что она капает директору на продавщиц. И в тот момент она перехватила злорадный взгляд этой бабы. А директор строго-настрого запретил болтать на рабочем месте с парнями. И курить на ступеньках перед магазином тоже запретил – у него приличный магазин, а не забегаловка какая-нибудь.

И она только кивнула Лешику в ответ – поедем, мол, раз зовут, тем более – погода хорошая. Потому что Лешик – это такой тип, которому легче отдаться, чем объяснить, почему не хочешь. Впрочем, все они одинаковы.

Дача оказалась старым деревенским домом, располагающимся на задворках маленькой забытой деревни. Они долго ехали по шоссе, потом свернули на грунтовку, потом долго плутали по проселкам, пока не встретили на полянке бабку с козами. Лешик к тому времени окончательно озверел, по всякому поминая матушку и подвеску. Старуха охотно объяснила им дорогу, присовокупив, что плутали они совершенно зря, что это только на машине долго, а по тропиночке они с козами до шоссе минут за сорок добегают.

Дом выглядел необитаемым. Забор покосился, немытые окна источали тоску, как выцветшие глаза слепого. Лешик долго сигналил, пока не вышел откуда-то сзади маленький вертлявый парень без одного переднего зуба и в рваных кроссовках. Он велел перестать сигналить и заезжать во двор. Ворота они с Лешиком открыли с большим трудом – до того вросли в землю.

Участок зарос лебедой и крапивой. Репейники тут же вцепились в новые брюки, она едва не сломала каблук, споткнувшись, и разозлилась на себя и на Лешку – зачем он завез в такую глушь и зачем она согласилась. В горнице, пахнувшей многолетней пылью и мышами, за простым деревянным столом сидели двое. Один – худой, растрепанный мужик с кривым ртом. Трехдневная щетина не могла скрыть мелких шрамов на лице. Он повернулся на скрип двери и малость остолбенел при виде входящих. Она мысленно усмехнулась, привыкла уже к такой реакции. Рост – метр восемьдесят, да еще каблуки, волосы очень светлые, почти белые, до середины спины, глаза цвета голубого льда и такие же холодные.

– Здравствуйте! – сказала она строго и взяла Лешку под руку, чтобы те двое сразу поняли, что она не сама по себе, а с мужчиной. Лешик, однако, тут же освободился и полез к небритому обниматься.

– Знакомьтесь! – торжественно объявил Лешка. – Это Элеонора!

Лицо ее перекосилось от ярости. Ведь тысячу раз просила Лешку не называть ее так! Достаточно в школе натерпелась от глупости родителей! Как ее только не дразнили! «Королевской норкой», потому что фамилия ее Королёва. Просто «Королевой», когда в шестом классе учительница прочитала им балладу про королеву Элинор. И наконец, в восьмом классе в нее влюбился Митька Золотарев и заметил как-то, что снежинки, падая ей на лицо, никогда не тают. И тогда к ней накрепко прилипла кличка «Снежная Королева». Это было в общем не так плохо, однако имя свое она ненавидела и незнакомым всегда представлялась Лерой. Лешка выкрал как-то у нее из сумочки паспорт и с тех пор называл Элеонорой, когда ему хотелось ее позлить. Сейчас же он просто хотел продемонстрировать старому другу, какая у него классная телка.

Далее был извлечен из багажника ящик водки, кое-какая закуска, и началась пьянка. Она злилась на Лешку – зачем привез в типично мужскую компанию, ей здесь совершенно нечего делать. Все, пора браться за ум и искать себе нормального мужика – вот прямо с завтрашнего утра и начнет.

Держалась в тени, пила мало и мечтала только дотянуть кое-как до утра, а там уж она уговорит Лешку уехать пораньше. Геша пил стакан за стаканом, внешне не пьянея, только глаза его, и без того нечистые, покрывались серой мутью. Гитарист пел, не уставая. Песни все были со слезливым блатным надрывом, про несчастную любовь и про зону, про встречи и расставанья, про трудную бандитскую судьбу. Изредка Геша ставил перед ним граненую стопочку, клал ладонь на струны и говорил ласково: «Петюня, выпей!» Гитарист аккуратно опрокидывал в рот стопку, заедал хрустящим огурцом и снова принимался за свое. Песни все были похожи одна на другую, так что хотелось его выключить, как радио.

Время шло, водка не кончалась. Пару раз она выходила покурить на воздух. Но в запущенном саду не было дорожек, да к тому же там ошивался тот маленький вертлявый типчик, что открывал им ворота, его почему-то к столу не позвали.

Вернувшись, она поняла, что речь шла о ней. Лешик глядел масляными глазками, Петюня выводил негромко:

Она усмехнулась тихонько. Отчего-то у всех мужиков ее вид вызывал в памяти зиму и снег. Лешик притащился за ней на кухню.

– Лапочка, – заныл он, – ну что ты такая хмурая? Ну пойдем со мной наверх…

– Да отстань ты! – Уж она-то знала, что Лешик, когда выпьет, ни на что не годен.

Однако он не хотел признавать очевидного и обиделся. Снова они пили, а гитарист снова переключился – на этот раз на Высоцкого. Что-то про привередливых коней и баню по-черному.

И вот, когда Лешка уже дошел до кондиции и она подумывала, как бы половчее уложить его спать, этот паразит задумал подлость.

– Не хочешь со мной, пойдешь с ним! – заявил он, пьяно усмехаясь. – Геша, бери ее!

Тот-то был не настолько пьян, чтобы ничего не соображать, тот-то прекрасно знал, что делает. Зато и получил. Пусть на будущее знает – она не подстилка какая-нибудь!

Она удовлетворенно хмыкнула и потянулась. Жаль все-таки, что нет сигареты!

– Очухалась? – спросил водитель без улыбки. – Приди в себя, мало ли что ночью в дороге может быть…

Что он имеет в виду? Она почувствовала странное беспокойство и покосилась на водителя. Только теперь она как следует его разглядела. С первого взгляда он показался ей невзрачным лысоватым мужиком средних лет, скучным и неопасным владельцем шести пригородных соток. Только теперь она заметила крепкую шею, широкие плечи, жилистые руки на руле. И напряженный, внимательный взгляд…

Чего он боится? Да, ночью, конечно, ездить опасно. Неужели она так похожа на киллершу, которая специализируется на одиноких неприкаянных водителях? Она причесалась и вытерла лицо салфеткой, накрасила губы темно-розовой помадой, застегнула куртку.

– Тебя как звать-то? – буркнул водитель, причем даже не делал вид, что ему интересен ответ.

– Лерой, – так же равнодушно бросила она в ответ.

– Лера-Валера… – он включил радио, тот самый «Русский шансон», который осточертел ей за нынешнюю ночь.

– Выключи! – взмолилась она, и он не стал спорить.

Машина шла ровно, на хорошей скорости, мимо проносились едва освещенные деревни. Застряли у переезда, пережидая товарняк, груженые черные вагоны лениво переваливались на рельсах.

– Теперь уже скоро, – сказал водитель и быстро провел рукой по волосам.

Что-то в его голосе заставило ее насторожиться. Водитель менялся прямо на глазах, словно змея, сбрасывающая старую высохшую кожу. Он весь вибрировал от нарастающего напряжения, словно охотник, заметивший дичь, или зверь, почувствовавший приближение охотника.

«Ох, не ошиблась ли я машиной!» – подумала Лера, невольно отодвинулась подальше от водителя и сжала в кулаке свой баллончик. Сердце снова неприятно сжалось в груди. Водитель, казалось, о ней и не думал, полностью сосредоточившись на темной дороге, плывущей навстречу в неверном свете фар.

Справа возник ярко освещенный аквариум бензозаправки. Водитель сбросил газ, повернул руль и притормозил. Внезапно он всем телом повернулся к пассажирке и проговорил низким, глубоким голосом, сильно растягивая слова:

– Ну-ка, сходи, купи бутылку пепси! – и после паузы: – Не хочу, понимаешь, из машины выходить!

– Сам, что ли, не можешь? – привычно огрызнулась Лера, но в действительности даже обрадовалась возможности хоть ненадолго избавиться от этого пугающего соседства. А если он хочет ее тут бросить, то и наплевать, барахло только свое забрать надо.

– Не бойся, не уеду! – сказал он, будто прочитав ее мысли.

И то верно, тогда бы вообще в машину не посадил. Она потянулась к ручке двери, но водитель остановил ее:

– Сумку возьми! – и он бросил ей на колени красную матерчатую сумку с яркой надписью «Neo».

– Да я в руках донесу… – проговорила она, но мужчина мрачно взглянул на нее из-под клочковатых бровей и повторил:

– Говорят тебе – возьми!

Охота спорить с ним тут же пропала. Лера взяла сумку и выскользнула из машины. Водитель вслед ей вполголоса фальшиво пропел:

– Сам я вятский уроженец…

Она дернула плечом, как будто хотела сбросить что-то неприятное, например, паутину, приставшую в лесу, потом, не оглянувшись, толкнула прозрачную дверь магазинчика и вошла внутрь.

Сначала ей показалось, что в магазине никого нет. Только пройдя между полками с разноцветными бутылками и яркими коробками, Лера заметила продавца, который сидел позади кассы, подперев подбородок сложенными ладонями, и следил за ней прищуренными глазами, как сытый кот за мышью.

– У тебя весь магазин вынести можно… – проворчала она, вытаскивая кошелек. – Бутылку пепси!

– Возьми сама, – промурлыкал продавец, переведя взгляд на яркую сумку.

Лера взяла с полки литровую бутылку, положила ее в сумку, рассчиталась и пошла обратно, чувствуя спиной внимательный, заинтересованный взгляд. Она заставила себя не оборачиваться, однако взгляд продавца так и буравил спину. Немного не доходя до двери, она споткнулась и едва не выронила бутылку.

Захлопнув за собой стеклянную дверь, Лера поспешно пересекла ярко освещенную площадку и приблизилась к серому «Опелю». Только теперь она заметила, что водитель поставил свою машину в тени, так что со стороны магазина или заправки ее невозможно было заметить. Он ждал ее, приоткрыв дверь и настороженно сверкая в темноте зрачками.

– Ну что?

– Да ничего, – Лера пожала плечами и протянула ему сумку, – вот твоя пепси-кола…

– Никто не подошел?

– А кто должен был подойти? – Лера взглянула на него с подозрением и снова почувствовала смутное беспокойство.

Водитель нравился ей все меньше, и она даже подумала, не остаться ли на заправке, но что здесь делать до утра? И продавец тоже какой-то странный. И там плохо, и здесь не слава богу.

– Черт! – прошипел водитель сквозь сжатые зубы.

– Ты же сам сказал – пепси-колу! – раздраженно проговорила Лера.

– Да нет, я не тебе… все нормально, садись… – он подвинулся, освобождая ей место, и вполголоса пропел:

– …Много горького видал…

Она села на свое место, прикрыла глаза и попробовала успокоиться. Но напряжение не отпускало ее, чувство опасности заставляло дрожать каждый нерв. Она потянулась за своей сумкой, чтобы выйти из машины, повинуясь инстинкту, но заметила, что продавец стоит в дверях и глядит в их сторону. Нехорошо и пристально глядит. Нет, нужно отсюда уезжать скорее, чего он ждет?

Водитель вытащил из кармана мобильный телефон, потыкал в кнопочки толстым пальцем, послушал. Не дождавшись ответа, снова негромко чертыхнулся и спрятал мобильник.

«Опель» выехал со стоянки и снова заскользил по ночному шоссе, шелестя шинами и отматывая километры темноты.

Ровное, убаюкивающее покачивание машины понемногу успокаивало Леру, и она уже начала задремывать, но вдруг вздрогнула, как от внезапного окрика, и широко открыла глаза.

В мозгу вибрировал сигнал тревоги, однако в машине ничего не изменилось. Только взглянув в зеркало заднего вида, она увидела позади огни следующей за «Опелем» машины. Она скосила глаза на водителя и поняла, что не ошиблась: все дело именно в этих огнях. Он еще больше подобрался, сжал руль и пригнулся к лобовому стеклу. На его виске пульсировала ветвистая синеватая жилка.

– Всю Россию я проехал… – пробормотал он, уже не пытаясь следовать мелодии. – Вот и приехал…

Он выжимал из мотора все что возможно, и старенький «Опелек» летел по шоссе, как стрела, но огни в зеркале нисколько не удалялись.

– Это что же они – за нами гонятся? – проговорила Лера, опасливо глядя на приближающиеся огни, хотя и так все было ясно. В ней проснулось отчетливое, древнее знание настоящей, нешуточной опасности. Ситуации, когда смерть дышит прямо в затылок.

– Нет, так просто катаются! – Водитель еще глубже вдавил педаль газа, и расстояние между ними и преследователями немного увеличилось.

– А чего им надо?

– Вот ты их и спроси! – прошипел водила и бросил такой взгляд, что ей моментально расхотелось продолжать расспросы.

Что уж тут спрашивать, когда ясно, что снова она попала в передрягу. Причем настоящую, серьезную передрягу. Что за ночка такая выдалась? Она покрепче сжала в кармане баллончик.

Огни в зеркале еще немного удалились, но водитель был все так же напряжен.

Шоссе сделало резкий поворот, «Опель» плавно вписался в него, и впереди, совсем близко, в свете фар показалось брошенное поперек дороги дерево. Водитель выругался, вдавил педаль тормоза и со страшным скрежетом остановился перед самым препятствием. Все, что было дальше, происходило словно в страшном сне.

– Беги! – крикнул он и распахнул дверцу со своей стороны салона. – Беги, девка, что есть мочи!

Леру не пришлось долго уговаривать. Этой ночью она, кажется, только и делала, что убегала, и тело действовало теперь само, на каких-то проснувшихся первобытных рефлексах. Она плечом толкнула дверцу, выкатилась из машины и побежала к лесу. Только провалившись по щиколотку в мягкую почву и поравнявшись с первыми деревьями, она остановилась, почувствовав шершавую прохладную кору под рукой, и обернулась.

На шоссе, вплотную к серому «Опелю», стояла черная «БМВ». Из нее выпрыгнули на дорогу двое смуглых молодых парней в кожаных куртках, третий остался за рулем. Тут же из-за брошенного «Опеля» гулко полыхнуло огнем, секундой позже докатился грохот выстрела. Один из бандитов схватился за плечо, второй выхватил из-за пазухи пистолет и начал раз за разом стрелять в темноту. Раненый привалился к «БМВ» и тоже начал стрелять. Водитель выбрался наружу, пригнулся и бросился в обход. Через минуту выстрелы прекратились, из темноты показался Лерин попутчик. Он шел, сильно хромая и покачиваясь, лицо и одежда были залиты кровью. Следом за ним кошачьей походкой двигался водитель «бумера» с пистолетом в руке.

– Ну что, отбегался? – проговорил второй бандит, шагнув навстречу противнику, – Ты что же, козел, думал, от нас уйдешь?

Он ленивым, почти незаметным движением выбросил руку, и водитель «Опеля» отлетел в сторону и растянулся на асфальте. Хрипло выдохнув и выплюнув сгусток крови, попытался встать на ноги, но бандит ударил его в лицо ногой, переступил и прошипел:

– Где груз, падла? Имей в виду, мы тебе легко сдохнуть не позволим! Мы тебе все внутренности зубами вырвем!

– Пусти меня, Махмуд! – Отпихнув напарника, к водителю подскочил раненый бандит и почти в упор выстрелил в него.

– Ты что же, кретин, делаешь? – Махмуд схватил напарника за воротник и оттащил в сторону. – Он же сдохнет, и мы груз не найдем!

– Да ничего ему не сделается! А нет, так сами возьмем! Драндулет его по винтику разберем!

Пока бандиты препирались между собой, водитель «Опеля», хрипло дыша, поднялся на ноги и, вытянув вперед правую руку, проревел:

– Молитесь, гады! Щас к своему Магомету отправитесь!

– Махмуд, у него граната! – неожиданно высоким голосом выкрикнул раненый бандит и зайцем прыгнул в сторону. В ту же секунду ночь озарила ослепительная вспышка, тяжело прогрохотал взрыв.

Лера, которая до этого стояла, не в силах пошевелиться, и как зачарованная следила за происходящим, развернулась и, не разбирая дороги, бросилась в лес. Она спотыкалась, падала, снова поднималась, ноги увязали в глубокой грязи, ветки деревьев царапали лицо и руки, но она не могла остановиться. Она чувствовала себя дичью, убегающей от погони, загнанным зверем. Кровь пульсировала в висках глухой барабанной дробью, барабанной дробью судьбы и смерти.

Так она бежала очень долго – или ей только казалось, что долго, и вдруг впереди замаячил неровный, мерцающий свет. Она сделала еще несколько шагов… и выскочила на шоссе в том же самом месте, откуда начала бегство. Ночной лес сыграл с ней жестокую шутку, она, как белка в колесе, бежала по кругу.

Перед ней догорали обломки черного «бумера», около него вповалку валялись искалеченные тела бандитов.

Чтобы не закричать, она зажала себе рот рукой и мысленно приказала себе: спокойно. Спокойствие и быстрота – вот все, что понадобится ей в ближайшее время. Серый «Опель», как ни странно, был совершенно цел, только пара пулевых отверстий виднелась в багажнике и в левом крыле. Она бочком двинулась к нему, не сводя глаз с груды дымящихся трупов. Отдельно, в паре метров от них, валялась оторванная нога в дорогом замшевом ботинке, измазанном кровью. Лера почувствовала рвотный позыв, но кое-как справилась с ним. Сейчас не время проявлять человеческие слабости, надо ноги уносить.

Она открыла дверцу «Опеля» и увидела его водителя. Мужик был жив, он хрипло, натужно дышал и пытался трясущейся простреленной рукой повернуть ключ в зажигании. Лицо его превратилось в одну сплошную рану, из которой выглядывал левый глаз. На месте правого зияла черная, пульсирующая дыра.

Спокойно. Без паники.

– Надо… надо мотать отсюда… – прохрипел он, снова пытаясь завести машину.

– Тоже мне, Америку открыл!

– Скоро Аббас приедет… – продолжил мужчина, не обратив внимания на ее реплику.

Лера не знала, кто такой Аббас, и не хотела знать, но в голосе умирающего человека был такой страх, что она сразу и безоговорочно поверила ему. Впрочем, она и не собиралась задерживаться в этом страшном месте, у нее сегодня другие планы. Отодвинув мужчину, забралась на водительское место, уверенно повернула ключ. Мотор ровно, убедительно заработал. Она подумала, не выкинуть ли раненого на дорогу, к остальным телам, но что-то ее удержало – не сочувствие, не жалость, а подсознательная уверенность, что он ей еще пригодится. В таких условиях волей-неволей приходится быть такой сукой – но ведь иначе не выживешь, утешала она себя.

Она выжала сцепление и медленно тронулась на первой передаче, объезжая трупы и горящий бумер. Прямо перед ней снова оказалась оторванная нога. Она проехала по ней и услышала, как под колесом хрустнула кость. На этот раз не удалось справиться с тошнотой, и ее вырвало прямо под ноги. Попутчик дернулся на своем месте, но глаз не открыл.

Она молила судьбу только об одном: только бы не встретился не в меру ретивый гаишник, которому не спится ночью. От каждой встречной машины сердце глухо ухало вниз. Чтобы не дрожали руки, она вцепилась в руль как могла крепко. Соленый пот заливал глаза, и не было времени его вытереть.

Через полчаса она осознала, что едет по ночному шоссе в обратную от города сторону, выжимая из старого «Опеля» все, на что он способен. Хозяин машины затих, и она уже подумала, что он умер, как вдруг он шевельнулся и довольно отчетливо проговорил:

– Сейчас сверни налево… там будет грунтовка…

В первый момент она решила, что он бредит, но слева от шоссе действительно отходила широкая грунтовая дорога, и она повернула руль, прежде чем поняла, зачем это делает. Только через минуту, сбросив скорость и трясясь на ухабах, она осознала, что здесь, на проселке, может избежать встречи с таинственным и явно опасным Аббасом. И вообще, от «Опеля» нужно как можно скорее избавляться.

– Сейчас… свернешь направо… – сквозь зубы, с трудом выговаривая слова, произнес ее попутчик. Тряская, неровная дорога выжимала из него последние капли жизни, и он из последних сил пытался удержать ускользающее сознание.

Вправо уходил заросший пожухлой травой проселок. Она не раздумывая свернула на него, и через несколько минут впереди из темноты выступили очертания большого сарая. Въехав в распахнутые покосившиеся ворота, она заглушила мотор и повернулась к своему полуживому попутчику.

– Ты живой еще? – спросила с чисто житейским интересом.

– Пока да, – прохрипел тот, – но ты не волнуйся, это ненадолго. Возьми… возьми чемодан… а главное – бумагу в бардачке… не хочу, чтобы им это досталось.

Лера снова подумала, что он бредит, но его спокойное, мужественное отношение к собственной смерти произвело на нее впечатление, и она, перегнувшись назад, достала из автомобильной аптечки бинт и вату.

– Сейчас… – проговорила, разрывая упаковку. – Сейчас я тебя перевяжу… Ничего, оклемаешься!

– Перевяжешь? – Мужчина хрипло засмеялся, и из его горла брызнула темная кровь. Он закашлялся, прикрыл единственный глаз и едва слышно прошептал:

– Все, абзац, отбегался Затвор! Никакие перевязки мне не помогут. Говорю тебе, возьми бумагу и сваливай отсюда, пока Аббас тебя не нашел! Только прошу… из этих денег помоги Аньке! Запомни – Анна Сенько… Тополевая десять, шестая квартира… помоги Аньке, слышишь! Не то с того света тебя найду!

– Из каких таких денег? – проворчала Лера, наклонившись над раненым и прикидывая, как перевязать его лицо, которое все было одна сплошная рана.

Вырвать ее уже не вырвет – нечем. Надо помочь ему. Он попытался что-то ответить, но закашлялся, из горла снова брызнула кровь, окропив ей щеку, он судорожно дернулся и вдруг обмяк, как будто разом успокоился.

– Ты живой? – опасливо проговорила Лера, немного отстранившись, чтобы еще больше не перепачкаться кровью. Тут она увидела его единственный широко открытый глаз и поняла, что задавать вопросы бесполезно. Этот глаз смотрел на нее уже с другой стороны, с того берега, откуда не возвращаются.

– Чтоб тебя… – пробормотала она, задом выбираясь из машины. – Чтоб вас всех! Достали вы меня со своими разборками!

Она зло всхлипнула, полезла в карман за сигаретами и вспомнила, что их нету. В сумке она уже смотрела, но, может, завалялась в кармашке хотя бы одна? Курить хотелось неимоверно, и, преодолев накатывающую дурноту, она распахнула дверцу машины – не хватало воздуха. В салоне воняло потом, рвотой и кровью. И еще пахло смертью. Она задержала дыхание и оглядела заднее сиденье. Сумки там не было. Не было ее и на полу под сиденьем.

– Господи помилуй! – вслух сказала она. – Да ведь она выпала на дорогу, когда эти уроды убивали друг друга!

Слова, сказанные вслух, прозвучали удивительно страшно в ночном лесу. Теперь те люди, которые приедут на место разборки, найдут ее сумку и узнают, что в «Опеле» кроме водителя была женщина.

Она стала вспоминать, что такого было у нее в сумке. Никаких документов там не было, это точно. Смена белья, теплый свитер, косметичка, а в ней – обычные бабские штучки. Обычные безликие мелочи. Никаких записей. Еще ключи от квартиры, но на них ведь тоже не написано, какой адрес.

От сердца немного отлегло. Тут она заметила, что коврик сбился, и нащупала в углублении пола кожаный чемоданчик. Вспомнив слова покойника, потянула чемодан на себя, вытащила его из машины. Чемоданчик был дорогой, хорошей кожи, с кодовым замком. Эта вещь плохо подходила убитому, была для него слишком дорогой и красивой. Оглядевшись, не нашла ничего, чем можно было бы открыть замок, и сунула руку в бардачок. Там ей в первую очередь попалась в руки сложенная в несколько раз плотная желтая бумага. Вспомнив последние слова мертвеца, она сунула бумагу за пазуху, порылась в бардачке и нашла там складной нож с широким прочным лезвием. Этим ножом в два счета сорвала кодовый замок и открыла чемоданчик.

Внутри лежали плотные пакеты с белоснежным порошком. Сердце подпрыгнуло и ухнуло куда-то вниз.

– Вот блин! – проговорила она, тупо уставившись на содержимое пакетов. – Белая леди! Стекло! Героин! Только этого мне не хватало! Ну и ночка выдалась! Нет, будем считать, что я ничего не видела!

Она торопливо захлопнула чемоданчик, засунула его обратно под сиденье, бросила сверху желтую бумагу из бардачка, прикрыла все ковриком и, машинально хлопнув дверцей машины, выскочила из сарая.

Небо на востоке начало понемногу розоветь, и какая-то ранняя пичуга уже выводила свою нехитрую песенку. Нормальные птицы на юг осенью улетают, а эта петь настроилась!

Рядом с развалюхой, окруженной ярко-желтыми кленами, оказался круглый глубокий пруд с неподвижной черной водой. Внезапно она представила мертвеца на сиденье машины и, еще не осознав, что собирается делать, шагнула обратно. Распахнув дверцы «Опеля», подхватила мертвеца под мышки и выволокла из сарая. Она и сама не понимала, для чего все это делает. С трудом дотащила до берега, здесь на глаза ей попались несколько крупных булыжников. Набив камнями карманы трупа, столкнула его в воду. Темная вода глухо булькнула и сомкнулась над ним.

Это последнее усилие отняло все силы. Она была мокрая от пота вся, от шеи до пяток. Такое впечатление, что выкупалась в прокисшем борще. Или в дерьме, так, пожалуй, вернее.

Наклонившись над темной водой, она смыла с лица и одежды чужую кровь.

На какое-то время она утратила чувство реальности и пришла в себя только в нескольких километрах от сарая с брошенным «Опелем», шагая по проселочной дороге. Под ногами громко шуршали красные, желтые, оранжевые листья. Уже окончательно рассвело, и издалека раздавался приближающийся звук мотора. Она хотела было спрятаться в придорожных кустах, но внезапно ее охватила какая-то апатия, она словно дошла до некой мертвой точки. Стало совершенно все равно, что будет дальше. Убьют? Ну и пусть! Событий прошедшей ночи вполне хватило бы, чтобы сойти с катушек. В мозгу что-то заклинило, и теперь она ничего не боялась.

Из-за поворота дороги показался допотопный львовский автобус. Она замахала руками, автобус остановился. Внутри было тепло, и мрачные мужики в кирзовых сапогах и замурзанных ватниках разглядывали ее, как инопланетянку.

Она и вправду производила впечатление неземной – высокая, с длинными белыми волосами и очень бледным лицом.

«Запомнят? – спросила она себя. – А, все равно, если и запомнят, то никому не расскажут…»

И она в изнеможении закрыла глаза, вытянула с наслаждением ноги и задремала под мерный шум двигателя.

До дома она добралась без приключений.

Поднявшись на четвертый этаж, позвонила тихонько.

Конечно, еще очень рано и Ритка, разумеется, спит как убитая, но Лере, честно говоря, было на это совершенно наплевать. Ключей у нее не было, они остались в потерянной сумке, а ей сейчас хотелось одного – забраться под горячий душ и стоять под ним несколько часов, пока обжигающие струи не смоют весь ужас прошедшей ночи.

Она звонила раз за разом, но подруга и не думала открывать.

– Черт, утащилась, что ли, куда-то? – пробормотала Лера, еще раз надавив на кнопку звонка. – Вроде ведь не собиралась…

Она застонала и привалилась к двери. Что же делать? Как попасть домой?

И вдруг дверь чуть заметно подалась.

Она не была заперта.

Что за черт? Не в такое время мы живем, чтобы оставлять двери открытыми!

Она потянула ручку и вошла в темную прихожую. Пугаться уже не было сил.

В квартире пахло чем-то сладковатым, удивительно неприятным и пугающим. И вместе с тем знакомым. Лера шагнула вперед, споткнулась о Риткины сапоги, еще какую-то обувь, негромко чертыхнулась и протянула руку к выключателю. Вспыхнувший свет на секунду ослепил ее.

В прихожей словно только что промчался тропический ураган или пробежало целое стадо слонов: одежда и обувь валялись кучей на полу, на самом видном месте красовалась новая Лерина куртка, и на ней виднелся отчетливый отпечаток грязного мужского ботинка.

– Что за черт, – Лера раздраженно втянула воздух сквозь зубы и крикнула:

– Ритка! Чертова кукла! Что тут у тебя творится? Ты что – напилась, что ли?

Никакого ответа не последовало. Тишина. Закрыв за собой дверь квартиры и торопливо накинув крючок, Лера перешагнула через груду одежды и толкнула дверь Ритиной комнаты.

Здесь царил беспорядок почище, чем в коридоре: постель сброшена на пол, простыни скомканы и разорваны, пол усыпан разорванными фотографиями, осколками стекла и фарфора. В этих фарфоровых осколках Лера узнала любимую Ри-тину статуэтку – китайскую собачку, которая всегда стояла у подруги на полке.

Убедившись, что в комнате никого нет, Лера снова выбежала в коридор, заглянула в свою комнату. Здесь было то же самое – полный погром. Схватившись за голову, она бросилась на кухню. Уже ничуть не удивляясь, разглядела вывернутые на пол шкафчики, рассыпанные по полу крупы, кофе, сахар, битую посуду… и всюду этот запах, отвратительно сладковатый и странно знакомый!

Осталось заглянуть только в ванную.

Лера распахнула дверь ванной комнаты и замерла на пороге.

Вот откуда так страшно, так одуряющее пахло. Здесь этот запах был так силен, что у нее закружилась голова.

Занавеска была задернута, но за ней что-то было. Что-то или кто-то.

Руки у Леры тряслись, и она не могла заставить себя отдернуть занавеску. Казалось, если она это сделает, произойдет что-то ужасное, что-то непоправимое.

Лучше уйти, закрыть за собой дверь… И никогда сюда больше не возвращаться.

Однако это было необходимо.

Она дернула занавеску и привалилась к притолоке, чтобы удержаться на ногах.

В первый момент она даже не поняла, что лежит в ванне.

Это не было человеком. Во всяком случае, это не было ее подругой, не было Риткой, с которой они вместе выкурили целый вагон сигарет, съели не один пуд соли, с которой тысячу раз ссорились и снова мирились, которая знала все ее маленькие и большие секреты.

Это было кровавое месиво, в котором едва угадывались человеческие черты.

Держась за косяк ванной, Лера закрыла глаза, досчитала до десяти и снова открыла их. Ничего не изменилось. Ванная комната накренилась, как палуба корабля в шторм, и ее организм затрясли рвотные спазмы. После этого стало чуть легче. Вот и хорошо. Лера умыла лицо холодной водой, потом сильной струей из душа смыла кровь с мертвой подруги и заставила себя рассмотреть ее. Еще немного, и она может устраиваться на работу в морг, мрачно попыталась она про себя пошутить. Она знала по опыту: только трезвый взгляд на происходящее и здоровый цинизм помогут ей выпутаться.

Ясно было одно: Риту пытали, прежде чем убить. Ее руки были испещрены ожогами. Маленькими круглыми ожогами, которые может оставить на теле горящая сигарета. Рот ее был заклеен скотчем – чтобы не кричала.

Бедная девочка. Бедная, несчастная Ритка, а она так хотела жить! Ее пытали, а потом долго и страшно убивали.

Что они хотели от нее узнать? – спросила себя Лера, и тут же ответила себе: подругу расспрашивали обо мне. Теперь они знают обо мне все: где работаю, во что одеваюсь, какие сигареты курю… Кстати, курить хотелось отчаянно.

Они знают все, и узнали все очень быстро, потому что такие пытки никто не вынесет. А если продолжали мучить Ритку – то только потому, что это доставляет им удовольствие. Потому, что они уроды, извращенцы, садисты.

Стараясь не шуметь, она прошла в Риткину комнату и нашла у нее в тумбочке дешевые сигареты без фильтра.