Снести ему голову! Марш Найо

Ngaio Marsh

Off with his Head

© Ngaio Marsh Ltd, 1957

© Перевод. М. Воронежская, 2020

© Издание на русском языке AST Publishers, 2023

Найо Марш

Найо Марш (1895–1982) – ярчайшая звезда «золотого века» английского детектива, автор 32 романов и множества пьес. Ее имя стоит в одном ряду с такими признанными классиками жанра, как Агата Кристи и Дороти Л. Сэйерс. За свои литературные достижения она была удостоена звания дамы-командора ордена Британской империи.

Глава 1. Зимнее солнцестояние

В этой части Англии зимнее солнцестояние обычно сопровождалось состязанием между снегопадом и морозом, в котором оба побеждали поочередно. Покрытые инеем деревья вздрагивали под порывами северного ветра. Как правило, к четырем часам дня в Южном Мардиане все уже сидели по домам и грелись у огня.

Именно в это время у подножия крутого холма при въезде в деревню показался небольшой, похожий на жука автомобильчик; то прижимаясь к обочине, то вдруг чуть не вставая на дыбы, взбирался он по заледеневшей дороге. За рулем сидела женщина; выбившиеся из-под шарфа на голове седые пряди явно мешали ей смотреть на дорогу, и тем сильнее она вглядывалась в расчерченный на ветровом стекле полукруг. Ее руки в шерстяных варежках с такой силой вцепились в руль, что казалось, она с трудом удерживает его, а не крутит, опасаясь, как бы он не начал крутиться сам по себе. Поверх домотканого пальто дама была укутана многочисленными, непомерной длины шарфами, чем напоминала чудовищной величины кокон. В то время как ноги ее яростно топтали педали сцепления и тормоза, она нашептывала себе под нос ободряющие слова, а временами пыталась безмятежно улыбаться.

С божьей помощью машина все же доехала до Южного Мардиана и рывком остановилась у высоченных кованых ворот. Запором им служила грубая бечевка, многократно продетая прямо сквозь узор изящной решетки. Сквозь вензеля и завитушки женщине удалось разглядеть примерно в миле на холме остов норманнского замка, торжественно пронзающий серое зимнее небо; из-за его развалин выглядывал чудовищный викторианский особняк.

Путешественница сверилась с картой. Сомнений быть не могло – перед ней был замок Мардиан. Потребовалось некоторое время, чтобы распутать затвердевшую на морозе веревку. А затем – определенные усилия, чтобы сдвинуть с места подпиравший ворота сугроб и открыть створки для проезда машины. Справившись с непростой задачей, она завела автомобиль внутрь, а затем снова вышла из машины – запереть за собой ворота.

– А к Роштеству утарил вдруг мороз! – процитировала она с легким тевтонским акцентом – в минуты особого волнения с ней это случалось. – Однако не видно никаких следов, – продолжала она говорить сама с собой, – какого-нибудь зайца или совы, благодарение богу… – С некоторых пор в кругу ее друзей выражение «благодарение богу» сделалось чем-то вроде соленого словца.

Неожиданно из-за придорожных кустов послышался пронзительный гогот, и оттуда с важным видом вывалилась стая гусей, которые, сердито крича, двинулись прямо на гостью. Та поспешила влезть обратно в машину, захлопнула дверь прямо перед их хищно раскрытыми клювами и надавила на газ. Проезжая по пустырю, она заметила краем глаза двух быков, которые с мрачным и подозрительным видом следили за машиной. Лицо женщины побледнело, но оставалось спокойным – она даже принялась напевать себе под нос песенку «Веселая карусель» из своего нового альбома «Потешки».

Когда путешественница подъехала поближе к строениям, то увидела, что для стен особняка явно использовали камень с развалин замка. «Это уже что-то», – подумала она. Преодолев последний ледяной склон, она миновала полуразрушенную норманнскую арку и очутилась во дворе. Только тогда бедолага смогла перевести дыхание.

Двор представлял собой полукруг, образованный крепостной стеной и новым домом. Тут и там громоздились кучи булыжника и буйно кустилась засохшая сорная трава. А в самой середине, на двух низких каменных колоннах, покоилась припорошенная снегом прямоугольная плита.

– Эврика! – воскликнула гостья.

На радостях она даже выпростала из-под толщи шарфов красный шелковый амулет и стала перебирать его, видимо таким образом надеясь приманить удачу. Затем поднялась по ступенькам крыльца и стала перед парадной дверью.

Дверь эта, как с удовлетворением заметила дама, явно перекочевала сюда с руин старого замка. Вместо звонка на стене имелся колокольчик – такой увесистый, что казалось, он не может быть настоящим и служит лишь деталью железного барельефа, изображающего двух эльфов. Однако стоило до него дотронуться, как раздался звон, способный разбудить и мертвеца. Агрессивные гуси, все это время преследовавшие странную посетительницу и наконец нагнавшие ее, еще больше воодушевились и, издав воинственный клич, бросились в атаку.

Встав спиной к двери, женщина попробовала усмирить их властным взглядом. Но не тут-то было – гуси продолжали оглушительно гоготать, а самые отважные пытались – правда, безрезультатно – взобраться по ступенькам. За шумом перепуганная дама не услышала, как позади нее скрипнула дверь.

– Вот несчастье-то какое! – раздался голос у нее за спиной. – Скорее проходите – я закрою дверь. А ну кыш, проклятые!

Вслед за этим гостью быстренько втащили в дом. Спасительницей ее оказалась рыжая худощавая особа, которая теперь смотрела на нее удивленными влажными глазами.

– Вы… – начала она. – Наверное, вы… Ну да, конечно, такая погода…

– Леди Алиса Мардиан?

– А… это моя двоюродная бабушка. Ей уже девяносто четыре, и мне кажется…

Жестом, полным достоинства, гостья распахнула пальто, а затем достала из внутреннего кармана небольшую карточку.

– Я понимаю, все это неожиданно, – затараторила она. – Наверное, следовало прежде написать вам… Но если честно, мне так не терпелось, меня так мучило любопытство – даже не любопытство, а какой-то прямо охотничий азарт, – что я не могла удержаться и приехала. Просто не в силах была такое откладывать ни на день и даже ни на час! – Она замялась. Подбородок ее подрагивал. – Вы взгляните, – сказала она.

Рыжеволосая особа послушно взяла у нее карточку.

– Миссис Анна Бюнц, – прочитала она, – Общество друзей британского фольклора, гильдия древних обычаев «Конек», Варвикшир, Бэппл-на-Баккоме, ферма Мориско. Боже мой! – охнула рыжая и, помолчав, добавила: – Как бы там ни было, заходите.

Она провела визитерку через холл, где оказалось не намного теплее, чем на улице, в почти такую же холодную гостиную.

Здесь было на что посмотреть. На стенах красовались огромные – от потолка до пола – средневековые портреты, беспорядочно расставленные столы и столики были погребены под горами старых фотографий и не менее древних безделушек, выглядывали одна у другой из-за плеча многочисленные статуи. В величественном камине стыдливо вился язычок пламени.

– Да вы садитесь, – неуверенно сказала рыжеволосая женщина, – миссис… э-э… Булке.

– Благодарю, но моя фамилия – Бюнц. Бюнц – через «ю»… Бю-юнц… – протянула гостья, старательно вытягивая губы трубочкой, как учитель фонетики. – Впрочем, если «ю» для вас слишком трудно, сгодится Бамс или Бумс. Главное, не надо ничего съедобного – никаких там «бу-лок-с»! – Она искренне рассмеялась собственной шутке, словно разговаривала со старой знакомой. – Как вы понимаете, это немецкая фамилия, – продолжала посетительница, хотя объяснений никто не требовал. – Я переехала сюда вместе с моим дражайшим – теперь уже покойным – супругом еще до войны. За это время, смею надеяться, мы уже основательно пропитались соками старой Англии. Однако, – голос миссис Бюнц дрогнул, как будто она собиралась сообщить какую-то пикантную новость, – однако вернемся к нашим баранам. Миссис… э-э…

– Мисс Мардиан, – пробормотала обладательница медной копны волос, краснея как рак.

– О, как это звучит!

– Если вы не против…

– Ну конечно, мисс Мардиан. Не забавы же ради я преодолела триста миль. Так вот, я приехала сюда специально, чтобы встретиться с вашей двоюродной бабушкой.

– Боже мой! Но она сейчас отдыхает. Боюсь, что…

– Вам, разумеется, знакома фамилия Реккейдж?

– Ну да, был такой лорд Реккейдж – кажется, он немного тронулся умом.

– Наверное, это был какой-нибудь другой Реккейдж…

– Этот уже умер. Он жил в Варвикшире, неподалеку от Бэппла.

– Гм… Значит, тот самый. Только вот что касается его психического здоровья, боюсь, что вас неправильно информировали. На самом деле он был величайшим благодетелем. Это он основал гильдию древних обычаев.

– Вот-вот. И завещал все свои деньги какому-то дурацкому обществу.

– Оно называется «Конек». Сдается мне, мисс Мардиан, что наши вкусы здорово расходятся. Тем не менее, – миссис Бюнц гордо вынула из складок свой тевтонский подбородок, – я не собираюсь отступать. Слишком многое поставлено на карту. Слишком многое.

– Боюсь, – рассеянно заметила мисс Мардиан, – что не смогу даже предложить вам чаю. Взорвался паровой котел.

– Ничего страшного. Лучше скажите мне, мисс Мардиан, чем интересуется леди Алиса? Разумеется, я понимаю, в таком преклонном возрасте…

– Тетушка Акки? О, она обожает посещать распродажи. Почти вся мебель, которую вы видите в доме, куплена ею на аукционах. В свое время огромное количество семейных реликвий Мардианов погибло при пожаре. И вот теперь из руин старого замка она построила этот дом и обставляет его вещами, купленными на распродажах. Она просто обожает это занятие.

– О! Значит, у нее настоящий нюх на антиквариат, mein Gott![1] – взволнованно воскликнула миссис Бюнц, дав волю тевтонскому акценту.

– Тсс! – прошипела вдруг мисс Мардиан, предостерегающе подняв палец. – Тетя Акки идет…

Она робко встала. Миссис Бюнц издала нетерпеливый вздох, затем степенно расправила пальто и тоже поднялась с места.

Дверь гостиной открылась, и на пороге показалась леди Алиса Мардиан.

Пожалуй, самый простой способ описать госпожу Алису – это сказать, что она похожа на жену ветхозаветного Ноя – ту самую, из ковчега.

– Что тут за шум? – недовольно проворчала она, приближаясь к ним нетвердой старческой походкой. – О! Не знала, Дульси, что у тебя есть подруги.

– А у меня их и нет, – неопределенно взмахнула рукой мисс Мардиан. – Познакомьтесь, тетя, – это миссис… миссис…

– Бюнц, – гостья поклонилась. – Миссис Анна Бюнц. Леди Алиса, просто не могу вам описать, как меня переполняют чувства…

– Что вы сказали? А-а-а, здрассьте, здрассьте… – проскрипела леди Алиса. Ее плохо пригнанная вставная челюсть клацала в конце каждого слова, и по той же причине шипящие и свистящие звуки получались у нее особенно выразительно. – Незнакомых не принимаю, – добавила она. – Слишком стара. Дульси вам, наверное, уже сказала.

– Кажется, это что-то насчет лорда Реккейджа, тетя.

– Бог мой! Луни Реккейдж! Как же, помню… Охотился-охотился со своим «Куорном»[2] и доохотился до того, что спятил на старости лет. Вы с ним чем-то похожи, Дульси. Вам так не кажется? – обратилась она к миссис Бюнц, впервые удостоив ее взглядом.

Миссис Бюнц поспешно разразилась речью.

– Перед тем как он умер, – скороговоркой начала она, – я имею в виду лорда Реккейджа – он, как вице-президент Общества друзей британского фольклора, поручил мне изучить кое-какие бумаги.

– Ты позвонила насчет котлов, Дульси?

– Линия отключена, тетя Акки.

– А-а, как это я опять забыла…

– Но позвольте, – вскричала миссис Бюнц, – позвольте мне сообщить вам одну новость. Доставьте мне такое удовольствие.

– Вы ведь не пешком сюда пришли?

– Да, у меня небольшой автомобиль.

– Авто? О, это очень современно. Послушайте, если вас не затруднит, передайте Андерсену из Рощи, что у нас взорвался котел. Премного обяжете. Моя племянница вас проводит. Попросите заранее извинить меня.

С этими словами старуха повернулась и поковыляла к выходу.

– Нет, нет, не уходите! Умоляю вас! – воскликнула миссис Бюнц, заламывая руки. – Леди Алиса! Подождите! Я добиралась сюда два дня. Послушайте меня одну минуту… Только одну минуту… Хотите, на колени встану…

– Сколько ни просите, – буркнула леди Алиса, – все понапрасну. Все равно у меня нечего подать. Идем, Дульси.

– О нет, только не это! Я ни о чем вас не прошу. Только разве что умоляю уделить минуточку внимания. Хочу сказать вам пару слов… – От волнения акцент гостьи усилился.

– Дульси, я ухожу.

– Да-да, тетушка Акки.

– Меня привели к вам…

– Что за бесцеремонные люди…

– Неужели вам это ничего не говорит – зимнее солнцестояние? Или – Мардианский моррис[3], – или – танец Пятерых Сыновей? Или… – Она запнулась, заметив, как переменились вдруг их лица.

Верхняя челюсть госпожи Алисы громко ударилась о нижнюю, и в воцарившейся после этого тишине со двора послышался очередной взрыв недовольства гусиной стаи. Затем раздался мужской голос, и громко хлопнула дверь.

– Уж не знаю, – процедила сквозь зубы леди Алиса, – кто вы такая и откуда. Но вы очень обяжете, если немедленно уберетесь прочь. – Она повернулась к своей внучатой племяннице. – А тебе, – сказала она, – язык бы надо отрезать. Пусти. Я на тебя сердита.

С этими словами старуха быстро проковыляла в холл.

– Добрый вечер, тетя Акки. Добрый вечер, Дульси, – проговорил голос. – А я-то думаю…

– И на тебя я сердита тоже. Ухож-жу к себе наверх. Видеть никого не ж-желаю. И попрош-шу меня не беспокоить. И ещ-ще: потрудитесь выпроводить эту женщ-щину.

– Хорошо, тетя Акки.

– И смотри веди себя хорош-шо, Ральф.

– Да, тетя Акки.

– И ещ-ще: подай мне в комнату виски с содовой, Дульси.

– Хорошо, тетя Акки.

– Ч-чертовы зубы!

Миссис Бюнц услышала звук удаляющихся шагов. Оставшись одна в этой ужасной комнате, она с отчаянием и досадой махнула рукой. И тут в дверях появился атлетически сложенный молодой человек.

– Простите, – поклонился он. – Добрый вечер. Боюсь, дела идут неважно… Сдается мне, тетушка Акки сегодня не в духе.

– Увы!

– Меня зовут Ральф Стейне. Я ее племянник. Тетушка немного капризна. Впрочем, думаю, для ее девяноста четырех лет это простительно.

– Увы и увы!

– Я приношу извинения. Можно ли чем-нибудь вам помочь? – осведомился молодой человек. – Правда, должен вам признаться, я и сам сейчас на мели, если не сказать больше.

– Так вы ее племянник?

– Правнучатый. Я сын местного пастора. Дульси – моя тетя.

– Бедный юноша, – посочувствовала миссис Бюнц, впрочем, довольно рассеянно: мысли ее витали где-то далеко. – А ведь вы и в самом деле можете мне помочь, – сказала она. – Да-да, можете. Слушайте же. Постараюсь быть краткой. Я прибыла сюда из местечка Бэппл-на-Баккоме – это в Варвикшире. Возможно, виной тому погода, но поездка заняла у меня два дня. Не подумайте, что я вам жалуюсь. Впрочем, я отвлеклась. Так вот, мистер Стейне, я изучаю народные танцы – как английские, так и европейские. Мои краткие монографии о хороводах вокруг майского дерева и символическом чайнике отмечены наградами. Я не только изучаю танцы, но умею также их представлять. До сих пор такие могу коленца выкидывать, благодарение богу!

– Как-как вы сказали?

– Я сказала – благодарение богу. Это одно из экспрессивных выражений шестнадцатого века. Мы в нашем тесном кружке решили воскресить его. Так – забавы ради… – пояснила миссис Бюнц.

– Боюсь, что я…

– Не беспокойтесь: все это говорилось лишь для того, чтобы убедить вас, что ваша покорная слуга имеет право выступить своего рода экспертом. Дело в том, что мой статус, мистер Стейне, достаточно высок, чтобы покойный лорд Реккейдж…

– Вы имеете в виду Луни Реккейджа?

– …решился оставить на мое попечение три сундука ценных – я бы сказала ценнейших – фамильных бумаг. Именно один из этих документов – я наткнулась на него позавчера – и привел меня к замку Мардиан. Я привезла его с собой. Можете посмотреть.

Ральф Стейне заметно смутился.

– Да-да… гм… послушайте, миссис…

– Бюнц.

– Да-да, миссис Бюнц. Мне страшно жаль, но если вы решили пойти по такому пути, как я вас понял, то – опять же, мне несказанно жаль – у вас ничего не выйдет.

Неожиданно миссис Бюнц величественным жестом указала на окно.

– Скажите мне, юноша, – сказала она. – Скажите, вон там во дворе – как раз где сейчас гуляют гуси – прямоугольная, присыпанная снежком, насколько я понимаю, – это надгробная плита Мардианов?

– Совершенно верно, – подтвердил Ральф. – Это она.

– Так вот, документ, о котором я упоминала, связан как раз с этой плитой. И еще с танцем Пятерых Сыновей.

– В самом деле?

– Там говорится о том, мистер Стейне, что еще не известно ни одному специалисту и исследователю, ни одному исполнителю народных танцев – да вообще никому – о том, что так называемый Мардианский моррис – один из редчайших по красоте английских ритуальных танцевальных обрядов – в течение многих лет исполнялся на надгробной плите Мардианов во время зимнего солнцестояния. Так было еще пятнадцать лет назад.

– Надо же, – поднял брови Ральф.

– Но это еще не все, – свистящим шепотом продолжила миссис Бюнц, приблизив к нему лицо. – Мне кажется, нет никаких причин, чтобы он не дожил до нынешнего года, нынешнего солнцестояния, мистер Стейне, – того, что случится на этой неделе. А теперь ответьте мне – так это или нет?

– Сказать по-честному, было бы лучше, если бы вы забыли обо всем этом.

– Но вы ведь не отрицаете?

Он поколебался немного, а потом начал говорить, тщательно взвешивая каждое слово.

– Допустим, – сказал он. – Разумеется, я не стану отрицать, что раз в году в Мардиане исполняется короткий, простенький и совершенно, на мой взгляд, не представляющий интереса танцевальный обряд. Это так. Мы стараемся поддерживать этот обычай.

– Как говорится – святое дело.

– Ну да. Но при этом – поймите меня правильно – мы стараемся оградить его от посторонних глаз и ушей. Можете себе представить, что тут начнется, если вся эта братия «деятелей» от искусства, – при этих словах Ральф залился краской, – опять же, я не хочу никого обидеть – узнает об этом и хлынет в Мардиан? Мало того что сюда соберутся все ваши соратники. Они же нагонят еще и какие-нибудь экскурсионные автобусы. С них станется… Вся наша семья страшно переживает по этому поводу – и сам старик Лицедей.

Миссис Бюнц прижала к губам затянутые в перчатки руки.

– Я правильно поняла? Вы сказали – старик Лицедей?

– Лицедей? А, простите. Это что-то вроде прозвища. На самом деле его зовут Вильям Андерсен. Местный кузнец. Удивительный старик. – При этих словах Ральф почему-то снова покраснел. – Вот уже много веков они живут в Кузнецовой Роще – я имею в виду Андерсенов, – уточнил он. – Наверное, столько же, сколько наша семья в Мардиане, если уж на то пошло. Сам он готов лопнуть от гордости по этому поводу.

– Старик Лицедей? Старик Лицедей… – пробормотала миссис Бюнц. – Так он, значит, кузнец? И возможно, что кто-то из его предков сделал того самого конька?

Ральф замялся.

– Ну… – протянул он и замолк.

– Ага! Так, значит, конек существует!

– Послушайте, миссис Бумс, я… Вы на самом деле окажете мне огромную услугу, если не станете никому об этом рассказывать и… и тем более писать. И ради всего святого не приводите сюда людей! Не скрою, что я не в чести ни у моей тетушки, ни у старика Вильяма и на самом деле… ой! Кажется, идет тетя Дульси. Послушайте, могу я попросить вас…

– Не утруждайте себя. Я весьма осторожна и благоразумна, – заявила миссис Бюнц, глядя на него с хитрым прищуром. – Лучше скажите мне – наверняка где-нибудь поблизости есть гостиница? Заметьте, я говорю «гостиница», а не «клоповник» и не «ночлежка». – Миссис Бюнц натянула свое домотканое пальто. – Поверьте, я вовсе не из тех, кого вы назвали «деятелями» от искусства.

– В миле отсюда есть гостиница. По дороге на Йоуфорд. Называется «Лесной смотритель».

– Ага! Значит, «Лесной смотритель». Отлично.

– Но вы же не собираетесь останавливаться там? – невольно вырвалось у Ральфа.

– Однако согласитесь: не могу же я прямо сейчас отправиться в Бэппл-на-Баккоме? Это в трехстах милях отсюда. Я должна по крайней мере поесть и передохнуть.

Запинаясь, Ральф пробормотал:

– Наверное, я бе… беру на себя большую смелость, но… не могли бы вы быть так любезны и… и… если вы правда туда собираетесь… передать от меня письмо для одного из постояльцев? Я… меня… машина сломалась… вот, хожу пешком.

– Давайте сюда.

– Вы ужасно добры!

– Могу и подвезти вас.

– Громадное спасибо, но лучше просто передайте письмо. У меня оно с собой. Я как раз собирался отправить его по почте. – Все еще красный как рак, он достал из нагрудного кармана конверт и протянул даме, которая спрятала его у себя с самым деловым видом.

– А за это, – безапелляционно произнесла немка, – вы скажете мне еще одну вещь. Какова ваша роль в танце Пятерых Сыновей? Ведь вы тоже участник. Меня не проведешь.

– Я изображаю там Бетти, – тихо проговорил он.

– Ага-а! Символ плодородия, или, выражаясь языком современным… – Она похлопала по карману, куда положила письмо. – Пиковый интерес? А?

Ральф едва не умер от смущения.

– Тетя Дульси идет, – сказал он еле слышно. – Если вы не против, то лучше всего было бы, если бы вы…

– Если бы я быстренько смылась. Все понятно. Что ж, спасибо вам, мистер Стейне. До свидания.

Ральф проводил ее до двери, отогнал гусей, посоветовал не обращать внимания на быков, так как один из них вообще мирный, а другой тоже буянит лишь изредка, и долго следил взглядом за машиной, вздымавшей за собой целые тучи снега. По возвращении в дом он столкнулся с мисс Мардиан.

– Поднимись наверх, – недовольно проворчала она. – Чем ты тут занимался все это время? Тетушка уже из себя вышла.

Миссис Бюнц удалось миновать ворота без дальнейших претензий со стороны домашнего скота, и она благополучно въехала в деревню. Впрочем, деревня – это громко сказано. Все поселение состояло из двух рядов жалких домишек, маленькой лавки, церквушки неопределенной архитектуры и викторианского пастората – не иначе, родного дома Ральфа Стейне. Даже в нарядном зимнем уборе деревушку трудно было назвать живописной. «Пожалуй, чтобы привлечь сюда “братию”, о которой говорил Ральф, пришлось бы основательно попотеть», – не без удовольствия подумала миссис Бюнц, пуристка по убеждению.

На выезде из деревни она наткнулась на дорожный столб, обозначавший границу Восточного Мардиана и указывающий дорогу на Йоуфорд.

А где же кузница? Вот ведь незадача! Жажда исследования так и мучила путешественницу – обрывки сведений, которые удалось выудить из Ральфа, только раззадорили ее любопытство. Она сделала остановку и огляделась вокруг. Никаких признаков кузницы. Надо вспомнить – может, кузница попадалась ей по дороге сюда? Она искала ее с такой страстью и пылом, как будто была не ученым, а беглой невестой, у которой там назначена встреча с любимым. Но кузница, как назло, никак не находилась… Кругом был только сумрак да снежная пустыня. Какая-то рощица, указатель, холмы и поля… Что ж, придется ехать в гостиницу. Дама уже совсем было собралась уезжать, как вдруг заметила между деревьями тоненькую струйку дыма и сразу же вслед за этим – коренастого мужчину с собакой, который выходил из лесных зарослей.

Она выпрямилась и громко крикнула, выпуская изо рта доброе облако пара:

– Здравствуйте! Будьте так любезны, подскажите мне, где тут у вас Мощи?

Мужчина удивленно уставился на нее, а затем переспросил:

– Чего-о?

Собака села на землю и заскулила.

Миссис Бюнц вдруг поняла, как она устала. «На редкость бестолковый день! – подумала она. – Теперь еще не хватало повздорить с этим аборигеном». Она повторила вопрос:

– Где, – сказала она, стараясь отчетливо произносить каждое слово, – на-хо-дят-ся Мо-щи?

– Чьи такие мощи?

– Кузнецовы…

– Так вы про мистера Вильяма Андерсена спрашиваете? Так он, слава ж тебе господи, еще жив. Какие такие мощи? Это папаша мой.

Несмотря на усталость, фольклористка все же отметила про себя, какой замечательный у него местный диалект. Стараясь говорить громче, она сказала:

– Вы меня неправильно поняли. Я только хотела узнать, где кузница. То есть Кузнецовы… Кузнецова…

– А-а, Роща? Это ж аккурат моего папаши кузница.

– Вот-вот! Так где она?

– Вообще-то папаша с женщинами не очень…

– Это вон там – где дым?

– Ага.

– Спасибо.

Дама тронулась с места, и ей показалось, что кузнецов отпрыск продолжает бормотать что-то насчет того, что его папаша с женщинами не очень…

«Это смотря с какими женщинами», – подумала про себя миссис Бюнц.

Дорога обогнула рощицу, и там, в другом ее конце, дама обнаружила пейзаж, словно сошедший со старинной гравюры под названием «Деревенская кузница в сумерках». Вовсю работали кузнечные мехи. Огонь из горна отбрасывал на стены зловещие красные отблески. Неподалеку, в тени, ждала лошадь. За горном, в затемненном углу, стоял склоненный человек с фонарем – видимо, кузнец – и делал свою таинственную и возвышенную работу.

При виде этой картины гармоничного единения Кузнеца с Природой миссис Бюнц захотелось петь и рыдать от счастья. Вот то, ради чего она живет и трудится. Вот она – настоящая первозданная жизнь. Да, миссис Бюнц беззаветно и преданно любила английский фольклор…

Однако оказалось, что кузнец – вовсе не тот человек, на которого она сперва подумала. Старик появился некоторое время спустя вместе со своим помощником. В щипцах он сжимал раскаленный докрасна полумесяц подковы, который затем положил на наковальню. Взлетел тяжелый молот, посыпались искры, и зазвенел вечный колокол, соединяющий огонь и металл…

Миссис Бюнц заметила, что помощник кузнеца отличается таким же полнокровием, что и парень, которого она встретила у дороги, а кроме того, похож на него лицом – по всей видимости, это был его брат. Однако при всем этом сам кузнец – прародитель этих здоровяков – на вид оказался сухим и тщедушным старцем. Это открытие почему-то тронуло женщину до глубины души. Охваченная теплым чувством, она вышла из машины и направилась к кузнице. Тот, кого она поначалу приняла за кузнеца, раздувал пламя. Заметив ее, человек поспешно накрыл какой-то громоздкий предмет большим куском мешковины.

Помощник кузнеца увидел ее, но ничего не сказал. Сам же кузнец, вероятно, не обратил на незваную гостью никакого внимания. Его узловатые, словно ветки старого дерева, руки продолжали выверенными движениями расправляться с подковой. Пот ручьями стекал по его лицу, седые волосы облепили лоб белым венцом. После шести ударов помощник принял у отца молот и взялся за дело сам. Благородство и красота его движений поразили миссис Бюнц в самое сердце.

Она подождала. Между тем подкову приложили к копыту, и кузнец склонился над ней в самой классической кузнецовской позе. Мужчина в углу за горном стоял неподвижно.

– Отец, вас ждут, – сказал помощник.

Кузнец бросил на нее взгляд и покачал головой.

– Слушаю, мэм? – спросил за него сын.

– Я прибыла к вам с поручением, – бодро сообщила миссис Бюнц. – От госпожи Алисы Мардиан. У них в замке взорвался паровой котел.

Все молчали. Наконец сын вымолвил:

– Благодарю вас, мэм.

Он подошел к ней, но с таким решительным видом, будто собирался немедленно выдворить ее из кузницы. Человек словно пытался загородить своим телом что-то, чего она не должна была видеть.

Фольклористка попыталась ослепить его обворожительной улыбкой.

– Можно мне зайти? – спросила она. – У вас такая прелестная кузница.

– Просто скопище старого хлама. Ничего интересного.

– А вот и не скажите! – живо воскликнула она. – Старый хлам – это как раз то, что меня интересует. Более того, это моя профессия. Все вы, – она обвела рукой присутствующих, включая старого кузнеца и безмолвную фигуру в углу, – будете очень удивлены, если узнаете, сколько я всего знаю о шмидтах… э-э… о кузнецах.

– Угу, мэм…

– Вот, например, – продолжала миссис Бюнц еще более игривым тоном, – я могла бы вам все рассказать об этих пружинах, что развешаны тут по стенам. И разумеется, о подкове, что висит над дверью. Даже в том, что вы подписываетесь Андерс-ен, а не Андерс-он, я могу усмотреть особые причины. Таких загадок вокруг не счесть, скажу я вам, и я, поверьте, умею их разгадывать. Вон там, например… – она встала на цыпочки и стала шаловливо заглядывать то за одно плечо молодого кузнеца, то за другое, – там столько интересных вещей…

– Да ничего там нет такого.

Это сказал старый кузнец. Неизвестно, откуда в его тщедушном теле обнаружился низкий рокочущий голос. Сын повернулся к отцу, и в этот момент миссис Бюнц с заливистым смехом проскользнула мимо него в кузницу.

– Ага! – воскликнула она радостно. – А это, похоже, сам мистер Андерсен-старший! С вашего позволения, сам старик Лицедей! Теперь уж я точно знаю, что вы лукавили. Не следует так скромничать – у вас действительно великолепная… э-э… кузница. И лошадь такая краса! Наверное, охотничья?

– Не подходите. Может так лягнуть, что дух вон. А ну, не балуй! – прикрикнул он на кобылу, когда она дернула ногой, которую он держал, как ребенка, на коленях. – Отойдите лучше. Вона как она расходилась. И вообще, не женское это дело. Шли бы лучше…

– А я так много слышала, – вкрадчиво сказала миссис Бюнц, – об удивительном гостеприимстве, которым славится эта часть Англии. So![4] Увы! Похоже, меня обманули. Я проделала больше двухсот миль, чтобы…

– Давай-ка раздувай, Крис. Да слышь ты, раздувай! Чего уши развесил? Раздувай, сынок.

Мужчина, что стоял в углу, подошел к мехам. Ярко вспыхнувший огонь осветил кузницу. Сверкнула по стенам металлическая утварь, детали конской упряжи и множество медалей, полученных, видимо, на праздничных бегах. Отступая, мужчина случайно задел мешковину, которой до этого накрыл какой-то предмет, и она упала. Миссис Бюнц воскликнула что-то на своем немецком. Одновременно с ней кузнец крепко выругался. В отблесках пламени их взорам открылось странное железное существо – получудовище-полуптица, – которое улыбалось сардонической и почти что живой улыбкой. Раскрашено существо было настолько ярко, что казалось, оно светится само по себе.

Миссис Бюнц издала восторженный вопль.

– Конек! – вскричала она, хлопая в ладоши как сумасшедшая. – Тот самый Конек! Я его нашла! Счастье-то какое! Gott Sie danke![5]

Второй помощник снова накрыл диковину тряпкой. Все трое имели довольно мрачный вид.