Лицо для сумасшедшей принцессы Устименко Татьяна
— И что? — немного смутилась я. — При чем тут сей антикварный манускрипт?
— Ясно, — орк правильно истолковал мое смущение. — Экземпляр оказался не полным?
— Ну, это еще слабо сказано, — подтвердила я. — Весьма не полным. В той книге не хватало чуть ли не половины страниц!
Огвур опечаленно вздохнул:
— Очень и очень жаль. Значит, про Тварей стужи ты никогда не слышала?
— Неа!
— Дружище, не томи, расскажи подробно, — требовательно заканючил любопытный как кошка Ланс.
Я жестом попросила Огвура говорить.
— В Хрониках написано, что за маленьким государством-ханством Рохосс начинается Край Тьмы, доступ в который надежно охраняет могучее заклятие, когда-то наложенное еще самими великими демиургами, — начал орк. — И покуда заклятие действует, обитающие в тех местах Твари стужи, они же Дети холода и Ледяные ярлы — спят мертвым сном. Но стоит им пробудиться…, — при этих словах, к моему величайшему изумлению, мужественное лицо орка исказила гримаса плохо контролируемого трепета, — и весь мир окажется под страшной угрозой. Ибо твари забирают кровь любого живого существа, принося его плоть в жертву своему чудовищному Ледяному богу! Если власть древнего бога воцарится на земле, то мир навеки погрузиться во Тьму, а его обитатели станут тенями и призраками…
— Бр-р-р, никогда не слышала ничего ужаснее и противнее! — меня передернуло.
Немногочисленные посетители трактира, внимательно слушавшие орка, в панике забились под столы, а из-под стойки уже торчали мощные окорока хозяина, от страха ходившие ходуном так сильно, что прикрывавшая их толстая дубовая доска жалобно потрескивала.
— Огвур, тебе в раннем младенчестве, еще над колыбелью, феи случайно — ничего этакого, зловещего, не напророчили? — с невинным видом спросила я, стремясь хоть немного разрядить создавшуюся, излишне нервозную обстановку.
У удивленного орка глаза полезли на лоб:
— Мелеана, ты о чем?
— Слышала я про одну несчастную, невезучую принцессу, которой сразу после рождения пообещали, что в зрелом возрасте она уколет палец веретеном и уснет вечным сном, — с готовностью пояснила я. — Так вот, ее родной, предусмотрительный папик спас девицу весьма оригинальным способом…
— Каким же? — поднял брови Огвур.
— Да элементарно. Отрубил ей руки по локоть, — саркастично хмыкнула я. — Что надо бы сделать и с твоим болтливым языком, чтобы людей пугать не повадно было!
Орк смущенно умолк и покраснел.
За окном послышался громовой хохот и в комнату заглянула донельзя заспанная драконья морда, лишь на самую малую свою часть поместившаяся в деревянном проеме.
— Ай да Мелеана, браво, браво! — Эткин насмешливо выдохнул в комнату порцию серого, удушливого дыма. Все закашлялись. — А ведь орк вас не пугал, он правду говорил, причем, щадя ваши нервы, специально умолчал некоторые, самые кошмарные подробности!
— Куда уж кошмарнее то? — проворчала я, обтирая платком закопченное от драконьего веселья лицо. — Тебе тоже что-то известно обо всем этом, а Эткин?
— Довелось почитывать в свое время кое-какую интересную литературу, — небрежно отозвался дракон. — Существует теория, уточняю — всего лишь теория, что Ледяной бог способен обрести полную силу, лишь вступив в брак с юной девственницей, благородных эльфийских кровей, облаченную в процессе пикантного ритуала в Пелену богини Аолы.
— Что еще за Пелена? — заинтересовался любознательный Лансанариэль.
— Я тоже слышал нечто подобное, — встрял орк. — А Пелена — это свадебная рубашка богини, бывшая на ней в ее первую брачную ночь с королем Греем, но ныне — утерянная. И никому не ведомо, где сейчас обретается сей священный артефакт. По легенде, на ткани Пелены сохранились капли священной крови самой Аолы — дарительницы жизни, и поэтому рубашка способна излечивать любые раны, уродства и болезни.
— Нашла бы ты ее первая, Ульрика? — тихо попросил дракон. — А то, как бы чего плохого не случилось, ведь похоже Детей холода кто-то уже выпустил на свободу!
— Кто, кто! — проворчал орк. — Ясно дело, кто! Все та же неугомонная Ринецея. Неужели она глупо наделась, что сможет заставить служить себе тех, кто во много раз превосходит ее силой и возможностями…
— Нет мне покоя, он мне только снится! — я обреченно схватилась за голову. — Теперь значит будь добра, срочно ищи какой-то давно пропавший, никогда не стиранный брачный наряд богини. А после него, что станет следующим — кальсоны демона, подтяжки гнома?
Шокированный Огвур сконфуженно молчал.
За окном ехидно хихикнул вредный дракон.
Глава 6
— Отпусти меня, дрянь! — пронзительно верещала некромантка Гельда, безуспешно пытаясь вырваться из веревки, крепко удерживающей ее запястья, привязанные к изголовью кровати. Я надеялась, что ведьма наконец-то послушается голоса здравого рассудка или хотя бы наших увещеваний, но не тут то было. Истек уже час после того, как ведьма пришла в себя, и на протяжении всего этого времени Гельда вопила не переставая, щедро осыпая нас проклятиями и угрозами. Мы все заработали страшную головную боль, нервное расстройство, да и просто — навязчивое, маниакальное, уже почти не поддающееся контролю желание — прихлопнуть истеричную ведьму на месте, наплевав на любую ожидаемую от нее помощь.
— Ты пойми, дурочка, — на сотый раз мягко втолковывал Эткин, устало положив огромную голову на хлипкий балкончик, оказавшийся единственным украшением снимаемой мной комнаты, — мы вовсе не желаем тебе зла. Просто расскажи нам о намерениях твоей повелительницы Ринецеи, чтобы мы смогли выработать какой-нибудь рациональный план борьбы с этими ужасными ледяными тварями.
— А стриптиз для тебя не станцевать случаем? — издевалась над драконом Гельда. — У-у-у, гусеница бронированная! Я раскусила твой подлый замысел, хочешь выпытать у меня тайную информацию и навредить моей почтенной учительнице. Не выйдет, Гельда не предательница!
Эткин сокрушенно вздохнул:
— Да если бы все сводилось только к проклятой демонице. Но ведь речь идет о судьбе всего мира. Вот скажи, зачем она пробудила этих отморозков?
Я, сидевшая в углу комнаты и услышавшая про «отморозков», еле удержалась от смеха. Все-таки наш дракон всегда отличался непревзойденным чувством юмора! Но некромантка шутку не оценила.
— Как это зачем? — ее и без того большие черные глаза распахнулись еще шире от изумления, худое лицо презрительно скривилось, отображая неприкрытое пренебрежение к тупой летающей твари. — Моя повелительница могучая волшебница, она в итоге все же усмирит несговорчивых тварей, подчинит себе, и с помощью их силы станет единолично править миром. Ничего не скажу кроме этого, а то вы опять ей навредите!
Дракон выругался так смачно, что покраснел даже всегда невозмутимый и неизменно уравновешенный Огвур.
— Давайте ее убьем, — безжалостно предложил Ланс, жеманно поигрывая ножичком с серебряной рукояткой. — Или еще хуже — подарим демонам Азура, а то они дюже к человеческим бабам не равнодушны! Толку от нее все равно пшик, не таскать же ее с собой связанной.
Полукровка сказал правильно, пока у ведьмы нет возможности совершать пассы руками и добраться до своего драгоценного посоха — она совершенно безвредна, но и бесполезна настолько же. За всю свою недолгую жизнь, я встречала всего лишь двух умелых магов, способных творить заклинания без применения каких-либо посторонних накопителей энергии — Марвина и Саймонариэля. Гельда же подобными талантами явно не обладала.
— Э-ге-гей какой обабившийся смельчак выискался, — язвительно поддела некромантка, недвусмысленно намекая на сразу всем бросающуюся в глаза, слишком нежную дружбу орка и полуэльфа, — вот развяжи мне руки и увидишь чего я стою!
— Да видели мы уже, видели. — Огвур красноречиво погладил рукоять Симхеллы. — Как думаешь, Мелеана, может, стоит стукнуть ее еще разочек, да посильнее, для прочистки мозгов?
— Надоел мне весь этот фарс, — я решительно встала со своего места, подошла к кровати и склонилась над связной пленницей, делая страшное лицо. — Мы с ней только время зря теряем. Придется ее пытать.
— Ой! — непритворно побледнел Ланс. — Не знал что ты такая кровожадная. Тебе ее не жалко?
— Ничуть! — я незаметно подмигнула друзьям, призывая подыграть мне и посильнее припугнуть вредную девицу. — Я на многое способна.
— Еще бы, — с готовностью поддакнул полукровка, — помню, как ты извращенно издевалась над несчастным палачом в замке де Кардиньяк и злобно мучила Хранителя-призрака в подвале Незримой башни…, — для наглядности Ланс выпучил глаза и говорил хриплым шепотом.
В углу комнаты Огвур, очевидно вспомнив сценку с палачом, захлебывался сдавленным смехом, судорожно зажимая рот ладонью.
Я за спиной показала ему кулак, требуя молчать. Орк не справился с эмоциями, коротко взвыл и бросился вон из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью на прощание. Через пару минут со двора долетел его сбивчивый, неразборчивый голос, сопровождающийся заливистыми раскатами громкого, драконьего хохота.
— Вот слышишь, — печально констатировал прекрасно вжившийся в роль Ланс, — это они веселятся в предвкушении ожидающих тебя мучений!
— Ой, мамочка! — жалобно проблеяла и в самом деле не на шутку струхнувшая ведьма. — Что ты хочешь со мной сделать?
— Видишь этот волшебный амулет? — я вытянула из ворота рубашки белую косточку, некогда являвшуюся пальцем тетушки Чумы. — Он заключает в себе частицу силы королевы Смерти и дает мне власть над всеми черными магами. Именно он причинил тебе те мучительные ощущения, которые ты испытала при попытке ударить меня. А теперь представь, что приключиться с твой белоснежной кожей, если я положу этот предмет на твою обнаженную грудь? Да она попросту почернеет и обуглится!
— Не надо! Пощадите! — некромантка разразилась бурными рыданиями. — Я все вам расскажу. Потому что если я подурнею, то принц на меня даже и не посмотрит!
Я убрала амулет обратно под рубашку, мысленно возблагодарив богов за доверчивость и самовлюбленность глупой ведьмы. Но ее последние слова меня сильно заинтриговали:
— А какая существует связь между твоим увлечением белокурым принцем и желанием вступить в бой с ледяными тварями? Ведь ты понимала, что шансов на победу у тебя мало?
— Понимала, — согласно кивнула девица. — Но согласно нашим обычаям, только убив противника, превосходящего тебя силами, девушка получает привилегию сама выбрать себе мужа, который не имеет права ей отказать.
— Вот это да! — восхищенно присвистнул Ланс. — Рыжая, получается, теперь ты можешь выбрать себе мужика, который даже вякнуть что-то против тебя не посмеет!
— Ты убила одну из тварей? — не поверила Гельда.
— Да. — Скромно подтвердила я.
— Невероятно! — злобно прошипела ведьма. — Но все равно, принц тебе не достанется. Он мой! И к тому же у меня имеется его портрет, который он мне самолично подарил. Видишь? — некромантка повела плечами, и из-под ее кожаного камзола немедленно выскользнул медальон на цепочке, висевший на шее. Я хладнокровно сняла украшение с длинной, гибкой девичьей шеи и осторожно поддев ногтем, откинула золотую крышечку. Да, несомненно, это был он! Это его неповторимые золотые глаза, белокурые волосы, изящно очерченный рот, вкус которого я так и не смогла забыть. Мой сказочный принц с портрета в Лабиринте судьбы… Я собственническим жестом опустила медальной в карман своего колета. Ведьма снова взвыла, на этот раз еще громче и возмущеннее:
— Ты наглая грабительница! Но оригинал твоим никогда не станет, так и знай.
Я философски пожала плечами:
— Ничего личного. Медальон может оказаться, в первую очередь, сильным магическим артефактом. Я просто хочу лишить тебя возможности колдовать против нас.
Ведьма замолчала, обиженно надув красивые губы. Я понимала, что она затаила зло. Ну и пусть! На душе у меня стало гадко и тоскливо.
— Рассказывай про тварей, — потребовал Ланс у некромантки, отвлекая меня от личных переживаний.
Гельда строптиво фыркнула:
— Мне ведомо не много. Я знаю, что учительница пробудила тварей ото сна, желая обратить их против тебя, Сумасшедшая принцесса. Но тварям оказалось совершенно безразлично, чью кровь пить. Они жаждут одного — напитать силой своего, омерзительного даже для нас, Ледяного бога и подчинить ему весь мир. Сейчас учительница ищет средство обуздать их аппетит, потому что твари вышли за пределы своей страны и двинулись в земли людей.
— И что нам делать? — обеспокоено спросила я.
— Не знаю. Храм их бога находится в проклятом городе Геферте, в самом центре Края Тьмы.
— Значит, мне следует проникнуть в Геферт, — не колеблясь, решила я. — Мы не убьем тебя, Гельда, и даже возьмем с собой, если ты пообещаешь не злоумышлять против нас.
— Клянусь именем Ринецеи! — нехотя дала слово зарока некромантка.
Я освободила ее от веревок и повела вниз, вознамерившись накормить ведьму обедом. На повороте лестницы Ланс придержал меня за рукав, на его смазливом лице явственно читалось жгучее любопытство:
— Рыжая, — спросил он заговорщицким шепотом, — скажи, ты и вправду смогла бы пытками вытянуть из Гельды признание?
Я посмотрела на полукровку как на ненормального. Издеваться над пленными врагами? Извините, но на подобные мерзости я не способна.
Вечером, наедине с темнотой, я в одиночестве сидела на берегу Роны, любуясь зажигающимися на небосклоне звездами. Меня терзали тысячи противоречивых и непонятных мне самой переживаний. Часть из них касалась Тварей стужи. Сможем ли мы противостоять этим сверхъестественным существам, которых кажется, опасались даже сами всесильные демиурги? Ох, Ринецея, Ринецея! Ты родилась неудачницей, а из самых отъявленных неудачников со временем получаются великие завистники. Я просто не ожидала, что твоя зависть к Аоле, твоя жажда власти приведут весь мир на грань катастрофы, причем, столь ужасной и неотвратимой. А может, и это тоже стало всего лишь частью жестокой игры, задуманной скучающими демиургами? Есть ли у меня выбор? Играть по правилам демиургов, или же в пику им выработать свою, непредсказуемую стратегию и тактику? Ну и надоели, однако, мне эти демиурги, не поймешь — чего они хотят на самом деле? Не понятные они какие-то, мутные, настоящие серые лошадки. Впрочем, как любит говорить красавец Ланс — даже у самой серой личности есть своя заветная, голубая мечта!
Вторая часть невысказанных мыслей касалась загадочной личности белокурого принца. Я сжала кулаки, до крови впиваясь ногтями в ладони, пытаясь удержать мучительный стон, так и рвущийся с искусанных от отчаяния губ. Я сознательно обманула Гельду! В моем отношении к медальону с портретом изумительного мужчины, которым я восхищенно любовалась не далее, как минуту назад, на самом деле оказалось много, слишком много личного. Я…, я кажется и взаправду — до самозабвения, до настоящего сумасшествия люблю этого невероятного красавца, жить без которого не могу и не хочу! И еще, я похоже, до безумия ревную его к прекрасной некромантке. Новые для меня чувства разрывали неопытное сердце, наполняя его волнением и страданием. А неожиданно родившаяся песня, напоенная овладевшей мной ревностью, взвилась к ночному небу — выплескиваясь прямо из глубин непокорной, сумасбродной души:
- Каждый вечер на дорогу
- Личный мой выходит враг,
- То, покинувши берлогу,
- В ночь крадется вурдалак
- Щурит красные глазенки,
- А в душе таит корысть —
- Чтоб до самой селезенки
- Естество мое прогрызть
- Кровь мою, за каплей каплю,
- Будет пить не торопясь,
- Шелк волос сваляет в паклю,
- Честь и гордость втопчет в грязь
- Доведет до безрассудства,
- Врать научит и хитрить,
- И двуличные паскудства
- Подобьет меня творить
- Сам, хихикая довольно,
- Убежит в ночную тьму,
- Я же буду добровольно
- Изводить себя саму
- Ведь сдалась почти без драки,
- Зря поверила ему,
- А любви, послушав враки,
- Объявила я войну
- В этой битве правил нету,
- Чувства здесь спекают в шлак,
- Бьет под дых, бродя по свету,
- Ревность — злобный вурдалак
- Лишь взмахнет костлявой дланью,
- В миг пустеет целый край,
- Каждый день спешит за данью,
- Жнет обильный урожай
- Кто сомненьям смутным дверцу
- Приоткрыл хоть на кулак,
- К тем тайком вползает в сердце
- Ревность — злобный вурдалак
- И покуда в селезенке
- Не иссякнет Ваша кровь,
- Будет он, прикрыв глазенки,
- Выгрызать из Вас любовь
Красивые женщины редко рождаются умными. Лилуилла была прекрасна. Он могла часами любоваться своими золотистыми, спускающимися до самой земли волосами, лилейно-белыми, маленькими ручками, бездонными серебристо-серыми очами и крохотным алым ротиком, отраженными в зеркале с алмазной оправой. Оправу венчал родовой герб — нераскрывшийся бутон синей розы, зажатой в лапке у соловья. И не важно, что прелестная княжна принадлежала всего лишь к второстепенной, побочной королевской ветви, к благородному клану ил-Рианон, зато в образе самовлюбленной кокетки безупречно воплотились оба родовых символа: и королева всех цветов — роза, и сладкозвучный соловей — подаривший Лилуилле свой чарующий голос. Самые завидные женихи склонялись к ногам высокомерной красавицы, униженно вымаливая хоть каплю ее внимания. Но княжна отлично знала свою истинную цену! Меньше чем на принца она не согласна! И заветная мечта Лилуиллы сбылась — оба высокородных отпрыска правящего дома попали в умело расставленные сети. Сам Аберон Холодный, наводивший ужас одним своим именем, попросил княжну стать его женой. Но альбинос оказался столь безобразен…
Лилуилла зябко повела плечами, плотнее кутаясь в меховую пелерину, встала с кресла и подошла к окну. Так и есть, нерадивая служанка — тупая деревенская девка, не до конца прикрыла тяжелую деревянную раму с цветными стеклами, оставив щель, через которую в комнату княжны и проникал морозный, наружный воздух. Девушка протянула пальчики и сердито повернула ручку оконной створки. Сразу же стало значительно теплее. Лилуилла старательно хмурила узкий лобик, на котором и от столь значительного умственного усилия все равно не появилось ни одной, даже самой крохотной морщинки, и вымученно занималась непривычным и тяжелым делом — она размышляла. За окном вольготно раскинулась безжизненная, заснеженная равнина, простиравшаяся во все стороны, и казалось, не имевшая ни конца, ни края. Он такого невероятного количества снега, девушке снова сделалось холодно, на этот раз — на сердце.
— Какая страшная страна! — вслух посетовала княжна, торопливо отступая вглубь комнаты, поближе к источающему теплу камину. — Здесь нет ничего кроме льда, да ночного унылого воя белых волков. Пресветлые боги, неужели меня хотят выдать замуж за короля волков? — красавица нервно рассмеялась. — Может, я зря отказала Аберону?
Память услужливо перенесла Лилуиллу на несколько недель назад, оживив пред глазами картину недалекого прошлого. Она действительно отказала Холодному, небрежно отослав прочь знатных сватов, прибывших с богатыми брачными подарками. Принц-альбинос внушал ей ужас и отвращение уже одним видом своей бесцветной кожи, взором кровавых, немигающих глаз и длинными, тощими пальцами, сильно смахивающими на омерзительных могильных червей. То ли дело его младший брат — Лионель. Этот принц, к огромному сожалению княжны не являющийся наследником трона Поющего острова, вполне соответствовал ее утонченному вкусу в отношении мужчин. Лионель отличался редкостной красотой, галантными манерами и умел непринужденно болтать на любую тему, что, по меркам Лилуиллы — являлось высшим шиком светского аристократического воспитания. И глупышка уже почти ответила согласием… Но тут случилось непредвиденное — их добрый король Шеарран скоропостижно скончался, Аберон по праву наследника воздел на свою безобразную голову монарший венец, увенчанный геральдическими сапфировыми розами, а младший принц внезапно исчез… Немало горьких слез пролила прелестная покинутая невеста, с раскаянием сожалея о своей незавидной девичьей доле. А ведь она могла бы уже восседать на королевском троне, рядом с мужем-выродком… «Нет!» — Лилуилла испуганно вскрикнула. Никогда не смогла бы она добровольно возлечь на свадебное ложе ненавистного урода! Но король почему-то совсем не докучал ей насильственными ухаживаниями. Он прибыл в замок клана ил-Рианон поздним вечером, одним недовольным взмахом руки отмел слабые возражения старого князя и приказал Лилуилле спешно собираться. «Куда?» — всполошилась девушка. Король, странно улыбаясь, вежливо разъяснил, что княжна удостоена величайшей чести — она отбудет в чуждые эльфам земли, где вскоре станет супругой всесильного владыки, могущество которого почти не уступает власти Пресветлых богов. Лилуилла растерялась, горделиво возрадовалась, зачванилась и, в итоге, позволила увезти себя из отчего дома. Само путешествие она помнила смутно. Невесту все время везли в закрытой карете, да к тому же — на нее внезапно навалился длительный, непреодолимый сон. Разум вернулся лишь в пределах огромного мрачного города. «Геферт!» — донеслось до Лилуиллы. Это название оказалось ей не знакомо. И вот уже несколько дней она безвыходно жила в покоях огромного, холодного замка. Почти одна, окруженная скромным количеством нелюдимых, безмолвных, плохо вымуштрованных слуг. А неведомый, обещанный королем Абероном жених, все не показывался…
Лилуилла опустилась в высокое кресло, взяла в руки надоевшую вышивку и запела. Глубокий, богатый интонациями, переливчатый голос девушки трепетно выводил слова грустной баллады о безответной любви, авторство которой приписывали самой Сумасшедшей принцессе:
- Влюбился в розу соловей…
- И вот хорей и ямбы
- Среди березовых ветвей,
- Слагает в дифирамбы
- Лишь только солнце к вечерку
- Не так паляще жарит,
- Он розе новую строку
- Вновь вдохновенно дарит
- И песня громкая звучит
- Над восхищенным лесом,
- Но роза вежливо молчит
- С безликим интересом
- Она бела и холодна,
- А он звенящим тоном
- Готов любовь излить до дна
- Над трепетным бутоном
- В полете крылья распластал,
- Он вдруг не удержался —
- К шипам убийственным припал,
- И грудью к ним прижался
- Душа истерзанно кричит
- Любовными словами,
- Но сердце больше не стучит —
- Пронзенное шипами
- Алеет розовый бутон,
- Налитый свежей кровью,
- А соловей под смертный стон
- Прощается с любовью
- И умер маленький певец…
- А в тот же миг случилось,
- Что эта роза, наконец,
- Проснулась и раскрылась
- Но не увидит соловей
- Как напитавшись кровью,
- Сияет роза средь ветвей —
- Живет его любовью…
Княжна много слышала о легендарной принцессе, доводящейся ей дальней родственницей. Но каждая новая история неизменно повергала Лилуиллу во все большее и большее недоумение. Женщина — забыв о своем истинном предназначении околдовывать мужчин, носится с мечом и кинжалами, а вместо пышного платья одевается в вульгарные мужские штаны и потертую шляпу. Женщина ли это вообще? Отказывается от власти и почестей, отвергает богатого и именитого жениха — подобное у княжны просто не укладывалось в голове. Да негодная рыжая принцесса позорит не только себя, но и весь женский род! Нет, Лилуилла не такая! Она, в отличие от Сумасшедшей принцессы, станет терпеливо ждать неведомого нареченного, петь и искусно вышивать шелковые платки, предназначенные тому, о ком она так жадно грезит в ночной темноте своей уютной девичьей спаленки — о прекрасном принце, который, конечно же, должен непременно оказаться высоким, смуглым и черноволосым. И он, несомненно, придет уже скоро, совсем скоро…
Первые лучи восходящего солнца застали меня во дворе, тщательно разглядывающую лезвие бесценного Нурилона. Я опасалась, вдруг ледяные клинки Тварей стужи причинили какой-нибудь вред волшебному мечу? К счастью, мои опасения не подтвердились. Нурилон как и всегда, спокойно сиял мерцающим, синим цветом, тихонько напевая привычную, лишь одной мне слышную песенку. Я ласково погладила черную рукоять и прижалась губами к обнаженному мечу, даря верному другу нежный поцелуй. Нурилон даже мурлыкнул от удовольствия и ответного, теплого чувства:
— Ужас какой, — на крыльце стояла Гельда, — в вашей странной компании похоже, одни извращенцы собрались. Ты с мечом целуешься, эльф с орком, а дракон за всеми подглядывает…
— Эх, — дверь снова шумно распахнулась, сбив с ног некромантку, шумно приземлившуюся прямо в центр стайки весело похрюкивающих поросят. Через порог перешагнул взлохмаченный, потирающий глаза и широко позевывающий Ланс. — Хлопотное это оказывается дело, доложу я вам, друзья, осуществлять наши непрерывные походы и подвиги! Вот я лично — каждый день просыпаюсь с петухами и от того, чувствую себя постоянно невыспавшимся!
— А ты с женщинами, для разнообразия, просыпаться попробуй! — ехидно предложила Гельда, грубо отпихивая от себя упоенно облизывающего ее поросенка. — Глядишь, и здоровье у тебя наладится…
— Ой, — дракон широко распахнул выпуклые глаза, видимо, осененный гениальной мыслью, — так что же, получатся, Огвур у нас этот — пету…
В дверях послышалось сердитое сопенье разъяренного орка, и скрежещущий звук неторопливо извлекаемой из заплечного футляра секиры.
— А я что, я ничего! — Эткин быстро отступил назад и по-собачьи уселся на задние лапы, передними — предусмотрительно прикрывая голову. — Это все она!
— Ну, чего с нее взять, если эту ведьму даже свиньи сразу за родню признали! — указал пальцем красный от гнева тысячник, недвусмысленно намекая на теплый прием, оказанный Гельде стайкой любвеобильных хрюшек.
Ведьма взбешенно и весьма немузыкально взвыла, поросята немедленно поддержали ее радостным, дружным визгом, Ланс скривил губы и демонстративно заткнул уши. Из окон торчали головы многочисленных посетителей трактира, привлеченных бесплатным концертом. Я усмехнулась:
— Будем считать, что утреннюю зарядку мы отработали честно. Можно выступать в путь.
Я предпочла оставить наших скакунов под кровом любезного трактирщика. Как ни жаль было надолго расставаться с верным Бесом и Снегом, прекрасным белогривым конем Лансанариэля, но какое-то странное чувство упорно нашептывало мне на ухо, что в предпринятом нами походе в Край Тьмы, лошади станут излишней обузой. При этом сам хозяин в сопровождении всего высыпавшего на крыльцо семейства, столь долго и усердно махал нам в след, что я не безосновательно усомнилась в искренности его приглашений заглянуть на обратном пути, усмотрев на широком, красном лице явное облегчение, вызванное нашим отбытием. Впрочем, простительное и откровенно-неприкрытое ликование трактирщика немного подпортил хулиган Эткин, клятвенно пообещавший по доброте душевной как-нибудь заглянуть на досуге, проверить прочность свеже отремонтированного курятника. «Подложить свинью, так сказать, по примеру кое-кого опытного в подобных акциях!» — добавил он, лукаво подмигивая некромантке. Сама же Гельда, очевидно, не привыкшая долго ходить ножками, что-то неразборчиво ворчала себе под нос и бросала на дракона красноречивые взгляды, на которые он, впрочем, совсем не торопился ответить любезным приглашением прокатиться с ветерком. А попрошайничать в наглую, некромантка побоялась, видимо, опасаясь не столько острых когтей и зубов крылатого гиганта, сколько его не менее острого языка.
На третий день пути окружающий пейзаж изменился разительно. Извилистая Рона значительно расширилась и углубилась, прибрежные полянки и песчаные отмели сменились покатыми, обглоданными водой валунами. Над поверхностью реки, уже не величаво спокойной, а взволнованно вздыбленной, стоял неумолкающий рокот, предвещавший скорое приближение порогов. Ведьма протянула руку с посохом, указывая вперед:
— Видите, за тем поворотом начинается водопад Тысячи радуг, место непонятное и небезопасное. Выше него реки-сестры сразу же расходятся, чтобы не встретиться уже никогда. Лиара уходит в Долину кленов, до еще одного водопада, на котором стоит Храм трех божественных братьев и древний город кентавров — Нис. Долина одной стороной граничит с Черными горами, за которыми, на Роне, находится легендарный Скилур — столица королевства орков. За Долиной кленов, защищенный скальными каньонами, раскинулся торговый край людей Рохосс, родина огромных собак и дурманящей травы янт. Из порта Рохосса, по морю, можно доплыть до Поющего острова. А еще дальше, за ханством, отделенный непроходимыми, заколдованными лесами, и начинается Край Тьмы — попасть в который не смог еще ни один человек или маг. Именно там, согласно легенде, скрывается проклятый город Геферт, пропитанный злом и магией, источником которого считается храм зловещего Ледяного бога.
— Моя мать происходила из благородного рода ликерийских дворян, а Ликерия является приморским районом Рохосса. — Робким шепотом добавил Ланс.
Мы с Огвуром незаметно переглянулись. Рохосское ханство стало последним пунктом на нелегком пути отступления побежденного клана Синих эльфов, убегающих на Поющий остров. Именно там произошли завершающие, ужасающие по жестокости и кровопролитию бои, и не мудрено, что в тех краях эльфов заметно недолюбливали и по сей день. Мы еще сильнее утвердились в своей давней догадке, что отцом нашего прекрасного полукровки оказался какой-то синий аристократ. А я в очередной раз дала себе твердое обещание до конца разобраться в этой печальной и запутанной истории.
Водопад Тысячи радуг не зря получил столь многоговорящее название. Объединенная сила двух могучих рек ревела и бушевала в узком проходе между скалистых обрывов, зияющих многочисленными пещерными лазами, бурно перехлестываясь через острые каменные пики. Мы невольно попятились, напуганные зрелищем неукротимой стихии. Над пузырящейся и грохочущей водяной пеной стояла яркая, широкая многоцветная радуга, собранная из тысяч кристальных, танцующих в воздухе брызг и капелек.
— Нам нужно каким-то образом перебраться на противоположный берег, если мы хотим попасть в Долину кленов, а не в Черные горы к сильфам, — некромантка продолжила свои обязанности гида.
Я невольно поморщилась. Вот уж, не имею ни малейшего желания снова встретиться с Генрихом. Не то, чтобы я испытывала к нему острую антипатию, скорее — наоборот, благородный и отважный барон всегда являлся для меня самым колоритным образчиком всех возможных мужских достоинств, собранных в одном, великолепном по своим физическим статьям теле. Но от чего-то, наши последние встречи всегда заканчивались недопониманием и даже конфликтами. Возможно, если бы я так отчаянно не мечтала о белокуром принце с портрета в Лабиринте судьбы, то наши отношения с бароном де Греем сложись бы не столь плачевно и мы…
Не очень то уместные сейчас лирические размышления неожиданно прервал Огвур, невежливо, и весьма болезненно пихнувший меня кулаком в бок.
— Мелеана, — укоризненно проворчал он, — что-то ты в последнее время подозрительно часто задумываться начала, причем, с глупым видом. Ты, часом, не влюбилась?
Я покраснела:
— Влюбишься тут, кажется! Проблемы наваливаются, только успевай уворачиваться. Никакой личной жизни.
— Щас будет, — ехидно пообещала Гельда. — Посмотрим, до какого извращенного способа ты додумаешься для того, чтобы переправиться на тот берег. Немного изучив противоестественные склонности вашей ненормальной компании, имею основания подозревать все самое несуразное…
— Как же, размечталась, держи карман шире! — насмешливо прервал некромантку Ланс. — Все гениальное — просто! Сейчас Эткин нас в два счета на тот берег перенесет, мы даже ног не намочим.
— Ага, — прищурился дракон. — Эльф прошел по воде, не смочив коленки. Чудо — думали друзья, оказалось — мелко. Не хотелось бы тебя разочаровать, красавчик, но чудо — отменяется.
— Как отменяется? — не понял Ланс.
— А вот так, — развел лапами Эткин, — погода нынче не летная…
— Опять наш кузнечик-переросток норов показывает, — возмутился орк. — Нашел время!
Я частенько подмечала некоторую, прочно укоренившуюся, и временами прорезающуюся неприязнь между Огвуром и Эткином, ведущую начало с эпизода их героической встречи под стенами замка де Кардиньяк, но сейчас явно был не тот случай.
— Что-то случилось? — тихонько спросила я у дракона.
Гигант недовольно повел носом:
— Нехорошее это место. Воздух здесь так и пропитан мириадами искусно переплетенных магических нитей. Я их всегда чувствую безошибочно. Магия враждебная, темная. И невероятно сильная. Она намеренно опутывает мне крылья, не дает взлететь…
И словно разбуженный этими словами, мой амулет, итак постоянно напряженный от присутствия Гельды, дернулся сильнее и предупредительно завибрировал. Я изумленно оглянулась, обшаривая прищуренными глазами однообразный скалистый ландшафт. Но даже мое острое зрение не смогла ухватить никакого постороннего элемента, хотя амулет продолжал явственно сигнализировать о приближении сильной некромантической магии.
— Как же не люблю я все эти тайны и загадки, — ворчала я, медленно снимая со спины сначала ножны с Нурилоном, затем колет, а потом отстегивая многочисленные ножи и извлекая из-за голенища ботфорта серебристые метательные звездочки. Сунула в руку Огвура драгоценную «Рануэль Алатору»:
— Береги, головой за нее отвечаешь, потом — вернешь.
— А ты куда собралась? — забеспокоился бдительный друг.
— На тот берег, — я повесила на плечо моток тонкой, крепкой веревки из конского волоса. — Если дракон не может перелететь реку, значит, придется мне ее переплыть!
— С ума сошла? — с негодованием взвился Белый волк. — На этот раз как пить дать, сошла! Только безумец полезет в подобную стремнину!
Я довольно показала ему язык:
— Лансу духа не хватит, ты — слишком тяжелый, а я, к твоему сведению, отлично плаваю, причем — давно привыкла к холодной воде лесного озера. Так что мне и карты в руки!
Орк даже застонал от раздражения, вызванного моими нарочито дурашливыми манерами:
— Мелеана, у меня такое ощущение, что ты испытываешь какое-то мазохистское удовольствие, в очередной раз рискуя собственной жизнью!
— А то ж! — насмешливо подмигнула я. — На то я и прозываюсь Сумасшедшей принцессой! Да и не зря мне с самого раннего детства внушали, что в жизни всегда есть место подвигу.
— Недальновидные тебе достались учителя! — осуждающе покачал головой мудрый Огвур.
Но я успокаивающе похлопала его по плечу и вступила в воду. В голове вертелась шальная, невесть откуда взявшаяся мысль — возможно, если я стану как можно чаще совершать нелогичные поступки, то и судьба, в свою очередь — ослабит бдительность, и побыстрее сведет меня с белокурым принцем? Я фыркнула этой несуразице, погрузилась по плечи, оттолкнулась ногами от дна и поплыла.
Вода оказалась не просто холодной, она тут же впилась в мое мгновенно заледеневшее тело сотнями острых, обжигающе смертельных игл. Я из всех сил боролась с тугими струями потока, неумолимо сносившего меня вниз, на гребень водопада. Сначала я довольно уверенно продвигалась вперед, преждевременно радуясь замаячившему не вдалеке берегу. Но река не собиралась сдаваться без боя. Мощная струя воды, являющаяся стержнем, душой двух противоборствующих течений, опомнилась, встрепенулась и с кровожадным рычанием набросилась на неосторожную жертву. До меня смутно доносились испуганные крики друзей и бессильный, растерянный рев мечущегося на мелководье дракона… А потом водоворот накрыл меня с головой, оглушил, ослепил и бросил в темное сердце водопада. Вместе с победно грохочущим водяным вихрем, я летела вниз, став всего лишь одной из тысячи крохотных капелек, образующих прекрасную, но бездушную радугу. Со всего маху я с душераздирающим воплем грянулась на жесткие валуны. Цепочка с медальоном Гельды, как живая выскочила из промокшего, разорванного ворота рубашки. Золотые створки распахнулись, и мое лицо уткнулось в эмалевую миниатюру. Уже теряя сознание от холода и боли, я неясно увидела, как глаза нарисованного юноши внезапно ожили и расширились, а его алые губы приоткрылись и шепнули недоверчиво, но обрадовано:
— Ульрика? Ты?
Глава 7
Красивые женщины редко рождаются умными. Ринецее не повезло вдвойне. Обладательницы миленькой внешности всегда особо рьяно ненавидят своих более привлекательных соперниц, понимая, что сами они, по какой-то неведомой насмешке судьбы, промахнулись мимо истинной красоты на каких-то вшивых полпальца. Обидно. Ринецея всегда жутко завидовала ослепительной красоте богини Аолы. Может быть, молодая демоница и имела довольно неплохие шансы стать со временем весьма умной особой, если бы на беду не поддалась обуревавшим ее чувствам — зависти, жадности, суетности и мании величия. Недоучившаяся магичка, воспитанница великой богини самонадеянно возмечталась занять место своей излишне доверчивой покровительницы. И ведь надо же — получилось! Хитроумный Астор, по своим интеллектуальным качествам намного превосходивший посредственную сестру, умудрился добыть один из шести легендарных клинков демиургов, хранившийся в заброшенном святилище Радужного уровня. За последние сотни лет, конечно же, не без вмешательства Ринецеи и самого Астора, могущество Великих значительно поослабло, что оказалось только на руку окончательно распоясавшимся демонам. Но если гранд-мастер всегда мечтал лишь о расширении территории Изначальных, вынужденных ютится в сумрачном краю за порталом Тьмы, то его завистливая сестра стремилась к достижению личных, отнюдь не настолько благородных и альтруистических планов. И удача оказалась на стороне рискнувших. Богиня Аола, получившая удар усыпляющего лезвия «Нумриэль Алаторы», уже давно пребывала в состоянии пограничном между жизнью и смертью. Ее божественные братья, не устоявшие против чар принца демонов, разделили печальную участь сестры, заняв отведенные им места на дне Озера безвременья. Ринецея сумела соблюсти видимость мнимого равновесия сил добра и зла, принудив короля Грея — возлюбленного Дарящей жизнь, отнести саркофаги богов на дно колдовского озера. Свергнутых Пресветлых ожидало забытье, медленно, но верно сменяющееся постепенным угасанием. Король заживо гнил и каменел в отдаленной пещере, эльфы не вмешивались, сильфы проиграли войну, получили наказание и еле выживали, а люди не понимали что происходит, и все в целом складывалось замечательно. Прикрывшись кожей, содранной с лица богини Аолы, демоница вполне успешно дурила всех и вся, накапливая силы и постепенно набираясь ума-разума. И даже само Око времени вроде бы начинало потихоньку подчиняться новой повелительнице, показывая что-то туманное и малопонятное. И тут планы демонов значительно подпортило одно мешающее но — королева Смерть, дипломатически не нарушая личным присутствием едва установившегося хрупкого равновесия добра и зла — умудрилась втянуть в историю противостояния богов и демонов свою сумасшедшую внучку. Вот это то и стало началом конца! Все сразу же пошло наперекосяк. Сумасбродная, непоседливая, уродливая рыжеволосая девчонка играючи разрушала продуманные, тщательно спланированные проекты демоницы, повергая ту в полнейший ступор совершенной нелогичностью каждой своей новой и всегда неимоверной, невероятной, непредсказуемой выходкой. И Ринецея возненавидела Ульрику де Мор до самой глубины своей мелкотравчатой, черной, злобной душонки — поклявшись любым способом извести неугомонную принцессу. Не важно как — с помощью первой подвернувшейся под руку, пускай даже самой грубой и недостойной подлости, купленной по высочайшей цене… Ослепленному ненавистью не виден свет истины. Ринецея зарвалась, витающий в любовных облаках Астор проявил халатность и пошел на поводу у своей недальновидной сестры. Хроники Бальдура были найдены и прочитаны, заклятие, наложенное демиургами — спало, Дети стужи вырвались на свободу…
Ринецея злобно хрустела тонкими белыми пальцами. Мысли разбегались, разбегались, и в итоге разбежались окончательно — оставив демоницу ни с чем. Тщательно разработанный замысел рухнул, причем повлек за собой столь ужасную катастрофу, что впору было хвататься за веревку да лезть в петлю от отчаяния и бессилия. Но лже-богиня стремилась сохранить видимость благополучия даже при самой плохой игре…
Астор, внимательно наблюдающий за сестрой, насмешливо прищурил золотистые глаза. «Ну, и кого ты хочешь обмануть?» — красноречиво говорила кривая ироничная ухмылка, исказившая алые губы демона. Под этим обличающим взглядом Ринецея торопливо выпрямила спину и постаралась придать себе самый умиротворенный вид.
— Ах, братец, не драматизируй, — небрежно начала она, при этом, с головой выдав свои истинные чувства едва слышным хрустом судорожно сжимаемых и разжимаемых фаланг пальцев, — все не так плохо. Бывает и хуже!
— Бывает и хуже, — покладисто согласился Астор. — Но — реже!
Ринецея прикусила подкрашенную кармином губу, стараясь не разрыдаться:
— Но ты же сам восторгался моей идеей!
— Не сваливай, пожалуйста, вину на меня, — принц недовольно поморщился. — Никогда себе не прощу, что плохо изучил древние книги, не выяснил все подробности связанные с пробуждением Ледяного бога и позволил увлечь себя этой дурной затеей… Недаром, видимо, говорят — выслушай женщину и сделай все наоборот!
— Но вот, — совсем по-детски всхлипнула жестокая демоница, — всегда я одна во всем виновата!
— Никто тебя не винит! — принц устыдился своего непростительного поведения, встал с кресла и нежно привлек к себе на грудь черноволосую головку сестры, баюкая и успокаивая. Ведь и впрямь, недостойно мужчины в чем-то упрекать слабую, увлекающуюся, сжигаемую ненавистью женщину. — Я что-нибудь придумаю. Не плачь, родная!
Ринецея облегченно расслабилась:
— Ты же умный, сделай милость, придумай. А то от моих усилий нет никакого видимого результата. Работаю как лошадь, кусаю врагов как змея, устаю как собака, а толку то — пшик. Почему?
— Ну откуда мне знать почему, я ведь не коновал, — отшутился Астор. — А если серьезно, позволь действовать мне.
— И что ты хочешь сделать? — Ринецея подняла на брата светящийся надеждой взор.
— Ситуация сложилась угрожающая, — Астор взволнованно вышагивал из угла в угол, рассуждая на ходу. — Кто же мог предположить, что Ледяные ярлы повернут свое воинство против нас, пробудивших их к жизни. Я так полагаю, что справиться с ними теперь сможет лишь один человек — девушка, принцесса…
Ринецея взбешенно вскочила на ноги, с треском разрывая попавший под каблук подол платья из бесценного, серебристого эльфийского шелка:
— Просить помощи у нашего злейшего, ненавистнейшего врага? У самой Сумасшедшей принцессы? Никогда!
— Сестра! — старался образумить сестру принц, но демоница продолжала бушевать.
— Вспомни, она и ее друзья убили твоего единокровного брата Абигера.
— Ну, этот то всегда оставался тупым мордоворотом, шестеркой, — негромко буркнул Астор. — Сам балбес виноват, нарвался.
— Я из кожи вон лезу, — продолжала истерично голосить Ринецея, — стараясь усилить наше влияние. А ты хочешь рассказать Ульрике все и разрушить так тщательно выстраиваемый замок нашего будущего величия.
— Не все, — Астор наставительно поднял палец, — далеко не все, лишь самое нужное.
— Никогда! — повторно взвыла Ринецея, упрямо топая туфельками.
— Ты подумай сама, ведь все твои задумки часто играют и против нас тоже, — начал перечислять принц. — Ты ослабила возможности Великих, это да. Ну-ка, вспомни, что тебе пришлось для этого сотворить с драконами. Но ведь это значительно поуменьшило и мою колдовскую силу. Ты направила на Ульрику принца Ужаса и принцессу Страх, что лишь незначительно приостановило девушку, но привело к потере двух наших самых ценных соратников. Ты уговорила меня пробудить Детей стужи, но и этот план обернулся против нас самих. И наконец, ты, с истинно женским коварством придумала отдать короля Мора — отца принцессы, сына самой Смерти, в дар ледяным тварям и это…
— Остановись, брат, — Ринецея вытянула по направлению к Астору руку, вооруженную острыми, угрожающе пошевеливающимися когтями, — или мы поссоримся. Я вижу, ты принимаешь слишком близко к сердцу проблемы этой рыжей девки!
— Да ничего подобного, — принц торопливо отвернулся, чтобы демоница не заметила краски смущения, предательски залившей его лицо при упоминании о девушке, с некоторых пор овладевшей всеми его помыслами и желаниями. — Я просто указал на побочный, невыгодный эффект наших действий.
— Ой ли! — насмешливо поддела злопамятная сестра.
— Я придумаю подходящий план, как заставить принцессу исподволь действовать в наших интересах, — торопливо пообещал Астор, в душе отдавая себе отчет, что вряд ли сможет совершить хоть один поступок, способный как-то навредить любимой. — Я…
Внезапно он побледнел и напрягся, золотистые глаза недоверчиво расширились:
— Непостижимо! — шепнул он.
— Что случилось? — ошеломленно осведомилась Ринецея, но принц лишь коротко отмахнулся — не мешай.
Я чувствовала привкус крови во рту и легкое головокружение. Ощущая себя лежащей на грубом, мокром камне, я, одновременно с этим, пребывала в каком-то радужном облаке, окутывавшем меня невесомым, золотистым маревом. И в этом тумане присутствовал кто-то еще кроме меня.
— Помоги же мне, милая! — ласково шепнул странно знакомый голос. — Сконцентрируй мысли, потянись ко мне.
Я потрясенно вскрикнула. Еще не успев понять смысла услышанных слов, я тончайшими фибрами души мгновенно опознала человека, которому принадлежали завораживающие бархатистые интонации.
— Ты? — мои разбитые губы раздвинулись в слабой улыбке. — Это ты?!
— Я! — выдохнул он, так близко и вещественно, что струя теплого воздуха, вырвавшегося из его рта, коснулась моей шеи и живой струйкой поползла вниз, в вырез рубашки. — Вот мы и встретились! Ты не рада?
— Рада! — честно призналась я. — Наверно это глупо, но я так и не смогла забыть тебя с тех пор, как увидела впервые, на портрете в Лабиринте судьбы…
— Ох уж этот Лабиринт, — воркующе перебил он. — Глупышка, что же ты натворила, войдя в него!
— Я встретила там тебя, — счастливо уточнила я, — уж не знаю, на беду или на радость…
— Глупышка! — снова нежно обозвал он, сумев каким-то загадочным образом вложить в это короткое, и по сути обидное слово — проникновенность миллиона сонетов и красоту тысячи баллад.
— Я не знаю, кем ты являешься на самом деле, — продолжала я, как в полусне замечая из всего существующего в мире только его неповторимые глаза и полураскрытые губы, парящие прямо передо мной, — но понимаю, что, скорее всего — ты враг и воюешь на стороне Ринецеи…
— Разве это важно? — с мучительной горестью перебил он. — Да пропади оно все пропадом… Разве есть что-то важнее нас?
— Нет, — очарованно согласилась я. — Я ежеминутно думаю о тебе!
Он рассмеялся грудным, обволакивающим смехом. Алые губы приблизились. Я совершенно не понимала, что происходит. Сквозь контуры его лица я отчетливо видела серую громаду утеса, омытую потоком водопада, но в тоже время явственно ощутила прикосновение двух крепких рук, властно обвивших мою талию. Возникший из ниоткуда палец, заканчивающийся черным когтем, повелительно приподнял мой подбородок и алые губы тут же осыпали меня сотней жгучих, требовательных, жадных, похожих на укусы поцелуев. Я застонала от восторга, закрывая глаза в истоме и изнеможении…
— Мелеана! — раздался громкий призыв Огвура. — Что с тобой?
Я вздрогнула и пришла в себя. Образ белокурого юноши начал истончаться, таять как облачко, унося с собой частицу моей души.
— О, не уходи! — взмолилась я.
— Нис, — едва слышно прошелестело в воздухе, — запомни, милая, город кентавров Нис. Приходи туда как можно скорее, я буду ждать… — голос оборвался, золотистое сияние померкло.
— Мелеана! — абсолютно не вовремя подоспевший орк подхватил меня под руки, поддерживая и помогая подняться. — С тобой все хорошо?
— Еще как хорошо, — усмехнулась я, уже осознав, что каким-то случайным образом смогла через медальон Гельды установить контакт с белокурым юношей, встречным мной в Лабиринте судьбы.
— Браво! — Ринецея излишне демонстративно похлопала в ладоши. — Браво, братец! Ты великий лицедей и сердцеед. Сумел мастерски обворожить наивную девчонку!
Астор тонко улыбнулся:
— Я же обещал тебе, что сумею повлиять на принцессу! Но нужно торопиться — я назначил ей встречу у стен Ниса, пойду собираться в дорогу. — С этими словами принц спешно покинул комнату.
— Ой, что-то я тебе не верю, братец, — злобно прошипела Ринецея в спину уходящему. — А может, все обстоит с точностью до наоборот, и эта подлая тварь обворожила тебя и обвела вокруг пальца? Поступлю-ка я, на всякий случай, по-своему…
«Сестра мне явно не поверила, — думал Астор, пересекая длинный коридор и направляясь в свои личные покои. — Хотя меня сейчас больше всего волнует другое — поверила ли мне Ульрика? Возможно, я предаю сестру, но клянусь, что ни при каких обстоятельствах ни один волосок не упадет с головы моей прекрасной, моей Сумасшедшей принцессы!»
Огвур выглядел озабоченным. Но, судя по бледному лицу Ланса и взволнованному взгляду Эткина, они тоже приняли близко к сердцу мой опасный, образцово-показательный полет вместе с потоками воды, низвергающимися со скального уступа. Одна лишь только Гельда и глазом не моргнула, нимало не озаботившись печальной участью несносной рыжеволосой принцессы. Орк заботливо поднял меня с холодных камней и мельком пощупал насквозь промокший рукав рубашки.
— Мелеана, мне показалось, ты с кем-то разговаривала? Но здесь никого нет.
— Это у нее от удара рассудок помутился, — злорадно предположила некромантка. — А я то все понять не могла, почему ее Сумасшедшей называют? А у нее, оказывается, давно кукушка поехала! — и Гельда насмешливо покрутила пальцем у виска, наглядно демонстрируя свое невысокое мнение о моих скудных умственных способностях.
Мои друзья синхронно, но по-разному, в полном соответствии со своими характерами отреагировали на вызывающее поведение ведьмы. Ланс присвистнул и громко парировал:
— Сама такая!
Орк замахнулся было тяжелым кулаком, но успел одуматься и сделал вид, будто неожиданно захотел почесать в затылке. А дракон поднял лапу и выразительно, пальцем, проверил остроту своего громадного клыка. Не найдя поддержки и понимания, Гельда мгновенно скисла лицом, стушевалась и отступила назад.
— Без друзей меня чуть-чуть, без друзей меня чуть-чуть, а с друзьями — много! — дурашливо пропел Эткин. А потом внезапно добавил: — А я бы на месте Белого волка не стал так неосмотрительно рассуждать, что здесь нет никого, кроме нас. Я чувствую остаточный след одной, недавно удалившейся мощной магической субстанции, и усиливающееся воздействие другой — агрессивной и негативной…
— Помолчал бы ты лучше, Эткин! А то опять какую-нибудь беду накаркаешь, — попросила я, поеживаясь от пронизывающего ветра, так и приклеивающего к телу мокрую, батистовую рубашку.
— Упс, Рыжая, ты точно уверена, что драконы умеют каркать? — приоткрыл рот наивный Лансанариэль. — А я и не знал!
— О-о-о-о, — с театральным стоном закатил глаза дракон, — теперь я полностью согласен с древним мудрецом, сказавшим, что вершина мудрости — быть понятным каждому дураку!
— Ну, Эткин, ты как чего сморозишь! — недовольно покачал головой полуэльф. — Где же я тебе сейчас дурака то найду?
Гельда обидно хихикнула. Я криво улыбнулась, пытаясь не стучать зубами слишком громко:
— Простота, подчас, хуже глупости! — я внесла свою посильную лепту в заумный философский диспут.
Ланс обиженно шмыгнул носом. Он, как обычно, ничего не понял.
— Умные люди как цветы, — нудно ворчал мудрый орк, поспешно что-то выискивая глазами. — Один приятен, а от вонючего букета со смесью запахов — сразу начинает болеть голова. Вот, — он с облегчением ткнула пальцем в сторону большой пещеры, обнаруженной в стене скалы, — то, что нам и требовалось. Предлагаю укрыться в ней от ветра, развести костер, передохнуть и высушить мокрую Мелеану… — не дожидаясь нашего одобрения, Огвур первым направился к зиявшему в скале отверстию и вступил в пределы сумрачного свода.
Мы не успели даже охнуть. Раздался страшный грохот, земля под нашими ногами сильно покачнулась, а с вершины утеса посыпался целый град валунов, погребая под собой вход в пещеру и не в меру прыткого орка. Истошно завопил опомнившийся Ланс, Гельда опрометью просилась прочь, подальше от опасного места, а Эткин предусмотрительно сгреб меня обеими передними лапами, справедливо опасаясь, что я бесстрашно полезу в центр обвала. Несколько минут мы молча боролись. Победа досталась дракону.