Лицо для сумасшедшей принцессы Устименко Татьяна
— Самонадеянная девчонка! Уже не в первый раз ты встаешь на моем пути и портишь все тщательно продуманные планы. Но клянусь, я отомщу, я обязательно отыграюсь если не на тебе самой, то на тех — кто тебе дорог. Ты у меня еще кровавыми слезами умоешься…
— Ну, — иронично усмехнулась я, — пока ты не очень то в этом преуспела!
Демоница хотела выкрикнуть что-то еще, но контур ее тела неожиданно утратил прежнюю четкость, задрожал, словно пламя свечи на ветру и начал сворачиваться в кокон серого дыма. Клочья мутного тумана отступали, поспешно утягиваясь в неровную дыру пространственного портала, внезапно разверзшегося посреди комнаты. Тихонько подвывали две перепуганные жрицы, еле живые от охватившего их панического ужаса.
Я перевела еще не потухший взгляд на альбиноса, которого слегка зацепило потоком бьющей из меня энергии, и отбросило в дальний угол подвала:
— А ты, дядюшка, — я мстительно цедила слова, падающие тяжело и весомо, будто капли расплавленного свинца, — если ты посмеешь хоть чем-нибудь обидеть мою досточтимую матушку, то я вернусь и тогда…
— Понял, понял, не извольте сомневаться! — излишне быстро и медово-покладисто согласился эльф-альбинос, успокаивая меня мирным жестом расслабленных ладоней. — Не беспокойтесь, обещаю беречь Альзиру как зеницу ока!
— Ну, то-то же, — хмыкнула я, уже ощущая, как водоворот ментального пламени неудержимо выдергивает меня из тела матери.
— О-хо-хо, — умирающе стонала я, бессильно распростершись на жестком коврике в пещере водопада Тысячи радуг. — О-хо-хо!
Несколько лет назад, проказливые братцы Франк и Бернар угостили меня коктейлем собственного изобретения, в состав которого входили полынная эльфийская настойка, светлое игристое вино и крепчайшая орочья водка. Оказалось довольно вкусно и «забавно», особенно на следующий день… Негодные мальчишки назвали гремучую смесь «Стань звездой». Какое там звездой! На следующее утро я не только светить, я даже примитивно отсвечивать не могла, просто валялась ветошью в тихом уголке и маялась жуткими головными болями! Так вот, нынешнее мое плачевное состояние оказалось во сто крат тяжелее и похмелья в «Королевской питейной» и неосторожной дегустации убойной бурды братьев де Брен. Я в полуобмороке лежала на жесткой подстилке, желая одного — немедленной смерти, способной избавить меня от невыносимых мучений. Конец затянувшимся постнаркотическим страданиям положил милосердный Арбиус, мельком коснувшийся прохладными кончиками пальцев моего пышущего жаром лба. Я немедленно приняла сидячее положение, недоумевая — как беспощадная боль, еще секунду назад терзавшая все мое тело, способна испариться столь мгновенно и столь бесследно.
— Вот оно как, значит вышло! — задумчиво бормотал старый некромант. — Не ожидал, не ожидал…
— А что, все так плохо? — обмерла я.
— Наоборот, — Арбиус бурно всплеснул руками. — Наоборот! Ты смогла определить будущее и изрекла великолепное пророчество. Я его мысленно слышал, но напомни, пожалуйста, еще раз.
Испытывая целый набор противоречивых эмоций, я, тем не менее, выразительно процитировала навечно врезавшиеся в память строки.
— Великолепно! — довольно потер ладони архимаг. — Сверх великолепно!
— Да-а-а, — капризно протянул Ланс, — а я вот ничего не понял…
— На одних людях природа отдыхает, а на других — просто прикалывается, — ввернула вредная Гельда, которая, судя по всему — тоже ничего не поняла, но ни за что бы в этом не созналась.
Арбиус многозначительно усмехнулся:
— А вам и не требуется понимать произнесенные Ульрикой слова. Пророчество можно изменить, но выполнить его специально и обдуманно — абсолютно невозможно. Теперь, сопутствующие обстоятельства должны сами сложиться настолько подходящим и благоприятным образом, чтобы пророчество осуществилось.
— Но ведь ты все равно не станешь сидеть, сложа руки, — ехидно прокомментировал Эткин, засунувший голову в пещеру.
Седые брови Арбиуса поползли вверх.
— Эткин, — хором закричали Огвур и Ланс, — молчи, а то опять накаркаешь!
— Ну вот, — дракон положил массивную голову на лапу, и печально вздохнул, — спрашивается, кому ты нужен, если ты всегда и во всем прав?
— Им сейчас точно — нет! — признал некромант. — Они двинутся к Нису, а затем попробуют незаметно проникнуть в проклятый город Геферт. При проведении подобной секретной операции такой гигант как ты может стать досадной помехой. Но ты подождешь тех, кто придет следом за Ульрикой, и окажешь им помощь, ведь и их миссия не менее важна и щепетильна…
— Э-хе-хе, — не дожидаясь окончания фразы, повторно вздохнул Эткин, — мне запретили помогать девушке, а ведь именно она во всем и замешана! Но чую, те — кто придет на водопад следом за нами, тоже руководствуются известной старинной фразой — шерше ля фам… на свою глупую голову!
Арбиус тонко улыбнулся, орк и полукровка растерянно переглянулись, Гельда расхохоталась, а я… — я почему-то подумала: «Ну вот, кажется, теперь все начинается на самом деле!». И мне стало страшно.
Генрих задумчиво прожевал подсохшую хлебную корочку, вытащил из сумки зубочистку и выковырнул крошку, попавшую во впадинку между десной и правым верхним резцом. Рядом, с головой укрывшись кожаной дорожной курткой, крепко спал Марвин, которому совершенно не мешали ни яркий дневной свет, ни даже не умолкающий ни на минуту рокот водопада Тысячи радуг. Не отличавшийся особой физической силой некромант, из солидарности с бароном путешествующий пешком, а не левитирующий в воздухе, умаялся, выдохся и натер на ногах огромные мозоли. Генрих заботливо покосился в сторону упоенно храпящего друга, выводящего носом звучные рулады, и в очередной раз пожалел неопытного путника. Но почему Марвин настоял именно на пешем походе, напрочь отказавшись брать коней, и ничего толком не объяснил? Лишь буркнул что-то невразумительное. Мол, сон у него был пророческий, типа парят они под облаками, поддерживаемые чье-то могучей, когтистой рукой (лапой?) и ничего не боятся. «Как же, не боятся!» — сильф иронично хмыкнул. Воин, утративший разумную долю страха, оберегающего жизнь, удерживающего от излишнего геройства и не дающего лезть на рожон, в бою — почитай, первый кандидат в покойники. А перейти в категорию мертвяков, даже с учетом всех некромантических талантов друга-архимага, Генриху от чего-то не хотелось. Ведь усопшие не женятся… Впрочем, идти под венец с покамест совершенно не знакомой ему княжной Лилуиллой, Генриху тоже не очень то мечталось. Ибо мечталось ему совершенно о другом, вернее — о другой особе: вредной, самодеятельной и несговорчивой до безобразия. Но как говорится, коли взялся за гуж — то не говори, что не дюж! Поэтому Генрих обреченно вздыхал, вынимал из-за пазухи портрет прекрасной эльфийки и пытливо всматривался в нежное девичье лицо. «Упасите Пресветлые боги от неприятной неожиданности, — навязчиво вертелось в голове. — Как окажется эта красотка обычной заносчивой гордячкой, а еще чего хуже — просто банальной дурочкой…». Генрих жалобно вздыхал в сотый раз, в глубине души надеясь, что узнав о его громких подвигах на ниве спасения благородных девиц, Ульрика тут же приревнует и, испугавшись слухов о его сватовстве к высокородной княжне, со всех ног примчится в Силь — робкая и смиренная словно кошечка. Но в противовес мечтам, трезвый рассудок неумолимо подсказывал — как же, жди! Разве такая примчится? Да эта кошечка более горазда острые коготки показывать, чем любовно мурлыкать и тереться об мужскую руку! И де Грей распоследними словами клял свой несдержанный язык, необдуманно давший обещание жениться на Лилуилле. Ох, и путное ли это дело — жениться от горя, да на зло?…
Увлеченный собственными нерадостными мыслями, Генрих поймал себя на том, что уже довольно долго, и от чего-то излишне пристально присматривается к одному и тому же гигантскому валуну. Хотя если разобраться, вроде бы ничего особенного в этой каменюке не выявлялось — валун как валун. Но уж очень хорошо вписывается он в ландшафт водопада. Мириады легчайших капелек воды, висящие в воздухе над перекатами и образующие сияющую радугу, оседают на этот валун точно так же, как и на все прочие. Это до барона с Марвином водяная пыль не долетает, потому что место стоянки выбрано на сухой ровной площадке, да на значительном удалении от рокочущих порогов. А громадный серый камень так и окутывается тончайшей водяной завесой. Но, тут Генрих приложил руку к бровям и прищурил карие глаза, вот что странно — на других камнях вода так и лежит прозрачными, холодными каплями, а этот валун весь окружен едва заметным облачком непрерывно испаряющейся влаги. Подозрительно как-то. Получается — камень теплый?
— Вот гоблины срамные! — радостно выдохнул барон. — Так это же и не камень вовсе! — он понимающе хмыкнул, и заорал, что есть мочи: — Эткин, а Эткин, морда твоя наглая, ну хорош уже дрыхнуть то!
Серая, неприметная на первый взгляд каменюка угловатой формы, неожиданно потянулась, развернулась, выставила мощную когтистую лапу и с протяжным надрывом зевнула здоровенной, зубастой пастью:
— Ну никакого пиетета к моей мимикрии! А ежели я тебя за это съем, добрый молодец, — дракон шаловливо сверкнул фиолетовым глазом, — дабы не мешал спокойно водные процедуры принимать.
— А если подавишься, чудище поганое? — молодецки напыжился барон, делая вид будто вытаскивает из ножен Гиарду.
— Пфе, — небрежно фыркнул Эткин, — с Вами поживешь, так всякую гадость есть научишься!
Генрих бурно расхохотался:
— Ну, Эткин, я как погляжу — ты все такой же неисправимый весельчак и балагур! Не пойдешь ли с нами выручать из беды эльфийскую княжну Лилуиллу?
— Да уж, — дракон неторопливо поскреб когтем там, где у него, по версии Генриха, должны были находиться уши, или что-то подобное, выполняющее эту же функцию, — опять все в баб упирается, просто обхохочешься. Прав Арбиус оказался — дело у вас щепетильное и важное! Видно недаром мне эти заподлянские словечки всегда не нравились — феминизм, матриархат… А ты то, Генрих, влюбился в нее что ли?
— Да на вроде того, — ехидно поддакнул Марвин, высовывая голову из-под куртки. — Чего ты тут сам делаешь? Я в случайные встречи и совпадения с детства не верю.
— Ишь, ты, недоверчивый какой выискался, — брюзжал Эткин, перебираясь поближе к некроманту и сильфу. — Мне верить надобно, ибо я честный и добрый аж до ужаса…
— Ага, скромняга ты наш, — насмешливо подначил барон. — А я вот не забыл, как ты по доброте душевной славно под стенами Нарроны горгульями подхарчился!
— Тьфу, и не вспоминай эту пакость, — дракон даже сплюнул от отвращения. — Ничего гадостнее в жизнь не пробовал. Да и то там тоже все честно было, комар носа не подточит. Я один, а их — три десятка!
— Ой, не верю я что-то в драконью честность! — весело округлил глаза Марвин. — Ты ведь даже у кентавра коня украдешь!
Но, услышав про кентавров, Эткин в раз посерьезнел:
— А вот это ты, магикус, в самую точку попал. Рандеву у меня здесь с вами назначено, с подачи твоего папеньки, и идти нам теперь всем вместе в те края предстоит, где эти самые кентавры обитают!
— Папенька, говоришь? — просветлел лицом некромант. — Ну, он то точно плохого не посоветует!
— А ты поумнел, сынок! — прозвучал спокойный голос, и из расщелины вышел сам магистра Арбиус. — Приветствую тебя! И тебя, Повелитель сильфов! — он отвесил вежливый поклон, адресованный Генриху.
— Отец! — взволнованно пролепетал Марвин, вскакивая со своей импровизированной лежанки.
Старый архимаг ласково обнял возмужавшего сына, любуясь его красивым лицом и хрустальным обручем на голове:
— Боги наконец-то вняли моим молитвам и отдали тебе то, чего ты и был достоин изначально по знатности рода и уму. Значит, не зря я, скрепя сердце, изгнал тебя из Гильдии! Ты прошел все испытания, не сдался, научился бороться и стал настоящим бойцом!
— Батюшка! — Марвин ребячливо уткнулся в седую бороду старика, стыдливо пряча покрасневшие глаза с навернувшимися на них слезами радости. — Теперь я способен правильно оценить и твою мудрость, и принесенную тобой жертву, вызванную одной лишь любовью!
— Как мелодраматично, — притворно всхлипнул Эткин, — возвращение блудного сына! Я сейчас расплачусь от умиления!
— Нет, ты не магическое существо, — Генрих возмущенно хлопнул дракона по лапе, — ты просто какой-то психологический реликт. Все и всех оборжать умудряешься!
— Ах, так, — дракон сердито прищурил глаза, пряча ухмылку, — обзываешься, значит. Тогда вы на мне никуда не полетите…
— Лететь? — хором воскликнули сильф и некромант. — Куда лететь?
— О, дети мои, — наставительно поднял палец Арбиус, — вы еще многого не знаете!
В сумке Генриха нашлась фляжка с неплохим вином. Магистр вынес из пещеры корзинку со свежим хлебом и румяными яблоками. Усадив друзей вокруг камня, накрытого дерюжным лоскутом, он устроил импровизированный совет, внимательно выслушав рассказ сына и в свою очередь, поведав им о пророчестве Ульрики. Де Грей волновался — любимая недавно останавливалась на этом самом месте и ушла к Нису, опять бесшабашно сунув голову в самое пекло разгоравшейся войны.
— Вы принесли недостающие кусочки информации, — магистр довольно погладил бороду. — Картинка стала целостной. Мне пока не совсем ясно, что должно произойти вблизи города кентавров, но по-видимому, все это тоже связано со строками пророчества. И, скорее всего, благородная княжна Лилуилла и стала той эльфийской девой, которая предназначается для проведения чудовищного свадебного обряда, призванного полностью высвободить спящую мощь Ледяного бога. Теперь все зависит от того, успеете ли вы вовремя спасти княжну, и сможет ли Ульрика хоть как-то противостоять силе бога. Она уже отправилась к Нису, а вам требуется поспешить в Геферт и попробовать немедленно отыскать плененную эльфийку.
— Но Ульрика…, — взволнованно начал влюбленный барон. — Она не справится одна!
Но Арбиус упрямо помотал седой головой:
— В этой точке пути ваши дороги расходятся. Надолго ли — известно лишь богам! Вам суждено встретиться еще, но не здесь и не сейчас. Каждый из вас должен исполнить свою миссию, и в этом — залог успеха общего, великого дела!
Сильф недовольно сжал зубы, но смиренно кивнул — соглашаясь с доводами старика.
Арбиус прощально помахал рукой вслед взмывшему в небо дракону, на спине которого удобно восседали Генрих и Марвин.
— Лети, лети, — чуть слышно шепнул старик. — Она самовольно изменила пророчество Великих, и выбрала не тебя. К добру ли? Но, тем не менее, у Ниса тебе делать нечего, ибо туда придет он — ее белокурый демон!
В королевском саду Ширулшэна цвели розы. Уже второй раз в этом нелегком, богатом на сюрпризы году. Спасибо искусным чародеям из Высшей магической ложи, сумевшим сотворить что-то такое с климатом Поющего острова, что позволяло его жителям снимать по два урожая за год. Аберон Холодный, сидящий в полотняном шезлонге на внутренней дворцовой террасе, завистливо поморщился. Вот умели же колдовать старики! И магов тех давно уже нет, и само здание ложи обстоятельно заняла основанная им Гильдия некромантов, а розы цветут по-прежнему. Альбинос брезгливо рассматривал округлую клумбу, сплошь покрытую нежными, едва распустившимися бутонами всевозможных цветов: розового, белого, чайного и, конечно же, геральдического — синего. На тончайших, шелковистых лепестках серебрились крохотные капельки росы. Спустя час после восхода солнца, розы, умытые естественной, природной влагой, пахли особенно ароматно, испуская сладчайшее, ни с чем не сравнимое благоухание. Но король не любил цветы. Особенно сейчас… Аберон чуть испуганно перевел взгляд на угловую, самую крайнюю башню дворца. Беломраморные стены скрывали ту, чей горящий бессловесным обвинением взор, доставлял королю то самое, неосознанное чувство душевного дискомфорта, в котором он не торопился признаться даже верному Гнусу. После магического ритуала янт, сопровождавшегося произнесением туманного пророчества, здоровье Альзиры ухудшилось значительно. Поэтому брат поторопился снова запереть ее в отдаленной комнате, не желая более когда-либо встречаться с той, чей облик так живо напоминал о страшных, малопонятных словах. Если бы короля спросили, что именно так сильно напугало его в мешанине, на первый взгляд бессмысленных, экзальтированно выпаленных четверостиший, то он, наверное, и сам бы затруднился ответить точно и однозначно. Но что-то среди услышанных слов остро зацепило его разум, терзая на подсознательном уровне и наполняя уверенным предчувствием скорой и неумолимой беды. И Холодный даже подозревал, с какой стороны придет эта нежданная беда. Ринецея, силой гнева и ненависти Сумасшедшей принцессы отправленная обратно в обитель Затерянных душ — так больше и не появлялась. Ее могущественный брат Астор, тоже не давал о себе знать уже слишком давно. Но Аберон продолжал следить за перемещениями своих врагов и союзников посредством хрустального шара, вполне достоверно догадываясь об их достаточно явных планах и намерениях. Принц демонов торопился к городу Нису. Ульрика, в сопровождении двух верных друзей и одной ревнивой ведьмы, тоже двигалась по направлению к столице страны кентавров, уже завоеванной не знающими пощады и сострадания Ледяными ярлами. И, наконец, сильфский Повелитель и молодой некромант, после разговора с архимагом Арбиусом, оседлали благоволившего к ним дракона и вылетели примерно в ту же сторону. Король озабоченно хмурил брови, пытаясь разрешить столь сложный ребус. Вполне очевидно, что незримые нити вели все разрозненные группы к одной и той же точке, которой и предназначалось стать решающей для всех последующих событий. Но почему именно Нис? Этого Аберон не знал. Но, не желая уклониться от непосредственного участия в действиях, способных оказать влияние и на его будущую судьбу, он решил лично отправиться в край кентавров и присоединиться к армии Астора, намереваясь тщательно скрывать от принца новый вред, нанесенный здоровью принцессы Альзиры — матери Сумасшедшей принцессы. Итак, главные участники предстоящего сражения уже определились. И черное сердце короля судорожно замирало от мысли, что кто-то неведомый, возможно само провидение, как магнитом притягивает друг к другу основных героев этой непонятной и зловещей игры, медленно, но целенаправленно собирая их на передовой линии чудовищного противостояния сил добра и зла. Решающие события близились…
Часть вторая
Глава 1
Вам доводилось когда-нибудь встречать людей, способных жить без целей, принципов, идеалов и убеждений? Лично мне — нет. Все мы преследуем какие-то свои цели, в разной степени достижимые или нет, осуществление которых и составляет то, что мы обычно ощущаем как смысл и течение жизни. Некоторые, наиболее фанатичные особы прямо так откровенно и говорят — «а я вот я живу ради этого или вот этого». И зачастую, эта самая мифическая цель и становится для нас дороже всего на свете — дороже золота, дружбы, верности, любви и даже — самого факта физического существования. И только одного мы попрать не в силах — принципов, в соответствии с которыми мы живем. Принципы — это та малопонятная штука, про которую мне достоверно известно лишь одно — за них априори проще и безболезненнее умереть, чем жить в соответствии с ними. Вот так то! Именно эти принципы и идеалы и мешали нам сейчас включить инстинкт самосохранения и отказаться от достижения поставленной цели: Эткину — требовалось непременно выяснить, что стало с остальными драконами, Лансу — раскрыть тайну своего происхождения, Огвуру — найти храм Розы, Гельде — добиться расположения любимого мужчины, Арбиусу — спасти мир от власти Ледяного бога. И неважно, какой ценой, пусть даже она измеряется болью, кровью и унижениями. С одним весомым условием: ценой — не противоречащей нашим принципам. И как не смешно, все эти тесно переплетенные и взаимосвязанные цели замыкались на одном конкретном человеке… На мне! А я сама — какую цель преследовала я? Конечно, я всегда слишком близко к сердцу принимала интересы и чаяния всех своих друзей. Но я сама… искала ли я внимания белокурого незнакомца? Возможно. Хотя мне упорно доказывали, что встреча с ним способна принести лишь беды и разочарования, причем — не мне одной. Я планировала противостоять Ледяному богу — но, несомненно, в первую очередь с целью спасения жизни своих друзей, да и всего мира в целом. Даже с учетом той шикарной оплаты — которую предложили мне мои любящие тетушки. Хотела ли я освободить мать и найти отца? Безусловно, но делала это в первую очередь ради них самих. Получалось, что добровольно избранный путь служения Чести учил меня жертвовать собственной выгодой перед интересами других людей, не замыкаясь на первоочередных личных потребностях. И все равно, где-то на самом дне бунтующего сознания, не затухая, упорно брезжила крохотная искра надежды — может быть, совершив и исполнив все требуемое, я тоже получу заслуженное право на реализацию маленькой доли своего выстраданного, нелегкого счастья? Только вот каким ему суждено стать — этому счастью? Счастью — не идущему в разрез с моими принципами, с моей Честью защитника добра, с моим пониманием справедливости, не приносящему боль ни друзьям, ни врагам… Нереальному, горькому, краденому счастью. Возможно ли подобное, осуществимо ли подобное? Кто знает…
Убаюканный ритмичным свистом, издаваемым драконьими крыльями, Генрих поначалу усиленно клевал носом, а потом и совсем заснул по-настоящему, когда резкий вираж, заложенный Эткиным, чуть не сверз его с небес на землю.
— Ты что, с ума сошел, демонстрируешь нам тут фигуры высшего пилотажа! — возмутился Марвин, украдкой зевая в кулак и протирая закисшие глаза. — Ладно я — не разобьюсь в любом случае, но барон то летать не умеет.
— И зря! — насмешливо фыркнул рискованный летун. — Недаром Ланс всегда говорит, рожденный ползать — уйди со взлетной полосы!
— Дурак твой полукровка! — обиженно буркнул некромант, но дракон и не торопился оспаривать это вполне справедливое замечание. — К твоему самонадеянному сведению, именно рожденные ползать — создали магию и левитацию, чем, несомненно, утерли нос всем крылатым вместе взятым и…
— Вот я и говорю: магия — зло! — не дожидаясь конца фразы, весомо изрек Эткин. — Как увидишь подобное — так сразу зла и не хватает.
— И вовсе не зло, — возмутился Марвин. Потом недоуменно переспросил: — Подобное? А это ты вообще о чем?
— О чем, о чем, — дракон заложил еще один крутой вираж над тем же самым местом, что и минуту назад, — да вот об этом. Вы вниз то гляньте, спорщики!
Друзья глянули…
По всем внешним признакам, когда-то это был замок. Стоял на зеленом, удобно расположенном, красивом холме еще не более, чем пару дней назад. Но сейчас от некогда высоких и стройных башен остались лишь изуродованные руины, растрескавшийся от огня фундамент пошел трещинами, обнажая недра дотла выгоревшего подвала. Крепостная стена частично развалилась и осыпалась, прекрасный сад превратился в жалкие обугленные коряги. По заваленному мусором двору ползало несколько перемазанных пеплом и сажей фигур, копаясь в грудах жалкого хлама, видимо, питая надежду найти хоть что-нибудь уцелевшее. Пепелище еще дымилось.
— Мда, — крякнул Марвин, — сразу видно, что здесь не обошлось без магии. Подобный урон…
— А какой замок угробила, дрянь! — печально вздохнул дракон, летая по кругу над недавним пожарищем. — Ульрика не раз горделиво рассказывала, какие у них в замке статуи и гобелены, а второй такой библиотеки во всем королевстве не сыскать…
Генрих почувствовал, как у него перехватило горло. Он закашлялся:
— Так это что — замок де Брен, там внизу?
— Был, — расстроено подтвердил дракон, — был совсем недавно! А все она, дрянь, виновата.
Марвин и барон понимающе переглянулись. Очевидно, ненависть Ринецеи дошла до предела, если она осмелилась поднять руку на родных и близких Сумасшедшей принцессы.
— Хотел бы я знать, — неразборчиво процедил Генрих себе под нос, — чем наша неугомонная принцесса на этот раз досадила проклятой демонице?
— Да похоже, допекла она ее капитально. — Убежденно добавил Эткин. — Не уважаю я нечестных боев! Зачем вовлекать в сведение личных счетов всю родню до третьего колена?
— Ох, — слезно всплеснул руками Марвин, — и как мы могли забыть, что в замке оставались уважаемые приемные родители Ульрики, ее названные сестры и братья, и даже графиня Луиза де Ризо, урожденная де Брен? А ведь сам Раймон хвастался направо и налево, рассказывая, будто уехал на войну — оставив молодую жену на сносях!
— Спускаемся, — Эткин так резко ухнул вниз, что друзья чуть не попадали на землю, судорожно цепляясь за скользкую чешую, — нужно проверить, вдруг кто-то из них сумел уцелеть и сейчас нуждается в нашей помощи?
Уже битый час Генрих и некромант бродили по слою жирного пепла, щедро устилавшего некогда богатый двор графского замка. Несколько не заслуживающих внимания обломков, видимо, служивших частью изысканного украшения одного из залов, вот и все, что составили их единственную, скромную добычу. Эткин попробовал расспросить кого-нибудь из выживших погорельцев, но те, итак выглядевшие совершенно очумевшими — с воплями шарахались в сторону при первых же репликах говорящего чудовища. Между тем, начинало смеркаться. Закутанные в оборванные тряпки фигуры неожиданно начали проявлять непонятное беспокойство, вскоре переросшее в дружное и проворное отступление в направлении ближайшего лесочка. Дракон проводил беглецов растерянным взором:
— Чего это они? Неужели считают, что безопаснее ночевать с волками, чем на этом месте?
Марвин пожал плечами. Генрих, тоже совершенно ничего не понимающий, уже намеревался искренне поддержать жест друга, как вдруг одна из досок, прикрывающих спуск в подвал, скрипуче приподнялась, и из-под нее появилось еще две персоны, столь же грязные и обтрепанные, как и все прочие выжившие обитатели замка. Первым из укрытия неловко вылез толстый, хромой мужчина, кривой на правый глаз. Он с натугой согнулся и протянул в провал перепачканную свежей землей ладонь, собираясь помочь выбраться наружу пожилой, полной женщине, но некромант с торжествующим криком схватил старика за шиворот:
— Ага, попался!
Одноглазый перепугано взвизгнули и зайцем забился в сильных, молодых руках. Генрих склонился к сырой, вонючей дыре, и почтительно извлек из ее глубины круглолицую, симпатичную толстушку:
— Не бойтесь мадам! Мы не причиним вам вреда. Простите моего несдержанного друга, его переполняют эмоции.
Увидев перед собой людей, неприкрыто проявляющих сочувствие, толстушка залилась слезами облегчения и повисла на шее у барона, ошеломив его сбивчивой, торопливой речью:
— Похоже, Пресветлые боги вняли нашим молитвам и послали нам двух отважных рыцарей, способных справиться с одержимой госпожой!
Де Грей осторожно разнял вцепившиеся в него женские руки, подвел незнакомку к большому камню, усадил и только после этого спросил спокойным, ласковым голосом:
— Досточтимая сударыня, прошу вас — успокойтесь, соберитесь с силами и внятно поведайте нам обо всем произошедшем в замке.
Женщина согласно кивнула, открыла рот, но вместо подробного рассказа опять жалобно заскулила и залилась горючими слезами. Жалостливый Эткин, глядя на столь необъятное горе, и сам созвучно захлюпал носом. Но на помощь несостоявшейся рассказчице вовремя пришел одноглазый толстяк:
— Уж не знаю, знакомы ли ваши милости с хозяевами нашего замка, но поскольку выглядите вы как люди благородные и родовитые, то смею вас заверить — в замке де Брен проживали дворяне, не уступающие вам ни богатством, ни знатностью.
— Я имел честь многократно слышать о воинских заслугах графа и красоте госпожи графини Антуанетты, — учтиво поклонился барон.
Старик польщено затряс жалкими остатками седых волос:
— Мои господа не только состояли в близкой дружбе с королевским домом Нарроны, но и даже вырастили саму ее светлость принцессу Ульрику де Мор. А после того, как ее младший брат Ульрих нашелся, моих хозяев в наших краях начали почитать не в пример пуще. Я то, Гийом Одноглазый, сам завсегда состоял при его светлости графе, а жена моя, Мариза, самолично вынянчила и вырастила нашу милую девочку, которую теперь иначе как спасительницей королевства и не называют!
Поняв, что сидящая перед ним чумазая оборванка и есть преданная нянюшка его строптивой возлюбленной, Генрих низко нагнулся и благодарно поцеловал красную, потрескавшуюся, покрытую ожогами руку пожилой женщины. Мариза всхлипнула и по-матерински нежно погладила черноволосую голову сильфа.
— И хорошо мы все жили, — сиплым от волнения голосом продолжил старый Гийом, — да вот пару дней назад налетело вдруг на наш несчастный замок огромное полчище всякой нечисти — демонов, горгулий и умертвий, и пожгло нас огнем беспощадным. Господин граф с сыновьями, и весь гарнизон в придачу, пали смертью храбрых — людей защищая. Графиню Антуанетту балкой обвалившейся убило, молодую хозяйку Марию демоны обесчестили и со стены сбросили, а графиня Луиза, наследником беременная, — тут лицо старика перекосило от невыносимого горя, — обгорела страшно и умерла в мучениях нечеловеческих, прямо на наших руках…
Генрих торопливо снял шляпу, желая почтить память безвинно погибших страдальцев.
— Вот однако, что я вам еще скажу, благородные судари, — старик испуганно перешел на едва слышный шепот, постоянно оглядываясь в сторону темного подвала, — похоронили мы их всех в склепе родовом, а между тем — прошлой ночью молодая графиня Луиза из гроба встала да на людей набросилась, двоих убила и кровь из них выпила… Утром же, как ни в чем не бывало — обратно в могилу улеглась!
Услышав подобные несусветные подробности, Генрих потрясенно отступил на шаг назад, споткнулся о балку и с размаху сел на землю.
— Так мы сегодня по новой гроб то ее закрыли, гвоздями заколотили и каменной плитой сверху завалили, — торопливо добавила Мариза, — но думаем, что ее это не остановит. Вот поэтому и побежали люди, как только темнеть начало…
— Это как так? — заикающимся голосом вопросил Марвин, бледнея и стуча зубами. — Сама встала что ли, без магии, без некроманта?
— Слышал я о подобном, — вмешался в беседу молчавший до этих пор дракон. — Случается такое, если вдруг в тело умершего, с каким-то недобрым умыслом, сразу после гибели — вселится один из высших демонов!
— Уж не сама ли Ринецея, случаем? — робко предположил Марвин.
— Но зачем? — с сомнением протянул Эткин.
— А вот это надобно узнать и пресечь, — Генрих бесстрашно положил руку на рукоять Гиарды. — Покараулим-ка мы, други, восход луны, да посмотрим — что из всего этого получиться!
Вышедшая из-за облаков луна обливала землю холодным, мертвенным светом. Причудливо изогнутые тени сплетались в рисунок непонятный, нечеткий, но в высшей степени зловещий. Прочно расставив ноги и опершись на эфес Гиарды, Генрих бдительно всматривался в окружающую их опасную полумглу, из последних сил сопротивляясь липким тенетам наползающего сна. Да что же это такое? Наверное, сами Пресветлые боги отвернулись от них сегодня и вздремнули, подчиняясь убаюкивающим чарам неведомой магии, казалось, так и витающей над незадачливыми демоноборцами. Эткин, прикорнувший под сенью полуразрушенной стены, вновь в полной мере воспользовался своей удивительной способностью сливаться с внешней средой и весьма достоверно изображал огромный валун, если бы не громоподобный храп, выдававший его с головой. Марвин, неловко опершись на собственные колени локтями белоснежных рук, пальцы которых так и остались сложенными в каком-то магическом пассе, умудрился задремать посередине творимого заклинания. Словно не выдержал натиска противодействующего волшебства. Да это же это такое! Генрих вздернул медленно клонящуюся на грудь голову и прислушался. Померещилось? Приснилось? Барон был готов поклясться, что не ранее чем секунду назад, его бдительный слух уловил осторожное шебуршание, раздавшееся прямо под его ногами, в глубине подземелья. И этот шум не могли производить живые обитатели замка, потому что он лично снабдил Гийома и Маризу деньгами из своих запасов и посоветовал пробираться в Силь, гарантируя что одно упоминание имени Повелителя обеспечит им теплый и радушный прием.
— Марвин! — барон бесцеремонно тряхнул друга за плечо, пытаясь разбудить. — Ты ничего не слышал?
Но вместо ответа, некромант бесчувственной колодой повалился на бок, так и не выйдя из сонного транса.
— Эткин! — громко позвал сильф, но дракон продолжал храпеть столь сладко, что становилось понятно — колдовские чары и не собираются добровольно отпускать гиганта из своих гибельных объятий.
— Да что же это такое? — на этот раз вслух выкрикнул Генрих, вскакивая на ноги, совершенно обескураженный и сбитый с толка. — Почему лишь один я оказался не подвержен воздействию враждебной магии?
И словно стремясь развеять его сомнения, тонкое лезвие Гиарды, магического клинка, созданного демиургами, засветилось ослепительным, разгоняющим тьму сиянием. Магия вступила в схватку с магией.
Но демоны не собирались сдаваться без боя. Вскоре под настилом из гнилых досок, ненадежно прикрывающих вход в усыпальницу рода де Брен, возникло синеватое, гнилостное свечение, сопровождавшееся разъяренным шипением. Словно кровожадные болотные духи, жаждущие теплой человеческой крови, приняли брошенный им вызов и торопились ввязаться в бой не на жизнь, а на смерть. Вонючие ленточки тумана, сильно смахивающие на омерзительных бесцветных червей, заструились изо всех щелей и отверстий в основании фундамента, скручиваясь в кольца, немедленно обвивающие сапоги Генриха. Первого же подобного прикосновения оказалось достаточно для того, чтобы барон ощутил цепенящий холод разверзнувшейся могилы, несомый демоническими выделениями. Де Грей громко выругался и отскочил в сторону, поводя перед собой накалившимся лезвием рапиры, острый кончик которой рдел алым светом падающей звезды.
— Спаси меня Аола! — с надеждой выдохнул барон, услышав утробный, лающий хохот, нарастающий в недрах подземелья.
Волна оглушительных звуков, напоминающая апофеозное крещендо смертоносного гимна, бьющего по нервам и жилам, достигла своего апогея. Доски настила взвились высоко вверх, буквально выбитые чем-то или скорее кем-то, пробудившимся от долгого сна, и гулко ворочающимся в недрах тесного, каменного подвала. Темная сила выплеснулась наружу, и Генрих крепче сжал рукоять клинка, готовясь встретить неведомого противника. Но неожиданно, гадостная вонь и гнилостный свет сменились легкой, убаюкивающей мелодией, печально напевающей о несбывшихся мечтах. Из подземелья медленно, не касаясь ногами земли, выплыл невесомый, хрупкий женский силуэт, облаченный в белые одежды. Рука Генрих невольно дрогнула, он опустил рапиру и отступил назад, уступая дорогу незнакомой даме.
Точеная фигурка, окутанная то ли свадебным, то ли погребальным покровом, плыла прямо на сильфа. Трогательно склоненную головку, наводящую на мысли о сломленном бурей бутоне экзотического цветка, скрывала плотная вуаль, увы, ничуть не колышущаяся в такт нежному дыханию. Непрозрачный покров венчал веночек из увядших лилий. Округлившийся стан усопшей красавицы напомнил барону о том душераздирающем положении, в котором пребывала на момент гибели несчастная жертва — готовившаяся стать матерью, наполнив отзывчивое сердце Генриха новой порцией скорби. Мертвая Луиза тянула к нему бледные руки, взывая о милосердии. Повелитель, не в силах вынести это воистину жалостное зрелище, положил Гиарду на землю и преклонил колено:
— Прекрасная госпожа, я ваш верный слуга и если вы соблаговолите подсказать мне возможность, с помощью которой я смог бы облегчить страдания вашей неупокоенной души, то я…
Мертвая красавица неожиданно взревела, словно голодная гиена, торжествующе расхохоталась, подняла вуаль и бросилась на коленопреклоненного рыцаря. Расширенные от шока глаза Генриха моментально охватили все подробности представшего ему богомерзкого зрелища. Освещенные беспощадной луной пальцы Луизы, покрытые синюшными трупными пятнами, противоестественно удлинились, превратившись в крючковатые, сизые когти. Черный, криво раззявленный рот, полный могильной земли и жирных, желтых червей, издавал пронзительный ведьмин визг. Но, на фоне покрывающих лицо обширных ожогов и струпьев, особенно впечатляюще выглядели глаза, а вернее — их полное отсутствие. Вместо правого — плескалось студенистое озерцо зеленого гноя, зато из левой глазной впадины на Генриха жадно глянул красный, пылающий углем зрачок. В последний момент барон будто проснулся и умудрился совершить короткий перекат через плечо, спасший ему жизни. Руки-клешни промахнулись, щелкнул в каком-то дюйме от его шеи. Из пасти демонической твари вырвался разочарованный вой. Генрих подхватил брошенный клинок и на полусогнутых ногах мягко пошел вокруг противника, выбирая удобную для нападения позицию.
— Кто ты? — холодно спросил барон.
Тварь снова захохотала:
— Я младший брат владычицы Ринецеи, демон Арафел!
Генрих издевательски выгнул бровь. Он к месту вспомнил свое давнее правило, уже не раз и не два отлично помогавшее ему в различных жизненных передрягах — выведи противника из себя и твой шанс на победу возрастет многократно:
— Слушай, Ара, а вы случаем не кролики? А то что-то ваши родители отличались прямо таки неприличной плодовитостью. А еще что-нибудь, кроме вас, они делать умели?
Демон угрожающе заскрежетал зубами:
— Да как ты смеешь меня оскорблять. Я — великий боец!
— Угумс, верю! — с готовностью подтвердил барон. — Абигер, помнится, тоже так говорил… — он выдержал драматичную паузу, — … перед смертью!
— А-а-а, — взбешенно завизжал демон, размахивая лапами, — так это ты убил моего любимого, старшего брата!
Де Грей не стал незаслуженно приписывать себе чужие подвиги, но и опровергать обвинение тоже не спешил. Он просто замолчал, предоставляя твари возможность выть и бушевать сколько ей заблагорассудится. А между тем, взбешенный демон совсем ослабил бдительность и бездарно проморгал момент, когда Генрих повернулся спиной к тусклой луне, подгадав ту позицию, в которой ее неяркий свет ослепил единственный глаз Арафела. Свистнула Гиарда… Демон успел уклониться, но оказался недостаточно проворным. Отрубленная лапа чудовища полетела на землю, фонтан дурно пахнущей, черной крови, забил из обрубка. Арафел взвыл и схватился за культю. Незримая аура враждебной магии, до этого времени плотно опутывающая двор замка, разом ослабела. Эткин завозился и чего-то неразборчиво забормотал в полудреме, протяжно зевнул некромант…
— Марвин, помоги! — громко закричал Генрих, продолжая отбиваться от наседающей на него, все еще сильной твари. Соприкасаясь с когтями демона, Гиарда звенела, испуская радужные снопы огненных искр. Но вот один коготь зацепил плечо храброго сильфа, глубокая царапина тут же набрякла каплями крови…
— Марвин! — снова позвал Генрих.
Молодой некромант открыл глаза, мигом оценил ситуацию и быстро сплел пальцы, рисуя магический знак. Оконченное заклинание сорвалось с его губ и полупрозрачной сетью всего лишь на краткий миг окутало демона, но и этого оказалось достаточно. Лезвие Гиарды блеснуло в лунном свете, и отрубленная голова умершей графини покатилась по пепелищу.
— Отправляйся к брату! — напутствовал ее барон, судорожно переводя дыхание и зажимая кровоточащую рану. — А невинная сущность госпожи Луизы пусть вернется в Обитель затерянных душ!
— Браво, отважный барон! — от всего сердца похвалил Эткин. — Вижу, семейство Ринецеи убывает весьма впечатляющими темпами!
— Но все-таки недостаточно быстро, — буркнул Генрих, покачиваясь на подгибающихся от усталости ногах. — Хоть бы ты, Марвин, на них какую заразу наслал что ли. Что-то меня в раз слабость обуяла…
— И не мудрено, — некромант уже извлек из своей сумки бинты и корпию, и щедро плеснул на руку друга какой-то прозрачной жидкостью, заставившей барона взвыть не хуже убитого им Арафела. — Тварь оказалась чрезвычайно сильна, но ее магическая защита схлынула мгновенно, забрав заодно и твою энергию. Радуйся, что вообще уцелел, мало, кто способен устоять в бою против высшего демона!
Эткин задумчиво бродил вокруг обезглавленного трупа, присматриваясь и принюхиваясь.
— Это ты чего? — хохотнул барон, после снадобий Марвина почувствовавший себя значительно лучше. — Хочешь кроме горгулий еще и демоном закусить?
Но дракон лишь вяло махнул на насмешника лапой, не прерывая своих исследований:
— Если демон вселился в тело мертвой графини, — негромко рассуждал он, — значит, он искал среди руин замка то, о чем мог помнить человеческий разум погибшей красавицы. Интересно, ради чего такого ценного Арафел сознательно подвергал себя опасности, так долго оставаясь в уязвимой смертной оболочке?
— А ведь Эткин прав! — воскликнул прислушавшийся к словам гиганта некромант. — Демон что-то искал!
— На теле нет ничего необычного. А вот лицо…, — дракон когтем поддел голову несчастной Луизы, — вернее глаза…, — Эткин изумленно присвистнул. — Марвин, подойди, глянь, это точно то — о чем я думаю?
Молодой некромант бережно принял от дракона останки мертвой красавицы и разразился серией восторженных воплей. Генрих недоуменно хлопал глазами:
— Да что вы там обнаружили то, гоблин меня раздери?
— Ты наверно не слышал, что глаза драконов обладают уникальной способностью — могут видеть чуждую магию? — улыбнулся Эткин.
— И?
— В замке де Брен хранился один такой глаз. Уж не ведаю, как и когда он к ним попал, но Ринецея об этом узнала, а это, в свою очередь, — дракон просиял, словно осененный судьбоносной догадкой, — наводит меня на мысль, что она действительно причастна к исчезновению моих собратьев. Этот глаз и нашел ее покойный братец…
— Дай мне кинжал, — потребовал Марвин и, получив желаемое, осторожно, затаив дыхание, выколупнул из левой глазницы Луизы крохотный красный камешек, упавший на подставленную ладонь Генриха. — Вот он — легендарный глаз дракона!
— А я то думал, что мне просто показалось, будто ее зрачок пылает как уголь. — Покачал головой Генрих, рассматривая чудо. — А тут вон оно как все повернулось!
Подчиняясь убедительному жесту Эткина, некромант поднес камешек к собственному правому глазу и приложил к роговице. Сияющая красным светом точка дружелюбно мигнула и в один миг всосалась в глазницу Марвина. Юноша негромко ойкнул.
— Больно? — заботливо поинтересовался дракон.
— Нет, — Марвин восторженно оглядывался по сторонам, — просто я сразу стал значительно лучше видеть этим глазом. Мир словно обрел невиданную четкость и насыщенность красок. Не взирая на темноту, я теперь вижу даже спящих букашек, сидящих на травинках!
— Ох, чует мое сердце, не случайно все это! — тихонько ворчал Эткин, пока некромант вдохновенно и поэтично описывал красоты ночного мира. — Не просто так мы этот артефакт нашли! Похоже, все события, что с нами происходят, нанизаны на единую нить будущего, словно соседние бусинки в длинном ожерелье, и не зря нам этот камушек даден был, ох — совсем не зря!
Глава 2
Я никогда не бывала вблизи города Нис. Не бывала ни в реальности, ни в мечтах, ни даже во сне. Да откровенно говоря, и сейчас не испытывала особого желания там находиться. А пришлось, однако.
«Ну почему жизнь чаще всего оказывается такой подлой и гадкой штукой? — мысленно стонала я, возмущенно разглядывая поистине ужасающее содержимое не шибко глубокого рва. — Сначала развивается по спирали, все круче и круче сжимая витки неприятностей, а потом и оглянуться не успеешь, как она уже перешла в смертельный штопор! И не вырвешься из этой убийственной петли, поздно…». От отвращения и стопроцентного осознания собственной правоты, я негодующе сплюнула, ладно хоть себе под ноги, а не на кого-то еще.
— И что делать то станем? — растерянно спросил Огвур, не отводя взгляда ото рва.
— Закапывать, — спокойно предложила я. — Или у тебя есть идеи получше?
— Ох, уж это твое знаменитое спокойствие, Мелеана! — хмуро пробасил орк. — Сдается мне, что оно всегда носит вещий характер и предшествует крупным неприятностям.
— Нет, хуже уже некуда, — пискнул Ланс, прячась за широкую спину любезного друга и закрывая нос полой плаща, пытаясь хоть немного защититься от невыносимого смрада, поднимающегося надо рвом. — Хуже уже не будет!
— Будет, будет, — оптимистично пообещала я. — Спорим на бутылку красного эльфийского?
— Невероятный цинизм, причем, у обоих, — осуждающе покачал головой Огвур, вздохнул, поплевал на ладони и взялся за черенок тяжелой лопаты. — Но ведь если рассуждать справедливо — то жизнь еще циничнее. Идите-ка вы отсюда, — посоветовал он нам, — не для вас это работа, — отвернулся и принялся умело засыпать ров комьями серой земли. Я скороговоркой пробубнила короткую погребальную молитву, прощаясь с теми, кто покоился во рве, и отошла прочь, уводя с собой печального Лансанариэля.
Медальон с портретом белокурого принца, который я неправедно экспроприировала у Гельды, нагрелся и призывно задергался, предлагая выйти на связь. Уже не первый раз за эти несколько дней, кстати. Но я сердито прихлопнула его рукой — типа: стоять, бояться. Я злилась:
— Достал уже, козел! — сквозь зубы негромко прорычала я.
Идущий рядом полукровка испуганно вздрогнул и покосился на меня преданными, телячьими глазами.
— Да это я не тебе, — раздосадовано успокоила я не в меру чувствительного красавца. — Хотя ты тоже не подарок!
Ланс уныло сгорбил плечи, понимаю, что в таком состоянии со мной лучше не связываться, себе дороже обойдется.
А я не просто злилась, внутри меня все буквально кипело от едва сдерживаемого гнева, временами все же прорывающегося наружу в виде саркастичных реплик и грубых комментариев. Да и было от чего психовать.
К стенам Ниса мы прибыли совершенно измученными, донельзя раздраженными непрерывным нытьем и жалобами Гельды, не привыкшей ходить пешком. Огвуру то что, тот наверно готов и до Поющего острова по воде аки посуху прошагать, и даже глазом не моргнуть. Лансанариэль мужественно крепился, иногда страдальчески морщась и бросая на меня мученические взгляды. Признаться честно, я и сама давно ощущала, что правый сапог натер на моей, не такой уж и изнеженной пятке — здоровенную мозоль, но повинуясь какому-то безотчетному импульсу, все подгоняла и подгоняла друзей, упрямо продвигаясь вперед. Пару раз мы вымокли под проливным дождем, сухой паек почти закончился, но и это не умерило моей непонятной прыти. И все равно — мы не успели.
— Да и спешить не стоило, — брезгливо сморщилась Гельда, заглядывая в ров, — они мертвы уже не первую неделю.
В паре шагов от нас, Ланс нерадостно завис над чахлым кустиком, не в силах совладать с приступом сильной рвоты. Да и саму меня мутило изрядно, причем даже не столько от ужасающего запаха мертвечины, а сильнее всего — от огромного роя отожравшихся зеленых мух, с жужжанием нехотя взметнувшихся вверх при нашем приближении. Сначала мы обнаружили развалины городских строений, носившие следы ожесточенных боев, а затем — наспех вырытый ров, в котором и покоились разлагающиеся тела погибших защитников Ниса. Я вновь хлопнула по некстати потеплевшему кулону. И чего, интересно, добивался белокурый принц, призывая меня спешно прибыть к городу? Неужели он хотел показать мне это?
Они лежали здесь все, небрежно брошенные в красноречивых позах существ, дорого продавших свои жизни. Могучие воины-кентавры с темными крупами, покрытыми страшными резаными ранами, изящные женщины, и даже дети-жеребята. У одного из мальчишек в руках еще виднелся сломанный игрушечный лук, из которого он, видимо, пытался отбиться от беспощадных завоевателей.
Я сделала еще пару шагов, плашмя рухнула на землю и безудержно разрыдалась, выплескивая в слезах владевшее мной страдание и злость. Да будьте вы прокляты бессердечные Дети холода, с мечом пришедшие в мой край! И ты, ненавистная Ринецея, ты еще заплатишь с лихвой за все творимые тобой злодеяния!
Словно в полусне, я ощутила, как крепкие руки Огвура заботливо поднимают меня с острой щебенки, бережно заворачивают в теплый плащ и, укачивая, несут куда-то, а над моей головой убаюкивающее рокочет знакомый голос орка, выпевая что-то непривычно колыбельное. А потом я, и в самом деле, крепко заснула…
Меня разбудил отдаленный шум, навязчиво лезущий в уши и напоминающий рокот никогда не умолкающего водопада. Я удивленно подняла растрепанную голову. Великая Аола, ну я и попала! Ничего не чуя, я мирно и беззаботно дрыхла на невысоком, поросшем мягкими лопухами холмике под чудом уцелевшим фрагментом крепостной стены, а в какой-то полусотне шагов от меня волновалось безбрежное море закованных в черные доспехи воинов, осененных широкими полуразмахами огромных крыльев. Демоны, это были демоны! Я попыталась пересчитать темное воинство и тут же сбилась со счета. Сколько из здесь — пять тысяч, десять? Впереди мрачных рядов отчетливо выделялись двое. Первый — тощий, бесцветный альбинос с узким прищуром красных глаз, облаченный в серебряные латы, оказался ни кем иным, как уже известным мне дядюшкой, познакомиться с которым я успела во время знаменательного ритуала с травой янт. А второй… при виде него мне захотелось немедленно и трусливо накрыться полой плаща, а еще лучше — мгновенно перенестись на сотню миль подальше от этого злополучного места. Ибо это был он!
Очень высокий, с неправдоподобно мускулистыми плечами и осиной талией, намеренно подчеркнутой наборным поясом из чередующихся золотых и серебряных пластин. Без каких-либо доспехов вообще. Расстегнутая почти до пупа шелковая белая рубашка обнажает гладкую, выпуклую как щит грудь, и упругий живот с красивым рельефом пресса. Парчовые серебристые штаны небрежно заправлены в белые замшевые ботфорты с алмазными пряжками, выигрышно выделяющие маленькую стопу с высоким благородно-породистым подъемом. Белокурые локоны струятся по плечам, золотистые глаза смеются. Странной формы меч криво воткнут в землю около ног хозяина. В руках принц держит бокал, до краев наполненный светлым игристым вином. Иногда он поворачивается к своему войску и отпускает очередную, из-за расстояния не слышную мне шутку, встречаемую раскатами громового хохота. Белокурый красавец невероятно прекрасен, в меру пьян и безмерно весел. А я сижу себе как дура, на пригорочке, заспанная и не умытая, перед самым носом мужчины моей мечты и трясусь от страха, будто осиновый лист. Вот так подарочек судьбы, гоблин меня задери!
И тут во мне гордость взыграла! В конце-концов, принцесса я или нет? О-о-о, да я ведь всем принцессам принцесса — белая кость, голубая кровь (или такая только у каракатиц бывает?). А в добавку ко всему — еще и внучка самой Смерти, еще и родная племянница богини Аолы, еще и страшная что мама не горюй, еще и сумасшедшая, еще и рыжая, еще и…Короче — все лохи, одна я звезда… Вот!
Закончив этот маленький, но очень действенный аутотренинг, я мгновенно воспряла духом. Неторопливо вынула из сумки гребень и тщательно причесала волосы, причем провела расческой по своим спутанным кудрям не больше и не меньше, а ровно сто раз, как нянюшка Мариза в детстве учила. Прополоскала рот ароматической эссенцией, мысленно убеждая себя, что ни с кем я целоваться и не собиралась, и не собираюсь в ближайшем обозримом будущем, а просто соблюдаю личную гигиену. Поднялась на ноги, аккуратно свернула плащ и воинственно, немного набекрень, нахлобучила на голову любимую поношенную шляпу с линялым петушиным пером. А потом состроила зверское лицо и легкой, летящей походкой двинулась на встречу вражескому войску, взиравшему на разыгрываемый перед ними спектакль квадратными глазами и с перекошенными мордами. Вот так то, господа демона, мы тоже, как говорится — не лыком шиты!
— А Ланс где? — шепотом, сквозь зубы, спросила я у Огвура, невозмутимо вышагивающего справа от меня. Где-то за нашими спинами скромно маячила присмиревшая, и прикусившая болтливый язычок Гельда.
— Купаться пошел, — мило улыбнулся орк.
— Ку…, чего? — поперхнулась я. — Он чего, сбрендил? У нас же война на носу!
— А он заявил, что ему немытым — помирать стыдно, — четко отрапортовал тысячник, старательно пряча ехидную интонацию.
Я восхищенно повертела головой. Похоже, наш не шибко умный полуэльф устроил свою собственную демонстрацию выдержки и самообладания. Вот как им не восхитишься? Вроде — дурак дураком, а порой до того нагло себя вести умудряется, что меня аж зависть берет!
Белокурый принц встретил мое приближение галантным поклоном и очередным глотком вина, на этот раз за здоровье хорошо выспавшегося, симпатичного врага, к тому же — оказавшемуся дамой. Хотя, на мой взгляд, этот глоток оказался излишним, принца итак уже изрядно покачивало. Вблизи он выглядел еще милее и ослепительнее. Да и привычку воевать в бальном наряде и в состоянии заметного алкогольного опьянения, иначе как истинно дворянской и не назовешь.
Я нахмурилась, больше для порядку.
— Ну и что это за безобразие?
— Это? — принц одним глазом прищурился на бокал. — Белое, игристое, из правого сектора придворного виноградника Ширулшэна, урожая тысячу сто…ик…года! Хочешь? — он любезно протянул мне неполный кубок.
Я начала тихо впадать в состояние полной кататонии:
— Не хочу! И вообще, по утрам пьют либо дегенераты, либо…
— Аристократы! — закончил за меня любимый мужчина, расплываясь в счастливой улыбке.
Огвур крякнул, пряча добродушную усмешку. Похоже, принц ему понравился.
Я задрала голову и в упор встретила пристальный взгляд золотистых глаз. Острых как стилеты, нечеловечески добрых и мудрых, и… абсолютно трезвых. От неожиданности я моргнула. В следующий же миг принц пьяно хихикнул, сделал глупое лицо, и мне оставалось только гадать — трезв ли он на самом деле, или все это мне только померещилось.
— А ведь мы так и не познакомились, — громко, с требовательным нажимом, сказала я. — Как прикажешь тебя называть?
— Называй меня любимым! — нежно попросил красавец, эротично выпячивая губы и посылая мне воздушный поцелуй.
От подобного неприкрытого нахальства, я обомлела:
— А пошел ты, козел! — невежливо послала я. — Мы ведь враги!
Принц немедленно перешел от комедии к трагедии. Он выронил кубок, расплескав вино по земле, схватился за сердце, второй рукой эффектно прикрыл глаза и глухо застонал, симулируя как минимум сердечный приступ. Причем, весьма правдоподобно.
Читать бесплатно другие книги:
