Капля крови и море любви Сапфир Ясмина

Лемы думали совсем не по-человечески, если можно так выразиться.

Как выяснилось, в голове людей и остальных рас вначале рождался образ, и в то же мгновение переводился в слова. Проще всего было перехватить именно его, потому что выражал свои мысли каждый по-своему. Одна и та же реплика могла отражать совершенно разные мнения, впечатления, сведения. Все зависело от интонации, а вот ее уловить у меня не выходило совершенно. Хейла утешила, что это наживное и посоветовала временно сосредоточиться на картинках.

Вскоре у меня начало получаться.

С людьми и котами выходило все лучше и лучше. Только не с лемами и велфами. Лемов я решительно не понимала. В их мозгу роились неведомые образы, не похожие ни на что знакомое, более-менее понятное.

Велфы, как бы ни старалась, продолжали сбивать с ног сильными эмоциями, и в такие моменты я даже свои мысли и чувства узнавала с трудом.

Лучше всего получалось ставить блок. Через пару часов тренировок я создавала его почти на автомате, за считанные секунды.

И все же Хейла осталась довольна своей работой.

Когда за окнами забрезжил рассвет, и розовые кляксы растеклись по далеким облакам у горизонта, она похлопала меня по плечу и произнесла:

– Что ж. Ты отлично справляешься. Получше многих. Отдохни. Продолжим завтра, с самого открытия бара.

И не я успела ответить, как Хейла ловко спрыгнула с табуретки и, не прощаясь, по-английски ушла из заведения.

Вира налила мне большую кружку ягодного чая и предложила:

– Выпей и отдохни.

Более дельного совета сейчас мне не дал бы никто.

Голова была пустой и гулкой, в висках бешено пульсировала кровь, по телу разливались слабость и усталость. Казалось, прилягу на барную стойку и мигом отключусь, невзирая на неудобства и неловких свидетелей.

Народ рассасывался, и клубный зал изрядно опустел. Людей в заведении уже не осталось.

Музыка стала тише, нежнее и медленней. Откуда-то пахнуло свежестью, хотя все окна оставались наглухо закрытыми. По залу поплыл приятный, цитрусовый аромат.

Две пары лемов кружили неподалеку от барной стойки в каком-то плавном, красивом танце, похожем на фигурный вальс.

Короткие, расклешенные юбки девушек взмывали в воздух, превращаясь в балетные пачки. Нескромному взгляду представали длинные, кукольно-тонкие, правильные ножки и крошечное белье. Мужчины лихо управлялись с партнершами, но выглядели почти безучастными к их идеальной красоте.

В углу, за синим столиком, тихо перешептывалась троица котов. Даже не будь они мощными, косматыми и диковатыми на вид, я узнала бы эту расу без труда. По одним только движениям – текучим, но одновременно исполненным внутренней силы, резким, но одновременно грациозным.

Возле бара все еще толпился народ, выстроилась хвостатая очередь из тех, кто жаждал выпить напоследок.

Я медленно сползла с табуретки, придерживаясь за стойку. Каждое движение давалось ценой неимоверных усилий и долгого аутотренинга.

Чего-то вроде: еще немного, еще чуть-чуть, последний бой он трудный самый…

Вира улыбнулась, я кивнула ей и побрела в свое новое жилище.

На кухонном столе появились розетки с печеньем и вареньем – вишневым, клубничным и персиковым. Прозрачные, напитанные сиропом ягоды поблескивали в рассеянном свете лампочек на потолке, источая на всю кухню сладкий фруктовый аромат. С ним смешивался чудесный запах мяты с жасмином из большого стеклянного чайника. Чашки выстроились тут же – рядком.

Я решила не заглядывать в кухонный гарнитур. Похоже, все необходимое нарочно выставили наружу.

Все еще в оцепенении, я выпила несколько чашек чая, и сгрызла полрозетки крекеров. Решила убрать варенье в холодильник, и ахнула. Еще недавно там удавилась бы мышь, теперь же полки ломились от яств. Ягоды, овощное рагу, блины с творогом и мясом, жареные тушки каких-то птиц, запеченные клубни, молоко, сыр, йогурты… Чего тут только не было!

И я почувствовала себя туристом возле шведского стола пятизвездочного отеля.

Следующие несколько минут микроволновка гудела не переставая. На меня напал дикий жор. Я умяла тарелку жареных овощей, целую птичью тушку и снова выпила несколько чашек чая.

Вот теперь отлегло.

Я вышла в спальню и уныло оглядела одинокое помещение.

Комната с огромной кроватью, великанским гардеробом, тремя тумбочками и тремя же креслами, выглядела неуютно пустой.

Когда-то я любила простор, теперь же он скорее пугал, заставлял почувствовать себя еще большей сиротой.

Казалось, только теперь, полностью удовлетворив телесные нужды, я запоздало осознала, что друзья, близкие – все остались в той, другой жизни. На недоступной мне больше Земле.

А здесь… Здесь я совершенно одна. Никому не нужная, проблемная телепатка и эмпатка…

Я опустилась на мягкую кровать, накрытую покрывалом с оленятами, и воспоминания, эмоции хлынули рекой. На сей раз не чужие – мои, собственные.

Отключить их, избавиться, поставить щит я уже не могла.

Цирковой купол в радужных полосках, огромная арена и алые бортики вокруг… Сладкий запах попкорна, соленый – чипсов, приторный – газировки перебивают дикую смесь ароматов зрительского парфюма.

Статная, красивая акробатка исполнят сложные кульбиты на лошади. Серая, в яблоках кобылка рысит по кругу, чуть опустив голову. Словно нарочно позволяет зрителям в деталях разглядеть высокое украшение на лбу – с десяток цветных перьев, перевязанных красной лентой.

Девушка делает сальто, замирает в ласточке, вдруг переворачивается, встает на руки, разводит ноги в шпагате и снова сводит их.

Сверкают в свете ярких лампочек под куполом ее серебристый корсет, черные лакированные сапоги и голубые колготки. Маленькая лазурная пачка из сотен оборок даже не трясется, словно и не накрахмаленная вовсе, а пластиковая.

Крохотная черная шляпка с алой ленточкой на полях подпрыгивает на крутых кудряшках гимнастки, но остается на месте, будто приклеенная.

Внучка вскочила с места, визжит и хрустит попкорном одновременно. Розовый бантик на левой косичке развязался. Плотные, черные колготки сползли, собрались складками на коленках.

Малышка оборачивается и в серых глазах ее плещется восторг, на лице – счастливая улыбка.

Дочка хихикает, поддергивает зеленую гофрированную юбку непоседы.

Подталкивает меня локтем, тычет пальцем в арену. Коротко стриженые ногти дочки, очень красивой, овальной формы поблескивают в лучах все тех же неуемных светильников.

Янтарные сережки трепещут в маленьких мочках, подчеркивают длинную, тонкую шею…

Глаза обожгло, я спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.

Безутешно, горько и громко…

Внезапно твердая, горячая рука легла на плечо.

– Тебя кто-то обидел? – голос Тала звучал словно издалека и как-то совсем незнакомо. Исчезли металлические нотки, приказные интонации. Король говорил мягко, почти душевно.

Я убрала ладони с лица, вытерла ими глаза и обернулась.

Тал резко убрал руку с моего плеча, неторопливо обошел, и замер в нескольких шагах, буравя немигающим взглядом. Как же изменились его глаза! Опять, в который уже раз за сегодняшнюю безумную ночь!

Еще недавно ледяные, безжизненные они сияли, и казались даже не голубыми – ярко-синими, как васильки.

– Все нормально, – всхлипнула я как-то слишком жалобно. – Просто… хочу домой… к близким.

Горло словно стянула петля, слезы вновь хлынули из глаз.

Лицо Тала преобразилось – желваки заходили ходуном, черты заострились, щеки впали. И без того бледная кожа совсем посерела.

– Хочешь к своему мужу? Под бочок? В теплую постель? Соскучилась по нему?

Секунда, другая – и Тал совсем близко. Еще секунда – и я на постели, под горячим, каменным телом велфа. И чудится мне – никакие силы не сдвинут его даже на миллиметр.

Не успела понять, осознать – что происходит, властные губы короля впились в мои…

Поцелуй был долгим, напористым, но язык Тала ласкал очень нежно, осторожно, умело.

Я сомлела, совершенно потеряла ощущение реальности.

Стены, пол, потолок, кровать – все поплыло, растворилось в сладком мареве.

Тал резко напрягся, и я ощутила, как твердый бугор на его брюках уперся в живот. Ничего себе он среагировал! Ведь и пары минут не прошло…

Король выдохнул, вздрогнул, рывком отстранился.

Завис надо мной на руках и сквозь зубы процедил:

– Только не говори, что тебе не понравилось! Или что твой мужик, человечишко мог лучше. То, что могут в постели велфы, ни одной расе не под силу.

Я замерла, загипнотизированная его взглядом, совершенно сбитая с толку. Глаза Тала сверкали аквамаринами, губы скривились – то ли иронично, то ли зло.

– Я… не об этом, – с трудом выдавила из себя. – Я про дочку…

Мгновение – и тяжесть горячего тела велфа исчезла. Тал очутился рядом, на постели, уже не лежа, а сидя.

Я с трудом приподнялась, не в силах прервать наш зрительный контакт.

– Этого я не ожидал, – велф застыл, словно превратился в статую. Косой взгляд его внимательно исследовал мое лицо. – Вернуться не получится, – вдруг почти резко добавил король, поменял позу и закончил. – Произошел полный обмен. Назад пути нет. Ни тебя, ни нашего беглеца граница не пропустит. А будете пытаться, погибнете.

– Полный обмен? – ошарашенно повторила я.

– Преступник закрепился в вашем мире. Обменялся с кем-то кровью и выбросил тебя, чтобы в наш не затянуло. Так происходит через какое-то время. Затягивает назад, что ни делай, как ни сопротивляйся. А если не обменяться кровью с кем нужно – верная смерть. Ты попала сюда и либо должна была умереть, либо обменяться кровью со мной. Но после этого ни преступник, ни ты назад не вернетесь.

Каждое его слово словно вбивало в грудь гвозди. Сердце больно кололо, на плечи навалился непомерный груз – тянул к земле, сплющивал.

Дочка… неужели я больше ее не увижу? Даже голоса не услышу?

Вспомнилось, как она отвечала в телефон: «Да, мамулькин?»

Не «Ало», как большинство, а именно так.

На глаза опять навернулись слезы, я зашлась рыданиями, закрыла лицо ладонями.

Тал затих. Несколько минут казалось, его и вовсе нет в комнате. И вдруг на мои запястья легли горячие пальцы. Оторвали руки от лица, и… Тал слизнул слезы со щек. Раз, два, три…

Это было так странно… и так волнующе.

Секунда, другая, один удар сердца, второй…

Тал вскочил на ноги, отшатнулся, будто почти потерял равновесие, и вдруг окликнул меня от самой входной двери.

– Тебе надо отдохнуть. Если что-то потребуется, зови Виру. Она живет через три квартиры от тебя. Увидимся, Олейса…

Дверь хлопнула, и мне осталось лишь недоумение.

Тал… он сбивал с толку и волновал так, как давно не волновал ни один мужчина.

То холодный и колючий, то вдруг душевный и почти нежный… Он был таким странным, таким не-человеком…

Я усмехнулась – вот тебе и определение. Велф… не-человек.

Откинула покрывало, и легла в постель. Клетчатое шерстяное одеяло было очень теплым, каким-то даже уютным.

Я прикрыла глаза и мгновенно отключилась.

Глава 4

Не знаю почему, но вместе со сном пришло и успокоение.

Не смотря на слова Тала, я почему-то была уверена, что мы с дочкой и внучкой увидимся вновь.

Пусть не так, как хотелось бы, пусть я не вернусь назад, но нас ждут многие и многие встречи…

Казалось, интуиция подсказывает что-то, почти обещает… И я внимала, впитывала информацию, и на душе становилось легче, теплее.

На этой приятной ноте сон слетел окончательно, и по телу разлилась бодрость.

Как ни удивительно, от вчерашней слабости, изнеможения не осталось и следа.

Я чувствовала себя так, словно уже недели три в отпуске, нежусь на пляже, плаваю и отсыпаюсь.

Открыв глаза, я не сразу сообразила – где нахожусь. Где моя квартира? Где выкрашенные в светло-бежевый цвет стены? Двуспальная кровать, на которой ощущала себя одинокой и брошенной? Круглый светильник на потолке с фигурными изломами цветущих веток?

Куда все исчезло?

Просторная, синяя спальня казалась чужой, но в то же время я ощущала себя в ней спокойно, почти по-домашнему.

Солнце ярко светило в окна, хотя серебристые стрелки черных треугольных ходиков на стене показывали, что уже почти четыре вечера.

В комнате пахло огурцовой свежестью. Наверное, уборщица поменяла отдушку. Хотя я так и не успела попросить ее об этом.

Что ж… приятно.

Я сладко потянулась и вдруг заметила, как на запястье что-то сверкнуло. Это еще что за новости?

На тыльной стороне запястья светились несколько золотистых полосок. Я насчитала двадцать три. Они напоминали нанесенную на кожу краску, но пока мылась в душевой, тщательно терлась мочалкой, мылом, полоски даже не потускнели.

Напротив, если кожа нагревалась, они проявлялись ярче, а если охлаждалась, становились едва заметными.

Я обернулась в мягкое, розовое полотенце, вышла из ванной и заглянула в чудо-гардероб.

Взгляд упал на длинный сарафан из тонкого хлопка – белый, с оборками и кружевами по подолу. Что-то подсказывало – день сегодня жаркий, а мне очень хотелось выйти в город. Я даже не удивилась, обнаружив, что платье точно в пору. Впрочем, как и белые кожаные босоножки, на плоской подошве.

Та-ак. Мне же обещали заплатить! Да еще как-то по-особенному! И где же эта особенная плата? Надеюсь, поцелуи и объятия Тала не имеют к ней отношения?

От одной мысли о короле велфов меня бросило в жар. Словно опять девочка-подросток и представляю симпатичного мальчика.

Господи! Как же глупо! Как нелепо!

Мужчина себе на уме! Собственник, каких свет не видывал! Не то чтобы смотреть на других, даже вспоминать ненароком – и то под запретом! А я… я млею и вспыхиваю, думая о том, какими жаркими были объятия Тала, какими страстными, необузданными, но в то же время умелыми – поцелуи.

И глаза… Глаза короля велфов никак не желали выходить из головы.

Такие изменчивые, и такие теплые, сияющие, когда наши взгляды встречались.

Черт! О чем я только думаю?

Я по старой привычке тряхнула головой, торопливо расчесала и собрала в хвост волосы и вышла из квартиры.

Что там говорил Тал? Вира живет где-то рядом? Через три квартиры от моей – это вправо или влево? Ай, ладно! Пойду наугад. Надеюсь, не ввалюсь к какому-нибудь голому амбалу. Или того хуже, к сладкой парочке в самый неудачный для гостей момент.

Кто знает, как реагируют местные неведомые расы на такое вторжение в их интимную жизнь…

Что ж. Была не была!

Я подошла к выбранной двери и открыла ее, не без усилий повернув металлическую ручку. Многое тут рассчитывалось явно не на людей.

Вира выскочила из кухни навстречу, и мне почему-то сразу стало легче.

Запоздало вспомнилось, что вообще-то в приличном обществе принято стучаться. А вдруг хозяева квартиры моются или переодеваются?

По счастью, Вира не обиделась, не посчитала меня слишком бесцеремонной, чтобы продолжить нормальное общение. Похоже, она понимала, насколько я сбита с толку. В обычной жизни я, конечно же, постучалась бы, как минимум спросила – есть ли кто дома, стоит ли входить или обождать.

Но после вчерашних событий, хорошие манеры, казалось бы, впитанные с молоком матери, воспитание, которым я всегда гордилась, испарились как небывало.

Вира то ли поняла это, то ли просто не заморачивалась церемониями.

С разметавшимися по плечам золотистыми волосами барменша выглядела намного привлекательней, чем с собранными. Слишком узкое лицо ее казалось более округлым, миловидным. При ярком солнечном свете глаза Виры приобрели темно-серый, почти человеческий оттенок. И мне нравилось, что черты ее немного асимметричные. Губы и нос смотрели чуть вправо, на левой щеке выстроились почти в ровную линию шесть родинок. Одна бровь была заметно выше другой.

Не дав мне толком объяснить – зачем пришла, рассмотреть квартиру, на первый, беглый взгляд почти точную копию моей, Вира схватила за руку и потянула на кухню.

Первое, что бросалось в глаза на черном деревянном столе – огромная тарелка, полная спелой, темно-бордовой черешни. Крупные, налитые ягоды – одна к одной – так и манили. У меня аж слюнки потекли. Сразу вспомнилось, что так и не позавтракала. После вчерашнего пиршества, особого голода я не испытывала, но от небольшого перекуса не отказалась бы.

Вира кивнула на стул, и я послушно села.

– Угощайся! – барменша кивнула еще раз – в сторону тарелки, от которой я и так не могла отвести глаз. Поставила передо мной стеклянную розетку – кажется, для косточек, большую чашку черного чая и сама присоединились с тем же набором.

– Начнем с оплаты. Прости, вчера забыла тебе рассказать, – Вира взяла мою руку, перевернула ее тыльной стороной вверх и ткнула пальцем в золотистые полоски. – Это энергоденьги. В магазинах, ночных клубах, кафе, в общем, везде, ты берешь то, что подписано определенным количеством таких же полосок. Обычно они пунктирные. Значит, половина или треть. На выходе всегда стоит автомат. Подносишь к нему руку – и часть энергоденег снимается. Вся техника в нашем мире работает на этой энергии. Ею платят за работу, выдают кредиты и прочее и прочее. Кстати, Тал расщедрился. Больше десяти полосок за ночь не выдают никому. Даже мне.

Вира заговорщически подмигнула и в третий уже раз кивнула на черешню. Четвертый раз предлагать не пришлось. Ягоды были на редкость спелые, сочные и просто таяли во рту. Несколько минут мы с Вирой уплетали их за обе щеки, молчали и только переглядывались.

Воздух в квартире вейлфийки казался намного свежее, чем у меня. Я огляделась – нет, на кухне ни одного окна не открыто. В спальне, куда я ввалилась без стука, тоже.

Словно прочитав мои мысли, Вира улыбнулась:

– Тут специальная вентиляция. Воздух приходит очищенный и даже кислорода побольше. Помогает… когда надышишься спиртным, – она поморщилась. – У тебя в квартире также. Просто воздух прибывает в определенное время. Сейчас там тоже свежо.

Я вгляделась в лицо Виры. Почему-то очень хотелось ей доверять. Или мне просто нужен был хоть один друг, в новом, непонятном еще мире.

– Слушай. А вот Хейла… ей можно верить? – спросила напрямую.

Вира поморщилась.

– Мне сложно судить, – пожала сильными, но изящными плечами. – Я на стороне Тала, потому, что… им дорожу. Ты знаешь… бывают ситуации… когда никто не виноват, но всем плохо. Хейла заступалась за маму. Я бы сделала тоже самое. Мама… это святое. Вообще семья – это святое. Так что родных ты просто обязана увидеть. Тал говорил – у тебя остались дочка, внучка… Есть варианты. Это не быстро, очень непросто. Но… Раз у вас с Талом теперь общая кровь… Надежда есть. Только тебе нужно подождать, овладеть способностями, закрепиться энергетически. Тогда… возможно многое. В общем, Тал тоже заступался за мать. Хейла не взяла ни копейки из отсуженного у Эльгарда состояния. Но ее заработок… и вообще то, чем она занимается… Хм…

– Ты про лекарства и эликсиры из крови? – уточнила я.

Вира резко кивнула.

– Понимаешь, кровь – очень сильная субстанция. Тем более наша. Там уйма остаточной энергии. Она и владельцу навредить способна. Такие манипуляции всем могут аукнуться. И даже не один раз. Хейла не проверяет длительный эффект своих препаратов. Ни для доноров, ни для тех, кто пользуется ее средствами. Что станет с клиентами через год, через десять лет… Это ей уже не интересно. Заплатили сполна, результатом довольны, назад деньги не требуют, больше Хейле ничего не нужно.

Вира отвернулась к окну, словно залюбовалась на далекий глиняный горшок с пышными кустами тяжелых цветов, похожих на розовые пионы.

Почему методы Хейлы так волновали ее? Я хотела спросить, но на лице велфийки заходили желваки, совсем как у брата, когда он сильно переживал. В мой щит от чужих эмоций будто врезалась мощная воздушная волна. Я почти физически ощутила, как он гнется, сопротивляется, поддается. Че-ерт!

В ушах раздался оглушительный треск – словно лопнула плотная холстина и начала рваться, расходясь надвое.

Меня накрыла боль – сильная, острая она резала тело сотнями лезвий, жалила сотнями пчел. Аж в глазах потемнело.

Я вцепилась руками в стол, напряглась так, что плечи и шею свело судорогой, и попыталась восстановить щит, как советовала Хейла.

Ощутила ауру, наполненную густой, вязкой энергией. Взяла оттуда как можно больше – столько, сколько смогла отсоединить. Представила, как бесформенный кусок чего-то незримого превращается в непроницаемый шлем, вроде мотоциклетного. Мысленно надела его на голову… Уфф… отпустило.

Дикая боль ушла, ощущение, что в висках шумит и бурлит, пропало, в ушах зазвенела тишина.

Я бессильно откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. И будто издалека услышала слова Виры.

– Прости. Кажется, ты словила мои эмоции. Подруга, Мирта обращалась к Хейле. Она наполовину человек, как и сама ведунья. Так зовут Хейлу некоторые ее клиенты. В общем…

Я с усилием разлепила свинцовые веки – Вира смотрела сейчас почти как брат. Так, что прервать наш зрительный контакт казалось ужасным преступлением.

И без того длинное лицо барменши осунулось, желваки все еще бешено двигались, глаза метали молнии.

– В общем… Она сильно болела. Что-то с легкими… Необратимое для нашей медицины. Болела с рождения, но где-то годам к тридцати резко сдала, умирала на глазах. Задыхалась, не могла ходить, едва говорила. А врачи только разводили руками. Говорили – так и должно было произойти. Естественное течение болезни. Ничего не поделаешь. Финальная стадия, последняя… В отчаянии мы с Миртой обратились к Хейле. И та… продала нам свой эликсир из крови лемов и велфов. Лемы не страдают ничем подобным недугу Мирты. Только тем, чем можно заразиться. Генетические болезни, всяческие нехорошие изменения в органах их не берут совершенно. Велфов поражают генетические недуги и, очень редко, отказывают органы. Зато они не подвержены даже самым страшным и заразным инфекциям. Обе расы очень медленно стареют и восстанавливаются после травм за считанные часы. В общем, Хейла сочла, что такой микс полностью излечит Мирту. Конечно, она добавила туда еще какие-то снадобья, травы…

Вира осеклась, залпом осушила кружку чая, встала, плеснула себе еще и подлила мне. Она действовала быстро, как и ночью, в баре, но как-то более резко, нервно, что ли…

Наконец, Вира снова присела рядом, выдохнула и закончила:

– Вначале все было хорошо. Мирта поправилась. Но затем легкие ее снова начали разлагаться, еще быстрее, чем прежде. Она впала в кому… и очнулась через полгода. Легкие восстановились опять. Мирта живет от комы до комы уже больше пятидесяти лет. И никакие другие лекарства, обследования, чудо эликсиры Хейлы ей уже не помогают.

Вира замолчала вновь, допила чай, налила себе еще кружку и одним глотком осушила ее. Кивнула мне, но я помотала головой. Пить больше не хотелось.

– Прости, – вдруг совсем мягко проронила Вира. – Это все не твои проблемы. Хочешь есть?

После двух кружек чая и половины громадной тарелки черешни, в меня уже вряд ли что-то влезло бы. Я помотала головой, Вира ловко загрузила посуду в посудомойку и предложила:

– Тогда, может, прогуляемся по городу? Покажу тебе его, за покупками сходим? А?

Я закивала и поторопилась уйти от скользкой темы.

– Слушай, а вот если я, к примеру, месяцы не трачу энергоденьги… Я, что же, вся покроюсь полосками? Как зебра? Или стану позолоченной?

Вира рассмеялась – звонко и облегченно.

– Да не-ет! Полоски проявляются только от кисти до локтя. Чем больше тебе приходит средств, тем ярче они становятся. Затем, если приходит еще, они просто-напросто не исчезают после покупок. По сути это твоя энергия… Ее можно копить сколько хочешь.

– А украсть энергоденьги можно? Ну, например меня поймает кто-то и заставит снять месячную зарплату? Или вообще отрубит руку и пойдет снимать сам?

Вира удивленно приподняла брови.

– Вот это у тебя фантазии! Нет, только сам владелец, полностью добровольно может расстаться с деньгами. Любое принуждение отразится на ауре, и оплата не пройдет. Тоже самое, если рука пережата, заболела – все, ничего не купишь. У нас даже казусы случались поначалу. Ну, когда только ввели энергоденьги, вместо всех этих монет, бумажек. Человек сломал платежную руку… и все… ничего не в состоянии купить. Но создатели энергоденег объяснили, что в этом случае, собственной волей можно перекинуть средства на другую руку, ногу или еще куда-то. Полоски – это вроде обозначения твоей платежеспособности, не более того. Настоящие деньги, средства, суди, как хочешь – в твоей энергетике. И никто другой не может их ни отнять, ни использовать, ни заставить тебя отдать против воли… Как-то так. Поэтому воруют у нас исключительно вещи. От этого не застраховаться.

Барменша метнулась в спальню и уже оттуда добавила:

– Погоди пару минут. Я только соберусь.

В устах Виры фраза «пара минут» означала не быстро, а именно те самые две минуты.

Как только лаконичные треугольные ходики, прямо как у меня во всех комнатах, отсчитали указанное время, Вира влетела на кухню.

Волосы – собраны в аккуратный пучок, на лице немного косметики, вместо синих трико и белой футболки – кожаный корсет, кожаные штаны и сапоги, тоже кожаные. Совсем как вчера ночью.

– Идем! – она пристукнула серебристой металлической шпилькой по полу и махнула рукой.

Я послушно встала, и мы покинули квартиру.

Я думала, мы выйдем через зал ночного клуба. Но вместо этого мы свернули в другую сторону и направились к синему тупику.

Стоило приблизиться, стена словно бы растворилась в воздухе, открыв небольшую лесенку. Ступеней десять, не больше, уходили вниз и упирались в шершавую бирюзовую дверь с надписью «Черный ход».

Вира распахнула ее, и мы вышли наружу.

Я думала, днем оно не мерцает. Но небоскреб вспыхивал и погасал в точности, как и вчера ночью. Только клубная вывеска не светилась, и буквы казались уже не ярко-морковными, скорее бордовыми.

Зеленые, синие и голубые здания, испещренные тонкими черными прожилками или без них, на солнце бликовали не меньше, чем при ночном освещении.

Небо выглядело не столько лазурным или голубым, сколько очень светло-фиолетовым.

Далекие облачка несколькими рваными клочками ваты собрались у горизонта. В воздухе пахло тостами и прогретым камнем зданий. Прохожие то и дело обдавали нас с Вирой парфюмерными ароматами.

Мостовая закончилась резко – ее сменил зеленый асфальт – полупрозрачный, с изумрудными прожилками.

По улицам сновал народ. Кто-то гулял, кто-то спешил по делам. И я вдруг ощутила себя частью этого города, этого мира. Так странно… Прожить столько лет в другом измерении и вдруг почувствовать себя полноценным жителем волшебного, еще малопонятного мира-кармана, населенного диковинными существами.

Кукольно-красивые лемы в одеждах из тонких, струящихся тканей, приглушенных или удивительно чистых оттенков, вышагивали плавно, пружинисто, как танцоры. Мощные коты демонстрировали поразительную для их размеров и веса текучесть жестов, гибкость, грацию.

Невозмутимые велфы двигались бесшумно, будто не касаясь ногами земли. А временами перемещались с места на место внезапно, резко, едва уловимо взглядом.

Солнца они не боялись совершенно, даже шляп и панамок не надевали, носили серебряные украшения и явно прекрасно относились к дереву. Но все равно немного напоминали вампиров из фантастических книг моего мира.

Цветом кожи – бледным, порой даже с нездоровым, зеленоватым оттенком, клыками, хотя у велфов их было не четыре, как у нежити, а целых восемь.

И, пожалуй, полным внешним безразличием ко всему вокруг.

Но людей по пути все равно попадалось несравнимо больше. Не такие «правильные», как лемы, не такие мускулистые и грациозные, как коты, не такие необычные, приметные, как велфы, они все же не выглядели серой массой.

Скорее наоборот – именно люди отличались друг от друга намного больше, чем остальные расы. Высокие и низкие, невзрачные и привлекательные, безвкусно одетые и элегантные, смуглые, бледные и бронзовые они очень выделялись в толпе.

У кого-то на руке сверкали золотые полоски, у других их не было видно вовсе – наверное, перенесли на другие части тела. Как и Вира.

У одной очень высокой, тонкой как тростинка лемы, с темно-фиолетовыми глазами, полоски опоясывали шею, как колье. А руки девушки от плеч до запястий покрывали черные татуировки в виде тончайших узоров и завитков.

У кота с бронзовой кожей, сплошь усыпанной веснушками, «энергоденьги» сверкали на икре.

– Слушай… а как вообще начисляются эти деньги? Ими можно пользоваться, если все тело… забетонировано? – полушутливо-полусерьезно поинтересовалась я.

Вира даже чуть притормозила, окатила очередным пораженным взглядом.

– Вот это методы в вашем мире! Даже странно, что наши преступники туда так массово побежали… – хмыкнула она. – Не переживай… Начисляются с помощью какой-то машины. Она дает нужное количество энергии. Кстати! Совсем забыла! С помощью этой же энергии можно подпитать посевы, чтобы быстрее выросли, залечить несложные травмы, заставить работать технику с закончившимся аккумулятором. И не концентрируйся ты на полосках! Это видимость, не больше чем обозначение. Чтобы мы знали – сколько энергии в загашнике. Сами деньги привязаны к ауре. И чем она сильнее, тем легче управлять средствами. Некоторые делают это на одной лишь силе воли, даже не приближаясь к платежным автоматам. Тут кому как повезет. Надо просто научиться. Можно перевести деньги взглядом, силой мысли…

За разговором мы с Вирой отмотали приличное расстояние, и я вдруг поняла – что еще не так в этом чудном городе. Здесь было все: уютные деревянные скамейки для утомленных пешеходов, ажурные фонари, похожие на распускающиеся цветы, диковинный полупрозрачный асфальт, сине-зеленая мостовая, киоски, магазины, торговые центры, жилые дома. Но… совсем не было транспорта. Никакого. Ни пресловутых фантастических флаеров, ни громоздких ярких автобусов, ни юрких машин, ни заметных издалека станций метро. Неужели тут передвигаются только на своих двоих? А если понадобиться наведаться в другой конец города? Шагаешь, пока не рухнешь от усталости?

Ну ладно, местные нелюди. Особенно стожильные велфы. Они, наверняка, пройдут весь мир-карман и даже не запыхаются. А люди как выходят из положения?

Страницы: «« 1234 »»