Запретное знание Дональдсон Стивен

Даже 1,5 g – большой риск, но Мори хотелось верить, что ее многострадальный мозг все-таки способен выдержать еще одно небольшое напряжение. Если позволить себе более длительный сон, есть риск, что люди Ника успеют предпринять против нее какие-то шаги.

Если ее задумка сработает – если Мори все вспомнила и сделала правильно, – она сможет избежать приступа гравитационной болезни и сохранить угрозу уничтожения корабля. Ник ни разу не был в ее каюте во время ускорения или торможения и не знает, как она защищается от болезни. Прежде чем он решится сделать ей вызов, ему придется выяснить – или угадать, – какие у нее козыри. А на это уйдет время. Возможно, что «Мечта капитана» уже выйдет из гиперпространства. А оказавшись в ближнем космосе, Саккорсо может и пересмотреть обязательство, данное Амниону.

Приготовления заняли у Мори много времени. Их сложность не способствовала скорому завершению, да и память начала сдавать. Эмоциональная опустошенность оказалась сильнее электронных импульсов.

На пределе своего умственного восприятия Мори заметила, как «Мечта капитана» начала ускоряться.

– Нас преследуют два амнионских корабля, – донесся голос Кармель.

Неожиданно на вспомогательном мостике появилась Мика Васак и села за пульт оператора внешнего обеспечения.

– Ник послал меня следить за тобой, – как всегда нахмурившись, сказала она. – Не беспокойся, мешать тебе не собираюсь.

Плохо. Мика будет свидетелем беспомощности Мори во время ускорения. Чтобы как-то обезопасить себя, она вновь протянула руку к кнопке детонатора. Однако внимание Мори рассеивалось все больше и больше. Из последних сил Мори поспешила завершить свои приготовления. Любая ошибка, и ускорение лишит ее рассудка…

– Ничего не знаю об этом, Ник, – вдруг раздался голос Вектора по внутренней связи.

– У меня нет настроения гадать, – отрезал Ник. – Говори, как есть.

– Насколько я могу судить, новое оборудование в порядке, – ответил механик. – Питание подано – все работает без сбоев. Но понимаешь, Ник… – Вектор на секунду запнулся. – Некоторые тесты не идут, хоть ты тресни. С остальными все в порядке, но эти… Объяснений причин могут быть десятки. Чтобы разобраться с ними, потребуется месяц.

– А ты рискни, – хриплым голосом предложила Мори.

– Нет! – резко возразил Ник. – Этого делать мы не будем. Мори, твое время, так или иначе, вышло. Во-первых, ты не можешь не спать у кнопки еще месяц. Во-вторых, я не собираюсь рисковать и включать тахионный двигатель. С одной стороны, для этого нам нужно слишком большое ускорение (но тогда ты взорвешь корабль), с другой стороны, если двигатель подведет, мы поджаримся в гиперпространстве… Посмотри фактам в лицо, Мори! У тебя нет выхода.

Холодный и до отвращения знакомый страх сдавил горло Мори. Ей пришлось пересилить себя.

– А если Вектор станет тестировать оборудование месяц, у Станции всех свобод будет достаточно времени убедиться, что ты их обманул. Пожалуй, те два корабля откроют огонь.

Ник должен слышать ее. Обязательно должен.

– Я дам тебе десять минут, чтобы набрать скорость, – с мрачной решимостью продолжала Мори. – таймер я установила. – При этих словах Мори ввела в компьютер соответствующую команду. – Иначе я не пощажу корабль. Будет реализована программа самоуничтожения.

– Мори! – протестующе воскликнул Вектор. – А твоя гравитационная болезнь?

Пора нанести Нику удар в самое больное место.

– Проклятье! – воскликнула Мори. – А как вы думаете, зачем мне зонный имплантат?!

Пусть думает, что она не беспомощна. Пусть думает что ей не обязательно терять сознание, чтобы не потерять рассудок. Пусть поверит во все это.

То, как Ник выругался, подсказало Мори, что Саккорсо поверил.

– Приготовиться к ускорению! – рявкнул Ник на весь корабль. – Даю тридцать секунд! – Тут же последовали его распоряжения Вектору и рулевому.

Тридцать секунд. Тридцать секунд на последнюю уловку, на последнюю попытку спасти Дэйвиса и себя. Страх, словно холодный туман, окутывал ее, когда она повернулась к Мике.

– Ты знаешь, я поставила на карту все, – проговорила Мори как можно более твердо. – Ты знаешь, у меня нет выбора. Я повернусь к тебе спиной, чтобы ты не видела, какие меры предосторожности я принимаю. – Таким образом, Мика не увидит, как она заснет, не увидит, как она отпустит кнопку детонатора. – Это для твоей же собственной безопасности. И, пожалуйста, не надо на меня нападать.

Мика пожала плечами.

– Рискуешь ты, – ответила она. – Тебе с ним говорить, когда все кончится, не мне… – Через мгновение она добавила: – Я почему-то уверена, что ты не собираешься взрывать нас прямо сейчас. Кроме того, я сама хочу убраться из пространства Амниона.

Время вышло. Мори развернула кресло так, чтобы его спинка скрыла ее от глаз первого помощника. Когда двигатели «Мечты капитана» развили максимальную тягу, она потеряла сознание.

Дополнительная информация

Тахионный двигатель

Научный прогресс часто достигается и таким путем: сначала появляется изобретение, а затем прилагаются усилия для выяснения того, что же все-таки изобретено. Жуанита Эстевец построила тахионный двигатель за пять лет до того, как поняла суть своего открытия.

Ее достижение стало свидетельством того, что можно спроектировать и построить тахионный двигатель, зная о тахионах лишь понаслышке. Когда Эстевец, наконец, выяснила, как работает ее изобретение, она назвала эффект, а затем и двигатель, «тахионным», по названию частиц, движущихся быстрее, чем свет в вакууме. Очевидно, тахионы здесь ни при чем, но название, тем не менее, прижилось. Через столетие после того, как корабль ближнего космоса благодаря новому изобретению впервые преодолел гиперпространство и благополучно вернулся на Землю, двигатель по-прежнему называли тахионным.

Конечно, доктор Жуанита Эстевец была гением, хотя, по мнению некоторых своих коллег, и «с большим приветом».

Устройство, со временем оказавшееся прототипом тахионного двигателя, проектировалось ею как «разделитель вещества». Предметы, помещавшиеся в его поле, исчезали, «разделялись» на составные частицы и, предположительно, рассеивались в атмосфере. Больше всего заботясь о собственной безопасности, доктор не спешила делиться промежуточными результатами своей работы. Наоборот, Эстевец ушла в нее с головой, сосредоточившись на исследовании в двух направлениях: во-первых, она хотела измерить интенсивность излучения «разделенных» частиц в атмосферу, во-вторых, она попыталась определить мощность самого «разделителя», экспериментируя с предметами из различных материалов и различной массы.

«Силу излучения» доктору определить так и не удалось, зато эксперименты с предметами с различными физическими характеристиками дали непредвиденные результаты.

Но даже и тогда вмешался случай. А пока доктор Эстевец и не подозревала, что тестируемые предметы все-таки куда-то перемещались, причем не «разделенные», а целиком. Она не знала и того, что местоположение перемещенного предмета зависит от взаимного влияния величины поля, массы объекта, а также направления и скорости, придаваемых предмету при воздействии него полем (в ходе данных экспериментов вращение Лабораторной станции обеспечивало и направление, и скорость).

В один прекрасный день доктор Эстевец поместила в поле своего устройства титановую болванку. Практически в тот же самый миг Лабораторную станцию потряс взрыв, разворотивший одну из ее переборок. Причина взрыва выяснилась тогда, когда в переборке была найдена застрявшая титановая болванка. Болванка, пройдя через гиперпространство, вышла в физическое пространство, уже занятое переборкой. Поскольку болванка оказалась тверже переборки, последняя не выдержала и разорвалась.

Естественно, никто не придал этому происшествию значения, пока доктор Эстевец довольно робко не призналась, что болванка принадлежит ей.

Продолжение исследований оказалось под вопросом. Сама доктор Эстевец, смущенная тем, что не понимает собственных экспериментов, стала еще более замкнутой и подозрительной. Научный руководитель станции разрывался между желанием продолжать эксперименты, начатые доктором Эстевец, и соблазном отстранить ее от исследований. Хозяйственный администратор станции выступал против всего проекта, аргументируя свою позицию тем, что риску пострадать от разрушений подвергается вся станция.

Но исследования доктора Эстевец зашли слишком далеко, чтобы быть остановленными. Со временем польза, которую они могли принести, стала очевидной. Были построены новые модели «разделителя вещества». Возобновились эксперименты по перемещению объектов через гиперпространство. Результаты экспериментов обрабатывались компьютерами. На основе полученных результатов строились гипотезы, которые, в свою очередь, проверялись очередными экспериментами.

Итак, тахионный двигатель, в конце концов, оказался на службе у людей. С его помощью переход из одного измерения в другое стал возможен сразу же, как только были рассчитаны основные характеристики гиперпространственного поля (масса, скорость, гистерезис), что произошло задолго до осмысления самого гиперпространства научной общественностью Земли.

Как всегда, человечество сперва сделало шаг, и лишь потом задумалось о его последствиях.

Энгус

Энгус Термопайл просыпался несколько раз, но не помнил этого, не осознавал, что кошмар, от которого он прятался всю жизнь, в конце концов настиг его.

Нет, пока Энгус был заморожен, конечно, он не просыпался. Ведь для этого его и заморозили. Если человек не просыпается, он и не болтает лишнего.

Однако существовали и другие причины заморозки. Криогенная транспортировка безопаснее транквилизаторов или «ступора» и уменьшает риск разрушения нервных клеток – Хэши Лебуол не хотел, чтобы повреждение получил хотя бы один нервный узел Термопайла. Директор Бюро по сбору информации связывал с Энгусом осуществление определенных замыслов, успех которых полностью зависел от целостности всего того, что тот знал, помнил и умел.

Поэтому, не успела Мин Доннер завершить свою командировку на Рудную станцию – провести протокольные встречи, консультации, обсудить проблемы борьбы с пиратством и перспективы взаимоотношений с запретным пространством, – как Энгуса подвергли заморозке.

Затем вместе с Майлсом Тэвернером его отправили в Департамент полиции.

Вскоре Энгус начал просыпаться. Но эти кратковременные пробуждения следа в его памяти не оставили. Прежде чем использовать Энгуса в каких-либо целях, его необходимо разморозить, в противном случае он останется столь же неподатливым, как и вечная мерзлота. Энгус сменил криогенную капсулу на более уютную больничную палату, где, впрочем, его продолжать держать в бессознательном состоянии с помощью «ступора». Иногда, правда, его ненадолго приводили в чувство, чтобы выяснить, как идет восстановление организма. Но эти случаи были слишком мимолетными, чтобы Энгус мог зафиксировать их в памяти, зато испытываемая при этом боль, утихавшая только при введении болеутоляющих средств, вновь погружавших Энгуса в бессознательное состояние, была слишком сильной. Подчиняясь инстинкту самосохранения, его память попросту избавлялась от таких случаев.

В результате Энгус едва ли имел представление о том, что с ним делали врачи и какой кошмар ему снился.

Он не знал, что с его предплечий и кистей, словно кожуру апельсина, сняли кожу и подкожную ткань, обнажили кости, чтобы установить вдоль них многоцелевые лазеры, острые, как стилеты. Подсоединенные к источнику питания, они могли с одинаковой легкостью резать как плоть, так и металл. Когда операция завершилась, между третьим и четвертым пальцами обеих его рук образовались странные промежутки – пальцы в этих местах не смыкались.

Не знал Энгус и того, что почти все его тело было разобрано на части: сила мышц его рук и ног была увеличена вдвое и даже втрое; в спину ему был вставлен щиток, который одновременно укреплял и защищал ее; другой щиток защищал его ребра; под ключицы ему была вставлена тонкая, но прочная пластина, которая не только укрепляла его плечи и защищала сердце и легкие, но также заключала в себя источник питания и компьютер, который со временем должен был стать составной частью Энгуса.

Не ведал Энгус и о том, что у него вынули глаза и снабдили их протезами, подсоединив к глазным нервам, что дало ему возможность видеть в инфракрасном спектре – очень полезное свойство, если имеешь дело с системами сигнализации и другими электронными устройствами.

Не знал он, что в его мозг внедрили несколько зонных имплантатов. С их помощью управление Энгусом осуществлялось столь незаметно, что, по сравнению с таким манипулированием, то, что он делал с Мори Хайленд было просто грубым насилием.

И, конечно же, он не знал, что на проведение всех этих операций ушли недели. Врачи смогли уложиться в столь относительно короткие сроки лишь благодаря новейшим достижениям медицины и фармакологии – при обычных обстоятельствах подобные операции могли занять месяцы или даже годы. Создание киборга – дело непростое. Кроме того, ситуация осложнялась тем, что его создатели должны были учитывать то, что Энгус будет категорически против полученных технологических преимуществ.

И не потому, что у Энгуса будут возражения морально-этического плана. Насколько было известно полиции, Термопайл ради собственной безопасности не откажется стать кем угодно, и не только киборгом. Нет, он будет стараться избавиться от своих новых возможностей потому, что ему никогда не позволят пользоваться ими по собственной воле. Вознеся его над собой, эти усовершенствования будут управлять им и полностью лишат его воли. Когда операция завершится, Энгус станет не более чем биологическим инструментом в руках полиции.

Если ему повезет, он станет хорошим инструментом. Он сохранит разум, память и свою внешность – сохранит все то, чем в свое время наводил ужас на рудные компании и ближний космос. Он сможет свободно передвигаться и посещать все те места, которые посещал раньше, но теперь – под руководством новых хозяев.

Итак, желая того или нет, но врачи произвели в Энгусе столь же глубокие изменения, какие мог бы произвести в нем какой-нибудь амнионский мутаген.

Оставалось лишь убедиться, что все операции прошли успешно.

Однако информацию о результатах операций могли предоставить лишь молекулярный анализ и анализ обмена веществ. Кроме того, компьютер, с помощью которого предполагалось управлять Энгусом, мог быть калиброван только при наличии информации о его, Энгуса, специфическом электрохимическом «коде» и уникальных эндокринном и нейромедиаторном балансах.

В общем, в конце концов, Термопайла потребовалось разбудить.

Очистив кровь Энгуса от наркотиков, врачи начали стимулировать его мозг. Таким образом, Термопайл потихоньку стал выходить из состояния сна и терять свою единственную защиту от страха и боли.

Когда к нему вернулось сознание настолько, что он закричал от боли и стал сопротивляться внедренным в его организм артефактам, ему начали объяснять, кто он.

Ты изменился.

Ты – Джошуа.

Таково твое имя.

Таков твой код доступа.

Ответы на вопросы, которыми ты можешь интересоваться, станут тебе известны. Твое имя является доступом к ним. Найди в своем сознании разрыв между пониманием того, кто ты есть, и тем, что ты помнишь. Найди это место и произнеси свое имя. Джошуа. Произнеси его про себя. Джошуа. Разрыв исчезнет. Все необходимые ответы явятся к тебе. Вопросы пропадут.

Джошуа.

Произнеси это имя.

Джошуа.

Энгус вновь закричал. Если бы не слабость, одолевавшая его после стольких недель, проведенных на операционном столе, он бы разорвал сковывавшие его путы. Бесполезно. Тогда Энгус постарался отрешиться от всего. Теперь связь между его мозгом и встроенным компьютером не прослеживалась. Если бы он стал думать, если бы он позволил себе эту роскошь, преследующий его кошмар вновь настиг бы его. Он бы вспомнил, что его корабль пошел на слом, вспомнил большое стерильное помещение, наполненное оборудованием для криогенного инкапсулирования, вспомнил капсулу, а затем – разверзшуюся перед ним бездну, от которой он прятался всю жизнь.

Тем не менее, Энгус уже сотрудничал с врачами. Каждый исходивший из него стон, каждая конвульсия снабжали их необходимой информацией. Наблюдая за реакцией нервных клеток, они проверяли собственные предположения и проводили калибровку приборов управления Энгусом.

Завершив промежуточный этап работы, врачи вновь усыпили Термопайла.

В следующий раз они вывели его из бессознательного состояния уже на более длительный срок.

Ты изменился.

Ты Джошуа.

Таково твое имя.

Таков твой код доступа.

Ответы на вопросы, которыми ты можешь интересоваться, станут тебе известны. Стоит лишь произнести свое имя. Смелее.

Джошуа.

Произнеси имя.

Джошуа.

Нет.

Произнеси имя.

Не произнесу.

Произнеси имя!

Резким движением Энгус освободил правую руку от удерживавших ее ремней. Бешено колотя ею во все стороны, он сбил с ног одного из врачей, разбил монитор и сокрушил все капельницы. Он мог бы покалечить сам себя, если бы кто-то не догадался нажать кнопку пульта управления зонными имплантатами и вновь ввергнуть его в бессознательное состояние.

Связь между мозгом Энгуса и компьютером по-прежнему не прослеживалась.

Проклятье! Как ему удалось вырваться? Ведь сознание вернулось к нему лишь наполовину. Он должен быть податливым, как ребенок.

Однако собственных кошмаров Энгус боялся, не только находясь в сознании. В конце концов, все страхи его жизни слились в один ужас, покоривший не только его чувства, но и его сверхчувственное. Даже в бессознательном состоянии Энгус всегда решительно воевал против всего, что могло открыть перед ним кошмарную бездну.

Не воевал он только с Мори Хайленд. И то лишь потому, что она была его собственностью, точно так же, как, например, «Красотка». Так же, как «Красотка», Мори стала для него необходимой, несмотря на то, что эта необходимость делала Хайленд еще более опасной…

Но если корабль они пустили на слом, с Мори все иначе. Ее просто у него отобрали. Сейчас она там, где Энгус не может ее контролировать. То есть, она может быть где угодно.

В ее руках его жизнь. Мори крадется к нему, чтобы разверзнуться под его ногами. Он упадет на самое ее дно и уже никогда не сможет выбраться, спрятаться от неотвратимой и бесконечной, как само бытие, боли.

Усыпив Термопайла, врачи через некоторое время вновь привели его в чувство.

Ты изменился.

Ты Джошуа.

Таково твое имя.

Таков твой код доступа.

Ответы на вопросы, которыми ты можешь интересоваться, станут тебе известны. Стоит лишь произнести свое имя.

На этот раз страх перед памятью о прошлом пересилил страх перед насилием врачей. Казалось бы, неважно, какую природу имеет страх: страх – он и есть страх. Однако Энгус чувствовал разницу. Правильный выбор мог оттянуть момент, когда под ногами разверзнется бездна.

– Меня зовут Энгус, – прохрипел он. Термопайл едва мог управлять своим голосом.

Немедленно в его мозгу с недвусмысленной четкостью возникло другое имя.

Джошуа.

Есть возможность выбрать. Хорошо. Только бы осталась возможность однажды сделать другой выбор.

Связь с компьютером установилась.

– Ну, вот и все, – донесся словно издалека чей-то голос. – Есть контакт. Приступим.

* * *

Слово «приступим» подразумевало начало интенсивной физической терапии, длительных анализов, ну и, конечно, допросов. В отношении каких-либо из перечисленных пунктов «программы» выбора у Энгуса не было.

Внедренные в мозг Энгуса зонные имплантаты позволяли врачам делать с его телом все, что угодно. Они могли сократить любую его мышцу, могли заставить его бежать или драться, выдерживать статические и динамические перегрузки, могли заставить его не сопротивляться проведению анализов. Конечно, все это пугало и бесило Энгуса. Тем не менее, когда он понял, насколько полной была над ним власть врачей, он стал подчиняться не дожидаясь принудительных мер. Он считал физическое насилие большим злом, чем унижение сотрудничеством со своими мучителями. Правда, подчиняясь, он выл от злости и вынашивал планы мести. Но пока он был беспомощен перед этим кошмаром.

Врачи и понятия не имели, что Термопайл воет. На своих мониторах они могли лишь почерпнуть сведения о том, что возросла активность нервной системы Энгуса, но что она значит, они не знали. Они лишь ввели в компьютер команду наблюдать за этой активностью: если сила электрохимических сигналов превысит определенные значения, компьютер должен был активизировать зонные имплантаты для подавления этих сигналов. Впрочем, пока Энгус помогал врачам, те не тревожили его мозг.

Допросы – совсем другое дело.

Они не были похожи на то действо, которое ставил перед Энгусом Майлс Тэвернер вместе со Службой безопасности Рудной станции. Вопросы задавались как бы изнутри. В самом деле, пока встроенный в организм компьютер вел допрос, необходимости в других следователях не было. Компьютер просто извлекал ответы из мозга Термопайла и записывал их.

Во время допросов применялась тактика кнута и пряника. В мозг Энгуса поступал набор условий, казавшийся ему лабиринтом, хотя стены и пол этого лабиринта не были материальны или хотя бы видимы. Если ответы Энгуса не удовлетворяли условиям, стимулировались его болевые центры. Если удовлетворяли – стимулировались его центры удовольствия.

Вводимые условия касались отнюдь не содержания ответов Энгуса, а так называемой «физиологической честности». Если бы Энгус мог лгать, не проявляя признаков нечестности! Однако встроенный компьютер и зонные имплантаты тщательно следили за их проявлением. Они могли измерить любую гормональную флуктуацию, отследить любой сигнал, исходящий от нервных окончаний клеток. Таким образом, ложь всегда распознавалась.

Энгус сопротивлялся допросу в течение, как ему казалось, довольно длительного времени – дня или двух, возможно, трех. Компьютер не мог управлять его мозгом так же, как он управлял его телом; он мог лишь оказывать давление, но не принуждать. Но Энгус всегда умел противостоять давлению. Определенно, Майлс Тэвернер его не сломил. Скрипя зубами, безбожно ругаясь, Энгус старался пережить допросы, как психопатические эпизоды своей жизни – следствие злоупотребления стимуляторами и «ступором». Могло показаться, будто ужасы допросов были Термопайлу хорошо известны и поэтому переносились им легко.

К сожалению, Энгуса подвела его плоть.

Мозг Энгуса представлял собой физический орган. На органическом уровне, независимо от воли своего обладателя, мозг «боялся» боли и «любил» удовольствие. Он противился всему тому, что могло причинить ему боль, тем более что удовольствие было так доступно: надо было просто говорить правду.

В конце концов, с помощью зонных имплантатов и встроенного компьютера Энгуса Термопайла сломили.

Единственное, что он мог предпринять для своей защиты, это выдавать информацию выборочно, отвечать на вопросы так, чтобы суметь скрыть определенные факты.

– Что случилось с «Повелителем звезд»?

– Сработала система самоуничтожения.

– Кто ее включил?

– Мори Хайленд.

– Зачем?

– У нее был приступ гравитационной болезни. Большие перегрузки лишают ее рассудка.

– Значит, вы лгали, когда обвинили в саботаже Рудную станцию?

– Да.

– Почему?

– Я хотел, чтобы девчонка осталась со мной.

– Почему «Повелитель звезд» предпринял резкое ускорение?

– Чтобы догнать меня.

– Зачем?

– Мне было известно, что они полицейские. Как только я их заметил, я предпринял попытку скрыться. Они погнались за мной.

Это было правдой, несмотря на несколько недомолвок. Впрочем, Энгус – преступник, поэтому его желание убежать от полицейских понятно.

– Как вы узнали, что это полицейский корабль?

– По форме его корпуса. Только у полиции такие корабли.

– Как вы встретились с Мори Хайленд?

– Мне нужно было пополнить свои запасы. У меня были повреждены очистители воздуха; вода никуда не годилась. Когда «Повелитель звезд» взорвался, я поспешил к нему, чтобы спасти хоть что-то. И нашел ее.

– Она полицейский. Почему вы сохранили ей жизнь?

– Мне нужны были люди.

– Как вы заставили ее остаться с вами и работать на себя?… Зачем вам это было нужно?

Энгус не страшился этих вопросов, не боялся, что его казнят. Потратив столько сил и средств, сделав из него киборга, полицейские теперь вряд ли его уничтожат. Он им нужен. С их точки зрения накопленный опыт придает ему особую ценность.

Вопросы, на которые он не хочет отвечать, совсем иного характера.

– Я внедрил в нее зонный имплантат. Только так я мог ей доверять. Только так я мог заставить ее спать со мной.

В прозвучавшем ответе было столько самодовольства, что ни один из врачей даже не усомнился в нем.

– Что вы сделали с пультом управления имплантатом?

– Выбросил, чтобы не попасть под «вышку». Пульт у меня не нашли. Где он сейчас, не знаю.

Тело Энгуса с завидной точностью, не оставив ни малейшего повода для сомнения, подтвердило это утверждение компьютеру.

* * *

Возможно, именно самодовольство Энгуса ввело тех, кто изучал материалы его допросов, в заблуждение. Термопайла допрашивали долго и часто. Анализировались его преступления, изучались его отношения с Мори. От него даже потребовали, чтобы он объяснил, каким образом ей удалось бежать с Ником Саккорсо. Записали его подозрения относительно Майлса Тэвернера. Все, что рассказал Энгус, соответствовало фактам.

И все же Энгус сумел найти защиту. Вновь и вновь он уводил компьютер в сторону от вопросов, которых боялся. В результате его так и не спросили, изменил ли он содержание электронного бортового журнала «Красотки», и если да, то как. Никто так не узнал, что он на это способен.

По-видимому, ни один человек из тех, кто принимал участие в создании киборга и допросе Энгуса, так и не понял, насколько тот опасен. Они считали, что вживленное в него оборудование, с помощью которого они могли управлять Термопайлом, полностью исключало для них угрозу с его стороны. Следовательно, опасаться Энгуса не надо.

* * *

Поскольку, по всеобщему мнению, опасаться Энгуса не приходилось, к нему стали допускать все больше народу. Посмотреть на него не терпелось всем. Научные работники из смежных областей приходили из профессионального любопытства. Врачи и прочие специалисты надеялись почерпнуть что-то полезное для себя. Иные являлись просто взглянуть на детище Хэши Лебуола с криминальным прошлым. Со стороны казалось, будто Энгусу на всех наплевать. Застаревшая злоба в его глазах была направлена куда-то внутрь. И действительно, Термопайл старался гнать от себя все, что не являлось обязательной для исполнения инструкцией или вопросом, таившим за собой угрозу применения насилия в случае отказа дать правдивый ответ.

Тем не менее, когда Энгуса стал посещать сам Хэши Лебуол, тот сразу его узнал.

Разумеется, Термопайл никогда не видел Лебуола раньше. Не знал он, и как выглядит директор Бюро по сбору информации. Единственное, что Энгусу было известно но слухам, это будто Хэши не в своем уме.

Итак, Энгус узнал Лебуола сразу.

В отличие от врачей в белоснежных халатах и безукоризненно одетых научных работников, на Хэши Лебуоле был серенький лаборантский халат поверх разномастной одежды на костлявой фигуре и старомодные не зашнурованные ботинки. Очки с поцарапанными и грязными линзами сползали с носа. За ними виднелись глаза – голубые, как безоблачное небо. Брови ходили ходуном, словно заведенные. И все же, несмотря на производимое им впечатление учителя начальных классов в интернате для трудных подростков, все признавали в нем лидера. Когда он шел, перед ним расступались, словно перед несокрушимой силой.

Энгус интуитивно догадывался, что этот человек ответственен за то, что с ним произошло, и все то, что с ним еще случится.

Хэши Лебуол приходил несколько раз, но ни разу не заговорил с Энгусом. Он беседовал с врачами и техническими специалистами – иногда задавал вопросы, иногда делал предложения, – что свидетельствовало о его заинтересованности их работой.

И вот наступил момент, когда после очередного сеанса физиотерапии Энгусу объявили, что он готов приступить к выполнению задания Бюро по сбору информации.

На Станции был вечер. Энгус знал это, поскольку техники велели ему сменить дневную одежду на пижаму и ложиться в постель. Сами они, видимо, прежде чем усыпить его, снимали последние показания с вживленных в него приборов. Однако, когда появился Хэши Лебуол, один из техников немедленно сунул тому в руку пульт управления зонными имплантатами и удалился вместе с напарником.

Сквозь очки на Энгуса смотрели пристальные глаза Хэши. Его длинные пальцы забегали по пульту.

Помимо своей воли Энгус поднялся с постели и встал перед Лебуолом, раскинув в стороны руки.

Лебуол нажал еще несколько кнопок. Энгус помочился в пижаму. По ногам побежали теплые струйки.

Лебуол радостно захихикал.

– А, Джошуа, – прохрипел он. – Ты славный малый.

Энгусу захотелось снять штаны и затолкать их директору Бюро в глотку. Однако он сдержался. От него всего лишь требовалось стоять неподвижно с протянутыми в стороны руками. Окрепшие мышцы справятся с нагрузкой.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказал Лебуол, не сводя глаз с ног Энгуса.

В комнату вошли двое и закрыли за собой дверь.

Энгус без труда узнал Мин Доннер – директор подразделения специального назначения не изменилась со времени их последней встречи. Те же морщины на лице и огонь в глазах. Даже здесь при ней был пистолет – возможно, без него она чувствовала себя беспомощной.

Но Энгус никогда не видел сопровождавшего ее человека: копна светлых волос на крупной голове, неприятная улыбка, как у гомосексуалиста, которого вдруг назначили директором исправительного учреждения для подростков, полная фигура. Человек уверенно, как первый среди равных, вошел в комнату и присоединился к Доннер и Лебуолу.

Нашивка на левой стороне его груди указывала, что перед Энгусом – Годсен Фрик, директор Протокольного отдела Департамента полиции.

Мать честная! Протокольный отдел, Бюро но сбору информации, Подразделение специального назначения! Кто еще? Неужели все полицейские шишки явились посмотреть, как Энгус Термопайл наделал себе в штаны?

– В игрушки играете, Хэши, – сказал Фрик, окинув взглядом Энгуса. – Между тем, он не игрушка.

– Разве? – Лебуол принял слова Фрика за своего рода вызов. – Если вы не правы, тогда с ним можно только играть. Если, напротив, вы правы, тогда я обязан проверить, что вам и достопочтенной Доннер его присутствие ничем не грозит. Как еще лучше проверить, что он поддается манипулированию, если не поиграть с ним?

– И вы убедились?

– Мой дорогой Годсен, – хриплым голосом проговорил Лебуол, демонстрируя пульт управления, – он будет так стоять, пока не отдаст концы или пока я не дам ему другую команду.

Мин Доннер не скрыла своего неудовольствия. Презрительная усмешка исказила ее лицо, словно Энгус был не единственным в комнате, кто дурно пахнул.

– Из ваших докладов следует, что он готов, – нетерпеливо проговорила она.

– Физически готов, – поправил директор Бюро по сбору информации. – Его взаимодействие с компьютером почти налажено, требуется лишь небольшая доработка. Кроме того, его программа еще не записана в память компьютера. Когда все это сделают, он будет полностью готов. Разумеется, его еще протестируют, но никаких трудностей не предвидится. Заявляю это категорически.

– Хорошо, – пробасил Годсен.

– А вы готовы? – поинтересовался Хэши у директора Протокольного отдела.

– Готов к чему? – с усмешкой переспросил Фрик.

– Готовы ли вы к тому, что рано или поздно то, чем мы занимаемся, всплывет на поверхность?

– Черт возьми, Хэши, – рассмеялся Годсен. – Я всегда готов. Мы не вмешиваемся в строение ДНК. Амнион же ненавидят именно поэтому. Но ни у кого волосы не встают дыбом, когда речь идет о технологическом усовершенствовании человека. Люди к этому привыкли: человечество начинало с костылей и накладных шин… Кроме того, он преступник! Отброс общества. Принюхайтесь, как он воняет… Я готов отстаивать свою точку зрения. – Голос Годсена набирал силу. – Технологическая обработка таких людей, как Энгус Термопайл – лучшее решение, которое можно придумать. Он всю свою жизнь грабил рудные компании. Весьма справедливо, что теперь он должен послужить спасению человечества. – Фрик вновь рассмеялся. – По крайней мере, люди нас поймут.

– Мой дорогой Годсен, – одобрительно отозвался Хэши. – Я всегда говорил, что вы не зря едите свой хлеб.

Директору спецназа, по-видимому, изрядно наскучило словоблудие Лебуола и Фрика.

– Когда он будет готов? – настойчиво спросила она. – Я не могу ждать.

– К чему спешить? – живо откликнулся Фрик. – Сколько мы уже ждем! Можем подождать еще.

– Насколько я помню, – с укором парировала Доннер, – то же самое вы говорили и по отношению к вакцине, которую разрабатывает «Интертех». Ее мы так и не дождались. – Казалось, ее слова заставили Фрика замолчать. Доннер повернулась к Хэши. – Нынешняя встреча – ваша идея. Если вы не намеревались подтвердить его готовность, для чего вы нас собрали?

Лебуол едва заметно пожал плечами.

– Я хотел объяснить, как он работает, чтобы вы могли внести свои предложения относительно содержания окончательной программы, которая будет в него заложена. Пожалуйста: могут быть приняты во внимание любые ваши требования или условия.

– И мы не могли договориться об этом посредством обычной связи?

– Моя дорогая Мин. Едва ли нам на руку, чтобы о деталях нашего плана в Департаменте стало известно буквально всем.

– Напротив, – оборвала его Мин, – именно этого вы и добиваетесь. Вы пригласили нас сюда не для того, чтобы показать, как он работает. Вы просто хотели им похвастаться.

– Ну и что? – возразил Годсен. – По крайней мере то, что я вижу, обнадеживает. Никто не станет доверять изгою, если только мы не скажем, что изгой безопасен. Вы сами не сможете утверждать, что он безопасен, пока не убедитесь в этом. Пожалуйста, убеждайтесь!

Однако директор Бюро отнесся к словам Мин Доннер более серьезно.

– Вы действительно не можете ждать? – поинтересовался он.

– Странно, что вы этого не понимаете, – сквозь зубы процедила Доннер, сдерживая эмоции. Лишь в глазах продолжал гореть неугасимый огонь. – Вы читали материалы допросов?

– Только, пожалуйста, без этих штучек, – вмешался Годсен, словно не желая довольствоваться лишь ролью слушателя. – Их читали все. Даже глаза устали.

Страницы: «« ... 1112131415161718 »»

Читать бесплатно другие книги:

К видному ученому Сергею Темолеву наведался бывший однокурсник. Он умоляет об одном – помочь спасти ...
Как известно история не знает сослагательного наклонения. Но все-таки, чтобы могло произойти, если б...
«Место казалось плотным, но Кика знала, какая прорва скрывается под ковром переплетшихся трав. Конеч...
Остроумный рассказ о том, что может поместиться на конце иглы… Вы думаете там способна уместиться, ч...
Время детства – удивительная пора. И иногда, окунаясь в мир детских воспоминаний, видишь, насколько ...
Как иногда бывает притягательно зло! Вот и маленькой дочке колдуньи ведовство кажется безумно увлека...