Черный код
Вопрос повисает в воздухе, и мне снова не по себе. Я чего-то не знаю о Максе. Изучила его досье, но кажется, что прочитала тоненькую брошюрку о совершенно другом человеке. В той пластиковой папке была фотография Макса, но вот описан там был не он. И мне ужасно не хочется знакомиться с тем, другим, человеком. Хочется простоты и ясности – понять мотивы и больше не погружаться в подсознание Максима Велса. Но своим молчанием он вызывает во мне сомнения. И словно волочит по пути, по которому я следовать не хочу.
– Отлично, – выдыхаю я и, воспользовавшись тем, что Макс прошел вперед и не успевает меня остановить, подлетаю к ближайшей двери, – разберусь и без твоей помощи.
Он издает протестующий возглас, но я уже поворачиваю ручку и врываюсь в комнату. Это детская, прямо как из журналов для будущих мам. Кроватка под пышным белым пологом стоит у стены, рядом пеленальный столик и комод. Целая гора игрушек. Окружающая обстановка на миг искажается, как испорченная помехами картинка в телевизоре, и в следующую секунду в центре комнаты я вижу женщину. У нее длинные светлые взлохмаченные волосы и перекошенное от страха лицо. Стройные загорелые ноги испачканы в крови, точеные руки от кистей до локтя – тоже. На шее блестит золотая цепочка, но мне бросаются в глаза еще и синие отметины от мужских пальцев. Белая объемная рубашка с небрежно закатанными рукавами расстегнута наполовину и едва доходит до середины бедер. Внизу она тоже измазана в крови.
– Не подходи ко мне, Максим! – заламывает руки женщина, ее тушь черными потоками струится по щекам вместе со слезами.
Это выглядит так реалистично, что на миг мне кажется, что я ворвалась в помещение прямо в середине супружеской ссоры. По спине бежит легкий холодок, потому что взгляд незнакомки устремлен поверх моего плеча, и я точно знаю, на кого она смотрит. На того, кто стоит сейчас прямо за мной, и чье дыхание касается моего затылка.
Заметив рядом с собой книжную полку, я тянусь и пытаюсь сбросить на пол одну из книг. Она кажется приклеенной намертво, сдвинуть ее с места мне не под силу. Окончательно убеждаюсь, что попала в воспоминания Макса. Похоже, что ворвавшись в комнату следом за мной, он невольно воспроизвел в памяти развернувшиеся здесь события. В первый же сеанс! Он определенно бьет все рекорды.
– Пожалуйста, ради Бога, не трогай меня! – продолжает истерично кричать женщина.
Макс хватает меня за горло и выволакивает в коридор. Сквозь шум в ушах слышу звук захлопнувшейся двери. Макс с размаху ударяет меня о стену. Затылок, плечи, спина – все взрывается острой болью. Наваливается сам. Мне не хватает воздуха, и перед глазами идут разноцветные пятна.
– Прекрати так делать! – оглушительно орет он мне в лицо.
– Это ты… – хриплю я, – сам… это не я… это ты…
– Прекрати лезть в мою голову, Синий Код!
В момент, когда я уже перестаю себя контролировать и решаю его ударить, ноздри начинает щекотать навязчивый запах жасмина. Это очень плотный и тяжелый запах, его просто невозможно игнорировать. Стискиваю зубы. Жасмин – это не хорошо. Это значит, что там, в реальности, у моего объекта жизненные показатели вышли за пределы нормы. Мне нельзя его бить. Если не хочу вогнать в кому, конечно же.
Когда-то давно, в лаборатории, мы с Соловьевым разрабатывали систему знаков. Перцептор, погруженный в сеанс, не ощущает того, что происходит в реальности. Он может не понять, когда пора остановиться. Поэтому в случае опасности наблюдатели из медицинского персонала должны подать знак. Звуки и изображения бесполезны. Запах стал универсальным решением проблемы. Для себя я выбрала жасмин и с тех пор не изменяла привычке.
– Ты не понимаешь по-хорошему, да? – шепчет мне прямо в ухо Макс.
От этого шепота мне не менее жутко, чем от крика.
– Остановись… – задыхаюсь я, – просто объясни… что это было…
– Ты не понимаешь по-хорошему, – уже утвердительно произносит он, растягивая слова.
Пальцы Макса разжимаются, и я с громким хрипом жадно наполняю легкие воздухом. Правда, это единственная поблажка. Он снова стискивает пальцы. Другой рукой задирает мою юбку. Разрывает трусики. Не отрывая от меня бешеного взгляда, плюет на свою ладонь, а потом припечатывает ее мне между ног. С усилием проводит вниз и обратно наверх. Возится с «молнией» на своих джинсах. У него лицо человека, которого бесполезно умолять о пощаде.
Я сдаюсь.
В момент, когда Макс входит в меня, я выбрасываю нас из сеанса.
Оглушительный писк медицинских приборов ударил по ушам в тот момент, когда я открыла глаза. Кофточка неприятно липла к спине, мокрой от пота. Я тут же выдернула свои руки из пальцев Макса. Его челюсти были стиснуты, на скулах играли желваки. Взгляд оставался прежним, тяжелым и злым. Та самая медсестра, которая в начале сеанса подходила ко мне, бросилась вводить ему что-то внутривенно, а он зыркнул на нее так, что бедная девушка вздрогнула.
Главврач убрал от моего лица ароматизированную подушечку с запахом жасмина и обеспокоенно заглянул в глаза.
– Вы в норме?
Но я смотрела только на Макса. Похоже, что ему ввели успокоительное, потому что взгляд стал «уплывать».
– Никогда больше… не появляйся здесь… – пробормотал он заплетающимся языком.
Я назвала его матерным словом, развернулась на каблуках и ушла, не обращая внимания на Вронскую, которая пыталась со мной заговорить.
3
Сергей нашел меня в туалете для посетителей, где я сидела на закрытой крышке унитаза и дрожащими руками пыталась подкурить третью по счету сигарету. Распахнул не запертую, а только прикрытую дверь кабинки, пару секунд постоял, разглядывая меня.
– Маська, нельзя курить! Нельзя! – муж нагнулся, выхватил у меня сигарету, от которой только-только пошел дымок, затушил ее о стену и выкинул в мусорную корзину. Отобрал зажигалку и полупустую пачку из рук, поднял с пола сумочку и запихнул все туда.
Странно, он запрещал мне курить, якобы о здоровье заботился, но никогда не совершал ничего кардинального. Не выкидывал мои сигареты, например. Просто убирал их с глаз. Боялся обидеть?
– А я за тобой приехал, ждал-ждал, а ты не выходишь, – муж присел передо мной на корточки, отвел пряди волос от лица, – зашел спросить, никто тебя не видел. Хорошо, что уборщица подсказала, что ты вроде сюда пошла.
– Я не хочу продолжать… – пробормотала я, поднимая взгляд на его обеспокоенное лицо, – хочу отказаться…
Сергей встревожился еще больше.
– Нельзя отказываться, маська! К нам на счет уже деньги упали. Я проверял.
– Он меня чуть не изнасиловал…
– Но ты же знаешь, что делать. Ты всегда знаешь, как поступать в таких ситуациях. Самооборона и все такое.
– Я не смогла применить самооборону. Он сильно нервничал.
– Ну это правильно. Не стоит рисковать здоровьем курицы, которая несет такие золотые яйца, – усмехнулся муж.
Я посмотрела на него округлившимися глазами, а потом взорвалась:
– Ты что, мать твою, глухой? Он чуть не трахнул меня! Этот сукин чертов сын душил и пытался трахнуть меня, а ты говоришь, что мне не стоило защищаться?! Каждый раз, на каждом первом сеансе какой-нибудь козел пытается меня трахнуть, это, по-твоему, нормально?!
– Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! – Сергей обхватил меня, прижал голову к своему плечу и принялся раскачиваться, похлопывая по спине и утешая. – У тебя истерика, маська. Ты приписываешь мне то, чего я не говорил.
– Отпусти меня! – дернулась я.
– Ш-ш-ш! Тебе надо выпить. Поехали домой. Я подогрею тебе вина и сделаю расслабляющий массаж. Сама не заметишь, как уснешь сном младенца.
Он поглаживал и укачивал меня, пока я пыталась вырваться и колотила его по рукам. Наконец, его терпение победило мои эмоции, и я сдалась.
– Пойми меня, маська, – пробормотал муж, – если бы ты была неподготовленной нежной барышней, я бы никогда не допустил тебя туда. Но ты – боец. Ты – лучшая. Ты все умеешь. Нет таких ситуаций, которые бы вы не прорабатывали уже с Соловьевым. Ты всегда знаешь, что делать.
Я не знала, как ему сказать, что в тот момент, когда Макс размазал меня по стенке, я ощущала себя самой нежной и беспомощной из всех барышень.
– В том-то и дело, – пробормотала я, – похоже, что мы не все прорабатывали. В этот раз все идет не так.
– Как это «не так»? – удивился Сергей.
– У него воспоминания стали прорываться в первый же сеанс. Его сознание сначала оттолкнуло меня, а потом приняло глубоко в себя.
Рука мужа замерла на моем плече.
– Он… перцептор?
Я покусала губы, раздумывая, что ответить на вопрос, который уже тысячу раз задавала самой себе.
– Нет. Не думаю. Когда входишь в сознание перцептора, это происходит очень легко и быстро. Ну что я тебе объясняю, ты и сам все знаешь. В начале сеанса я испытывала дискомфорт, как при слиянии с неперцептором. Это и сбило меня с толку. Потому что потом… он как будто все знал. Меня знал. Мои слабые стороны знал, – я припомнила, как сообщила Максу, что замужем, и с какой откровенной скукой он на это отреагировал, – и только притворялся, что не в курсе. Он даже специально называет меня «Синий Код», потому что откуда-то знает, как меня это бесит. Как будто не только я проникла в его подсознание, но и он – в мое. А когда я совершила непредсказуемый шаг… просто бросилась в первую попавшуюся дверь… это его вывело из себя.
– Тебе, наверное, показалось, маська, – Сергей помог мне подняться. – Ты совсем себя загнала. Только-только после одного дела, и сразу взялась за второе, вот и кажется. Пойдем. Пойдем.
Придерживая за плечи, он повел меня из здания следственного изолятора. Погода испортилась, на улице стемнело, хлестал дождь. Заботливо раскрыв над головой зонт, Сергей помог мне добежать до машины и усадил в теплый салон. Сам, пригибаясь под хлесткими струями и складывая зонт на ходу, обогнул автомобиль и сел за руль. Я устало прислонилась щекой к спинке сиденья и прикрыла глаза.
– Сереж, мы должны вернуть деньги. Я не хочу заниматься этим делом. Оно слишком сложное для меня.
Благодаря подсветке приборной панели лицо мужа виднелось в полутьме, и я заметила, что он нахмурился.
– Для тебя не бывает сложных дел, маська.
– Сереж… – вздохнула я.
– Кроме того, я уже потратил немного, – перебил муж. – Тебя порадовать хотел. Вот смотри. Сама весь сюрприз испортила.
Поглядывая на дорогу, он завел одну руку за кресло, нашарил на заднем сиденье коробку и бросил ее мне на колени. Я неохотно выпрямилась и пригляделась.
– Планшет последней модели, со всеми наворотами, – пояснил муж. – Я и себе такой же купил. Здесь можно поставить функцию…
Он принялся расписывать мне прелести нового приобретения, а я отложила коробку и закрыла глаза. Никак не удавалось избавиться от навязчивых видений. Макс, который выглядит совсем мальчишкой, когда исследует собственную спальню и дразнит меня голым задом. И человек, который осознанно сжимает пальцы на моей шее, с бешеным взглядом потемневших глаз, с перекошенным лицом. Просто потому, что я увидела его ссору с женой. После его слов, что он убил не в первый раз.
Я сглотнула, потому что это совпадение раньше не приходило на ум. Он мог убить ее? Я не знала всех обстоятельств его семейной драмы. Но понимала, что все неспроста – и их ссора в детской, и ее рубашка и ноги в крови. И еще она кричала, чтобы он не трогал ее. Она боялась его. Это было написано на лице.
Может ли Макс ударить женщину, причинить ей боль? Я потерла шею и грустно усмехнулась. Может, если она выходит за пределы допустимого. А в чем заключаются эти пределы – решает только он.
А еще Макс вел себя как человек, которому по жизни позволено многое. У меня не проходило ощущение, что убийство Соловьева было запланированным действием, а не спонтанным. Потому что Макс не терял ничего, кроме собственной жизни. Его недвижимость принадлежала родным, об утрате бизнеса он отзывался с равнодушием человека, который ничего не лишился. Так зачем же ему такой изощренный способ покончить с собой? Самоубийство через убийство самого выдающегося ученого страны? Я чувствовала, что голова вот-вот взорвется от мыслей.
Оставался еще один вариант. Макс мог делать это от скуки. Разве скука не развращает успешных людей? Он женился на женщине, которую по каким-то причинам мог безнаказанно истязать до тех пор, пока… пока это каким-то образом не закончилось. Не думаю, что он ограничивался только одной женщиной. Вот просто уверена в этом. Он занимался бизнесом, но в какой-то момент потерял интерес к его развитию. А может, и к самой жизни. Пустить себе пулю в лоб из того пистолета, спрятанного в тайнике, – банально. Прогреметь на всю страну, мелькать в каждом репортаже, остаться на устах у тысяч людей, отхватить немного славы – и умереть на гребне этой волны, поджарившись на электрическом стуле?
Прекрасный выход для больного на голову ублюдка. И не новый. Убийца Леннона или Кеннеди уже проходили этот путь. Прославиться, лишив жизни того, кто уже известен всему миру.
Я заметила, что муж давно умолк, и открыла глаза. Стеклоочистители отбрасывали с лобового стекла потоки воды. Сергей напряженно вглядывался то на дорогу, то в зеркало заднего вида.
– Что случилось? – удивилась я.
– Машина какая-то за нами едет. Давно, – он бросил на меня взгляд и тут же скрыл настоящие эмоции за улыбкой, – да не волнуйся, маська. Может, показалось. Непогода еще эта… плохо видно. Расслабься. Со мной тебе нечего бояться.
Но расслабиться не получалось. Весь путь до дома я то и дело подмечала, что Сергей не перестает мониторить слежку за нами, и только гадала, зачем она кому-то понадобилась. Наконец, наш автомобиль въехал на подземную стоянку. Мы почти дома.
– Давай быстренько до лестницы, – сказал муж, указывая на белую дверь с электронным замком.
Я только поставила ногу на бетонный пол и встала, как темно-синий фургон на полном ходу ворвался на стоянку. Боковая дверь отъехала в сторону, оттуда выпрыгнул мужчина с камерой на плече и рюкзаком за спиной и девушка в ярко-красном деловом костюме.
– Анита! Пару слов! Анита! – заверещала она, бросившись ко мне.
Мы с Сергеем переглянулись поверх крыши автомобиля, и я захлопнула дверь.
– Не даю интервью.
– Всего пару слов! Это правда, что вы решили защищать человека, которого проклинают тысячи людей в нашей стране? Что толкнуло вас пойти против общества?
Я прикрылась рукой от ослепительного бьющего в глаза фонаря камеры. Как журналисты уже успели пронюхать?!
– Я его не защищаю. Я провожу анализ мотивов.
– Но стало известно, что анализ оплатила именно сторона защиты. Это ли не прямое доказательство, что ваше заключение будет оправдательным?
– Мое заключение будет правдивым, – стуча каблуками, я быстро направилась к двери, но назойливые репортеры не отставали.
– Что, вообще, толкнуло вас пойти на это, если господин Велс сам дал признательные показания в том, что виновен? Не попытка ли это с его стороны спастись? Он спохватился перед лицом реального наказания? Почему он обратился именно к вам? Вы были знакомы раньше? Вы состояли когда-нибудь в личных отношениях с подсудимым?
Вопросы сыпались на меня подобно граду камней. И я понимала, что это только начало.
Внезапно между камерой и мной возник Сергей. Муж загородил меня собой и даже широко раскинул руки.
– Я – муж Аниты, меня зовут Сергей Юсупов, – заговорил он, наклонившись к протянутому микрофону, – и конечно, моя жена не состояла ни в каких отношениях с подсудимым. Мы просто хотим помочь всем нашим согражданам разобраться в этом деле. Мы понимаем, что смерть профессора Соловьева стала огромной потерей для каждого из нас. Это горе вошло в наши дома. Мы словно потеряли члена семьи. Поэтому мы помогаем правосудию. Недостаточно просто слов «я виновен». Убийцу нужно ткнуть лицом в его злодеяние. Нужно заставить раскаяться. Мы…
Я приложила ключ к замку и скользнула внутрь, быстро захлопнув за собой дверь. Сергей остался снаружи давать интервью вместо меня.
Он поднялся гораздо позже, когда я уже успела принять душ и лечь в кровать, натянув одеяло до подбородка. Лежала с закрытыми глазами, а на коже снова и снова ощущались горячие пальцы Макса. Его разъяренные крики звенели в ушах. «Прекрати так делать!» Ярость. Ненависть. Боль. Я ворочалась и понимала, что без порции снотворного мне будет просто не уснуть.
Сергей походил по квартире, выключил везде свет и тоже скользнул под одеяло. Прижал меня к себе, начал целовать за ушком.
– Ну что, ответил на все вопросы? – ледяным тоном поинтересовалась я.
– На все, маська. За свою репутацию можешь теперь не волноваться. Я все объяснил.
Похоже, муж даже не заметил подвоха в вопросе. Уже возбуждался. Принялся целовать мою шею с придыханием. В тех самых местах, где пальцы Макса душили меня. Я не сдержала отчаянного стона.
– Давай сегодня не будем.
Сергей поднял голову.
– Почему, маська? Ты вся на нервах. Давай я тебя расслаблю… мою девочку… мою кошечку…
Одной рукой он начал массировать мою грудь. Принялся выцеловывать подбородок. Обычно мне это нравилось. Но теперь… я не могла отвечать взаимностью мужу всего несколько часов спустя после того, как меня касался Макс. Пусть даже это случилось не в реальности. Раньше секс позволял отвлечься от ужасов, с которыми приходилось работать. Но после поцелуя Макса… я поймала себя на мысли, что невольно начинаю сравнивать. Это сводило с ума.
Со стоном я оттолкнула мужа.
– Не хочу, сказала же! Не сегодня!
Сергей помолчал. Потом резко отвернулся ко мне спиной и укрылся одеялом.
– Ну как хочешь, – проворчал он.
Я вздохнула, потому что снова невольно обидела его. Наверное, муж на самом деле хотел как лучше. По-своему пытался помочь справиться с плохим настроением. Не его вина, что я не призналась во всех подробностях. Ведь раньше меня никто не целовал. Нападали – да. Но все нападки пресекались. До сегодняшнего дня.
Я откинула одеяло, не включая свет, сходила на кухню за таблеткой снотворного. Подумав, выпила две. Когда вернулась обратно, Сергей уже тихонько посапывал.
«Слов “Я виновен” недостаточно».
Газета с таким заголовком на первой полосе лежала передо мной на кухонном столе следующим утром. Я смотрела на фотографию улыбающегося Сергея, добавленную к статье, и давилась кофе с гренками, которые он приготовил. Муж сидел напротив, прислонившись спиной к стенке и сложив ногу на ногу, и, насвистывая, ковырялся в своем новом планшете. Я думала, что он проснется сердитым после моего вчерашнего отказа в сексе, но, похоже, Сергей решил не усугублять ссору и сделать вид, что ничего не было.
Чего нельзя было сказать обо мне.
Я подняла кружку и вылила ее содержимое прямо на фотографию. На столе образовалась некрасивая лужа.
– Эй! Ты что? – спохватился Сергей.
Он схватил газету и побежал стряхивать ее над раковиной. Поздно: жидкость уже испортила страницы. Муж повернулся ко мне с выражением обиды на лице.
– Зачем? Я же специально с утра в киоск сбегал! Для тебя ее принес!
– Слов «Я виновен» более чем достаточно, – я со стуком вернула кружку на стол.
Сергей скорчил непонимающую гримасу.
– Ты о чем, маська?
– Он признался. Почему бы не оставить все, как есть?!
– Потому что… – осторожно протянул муж, – богатеям некуда девать деньги, и они хотят поделиться ими с нами.
Я уронила лицо в ладони.
– Деньги, деньги. Тебя что-нибудь еще интересует в этой жизни?
– Маська, да я же о тебе забочусь…
– Заботишься? Зачем тогда трепался с этой репортершей? «Моя жена уже почти готова дать однозначный ответ. Ждите сенсацию», – я исказила голос, передразнивая мужа, потом добавила уже без кривляний: – Какую, на хрен, сенсацию? Я ничего не готова ответить! Я вообще не хочу больше разбираться в том, кто и за что убил Андрея Викторовича! Все равно его не вернуть. А без него вся программа «Синий Код» – всего лишь сборище дилетантов. И я чувствую себя дилетанткой, когда сталкиваюсь с ситуацией, которую не понимаю и не могу объяснить.
Внезапно Сергей тоже начал выходить из себя.
– Ну сообщи всем, что он стрелял просто из любви к убийствам, – развел муж руками, – мы же так и договаривались изначально. Просто отработай тот кусок, который мы уже получили. Что, так трудно вскрыть воспоминания этого чувака? Ты же сама говоришь, что они прорываются. Выбери нужное.
– Сережа! Это тебе не планшеты в магазине выбирать!
– Ну конечно же нет, Анечка! – в тон выпалил муж. – Куда мне до этого. Не для средних умов.
– Ох, не начинай.
– Это ты не начинай! Нравится, когда я унижаюсь? Мне опять на колени встать?
Злобно прищурившись, мы уставились друг на друга. Наконец, я хлопнула ладонью по столу и встала.
– Ты куда? – удивился муж.
– За телефоном, – я отправилась в спальню.
– Маська! Не твори глупостей!
– Каких глупостей например, Сереж? Я звоню адвокату Велсов.
– Маська… – не сводя глаз с телефона в моей руке, муж беспомощно замер на пороге.
Я демонстративно набрала номер и ответила ему вызывающим взглядом. Стояла так до тех пор, пока Вронская очень сонным голосом не ответила на звонок.
– Анита? – прокаркала она. – Сегодня же суббота. Что-то случилось?
– Я хочу встретиться с заказчиком, – грубо перебила я.
– С Максимом? – опешила адвокат.
– Вам Максим деньги платит?
– Нет… Даша… его сестра.
– Вот с ней я и хочу встретиться. Организуйте мне встречу. Сегодня же. Или я бросаю это дело.
Вронская на том конце провода охнула одновременно с Сергеем, который стоял передо мной. Я отключила звонок и с силой сжала телефон в кулаке. Не хотела признаваться мужу, но он загнал меня в ловушку. Все, кто прочел его слова в утренней газете, теперь ждут от меня ответа. Сенсации. И мне придется ее дать.
Вронская заехала за мной в обед на своем новеньком «Ниссане». Я уж подумала, не прикупила ли адвокат машину на те деньги, которые и ей вручили в качестве задатка, но удержалась от комментариев. Одетая в нежно-розовый брючный костюм, который на любой другой женщине мог бы показаться вульгарностью, Вронская прекрасно выглядела для своих лет. Возрастные морщины на шее прикрывал легкий газовый шарфик, под большими очками в поллица прятались «гусиные лапки», губы были тщательно подкрашены так, чтобы помада не скапливалась в складках.
– Марина, скажите честно, что заставило вас взяться за защиту Максима? – спросила я чуть позже, когда мы проезжали городской парк.
– Судьба, – пожала она плечами, не отрывая взгляда от дороги, – я – их семейный адвокат.
– Даже так… и вам уже приходилось защищать его в суде?
– По обвинению в убийстве? – она слабо улыбнулась, словно прочла мои мысли. – Нет.
Я тут же мысленно одернула себя. Ну конечно, глупо интересоваться компроматом на человека у его адвоката. Вронская хоть и выглядела в данный момент мягкой и дружелюбной, но, конечно, дурой не была и не стала бы по доброте душевной выбалтывать мне всю подноготную своего подзащитного.
– Вы верите, что он невиновен? – все же спросила я.
Адвокат пристально взглянула на меня.
– Пока идет это дело, разбудите меня среди ночи, и я в ту же секунду отвечу «да».
– Пока идет это дело? А по-настоящему? Когда дело закончится?
– Когда дело закончится, вы, Анита, уже будете знать все сами.
Разговор затух сам собой. Вронская продолжала защищать интересы Макса, а меня – держать на расстоянии.
Когда из-за верхушек деревьев показалась крыша жилого строения, я невольно затаила дыхание. Дом, увиденный мной изнутри, снаружи оказался большим и серым, с темно-красной черепичной крышей. Покрышки автомобиля зашуршали по гравию подъездной дорожки, а Вронская вдруг сдернула с шеи шарфик и бросила мне на колени.
– Анита, прикройте лицо.
– Что?
Я проследила за ее взглядом и увидела несколько автофургонов, похожих на тот, который преследовал нас с Сергеем вчера вечером. Люди с камерами и микрофонами скучали в ожидании кого-то или чего-то. Некоторые поглощали фастфуд. Другие болтали между собой. Скучающая девушка сидела на веревочной качели, укрепленной на нижней ветке ближайшего к дому дерева.
– Стервятники, – бросила Вронская, вытягивая шею, чтобы найти место для парковки.
Мне хватило вчерашнего столкновения, чтобы испытать солидарность с адвокатом. Хотя будь на моем месте Сергей, его бы встреча порадовала.
– Они… ждут нас? – я быстро накинула на голову шарфик, пахнущий терпкими духами Вронской, и обмотала его вокруг лица наподобие паранджи.
– Они просто ждут. Чего угодно. Пожалуйста, не вздумайте вступать в разговоры. Каждое слово может быть использовано против нас.
– О, не волнуйтесь, – поспешила заверить я, – мне самой публичность сейчас ни к чему. Надеюсь, меня не узнают.
Едва машина остановилась, как люди бросились к нам. Защелкали вспышки фотокамер. Прикрывая голову руками, я выскочила из машины и бросилась к дому. Интересно, как хозяева относятся к такому дежурству под дверями? Неужели их это не напрягает? На секунду мне стало страшно, что если дело затянется, подобная вахта раскинется и возле моего жилища. И тогда я точно сойду с ума.
– Без комментариев! Без комментариев! – кричала где-то за моей спиной Вронская, точно так же протискиваясь через толпу репортеров.
Наконец, мы вбежали в гостеприимно распахнувшиеся двери, а замок щелкнул, приглушая возбужденные возгласы и крики.
Я сняла платок и вернула его адвокату. Женщина, впустившая нас в дом, вежливо улыбнулась. Улыбка вышла кривоватой, но, приглядевшись, я поняла, что это ее природная особенность. На щеках, чуть покрытых румянами, появились ямочки. У хозяйки были очень длинные, до пояса, темные волосы и отличная фигура, затянутая в черное платье-футляр с квадратным вырезом. Правда, под глазами виднелись припухлости, а сквозь тонкую кожу на руках, шее и груди проглядывали синие венки. Я не смогла точно на глаз определить ее возраст, но решила, что она все-таки не старше Макса.
– Я – Дарья, – представилась хозяйка дома.
– Очень приятно. Анита.
– Пройдемте?
По пути в гостиную я оглядывала ту часть жилища, которую не успела захватить в видениях Макса. Мне понравились отделанные мореным дубом стены и высокие потолки. Напольные «английские» часы с боем в коридоре и помпезные светильники. Дарья усадила нас на диван и придвинула столик с уже приготовленным кофейником и бутылкой «Хеннесси», а сама уселась напротив в кресло.
– Вы курите, Анита? – сказала она, передвигая керамическую пепельницу с угла столика в центр.
Я поколебалась всего секунду.
– Да, спасибо.
Мы закурили. Дарья откинулась в кресле и повертела в пальцах длинную белую сигарету. Ее кривоватая улыбка казалась слегка нервной, но магнетической, и я почему-то не могла оторвать взгляд от этой женщины.
– Пейте кофе, – она кивнула в сторону кофейника.
– Спасибо. Хочу отдышаться после пробежки от репортеров.
Вронская молча налила напиток себе и мне и взяла свою чашку. Видимо, не хотела мешать нашему разговору, поэтому вела себя тихо.
Повисла пауза.
Дарья потянулась за коньяком.
– Может, хотите этого, Анита?
– О, нет, спасибо. Еще слишком рано.
Не выпуская из пальцев сигарету, сестра Макса открыла бутылку. Налила коньяк в свою пустую чашку. Я ожидала, что спиртное будет разбавлено порцией кофе, но Дарья слегка дрожащей рукой с видимым наслаждением поднесла чашку к губам и сделала глоток.
– Так зачем вы хотели встретиться со мной? – подняла она на меня глаза.
– Я хочу узнать больше о прошлом вашего брата.
– Мне можно об этом рассказывать? – Дарья перевела удивленный взгляд на Вронскую.
– Я слежу за ходом беседы, – заверила ее адвокат.
– А вам есть что скрывать? – парировала я.
Сигарета ярко вспыхнула и начала тлеть, когда сестра Макса затянулась, взяв паузу вместо ответа.
– Не хотелось бы ворошить семейное белье, – ответила она, одновременно выпуская изо рта струйки дыма.
Я тоже сделала затяжку. И на что рассчитывала? На дружеские посиделки?
– Поймите, Даша. Вы хотите защитить брата. Но он этого не хочет. Вчера он отказался сотрудничать, – я поежилась и подумала, что выбрала очень мягкое определение для того, что сделал Макс. – Но вы платите мне деньги, значит, придется продолжать. Значит, вашему брату будет больно. Вы ведь не хотите причинять ему лишнюю боль? Мне просто нужно понять, в каком направлении работать. А я совершенно не могу этого сделать, потому что Максим закрыт для меня.
– Больно? – нижняя губа у Дарьи задрожала. – Я не хочу, чтобы Максиму было больно.
– Вы его сильно любите?
Кривая ухмылка превратилась в перекошенный оскал.
– Он не самый худший из братьев. По крайней мере, мне с ним повезло больше, чем с отцом.
– Отцом?
Дарья снова посмотрела в сторону Вронской. Затем – на меня.
– Вы не знаете, кто наш с Максимом отец?!
Вопрос прозвучал так, словно меня обвиняли в незнании алфавита. Я стряхнула пепел, стараясь скрыть удивление и неловкость.
– Простите, нет.
– Лютый. Точно не слышали о таком?
Теперь уже я повернулась к Вронской. Пожилая женщина попивала кофе и смотрела по сторонам. Я сдалась.
– Простите, Дарья. Мне очень жаль, но… понятия не имею.