Летающие убийцы Самаров Сергей

Во время недолгой остановки все мы пополнили запас питьевой воды, а потом заняли места на броне БМП, где существуют специальные ручки, называемые десантными, за которые можно держаться. Я заметил, что подполковник Звягинцев совсем не берег свой цивильный костюм и без стеснения сел на пыльную броню.

Шлем Евгений Андреевич еще не снял, и этот факт я одобрил. Нам ведь предстояло встать на таком расстоянии от бандитского поста, с которого часовые не услышат тяжелый звук мощных двигателей БМП. А в ночи он разносится несравненно дальше, нежели днем. Место остановки предстояло выбрать Евгению Андреевичу, поскольку он лучше меня знал местную обстановку. Я мог ориентироваться здесь, только глядя на карту, выведенную на монитор моего планшетника.

Звягинцев и выбрал. Через шлем внутренней связи он дал команду механику-водителю, и БМП послушно остановилась. За нашей машиной встали и две другие, поскольку распоряжение подполковника было слышно и в них.

– Сухогоров, Катков, ко мне! – тут же подозвал я двух из трех снайперов своего взвода, которым предстояло сейчас работать.

Для выполнения задания им необходимо было пробежать еще пару километров под отрогами хребта, огибая каменные языки там, где они сползают в долину особенно далеко. Надо сказать, что заблудиться на этом пути мои парни вряд ли могли.

У них имелись собственные приемоиндикаторы, представляющие собой планшетник в значительно усеченном виде. Не такой простой, как у каждого бойца взвода, тем не менее сильно уступающий по функционалу командирскому. В обычной армии этими приемоиндикаторами оснащаются командиры взводов, иногда – отделений. У нас в спецназе такой аппарат теперь имеет не только каждый командир отделения, но и снайперы, сапер, пулеметчики, гранатометчик и огнеметчик, короче говоря, все бойцы, которым случается выполнять индивидуальную задачу.

Приемоиндикаторы снайперов имели набор карт, который я посчитал нужным переслать на них со своего планшетника. Поэтому мои ребята могли ориентироваться на местности.

Когда они подбежали к нам от второй БМП, на которой ехали все трое, я предоставил слово подполковнику Звягинцеву. Он и поставил им конкретную боевую задачу.

Евгений Андреевич определил сержанта Сухогорова по огромному глушителю на его винтовке. Такой только у «Выхлопа» и есть. Подполковник посоветовал ему попытаться одной пулей снять двух бандитов, чтобы у часовых в принципе не было возможности связаться со своим эмиром и поднять тревогу.

Василий Сухогоров был опытным бойцом.

Он не стал давать никакой гарантии, только коротко проговорил:

– Я постараюсь.

Не знаю, как воспринял такое заявление подполковник Звягинцев, но я уже понял, что Василию вполне хватит одной пули на пару часовых. Третьего снимет младший сержант Юра Катков.

– Карты я вам перебросил. Там есть отметка о местонахождении поста бандитов. Товарищ подполковник точно показал. Выходите на свою дистанцию, ориентируясь по карте. Постарайтесь передвигаться по прямой линии, чтобы время не тянуть. К каменным языкам отрогов не приближайтесь, иначе придется долго их огибать, – напутствовал я своих бойцов и приказал: – Вперед!

Вокруг уже стояла темнота, которая почти сразу и скрыла снайперов. Нам осталось только ждать.

– Как, старлей, думаешь, долго твои ребята работать будут? Может, нам стоит прямо сейчас всем составом выдвинуться поближе к ущелью? – произнес Звягинцев.

– Я сам, товарищ подполковник, хотел это предложить. Обычно мы так и работаем. В этот раз ждал только вашего приказа. Сказалась армейская привычка к единоначалию.

– Давай так, старлей. Ты работай по-своему, как привык, а я буду только изредка подсказывать, использовать свое знание обстановки. Солдаты – твои подчиненные. Опыт у тебя есть. Вот и действуй!

– Понял, товарищ подполковник. Работаем. Взвод, вперед, за снайперами. Бегом марш!

В этот момент я стоял, положив руку на гусеницу боевой машины пехоты, довольно узкую по сравнению с танковой. Наша БМП как шла передовой, так и осталась ею при остановке. Подполковник Звягинцев сидел на броне, чуть сбоку и позади башни. Чтобы двинуться вперед, мне необходимо было только развернуться. Но я ждал, когда все бойцы соберутся вместе, чтобы сразу заметить, если кто-то из них вдруг отстанет.

Конечно, при нашем техническом оснащении потерять кого-то на любой местности практически невозможно. Даже в горах для этого потребуются определенные усилия, можно сказать, особый талант. Мой планшетник не только покажет точками местоположение всех бойцов. При включении особого модуля он выложит мне данные о физическом состоянии каждого из них.

Правда, с этими данными лучше всего разберется квалифицированный медицинский работник, которого в нужный момент рядом почему-то не оказывается. Даже санинструктор взвода не в состоянии составить по этой информации картину самочувствия того или иного бойца. Каждый человек индивидуален, он по-своему реагирует на обострение ситуации. Повышение частоты пульса или же кровяного давления мне лично мало о чем говорит. Поэтому данной программой я не пользуюсь. Хотя мне, конечно, следовало бы изучить ее подробнее, получить какие-то минимальные медицинские знания или хотя бы представления.

Взвод собрался рядом с головной машиной, то есть со мной и подполковником Звягинцевым. Тот как раз в этот момент снял с головы шлем внутренней связи и через люк забросил его на командирское сиденье. На мой взгляд, сделал он это напрасно. Нам могла бы понадобиться связь с машинами. Но я не желал делать замечание старшему по званию, поэтому пошел другим путем.

– Ничеухин! – подозвал я своего старшего сержанта. – Остаешься в БМП на связи.

– Есть оставаться на связи! – отозвался мой заместитель.

Вообще-то, говоря честно, тут я оказался не прав, сразу понял, что следовало бы оставить в машине кого-то из молодых бойцов, призывников, не имеющих соответствующего боевого опыта. Кроме того, Ничеухин уже освоил работу с убийцей беспилотников, высокочастотным излучателем REX 1, и вполне мог заменить меня.

В моем понимании, хорош тот командир, который умеет признавать свои ошибки и исправлять их.

– Отставить! Ты с нами пойдешь. На связи остается Сысоев, – заявил я.

– Есть оставаться на связи, – отозвался рядовой третьего отделения, демонстрируя откровенную радостную улыбку.

Нисколько не секрет, что для солдат-призывников самым тяжелым испытанием всегда было и остается отсутствие сна. Сысоев, видимо, рассчитывал отоспаться под защитой брони, хотя я вовсе не был уверен в том, что ему удастся сделать это.

А подполковник Звягинцев вроде бы не понял, с чего я вдруг отдал такое приказание. Или же ему просто уже так надоел этот шлем, тесноватый для его большущей головы, что он был несказанно рад от него отказаться. После этого он принялся усердно растирать себе уши. Бывалые люди рассказывали мне, что таким вот образом менты приводили в себя пьяных в советских вытрезвителях. Правда, в отличие от тех стражей порядка, подполковник к своим ушам относился бережно, тер их не до крови.

Невозможность включения во внутреннюю связь приданных тому или иному подразделению людей я всегда считал крайне неудобным моментом. Оставлять боевые машины не при деле при проведении операции было бы неправильным решением. Они часто оказываются крайне необходимыми в бою. Особенно БМП-3, имеющие по две пушки калибра сто и тридцать миллиметров. Свои задачи они выполняют отменно. Тот факт, что БМП не включены в общую систему связи, является большой недоработкой командования.

Надо сказать, что в условиях боя на сильно пересеченной местности, к примеру в ущелье, БМП становятся уязвимыми.

Хотя подполковник Звягинцев и сказал мне, что выстрелы к гранатометам у нашего противника только осколочные, которые не в состоянии повредить боевую машину пехоты, я все же предпочел проявить осторожность. Кто знает, откуда бандиты могут вытащить всего одну бронебойную гранату, которая может нанести нам значительный урон!

А осколочные гранаты нам, спецназовцам, не слишком страшны. Их американские варианты, насколько я знаю, начинены стреловидными поражающими элементами. Пробить бронежилет, шлем, даже штатные противоосколочные очки закрытого или открытого типа они просто не в состоянии.

Об этих самых очках, наверное, стоит сказать чуть подробнее. Экипировка «Ратник» предусматривает возможность ношения противоосколочных очков открытого и закрытого типа. Первые обычно надеваются на шлем и легко опускаются на лицо. Однако они не всем кажутся удобными из-за своей массивности.

Очки открытого типа больше напоминают солнечные. Они имеют в комплектации стекла желтого и серого цветов, соответствующие защите по первому классу. Их дужки имеют узлы регулировки. На сегодняшний день ни в одной другой армии нет очков открытого типа с такими характеристиками.

Остальные области тела бойцов защищает костюм оснастки «Ратник», тоже наделенный противоосколочными свойствами. Ткань, из которой он пошит, естественно, не такая прочная, как, скажем, бронежилет или шлем. Но, для того чтобы пробить ее, требуется, во-первых, чтобы граната взорвалась рядом, во-вторых, чтобы осколки летели в бойца прямо. Касательные попадания ткань выдерживает, хотя удар осколка тоже бывает чувствительным.

Это я по собственному опыту знаю, довелось испытать. Однажды осколок ударил мне в бедро и на добрые полминуты парализовал мышцы.

В условиях горного боя в качестве укрытия в основном используются камни. Достать бойца, спрятавшегося за ними, осколки могут только рикошетом. Стрельба из гранатомета ведется с расчетом именно на это. Но при рикошете поражающие элементы гранаты не в состоянии нанести нам значительный урон. Ткань наших костюмов выдерживает их, не позволяет нанести серьезное ранение, хотя небольшие контузии не исключены. Так было и со мной.

Я глянул в тепловизионный бинокль и сразу увидел обоих снайперов.

Опасности я не заметил и приказал:

– Взвод, за мной.

Я бежал в среднем темпе, вполне достаточном для настоящего момента. Сейчас не стоило догонять снайперов, как и сильно отставать от них.

При этом я не стал приказывать подполковнику следовать за взводом, поскольку чином для этого не вышел. Он сам должен выбирать, где в какой момент ему находиться. Так сказать, привилегия звания. Шагов его за спиной я не слышал, тем не менее один раз в самом начале бега глянул через плечо и увидел, что Евгений Андреевич держался в середине взвода, выделяясь и ростом, и одеждой.

Взвод, как обычно и бывает в боевой обстановке, бежал не колонной, а рассредоточившись, хотя бойцы каждого отделения старались держаться рядом. Это естественный метод передвижения. Если бежать колонной, то противник будет иметь возможность отстреливать задние ряды так, что передние этого могут не заметить.

Правда, подполковник не говорил мне, что снайперская винтовка бандитов снабжена глушителем. А громкий выстрел мы наверняка услышали бы. Да и дистанция пока еще была великовата для зоны поражения СВД.

Тем не менее меры предосторожности на марше следовало соблюдать. Многие командиры подразделений уже обжигались на том, что слепо доверяли данным разведки, которые оказывались не полными и не точными.

Со мной, слава богу, такого пока еще ни разу не случалось. Во многом потому, что у нас в спецназе ГРУ принято обобщать опыт, учиться на чужих ошибках, чтобы не допустить своих.

На бегу я держал планшетник перед собой, повернул его монитором к груди, чтобы со стороны не было видно свечения, способного вызвать выстрел. Я ориентировался по карте, смотрел, куда показывает стрелка. Если впереди появлялось препятствие, которое можно и нужно было обогнуть, я заранее сворачивал в сторону, и взвод следовал за мной. В принципе, передвигались мы почти тем же самым маршрутом, которым до нас прошли снайперы.

Подполковник Звягинцев догнал меня и побежал рядом.

Он глянул на монитор планшетника и спросил:

– Слушай, старлей, а этот твой аппарат прогноз погоды дает?

– Обязательно. Да и у двух моих снайперов на винтовках стоят метеостанции с интегрированным в них баллистическим калькулятором. При необходимости можно воспользоваться. А чем вызван ваш вопрос, товарищ подполковник?

– У меня такое ощущение, что снег вот-вот пойдет. Воздух им пахнет.

– Небо над нами чистое.

– А за спиной что?

Я оглянулся. С моря, закрывая весь горизонт, серьезным массивом ползли тяжелые темные тучи. Они заполняли все пространство с востока и севера, двигались вдогонку за нами.

– Прогноз обычно бывает точным, – сказал я, постучав пальцем по сенсорному монитору. – Сейчас проверим.

Планшетник любезно сообщил мне, что через час двадцать минут на том месте, где мы находимся в данный момент, начнется дождь со снегом.

– Дождь – это ерунда, снег куда хуже, – сказал Звягинцев, поморщился и по-собачьи встряхнул головой, словно сбрасывал с нее целый сугроб.

– Дождь со снегом, а не снег с дождем, товарищ подполковник.

– А в чем разница?

– Это значит, что преимущественные осадки – дождевые. Если бы сообщили, что снег с дождем, тогда преимущественные были бы снеговые.

– Никогда о такой градации прогноза не слышал, – заявил Евгений Андреевич и пожал плечами. – Век живи, век учись.

Я не стал вслух заканчивать поговорку, которая звучит обычно так: «Век живи, век учись, дураком помрешь». Это было бы грубо с моей стороны, но соответствовало бы действительности, поскольку разницу между двумя формулировками прогноза погоды я только что сам придумал, опасаясь, что подполковник пожелает изменить первоначальные планы.

– Следует снайперов поторопить, – предложил Звягинцев.

– Ни к чему, товарищ подполковник. Они и так идут быстро. При этом берегут дыхание. Для снайпера ровное дыхание очень важно, иначе ствол будет болтаться как сосиска. Через пять минут снайперы выйдут на дистанцию, достаточную для прицельной стрельбы. – Я посмотрел на монитор, опять вывел на него карту местности и сказал: – Вижу, что сержант Сухогоров уже на свою дистанцию вышел. Он сейчас на скалу лезет, чтобы высоко сидеть и далеко глядеть. Младший сержант Катков дальше идет в одиночестве. Ему необходимо еще метров двести преодолеть, чтобы выйти на удобную для себя дистанцию. Скорее всего, он где-то вот здесь, среди скал, обоснуется. На одну из них заберется. – Я ткнул пальцем в монитор.

Евгений Андреевич ничего не ответил, только согласно кивнул.

А я на глазок прикинул расстояние от этих скал до бандитского поста. Оно чуть превышало двести метров. Для снайпера уровня младшего сержанта Каткова промах с такой дистанции невозможен. Остановиться раньше ему как раз эти скалы мешали, закрывали обзор. Похоже было на то, что Катков тоже внимательно изучил карту и выбрал для себя самое удобное место.

Но я для того и послал снайперов вперед без подробного инструктажа, чтобы сами решали, откуда им работать.

Сержант Сухогоров уже наверняка забрался на скалу, выбранную им. Потом он, видимо, осмотрел окрестности в прицел, нашел это место удобным и начал там устраиваться. Если бы эта скала его по каким-то причинам не устраивала, то он сверху выбрал бы другую и уже начал бы спуск, чтобы поменять огневую позицию. Но точка на мониторе застыла в статичном положении. Похоже было на то, что Василий сейчас присматривал за бандитами в оптический прицел.

Я пододвинул микрофон ближе ко рту и спросил:

– Сухогоров, как дела?

– Занял позицию, товарищ старший лейтенант, – доложил он. – Присматриваюсь к бандитам. Сейчас их там действительно только трое. Но когда снизу в прицел смотрел, я насчитал пятерых. Возможно, дальше стоял еще один, но мне его видно не было. Снизу не хватало угла обзора.

– Две тройки? Может, смена поста была или проверяющий приходил?

– Это, товарищ старший лейтенант, разве важно? Главное, что остались только трое. Мы с Юрой отработаем их без проблем.

– Катков! – позвал я. – Как у тебя ситуация?

– Приближаюсь к позиции. Думаю, минуты три-четыре осталось.

– Скопление скал ищешь?

– Так точно! Я место по карте определил.

– Понял. Работайте. Со стороны моря нас дождь со снегом догоняет. Постарайтесь до этого успеть.

– Мы видели тучи. Они еще далеко, – за двоих ответил сержант Сухогоров. – Вот вас обязательно вымочит до встречи с нами. Я в прицел вижу.

Сержант, видимо, разворачивался для просмотра вместе с винтовкой. Точка на мониторе активно шевелилась, хотя и не превращалась в вытянутую линию. Это не было предусмотрено программой, которая определяла только месторасположение отдельного бойца по приборам, которые были у него с собой.

– Винтовку на нас не наводи! – строго потребовал я выполнения правила, обязательного для всех военных, – не наставлять на сослуживцев даже незаряженное оружие. А у снайпера винтовка всегда заряжена.

Сержант нисколько не смутился и тут же нашел что ответить:

– Я над вами смотрю. Взвод только окуляром захватывается. Если случится выстрел, пуля высоко над вашими головами пролетит. Даже над головой товарища подполковника, хотя он выделяется своим ростом.

– Нормально. Можешь на нас вообще не смотреть. Мы не сахарные, под дождем не растаем. Ты лучше готовься к работе.

– Понял. Работаю, – сказал снайпер, и точка на моем мониторе снова зашевелилась.

А вторая, показывающая, где находится младший сержант Катков, замерла перед группой скал. Видимо, парень выбирал себе место повыше, причем такое, до которого он смог бы добраться.

Не зря мы на батальонной базе ежедневно тренировались на скалодроме. Теперь эти навыки пригодятся.

– Заберется твой парень на вершину? – спросил подполковник Звягинцев. – Я мимо этих скал пробегал, знаю, что они для прохождения сложные.

– Должен суметь, – ответил я. – Он неплохо этому обучен.

У младшего сержанта Каткова на подъем до выбранной им точки ушло семь минут. За это время мы смогли добежать до скопления других скал, где выбрал себе место сержант Сухогоров.

Он сразу доложил мне об этом:

– Вижу вас, товарищ старший лейтенант. Дождь со снегом за вами не угнались, значит.

Тут же на связь со мной вышел и младший сержант Катков.

– Товарищ старший лейтенант, я на месте, – сказал он. – Рассмотрел пост бандитов. Да, там три человека. Сухогоров, мой тот, который сейчас присел.

– Договорились, – согласился сержант. – Только не торопись. Тот, который с биноклем, сдвигается в сторону. Как специально второго под меня подставить хочет. Еще два шага… – Последовала пауза в несколько секунд. – Огонь!

Два выстрела, слышимые только мне и бойцам взвода, да и то лишь потому, что микрофон при прицеливании прижимался тыльной стороной к винтовке, слились в единый.

– Готово, товарищ старший лейтенант, – доложил мне сержант Сухогоров. – Путь свободен. Я спускаюсь, присоединяюсь к взводу.

– Я тоже спускаюсь, – сообщил Катков. – Буду ждать вас у скал. Или навстречу двинуться? Как прикажете.

– Жди на месте.

Спуск со скалы обычно занимает больше времени, чем подъем, и является куда более сложным занятием. Бойцы взвода, в отличие от спортсменов, у которых соревнования проводятся чаще всего именно по подъему, технику спуска тоже отрабатывали до соленого седьмого пота. Тем не менее это не делает спуск легким занятием даже для опытного скалолаза. Там требуется осторожность, физическая сила и немалое умение.

Мы уже миновали скалы, когда сержант Сухогоров догнал взвод и оказался в своем отделении. До того места, где нас должен был дожидаться младший сержант Катков, осталось совсем немного.

Звягинцев по-прежнему шел рядом со мной. Я уже в который раз посмотрел на карту, выведенную на монитор. По ней выходило, что больше половины пути до базы банды, расположенной в самом ущелье, были вроде бы проходимы для боевых машин пехоты. Но лучше было спросить об этом человека, уже проходившего этот маршрут, прощупавшего место, как говорится, своими ногами.

– Товарищ подполковник, судя по карте, БМП могут нас доставить достаточно глубоко в ущелье. Стоит их использовать? Как вы на такой вариант смотрите?

– А сам-то ты как думаешь, старлей?

– Я бы действовал по привычной схеме, поставил бы машины у ворот, в ущелье бы двинулся пешим строем, а где требуется, даже ползком, чтобы сохранить эффект неожиданности. БМП-3 мы всегда можем вызвать, и они поддержат нашу атаку огнем из пушек. Если прямо сейчас их сюда подогнать, то звук двигателей раньше времени нас выдаст.

– Все верно, – сказал подполковник и наклонил голову в знак согласия с моими аргументами.

– Еще вопрос, ответ на который вы можете и не знать. Как часто меняются на посту часовые?

– Знаю ответ. Днем всего две смены. С наступлением темноты – три. Эмир понимает, что ночью внимательность теряется быстрее. Как, впрочем, и сама жизнь. Но мне показалось, что Мухетдинов не слишком озабочен безопасностью своих людей. Хотя он и запрещал подчиненным совершать диверсии и теракты, чтобы не привлекать к себе внимание. Его дело – снабжать беспилотниками другие банды, активные. Потому его не искали и не беспокоили. Чем дальше это дело тянулось, тем Мухетдинов больше, как я понял, успокаивался. Хотя мое бегство могло изменить ситуацию. Но у меня был конфликт с одним из бандитов боевой группы. Тот обещал меня убить. Если бы мне не пришлось ликвидировать часовых при уходе, то эмир мог бы подумать, что так оно и вышло. Этот тип меня пристрелил и хорошо спрятал тело.

– Человека вашей комплекции сложно убить, а еще труднее тело спрятать, я думаю.

– Я сам угроз не слишком опасался, тем более что и эмир был на моей стороне. Он считал меня нужным для себя и совершенно не опасным человеком.

– Почему не опасным?

– В банде есть опытный и хорошо обученный хакер. Судя по нескольким замечаниям Мухетдинова, этот тип собрал на меня данные. Эти сведения из моей официальной легенды были занесены в картотеку МВД Ставропольского края. Эмир считал меня человеком, находящимся в бегах, поскольку я был объявлен в международный розыск за нападение на инкассаторскую машину. Предполагалось, что я с большими деньгами уехал за границу. Я заранее знал про хакера и потому ничего из этих данных эмиру не сообщил. Но он сам докопался. Хотя я и допускаю, что это вовсе не работа хакера. Кто-то из осведомителей Мухетдинова имеет доступ к картотеке МВД Ставрополья и Дагестана, где тоже есть данные о моем розыске. Эмир надеялся поживиться деньгами, которые я где-то прятал, поэтому моя жизнь для него имела определенную ценность. Но хакера у Мухетдинова больше нет. К несчастью, он оказался на посту, когда я уходил из банды.

Мы приблизились к скалам, от которых отделился человек с «Винторезом» в руках. Младший сержант Катков имел время на то, чтобы спуститься со своей огневой позиции и встретить нас.

Там же, около скал, я вызвал рядового Сысоева и через него передал приказ механикам-водителям БМП-3, не слишком разгоняясь, выдвигаться в нашу сторону.

Подполковник вопросительно посмотрел на меня и осведомился:

– Не рано?

– Как раз догонят, когда мы к воротам подойдем. Я по карте на планшетнике прикинул расстояние и скорость. Там их и оставим, чтобы вход в ущелье перекрыли. А то двинется кто-нибудь в поддержку Мухетдинова.

– Некому особо двинуться. Поблизости нет ни единой серьезной банды. Должна одна подойти, но она только через пару дней будет границу переходить. Я через подполковника Рагимова передал данные пограничникам. Они подготовятся, встретят, угостят. Рагимов при мне позвонил в разведотдел оперативного штаба погранвойск. У него с ними хорошая связь, старые товарищеские отношения. Еще одна банда должна прийти за дронами, но она идет, как я понял, издалека и неизвестно, когда прибудет.

– По моим данным, поблизости есть несколько достаточно сильных банд, которые пока никак не светятся, только обживаются на новых местах. Мы не в состоянии определить их базы. Мухетдинов может иметь с ними связь?

– Я не слышал о таких. Эмир от меня особо ничего не скрывал, но и не докладывал мне обстановку. Значит, случиться может всякое. Но у нас есть связь. В крайнем случае сможем вызвать на подмогу вертолеты.

Тут у меня зазвонил мобильник. Я по старой привычке убрал его в карман, под бронежилет, и теперь долго доставал. Но человек, вызывавший меня, оказался весьма терпеливым. Это был подполковник Рахматуллин из ФСБ. Определитель показал мне его номер.

– Слушаю вас внимательно, товарищ подполковник, – заявил я.

– Ага. Только твоя внимательность для других дел тебе пригодится. Береги ее. Передай трубку подполковнику Звягинцеву, старлей.

Я молча протянул аппарат Евгению Андреевичу. Тот поздоровался с собеседником, а потом больше слушал, чем говорил, и задал только пару уточняющих вопросов.

– Да, у меня сложилось о Гадисове такое же впечатление. Слишком уж он страдающе о жене говорил. Спасибо, Владимир Ахметович. Мы учтем это в своих действиях, – сказал он в конце разговора, выключил телефон и протянул его мне.

Я ждал объяснений.

– Ты почти провидец, старлей! – заявил Звягинцев.

– То есть?.. – не понял я.

– Так ты же заподозрил в Данияле Гадисове провокатора.

– Я не заподозрил, просто предположил, что он мог по наущению эмира работать. Что вам подполковник Рахматуллин сказал?

– Даниял Гадисов никогда не был женат!

– Это еще ни о чем не говорит. Он мог жить с женщиной в гражданском браке.

Сейчас это нормально. Хотя я, человек старорежимный, понять и одобрить этого не могу. Меня с детства в другом духе воспитывали.

– Ни с кем он не жил.

– Такого провокатора, как и любого другого из их плеяды, пристрелить, честно скажу, не жалко.

– Разберемся, – сказал подполковник так, словно я уже поднял автомат, желая дать очередь в программиста-провокатора, который, к счастью для самого себя, в данный момент находился вне зоны досягаемости моих выстрелов.

– Разберемся, – подтвердил я свое согласие с мнением старшего офицера и опытного разведчика. – Но доказательства его сотрудничества с бандитами собрать, боюсь, не удастся. Для этого нам заранее следовало бы знать, кто из них может дать на него показания. Значит, придется уничтожить предателя. Такая вот мера воздействия тоже иногда бывает очень даже справедливой.