Смерть в семье

* * *

Моим мальчикам, М. и К., – порой они вдохновляют, порой отвлекают, но делают и то и другое очаровательно, – а также Грэму, без которого многое было бы невозможно.

Глава 1
Серьезные последствия

В декабре 1909 года Англия готовилась ко всеобщим выборам, в России гремели громовые раскаты надвигавшейся революции, а мой отец, преподобный Иосия Питер Мартинс, упал лицом в миску баранины с луком, отдав Богу душу и оставив матушку, меня и моего младшего брата Джо на милость епископа Пэджета.

Матушка по душевному складу была из тех, кто остро реагирует на внешнюю сторону событий, в первые минуты упуская из виду долгосрочные последствия.

– Почему он не попросил убрать со стола, прежде чем это сделал? – возмутилась она, когда служанка прибежала с роковой вестью и отвела нас в столовую. – Знал же, что его найдут посреди объедков. Ох, Иосия…

Поскольку матушка крайне редко называла отца именем, данным ему при крещении, сразу стало ясно, что она потрясена и раздавлена.

– Он кажется таким умиротворенным… – деликатно сказала я. Отец и правда выглядел как человек, испытавший глубокое облегчение, будто он с радостью принял смерть, хоть та и застала его за скромной трапезой. Эта мысль помогла мне стерпеть ужасную, мучительную боль утраты.

– О, Эфимия, если бы только твой отец…

– Он ничего не мог поделать, – резонно заметила я.

Мать надменно вскинула бровь:

– Не перебивайте, юная леди, это неприлично. Я собиралась сказать: если бы только твой отец не стал викарием.

– Думаю, матушка, он принял решение вполне осознанно.

– Ничего не могу сказать, это было до меня. – Она помолчала и тряхнула головой. – Нет, сами мы не справимся. Придется написать твоему деду.

– Я буду только рада, если он предложит нам помощь, но вы пишете этому человеку всю мою сознательную жизнь, матушка, а он ни разу не соизволил ответить.

– Не «этому человеку», Эфимия, а твоему родному дедушке.

– Он никогда не был мне настоящим дедушкой. – Я не хотела, чтобы эти слова прозвучали резко, но горе, лишившее меня сдержанности, распорядилось по-своему.

– Вся в отца, – буркнула мать и вышла из столовой.

В свои восемнадцать я, скромная девушка с густыми блестящими каштановыми волосами и умными серыми глазами, опасалась, что мне далеко до маминого идеала хорошей дочери и никогда к нему не приблизиться. Нас с ней разобщили долгие часы, проведенные мною в отцовском кабинете, где он старался передать мне все свои познания об окружающем мире, а еще учил аналитически мыслить и понимать то немногое о человеческой душе, что ему самому удалось постичь за время службы священником. Матушка же считала, что интеллект «нужен юной леди как пара копыт и примерно так же привлекателен». Однажды я позволила себе заметить, что копыта да с подковами могли бы порой очень пригодиться для прогулок, и мой отец вынужден был молча стоять в сторонке, пока матушка отсылала меня спать без ужина.

Родители не были так уж близки, но без отца наше будущее в один миг сделалось опасно зыбким. На следующий же день после его смерти от епископа пришло извещение о нашем выселении. Так что, пока матушка скорбела у себя комнате и продолжала одностороннюю переписку с моим дедом, я, со своей стороны, развила бурную деятельность – взялась рассылать письма в разные поместья с просьбой нанять меня в услужение. Не знаю, откуда возникла эта идея – наверное, из самых глубин отчаяния. Но не могу не признать, что в тот момент определенную роль сыграл и дух романтизма, который мне так и не удалось истребить в себе, хотя я прекрасно видела, во что превратился брак моих родителей, заключенный по любви.

Разумеется, я приняла меры предосторожности, чтобы сохранить свою личность в тайне – попросила присылать ответы на адрес ближайшего почтового отделения и подписалась вымышленной фамилией. Служительнице почты я сказала, что забираю письма для своей кузины, которая скоро к нам приедет. Такая вопиющая ложь стоила мне бессонных ночей, но я не сомневалась, что все пройдет гладко и обман не обнаружится. Тем не менее, когда после целого вороха резких отказов пришло нечто похожее на положительный ответ, у меня возникло желание пойти на попятную – ведь нужно было еще как-то рассказать обо всем матери…

Секрет мой раскрыл малыш Джо. Я сидела в спальне, размышляя, что из пожитков взять с собой в дорогу, когда у меня в руках будет приглашение на работу. Дверь вдруг распахнулась, и мой братец рыбкой нырнул под кровать.

– Прости, Эффи! – выпалил он оттуда. – Я не хотел тебя выдавать!

И немедленно из холла донесся голос матери:

– Эфимия Мартинс! А ну живо спускайся!

Я наклонилась и заглянула под кровать – братец тотчас метнулся в самый дальний угол с проворством паука, удирающего от веника.

– Джо, что ты натворил?

– Я не нарочно! Мама все говорила о том, как же нам дальше быть, и сказала, что от тебя никакого толку, потому что ты сиднем сидишь у себя. Я подумал, это несправедливо, и выболтал твой грандиозный план.

– Грандиозный план?..

– Я прочитал одно из твоих писем. По-моему, это гениальная идея, Эффи. Так ты сможешь познакомиться с каким-нибудь богатеньким дворянином, он в тебя влюбится и подарит кучу всяких драгоценностей, и еще большой дом. Ведь ты этого заслуживаешь, Эффи, больше всех в мире! Знаешь, для сестры ты очень даже симпатичная. Может, у тебя будет столько денег, что ты купишь мне тех деревянных солдатиков, которых папа обещал подарить на день рождения.

– О Джо! Когда же ты перестанешь совать нос в чужие… – Я не договорила, услышав скрип ступеней – мать в тяжелом траурном платье поднималась по лестнице. Она подошла к моей комнате и остановилась на пороге, мрачная и торжественная, чтобы произвести впечатление. Несмотря на четыре фута десять дюймов[1] роста, ей удавалось сделать свое присутствие заметным в любом обществе – это была ее врожденная способность.

– Эфимия, я не стерплю такого позора.

Она произнесла это так, что мой братец забился под кровать еще глубже.

– Нам нужно на что-то жить, матушка.

– Эфимия! Девице твоих лет негоже рассуждать о подобных вещах, ты ничего в этом не понимаешь.

– Я понимаю, матушка, что нам не обойтись без еды. Особенно малышу Джо.

Матушка растерялась. В этот момент малыш Джо мне в помощь высунул из-под кровати ангельское личико, обрамленное белокурыми кудряшками, и мать с тяжким вздохом опустилась на тюфяк – будто сложился от безысходности гигантский черный бархатный веер.

– Я буду работать не под своей фамилией, – продолжила я. – И поскольку нам всем придется покинуть этот дом, я смогу помогать вам с выплатой ренты за новый и за обучение Джо.

– Нам нужно освободить дом викария в течение двух недель. – Мать встала и, напомнив моему братцу, что у него сейчас урок латыни, вышла из комнаты, не обернувшись. Она не хуже меня понимала, насколько безнадежно наше положение.

За следующую неделю я не получила ни одного письма от работодателей, мать ходила по дому с окаменевшим лицом, и даже малышу Джо, как он ни старался, не удавалось заставить ее улыбнуться ни фирменными ужимками, ни шутками. Сначала она без устали паковала вещи, затем взялась за дело, которым еще не приходилось заниматься ни одной достойной леди, – начала искать коттедж, сдающийся внаем. А я со своей стороны приняла окончательное решение и написала очередное письмо. Именно оно и определило мою дальнейшую судьбу.

Ранним, по-весеннему светлым утром мы с матушкой столкнулись в холле – у каждой были важные новости, и матушка, как всегда, заговорила первой:

– Я нашла коттедж, Эфимия. Это, конечно, не то, к чему мы привыкли, зато он маленький и чистенький, с птичьим двором и загончиком для двух свиней и козы. Козье молоко – самое питательное. Я заключила договор аренды на три месяца, мы переезжаем в следующий вторник. Кроме того, я навела справки в деревне и уже обзавелась четырьмя учениками, которые желают освоить игру на фортепиано под моим руководством. Думаю, их еще прибавится, когда мы там обустроимся. Разумеется, образованием Джо пока продолжу заниматься я сама, но надеюсь, со временем мы наймем ему гувернанта. Будь любезна, выбери в кабинете отца книги, которые вам с Джо могут понадобиться.

Я отлично понимала, чего ей стоила эта последняя просьба.

– А разве епископ Пэджет не запросил полную опись вещей?

Мать, как того требовали приличия, покраснела:

– Мы всё предоставим в надлежащем виде.

Я без зазрения совести обчистила бы «старого чудилу», как называл его отец, но меня удивило, что на это решилась матушка. Видимо, недоумение отразилось на моем лице, потому что она вздохнула:

– Ну в самом деле, Эфимия, обычно ты всегда готова нарушить любые правила!

Пришло время сказать ей главное. Но у меня почему-то не нашлось слов. Так что я просто отошла в сторону, чтобы стала видна сумка, набитая пожитками, без которых я не могла обойтись. Мать охнула, прикрыв рот рукой:

– Нет, ты все-таки…

– Извините, матушка. Я получила место в Стэплфорд-Холле.

Я почти что ожидала драматического заявления на тему «ты больше мне не дочь», так что ее реакция меня ошарашила. Мать обняла меня и шепнула «прости» так нежно, что я совсем потеряла дар речи. Она отступила на шаг и заговорила уже обычным тоном:

– Надеюсь, у тебя будет должность хотя бы старшей горничной. Было бы глупо отказаться от достойного положения в обществе в обмен на жалованье не больше того, что я плачу служанке.

– У меня будет должность горничной с дополнительными обязанностями.

Мать издала громкое фырканье, неподобающее истинной леди:

– Стэплфорд-Холл! Всего лишь пародия на приличные дома.

– Думаю, поэтому его владельцы и согласились меня нанять. У меня же нет рекомендаций. Зато есть образование, и, надеюсь, мои хозяева это заметят. Я рассчитываю быстро дослужиться до экономки.

Мать вздохнула.

– Ты очень наивна, Эфимия. К счастью, я буду поблизости, когда тебя выставят вон из этого поместья. Коттедж находится в Литтл-Кросшор. Для тебя всегда найдется местечко подле нас с Джо. – Она произнесла это со всей торжественностью, хотя мы обе понимали, что без моего жалованья выплачивать арендную плату за жилье, которое матушка мне описала, будет практически невозможно. Я сомневалась, что она станет такой уж востребованной учительницей музыки в деревне.

– Буду навещать вас, когда хозяева позволят.

– «Хозяева позволят», – повторила она. – Вот уж не думала, что моя дочь когда-нибудь произнесет такие слова.

В ее голосе стали проскальзывать драматические нотки, и я сочла, что пора уже благоразумно откланяться. Сказала, что из Стэплфорд-Холла за мной пришлют повозку на площадь, чем вызвала новую волну причитаний – «Простую повозку!» – поцеловала Джо и пообещала ему набор солдатиков, а затем вышла на яркое солнышко. Было 8 января 1910 года, и я готовилась оставить за плечами не только всю мою прежнюю жизнь, но и фамилию. Морозный воздух покалывал кожу, как лимонный сок, ветер выжимал слезы из глаз; однако, стыдно признаться, главным чувством, владевшим моей душой, когда я покидала дом своего детства, было предвкушение начала чего-то нового. Радостная дрожь нетерпения пробирала с ног до головы.

Дрожь усилилась в прямом и переносном смысле, потому что прямо надо мной разразилась гроза. Старенькой повозке понадобилось больше времени, чем предполагалось, чтобы одолеть размытую дождем сельскую дорогу, но, когда начали сгущаться сумерки, мы все-таки добрались до длинной трехколейки – непременного атрибута всех современных больших поместий. Возчик высадил меня на полпути к особняку, потому что ему пора было разворачиваться и ехать на ферму. Сумки пришлось тащить самой, зато хоть деревья давали укрытие от ливня – по крайней мере, теперь вода не струилась потоком по шее и не стекала из рукавов, словно из водосточных труб, как было всю дорогу в открытой повозке.

Стэплфорд-Холл вполне оправдал мои надежды. Это был большой дом, построенный по образу и подобию старых поместных особняков, но более компактный и современный, уютно сиявший окнами всех трех этажей, залитыми теплым газовым светом. Но прием, если можно так сказать, меня ожидал не слишком радушный.

– Эфимия Сент-Джон! Ничего себе имечко для прислуги! Папаша, видать, из аристократов? Сходил налево? Я у себя в штате не потерплю зазнаек.

Передо мной стояла высокая тощая женщина, похожая на заморенную голодом ворону. Это сходство усиливалось благодаря прическе – жиденькие, темные, необычно блестящие волосы были туго затянуты в пучок. Губы тонкой розовой линией перечеркивали бледное, угловатое лицо, с которого недобро смотрели маленькие черные глазки. Лично мне бы не хотелось, чтобы у меня в доме хозяйничала такая управительница. Я робко переминалась с ноги на ногу в луже дождевой воды, натекшей с меня на персидский ковер библиотеки, и при этом старалась сосредоточиться на разговоре, хотя мой взгляд неумолимо притягивали полки со стройными рядами книг. Меня трясло от холода, но я надеялась, что в общении с работодателями это будет скорее преимуществом. Кроме того, я заметила, что настольная лампа отчаянно нуждается в чистке, и это добавило мне надежды на успех.

– Эй, девочка, ты что, язык проглотила?

– Вы можете называть меня Амелия, мисс. Это мое второе имя. – Мне хватило ума назвать настоящее имя, данное при крещении. Я пришла наниматься на работу без рекомендаций, и если бы выдумала имя и случайно его забыла, потом наверняка пришлось бы объясняться с полицией.

– Миссис Уилсон. Ко всем экономкам и кухаркам принято обращаться «миссис». И ты знала бы об этом, будь у тебя на самом деле опыт работы, как заявлено в твоем письме.

– Да, миссис Уилсон. – Я потупилась. – Вы правы.

Женщина-ворона громко фыркнула.

– Если я все же решу тебя нанять, ты быстро убедишься, что я всегда права. Но с какой стати мне брать на работу врунишку? Назови хоть одну причину.

– Я умею работать, миссис Уилсон. Возможно, раньше я и не служила горничной, но…

Дверь распахнулась, и вошли два джентльмена в смокингах, споря на ходу.

– Между прочим, этот старикашка был моим родным дядюшкой! – возмущался высокий, мощного телосложения мужчина с рыжими волосами и голосом, хриплым от злоупотребления алкоголем.

– А мне он был крестным отцом, Дикки, – перебил второй, пониже. Он казался, возможно, и не таким статным, как рыжеволосый великан, которого я мысленно окрестила Викингом, но мне в глаза сразу бросилось, как аккуратно он одет и причесан: галстук завязан безупречно, волосы набриолинены.

– Это, конечно, здорово, приятель, – рявкнул Викинг, – но кое-кому из нас приходится чертовски много вкалывать, чтобы заработать на жизнь. Все мое состояние… А это что тут такое, миссис Уилсон? Почему какая-то девица льет воду на мой персидский ковер?

Я, стиснув зубы, смиренно опустила голову.

– Прошу прощения за беспокойство, мистер Ричард, – торопливо сказала экономка, – я думала, вся семья после ужина собралась в гостиной и мы здесь никому не помешаем. Эта девушка претендовала на вакансию служанки.

– Претендовала? – переспросил тот, что пониже.

– Как выяснилось, она пыталась ввести меня в заблуждение своим письмом. Сомневаюсь, что она работала хоть один день в своей жизни.

Невысокий мужчина шагнул ко мне:

– Вы позволите? – Он взял меня за руки и принялся рассматривать кисти. У него были удивительно длинные пальцы, а прикосновения оказались мягкими и деликатными. Особенно его заинтересовали мои большие пальцы и ладони. – Могу предположить, что эта девушка привыкла много писать, заниматься верховой ездой и выполнять легкую домашнюю работу.

Викинг расхохотался:

– Ну вот, товар-то бракованный, миссис Уилсон, хотя с виду лакомый кусочек! На свалку!

Не стерпев оскорбления, я вскинула голову, и невысокий мужчина, поймав мой взгляд, тотчас отвел руки.

– Ты не прв, Дикки, – сказал он рыжему.

– И кто же она, по-твоему? Незаконнорожденная принцесса?

– Вы, должно быть, оказались без средств к существованию? – продолжил невысокий, обращаясь ко мне. Говорил он сухо и смотрел на меня, будто оценивал в уме. Но помимо этого я прочла в его глазах симпатию.

– У меня умер отец… – Я замолчала, потому что силы внезапно меня покинули. Я замерзла, проголодалась и никогда еще не чувствовала себя такой беззащитной. Ужасно хотелось есть, спать и еще огреть дубиной Викинга за его оскорбительное нахальство, но я ни на секунду не забывала про матушку и Джо, о которых мне нужно было заботиться. Поэтому я смирила гордыню. – Он ничего не оставил мне в наследство.

– И кем же был ваш достопочтенный батюшка, юная леди? – поинтересовался рыжий Дикки.

– Я бы предпочла не отвечать на ваш вопрос, сэр.

– Я с вами согласен, миссис Уилсон, – отрезал рыжий. – В этом доме не место обманщицам. Отошлите девицу восвояси.

– Как пожелаете, мистер Ричард.

– Постойте, – вмешался невысокий джентльмен. – Посмотрите-ка мне в глаза, мисс. Вы скрываете имя отца, потому что для вас это дело чести?

– Да, сэр. – Я почувствовала укол совести, но взгляд не отвела.

Невысокий повернулся к экономке:

– В таком случае, миссис Уилсон, давайте дадим девушке шанс. Назначьте ей испытательный срок. У нас сейчас все равно не хватает прислуги.

Миссис Уилсон поджала губы:

– Раз уж такова ваша воля, мистер Бертрам, мне возразить нечего. Завтра утром я обо всем доложу хозяйке. А теперь позвольте откланяться. Идем, девочка. – Она отодвинула стенную панель, которая издалека казалась обычными рядами книжных полок, и вывела меня в потайной коридор для прислуги. – Ты можешь пудрить мозги мистеру Бертраму, но не мне, – шепнула экономка. – Посмотрим еще, что на твой счет скажет хозяйка. Она тоже не из тех, кого легко обдурить.

С этими словами миссис Уилсон ощутимо толкнула меня в поясницу, и я оказалась в абсолютной темноте. Панель за нами задвинулась с легким щелчком хорошо смазанного механизма, где-то над головой лязгнул металл. Как только свет из библиотеки исчез, я замерла, и миссис Уилсон пнула меня еще раз:

– Пошевеливайся. Настоящие служанки знают, что, пока ужин не подан, нельзя терять время.

Я устремилась вперед на ощупь, не желая оставаться дольше необходимого в этой черной ловушке наедине со старой гарпией. Через несколько минут мои глаза привыкли к темноте, и вскоре я, в точности как в той пословице, увидела свет в конце туннеля. По мере того как мы приближались к выходу, все громче становился шум, который то и дело перекрывали истошные вопли какой-то сердитой женщины.

Коридор для прислуги вывел нас в кухню. Дым там стоял коромыслом, и в первую секунду мне показалось, что по тесному помещению мечутся как минимум человек тридцать. Войдя, я проворно подалась в сторону, чтобы не получить очередной пинок от миссис Уилсон, и наступила на чью-то огромную, безупречно начищенную штиблету.

– Это мистер Холдсуорт, дворецкий, – холодно сообщила миссис Уилсон.

– Простите, сэр, – смутилась я.

Владелец штиблеты – высокий, средних лет человек с угрюмым лицом – молча смотрел на меня сверху вниз. Взгляд у него был суровый, но, судя по морщинкам у глаз и рта, он был не чужд веселью и часто улыбался. Я присела в книксене и изо всех сил постаралась изобразить на лице дружелюбие, однако он лишь бесстрастно произнес:

– Не делай так больше.

Помещение было по-современному обставлено и ярко освещено. Блестящие кастрюли и горшки выстроились стройными рядами. Высокие окна были распахнуты, но зимний воздух не мог победить знойную духоту, царившую в кухне, где все кипело и клокотало в преддверии семейного ужина.

– Это Мэри, – указал дворецкий на хорошенькую девушку с веснушками и каштановыми кудряшками. – Иногда мы зовем ее Мэрри[2] за веселый нрав.

Я покосилась на него, ожидая увидеть улыбку, но на сумрачном лице не обнаружилось ни единого признака несерьезности. Зато у Мэри рот был до ушей, когда она бросилась ко мне и тепло пожала руку:

– Ну наконец-то помощь подоспела! – Она хихикнула. – Как здорово, что теперь у меня будет с кем поболтать. Агги не в счет, она говорит только о том, как побыстрее почистить кастрюли.

– Агги – посудомойка, – пояснил мистер Холдсуорт. – А это великолепная миссис Дейтон, она как раз заканчивает приготовления к ужину. И в такие минуты от нее лучше держаться подальше. Может, Мэри покажет девушке комнату для прислуги, как считаете, миссис Уилсон? Ей неплохо бы переодеться, она промокла насквозь. – Дворецкий посмотрел на меня. – Мы уже полдничали, но думаю, миссис Дейтон найдет тебе что-нибудь перекусить после того, как хозяева поужинают. Она тогда будет поспокойнее.

– Мы еще ничего не решили насчет жилья для Эфимии, – проворчала миссис Уилсон. – Но вы абсолютно правы, мистер Холдсуорт: девушка мокрая как мышь и уже успела натоптать грязи в библиотеке. Мэри, проводи ее туда, но сначала прихвати каких-нибудь тряпок. Ковер нужно вычистить до того, как джентльмены устроятся в библиотеке выпить виски. Если справишься как следует, Эфимия, я, может статься, замолвлю за тебе словечко перед хозяйкой.

Я заставила себя кивнуть и произнести:

– Да, миссис Уилсон. Спасибо, миссис Уилсон, – хотя с удовольствием затолкала бы упомянутые тряпки в ее тощую глотку. Этот порыв я все-таки подавила и даже сделала книксен напоследок.

– Ты не обязана передо мной приседать, – буркнула она, но могу поклясться, ей это понравилось. Экономка принадлежала к той же породе людей, что и епископ Пэджет, и я ее уже ненавидела.

Мэри куда-то сбегала, вернулась с охапкой тряпья и кивком поманила меня за собой.

– Не смейте попадаться на глаза хозяевам, – потребовала миссис Уилсон, когда мы выходили в потайной коридор для прислуги.

– О боже мой… – чуть слышно выдохнула я.

– Не обращай на нее внимания, – отозвалась Мэри. – Старая карга большую часть времени проводит в обнимку с бутылкой и не так уж часто нас беспокоит. – Она остановилась у прохода в библиотеку. – Обратную дорогу найдешь?

Я кивнула в полутьме.

– Вот и хорошо, тогда увидимся позже. Но вот на глаза джентльменам тебе и правда лучше не попадаться – ты так промокла, что кажется, будто на тебе вовсе нет одежды. – Мэри снова хихикнула и дружески подтолкнула меня к библиотеке.

Оглядев себя при газовом освещении, я пришла к выводу, что новая знакомая права: мокрая одежда плотно облепила мое тело. Неудивительно, что рыжий мистер Ричард позволил себе сказать то, что сказал. Отогнав эти мысли, я опустилась на колени, решив побыстрее расправиться с заданием. Но руки окоченели от холода и едва шевелились, а на тряпках обнаружились маслянистые разводы – похоже, их не раз использовали для полировки. Паркетного масла было столько, что тряпки отказывались впитывать воду с ковра.

Я терла ковер изо всех сил, думая лишь о том, как бы поскорее вернуться в душное тепло кухни. В конце концов я решила, что сделала все возможное в предложенных обстоятельствах, но, поднявшись на ноги, увидела в том месте на ковре, где только что сидела, еще одно мокрое пятно. Проклиная злокозненность миссис Уилсон и собственную глупость, я расстелила самую сухую тряпку у края нового пятна и, снова опустившись на колени, взялась за неподъемную задачу. Больше всего я боялась, что меня выставят из дома, не накормив; кроме того, хотелось доказать самой себе, что я чего-то стою. И то и другое придавало мне сил.

Целую вечность спустя я встала и обвела взглядом ковер. Результат стараний не обнадеживал: стало еще хуже. Теперь светлый узор ковра был неравномерно покрыт слоем паркетного масла. Я чуть не взвыла от безнадеги.

Где-то внизу хлопнула дверь – вероятно, джентльмены поужинали и направлялись в библиотеку. Выбор у меня был такой: предстать в моем нынешнем виде либо перед ними, либо перед миссис Уилсон. В итоге я предпочла отступить. Отодвинула стенную панель, нырнула во мрак коридора для прислуги, сделала несколько шагов и, неожиданно споткнувшись обо что-то, растнулась на полу.

К счастью, я так одеревенела от холода, что даже не почувствовала боли от падения. Глаза еще не привыкли к темноте, но пальцы определенно нащупали мужской ботинок, пробежали по нему вверх и подергали штанину. «Прошу прощения», – прошептала я, уже смутно осознавая, что в этой черной массивной фигуре на полу есть что-то неправильное, и начала отползать обратно к стенной панели. Сердце колотилось все быстрее. Я с треском отодвинула панель, в коридор хлынул свет из библиотеки, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить увиденное.

Полоса бледного желтоватого света выхватила из темноты джентльмена средних лет в смокинге. Он лежал на спине, странно вывернув конечности, и смотрел в одну точку. Правая рука была прижата к груди; вокруг него растеклась какая-то жидкость. Я толкнула панель, расширив проем, и картина явилась мне во всех красках: алая лужа крови, серебристый блеск ножа, торчащего из груди, и светло-голубые остекленевшие глаза на белом лице. Лишь тогда я окончательно поняла суть своей находки.

Глава 2
Труп в библиотеке

Я обдумала возможность грохнуться в обморок на манер приличных леди, но быстро отмела этот вариант действий, приняв во внимание свое нынешнее положение: я была служанкой, к тому же от природы не имела склонности лишаться чувств и не представляла, как это делается. Вместо этого я совершила то, что, как мне казалось, дамы с тонкой душевной организацией всегда проделывают, оказавшись наедине с трупом, – пронзительно завизжала и бросилась прочь из библиотеки.

Бегство получилось несколько хаотичным, поскольку я промерзла до костей и плохо соображала. Но мне все же удалось распознать главную дверь по размеру; я, задыхаясь, вылетела на галерею и, не успев затормозить, на полной скорости врезалась в перила. Мой визг резко прервался – железное ограждение выбило из грудной клетки весь воздух.

В холле, футах в пятнадцати подо мной, дворецкий, которому я недавно наступила на ногу, как раз направлялся к входной двери. Он остановился и уставился на меня взглядом испуганного карпа. Колокольчик у входа зазвонил громко и настойчиво – видимо, не в первый раз. Мистер Холдсуорт встряхнулся, возвращая себя к действительности, оторвал от меня взгляд и невозмутимо продолжил путь по черно-белой плитке холла.

– Труп… – выдохнула я, навалившись на перила. И повысила голос: – В библиотеке – труп!

Я видела, как вздрогнули плечи дворецкого, но он даже не замедлил шаг. Ясное дело, решил, что не позволит какой-то чокнутой девице отвлекать его от исполнения служебных обязанностей.

Внезапно почувствовав головокружение, я нащупала ледяными пальцами перила и вцепилась в них. Выложенный плиткой пол поплыл у меня перед глазами, а элегантные лестничные пролеты, обрамляющие холл, потекли куда-то белопенными мраморными реками. Великолепный персидский ковер, уложенный посреди холла, устремился за ними, вступил в столкновение с черно-белой плиткой, и узор начал пульсировать и завихряться.

Самыми вероятными в тот момент мне представились два варианта развития событий: я могла оросить эту прекрасную картину остатками завтрака или нырнуть вниз и разукрасить ее собственными мозгами. В общем, я собиралась напачкать похуже, чем в библиотеке, но вдруг послышался топот, чьи-то сильные руки дернули меня назад и тем самым спасли от позора, а может, и от верной смерти.

– Боже милостивый, Холдсуорт! – прозвучал у меня над ухом хорошо поставленный женский голос, которого не постеснялась бы выпускница элитной семинарии. – Старая карга экономка теперь удумала топить прислугу?

Меня принялись осторожно усаживать в кресло на галерее, а когда я слабо возразила – мол, одежда же мокрая, – усадили насильно, велев не рыпаться.

– Полагаю, новая служанка проделала долгий путь во время грозы, – отозвался Холдсуорт, и его голос донесся до меня словно сквозь вату. – Миссис Уилсон немедленно оказала ей любезность, доверив вычистить ковер в библиотеке перед ужином. – Говорил он вполне уважительным тоном и вместе с тем дал понять, что не одобряет поведение экономки. Холдсуорт был безупречным дворецким.

– Черт бы побрал эту стерву! – воскликнула моя спасительница. Ее манера выражаться мгновенно вернула мне ощущение реальности, и я впервые получила возможность рассмотреть, кому обязана жизнью.

Передо мной стояла молодая рыжеволосая женщина с обворожительными зелеными глазами. Ее можно было бы назвать красавицей, если бы не слишком выдающаяся волевая челюсть. Разглядеть одежду мне не удалось, поскольку на женщине был подбитый мехом малиновый плащ с капюшоном, зато я увидела самые прекрасные в мире коричневые сапожки на пуговицах. Они поднимались, судя по всему, гораздо выше ее стройных лодыжек, защищая от зимнего холода. Как же мне хотелось согреться! Но долг был прежде всего.

– В библиотеке труп, мисс. – Мне было неловко за такую вульгарную новость, но сообщить о своей находке по-другому не представлялось возможным.

Как в плохой театральной пьесе, Холдсуорт и молодая леди хором повторили мои слова. Разумеется, они ждали разъяснений.

– Я чистила ковер в библиотеке, но только напачкала еще больше…

– Да уж понятно, – кивнула рыжеволосая.

Я затараторила дальше, уже не думая о приличиях, потому что все это нужно было выложить одним махом, иначе мне никогда не удалось бы досказать историю до конца.

– Кажется, я услышала шаги в коридоре для прислуги, но в ту же секунду споткнулась о труп – на полу лежал мужчина. У него из груди торчал нож.

Вместо того чтобы начать охать и ахать, слушатели внимательно смотрели на меня с очень серьезными лицами.

– Это правда, – пролепетала я. – Господь мне свидетель.

Холдсуорт нахмурился и издал легкое покашливание – все правильные дворецкие так делают, перед тем как сообщить, что чье-то понимание ситуации в корне неверно. Но молодая леди не дала ему изречь дворецкую мудрость, заговорив первой:

– Холдсуорт, звони в полицию.

– Конечно, мисс Риченда. Но вы же не думаете, что эта девушка отдает себе отчет в своих словах? У нее лихорадка, в голове помутилось от холода и голода.

– Не исключено. Но взгляд у нее вроде бы осмысленный. В приютах я видела много голодающих людей и лихорадку тоже наблюдала. По-моему, девушка выглядит скорее потрясенной. Собственно, знакомство с миссис Уилсон для кого угодно будет потрясением. – Мисс Риченда расхохоталась в неподобающей леди манере, и это было настолько несообразно обстоятельствам, что мне на глаза навернулись слезы.

– Уверен, скоро выяснится, что ничего страшного не произошло, – успокаивающе произнес дворецкий.

– Так давайте проверим, – заявила мисс Риченда. – Идем, девушка, показывай, где твой труп.

Я с удивлением обнаружила, что ноги еще способны меня нести, и неверным шагом двинулась вперед. В библиотеке все осталось по-прежнему: отодвинутая стенная панель открывала проход в коридор для прислуги. В свете газовых ламп я увидела тень от ног лежащего мужчины и, обернувшись, указала спутникам в полумрак коридора. Мисс Риченда решительно шагнула в проход.

– Боже милостивый! А девушка права, Холдсуорт. Иди взгляни!

– Благодарю, мисс Риченда, я поверю вам на слово, если не возражаете. Пойду звонить в полицию и заодно извещу хозяев.

– Валяй. Принеси-ка мне лампу, эй.

– Я, мисс?..

– А, нет, поставь на место. Лучше помоги мне вытащить его на свет.

Я всегда знала, что судьба прислуги не сахар, поэтому зажмурилась, шагнула в коридор и взялась за ногу трупа.

Оказывается, мертвые тела немыслимо тяжелые – будто бы пустое место, освобожденное душой, после смерти занимает какая-то неподъемная субстанция. Понадобилось довольно много времени, нецензурных высказываний рыжеволосой леди и пыхтения с моей стороны, чтобы приволочь труп в библиотеку, под свет газовых ламп.

На беду, именно в этот момент вошла Мэри. Она уставилась на плоды наших трудов и немедленно начала всхлипывать.

– Ох ты боже мой, – выпалила мисс Риченда, – это же кузен Жоржи!

Мэри взвыла.

Прежде я не слышала, как люди по-настоящему воют, – отец никогда не брал меня с собой на местные похороны. И, пожалуй, мне бы не хотелось еще раз услышать тот пронзительный, душераздирающий звук, исходивший от Мэри. Вой не смолкал. Мисс Риченда, вероятно, тоже уже не могла это терпеть, потому что подошла к девушке и влепила ей пощечину. Вой мгновенно прервался, Мэри съежилась, обалдело вытаращив глаза.

– Что с тобой такое? Это же мой кузен, а не твой, – озадаченно сказала рыжая.

– Думаю, дело в том, мисс, что люди по-разному реагируют на чужую смерть, – попыталась я объяснить, подойдя к дрожавшей Мэри и обняв ее одной рукой за плечи. Рукав у меня был все еще мокрый. – Не у всех такие стальные нервы, как у вас.

– Хм, да ты вроде бы тоже не верещала как банши[3]. – Мисс Риченда замолчала.

Я тоже хранила молчание, переживая, что своей последней репликой могла ее задеть.

– Что тебе понадобилось в библиотеке, Мэри?

– Мистер Холдсуорт прислал меня на подмогу, – пролепетала девушка.

При этих словах я не сумела сдержать улыбку, и мисс Риченда ее заметила, но вместо того чтобы пожурить меня, она и сама ухмыльнулась:

– Хороша подмога!

– И еще я должна передать, – смущенно добавила Мэри, – что хозяйка желает видеть Эфимию.

– Ой-ёй, если мачеха призывает тебя пред светлы очи, лучше не медлить, – сказала мисс Риченда. – Очередная жена моего отца умеет говорить ласково, но она мегера пострашнее Уилсон.

С одной стороны, ее комментарий не обнадеживал, но с другой, я была благодарна за предупреждение. Сделав книксен, я выжидательно взглянула на Мэри.

– Я провожу Эфимию, мисс, она же здесь новенькая. Вы сможете тут побыть одна… с ним? – На последнем слове голос Мэри жалобно дрогнул.

Риченда махнула рукой:

– Я его пока посторожу, а вы пришлите сюда этого слабака Холдсуорта. Вдвоем будет веселее.

Мы с Мэри послушно присели в книксене. К моим замерзшим конечностям начала возвращаться чувствительность, в коленях и лодыжках появилась покалывающая боль – я слишком долго ползала по ковру, вытирая грязь. Работа служанки оказалась куда хуже, чем я ожидала, а ведь меня еще даже не приняли в штат…

– Она ждет тебя в зеленой гостиной. – Скинув с плеча мою руку, Мэри выскочила на галерею и теперь стремительно спускалась по лестнице в холл. – Скорей, нам нельзя попадаться на глаза хозяевам.

– А почему мы не пошли по коридору для прислуги? – спросила я, неуклюже пытаясь не отставать, насколько позволяли мокрые юбки, липнувшие к ногам. Получалось у меня плохо – Мэри при всей ее субтильности оказалась очень шустрой.

– Ни за что на свете туда не сунусь! – выпалила она. – А вдруг убийца все еще там?

– Из того коридора есть проход не только в библиотеку, – заметила я. – Так что убийца мог затаиться в любой из комнат. В доме теперь повсюду небезопасно.

Мэри остановилась, и я получила возможность отдышаться.

– А ты умная, да? Хозяйка не любит, когда умничают, Эфимия.

– С ее светлостью я буду вести себя скромно и услужливо, – заверила я.

Мэри, склонив голову набок, смерила меня взглядом с ног до головы.

– Сомневаюсь, что у тебя получится, – сообщила она, немного поразмыслив. – Ты не такая, как другие служанки. Есть в тебе что-то… пока не могу понять, что…

– Ты так расстроилась в библиотеке. Сейчас тебе получше? – попыталась я сменить тему.

– Это я от неожиданности разоралась.

– Возможно. – Я мило улыбнулась. – Только мне показалось, тут было нечто большее. Пока не могу понять, что…

– Зеленая гостиная там.

Мэри зашагала в указанном ею самой направлении и после головокружительного количества поворотов остановилась перед широкой двустворчатой дверью в пастельных тонах. По-моему, мы сейчас были в восточном крыле, но я бы не поручилась.

Страницы: