Письма с «Маяка»

Глава 3

– Ну что же, Чарли и Грейс, заходите! – приглашает Дункан, широко распахивая дверь. – Матч пока еще не начался, и на кухне полно выпивки. – Он смотрит на нас в ожидании.

Черт возьми, а я и не подумала что-нибудь принести!

Но Чарли снимает с плеча рюкзачок.

– Пиво! – говорит он.

– Молодец! – Дункан хлопает его по спине. – Кухня там.

Мы проталкиваемся сквозь толпу собравшихся на кухне ребят.

– Откуда у тебя пиво? – спрашиваю я Чарли, удивляясь, что ему продали алкогольный напиток.

– Брат купил для меня, – шепотом отвечает он. – Ему восемнадцать.

Чарли ставит банки с пивом на столешницу рядом с другими напитками. Затем он берет пластиковый стаканчик и протягивает мне.

Я колеблюсь.

– О’кей, – шепчет он. – На самом деле я тоже его не люблю. – Он ставит банку пива обратно. – Фанта? – спрашивает он, обнаружив за бутылками с выпивкой несколько банок фанты.

Я с благодарностью киваю.

Чарли тоже берет себе фанту. Мы наблюдаем за футбольными фанами, которые явно наслаждаются жизнью. Кажется, они нас даже не заметили. Разбившись на маленькие группы, они смеются, болтают и потягивают лагер из банок.

– Значит, ты тоже болельщица? – спрашивает Чарли, срывая колечко со своей банки. – Или просто пришла пообщаться, как я?

– Последнее, – отвечаю я, открывая свою банку. – На самом деле я терпеть не могу футбол! Но только никому здесь не говори, ладно?

Чарли усмехается:

– Буду свято хранить твой секрет. Итак, если ты не увлекаешься футболом, что же ты любишь? – осведомляется он.

Одна из крутых девчонок протискивается мимо нас за пивом.

– Привет, Грейс, – удивленно обращается она ко мне. – Симпатичная рубашка.

– Спасибо, Люси, – отвечаю я.

Я собираюсь продолжить разговор, но Люси уже исчезла, присоединившись к своей компании. Увы, я всего лишь мгновение побыла одной из «своих». Я поворачиваюсь к Чарли:

– Извини… что ты спросил? Ах да: что я люблю?

Чарли кивает:

– Гм-м… Я люблю ходить в кино. В Кромере есть кинотеатр, я иногда езжу туда на автобусе.

– Что еще?

Я усиленно размышляю. Что же еще я люблю?

– Пожалуй, это все, – говорю я извиняющимся тоном. – В свободное время я в основном помогаю родителям в магазине. Ну, а еще, как и все, люблю музыку.

– А я нет, – сухо произносит Чарли. – Я совсем не увлекаюсь музыкой.

– В самом деле? – Меня изумляет его откровенность: ведь все стараются подражать остальным. – А что же тогда ты любишь?

– Природу, – отвечает Чарли, снова удивив меня. – Люблю настоящее, живое, которое живет и дышит – а не то барахло, которое производят, решив за нас, что оно понравится.

Я пристально смотрю на него. Чарли немного ниже меня, так что я вижу вихор на его макушке.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, поняв, что слишком долго смотрю на его густые рыжие волосы.

– Разве ты не знаешь, что такое природа? Растения, животные… Люблю наблюдать, как что-то растет. Я в восторге, что стану жить у моря! Теперь смогу изучать все виды морской жизни. Это будет классно!

Я никогда не встречала никого, еще более странного, чем я. Но Чарли именно такой. Он не крутой, но ему на это наплевать. Ну что же, это очень подбадривает.

– Я рада, что ты восхищен перспективой постоянно жить в Сэндибридже. А вот я не могу дождаться, когда уеду отсюда.

– Почему?

– Я хочу путешествовать, увидеть мир.

– Это хорошо. – Чарли задумчиво кивает. – Значит, ты поедешь на следующей неделе на экскурсию в Норидж? Правда, это не тянет на кругосветное путешествие, но позволит тебе на денек уехать из Сэн-дибриджа.

Я морщу нос:

– Но экскурсию организует молодежный клуб, а им руководит церковь. Поэтому будут сплошные святые места и памятники.

– Необязательно. Это может быть интересно.

– Значит, ты едешь?

– Может быть, запишусь…

– Ну что же, желаю удачи! А я не стану в субботу утром тащиться на автобусе в Норидж, чтобы посмотреть на старье. Мне хватает его и в Сэндибридже.

Чарли улыбается:

– Понятно. Но я думал, тебе хочется выбраться отсюда.

– Да, но куда-нибудь подальше Нориджа – в более заманчивые места.

– Круто. Так что же ты хочешь делать, когда закончишь школу? Чтобы путешествовать по миру, нужно накопить кругленькую сумму либо иметь работу, которая позволит путешествовать, – замечает Чарли.

Как ни странно, но, мечтая о путешествиях по миру, я никогда не задумывалась о том, смогу ли это себе позволить.

Какая же я глупая!

– Я еще не решила, – туманно говорю я. – Зависит от того, как я сдам экзамены в следующем году.

– Как тебе нравится, что мы будем последними, кто должен сдавать экзамен по программе средней школы? – К моему облегчению, Чарли меняет тему. – А как называется тот, новый?

– Экзамен на получение аттестата об общем образовании, – отвечаю я. – Да, это несправедливо.

– Такова жизнь, Грейси, такова жизнь.

– Грейс, – поправляю я и вдруг замолкаю.

Разве не сказано в письме, что кто-то назовет меня Грейси? Я подозрительно смотрю на Чарли.

– Что случилось? – спрашивает он.

– Нет, просто… – О, как же ему объяснить? – Сегодня мне сказали, что кто-то назовет меня Грейси.

– И ты не ожидала, что это буду я? Верно?

Я вообще не ожидала, что меня так назовут. А тем более рыжеволосый парень по имени Чарли, с которым я только что познакомилась.

– Я не знала, кто именно так меня назовет.

– Но тебе не нравится, когда тебя так называют?

Я пожимаю плечами:

– Просто никто никогда не называл меня Грейси.

– Так тебя зовут Грейси? – слышу я мгновенно взволновавший меня голос глубокого тембра. – Не знал.

Обернувшись, я вижу Дэнни Лукаса, стоящего рядом с нами. Он берет с прилавка банку с пепси.

– Я… я… – запинаюсь я. Возьми себя в руки, Грейс. Это твой шанс! – Да, ты прав, меня зовут Грейси. – Когда это имя произносит Дэнни Лукас, оно кажется мне самым лучшим в мире.

Из другой комнаты доносится вопль: «Сейчас начнется матч!» – и все устремляются в гостиную.

– Пора идти! – говорит Дэнни, улыбаясь мне. – Грейси, как, по-твоему, пройдет матч?

– Э-э… – О, господи, я же ничего не смыслю в футболе! Затем я вспоминаю майку Дункана. – Я думаю, Линекер выиграет, – говорю я с компетентным видом.

– И получит «Золотую бутсу»?[12] Возможно, ты права.

– У них золотые бутсы? – задаю я дурацкий вопрос, так как сейчас вообще не способна мыслить. Дэнни Лукас говорит со мной, и это потрясающе!

На красивом лице Дэнни появляется неотразимая улыбка:

– А ты еще и забавная! Почему же мы никогда не встречались раньше, Грейси?

– Я… я в самом деле не знаю.

– Не хочешь сидеть рядом со мной во время матча? – спрашивает Дэнни.

Еще бы!

– Да, пожалуйста… – Я глупо ухмыляюсь, затем, вспомнив о Чарли, поворачиваюсь к нему.

– О, ребята, вы вместе? – удивляется Дэнни. – Извините, я не знал.

– Нет! – резко произношу я, так как долгожданный шанс ускользает от меня. – Я имею в виду, что мы пришли вместе, но мы не… Ну, ты понимаешь.

– Даже если так, я не хочу задеть чьи-то чувства. – Дэнни с улыбкой направляется к двери. – Пообщаемся после, ребята. Я не могу пропустить самый важный матч Англии за все годы, не так ли? – И он исчезает за дверью кухни, а я печально смотрю ему вслед.

– Он тебе нравится, да? – с невинным видом спрашивает Чарли.

– Нет… – Я снова поворачиваюсь к нему. – Ну… вообще-то да. – Я вздыхаю. – Это так заметно?

Чарли усмехается:

– Самую малость. Пошли, Грейси. Уверен, теперь ты не против того, чтобы тебя так называли. Давай наберемся терпения и выдержим этот матч. Мы же не хотим отрываться от общества? Иначе какой был смысл приходить сюда?

Итак, мы с Чарли сидели рядом и смотрели футбольный матч. Я, стараясь выказать энтузиазм, вопила, подбадривала игроков и стонала, как это делали другие. Но мне было очень трудно терпеть такое притворство на протяжении девяноста минут.

К тому времени, как мы с Чарли пришли в гостиную, все лучшие места уже заняли. Нам пришлось втиснуться вдвоем в кресло-грушу, которое, как и все эти кресла, выглядело ужасно удобным. Но на нем невозможно было сидеть в элегантной позе, а еще труднее – подняться, сохраняя хоть какое-то достоинство.

Когда Марадона (или Мадонна, как его все называли) явно забил гол рукой, а не ногой, в гостиной начался ад кромешный. Посыпался град насмешек и бранных слов в адрес судьи. Но спустя несколько минут Марадона снова забил гол, и все сказали с придыханием: «высший класс», «гений». В результате я совсем запуталась.

Остаток матча я провела, украдкой поглядывая на Дэнни Лукаса в те минуты, когда он был поглощен игрой.

О, боже, он был великолепен! Его ясные синие глаза сверкали от восторга, когда английской команде сопутствовал успех.

К концу первого тайма Гэри Линекер забил гол, и все повскакивали с мест, с радостными воплями обнимая друг друга. Мы с Чарли так долго выбирались из кресла, что «обнимашки» уже закончились. В утешение себе мы сделали друг другу «дай пять».

Потом все снова уселись, и отчаяние теперь сменилось надеждой. Все призывали англичан снова забить гол, и даже нас с Чарли захватило всеобщее волнение. Но, увы, наши надежды не оправдались. Аргентина выиграла со счетом 2:1, и Англия снова потерпела поражение.

Дункан встал и с мрачным видом выключил телевизор, прерывая разглагольствования телевизионных комментаторов. Они обсасывали каждый миг последних девяноста минут – особенно «гандбол» Марадоны, который рассматривали со всевозможных точек зрения.

– Ну что же, вот и все, – вздохнул Дункан и снял огромный английский флаг, провисевший весь матч над камином. – Снова продули.

Остальные горестно кивают.

Интересно, что не так с этими ребятами? Это всего лишь игра!

Хотя осталось еще много алкогольных напитков, вечеринка явно пошла на убыль. Все вяло обсуждали игру, в особенности решение судьи об ударе рукой.

– Весело, не правда ли? – прокомментировал Чарли, когда, заняв прежнюю позицию на кухне, мы наблюдали за остальными.

– Да уж. Можно подумать, что кто-то умер. А ведь всего-навсего проиграли футбольный матч!

– Держу пари, что половина собравшихся не так уж и расстроена, – продолжает Чарли. – Они только напускают на себя печальный вид, чтобы не отрываться от других.

Я улыбнулась ему.

– Что? – Он вопросительно посмотрел на меня.

– Подобное поведение раздражает, не так ли? – говорю я. – Разве они не могут думать своей головой?

Чарли задумчиво обвел взглядом собравшихся:

– Знаешь, по-моему, не могут!

Чарли в самом деле начал мне нравиться. Он отличается от всех, кого я знаю.

– Похоже, ты оказалась права, Грейси. – Услышав так близко волнующий голос Дэнни Лукаса, я резко оборачиваюсь.

– П-права н-насчет чего? – заикаясь, спросила я.

– Насчет того, что Линекер выиграет и получит «Золотую бутсу»! Ты умница!

– Ах да, я так сказала, не правда ли?

– Ну, вообще-то ты считала, что они носят золотые бутсы, – бормочет Чарли у меня за спиной.

Я предпочитаю проигнорировать его. Сейчас я вижу только прекрасное лицо Дэнни Лукаса, синие глаза, которые смотрят прямо на меня… Его красивые губы что-то произносят…

О чем это он? Что-то насчет экскурсии…

– Я еду, – говорит Чарли. – А Грейси нет.

– Я… Я этого не говорила, – с улыбкой обращаюсь я к Дэнни. – Я сказала, что еще думаю, ехать ли.

– Ты обязательно должна поехать, – настаивает Дэнни. – Экскурсии молодежного клуба обычно очень хорошие.

– Ну что же, в таком случае я непременно запишусь на нее.

Дэнни одаривает меня ослепительной улыбкой, и я чувствую, что не зря пришла на вечеринку.

– Ты чудесная, Грейси. Значит, увидимся в следующую субботу.

– Да, конечно, – шепчу я, и он возвращается в круг избранных.

В кои-то веки меня не огорчает, что не вхожу в этот круг избранных. Я поворачиваюсь к Чарли, и он усмехается.

– Насчет Чудесной Грейси не знаю – скорее уж Легковерная Грейси.

Но мне все равно. Дэнни Лукас наконец-то заметил меня! И назвал меня Грейси – именно это и предсказывала пишущая машинка.

Дэнни Лукас займет совсем особенное место в моей жизни, в чем я не сомневаюсь.

Глава 4

Когда я просыпаюсь, меня ждет следующее письмо.

Сначала я не вижу его. Глаза постепенно привыкают к свету, который, как всегда в солнечное утро, льется сквозь тонкие занавески. И тогда я замечаю, что белый лист бумаги (я вставила его в каретку вчера вечером перед сном) покрыт старомодным шрифтом.

Я соскакиваю с кровати и бросаюсь к комоду. Осторожно вынув лист, я читаю:

Дорогая Грейс!

Поздравляю! Ты встретила его, своего единственного! Не хочется напоминать, что именно я предсказал тебе это, но так оно и есть! Он назвал тебя Грейси, и тебе это понравилось.

Я так рад, что ты решила участвовать в школьной экскурсии вместе с твоими новыми друзьями! Этот день будет очень важен для твоего будущего. Мне бы хотелось сказать почему, но, к сожалению (как тебе известно), я не могу это сделать.

Просто поверь мне: что бы ни случилось, всё к лучшему!

С любовью.

Я

Каким образом поездка в Норидж может иметь такое большое значение для моего будущего? Разве что я сяду в автобусе рядом с Дэнни Лукасом? Непонятно, почему осмотр древних памятников столь важен для меня. Мои мысли снова возвращаются к Дэнни. Ну что же, если в письме подразумевается именно он, то я обеими руками «за»!

– Грейс! – Голос мамы пробуждает меня от грез. – Ты еще не проснулась? Вильсон рвется гулять! Сходи с ним до занятий в школе.

– Мама, я в учебном отпуске! Я же тебе говорила! – кричу я в ответ, бросая взгляд на последнее письмо.

Я понятия не имею, каким образом появляются эти письма, но не собираюсь ими пренебрегать. Нелегкая доля – быть подростком в восьмидесятые. И если маленькая пишущая машинка хочет помогать мне советами следующие несколько лет – так тому и быть! Письма от подержанной старой машинки – это, конечно, не «Электрические грезы»[13] и даже не «Военные игры»[14]. Эти кинофильмы, основанные на компьютерных играх, я с удовольствием смотрела в кино. Нет, я вряд ли превращусь в Мэтью Бродерика[15] и начну третью мировую войну, не так ли?

– Ах да, я забыла. У тебя сегодня экзамен?

– Пробный экзамен[16], – поправляю я. – Нет, не сегодня. Сейчас я схожу с Вильсоном, через минутку.

Я надеваю джинсы, свитер, старые кроссовки и спускаюсь по лестнице. У двери суетится Вильсон – наш лохматый пес, пребывающий в волнении.

– Можно подумать, у нас нет сада! – обращаюсь я к собаке, ероша ее пятнистую, коричневую с серым шерсть.

– Ты же знаешь, он не ходит в саду по-большому, – возражает мама, ставя на стол тосты, разложенные на старинной серебряной решетке. – Наверно, прежние хозяева не позволяли ему это делать.

Мы взяли Вильсона после того, как мама с папой провели очистку одного дома. В нем жил пожилой мужчина, у которого из родственников остался только племянник. Он приехал из Лондона, чтобы проследить за очисткой дядиного дома.

– Его соседи говорят, что благодаря собаке дядя сохранял бодрость, – рассказывал нам племянник покойного. Вильсон с несчастным видом лежал в углу, свернувшись на одеяле. – Но никто из них не хочет его взять, я уже спрашивал.

– Так что же с ним будет? – спросила я, с сочувствием глядя на осиротевшую собаку.

– Наверно, придется отдать в приют. Я не могу взять его с собой, поскольку живу в крошечной квартирке в Челси. Там не позволяют заводить домашних животных – а тем более такую большую собаку.

Вильсон, не поднимая голову с одеяла, печально смотрел на нас.

– Мама…? – начала я.

– Нет, Грейс, мы не можем. Он такой большой! Куда мы его поместим?

– Мы можем устроить ему постель на кухне или в гостиной.

– Но с ним нужно так много гулять, Грейс! Посмотри, какой он большой.

Вильсон действительно был довольно крупный. На мой взгляд – а я не слишком хорошо разбираюсь в собаках, – это помесь волкодава с эрдельтерьером. У него грубая шерсть, и ее не мешало бы хорошенько расчесать. Но у этого пса потрясающие, невыразимо печальные глаза. Лежа на своей постели, он наблюдал за мной.

– Я буду с ним гулять, – обещаю я и добавляю, не давая маме возразить: – Даю слово! Ну пожалуйста, мама! Ты только посмотри на него! Мы не можем его бросить. И в твоей рекламе говорится о полной очистке дома, а Вильсон – часть этого дома. Так что это наш долг перед ним.

Разумеется, в конце концов мама согласилась, и Вильсон поселился у нас. Я с гордостью могу сказать, что сдержала слово: я гуляю с ним каждый день. Я подозревала, что Вильсон очень скучает по своему прежнему хозяину, но он быстро у нас освоился. И хотя пес очень крупный, с ним нет никаких хлопот. Однако если вы забываете с ним погулять, он скулит и пристает, пока не добьется своего.

Я снимаю с крючка красный кожаный поводок Вильсона.

– Я скоро вернусь! – кричу я, пристегивая поводок к ошейнику собаки.

– А как насчет завтрака? – напоминает мама, появляясь на пороге.

– Я что-нибудь перехвачу позже, – отвечаю я. – Мы же не хотим, чтобы Вильсон сделал лужу на полу, не так ли?

– Только непременно поешь, Грейс. Ты сильно похудела в последнее время.

Если бы!

– Конечно, мама, – обещаю я. – Обязательно.

Сегодня прекрасное летнее утро, на ясном голубом небе ни облачка. Мы с Вильсоном идем по нашей улице, направляясь к любимому приморскому бульвару. Море Вильсон любит, но потом приходится его мыть. Купать такую большую собаку нелегко, поэтому я не так уж часто позволяю ему плескаться в волнах. Иначе его густая шерсть намокнет и сваляется от песка.

Почти все новые дома в Сэндибридже удалены от моря, и только ряд небольших викторианских домов тянется вдоль приморского бульвара. Большинство этих домиков с годами превратилось в гостиницы «Постель и завтрак». Мы с Вильсоном проходим по нескольким улицам, включая главную, затем сворачиваем на променад и направляемся к пляжу.

Еще совсем рано, и, хотя магазины на главной улице уже работают, большинство лавок на приморском бульваре еще закрыто. Их владельцы предпочитают позже начинать и позже заканчивать, чтобы обслужить как можно больше отдыхающих. Правда, в маленьких гостиницах уже подают завтрак. Проходя мимо, мы с Вильсоном чувствуем запах жарящихся сосисок и бекона.

– Когда мы вернемся, я раздобуду что-нибудь вкусненькое, – обещаю я. – К тому времени мама и папа уже уйдут в магазин, и мы найдем что-нибудь получше сухого корма, Вильсон! Бог с ней, с диетой, – я проголодалась!

Вильсон одобрительно гавкает, и мы продолжаем наш путь. Когда мы приближаемся к пустующему кафе, я замечаю людей внутри помещения, в том числе Чарли.

Словно почувствовав, что за ним наблюдают, он оборачивается и машет мне.

– Привет! – говорит он, отпирая дверь. – Кто это?

– Вильсон, – отвечаю я, и Вильсон в знак приветствия лижет Чарли руку.

– Привет, Вильсон! – Чарли гладит пса по голове. – Ты не говорила, что у тебя есть собака.

– Да, не говорила. Можно мне добавить его к моему списку хобби? У меня уходит на него уйма времени!

– Кто это, Чарли? – К нам присоединяется женщина в белом рабочем халате. Вероятно, это мать Чарли: у нее такие же рыжие волосы.

– Мама, это Грейси и Вильсон. Мы познакомились вчера вечером, когда смотрели футбол.

– Ну что же, привет, Грейси! Какое красивое имя, – говорит она, улыбаясь мне. – Вы не зайдете? Правда, нам особенно нечем вас угостить: ведь мы еще не открылись. Но чашка чая найдется. Здесь всегда рады друзьям Чарли.

– Это очень любезно с вашей стороны, миссис…

– О, пожалуйста, называйте меня Мэгги, – просит она.

– Мэгги. Но я вывела Вильсона на утреннюю прогулку, и уж лучше ему не околачиваться в вашем кафе. Ему не терпится погулять, и он устроит настоящий разгром.

Мэгги бросает взгляд на Вильсона, который очень кстати отряхивается, так что во все стороны летит шерсть.

– Да… могу себе представить. – Она смотрит на Чарли. – Чарли, ты не хочешь устроить себе перерыв и погулять вместе с Грейси?

– Мама… – Чарли краснеет. – Может быть, Грейси не нужна компания.

– Я буду рада, – серьезно возражаю я. – Вот насчет Вильсона не знаю. – Я подмигиваю Чарли, и он усмехается в ответ.

– Что скажешь, Вильсон? – спрашивает Чарли.

– Гав! – дружелюбно откликается Вильсон.

Когда мы удаляемся, за нами с интересом наблюдают три пары глаз. Это Мэгги, Питер (отец Чарли) и его брат Люк. Чарли явно смущается из-за этого.

– Прошу извинения за них, – говорит Чарли. – Я не часто куда-нибудь выхожу, и в таких случаях они волнуются.

Сегодня Чарли, как и я, одет буднично: на нем голубые джинсы и темно-синяя толстовка с капюшоном. Я рада, что он тоже не раб моды.

– Мне это знакомо: мои родители такие же. Правда, мне еще хуже: я у них одна. А у тебя, по крайней мере, есть Люк, так что внимание родителей делится пополам.

– Да, пожалуй, тут есть свои плюсы. – Он смотрит на меня. – Значит, ты единственный ребенок?

Я киваю.

– Это тебя не огорчает?

Никто прежде не задавал мне такой вопрос. Обычно люди говорят: «Наверно, это здорово, когда нет братьев и сестер, которые ссорились бы с тобой и воровали твои вещи». Или даже: «Наверно, родители очень тебя балуют, счастливица!»

– Нет, не думаю, – отвечаю я, немного поразмыслив.

– Это хорошо. Ты когда-нибудь спускаешь Вильсона с поводка? – спрашивает он, меняя тему.

– О да, он любит пляж. Но если спускаю, то потом приходится его купать.

– Тогда пошли на пляж, – предлагает Чарли. – На тот, песчаный, за мостом. Я помогу тебе купать Вильсона, если он слишком перепачкается.

– Ты пожалеешь об этих словах! – поддразниваю я. – Но вообще-то спасибо. Сегодня прекрасное утро, и на пляже пока что мало отдыхающих. Вильсон будет в восторге!

Мы сворачиваем с покрытого гудроном променада на мощеную улицу, затем идем по узкой тропинке. Она ведет к каменному мостику, по которому мы перебираемся на песчаный пляж.