Лето Гелликонии Олдисс Брайан

Все это король ЯндолАнганол видел, спрятавшись в тени портика. Рядом с ним замерло еще одно трепещущее хрупкое существо - принцесса Милуя Тал. Их окутывал густой сладковатый запах сандала, тот, о котором король Станд говорил ЯндолАнганолу совсем недавно.

Они собирались устроить свое убежище в Парке Свистуна, в Белом павильоне. Там, под защитой двурогих Первого Фагорского полка, они будут в безопасности. Но и добравшись до павильона, они никак не могли забыть то, свидетелями чему оказались на заднем дворе дворца.

– Я слышал, твой отец хочет убить меня, не позволить уехать из Олдорандо.

– Если бы. Убийство - это еще не так плохо. Он задумал нечто худшее - опозорить тебя. Не знаю, каким образом он намерен это сделать - я пыталась выведать у него хоть что-нибудь, но в ответ получала только молчание и суровые взгляды. Неужели и вправду со всеми королями так тяжело? Надеюсь, после того как мы сбежим в Матрассил, ты не станешь таким же? Мне не терпится отправится в путь, уплыть вниз по реке. Говорят, лодки, плывущие вниз по течению, развивают такую страшную скорость, что на ходу обгоняют птиц.

А в Борлиене есть пекубы? Мне хотелось бы завести там нескольких, устроить так же, как в комнатах моей матери. Четыре пекуба было бы в самый раз, ну, может быть, пять - надеюсь, мы сможем это себе позволить? Отец сказал, что ты хочешь отомстить и наверняка отрежешь мне голову, но я только посмеялась над ним и показала ему язык - видел, какой длинный у меня язычок? - и спросила: «За что ему мне мстить, старый король-глупец?», а он ничего не ответил, только покраснел от злости как вареный рак. Я думала, его тут же на месте хватит удар.

Весело щебеча обо всем этом, принцесса быстро заглядывала в комнаты, осматривая обстановку.

Шагая с единственной лампой в руке, король ЯндолАнганол отвечал:

– Я не собираюсь тебя обижать, Милуя, и даже в мыслях у меня никогда такого не было. Можешь мне поверить и успокоиться. Все почему-то считают меня отъявленным злодеем. На самом же деле я такой же послушный сын Акханабы, как и все остальные его дети. Твоему отцу я тоже ничего плохого не сделаю.

Плюхнувшись на постель, принцесса уставилась в окно, и легшие на лицо тени резче подчеркнули ее птичьи черты, превратив нос в клюв.

– То же сказала и я, но мои слова для него пустой звук. Он был настолько вне себя, что однажды все-таки проговорился. Ты знаешь СарториИрвраша?

– Знаю, и очень хорошо.

– Он снова в руках моего отца. Его нашли в одной из задних комнат.

Король отрицательно покачал головой.

– Этого не может быть. Он сидит в шкафу с кляпом во рту. Ночью мои капитаны приведут его сюда, в этот дом. Здесь он будет в безопасности.

Милуя Тал сдержанно хихикнула.

– Отец обманул тебя, Ян, обвел вокруг пальца. В твоем шкафу сидит другой человек, раб, которого они подменили, пользуясь темнотой. Настоящего СарториИрвраша выкрали, когда все встречали этого противного толстяка принца Тайнца.

– Всемогущего ради! Как бы хитер ни был старик, что бы он против меня ни замышлял, но он явно угодил в беду. В свое время он был моим придворным советником. Что же он натворил? Наверное, опять что-то открыл, и открытие вышло ему боком. Что бы ни случилось, Милуя, я должен узнать, в чем состоит его открытие. Я должен обязательно узнать это, ведь здесь замешана моя честь!

– Ох, зиганкис, «Замешана моя честь!» Сейчас ты говоришь в точности как мой отец. А мне ты ничего не скажешь? Например, что мое детское очарование сводит тебя с ума или что-нибудь вроде? Что ты сходишь с ума от моих глаз?

ЯндолАнганол поймал принцессу за руку.

– Может быть, и скажу, любезная моя Милуя. Но в простом безумии, если за ним не стоит ничего более, нет ничего хорошего. Такое безумие не должно тебя привлекать. Бесчестие же требует пристального внимания к себе, поскольку обращаться с ним нужно крайне осторожно, чтобы не заразиться им навсегда. Раз потеряв честь, ее не вернуть. Но стоит мне достойно встретить бесчестие и дать ему надлежащий отпор, как всеобщего уважения ко мне немедленно прибавится. После этого станет возможно все, в том числе и союз между моим королевством и королевством твоего отца, каким бы удивительным сейчас это ни казалось. Я давно думал об этом союзе и желал его - и добьюсь своего, с твоим ли отцом или с кем-то другим, кто взойдет на престол после него.

Милуя всплеснула руками.

– После него королевой Олдорандо стану я! Тогда под твоей властью окажутся обе страны.

Несмотря на все напряжение, на гнетущее предчувствие того, что еще одна беда способна сломить его, король Орел рассмеялся, подхватил Милую на руки и прижал к себе ее тоненькое изящное тело.

Земля снова содрогнулась.

– Мы ляжем спать вместе? - шепнула она ему на ухо.

– Нет, так не годится. Утром мы пойдем навестить моего друга Эсомбера.

– Вот уж не думала, что он твой друг.

– Он будет моим другом, я сделаю так, что будет.

Подземные толчки прекратились. Вскоре сошла на нет и ночь. Над горизонтом во всей силе поднялись Беталикс и Фреир, окутанные желтой дымкой. Жара начала быстро усиливаться.

В этот день во дворце почти не попадалось сколько-нибудь важных особ. Король Сайрен Станд объявил, что отменяет на сегодня все аудиенции. Напрасно те, кто потерял во время ночного землетрясения ребенка или кров, взывал в приемной дворца о вспомоществовании - им пришлось отправиться обратно ни с чем. Не видели во дворце и борлиенского короля. Не видели и юной принцессы.

В середине дня отряд дюжих олдорандских гвардейцев арестовал короля ЯндолАнганола.

Солдаты окружили его, едва он спустился по лестнице из своих покоев. Он пытался оказать сопротивление, но его подняли в воздух и отнесли в дворцовую темницу. Солдаты спустили его в каменный мешок, и, упав на холодный пол, он не сразу пришел в себя.

Несколько минут он лежал на полу, задыхаясь от ярости, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.

– Юлий, Юлий, - твердил он без конца. - Они снова просчитались - им не удалось своей жестокой выходкой вывести меня из терпения, я все еще сохранил трезвость рассудка и могу предчувствовать опасность… Я все вижу и все понимаю… все понимаю…

Несколько минут полежав молча, он продолжал:

– Я был слишком самоуверенным. Отсюда постоянные ошибки, которые преследовали меня. Я считал, что могу управлять обстоятельствами, верил, что все держу в своих руках…

Полежав еще немного, он наконец с трудом поднялся и беспомощно огляделся по сторонам. Скамья у стены служила одновременно и нарами. Из маленького окна высоко под потолком сочился свет. В углу стояла кадка, в которую, очевидно, можно было справлять нужду. Опустившись на скамью, он задумался, вспомнив о том, как много лет подряд держал в заточении своего отца.

Довольно скоро он пал духом еще сильнее и принялся думать о Милуе Тал.

– Сайрен Станд, если с ее головы упадет хотя бы волос, ты заплатишь мне, слизняк…

Сказав это, король резко выпрямился и сел ровнее. Заставив себя успокоиться, он прислонился к стене камеры, влажной от стекающих по ней испарений. Но, не выдержав и минуты, с рычанием вскочил на ноги и принялся мерить свою темницу шагами, вперед и назад, вправо и влево, от двери к стене и обратно.

Остановился он, только когда услышал, как под чьими-то ногами скрипят камешки на винтовой лестнице. В скважине заскрежетал ключ, и в темницу вошли несколько облаченных в черное священников в сопровождении двух вооруженных стражников. Когда один из священников поклонился, король Орел узнал в нем скучноликого советника короля Сайрена, Криспана Морну.

– По какому праву я, король дружественной страны, гость в этом дворце, заключен в темницу?

– Я пришел к вам сообщить, что вы обвиняетесь в убийстве и завтра на восходе Беталикса будете по этому обвинению подвергнуты пытке перед церковным советом королевского двора.

Загробный глас черного священника стих. Потом он тихо добавил:

– Приготовьтесь.

Король ЯндолАнганол взорвался от ярости.

– В убийстве? В убийстве? И это вы собираетесь обвинить меня в убийстве, вы, кучка презренных преступников? Что за новая подлость? И кого я убил на этот раз?

Острия копий уперлись ему в грудь.

– Вы обвиняетесь в убийстве принцессы Симоды Тал, старшей дочери короля Олдорандо Сайрена Станда.

Еще раз поклонившись королю, священник удалился.

Словно громом пораженный, король замер, молча уставившись на закрытую дверь.

Его орлиный взор не мигая буравил широкие доски двери, словно обладатель этого взора присягнул, что ни разу не моргнет, и твердо вознамерился держать слово до тех пор, пока не окажется на свободе.

Всю ночь король пролежал на кровати без сна почти в полной неподвижности. Силы бушевали внутри него, скрытые от внешнего мира, сворачиваясь и свиваясь как пружины. Его глаза отлично приспособились к темноте, и он готов был броситься на любого, кто посмеет подкрасться к нему тайком.

Но никто не пришел. Никто не принес ни пищи, ни воды. В середине ночи земля слабо дрогнула - так слабо, что причиной тому могло быть и землетрясение, и отдаленный взрыв или залп пушек; от сотрясения из щелей меж камнями посыпался какой-то прах и известковая пыль. Больше ничего примечательного за всю ночь не случилось. Никто не пришел навестить короля ЯндолАнганола, даже ни одна крыса носа не высунула.

Когда наконец сквозь окошко наверху в его темницу проник первый бледный утренний свет, он поднялся и прогулялся к отхожему месту. Присев на корточки и ухватившись пальцами за выщербину между двумя камнями, пробитую узниками, томившимися тут до него, он с тоской смотрел на занимающийся в окошке рассвет. Облегчившись, он встал на кровать и некоторое время смотрел вверх, на свет, подставляя лицо веющему снаружи свежему ветерку.

По его расчетам темница, куда его бросили, располагалась перед королевским дворцом, возможно, в угловом крыле собора. Приподнимаясь на цыпочки, он видел уголок площади Лойлбрайден. Подняться выше он не мог, и потому его взгляду открывались лишь верхушки деревьев в парке и крыши домов.

С площади не доносилось ни звука - очевидно, горожанам было еще слишком рано выходить из дома. Если он проявит настойчивость, то, может быть, услышит голос Милуи Тал и крикнет ей что-нибудь, если, конечно, король Станд не бросил за решетку и ее.

Чуть повернувшись, он обратил взгляд на запад. Небольшой клочок неба, видный ему, был безоблачен и чист. Беталикс уже взошел - деревья начинали отбрасывать тени. Постепенно тени побледнели, а после раздвоились - над горизонтом появился Фреир. Небо мало-помалу затянула дымка, и тени снова поблекли. Начало припекать.

Дверь камеры стукнула, и в темнице появилось несколько молчаливых мастеровых. С собой они принесли деревянные щиты и несколько шестов. Поведение мастеровых было типичным для рабочих всего мира: работу они выполняли, но не спеша. Мало-помалу посреди камеры был воздвигнут эшафот.

Король возвратился к кровати и сел на нее, стиснув виски.

Пришли стражники. Он вздумал сопротивляться, и тогда его заковали в кандалы. Он осыпал солдат страшными ругательствами, рычал как дикий зверь. Но его толкнули вперед и повели по каменным ступеням наверх.

Все сложилось наилучшим образом. Умело направив непрерывный поток печальных событий в русло своей выгоды, Сайрен Станд ловко сумел одержать победу над человеком, который раньше, казалось, торжествовал победу над ним самим. Ликующе прохаживаясь по залу, он то и дело с улыбкой обнимал жену, Бакхаарнет-она, и время от времени бросал осторожные, исполненные злорадства взгляды на свою непокорную дочь.

– Видишь, дочь моя, как все обернулось - злодей, которому ты столь опрометчиво бросилась в объятия, теперь известен всем и каждому как жестокий убийца.

Повернувшись к дочери, он нервно улыбнулся.

«Скоро он будет в полном твоем распоряжении, правда в виде трупа, с которым ты сможешь обниматься дни на пролет. Еще двадцать пять часов - и твоя девственность навсегда будет избавлена от посягательств короля ЯндолАнганола».

– Почему бы тебе не повесить и меня заодно, чтобы разом избавить себя от всех неприятностей, связанных с дочерями?

Для заседания суда был приготовлен особый зал дворца. Монахи освятили это место, дабы оно служило только интересам веры. На стенах развесили пучки вероника, скантиома и пелламонтейна - трав, известных своими успокоительными и охлаждающими свойствами, чтобы сделать жару хоть сколько-нибудь терпимой и умастить ноздри присутствующих особ королевской крови и судей приятными запахами. В члены суда были включены видные церковники и толкователи Завета города Олдорандо, выбранные с таким расчетом, чтобы течение их мыслей и поведение полностью соответствовали тому ходу событий, который король Станд уготовил своему узнику.

Основные роли в близящейся драме предстояло сыграть самому королю Олдорандо, его мрачному и невозмутимому советнику, Криспану Морну и судье по имени Кимон Эурас, известному служителю церкви, секретарю Министерского совета.

Кимон Эурас был тощ и ходил ссутулившись, словно натянутая кожа искривляла его позвоночник; кроме того, он был совершенно лыс, а точнее сказать, без каких-либо заметных внешних признаков волосяного покрова; его сероватая кожа оттенком напоминала пергамент, с которым по долгу службы ему приходилось иметь дело очень часто и который он исписывал чрезвычайно экономным почерком. Мрачный вид, с каким он усаживался в судейское кресло, черный кидрант и тощие голые ноги в сандалиях - все говорило о том, что, верша правосудие, он будет отпускать милосердие с тем же скупым расчетом и экономией, что и при заполнении письменами бумаги.

Едва все наиболее важные сановники заняли места, прозвучал гонг, и два стражника, выбранных для этой цели за свою недюжинную силу, ввели, а точнее втащили в зал суда короля ЯндолАнганола. Его поставили прямо посередине, на виду у всех присутствующих.

Дистанция между свободными людьми и заключенными при любом дворе очень велика. При дворе Олдорандо это расстояние было особенно ощутимым. Краткого пребывания в темнице оказалось достаточно для того, чтобы одежда, лицо и руки короля Анганола стали грязными. Но осанка его по-прежнему была горделивой, взгляд - орлиным, и своим видом он пуще прежнего напоминал скорее хищную птицу, высматривающую добычу, чем человека, намеренного взывать к милосердию. Его движения отличались обычной точностью и целесообразной экономностью, выражение лица было спокойным и осмысленным.

Судья Кимон Эурас начал зачитывать обвинение скрипучим сухим голосом. Пыль древних манускриптов, чрезмерно часто просматриваемых в поисках точных формулировок старинных законов, испортила и иссушила его горло. Добравшись до слов: «…жестоком убийстве возлюбленной принцессы Симоды Тал в этом самом дворце путем пронзания рогом анципитала, вы, король ЯндолАнганол, обвиняетесь как организатор и вдохновитель преступления…» - Эурас особо повысил голос.

Король ЯндолАнганол не преминул выкрикнуть несколько слов в свою защиту и шагнуть по направлению к судьям. Его немедленно схватили за руки и осадили холодным замечанием: «Преступникам в этом суде не полагается говорить. Больше с вашей стороны не должно раздаться ни звука, иначе вы будете немедленно препровождены в камеру».

По случаю такого знаменательного события Криспан Морну облачился в одежду цвета густой черноты. Тьма ложилась на его щеки, на скулы, на глаза, а когда он начинал говорить, то и на рот и горло.

– В наши намерения входит доказать несомненность вины короля ЯндолАнганола, явившегося теперь во дворец с очередным злодейским намерением умертвить вторую дочь короля Сайрена Станда, принцессу Милую Тал, и тем самым положить конец существованию дома Стандов. Сейчас присутствующим будет предъявлено орудие, при помощи которого было совершено это жестокое деяние. Кроме того, сразу же после этого будет представлен истинный исполнитель убийства. Мы намерены доказать, что все улики однозначно указывают на подсудимого как на непосредственного автора ужасного плана. Принесите кинжал.

Деловитый раб с важным видом заторопился к судейскому столу, где представил всем требуемый предмет.

Не в силах и далее держаться в стороне от происходящего, король Сайрен Станд бросился вперед и схватил кинжал раньше, чем это успел сделать Криспан Морну.

– Это рог чудовища анципитала. Рог обоюдоострый, то есть имеет две острые кромки, и его невозможно спутать с рогом никакого другого животного. Форма рога в точности соответствует ране в груди покойной принцессы. Моей несчастной дочери, бедной девочки.

– Мы не собираемся сейчас утверждать, что именно этим оружием было совершено убийство. Тот роковой кинжал, к несчастью, утерян. Вы сейчас видите перед собой совершенно новый рог, только недавно отпиленный у фагора.

– Хочу напомнить суду, хотя, быть может, этот факт и не имеет отношения к делу, что подсудимый держал у себя в качестве домашнего зверя ручного фагора-рунта. Этого рунта подсудимый нарек именем величайшего воителя нашей нации, Юлия, причисленного к лику святых, что, конечно же, можно рассматривать только как святотатство. Было ли это оскорбление нанесено умышленно или по невежеству, не имеет значение.

– Когда-нибудь ты заплатишь за свое бессердечие сполна, Сайрен Станд, - проговорил со своего места ЯндолАнганол, и заработал крепкий тычок в бок от стражника.

После того как кинжал был пущен по кругу, чтобы все смогли налюбоваться им вдоволь, согнутая фигура Кимона Эураса разогнулась достаточно, чтобы выдавить вопрос:

– Что еще обвинение может предъявить в качестве доказательства вины подсудимого?

– Только что вы видели перед собой оружие, которым было совершено жестокое деяние, - объявил заупокойным тоном Морну. - Теперь же суду будет представлен человек, державший в тот роковой день это оружие в руках.

В зал суда был наполовину введен, наполовину внесен отчаянно вырывающийся молодой человек. Голову его закрывал рогожный мешок, но король ЯндолАнганол немедленно узнал невольника, привезенного ночью ко дворцу в деревянном фургоне.

Приведенный был представлен пред очи суда. Прозвучал приказ, и мешок с головы человека был сдернут.

Явившийся зрителям юноша, казалось, состоял только из яростно взъерошенных длинных волос, покрытого синяками лица и рваной рубашки. Один из приведших его стражников сильно толкнул его в бок, и он поник, перестал вырываться и захныкал. Король ЯндолАнганол тут же узнал в нем своего сына, РобайдайАнганола.

– Роба! - крикнул король, за что незамедлительно получил такой удар по почкам, что согнулся от боли пополам. Продохнув, он упал на скамью, совершенно лишившись сил при виде сына, попавшего в неволю, - и это Роба, который неволи боялся больше всего на свете…

– Этого молодого человека агенты его величества задержали в порту Оттассол, в Борлиене, - объявил Криспан Морну. - Его не так-то легко оказалось выследить, поскольку иногда он выдавал себя за мади, ловко имитируя манеру поведения этих протогностиков и одеваясь в их традиционную одежду. Тем не менее, он человек. Его имя РобайдайАнганол. Он сын обвиняемого, и его необузданный и дикий образ жизни уже давно стал притчей во языцех.

– Это ты убил принцессу Симоду Тал? - грозно потребовал ответа судья голосом, напоминающим треск рвущегося пергамента.

Робайдай разразился рыданиями, прерываемыми судорожным лепетом о том, что никаких принцесс он не убивал, в Олдорандо никогда прежде не был и сейчас просит только об одном - как можно скорее отпустить его туда, где он мог бы продолжать жить своей прежней жизнью, простой и понятной.

– По чьему наущению ты совершил убийство? - потребовал ответа Криспан Морну, и каждое его слово напоминало стук топора, опускающегося на плаху. - Твой отец велел тебе?

– Я ненавижу отца! Я боюсь его! О чем бы он ни попросил меня, я никогда не исполнил бы его просьбы!

– Тогда почему ты убил принцессу Симоду Тал?

– Я не убивал ее. Не убивал. Я невиновен, клянусь.

– Не убивал ее? Тогда кого же ты убил?

– Никого. Я никому не причинял зла. Я невиновен.

Криспан Морну, словно всю жизнь только и ожидал этих слов принца, вскинул над головой покрытую старческими пятнами руку и вслед за рукой задрал тонкий нос, да так высоко, что тот засиял, пронизанный лучами солнца, словно кусок медвяного воска.

– Только что вы слышали, как этот молодой человек заявил, что в жизни никого не убивал. Сейчас мы представим вам свидетеля, который уличит его во лжи. Приведите свидетеля.

В зал суда вошла молодая женщина, девушка, вошла как будто бы добровольно, хотя и в сопровождении двух стражников. Пока она шла от двери зала к свидетельскому месту перед столом судей, где в конце концов остановилась, весь зал с живейшим интересом рассматривал ее фигуру и лицо. Девушка была молода, красива и соблазнительна. Щеки были ярко нарумянены. Черные тщательно расчесанные волосы блестели. На ней был обтягивающий бедра чаргирак, его цветочный рисунок выгодно подчеркивал фигуру. Остановившись перед судейским столом, девушка уперла одну руку в бедро, чуть вызывающе, что придавало ей вид одновременно невинный и манящий.

Судья Кимон Эурас качнул своим алебастровым черепом вперед и вниз, быть может для того, чтобы лучше оценить тугие формы свидетельницы, поскольку голос его в этот момент прозвучал чуть человечнее, чем несколькими мгновениями раньше:

– Назови свое имя, девица.

– Извольте, ваша честь, - меня зовут АбазВасидол, - тихо отозвалась Абази. - Друзья обычно называют меня Абази.

– Уверен, что друзей у тебя немало.

Криспан Морну, которого этот обмен репликами совершенно не затронул, объявил:

– Сия молодая девица привезена во дворец агентами его величества. Она согласилась ехать без принуждения, по собственной доброй воле, за что, после того как истина восторжествует, получит щедрую награду. Абази, не расскажешь ли ты нам, когда ты в последний раз видела этого молодого человека и при каких обстоятельствах?

Прежде чем заговорить, Абази облизала и без того уже ярко блестевшие губы.

– О, сударь, это было в моей комнате - в моей комнатушке в домике в оттассольском порту. Со мной был мой друг по имени Див. Мы сидели на кровати и разговаривали. Внезапно дверь распахнулась, и этот человек…

Абази замолчала.

– Продолжай, девица.

– Это ужасно, ваша честь…

В зале суда повисла напряженная тишина, словно все, даже прохладительные травяные сборы в пучках на стенах, потонуло в жаре.

– В общем, сударь, этот человек вбежал в мою комнату с кинжалом в руке. Он хотел увести меня с собой, но я отказалась. Я не позволяю ничего такого. Див пытался защитить меня, и тогда этот человек… он ударил Дива своим кинжалом - это был рог фагора, хотя вы, наверно, и так знаете - и убил. Он ударил Дива кинжалом прямо в живот.

Свои слова девушка сопроводила плавным жестом, указав себе куда-то в район лона, отчего все присутствующие невольно вытянули шеи.

– И что же произошло после этого?

– Сударь, я уже говорила вам - этот человек забрал с собой бедного Дива и выбросил его тело в море.

– Все это ложь, все специально придумано, чтобы опорочить нас! - закричал со своего места король ЯндолАнганол. - Ах ты, лживая сучка!

Ему ответила не кто иная, как сама девица-свидетельница, которая уже почти совсем освоилась при дворе, и начала получать удовольствие от своей роли.

– В том, что я сказала, нет ни слова лжи. Все истинная правда. Обвиняемый забрал из моего дома тело Дива и выбросил в море. Но удивительнее всего, что несколько дней спустя это самое тело вернулось в Оттассол в повозке со льдом. Вторично я видела его, то есть мертвого Дива, в доме моего опекуна и хозяина, Бардола КараБансити - впоследствии ненадолго ставшего советником короля Борлиена.

Издав сдавленный смешок, король ЯндолАнганол на этот раз обратился прямо к судье:

– Эта история - сплошная выдумка, ибо она совершенно невероятна. Как вы могли поверить такому?

– Здесь нет ничего невероятного, и я сейчас докажу это, - дерзко отозвалась Абази. - У Дива был при себе удивительный предмет, драгоценность, представляющая собой часы с тремя рядами цифр. Эти цифры менялись сами собой, словно живые. Див хранил эти часы в своем кошельке, который носил на поясе.

С этими словами Абази вновь указала на соответственное место своего тела, и присутствующие опять вытянули шеи, чтобы увидеть это получше.

– Труп Дива был доставлен к КараБансити вместе с драгоценными часами. КараБансити нашел эти часы и передал его величеству, королю ЯндолАнганолу, у которого они, должно быть, находятся и посейчас.

С этими словами девушка драматически указала пальчиком на короля Орла.

Король ЯндолАнганол заметно сник и замолчал. Часы действительно были у него - лежали забытые в кармане туники.

Только сейчас, когда стало уже слишком поздно, он вдруг вспомнил, как всегда страшился этой чужеродной вещи, произведенной силой ученой мысли, приводящей его в трепет. Когда БиллишОвпин, человек, объявивший, что он прибыл с другого мира, с каких-то далеких звезд, преподнес ему в дар эти часы, он с отвращением бросил их ему обратно. Таинственным образом эти же часы вернулись к нему позднее, через оттассольского анатома и астролога. Как он ни старался, избавиться от этого странного предмета так и не смог.

И вот теперь часы сыграли в его судьбе роковую роль.

Говорить он больше не мог, да и сказать ему было нечего. Злые чары сковали его: теперь он видел это и не сомневался, хотя и не мог сказать, с чего все началось. Ничто не спасло его от исхода, предрешенного заклятием, даже верность Акханабе.

– Итак, ваше величество, мой дорогой брат, при себе ли у вас эта драгоценность? - спросил, наслаждаясь минутой, король Сайрен Станд.

– Эти часы предназначались в качестве свадебного подарка принцессе Милуе Тал… - слабым голосом отозвался ЯндолАнганол.

Под сводами зала суда разнесся невнятный гул. Люди пришли в движение и носились туда-сюда, король Сайрен Станд спрятал лицо в руках, чтобы скрыть торжество.

Когда порядок был наконец восстановлен, Криспан Морну задал Абази новый вопрос:

– Решительно ли ты, девица, убеждена в том, что этот молодой человек, сын короля ЯндолАнганола, принц РобайдайАнганол, и есть тот самый убийца, чья рука оборвала жизнь твоего друга Дива? Ведь со дня убийства ты его не видела?

– Сударь, насколько вы понимаете, его жестокий поступок навлек на меня большие неприятности. На другой день РобайдайАнганол вернулся. Я не знаю, что бы со мной было, если бы ваши люди не пришли и не забрали его.

Вслед за словами Абази в зале на миг суда наступила тишина - присутствующие пытались представить себе, что могло бы случиться с такой привлекательной молодой девушкой.

– Позволь, Абаз, задать тебе последний и отчасти личный вопрос, - заговорил наконец Криспан Морну, пригвоздив Абази к месту своим оцепенелым взглядом. - Ты по рождению простолюдинка, но тем не менее у тебя много высокопоставленных друзей, обладающих обширными связями. Слухи связывают твое имя с именем некоего сиборнальского посла. Что ты можешь сказать по этому поводу?

– Какой стыд, - раздался возглас со зрительских скамей, но Абази была спокойна, как и прежде.

– Я имела удовольствие быть знакомой с одним сиборнальским господином, сударь. Сиборнальцы любезны, и мне нравится их общество.

– Благодарю тебя, девица Абаз, твои показания были для нас очень ценны, - проговорил Криспан Морну ледяным тоном, сопроводив свои слова острой, как лезвие стилета, улыбкой. После этого он опустился на место и вновь заговорил лишь после того, как Абази покинула зал.

– По моему мнению, доказательств вины достаточно. Эта достойная девушка сообщила нам все, что мы хотели услышать. Благодаря ее показаниям сын короля Борлиена уличен как убийца. Только что мы слышали, как он совершил одно из своих убийств в Оттассоле, возможно по наущению отца, а может быть, по собственной прихоти, по капризу развращенного сознания. Его излюбленным оружием был рог фагора; прежде он тем же рогом убил Симоду Тал. Все это время его отец выжидал в своем дворце, чтобы, как только убийство совершится, отправиться в наш город, насладиться нашим гостеприимством и осуществить свой замысел до конца, на этот раз совершив злодейство над единственной оставшейся в живых дочерью нашего короля, младшей, принцессой Милуей Тал. Здесь, господа, перед нами раскрывается мрачный план, беспримерно жестокий и кровожадный. Мы без колебаний требуем - не только перед судом, перед всем народом - смертной казни и для отца, и для сына.

Всякие попытки выразить несогласие РобайдайАнганол прекратил, едва в зале суда появилась АбазВасидол. Он превратился в обычного мальчишку, способного только на то, чтобы просить тихим умоляющим голосом:

– Пожалуйста, отпустите меня. Я рожден для жизни, а не для смерти, не для придворного коварства, а для свободного и простого степного ветра. Я не был исполнителем воли отца, да и ничьей другой воли, и никого не убивал - я отвергаю предъявленные мне обвинения.

Медленно и театрально повернувшись, Криспан Морну взглянул на молодого человека.

– Итак, ты не убивал Симоду Тал?

РобайдайАнганол торопливо облизнул губы.

– Разве может лист дерева убить? Я лишь древесный лист, сударь, не более того, листок, подхваченный всемирной бурей.

– Ее величество Бакхаарнет-она готова опознать тебя как особу, посетившую ее во дворце некоторое время назад в обличье мади, кем ты прикинулся, чтобы легче совершить свое злодеяние. Желаешь ли ты, чтобы ее величество указала на тебя при всех, в этом зале?

Робайдай отчаянно задрожал.

– Нет, не хочу.

– В таком случае доказательств более чем достаточно. Этот молодой человек, ни более ни менее как борлиенский принц, пробрался в наш дворец и - по приказу своего отца - убил нашу возлюбленную принцессу, Симоду Тал.

Все взгляды устремились на судью. Прежде чем объявить приговор, тот некоторое время смотрел в пол перед собой, словно бы размышляя.

– Вердикт будет следующим. Рука, совершившая убийство, принадлежит сыну. Разум, управляющий всем делом и направляющий руку, принадлежит отцу. Кто виновен больше? Ответ ясен…

Робайдай испустил стон подлинной муки. Выбросив вперед руку, он вскочил с места, словно хотел помешать словам сорваться с губ Кимона Эураса.

– Ложь! Все ложь! Все, что сейчас прозвучало в этом зале, от начала до конца ложь. Я скажу вам правду, пускай тем самым подпишу свой смертный приговор! Признаюсь: Симоду Тал действительно убил я. Но не потому, что был в сговоре с отцом. Нет, это невозможно. Мы с ним - как день и ночь. Я сделал это, чтобы причинить ему боль.

Вот он стоит пред вами - обычный человек, не король! Да, обычный человек - до тех пор, пока моей матерью остается королева королев. Вы утверждаете, что я был с ним в сговоре? Я не желал по его просьбе жениться, а вы говорите, будто я по его просьбе согласился отнять у кого-то жизнь! Говорю вам, этот злодей невиновен. Пусть я обречен на мучительную смерть после никчемной жизни, но никогда, слышите - никогда я не войду в сговор со своим отцом, и пусть это услышат все под сводами этого зала. Быть может, мне и хотелось бы жить в согласии с отцом, но до сих пор это было невозможно. Зачем мне было помогать тому, кто никогда не помогал мне?

Принц затряс головой так решительно, словно хотел сбросить ее с плеч.

Наступила тишина.

– Если бы ты промолчал, то отомстил бы отцу гораздо страшнее, - ледяным тоном заметил наконец Криспан Морну.

Вскинув голову, Робайдай окинул священника холодным и совершенно разумным взглядом.

– Я всегда боялся в людях зла - но в вас я вижу нечто еще более темное и устрашающее, чем в этом несчастном человеке, чья голова клонится под тяжестью короны Борлиена.

Сидя на скамье, король ЯндолАнганол упрямо смотрел в потолок, словно желал во что бы то ни стало оторваться от всех земных переживаний и тягот. В действительности он плакал.

Плохо скрывая волнение, судья откашлялся.

– Ввиду чистосердечного признания сына отец, само собой, признается невиновным. История знала немало неблагодарных сыновей… Перед лицом Всемогущего Акханабы я объявляю, что отец сию минуту может быть освобожден из-под стражи и располагать собой по своему усмотрению, а сын будет препровожден из зала суда в тюрьму и предан казни через повешенье тогда, когда его величеству королю Олдорандо, Сайрену Станду, будет угодно назначить казнь.

– Не он должен был умереть, а я, и не я должен был править, а он, - ровным голосом произнес король ЯндолАнганол.

– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Заседание закрыто.

Заглушая шарканье ног, под сводами зала разнесся голос короля Сайрена Станда:

– Не забудьте, после того как отдохнете и освежитесь, что сегодня в полдень нас ожидает продолжение спектакля: СарториИрвраш желает выступить перед нами с речью. Послушаем, что он нам скажет.