Прививка от космоса Проскурин Вадим

Сара вздохнула:

– Боюсь, оно подтвердится.

Мама тоже вздохнула.

– Я тоже боюсь, – сказала она. – И не только из-за этого.

– Может, не стоит? – подал голос второй мужик. – Все равно теперь уже…

– Стоит, Слава, – возразила Мама. – И как раз теперь не все равно. Если мы хотим пережить все это, мы должны вести себя как обычно. Мы не можем позволить себе прощать преступления, особенно теперь. Ты со мной не согласен?

Слава пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он. – Надо подумать…

– Вот и подумай. Сара, уведи этого. Нам надо делом заниматься, и так уже столько времени потеряли…

– В данном случае время не имеет особого значения, – заметил Эберхарт. – Сибалк Прайд только начал заправляться, отчалит он послезавтра к вечеру…

– Кто начал заправляться? – переспросил я.

Эберхарт брезгливо посмотрел на меня, скривился и ничего не ответил. Сара взяла меня за локоть и потащила за собой.

– Пошли, любитель острых ощущений, – сказала она.

– Кто любитель? – не понял я.

Слава коротко хохотнул, Мама поджала губы и покачала головой, печально и немного брезгливо. Сара вдруг сильно дернула меня за руку, я пошатнулся и с трудом сохранил равновесие. А в следующую секунду подземный толчок снова чуть не сшиб меня с ног.

– Торкнуло, – сказал вдруг Слава. – Может, не стоит далеко ходить?

– Стоит, – возразила Мама. – Дело серьезное, надо соблюсти все формальности.

– Формальности… – протянул Слава. – Может, мне помочь Саре?

– Справится, – отрезала Мама.

– Решил ориентацию поменять? – спросил Эберхарт.

– Да ладно тебе, хватит уже, – сказала Мама. – Сара, забирай его отсюда, нам работать надо.

Подземные толчки не прекращались. Они слились в монотонную вибрацию, которая проникала в мой мозг, вступала в резонанс с чем-то внутренним и, странное дело, это было потрясающе, непередаваемо приятно. Я стоял, опершись на плечо Сары, мое тело тряслось в такт Мимиру, я наблюдал, как лампы под потолком медленно гаснут, и почему-то мне казалось, что все в порядке и ничего особенного не происходит. Вскоре свет погас окончательно.

Я проснулся от адской головной боли. Голова буквально раскалывалась, во рту пересохло, собственное тело казалось очень горячим и каким-то неживым и, в довершении всего, сильно болели гениталии. Я открыл глаза, повернул голову и она взорвалась изнутри. Я вздрогнул и сдавленно застонал.

– Выпей, – раздался над ухом смутно знакомый женский голос.

Я медленно и осторожно повернул голову еще дальше и обнаружил в поле зрения стакан с какой-то прозрачной жидкостью, а также тонкую и слегка морщинистую женскую руку, держащую этот стакан.

– Что это? – спросил я.

– Универсальный антидот, – ответила женщина. – Минут через пятнадцать станет лучше.

Еще пятнадцать минут этого кошмара… проще удавиться…

Наверное, на моем лице отразилось все, что я испытывал, потому что женщина сказала:

– Ты не рожи корчи, а пей давай. Прыжок пережил, значит, и это переживешь.

Прыжок? В памяти вдруг всплыли все события сегодняшнего (или уже вчерашнего?) дня. Прыжок, приземление, станция на Мимире, Рик, Мама, Йоши… а что потом было?

– Пей, – повторила женщина в очередной раз.

Я выпил. По вкусу и консистенции жидкость ничем не отличалась от воды. Может, это и есть вода? Ну хоть жажду утолю…

Когда я запрокинул голову, допивая последние капли, в поле зрения появилась голова женщины и я сразу вспомнил, как ее зовут. Сара Лермонтова, первая заместительница начальницы базы по прозвищу Мама.

– Узнал? – спросила Сара и почему-то ласково улыбнулась.

Я осторожно опустил голову на подушку и закрыл глаза.

– Узнал, – подтвердил я. – Тебя зовут Сара Лермонтова. Как к тебе положено обращаться – госпожа Лермонтова?

– Можно просто Сара, – сказала Сара и я почувствовал по ее интонации, что она улыбается. – Полежи пока спокойно, а когда придешь в себя, тогда и поговорим.

Через несколько минут я понял, что могу шевелить головой, не испытывая особых мучений. А еще через минуту я отважился повернуться на бок и приподняться, опершись на локоть. Пульсирующий сгусток боли внутри черепа на это движение не отреагировал. Да и вообще он заметно ослаб.

– Очухался, – констатировала Сара. – Как дела?

– Да вроде ничего, – ответил я. – Голова проходит постепенно. Сколько сейчас времени?

– Половина одиннадцатого.

– Утра или вечера?

– Утра.

Я попытался сесть и со второй попытки мне это удалось.

– Куда торопишься? – спросила Сара.

Мне показалось, что в ее интонации прозвучало что-то издевательское.

– У меня смена началась полчаса назад, – пояснил я. – Нехорошо опаздывать, особенно в первый раз.

– Твоя смена не началась, – заявила Сара. – И вряд ли начнется в ближайшем будущем. А если бы началась, ты бы не опоздал, опоздать на смену очень трудно, будильник автоматически включается центральным компьютером, захочешь проспать – все равно не проспишь.

– Почему смена не начнется? – не понял я. – Это из-за того, что случилось вчера?

Сара кивнула. Я ожидал объяснений, но их не последовало. Сара смотрела на меня, как биолог-естествоиспытатель на подопытную лягушку, и ждала следующего вопроса.

– А что случилось вчера? – спросил я.

– Много чего случилось, – ответила Сара. – Во-первых, то ли в террикон над шахтой угодил метеорит, то ли у роботов на стоянке повзрывались энергоблоки. А может, и то, и другое вместе. В результате все антенны разрушены, лифты забиты ледяными пробками, связи с внешним миром нет никакой, даже с причалом связи нет.

– Канат порвался? – спросил я.

– Нет, – помотала головой Сара, – канат цел. Энергия от Одина идет, все цепи работают, они просто не управляются. Сибалк Прайд продолжает заправляться, завтра вечером отвалит к Земле. Если нам повезет, он передаст сообщение, что наблюдал вспышку на поверхности, что со станцией оборвалась связь и что ему не передали заказ на новую посылку.

– А если не повезет?

– Тогда не передаст, – пожала плечами Сара. – Или передаст, но оператор проигнорирует сообщение. Или оператор передаст сообщение куда надо, а большие боссы посовещаются и решат, что станцию выгоднее закрыть, чем спасать.

– Как это закрыть? – не понял я. – А кто будет управлять паутиной?

Сара печально улыбнулась.

– Никто не будет, – сказала она. – Ей, собственно, никто и не управляет, за последние четыре года операторы ни разу не вмешивались в ее работу. Со всеми проблемами справляются роботы. Между нами говоря, станцию уже давно пора закрывать. Проблема только в том, куда девать сетлеров. Да и… – она вдруг осеклась, – впрочем, тебя это не касается.

Я обхватил голову руками и некоторое время неподвижно сидел, переваривая информацию. Значит, сетлеры ничем не управляют, все вахты и смены – просто синекура, чтобы занять персонал станции видимостью работы, чтобы люди не посходили с ума от вынужденного безделья. Стоп! А зачем тогда меня сюда направили?

Я задал этот вопрос вслух и услышал в ответ следующее.

– За пять дней до твоего появления на станции погиб человек, – сказала Сара. – Лэн Генгар разблокировал шлюз, надел скафандр, поднялся на поверхность и больше не вернулся. Крыша у человека поехала, у нас такое случается иногда. Со смертью Лэна образовалась вакансия, ее надо было срочно заполнить, потому что иначе будет непорядок, бюрократы из корпорации к этим вопросам подходят очень серьезно. А почему направили именно тебя – это уже совсем другой вопрос. Ты как себя чувствуешь?

– Вроде нормально, – сказал я. – Голова почти прошла. А что со мной было? – меня вдруг осенило. – Вино было некачественное?

– Вино-то было качественное, – вздохнула Сара. – А вот огурцы у Йоши были с дэйтдрагом.

Мне показалось, что я ослышался.

– С чем? – переспросил я. – С дэйтдрагом? Разве он существует? Это не легенда?

– Не легенда, к сожалению. Дэйтдраг реально существует и вполне оправдывает свое название. Ты что-нибудь помнишь?

Я попытался вспомнить, что вчера случилось после того, как… А после чего, собственно? Кажется, я дошел-таки до дежурного по жилью, а потом…

– Не помнишь, – констатировала Сара. – Жаль. Мы с тобой замечательно покувыркались, я и не знала, что такое бывает вне виртуалки.

– Мы с тобой? – глупо переспросил я.

– А что было с тобой делать? – улыбнулась Сара. – Не оставлять же тебя одного в таком состоянии. Не каждый день такой подарок попадается.

Кажется, я понял, отчего у меня болят гениталии.

– И как это было? – спросил я. – Сколько раз?

Сара рассмеялась.

– Вечно вы, мужики, все на разы переводите, – сказала она. – Это было незабываемо. А сколько раз – я не считала.

Произнеся эти слова, она наклонилась надо мной и поцеловала в губы. Ее губы были сухими и шершавыми, от ее тела исходил неприятный запах, не то чтобы старушечий, но… Я непроизвольно поежился.

– Отходняк пошел, – сообщила Сара. – Не бойся, дня через три отойдешь, будешь как новенький. Как очухаешься, продолжим, если ты не против будешь.

Я попытался состроить на лице непроницаемую гримасу, чтобы ничем не показать того отвращения, которое вдруг стала вызывать у меня эта женщина. Сара понимающе усмехнулась и отодвинулась от меня, исчезнув из поля зрения.

– Расслабься, – сказала она. – Лучше пока об этом вообще не думай. Пока отходняк не прошел, тебя к женщинам тянуть не будет. Да и к мужчинам тоже, – она вдруг хихикнула и спросила: – А ты точно не гей?

– Точно, – ответил я. – А с чего ты взяла?

– В твоем досье было написано, что ты смотрел порнофильмы про геев, – сказала Сара. – Это неправда?

Я почувствовал, как кровь приливает к щекам и ушам. Был бы я белым – покраснел бы как помидор.

– Да нет, правда, – сказал я. – Но я такими вещами не занимаюсь, я просто посмотрел один раз, любопытно было…

– Жаль, – сказала Сара. – А мы так на тебя рассчитывали… Бедный Йоши.

– Если бы я знал… – начал я, но Сара меня перебила:

– Нечего себя винить. Если бы Йоши не был таким дураком, у него бы не снесло крышу, он не стал бы поить тебя наркотой и был бы все еще жив.

– А что с ним случилось? – спросил я. – Задело той аварией? Полез наверх…

Сара рассмеялась, совсем не весело и немного злобно.

– Он не полез наверх, – сказала она. – Это технически сложно и абсолютно не нужно, а теперь вообще невозможно. Не задело его никакой аварией, его казнили.

– Как казнили? – не понял я.

– Как-как… Сонный газ в вентиляцию… хочешь подробности узнать?

Я вяло помотал головой из стороны в сторону.

– Нет, спасибо, – сказал я. – И так может быть с каждым?

– С каждым, – подтвердила Сара. – Если человек не понимает нормальных слов, с ним приходится разговаривать на другом языке. Пойми, Алекс, если мы не хотим насмерть переругаться, мы должны быть одной большой семьей. В такой тесноте, как у нас, других вариантов быть не может. Если человек все время провоцирует конфликты, а на предупреждения не реагирует, его приходится удалять из коллектива. Если бы можно было убрать Йоши не в холодильник, а на Землю, это давно бы уже сделали. Но отсюда одна дорога – в холодильник, другой нет.

– А как же… этот…

– Генгар? Уверяю тебя, Алекс, умирать от удушья, когда в скафандре кончается кислород, еще более неприятно. Если у тебя снесет крышу, лучше сразу признавайся, самому легче будет.

В потолке комнаты что-то зашипело и через мгновение оттуда донесся голос Мамы:

– Сара, зайди ко мне, пожалуйста, тут кое-что новое появилось.

– Иду! – крикнула Сара, глядя в потолок.

Шипение прекратилось.

– Можешь пока здесь полежать, – сказала Сара, обращаясь ко мне, – а когда совсем очухаешься, иди в свою комнату. Поставь будильник, чтобы обед не проспать. За обедом увидимся.

Я проводил взглядом тонкую и костлявую фигурку Сары и уставился в потолок. Мысли путались, цеплялись одна за другую и в их хороводе я никак не мог выделить ничего определенного, как будто я напряженно размышлял обо всем на свете, но не понимал ничего из того, над чем размышляю. Не иначе, последствия наркотика.

Я лег, повернулся на бок, подложил ладонь под голову и заснул. Последняя мысль была о том, что перед обедом надо будет побриться.

Сара растолкала меня уже под вечер. То есть, это она сказала, что наступил вечер, сам-то я давно уже потерял чувство времени.

– Сходи, поужинай хотя бы, – посоветовала Сара. – А то со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.

Я сел на кровати, потряс головой, приходя в себя, и понял две вещи. Во-первых, я чувствую себя почти нормально (легкое головокружение от непривычной гравитации не в счет), а во-вторых, я зверски голоден.

– Спасибо, – сказал я. – Ты очень любезна.

– Издеваешься? – нахмурилась Сара.

– Нет-нет! Я на полном серьезе, ты действительно очень любезна…

Сара странно посмотрела на меня, немного помолчала и сказала:

– Пошли, а то все вкусное съедят.

– Если кто-то не приходит, его порцию съедают другие? – удивился я.

– Обычно нет, – ответила Сара. – Но еды на станции осталось на двадцать девять дней. Дней через десять начнем урезать рацион.

– Урезать рацион? – тупо переспросил я.

Только теперь до меня начало доходить, в какую передрягу я вляпался. Через десять дней урежут рацион, потом урежут еще раз, потом еды не останется вообще, люди начнут жрать друг друга…

Я озвучил эту мысль и Сара согласно кивнула головой.

– Через полтора месяца перейдем на покойников, – подтвердила она. – У нас в холодильнике кладбище на третьем уровне. Мертвецы на морозе не разлагаются, только обезвоживаются постепенно. Бифштексы из них вряд ли получатся, а вот бастурму или, скажем, студень сделать можно вполне.

Меня аж перекосило. Обычно я спокойно отношусь к циничному юмору, сам люблю так шутить, но должны же быть какие-то пределы!

Сара посмотрела на меня и засмеялась.

– Привыкай, – сказала она. – Такая уж у нас жизнь, поневоле циником становишься. Пойдем ужинать.

В столовой я направился было к столу Мамы, но Сара взяла меня за локоть и сказала:

– Твое место не там. Твое место… да хотя бы вот здесь. Пойдем.

Сара подвела меня к столу, за которым сидели три мрачных пожилых мужика лет по пятьдесят-шестьдесят.

– Генрих Кобрак, Пол Мартин, Иоганн Бартельс, – представила их Сара. – А это Алекс Магнум.

Я кивнул, уселся на стул и обнаружил, что тарелки передо мной нет.

– Чего ждешь? – спросил полноватый и, похоже, очень самоуверенный мужик с волосатым брюхом и заметными залысинами на голове. – Жратва к тебе сама не придет. Хочешь жрать – не ленись к раздаче сходить.

– Не бесись, Пол, – прервал его сухонький седовласый старичок с козлиной профессорской бородкой. – Пойдем, Алекс, покажу тебе, как это делается.

Мы прошли в дальний конец столовой, где размещалась кухонная машина. Технология получения пищи оказалась очень простой – засунуть тарелку в машину, нажать кнопку, дождаться, когда загорится зеленая лампочка, забрать полную тарелку и идти обратно к столу. Пожалуй, я бы и сам разобрался.

– Ты на Пола не сердись, – сказал профессор, когда мы шли обратно. – Он и так нервный, а со вчерашнего дня вообще с катушек съехал. И еще он голубых очень не любит.

– Я не голубой, – заявил я. – Один раз в жизни случайно скачал голубую порнуху, копы написали в моем досье, что я голубой, а теперь приходится всем доказывать, что я не верблюд. Как меня это достало…

Профессор хихикнул.

– Алекс, скажи всем, – потребовал он, когда мы вернулись к столу.

– Я не голубой, – послушно сказал я.

– Вот видишь, Пол! – воскликнул профессор. – Никогда нельзя торопиться с выводами.

– А мне наплевать, – буркнул Пол.

– Честно говоря, мне тоже, – подал голос третий мужчина, очень тощий, бритоголовый и с маленькой бородкой без усов, как будто к подбородку присохла какая-то гадость. – Никогда не понимал ни голубых, ни гомофобов.

– Правильно, Генрих, – кивнул профессор. – А теперь попробуй объяснить это Полу.

Значит, тощий – это Генрих, а профессор – стало быть, Иоганн. Вот я и разобрался, как кого зовут. А то Сара перечислила их имена такой скороговоркой…

– Что-то Мэри задерживается, – заметил Иоганн. – Но это неудивительно. Алекс, ты в курсе, что у нас произошло, пока ты дрых?

– Более-менее, – ответил я. – Рядом с лифтовой шахтой упал метеорит…

– Это одна из версий, причем не самая правдоподобная. В этой звездной системе нет пояса астероидов, а следовательно, и метеоритов почти нет. Я покопался в справочниках, метеорит такого размера ударяет в Мимир раз в сто – сто пятьдесят лет, а вероятность того, что он попадет в заданную точку…

– Математик хренов, – прокомментировал его слова Пол.

– Да, математик, – кивнул Иоганн. – Генрих, кстати, программист, а Пол раньше был мэром в небольшом городке в Канаде. Я сижу за разжигание классовой розни, Генрих был наркоманом, Пол проворовался.

Он замолчал, явно ожидая, что я начну рассказывать о себе. Я вспомнил слова Мамы, вздохнул и сказал:

– Я учился в аспирантуре Йеля, прикладная социология.

Пол протяжно присвистнул.

– Ох, не завидую я тебе, – сказал он.

– Почему? – спросил я. – Что такого в моей специальности?

Пол пожал плечами и ничего не ответил. Ответил Иоганн.

– Тебя учили управлять большим коллективом, – сказал он. – Сам подумай, куда тебя надо назначать, исходя из здравого смысла.

– Исходя из здравого смысла, меня надо назначить на какую-нибудь незначительную должность, например, дежурным по канату. Приглядеться, что я собой представляю, дать время притереться к коллективу…

– Это понятно, – кивнул Иоганн. – А потом?

– Потом… гм…

– Вот именно. Потом тебя нужно назначить на место Сары, а в перспективе – и на место Мэри. Вряд ли ты хуже справишься с обязанностями главы колонии, чем две старые шлюхи.

Странно было слышать такие слова от такого благообразного старичка.

– Ты на Мэри не наезжай, – подал голос Генрих. – Она неплохо справляется.

– Я и не наезжаю, – сказал Иоганн. – Я это слово иронически употребил. Алекс, знаешь, кем Мэри была на Земле?

– Неужто проституткой? – удивился я.

Пол скорчил презрительную гримасу и многозначительно хмыкнул.

– А ты рожи не корчь, – посоветовал ему Иоганн. – Алекс все правильно понял, ну, почти правильно. Мэри была гейшей.

– О как… – пробормотал я.

Сразу все стало понятно. Ее непонятная красота, которую не портят ни непропорционально большие кисти и ступни, ни неправильные черты лица, ни уродливые соски. Гейша на то и гейша, чтобы быть прекрасной вне зависимости от того, чем ее одарила природа. И то, как она строила разговор, как она всегда понимала, что я думаю и чувствую…

– Из гейш получаются хорошие менеджеры, – продолжал Иоганн. – Но самые лучшие менеджеры – профессиональные. Если бы не вчерашнее, даже не знаю, что бы с тобой случилось. Скорее всего, отправился бы в холодильник из-за пустяковой ошибки или несчастного случая.

– У вас так просто убить человека? – спросил я. – Маме достаточно просто показать пальцем и все?

При слове «мама» Иоганн недовольно сощурился.

– Мама у тебя только одна, – заявил он. – А насчет просто показать пальцем… Мэри не дура, она никогда не прикажет казнить того, кто еще не совсем достал всех окружающих. Тех, кого казнят, никому не жалко.

– Йоши мне не показался человеком, которого никому не жалко, – заметил я.

– Йоши – особый случай, – сказал Иоганн. – Он был хорошим парнем, но у него на сексе совсем крыша поехала. Мальчишки его не любили, брезговали, отмазывались всеми путями…

– Какие мальчишки? – удивился я. – У вас тут есть мальчики-проститутки?

Пол вдруг поднял голову и уставился на меня тяжелым злобным взглядом. Иоганн посмотрел на него и рассмеялся.

– У нас кого только нет, – сказал он. – Конечно, есть, вот Пол, например. Как тебе Йоши, Пол?

Пол скрипнул зубами и напрягся, как будто собрался встать, схватить Иоганна за бороду и повозить как следует мордой по столу.

– Не сердись, Пол, – сказал Иоганн. – Извини. Давай пока замнем эту тему.

От соседних столов донесся стук открываемых тарелок и звон вилок. Я обернулся и увидел, что Мэри, она же Мама, заняла свое место за столом. Выглядела она озабоченной и немного осунувшейся.

– Мэри – хорошая женщина, – продолжал Иоганн. – Умная и не злая. Да и Сара, в общем-то, тоже. Жалко их.

Я открыл свою тарелку и обнаружил на ней русские пельмени с майонезом. Странные у Мэри гастрономические вкусы.

– Почему? – мрачно спросил Пол.

– Ну как почему? Мы с тобой сидим себе и тихо ждем конца, потому что от нас по любому ничего не зависит. А Мэри с Сарой тяжелее приходится, им такое состояние непривычно.

Иоганн произнес эти слова так спокойно и уверенно, что у меня екнуло сердце.

– Думаешь, все кончено? – спросил я.

Иоганн пожал плечами.

– Точно сказать не могу, – сказал он, – да ты и сам понимаешь, точно никто не скажет. Но если бы я был в совете директоров «Шемаха Инвест», я бы голосовал против спасательной экспедиции. Когда все начиналось, люди на Мимире были нужны, а последние лет восемь это выродилось в такой балаган… Наркоманов и блядей стало больше, чем ученых.

– Наркоманов? – переспросил я. – Тут разрешены наркотики?

– Виртуалка – тоже наркотик, – важно провозгласил Иоганн, жестикулируя пельменем на вилке. – Пожалуй, даже посильнее героина. Я полагаю, в ближайшие часы Мэри снимет все ограничения на пользование виртуалкой. Когда это произойдет, лично я собираюсь войти в нее и больше не выходить. В смысле, в виртуалку войти, а не в Мэри. По-моему, самая приятная смерть из всех возможных.

Я пробежался взглядом по лицам соседей по столу и обнаружил, что они восприняли это утверждение совершенно спокойно. Кажется, у них вообще нет сомнений, что станции пришел полный и окончательный конец.

– А если подняться наверх? – спросил я. – Ледяные пробки можно пробить.

– Как? – спросил Пол.

– Да хотя бы проплавить. Ни за что не поверю, что на станции не из чего собрать хотя бы один нагревательный элемент.

– Собрать-то есть из чего, – сказал Иоганн. – Только как поднять его наверх? Почти пятьсот метров по вертикальной стене – это не шутка.

– А антиграв?

– Не поможет, – подал голос Генрих. – Я по молодости занимался воздушным спортом, можешь мне поверить. Шахты лифтов слишком узкие, прижмет к стене, начнешь скакать, как мячик для пинг-понга, все кости себе переломаешь.

– А если по центру, очень аккуратно…

– Все равно без шансов, – покачал головой Генрих. – Чтобы подняться по такой трубе на сто метров, надо быть мастером спорта. А тут почти пятьсот.

– А лестницы там никакой нет? – спросил я.

Пол мрачно хохотнул.

– Ты еще о шесте помечтай, – прокомментировал он. – Пятьсот метров вверх, да еще в скафандре, а потом провисеть там полдня, пока лед проплавится… Да ты на полпути сдохнешь!

– Допустим, не сдохнет, – вмешался Иоганн. – Допустим, он доберется до пробки, благополучно ее проплавит и вылезет на поверхность. А дальше что?

Я пожал плечами.

– Не знаю, – сказал я. – Вам должно быть виднее. Антенны восстановить…