Невезучие Устименко Татьяна
— И в чем же выражается эта болезнь? — вежливо поинтересовался красавец. — Мне кажется, вам здорово мешает эта фата, она сильно приглушает и искажает голос. Давайте я помогу ее снять…
— Вы недослушали. — Я отстранилась от его протянутой руки. — Приступ аллергии начинается с быстрого загнивания кожи на лице и воспаления глаз. Затем из корней волос начинает выделяться тягучая слизь… Не исключен и летальный исход. Подумайте, стоит ли рисковать моим здоровьем, еще даже не добравшись до дворца вашего владыки? Я и так слишком долго просидела рядом с вами на пиршестве и сейчас ощущаю приближение зловещих предвестников очередного приступа болезни…
Эльф вздрогнул всем телом, невольно отпрянул с ложа и сделал нервозный шаг назад, но потом наигранно рассмеялся и потянул за край моей фаты:
— Не выдумывайте! Ни за что не поверю в эту детскую сказку… — Он неожиданно замолчал на середине фразы.
Его устремленные на меня глаза начали медленно вылезать из орбит, а волосы на голове встали дыбом. Лорд истошно завизжал, покачнулся на каблуках, упал на четвереньки и, не поднимаясь с пола, резво попятился к дверям… Ну еще бы! Зрелище, представшее эльфу в скудном свете воскового огарка, могло напугать кого угодно. Из-под спавшей фаты на него смотрело мертвенно-бледное чудовище с огромными черными провалами глазниц, из которых страдальчески щурились крохотные, красные, будто кровь, глазенки. Потоки мутных слез прокладывали извилистые дорожки, непрерывно скатываясь по шершавым щекам… Я мученически вздохнула, подняла руку и словно невзначай поправила венец, умышленно надавив на подложенные под него соты. С моего лба немедленно засочились длинные нити желтой вязкой жидкости…
— А-а-а! — потрясенно взвыл чувствительный эльф. — О-о-о, это омерзительно! Надеюсь, мой уход снимет эти гадкие симптомы… — Он шустро распахнул дверь и метнулся за порог.
Я бодро спрыгнула с кровати и всем весом навалилась на толстую дубовую створку, изнутри задвигая массивный засов…
До моего слуха долетела негромкая перебранка гостей, решавших, как им следует поступить — немедленно вызвать магов-целителей или же просто позволить мне спокойно выспаться… Вдруг к осторожному шепоту эльфов примешались возбужденный женский визг, топот десятков ног, растерянные крики охраны и треск разрываемой на куски одежды. Но, намного перекрывая все прочие звуки, в воздухе висели истошные и жалобные вопли беспощадно раздеваемого лорда Денириэля, судя по всему, быстро лишавшегося своего щегольского наряда. Я с хохотом сползла по двери, догадавшись, что это подкараулившие красавца боярышни страстно боролись за желанную долю своего нелегкого бабьего счастья…
В углу комнатки раздалось осторожное поскребывание. Я сноровисто сняла несколько фальшивых облицовочных дощечек, удачно имитирующих обшивку стены. За ними открылся темный провал глубокого лаза, из которого немедленно выкарабкался сердито сопящий Михась.
— Ну твоя милость и учудила, — мрачно пожаловался он, поглядывая на меня с некоторой опаской. — Я сначала не понял, что же за ерунду ты несешь, а как узрел в щелку между дощечками энтот кошмар, — он обвиняюще указал пальцем на мое лицо, — так чуть в штаны от испуга не наделал. А если бы знатного эльфа кондрашка на месте хватил?
— Не ворчи, не хватил же! — рассмеялась я, выливая воду из стоящего на столе кувшина в расписной серебряный таз и наспех стирая свой поистине сногсшибательный макияж.
— Надо же, — продолжал упоенно вещать конопатый оруженосец, подавая мне узел с загодя приготовленной одеждой, — как посол-то сдрейфил. А еще вчера выглядел таким ловким и выносливым…
— Таких ловких и выносливых ловят и выносят! — задиристо хохотнула я, заходя за кровать и споро переодеваясь в привычный мужской наряд. — Недаром воевода Нелюд учит: коли не смогли взять врага силой, то берите хитростью и изворотливостью!
— Ага! — с умным видом поддакнул Михась, извлекая из другого свертка мои неразлучные сабли, которые я как всегда приспособила на спину.
— А то, что я просила, ты принес ли? — Я протянула раскрытую ладонь.
Мальчишка скривился и вытащил из кармана Грымзу. Животное радостно пискнуло, резво перепрыгнуло ко мне на плечо, ласково потерлось шелковистым бочком о мое ухо и шустро сбежало вниз, прячась в излюбленный нагрудный карман кафтана. Я погладила крысу по мордочке и улыбнулась. Надо же, и когда я успела так сильно привязаться к этой нахальной животинке?
— А ножницы? — сурово потребовала я.
— Да вы что, ваша милость, одумайтесь, — торопливой скороговоркой зачастил Михась, от волнения переходя на «вы», — богов побойтесь. Грех это и срам, девичьей гордости самой себя лишать…
Грымза удивленно дернулась и обеспокоенно высунулась из укрытия, недоумевая, чего же такое несусветное я задумала. Чего-чего я там себя лишить собралась?..
— Ножницы! — повторно потребовала я. — И не спорь, мне лучше знать!
— Ну как хотите, — сдался Михась, обреченно шаря в кармане. — Вам виднее, вы умная, а мы что, неграмотные, академиев не кончали… — Он жалобно моргнул, вытянул из кафтана здоровенные ножницы для стрижки овец и нехотя отдал мне.
Я запрокинула голову, щелкнула стальными лезвиями и… чуть ниже плеч решительно, напрочь отхватила свою толстую черную косу. Отрезанные волосы беззвучно упали на пол, обвиваясь вокруг моих ног длинной, блестящей змеей. Голове сразу стало легко и бездумно.
— Эх, — со слезами в голосе протянул мальчишка, — такую красотищу зазря загубили! Да вы же ее всю жизнь ростили! Это ж главнейшее украшение невесты, безволосых-то и взамуж никто не берет! Ой и стыд же это великий, косу отрезать…
— Не ной! — сердито рыкнула я. — Вот и хорошо, надо было вообще под корень пластануть! Замуж я не хочу и не пойду. А в путешествии за волосами тяжко ухаживать.
Я собрала волосы в короткий хвост, стянув черной ленточкой. В последний раз попыталась содрать с пальца эльфийский перстень, но кольцо не поддавалось ни в какую, очевидно не желая расставаться с беглой эльфийской королевой.
— Ну и гоблин с тобой! — в сердцах плюнула я, натягивая на руку перчатку с обрезанными пальцами, скрывающую магический раритет от любопытных глаз.
Я подобрала с ковра отрезанную косу и мстительно водрузила ее на кровать, прямо на подушку, мысленно представляя выражение глаз убитого горем лорда Денириэля, после того как наутро эльфы ценой долгих усилий сломают-таки прочную дверь и увидят, что комната опустела.
А затем я пропихнула вперед себя Михася, все еще сомневающегося в правильности сделанного им выбора, спустилась в подземный ход и ладно пристроила на прежнее место дощечки, маскирующие вход в потайной лаз. Ну вот и все, можно считать что мосты за спиной триумфально сожжены, а я начинаю новую жизнь, полную опасностей и приключений. Жизнь, напророченную мне Раскладом Судьбы!
Давно заброшенный ход оказался сырым, вонючим и ужасно узким.
— Крысы, что ли, его копали… — неразборчиво ворчал Михась, при каждом очередном извиве тесного прохода натужно брыкавшийся и чуть не заезжавший каблуком мне в лоб. — Вот застрянем здесь намертво, сгинем безвинно, и никто даже косточек наших не найдет…
— Авось выберемся! — напористо пыхтела я, целенаправленно протискиваясь сама и волоча за собой испачканные землей ножны с саблями. — Думаю, что такая участь все равно лучше, чем первая брачная ночь со старым королем…
— И чего я тебя послушался? — наверное, в сто пятьдесят пятый раз нудно поплакался оруженосец. — Сидел бы сейчас себе на теплой печке и горя не знал, баранки с молоком лопал да слушал, как дед Ерон частушки под балалайку наяривает…
— Ага, — в унисон подхватила я, — а утречком эльфы обнаружили бы мою пропажу, нажалобились князю, а тот бы сдал тебя быстрехонько в Дознавательный приказ на предмет выяснения туманных обстоятельств того, куда это твоя непутевая госпожа запропастилась… Помнишь, поди, какие у братьев Битюговых в пыточной избе крюки по стенам поразвешаны?
Мальчишка на мгновение затих, мысленно, но будто воочию, во всей красе живописуя себе мускулистые да зело красные, поросшие редкими белесыми волосками лапы знаменитых берестянских палачей братьев Битюговых, по совместительству выполняющих и страшные обязанности пыточных дел мастеров. Старший, Хват, всегда носил при себе плетку-семихвостку, каждый ремешок которой заканчивался увесистой свинцовой гирькой, а меньшой, Рвач, обладавший более изощренным вкусом, предпочитал маленькие щипчики с острыми кончиками, позволяющими потихоньку отщипывать кусочки человеческой плоти. И хоть владели братья немалым имуществом, жили в сытости и достатке, но родителей, пожелавших бы выдать за них своих дочерей, так и не нашлось… Упоминание о палачах заметно подстегнуло Михася, придав его движениям беспримерную резвость. Локти оруженосца, упирающиеся в стены потайного хода, так и мелькали, а худое тело гибкой змейкой извивалось промеж свисающих со свода корней растений.
Не знаю, сколь долго длилось наше подземное путешествие, но через некоторое время я ощутила дуновение свежего ветерка, приятно овевающего мое разгоряченное лицо.
— Поднажми, Михаська, выход уже близко! — оживленно скомандовала я.
— А вдруг здесь нечисть водится? — ни с того ни с сего и к тому же громко стуча зубами, неожиданно вопросил оруженосец.
— Тю, — рассмеялась я, — нашел когда спохватиться! Да мы почитай уже за городом.
— Вот за стеной она по слухам-то и водится! — паническим шепотом начал доказывать мальчишка. — А в столицу не суется, волхва нашего боится…
— Никодима-то? — иронично хмыкнула я. — Ну, пожалуй, тут ты прав, этого неконтролируемого мордоворота даже я иногда побаиваюсь…
— Ой! — шокированно взвизгнул мой конопатый оруженосец, шарахаясь назад и заезжая каблуком мне в скулу. У меня аж искры из глаз посыпались. — Там леший!
— Какой еще к вонючим гоблинам леший? — разозлилась я, на всякий случай прикрываясь локтем от михаськиных ног, лихорадочно сучащих в опасной близости от моего лица.
— А у меня корни под руками зашевелились… — почти кричал мальчишка, чуть не садясь мне на голову и упорно подпихивая нас в обратном направлении.
— Дурак, это же дождевые червяки! — попыталась я урезонить впавшего в панику Михася.
— Такого размера?! — не поверил он.
Я ругалась самыми гадкими словами, которые только смогла вспомнить, пытаясь заставить храбреца ползти вперед. Но Михась упрямо мотал головой, блестя на меня по-кошачьи расширенными зрачками, кажущимися невероятно яркими на испачканном землей лице.
«И зачем я его перед собой поставила? — тоскливо подумала я. — Застряли мы в этом проходе, а вдруг нас наверху уже хватились?»
Но на помощь мне внезапно пришла Грымза, до этих пор тихонько отсиживавшаяся в кармане. Она выставила наружу свою черную мордочку, мгновенно оценила ситуацию и что есть мочи цапнула тощий мальчишеский зад, плотно обтянутый полосатыми уррагскими штанами…
— Ой, нас леший, кажется, догнал! — трагическим шепотом объявила я, стараясь не ржать и благодарно подмаргивая умной крысе.
Совершенно потерявший голову от испуга Михась взвыл дурным голосом и, будто племенной рысак, шустро рванул вперед по проходу, обдав меня градом глиняных комьев. Он с размаху пробил густую поросль орешника, вывалился из отверстия резко закончившегося подземного хода и кубарем скатился по склону невысокого холма. Я осторожно выбралась вслед за ним, аккуратно спустилась в поросшую сочным клевером низинку и вопрошающе взглянула наверх.
Ночное небо дышало спокойствием, переливаясь четкими рисунками с детства знакомых созвездий. Я немного покрутила головой, выискивая нужное. Так, вон они, два потребных мне ориентира: Малая ладья и Большая ладья. Все верно, ведь на носу у Большой неугасимо сияет самая яркая путеводная звезда, спасение заблудившихся путников, называемая Якорем и неизменно указующая на север. Чуть ниже созвездий торчали острые зубцы крепостного частокола. По настилу прохаживались вооруженные бердышами княжеские дружинники. До меня донесся размеренный стук деревянной колотушки, издаваемый страдающим хронической бессонницей сторожем, уже пятый раз кряду обходившим городские улицы.
— Спите, почтенные жители столицы! В Берестянске все спокойно! — противно пронзительным голосом выкрикивал добросовестный старик, бдительно следящий за порядком.
— Все спокойно! — умиленно вдохнула я. — Пока спокойно…
— Ой, а чего тут через несколько часов начнется!.. — насмешливо фыркнул Михась, старательно обтряхивая свой изгвазданный травой и глиной кафтан.
— Поспешим! — поторопила его я. — Как бы эльфы погоню не снарядили.
— Так кто же знает-то, в какую сторону мы поехали? — пожал плечами вредный мальчишка. — Ты ведь даже мне этого еще не говорила.
Я свистнула, подзывая двух пасшихся невдалеке коней. Наскоро проверила седельные сумки, удовлетворенно подмечая, что Михась постарался на славу, собрав все необходимое, в том числе и маменькину шкатулку с непонятными побрякушками. Достала из кармана круто присоленный сухарь и угостила любимого жеребца. Ласково погладила белую звездочку во лбу своего вороного Орешка, перекинула поводья ему на холку и вскочила в седло, насмешливо наблюдая, как Михась неловко вскарабкивается на смирного Гнедка. На всякий случай еще раз сверилась по звездам.
— А поедем мы, Михаська, не куда-нибудь, а в маркграфство Эйсен, искать загадочную фрау Оссу, про которую мне лорд Денириэль поведал!
— Что, и правда в Эйсен, к вампирам? — обалдел оруженосец, приоткрыв рот и взирая на меня со смесью обожания и недоверия.
— А я тебя и не неволю, кстати. Можешь дома оставаться. — Я тихонько дернула за поводья, и верный Орешек пошел размеренной, нетряской иноходью, слаженно переставляя длинные сухощавые ноги и так горделиво изгибая шею, словно ненавязчиво приглашал полюбоваться собственной красотой и статью. Недаром его отец происходил из породы несравненных эльфийских скакунов.
— Ну уж нет, я туточки не останусь! — протестующе завопил вихрастый оруженосец, пришпоривая Гнедка. — Мне тоже небось занятно на вампиров поглядеть…
Я незаметно улыбнулась самым краешком губ, дружелюбно подмигивая сиявшему над головой Якорю. Отныне перед нами расстилалась бесконечная дорога странствий — маня, искушая, соблазняя и властно приказывая следовать по ее причудливо извивающемуся полотну навстречу непредсказуемой судьбе и неуловимой удаче! И мне очень хотелось верить, что вместе с отчим домом я оставляю позади и свое извечное, изрядно опостылевшее невезение!
За последние два дня Тайлериан возненавидел всех и вся. Он безвылазно сидел в личных покоях, мрачный, неумытый и непричесанный, нахохленный, будто больной сыч-падальщик. Стихи не писались, футляр с гитарой покрывался слоем пыли, уровень настроения упал ниже плинтуса. Принц — ах, извините, уже почти король — демонстративно отказывался от еды и питья, тайком перебиваясь бутылкой светлого виноградного вина, заныканной в корзине с грязным бельем, да водой из аквариума с безвинно страдающими от подобного наглого произвола золотыми рыбками. Впрочем, Тай подозревал, что еще через пару дней голодовки его элементарно свяжут и начнут кормить силой. Причем не просто кормить, а откармливать как на убой, словно гуся, призванного украсить своей сиятельной тушкой праздничный стол…
— Коронационный! — вслух признал невезучий принц, икнул и расплакался пьяными слезами. Полфужера вина, влитые в абсолютно пустой желудок, действовали безотказно.
Позавчера в Эль-силь вернулся лорд Денириэль. Сконфуженный, обескураженный, пришибленный и виноватый.
— Ваше величество! — Пепельноволосый красавец собственноручно распахнул высокие чеканные створки, закрывающие вход в тронную залу, и торопливой походкой преодолел немалое расстояние, отделяющее двери от королевского трона.
Сегодняшний странно неопрятный внешний вид закоренелого педанта Дени являл настолько разительный контраст с его обычно безупречно уложенной прической и идеально подобранным нарядом, что впору было усомниться, пребывает ли главный государственный дипломат в здравом уме и твердой памяти. Волосы Денириэля растрепались, повисли сальными, давно не мытыми сосульками и пришли в ужасающий беспорядок. Всклокоченное жабо из бесценных серебристых кружев неряшливо висело на двух черных нитках. Правый сапог разорвался по боковому шву. Покрытый пылью и грязью камзол усеивали пятна неопределенного происхождения. Прекрасное лицо осунулось и посерело, а рассеянно блуждающий взгляд наводил на мысль о неизлечимом умопомрачении, внезапно поразившем сиятельного лорда.
— Сир! — почти простонал лорд, плашмя падая к подножию трона и не смея поднять глаз. — Мой повелитель, я заслуживаю самой жестокой кары, потому что не оправдал вашего доверия и бездарно провалил порученную мне миссию!
Сидевший на троне Тайлериан негромко кашлянул.
Несчастный Денириэль вздрогнул всем телом, приподнял голову и уставился на короля ошалело вытаращенными глазами.
— Ты? — только и смог вымолвить лорд. — Какого гоблина?!
Тай кашлянул снова, на этот раз еще беспомощнее:
— Поверь, дружище, мне бы и самому хотелось знать какого.
Денириэль мгновенно вскочил на ноги, продолжая недоверчиво рассматривать кузена, кривовато закутанного в королевскую мантию и в самой неловкой позе скованно восседающего под пурпурным балдахином.
— Что здесь происходит?
— Отец скончался, — уголки ярких губ Тая скорбно опустились, лицо исказила нервная судорога, — как и оба моих старших брата. Меня провозгласили королем, видят боги, без малейшего моего на то желания…
— Как они умерли? — отрывисто спросил Дени.
— Яд! — не намереваясь скрывать правду или щадить чувства королевского племянника, коротко бросил Тай.
Лорд сжал кулаки:
— Вне всякого сомнения, в этом страшном злодеянии повинен Халлагиэль!
Тайлериан печально кивнул:
— Больше некому! Но, боюсь, он на этом не остановится…
— Война? — вопросительно приподнял бровь Дени, безотчетно хватаясь за кинжал.
— О, пока ничего подобного не наблюдается, — поспешил успокоить его принц, — однако я не сомневаюсь, что экспансия Синих всего лишь вопрос времени…
— Так вот о чем говорил пророк Логрин! — вполголоса пробормотал лорд. — Выживание любой ценой! А та, которая является залогом нашего благополучного будущего, исчезла…
— Исчезла?! — Сидящий на троне Тай даже подпрыгнул от неожиданности. — Как исчезла?!
Денириэль снова бухнулся на колени, покаянно склоняя голову.
— Княжна Рогнеда оказалась совершенно неуправляемым и непредсказуемым созданием. Это просто ураган какой-то, стихийное бедствие, а не девушка! Она умудрялась ежедневно будоражить и скандализировать свое родное Красногорье, постоянно пребывая в эпицентре каждого происшествия и злоключения. Видел бы ты, как лихо она разгромила нашу ярмарку! Да еще эти ее загадки… — Дени возмущенно закатил глаза. — Вообще ни в какие ворота не лезут…
— Какие загадки? — запутался принц.
— У княжны имеется чрезвычайно дурная привычка, — терпеливо начал объяснять лорд, — загадывать неразрешимые загадки, причем всегда имеющие на редкость похабный или оскорбительный смысл. Согласись, неприятная черта, вовсе не украшающая молодую девушку!
— Странно, — пробормотал Тай, недоверчиво поглядывая на вытащенный из кармана портрет, — а на вид она само смирение…
— Это? — Дени вихрем взлетел по ступенькам трона и выхватил картинку из рук принца. — Это не она! Ее отец обманул всех соискателей руки княжны, приказав изобразить на портрете совсем другую девушку, обычную дворовую девку из простонародья!
— О-о-о, — разочарованно протянул Тайлериан. — Почему?
— Княжна Рогнеда некрасива! — прямолинейно констатировал посол. — Этакая плечистая черноволосая смуглянка с нахальными синими глазами. Очень рослая, на полголовы выше тебя, широкая в кости, грубая и мужиковатая. Характер у нее прескверный, манеры отвратительные. К тому же она ругается как сапожник, дерется как кочевник, носит мужскую одежду и отличные уррагские сабли. Короче, кошмарная баба…
— А вторая девушка? — Голос Тая едва ли не звенел от охватившего принца возбуждения. — У нее все благополучно?
— Сомневаюсь, — безразлично отозвался Дени. — Ее утащил какой-то наглый дракон. А зачем, никто так и не понял…
Сердце Тайлериана громогласно, точно боевой барабан бухало, то проваливаясь в пятки, а то вновь возвращаясь обратно в грудь и победным гимном отдаваясь в каждой клеточке, в каждом нерве. Золотоволосую красавицу унес дракон? Неужели у Рэндона получилось?
— Тай, после смерти твоего отца Рогнеда принадлежит тебе! — внушительно напомнил лорд, грубо вырывая влюбленного горбуна из сладостного мира грез и мечтаний.
Принц обреченно скрючился на троне.
— И где же это чудовище? — придушенным голосом поинтересовался он.
— Да говорю тебе: княжна пропала! — взбудораженно выкрикнул Дени. — Эта подлая девка обвела меня вокруг пальца, обманула, словно глупого, наивного дурачка! Прикинулась послушной и благонравной недотепой, дала согласие на брак, позволила совершить свадебную церемонию, а в первую брачную ночь — сбежала в неизвестном направлении!
— Фу-у-ух! — с нескрываемым облегчением выдохнул Тай. — Какое счастье!
— Счастье?! — взбешенно заорал Дени, хватая принца за руку и непочтительно стаскивая с трона. — Ты сказал — счастье?! Да эта подлая человеческая мерзавка всех нас погубила и обрекла на смерть!
— Но не меня! — безалаберно отмахнулся Тай. — Я не имею ни малейшего желания жить рядом с этим гоблином в женском обличье. Я люблю совсем другую девушку…
— Другую? — Дени вцепился в плечи легкомысленного друга и возмущенно затряс его, что было сил. — Ах ты, ловелас горбатый! А о своем народе ты подумал?
— Я в короли не набивался! — не менее гневно возразил Тай, тщетно пытаясь вырваться из сильных рук родича. — Меня принудили! Не женюсь я на Рогнеде, и не просите!
— Женишься! — во всю глотку орал лорд.
— Не женюсь! — бараном уперся влюбленный принц.
— А я говорю, женишься! — Дени резко дернул принца за руку, и два тесно сплетенных тела кубарем покатились по ступенькам трона, вздымая тучи пыли, мутузя друг друга и не переставая рьяно переругиваться…
Стража шокированно взирала на высокородных господ, дерущихся не хуже склочных ярмарочных петухов. Наконец братья обрушились на пол, отцепились друг от друга и замерли в нелепых позах, синхронно потирая отбитые места.
— О-хо-хо! — сипло застонал Дени, медленно поднимаясь на четвереньки. — Ты, похоже, мне обе ноги переломал!
— Ну сломать не сломал, — усмехнулся Тай, ощупывая подозрительную припухлость под своим правым глазом, — но погнул, кажется, основательно!
— Смейся-смейся, — беззлобно поддразнил лорд, — ты с детства любишь пройтись насчет моих якобы кривых ног…
— Мир? — Тай лучезарно улыбнулся и протянул призывно раскрытую ладонь.
— Мир! — Дени ответил крепким рукопожатием. — А ты будешь теперь короноваться из-за меня с огромным фингалом под глазом!
Принц насупился:
— Ты куда как лучше подходишь на роль короля — умен, красив, честолюбив. Да и воин отменный!
— Только после тебя! — шутливо отсалютовал Дени.
— После меня… — Тай замолчал, о чем-то размышляя.
Денириэль подобрал отлетевший в сторону королевский плащ и снова набросил его на плечи Тайлериана. Потом уважительно поклонился:
— Сир, клянусь, рано или поздно мы отыщем княжну Рогнеду и привезем ее к вам. Я вижу на вашей руке перстень «Душа леса», а княжна носит второе магическое кольцо — «Звезду ночи». Это означает, что ваши судьбы отныне связаны неразрывно и воссоединение двух обладателей священных раритетов обязательно произойдет, хотят они того или нет. Позвольте мне вас покинуть, пойду составлять план поимки нашей беглой королевы. Увидимся на коронации в Храме Розы…
Тайлериан задумчиво смотрел в спину другу, твердой походкой покидавшему тронный зал. На губах принца играла язвительная улыбка…
Его личные покои располагались на третьем этаже громадной королевской резиденции правящего рода эль-Таваор. Четыре полукруглых, красиво утопленных в арках окна, а под ними — узенький, всего-то в один кирпич шириной, декоративный бордюр, опоясывающий здание по периметру. Если на него встать, прижаться лицом к холодной стене, впиться ногтями в щели между камнями и не смотреть вниз, то можно попробовать добраться до медной водосточной трубы, спускающейся к самой земле. А там, перебегая от куста к кусту, прикрывая лицо и драпируясь в плащ, обмануть караул, правильно отзываясь на сегодняшний пароль. Если повезет, если поможет Аола, то это единственный шанс незаметно выбраться из дворца и сбежать из Эль-силя. Ибо другого пути нет. Двери бдительно охраняют, а раздумывать уже некогда. Главное — не бояться, поверить в свои силы и не смотреть, ни за что не смотреть вниз!
Тай прижал коленом упорно не желавшую закрываться дорожную сумку и с силой затянул ремешок. Вот и все сборы! Сумка с золотыми монетами, тяжелый кинжал на поясе, сменная рубашка, теплый плащ и футляр с неразлучной гитарой. И никаких кружев, только прочные сапоги выше колена, штаны из темного сукна, удобная, неброская рубашка и отличный кожаный колет. Скромный костюм благоразумного путешественника. Принц выглянул в раскрытое окно и прислушался. Часы на главной дворцовой башне пробили двенадцать полновесных ударов. Полночь. Пора! Коронация состоится на рассвете, а дорога до Храма Розы не займет много времени. Да вот только не собирается Тай ехать в Хрустальную долину и принимать в свои руки нелегкие бразды правления кланом Белых эльфов. Его руки, они совсем для других дел предназначены!
Принц заинтересованно вперил пристальный взор в свои белые ладони. Вот эти маленькие круглые мозоли на подушечках пальцев — след серебряных гитарный струн. Тонкая полоска, сбегающая в ложбинку между указательным и большим пальцем — линия жизни. Невероятно длинная, переходящая на запястье. Внутренняя поверхность ладони сплошь исчерчена замысловатым рисунком из мелких полосочек и морщинок — значит, судьба у него будет запутанной и нелегкой. А линия любви, хоть и имеет множество крохотных ответвлений, всего одна — глубокая и ясная.
«Ну и подумаешь, что она не княжна, — демократично решил Тай. — Мне плевать даже на то, что она вообще не благородного происхождения! Я ее люблю! Я разыщу дракона и добьюсь благосклонности этой удивительной красавицы. И ее любовь для меня отныне важнее всего в жизни! А трон…»
Принц вытянул с полки чистый свиток гладкой вощеной бумаги, привычно щелкнул пальцами, создавая магическое перо, склонился над столом и размашисто написал, одновременно зачитывая вслух:
— Завещаю трон Эль-силя и свой королевский титул моему двоюродному брату Денириэлю эль-Таваору. По собственной воле отрекаюсь от наследия предков, власти и любых полномочий. Мою супругу перед лицом Пресветлых богов — королеву Рогнедэль эль-Таваор, в прошлом красногорскую княжну Рогнеду — также оставляю Денириэлю. Бескорыстно и безвозмездно. — В эту ехидную фразу Тай с огромным удовольствием вложил немалую дозу злорадства. — Под чем подписываюсь: принц Тайлериан эль-Таваор.
— Неплохо получилось! Молодец! — прозвенел насмешливый девичий голосок. — Но советую добавить: меняю белого коня на любого другой масти. Достали!
— Кайра! — радостно расхохотался принц. — Где же ты пропадала так долго? Я уже начал подозревать, что ты меня забыла!
— В казарме, конечно, — спокойно ответила девушка, продолжая висеть на фоне настежь распахнутого окна, ловко уцепившись за прочную веревку. Она качнулась и запрыгнула в комнату, мягко приземлившись на обе ноги. — Тебе этот разговор, случайно, ничего не напоминает? — лукаво спросила телохранительница, выразительно пихая ногой так до сих пор и валяющийся под креслом сверток с портретами отвергнутых невест. — Мужчины постоянно страдают то от недостатка женского внимания, а то от избытка. Но чаще всего — просто фигней!
Тайлериан фыркнул:
— Это ты на что намекаешь?
— Да всего лишь на очередную задуманную тобой глупость! — беспощадно припечатала Кайра. — Думаешь, я не догадалась, что ты задумал устроить побег, причем самым бесперспективным способом? Выбраться из комнаты и пройтись по каменному бордюру… Но ты же всегда пренебрегал занятиями по физической подготовке, а поэтому сорвешься через пару шагов, грохнешься вниз, все кости раздробишь, да еще и выставишь себя на посмешище…
Принц обиженно засопел:
— Хорошенького же ты обо мне мнения!
Девушка посмотрела на него почти по-матерински снисходительно, бормотнула себе под нос что-то на тему: «Мужчины — большие дети, разница только в величине и стоимости игрушек», подошла к собранной сумке, подняла ее и оценивающе взвесила в руке.
— Нормально, ничего лишнего не напихал. Но и многие из нужных в дороге вещей туда тоже не вошли! Впрочем, я об этом позаботилась…
— Э? — не понял Тай.
Кайра вызывающе прищурила карие глаза:
— Ты что, и вправду решил, будто я способна бросить тебя на произвол судьбы, а-а-а, твое некоронованное величество? А между тем я отлично понимаю — тебе власть и корона не подходят, не способен ты государством управлять. Вот и решила я тебе подсобить ну и в путешествии, ясно дело, сопровождать да охранять! — Девушка очень выразительно прикоснулась к рукояти своей рапиры.
— Кайра, спасительница ты моя! — восторженно завопил Тай, хватая ее в объятия и вместе с ней кружась по комнате.
— Но-но, без вольностей! — Телохранительница поспешно отстранилась, не доверяя собственному сердцу, бездумно приказывающему ей покорно обвить руками шею принца и целовать его до самозабвения. — Нашел за что благодарить. Скорее всего, я просто отсрочу твою гибель, а возможно, сделаю ее еще более мучительной…
— Не относись к жизни слишком серьезно, сестричка! — цинично усмехнулся Тайлериан. — Живыми нам из нее все равно не выбраться.
Девушка ощутила внезапный прилив холода, вызванный столь пугающими словами. А что, если принц не чужд провидческого дара?
— Не шути так мрачно, — настороженно попросила она, недовольно мотая головой и усилием воли отгоняя нехорошие предчувствия. — Может, еще не поздно отказаться от побега?
— Ну уж нет! — Тай торопливо размотал тонкую веревку, обвязанную вокруг талии девушки, прикрепил один ее конец к ножке вмурованной в пол кровати, а второй — выбросил за окно. — Я здесь не останусь. К тому же человеку свойственно совершать ошибки, и он пользуется этим свойством часто и с удовольствием…
— О-о-о, — демонстративно простонала Кайра, страдальчески возводя глаза к потолку. — Как же мне надоела твоя скучная философия! Иногда в твоей взбалмошной голове рождаются совершенно непереносимые мысли! Я пойду первая. — Она подхватила сумку принца, уселась на подоконник, взялась за веревку и гибко соскользнула вниз.
Секунду спустя до уха Тая донесся негромкий свист, сигнализирующий о том, что Кайра благополучно достигла земли.
— Да уж, мои мысли — мои скакуны, пристрелить не поднялась рука… — Принц опасливо перегнулся через подоконник, вглядываясь в темноту, а затем подергал за веревку, совершенно не зная, как к ней подступиться.
Он оглянулся в сторону оставленного на столе письма, вовремя вспомнил про кольцо у себя на пальце и ругнулся, так и сяк пытаясь стащить магический перстень. Но раритет и не думал поддаваться. Тогда Тай схватил и надел валяющиеся в кресле перчатки для верховой езды, скрывая кольцо от посторонних глаз. Перекинул через плечо ремень футляра с гитарой и чуть ли не мешком вывалился в оконный проем, неловко съезжая по веревке. Приземлился он крайне неудачно, ударившись коленом и чуть не сбив с ног Кайру, пытавшуюся смягчить его крутой спуск.
— Душа душой, но о теле тоже заботиться нужно, — наставительно ворчала девушка, уводя принца незаметной тропкой, петлявшей между пышными кустами белых роз. — Начну, пожалуй, давать тебе в пути уроки фехтования…
— Или я тебе — поэзии? — проказливо хихикнул Тай, хромая и подволакивая ногу.
— Ты неисправим! — Не сдержавшая улыбки Кайра шутливо стукнула его по плечу.
Они успешно пересекли сад и пролезли через отверстие, образованное предусмотрительно отогнутыми стержнями кованной дворцовой ограды. В тихом, сонном переулке, не освещенном ни одним фонарем, их поджидали привязанные лошади. Телохранительница заботливо придержала стремя, помогая принцу взобраться в седло.
— Куда мы отправимся? — деловито спросила она, отбирая у Тая гитару и прикрепляя ее к надежному ремню.
— В Эйсен! — так же немногословно ответил беглый повелитель.
Кайра восхищенно присвистнула:
— Да, достойное начало нашего путешествия! Знаешь, мне как-то довелось выслушивать такие несусветные небылицы об эйсенских вампирах, что прямо и не верится…
— Вот и проверим! — геройски предложил Тайлериан, закутываясь в плащ и надвигая на глаза шляпу. — К тому же там меня никто не знает!
Он незаметно улыбнулся самым краешком губ, дружелюбно подмигивая сиявшему над головой Якорю, самой яркой путеводной звезде, украшавшей ночной небосклон. Отныне перед ним расстилалась бесконечная дорога странствий — маня, искушая, соблазняя и властно приказывая следовать по ее причудливо извивающемуся полотну навстречу непредсказуемой судьбе и неуловимой удаче! Таю хотелось верить, что вместе с отчим домом он оставлял позади и свое извечное, изрядно опостылевшее ему невезение!
Принц пришпорил скакуна, снова и снова повторяя строчки, почему-то пришедшие на ум именно сейчас и оказавшиеся идеально подходящими для начала удивительных приключений, на встречу с которыми ему так хотелось надеяться:
- Тебе опять не повезло,
- Вся жизнь твоя — богов ошибка!
- Но на лице, врагам назло,
- Сияет дерзкая улыбка…
Чернокнижник Гедрон лла-Аррастиг разочарованно отскочил от волшебного котла, неистово потрясая сжатыми кулаками, угрожая всему миру. Он возмущенно завопил, схватил первую попавшую под руку склянку и яростно запулил ее в противоположную стену. В комнате противно запахло чем-то вонючим. Но, не замечая отвратительных миазмов, взметнувшихся над осколками, колдун скрежетал кривыми зубами, изрыгая проклятия и угрозы:
— Не понимаю, каким чудом княжне и принцу удалось избегнуть многочисленных препятствий, встающих у них на пути? Не иначе как на их стороне действительно выступают Пресветлые боги и благой случай… Но ничего, — Гедрон обернулся к шести разложенным на столе вольтам, точно соответствующим шести Воинам Судьбы, — я не отступлюсь! Бойтесь, жалкие марионетки, потому что у меня заготовлен не иссякающий запас всяческих неприятных сюрпризов, и, клянусь демонами Нижнего уровня, я не успокоюсь, пока не израсходую его целиком и не отправлю в Обитель затерянных душ вас всех, одного за другим…
Он зловеще завис над куклами и плотоядно пошевелил крючковатыми пальцами, выбирая, на кого из Воинов Судьбы ему надлежит направить следующий подлый удар…
Часть вторая
Глава 1
Эльфийский, бесспорно, является самым красивым и певучим из всех языков, употребляемых на бескрайних просторах обширного Антейского материка, чрезвычайно богатого на народы и наречия. Жители Нарроны чересчур акают, причем чем ближе к столице, тем явственнее. Рохоссцы протяжно пришепетывают, намеренно привнося в свою речь немалую долю слащавости, напоминающей приторный вкус золотистой арахисовой халвы. Веселый красногорский говорок почти не отличим от задорного треньканья балалайки, колоритно сдобренного мелодичными напевами вальяжной гармони. Чванливые офирцы разговаривают донельзя жеманно, постоянно пересыпая и так кажущиеся непомерно затянутыми фразы излишне вычурными величаниями, настойчиво вязнущими в зубах. Славящийся нагромождением труднопроизносимых согласных звуков уррагский язык не запоминаем совсем, а экзотический канагерийский изобилует архаичными, давно устаревшими оборотами. Грубоватый выговор маркграфства Рюнхен здорово напоминает отрывистую перекличку бравых солдат, зато сложный, но мелодичный язык эйсенских вампиров, значительно упрощенный рядовыми селянами и горожанами этого необычного края, хорош до безобразия. Торговцы и путешественники, непрерывно кочующие из страны в страну, предпочитают изъясняться на всеобщем, впитавшемслова и фразы из всех существующих в мире наречий. Но как ни крути — всем им весьма и весьма далеко до изящного эльфийского, идеально подходящего для написания стихов, а также отменно пригодного для составления тонко завуалированных дипломатических посланий да сочинения названий для городов, озер, рек и прочих географических достопримечательностей.
Впрочем, эльфам даже не пришлось слишком долго напрягать свои мозги, чрезвычайно поднаторевшие в задачах такого рода, придумывая имена для двух полноводных сестер, являющихся самыми крупными в Антее реками. И если широкая и величавая Рона течет плавно и неспешно, в полной мере соответствуя эльфийскому «Гордая», то и шумная, звонко перепрыгивающая с камешка на камешек Лиара ничуть не отстает от сестры, идеально оправдывая меткое, когда-то удачно данное ей название — Смешливая.
Не скупясь на бурные весенние половодья, простушка Лиара щедро питает роскошные заливные луга, составляющие значительную часть прекрасного маркграфства Эйсен. Здесь практически нет гор и глубоких скалистых ущелий, зато на севере имеются сырые, практически непроходимые перелески, густо населенные разнообразным и не всегда безопасным зверьем. Здесь раскинулись самые прохладные в мире долины, затененные спокойными изгибами зеленых холмов, поросшие благоуханными левкоями и оплетенные ветвями раскидистых ив. Здесь чуть ли не на каждом шагу распростерлись многочисленные маленькие озерца, незаметно переходящие в обманчиво безобидные болотца. В этих местах не знают войн, быт тут размеренный, а уклад — патриархальный. Именно в этих краях трепетно блюдут преданья старины глубокой… Везде царят основательность, порядок и тишина, ибо здесь проживают вампиры, не очень-то уважающие бестолковую суету и модные, шумные нововведения.
Хотя стоит сразу упомянуть о том, что презрительную и неправильную кличку «вампир» в отношении благородных эйсенских дворянских родов употребляют не все, а только вздорные соседи, поселившиеся в непосредственной близости от границы этого славного маркграфства и испытывающие к хозяевам благодатных земель острую зависть, круто замешанную на отчаянном страхе. Ведь как можно любить того, кого боишься до дрожи в коленках? А эйсенских вампиров опасались все, даже долгоживущие эльфы.
Следует признать — владыки Эйсена мало чем уступали повелителям Синего и Белого кланов, обладая не меньшим долголетием, внешней красотой, мудростью и могуществом. К тому же их семьи представляли собой силу, не считаться с которой было невозможно. Правда, сила эта носила особое, не поддающееся примитивному осмыслению свойство. Телепатическая по природе, она давала своему владельцу поистине непреоборимую власть над разумом и эмоциями любого мыслящего существа, позволяя ментальным путем поглощать жизненную энергию и досуха опустошать умирающую в мучениях жертву. Поэтому на самом деле эйсенские дворяне являлись эмпирами, по собственному желанию питающимися мыслями и помыслами своих подданных, разумеется — радостными и приятными. К счастью, подобным ужасающим умением обладали лишь отдельные, сильнейшие особи, образующие элиту тридцати дворянских эйсенских родов. Прочее же население маркграфства составляли обычные люди, вполне процветающие под мудрым управлением эмпирского владыки. Но так в государстве обстояло ранее, вплоть до сегодняшнего дня…
Маркграфиня Элейн в бешенстве рванула ручку тяжелой оконной рамы, распахивая массивные, плотно закрытые створки. На пол посыпались осколки разноцветного стекла, но женщина не обратила на это ни малейшего внимания, второй рукой терзая овальную агатовую камею, скреплявшую ворот ее элегантного платья. Точно так же как и рама, драгоценность не устояла под яростным натиском белых пальцев и с жалобным стуком упала на паркет, откатившись под самшитовый комод. Элейн душил гнев.
— Мерзавец, какой же ты все-таки мерзавец! — возмущенно выкрикнула она, позволив ворвавшемуся в окно ветру унести оскорбительные слова и обрушить их на ничего не подозревающий белостенный город, безмятежно раскинувшийся у подножия высокого холма.
Того самого холма, но котором стоял его замок. Того самого холма, у подножия которого располагалась его столица. Замок и столица, так и не ставшие ее собственностью — в итоге не доставшиеся ни ей, ни ее родному сыну Зоргану.
— Ну кто же мог знать, что этот мерзавец успеет составить завещание… — бессильно простонала графиня, имея в виду усопшего накануне мужа и возмущенно разрывая ворот своего траурного одеяния.
Элейн так и не решила, из-за чего именно ей не хватает воздуха — из-за закрытого окна, тугого платья или злобных укусов нестерпимого разочарования. Ведь ради избавления от опостылевшего супруга она не только стала соучастницей страшного преступления, но и, что волновало ее намного больше, обрекла себя на ненавистный титул «вдовствующая маркграфиня», нарядившись в платье столь нелюбимого черного цвета. И все впустую, все оказалось впустую…
Хотя вот уж о чем о чем, а о платье Элейн переживала совершенно зря. Ей, ослепительно прекрасной брюнетке, чья несравненная красота воспевалась всеми миннезингерами Эйсена, обладающей матово-белоснежной кожей, черными, будто ночь, и гладкими, словно шелк, волосами, привыкшей носить изысканные туалеты красного или зеленого цветов — черное шло необычайно. А сейчас, в пышном траурном одеянии, Элейн казалась совсем юной девушкой — хрупкой и ранимой. Кто же мог заподозрить это небесное создание в организации покушения на собственного мужа, великого Эдмунда дер-Сольен, маркграфа Эйсена?
Немного успокоившись и отдышавшись, вдова с любопытством выглянула в окно, с мрачным торжеством любуясь черными стягами, развевающимися над городскими стенами. Столица маркграфства, огромный Эйсенвальд прощался со своим усопшим повелителем, послушно отдавая ему последнюю дань уважения. Завтра на закате гроб с бренными останками Эдмунда опустят в подземелье фамильного склепа, навечно вручая не подверженное разложению тело эмпира холодным объятиям его покровительницы — королевы Смерти. Траур по владыке продлится сорок дней, и лишь по истечении отведенного срока столица расцветится яркими огнями праздничных фейерверков, приветствуя нового повелителя, того, кому согласно завещанию покойного правителя и отойдет верховная власть. Его родному сыну — Вольдемару дер-Сольен, следующему маркграфу Эйсену! А ведь мог, мог бы упрямый покойник завещать трон и старшему племяннику — Зоргану, сыну Элейн от ее первого мужа, единоутробного младшего брата Эдмунда, Альфреда. Ведь это после его безвременной кончины молодая красавица-вдова, оставшаяся совершенно беззащитной с двумя крошками-детьми на руках, сумела соблазнить старшего из братьев Сольен и стать полноправной маркграфиней. Первая супруга Эдмунда скончалась при родах, так и не подарив мужу второго ребенка. Элейн мгновенно воспользовалась подвернувшейся возможностью, ловко отправив в Обитель затерянных душ наивного Альфреда, влюбленного в жену до безумия и доверчиво принявшего яд из ее прекрасных рук. Наверное, жаль, что ее брак с Эдмундом остался бездетным… Хотя нет, нет — ни одного ребенка или мужчину на свете она не смогла бы полюбить столь страстно и пылко, как своего единственного сына Зоргана! Это именно для него она любыми средствами добивалась трона, всеми силами очаровывая Эдмунда, усыпляя его бдительность и осторожность. И вот, когда ей уже казалось, что желанная цель достигнута, а владыка поклялся исполнить заветное желание Элейн и, по его словам, составил завещание в пользу племянника, она измучила его своими лживыми ласками, позволив Зоргану погрузить в ухо утомленного мужа длинный и тонкий, как игла, стилет. Маркграф Эдмунд Эйсенский скоропостижно скончался. Но когда вскрыли завещание и зачитали его перед лицом всех дворян графства, то оказалось, что покойник перехитрил убийц и не поддался соблазну изменчивых женских чар, назначив своим приемником и наследником родного первенца — Вольдемара. Вдова и ее сын дважды просчитались…
«Эх, маркграфство маловато, разгуляться мне негде!» — любила говаривать Элейн, с хозяйским видом алчно обозревая окрестности замка Сольен. Граф Эйсен выслушивал амбициозную жену и недовольно хмурился. О нет, он отнюдь не являлся слабым, безвольным подкаблучником, давно уже раскусив, какие честолюбивые замыслы обуревают его нахрапистую супругу. Красавица рвалась к власти, готовая при необходимости пройти и по головам, и даже по трупам. Благородный Эдмунд не учел одного — когда-нибудь она отважится перешагнуть и через его собственный труп. А некоторое время назад, после того как Зорган вступил в пору половой зрелости, у владыки зародились определенные подозрения — слишком страшные и невероятные для того, чтобы уверовать в них немедленно. Элейн и Зорган… Но ведь он же ее сын! Да, маркграфиня потрясающе хороша собой, да к тому же выглядит младшей сестрой своей дочери Иллы, но все равно — все фибры аристократичной души графа Эйсена брезгливо восставали, отказываясь верить в возможность подобных противоестественных отношений! Эдмунд установил слежку, кропотливо собирая малейшие доказательства кровосмесительной связи своей жены, долгие месяцы упрямо отвергая очевидные факты и признаки. Слишком долгие месяцы… Но ведь истина такова — что на своей груди пригреешь, то всю жизнь шипеть и будет! Гадюка по имени Элейн шипела-шипела, да и укусила совершенно неожиданно… Эдмунд погиб бесславной смертью, к счастью, сумев и из гроба отомстить коварной гадине. Однако он не понимал, какой ужасающий клубок змей расшевелило его завещание, поставив Вольдемара перед необходимостью противостоять хитроумным врагам, умело скрывающимся под маской любящих родственников. Отныне наследник, отличающийся крайней мягкостью характера и широтой совершенно не воспринимающей зла души, оказался обречен последовать за отцом. К тому же Вольдемар давно уже прославился своим легендарным невезением, слухи о котором облетели даже самые отдаленные уголки весьма обширного маркграфства.
Появившись на свет пятью годами раньше кузена, виконт Зорган с отрочества усиленно третировал и унижал чрезвычайно щепетильного Вольдемара, называя его ущербным толстым мутантом, опозорившим правящий род Эйсена. Сын маркграфа Эдмунда и правда обладал столь тихим и скромным нравом, что никогда не участвовал в шумных мальчишеских играх и, по саркастичному определению Зоргана, «родился настолько стеснительным, что до четырнадцати лет боялся посмотреть, мальчик оно или девочка». Но к шестнадцати годам Вольдемар вытянулся и замечательно постройнел, а к восемнадцати и вообще расцвел удивительно, восхищая окружающих своей смугло-золотистой кожей, каштановыми кудрями и добрым взглядом янтарно-коричневых глаз. Убедившись в превосходящей красоте кузена, Зорган возненавидел его во сто крат сильнее, поклявшись любым способом рано или поздно извести ненавистного конкурента, устранив его со своего пути к ступеням дядюшкиного трона.
Они и внешне отличались весьма сильно — Зорган и Вольдемар, ничуть не походя на близких родственников. Оба высокие, но жгучий брюнет Зорган оказался куда как шире в плечах, мускулистее и коренастее. Особенно обращали на себя внимание его худощавое лицо с впалыми щеками и загнутым крючком носом, черные угли глаз да роскошная копна вороных волос, спускающихся ниже лопаток. Неукротимость вспыльчивого нрава виконта вошла в поговорку, сильно сократив число желающих не только стать его друзьями, но и просто случайно встретиться на узкой городской улице. Виконт Эйсен неплохо владел рапирой, но еще лучше он умел строить козни и заговоры, достигнув на этом нелицеприятном поприще беспримерных высот. Зоргана откровенно не любили и неприкрыто побаивались. Он слыл нелюдимым и злопамятным, грубым и жестоким, на самом деле являясь кем-то куда более худшим — настоящим злодеем и законченным мерзавцем, утратившим малейшее представление о чести, совести и порядочности. Таков был Зорган. Как эмпир он представлял собой довольного опасного противника, обладая возможностями заметно превышающими средний уровень, но предпочитая до нужного момента скрывать истинный потенциал своих сил и ограничиваться кратковременным воздействием на разум человека, приводящим к сильным головным болям без заметного ущерба здоровью жертвы. Подпитываться чужой жизненной энергией он тоже умел довольно хорошо, но прятал и эти навыки — чаще всего считая достаточным лишь портить настроение и насылать кратковременный неприятный морок. Впрочем, подавляющее большинство прочих эйсенских эмпиров обладали намного более скромными ментальными ресурсами. Но вот Вольдемар разительно выделялся на фоне всех остальных своих соотечественников.
В отличие от своего отца, всесильного маркграфа Эдмунда, молодой наследник не умел выкачивать из человека все жизненные соки, за считанные мгновения превращая цветущего взрослого мужчину в ссохшуюся седую мумию или доводя его до безумия и самоубийства. Достигнув четырнадцати лет и научившись управлять своими возможностями, Вольдемар заметно обогнал отца по степени эмоционального воздействия, но он манипулировал не положительными, а только негативными энергетическими потоками, забирая из разума людей горести, уныние и заботы. Находясь рядом с ним, печальные — веселели, больные — здоровели, отчаявшиеся — обретали уверенность в себе. В присутствии молодого наследника жизнь немедленно начинала играть тысячей ярких красок, становясь чрезвычайно приятной и увлекательной. Вокруг него всегда пели птицы, улыбались младенцы и смеялись девушки, хромые пускались в пляс, и даже само солнце, кажется, начинало светить жарче и приветливее. Надо ли говорить, что Вольдемара обожало все маркграфство. Ненавидели же его только двое — графиня Элейн и ее сын Зорган.
Они встретились за ужином. Илла сослалась на мучительный приступ некстати разыгравшейся мигрени, а скорбящий по отцу Вольдемар молился над его гробом, выставленном в парадной зале замка Сольен. Поэтому припозднившуюся трапезу сервировали всего на две персоны, поставив серебряные столовые приборы на противоположных концах длинного дубового стола, застеленного хрустко накрахмаленной скатертью. Любой посторонний человек, попади он в этот красивый покой, элегантно декорированный поставцами со старинной посудой, не заметил бы ничего подозрительного. Он увидел бы мужчину и женщину, церемонно разделенных по крайней мере доброй парой метров заставленного блюдами стола, вкушающих изысканные яства с безукоризненной сосредоточенностью, присущей обладателям хороших манер. Графиня Элейн погрузила вилку в блюдо с маринованной спаржей и аккуратно наколола один стебелек, так и не поднимая глаз на сына, сидящего напротив нее. Зорган занимался тем, что старательно разрезал бифштекс на ровные, идеально квадратные кусочки. На первый взгляд каждый из них интересовался исключительно содержимым своей тарелки, не обращая ни малейшего внимания не только на что-то вокруг, но даже на другого. Но на самом деле все обстояло иначе.
Эмпиры не нуждаются в звуковом общении, нередко подменяя его общением телепатическим. При необходимости они способны ставить ментальные блокады, отсекая нежеланного собеседника и предотвращая его проникновение в свой мозг. Точно так же они способны и временно отключать воздействие своей силы, становясь существами, ничем не отличающимися от обычных людей. Вот и сейчас между двумя сидящими за столом эмпирами шла эмоциональная, хоть и не заметная для чужого глаза беседа.
«Люблю!» — мысленно воскликнула Элейн, педантично расправляя расстеленную на коленях салфетку. Меланхоличное, немного печальное выражение лица прекрасной вдовы нисколько не вязалось с бурным накалом ее телепатического посыла.
Зорган, никогда не называвший графиню матерью, ответил короткой самодовольной улыбкой, не дрогнувшей рукой продолжая наливать вино в высокий хрустальный фужер.
Графиня спокойно разломила кусочек хлеба.
«Все пропало! — отчаянно просигнализировала она, невозмутимо запуская ложечку в баночку с белой горчицей. — Через несколько дней после похорон Вольдемар вступит в права наследования. А первым указом, что он подпишет, станет эдикт о нашем изгнании из столицы…»
«Не вступит и не подпишет», — успокаивающе прищурился Зорган.
«О, я не переживу прозябания в каком-нибудь захолустье вроде деревушки Ренби… — драматично продолжила графиня и, не имея возможности заломить руки, изо всех сил вонзила нож в перепелиную тушку. — Я создана для роскоши, балов и всеобщего преклонения!»
«Ты получишь все, что захочешь! — твердо посулил виконт, продолжая как ни в чем не бывало с аппетитом поедать отлично прожаренное мясо. — Ты подала мне занятную мысль, дорогая. Я слышал, что в этом самом Ренби проживает молодая начинающая ведьмочка, уже успевшая прославиться несколькими нелепыми пророчествами. Думаю, она замечательно впишется в мой оригинальный план…»
«Ты так умен, дорогой! — восхитилась Элейн, грациозно орудуя крючком для омаров. — Что ты задумал?»
«Увидишь! — лукаво усмехнулся Зорган. — Поверь, талант заговорщика заключается в умении обращать на пользу себе даже самые неблагоприятные и заведомо проигрышные обстоятельства. Это злополучное завещание может стать нашим наиглавнейшим козырем, конечно, при условии что мы правильно поведем свою партию и не спасуем в экстремальной ситуации!»
— Игристого! — вслух потребовала Элейн, всецело доверявшая удивительным способностям интригана-сына и привыкшая слушаться его безоговорочно.
И нужно отдать должное Зоргану, он еще ни разу не провалил ни одной тщательно спланированной операции, начиная с незаметного обворовывания государственной казны и заканчивая бесследным устранением неугодных им дворян. По части плетения злодейских замыслов он действительно не имел равных, нисколько не гнушаясь наиболее мерзких и отвратительных методов. Вот и теперь, убедившись в том, что виконт способен найти выход из тупика, в который они оказались загнанными, графиня повеселела и пришла в хорошее расположение духа. Она подозвала слугу и приказала принести бутылку игристого вина.
«Увидишь! — повторно посулил Зорган, поднимаясь из-за стола и церемонно раскланиваясь. — Доверься мне, молчи, плачь и изображай убитую горем вдову. Клянусь демонами Нижнего уровня, вскоре недотепа Вольдемар пожалеет о том, что вообще родился на этот свет!»
«Ты придешь?» — напоследок спросила прекрасная вдова, адресуя сей безмолвный вопрос обтянутой черным камзолом спине сына, неспешно покидавшего трапезную.
В ответ Зорган кивнул, не оборачиваясь, и в этом кивке Элейн прочитала обещание посетить ее опочивальню сегодня же ночью.
Маркграфство Эйсен, вытянутое наподобие узкой длинной ленточки, граничит сразу с четырьмя государствами: с Нарроной на западе, с маркграфством Рюнхен на востоке, с Красногорьем на севере и с Оркией на юге. И хотя аристократические роды эйсенских эмпиров и являются ярыми приверженцами старинных, веками устоявшихся традиций, это не мешает им вполне успешно сочетать свое закоренелое ретроградство со всевозможными современными веяниями, проникающими из-за границы. Торговля с соседями процветает, ибо мудрые телепаты благоразумно не чураются чужеземных книг, магических и лекарских достижений, а эйсенские дамы ревностно следят за последними ухищрениями заграничных мод и заслуженно слывут первыми кокетками и вертихвостками во всей Антее. А посему на многочисленных дорогах маркграфства можно встретить кого угодно: лихих нарронских наемников, наглых рюнхенских разбойников, богатых рохосских торговцев и даже орков с эльфами. На последних в Эйсене и вообще обращают не слишком-то много внимания — ведь поживи бок о бок с эмпирами, так, поди, и не к таким еще чудесам привыкнешь!
Читать бесплатно другие книги:
