Пожиратель Душ Орлов Антон

Глава 9

До моря они все-таки доехали.

Влажный серебристо-голубой простор, вздыхающий, туманный, беспокойный. У Ника перехватило дыхание. Раньше море иногда ему снилось, но в этих снах оно обязательно было маленьким, с близко придвинутым горизонтом. А на самом деле – до того огромное, что, если смотреть на него долго, не отводя взгляда, возникает ощущение невесомости.

Солнце пряталось за облаком, поэтому предметы не отбрасывали теней. На сыром светлом песке, перемешанном с галькой, чернели измочаленные водоросли, таяли комья пены, мокла разбитая лодка. Справа, на северо-востоке, местность повышалась, там лепились, как ласточкины гнезда, островерхие домики с серыми и розовыми крышами, целый городок, а на отшибе, на гребне крутого холма, высился белый дворец – спирально закрученный, с устремленными в небеса башнями и шпилями. Ник подумал, что именно так должен выглядеть королевский дворец. Было бы интересно побывать внутри, да кто же их с Дэлги туда пустит?

Вчерашнее происшествие он вспоминал как еще один страшноватый сон. Сначала – дикая драка на складе. По крупному счету ему скорее повезло, чем наоборот, потому что такую драку – поединок двух мастеров – не каждому доведется хоть раз в жизни увидеть! В итоге Дэлги все-таки скрутил «сумасшедшего металлиста» и, как показалось со стороны, задушил. Когда он велел Нику подойти, тот двинулся к ним, выбивая зубами дробь, с оборвавшимся сердцем: еще одно убийство.

– Давай поживее, пока этот герой не очухался! – прикрикнул Дэлги – без особого, впрочем, раздражения, но повелительно и нетерпеливо. – Поможешь мне его привязать.

– Он жив? – с облегчением спросил Ник.

– Ага. Я пережал ему сонную артерию, – Дэлги поднял обмякшего Келхара и прислонил к решетчатой опоре. – Поддержи, чтобы не упал.

Ник подчинился, хотя его колотил озноб, словно они занимались чем-то страшным.

– У него же руки затекут…

– Тем лучше, – хладнокровно возразил Дэлги. – Он сильный, тренированный и не всегда дружит с головой, если сумеет освободиться – увяжется за нами, а этого нам с-а-а-всем не надо. Уматываем отсюда.

У побежденного «металлиста» слабо дрогнуло веко, это Ника успокоило: точно, живой.

Складское помещение снова превратилось в застывшую картинку, хотя только что здесь летали ножи и ящики, прыгали тени, раскачивались лампы… Дэлги собрал свое оружие, взял лежавшую на стеллаже темно-синюю рубашку Ника, огляделся напоследок, и они направились к выходу.

В этот раз обошлось без убийства. И на том спасибо.

– Этого Келхара убивать нельзя, – коротко пояснил Дэлги, когда Раум остался позади, в безлунных потемках.

– Какой-то запрет? – спросил Ник, пытаясь уловить ускользающую парадоксальную логику Пластилиновой страны.

– Да нет, просто я так считаю.

В конце концов они оказались на этом берегу, возле западной кромки Иллихейского материка. Рокот прибоя, дремотный и в то же время тревожный, окутывал плотным звуковым коконом видимое пространство. Ветер бросал в лицо мельчайшие брызги – если закрыть глаза, они похожи на алмазные вспышки на коже. Острый запах моря кружил голову.

– Нравится? – спросил Дэлги.

– Да.

– Мне тоже, хотя когда-то море было моим кошмаром.

– Почему? – Ник взглянул на него.

Спутанные после драки на складе волосы Дэлги походили на жесткие темные водоросли, выброшенные прибоем, на скуле подсыхала ссадина, однако выражение лица было задумчиво-умиротворенным.

– С морем связаны неприятности, в которые я вляпался однажды по собственной дурости. Если в общих чертах, мне дали по башке, скрутили и продали в рабство на корабль. Ох, и натерпелся я там… И все равно не сдавался, цеплялся за жизнь, хотя легче было умереть. В результате мне удалось сбежать, я вплавь добрался до берега и вернулся домой – больной, израненный, почти невменяемый. Дополз ведь, не издох! Сам себе удивляюсь… Знаешь, я после этого мог бы возненавидеть море, но ничего такого не произошло. Зато со своими бывшими хозяевами я посчитался… Примерно половину выловил, и как они умирали – не буду рассказывать, чтобы понапрасну не трепать тебе нервы. Остальным несказанно повезло: они умерли своей смертью.

– Пираты какие-нибудь? – теперь уже с некоторой опаской глядя на серебрящееся под бессолнечным небосводом Западное море, поинтересовался Ник.

– Приличный народ, уважаемые торговцы и моряки. Не бери в голову, это было очень давно.

– Куда мы теперь?

– Туда, – Дэлги мотнул головой в сторону построек. – Я вроде еще не сказал, там живут мои арендаторы. Ну, те самые, у которых предприятия на моей земле. Милейшие люди, я могу о чем угодно их попросить – никогда не откажут. Если мы с утра пораньше без предупреждения завалимся к ним в гости, они только обрадуются.

К последнему утверждению Ник отнесся скептически.

– Может, вы пойдете туда без меня, а я поеду в Макишту? Отсюда, наверное, автобусы ходят.

Денег у него нет, но там, возможно, согласятся, чтобы он отработал проезд.

– Ник, еще дней десять-двенадцать, ладно? Так и скажешь сестре Миури, что это я тебя задержал. И курс обучения надо завершить, ты еще выпускной экзамен не сдал.

– Какой экзамен?

– Узнаешь, – подмигнув ему, Дэлги распахнул дверцу машины.

Дорога мимо гладких, словно огромная галька, валунов поднималась к городку на склоне. Пряничные домики не выше трех этажей, много зелени – настоящий курорт. Словно в подтверждение, стали попадаться огороженные решетками пляжи с ярко раскрашенными кабинками для переодевания и купальщиками на деревянных лежаках. Последних было немного – день ветреный, солнце прячется за облаками. В Иллихее все купались нагишом, и Ник украдкой высматривал девушек, делая вид, что глядит вдаль поверх берега. Заметив снисходительную усмешку Дэлги, он еще больше смутился.

– Не обижайся. Вы, ребята из сопредельного мира, почти все со странностями – или такие пошляки, что руки чешутся по физиономии надавать, или застенчивые барышни вроде тебя. Хочется, так смотри, чего здесь худого?

Заворачивать в городок Дэлги не стал. Машина выехала на шоссе, серпантином огибающее холм.

– Куда мы едем?

– Я же сказал, в гости к моим арендаторам.

– Тогда где они живут?

– Вон там, видишь?

Впереди заслонял полнеба белый дворец с балкончиками и башнями.

– В этом дворце?!

– Ага.

Он затормозил возле небольшой дверцы в глухой стене. С другой стороны был травяной склон, скопление розовых и серых черепичных крыш. Вниз к этим крышам уводила узкая каменная лесенка с выкрашенными в бирюзовый цвет перилами.

Дэлги постучал, громко и требовательно. Ник подозревал, что их отсюда вышвырнут. С этой самой лестницы спустят.

Посередине дверцы открылось окошко. Молодое конопатое лицо – заспанное, настороженное, недовольное.

– Чего стучите?

– Доложи госпоже Орсенг, что приехал Дэлги.

– Госпожа не изволят так рано вставать. Езжайте к воротам и сообщите о себе как положено.

Парень попытался захлопнуть окованное железом окошко, но Дэлги ему не позволил.

– Недавно здесь служишь? Если бегом не доложишь, схлопочешь и от господ, и от меня.

Страж дверцы наморщил лоб, как будто засомневался, и наконец сказал:

– Подождите. Я схожу, узнаю.

На этот раз окошко закрылось.

– Давайте лучше в город, в гостиницу, – испуганно предложил Ник.

Можно подумать, в этих сказочных чертогах кому-то нужны двое бродяг, прикатившие на запыленном автомобиле!

Дэлги ухмылялся, как будто все происходящее его очень веселило.

Через некоторое время дверца распахнулась. Теперь выглянул пожилой слуга, солидный, но встрепанный, в пижаме, словно его подняли с постели.

– Приношу извинения, господин, заходите, – он посторонился, грузно кланяясь. – Вас ждут не дождутся!

– Привет, Бакорчи, – поздоровался с ним Дэлги, переступая через высокий каменный порожек.

Внутри прохладно и тихо. Стены пастельной окраски, двери из рифленого стекла, потолки расписаны цветами, листьями, водорослями.

В полукруглом атриуме с белой кожаной мебелью и паркетом, покрытым желтым лаком, Бакорчи остановился.

– Извольте подождать здесь, господа. Сиятельная госпожа Орсенг цан Аванебих скоро будут.

Цан Аванебих?.. Ник замер, ошеломленный.

– Эй, что с тобой? – Дэлги встряхнул его за плечо.

– Мне надо смываться! – объяснил он сбивчивым шепотом. – Это Аванебихи задержали меня в Улонбре! Я же вам рассказывал. Сняли с поезда по приказу какого-то влиятельного типа, и если здешняя госпожа с ними заодно…

– Да не волнуйся так, – отозвался Дэлги безмятежно. – Этот тип, от которого ты бегал, тебя, считай, уже поймал.

Что?.. Значит, его предали, и этот белый дворец – западня? Вернее, заиньку предали, но в данном случае никакой разницы, потому что за сохранность кулона и его содержимого отвечает Ник.

– Все равно я собаку не отдам! – Он на всякий случай нащупал под тканью рубашки продолговатый кристалл и прикрыл ладонью.

– Ага, всем на свете позарез нужна твоя собака! – Дэлги еще больше развеселился. – А тебе, часом, не приходило в голову, что ты, сам по себе, тоже можешь кого-то интересовать, а до псины этой несчастной никому дела нет?

– Я же никого не покусал… – озираясь (где дверь?) невпопад пробормотал Ник.

– Убойная аргументация. В моменты опасности ты на диво трезво соображаешь!

По изогнутой полукруглой лестнице спускалась женщина. Легкая, седая, с царственной осанкой.

– Наконец-то вы здесь! Мы так за вас беспокоились…

Дэлги пошел навстречу, взял ее за руки, поцеловал в губы – с нежностью, словно они любящие друг друга родственники или даже любовники. Она старше раза в два – значит, не любовница. Или Дэлги по происхождению тоже высокородный, из цан Аванебихов, но ему больше нравится вести беспутную жизнь бродяги?

– У вас разбита скула, – женщина прикоснулась тонкими пальцами к его лицу.

– За мной гоняется Донат Пеларчи со товарищи. В этот раз им удалось привлечь на свою сторону имперскую полицию, и меня заблокировали в Ганжебде. Пришлось уходить через болота, о приключениях расскажу после завтрака.

– Полицию?! – пожилая дама нахмурилась. – Мы с этим разберемся. Я немедленно свяжусь с Дерфаром, он просил сообщить, когда вы приедете. Мы сделаем официальный запрос.

– Орсенг, это Ник, – оглянувшись на спутника, представил Дэлги. – Не всегда сообразительный, но безусловно симпатичный, правда?

Готовый провалиться сквозь землю, Ник все-таки сумел поклониться так, как полагалось по правилам этикета раскланиваться с высокопоставленными дамами.

– Восхищена знакомством, Ник, – Орсенг цан Аванебих приветливо улыбнулась.

– Я служу у сестры Миури, жрицы Лунноглазой Госпожи.

Он решил, что эта информация будет не лишней. Пусть Дэлги и прошелся насчет его сообразительности, кое-что он все-таки соображал.

– Я слышала о сестре Миури. Вы обязательно должны увидеть наш домашний храм и наших кошек.

Вот теперь Ник немного расслабился. Если здесь почитают Лунноглазую и держат кошек – можно считать, он в безопасности.

Дэлги и Орсенг продолжали вполголоса беседовать, при этом Дэлги нежно обнимал ее за плечи. Ник начал осматриваться уже спокойно, с проснувшимся любопытством.

Из большого, во всю стену, окна открывается с высоты вид на море. На низком подоконнике в трехгорлой вазе увядают цветы с длинными прозрачными лепестками. Картина маслом: реалистически написанный пейзаж с играющими ящерами наподобие рапторов.

Красная вспышка наверху. Ник, уловивший ее боковым зрением, повернулся.

Теперь по той же лестнице неторопливо спускалась девушка в пышном темно-красном платье, тоненькая, белокожая, черноволосая. Знакомая девушка, вот что его больше всего поразило!

Дэлги и Орсенг повернулись к ней, прервав разговор.

«Какая она красивая…» – подумал Ник.

Орсенг взяла ее за руку и церемонно подвела к Дэлги.

– Позвольте представить вам новую переговорщицу Эннайп цан Аванебих. Вы, конечно, знаете ее уже семнадцать лет, но ритуал есть ритуал.

Эннайп изящно поклонилась. Все трое улыбались. Ник почувствовал себя лишним.

– Я, как всегда, рада встрече с вами, – девушка выпрямилась, ее пальчики с алыми ноготками исчезли в большой ладони Дэлги. – Вижу, Ника вы все-таки нашли?

– Кстати, он хотел извиниться перед тобой за то, что случилось в театре. А я присоединяюсь к его извинениям – сбежал-то он из-за меня.

– Ничего страшного. Без скандалов светская жизнь была бы пресной.

Ник заметил, что ее платье из блестящей шелковой ткани винно-красного цвета расшито вдобавок красными стразами, похожими на рубины. Не могут ведь это быть настоящие рубины, слишком их много…

– А дядя Варсеорт все не может забыть того нахала, который нагрубил ему в театре, – Эннайп снова обращалась к Дэлги. – Какой-то Ксават цан Ревернух из захудалого рода, министерский чиновник на побегушках.

– О!.. – Дэлги вскинул бровь. – Орсенг, передайте Варсеорту и остальным, чтобы этого Ревернуха не трогали. Он мой. Он удрал от меня двадцать четыре года назад, и я хочу, наконец-то, с ним свидеться. Вряд ли он обрадуется, зато я буду счастлив.

– Ваше пожелание – закон, – Орсенг произнесла это как привычную формулу и затем с приятной улыбкой пригласила: – Идемте завтракать! Ник, прошу вас, не теряйтесь.

Ник испытывал слабое головокружение, и от морских далей за окнами, и от непонятных разговоров, и от усталости. Перевозбужденный после стычки с Келхаром, ночью в машине он почти не спал.

– Как настроение? – негромко спросил Дэлги, когда они всей компанией вышли в коридор. – А то действительно выглядишь потерянным. Проблемы позади, окрестные земли принадлежат моим друзьям. Или ты до сих пор не понял, кто я такой?

– Вроде того, – ответил он уклончиво.

– Мне сдается, ты просто боишься понять, в чем дело.

– Почему это боюсь?

– Наверное, потому, что ты мой подарок в землю закопал.

Ник остановился. Так и есть. Что-то в этом роде он и опасался от Дэлги услышать.

Не все в жизни срань собачья, иногда происходит и что-нибудь хорошее. Донат Пеларчи отдубасил Келхара цан Севегуста.

По ихним охотничьим понятиям, если ученик провинился, он должен покорно снести наказание от своего наставника, поэтому высокородный зазнайка не защищался.

Маленько обидно, что он даже побои умудрился вытерпеть с аристократическим достоинством, но бока-то, небось, болят… Ксават находился в приподнятом настроении, чего с ним давно уже не случалось.

После Раума поехали в Эслешат. Донат предположил, что оборотень отправился туда, в имение престарелой переговорщицы Орсенг цан Аванебих.

– Аванебихи – предатели. У них особое воспитание, их сызмальства приучают думать, что Король Сорегдийских гор – не тварь окаянная, а добрый друг, поскольку от него и богатства на Аванебихов сыплются, и чудодейственные лекарства. Слышал я также, что они ему своих детей отдают, которые из-за генетических нарушений рождаются больными.

– На съедение? – искренне ужаснулся Ксават.

– Не угадали. Он их выхаживает. Каким-то своим, тварским способом. Взял уродца с неизлечимыми патологиями – вернул родителям здорового ребенка. Подробностей не знаю, слышал я это от одной старой служанки, хлебнувшей сигги. Аванебихи ее выгнали за пьянство.

– Может, набрехала?

– Может, и набрехала. А вот то, что он из своих жизненных соков готовит лекарства, которые получше других лекарств, – это истинная правда. Знаменитая мивчалга, например, его продукт, хотя официально об этом нигде ни полслова. Еще пример, Орсенг цан Аванебих перевалило за девяносто, а выглядит дамочка на шестьдесят, потому что получает от бывшего любовника омолаживающие снадобья.

– Старая сука, срань собачья! – проворчал Ксават, подавив завистливый вздох. – Девяносто лет, а сама туда же, молодится, тьфу… Стыда никакого!

– Дело не в этом, – возразил Донат. – Как я уже сказал, целебные снадобья он делает из своих собственных жизненных соков, когда находится в истинном облике, а питается пожиратель душ живой человеческой плотью и плененными душами, вот и получается, если проследить эту цепочку от конца к началу, что приготовлены его лекарства из живых людей.

В салоне охотничьего внедорожника наступила тишина, только шины по бетону шуршали. Ксавату и вовсе стало муторно: выходит, если бы двадцать четыре года назад окаянное чудище его слопало, из него бы потом, по цепочке превращений, понаделали бы всяких мазей и пилюль для Аванебихов? От таких мыслей и не хочешь, да блеванешь, а Донат потом заругается, что машину ему загадили.

Хвала Пятерым, удержался, не блеванул. Не оскандалился перед охотниками.

– Когда забьем дичь, будут кое-какие трофеи, – тягуче продолжил Донат. – Он обычно таскает с собой аптечку, и медикаменты наверняка его собственного изготовления. Все это уничтожим, так будет правильно.

«Еще чего! – Ксават сразу отвлекся от тошнотворных мыслей, дала о себе знать коммерческая жилка. – Продать же можно за хорошую цену, зачем навар упускать? Ну уж нет, хошь не хошь, старый хрыч, а аптечку эту золотую я к рукам приберу…»

Он отвернулся, чтобы Донат не заметил у него в глазах заинтересованного блеска. Глядя на кустарник за обочиной, трепещущий от непрерывной суеты мелких птичек, сизых, желтых и зеленых, начал строить планы, пока еще умозрительные, как бы обдурить охотников и спасти товар, который немалых денег стоит.

К вечеру доехали до моря. Ксават смотрел на него с раздражением и тоской: ну, совсем не то море, что простирается к востоку от Хасетана, даже сравнивать нельзя, а все равно душу разбередило!

– Когда мы уехали из Оренбурга, мне было восемь лет, я перешел в третий класс. Мой папа был инженером, ему предложили работу и новую квартиру. Две смежные комнаты, вместе они были почти с эту лоджию. Хотя, не были, – Ник грустно усмехнулся. – Они и сейчас есть, только живут там другие.

– С эту лоджию?.. – переспросила Эннайп. – Такая крохотная квартира для семьи?

– В Оренбурге у нас была еще меньше, однокомнатная. С лестничную площадку за этой дверью, – Ник кивнул на стеклянную дверь с молочно-белыми и синими ромбами.

Эннайп, выросшая во дворце и привыкшая к простору, с трудом могла представить себе такие масштабы.

На третий или четвертый день Ник понял, что влюбился.

Свои длинные волосы, похожие на черный шелк, Эннайп обычно стягивала в хвост на макушке, и это чудо ниспадало ниже пояса, до небольших изящных ягодиц. Под фарфорово-бледной кожей проступали ветвящиеся голубоватые жилки. Тонкая талия, маленькие холмики грудей, узкие бедра, миниатюрные кисти рук – все в ней выглядело утонченно-хрупким, но при этом она не производила впечатления слабого создания. Элиза с ее хорошо развитыми формами при мысленном сравнении казалась более незащищенной, а в Эннайп угадывалась сила тонкой стальной пружины.

– Сестра Миури учила тебя ворожить?

– Нет. Вообще, Дэлги сказал, что мне еще рано этому учиться.

– А я кое-что умею. Было бы странно, если бы не умела… Король Сорегдийских гор – мой донор, так что в моих жилах течет кровь самой могущественной твари подлунного мира.

– Тебе делали переливание крови?

– Не переливание. Мама с папой поженились, потому что полюбили друг друга, но они оба – высокородные иллихейцы, с близкими генетическими нарушениями. Я родилась больной, и тогда меня отвезли к нему в горы. Люди обычно не помнят самое начало своей жизни, но у меня есть несколько впечатлений… Наверное, на самом деле это воспоминания. Первое – страх и боль, присутствие вокруг меня чего-то огромного, кошмарного. И как будто в мое тело вонзаются иглы – в грудь, в живот, в мозг, они пронизывают насквозь, но не убивают. После этого я словно растворяюсь в огромном существе, которое окружает меня со всех сторон, и боль постепенно уходит. А второе – это ощущение сокрушительной силы, нечеловеческого могущества… Как ты понимаешь, оно не мое. Король Сорегдийских гор поглотил меня, не разрушая, и сделал здоровой. В течение некоторого времени мы были единым организмом. Взрослый человек от этого сошел бы с ума, поэтому взрослых он так лечить не может, только новорожденных детей. Есть еще впечатления совсем смутные и такие странные, что их даже словами не передать, потому что это были его ощущения, – Эннайп взглянула Нику в глаза и добавила: – Не думай, что я рассказываю об этом всем подряд.

В нее можно влюбиться. Главное, что она недосягаема.

Ник – иммигрант, неимущий полугражданин, а Эннайп – почти принцесса и вдобавок наложница Короля Сорегдийских гор. Рассчитывать не на что, но как раз это и хорошо. Ведь если бы у него началась с какой-то девушкой взаимная любовь, они могли бы пожениться, а потом…

Он уже знал, как это бывает: живешь налаженной жизнью, и вроде бы все в порядке – и вдруг какая-нибудь кровавая неразбериха, твоя благополучная жизнь рвется, как папиросная бумага, и оказывается, что под ней спрятаны разбитые окна, пылающий палаточный лагерь, засыпанные снегом мусорные контейнеры в зимних дворах… Больше не надо. Больше он в эту западню не попадет.

Лучше любить недостижимое и знать, что тебе ничего не светит (она ведь каждую ночь спит с Дэлги!), лучше такая боль, чем та, которую ему пришлось вытерпеть на родине. И Ник наконец-то позволил себе влюбиться.

Однажды он случайно подслушал разговор Дэлги и Эннайп. В старой южной части дворца, в одной из башен, лестницы так хитро переплетались, как будто древний архитектор решил подбросить своим высокородным заказчикам пространственную головоломку – или, может, взялся за чертежи, не оправившись после белой горячки. Ник полез туда, вооружившись планом-схемой, словно турист, осматривающий историческую достопримечательность.

Круглая пыльная площадка, белокаменное ограждение, из щелей торчат травинки, трепещущие на ветру. Все остальное – с высоты птичьего полета. Ник разглядывал плывущие мимо дали, неосознанно вцепившись в выветренный зубчатый парапет. Посмотрев напоследок на каменные стебли дворцовых башен (всего их было семь), он стал спускаться вниз и на полпути остановился, услышав знакомые голоса.

Вероятно, Дэлги и Эннайп находились на одном из полукруглых балкончиков. От Ника их заслоняли изгибы соседних лестниц.

Запыленные перила. Яркие солнечные пятна на ступеньках. Вкрадчивый сквозняк.

Негромкий голосок Эннайп:

– …Тогда пусть терраса будет малахитовая, и по краям малахитовые вазы в половину человеческого роста, с вечнозелеными растениями. И еще… Вы говорили, что можно сделать большую ванну из цельного аквамарина?

– Отчего же нельзя? – засмеялся в ответ Дэлги. – Ванна – это самое главное… Вот приедешь месяца через полтора ко мне в гости на озеро Рюин, и новый павильон будет готов – такой, как ты хочешь.

– Разве месяца достаточно?

– Еще как. Это если у тебя только две руки, можно не успеть, а когда хватательных конечностей много – никаких проблем.

Нику неловко было подслушивать (хотя, конечно, интересно), и он стал спускаться дальше, стараясь ступать беззвучно, но, услышав свое имя, замер.

– …Ваше могущество поражает меня больше, чем ваш истинный облик. Оно такое же безграничное, как этот простор внизу.

– Ну, не скажи, – такая интонация у Дэлги бывала, когда он усмехался. – Все относительно. У себя в горах я шутя двигаю скалы и создаю миражи, какие другим тварям даже не снились. Буду тебе целые спектакли показывать, чтобы не заскучала. Еще могу сожрать человека со всеми потрохами и тонкими оболочками, так что одно воспоминание останется, – ломать не строить. И много чего другого… Не стоит отрицать, когда я в истинном облике, я обладаю страшенной силой. Однако всего моего могущества не хватило на то, чтобы вернуть Нику способность радоваться жизни, хотя я старался. Вот и посуди сама, можно ли тут говорить о безграничности, ты ведь девочка умненькая.

Ник мучился от ревности и в то же время не мог относиться к Дэлги враждебно. От этой двойственности у него голова шла кругом: он привык к простым и определенным отношениям, а сейчас словно угодил в какое-то Зазеркалье, где все сдвинуто, перемешано, перевернуто.

Дэлги сам затеял разговор на эту тему.

– Эннайп тебе нравится?

– Д-да… – он растерялся и немного испугался, но все-таки сказал правду.

– Тогда имей в виду, я не в счет.

– Как это – не в счет? Почему?

– Я не человек. Ты, по-моему, постоянно об этом забываешь.

Они направлялись в тренировочный зал и остановились на площадке возле не застекленного арочного проема. Пахнущий водорослями ветер взметнул и растрепал их волосы, и теперь они смотрели друг на друга сквозь занавесившие лица пряди, это создавало иллюзию дистанции – словно разговариваешь через стенку или по телефону.

– Сейчас-то вы человек.

– Не то. Я обернулся человеком. Этот красавец несколько тысячелетий тому назад промышлял грабежами на больших дорогах. Для меня его облик – вроде костюма для выхода в свет. В следующий раз я буду выглядеть иначе, вариантов уйма – все те, кого я съел за минувшие века. Эннайп в отличие от тебя это понимает. Общение со мной – ее будущая работа, и я стараюсь, чтобы эта работа была ей не противна. Впереди последнее испытание, но я думаю, Эннайп его выдержит.

– Какое испытание? – он опять испугался, на этот раз за Эннайп.

– Ничего страшного. Она должна приехать ко мне в гости, на виллу в горах, и прожить там пять-шесть дней. Если все закончится благополучно, ей предстоит несколько лет учиться всему, что должен знать переговорщик.

– А если… неблагополучно?

– Тоже ничего фатального. Тогда я раньше срока отправлю ее домой, и Аванебихам придется подыскивать другую кандидатуру. Впрочем, это формальность, я уже вижу, что она годится, и никаких нервных срывов не будет.

– Я ведь жил у вас, и тоже не было срывов, – напомнил успокоившийся Ник.

– Тебя защищал храт. Переговорщики во время визитов ко мне получают ежедневную дозу храта, но она втрое меньше той, которую я колол тебе. Им ведь нужно помнить подробности наших разговоров, много чего держать в уме, анализировать, принимать разумные решения, ничего не упускать из виду… В общем, их интеллектуальные способности должны оставаться на высоте, но при меньшей дозе храта у людей возникают дискомфортные состояния из-за моего присутствия. И сам не рад, да от моего желания это не зависит, – за путаницей жестких, как бурые водоросли, волос блеснули в усмешке зубы разбойника былой эпохи. – Переговоры длятся пять-шесть дней, больше ни один человек не выдержит, если дозу не увеличивать. А что касается наших с Эннайп отношений, из-за которых ты так маешься… Если она даст мне от ворот поворот, я не стану ее неволить. То, что Келхар вычитал в древних хрониках, насчет сломанных рук и обесчещенных невест, – к стыду моему, истинная правда, но когда это было! Ничего не попишешь, родился я дураком, а поумнел уже потом, не с годами даже, а с веками. Эннайп свободна поступать, как ей захочется, на ее карьеру переговорщицы это не повлияет. Но, во-первых, ей, знаешь ли, со мной нравится. А во-вторых, повторяю то, что уже сказал: я не человек, и она это понимает. Ее связь со мной не исключает интереса к молодым людям.

Ник кивнул. Все равно ему было больно. Дело даже не в ревности. То ли рассуждения Короля Сорегдийских гор окончательно выбили почву у него из-под ног, и он как будто повис посреди иного пространства, живущего по непонятным законам. То ли болезненную реакцию вызвало открытие, что недостижимое в действительности достижимо – и, значит, возможны новые потери.

– Не к таким, как я, – произнес он угрюмо, лишь бы не промолчать.

– А чем ты плох? Знаешь, с какой стороны берутся за меч, ресницы, как у девушки… – тон такой, что не поймешь, утешают тебя или поддразнивают.

– Перед тем, как меня забрала иллихейская иммиграционная служба, я искал еду на помойках.

– И правильно делал, – невозмутимо ответил Дэлги. – Лучше найти еду на помойке, чем умереть от голода. Все переговорщики – трезвые прагматики, и Эннайп не исключение, так что она тебя за это не осудит. Знатностью и богатством ее не удивишь, для нее важно другое: нравится – не нравится, интересно – не интересно.

Он вдруг протянул руку и откинул назад волосы, падавшие на лицо Ника – жест не резкий, скорее ласковый, но от неожиданности тот слегка попятился, почувствовав себя застигнутым врасплох.

– Послушай, если в вашем мире такая долбаная власть, что люди должны искать еду на помойках, это еще не причина, чтобы обреченно отворачиваться от всего, что предлагает тебе наш мир.

– А я не отворачиваюсь… – внезапно разозлившись, огрызнулся Ник. – И совсем не обреченно…

– Хорошо хоть, огрызаться не разучился, – констатировал Дэлги с удовлетворением.

На другой день после прибытия в Эслешат он вручил Нику туго набитый бумажник.

– Держи, твое. Возмещаю то, что ты из-за меня потерял.

– Не надо, – Ник попытался отказаться, так уж он был воспитан. – Вы же много потратили, пока мы ездили.

– Не имеет значения. Это я попросил Аванебихов задержать тебя в Улонбре – таким образом, выходит, что в Эвде тебя ограбили из-за меня. А что касается путевых расходов, так за удовольствия должен платить заказчик.

Он перестал спорить, сказал «спасибо» и взял деньги.

Ежедневные тренировки продолжались. Ник считал, что у него все получается очень даже неплохо, и теперь он сумеет, если понадобится, за себя постоять, однако Дэлги по-прежнему был недоволен.

– Приемы усвоил, молодец, но какой от них толк, если ты заранее настроен на поражение? Ладно, пеняй на себя… Если тебя по-хорошему ничем не проймешь, прибегну к шоковым методам.

«Что он может мне сделать? Кулон отнимет? Наверное, просто пугает, он ведь через несколько дней уедет».

Зато в остальное время его ждал дворец Орсенг со всеми башнями, балконами, воздушными галереями, фонтанчиками посреди прохладных залов, мраморными двориками, мозаиками и росписями редкой красоты. Ник мог бродить здесь на правах гостя сколько заблагорассудится.

И еще море, прогулки по берегу или на маленькой парусной яхте вместе с Эннайп и Дэлги – тот обязательно тащил Ника с собой, словно получал удовольствие от этих странных неопределенных отношений.

В широкополых шляпах с легкомысленными лентами и ярких цветастых халатах они смахивали на компанию пляжных бездельников. Не люди, а срань собачья. Особенно выделялся Донат, потому как брюха не скроешь. Высокородный Келхар тоже хорош: бледный, костлявый, физиономия отвратная – ни дать ни взять заблудившийся выходец из могилы, который не нашел дороги на родное кладбище и притворяется пляжником. Хоть карикатуры с них рисуй!

То ли дело Ксават цан Ревернух: представительный, подтянутый, мужественно загорелый, и брюшко почти незаметное. Хасетанская стать!

Он посматривал на охотников с тайным горделивым чувством, однако вслух ничего такого не отпускал. Не дурак ведь.

Зато Элиза, посвежевшая от соленого морского ветра, еще больше расцвела – красивая деваха, кто бы спорил. Даже завидки брали, что она променяла Ксавата на Келхара, хотя Ксават давно уже на нее плюнул.

Хорошо, что Элиза приехала с ними в Эслешат. Прямо-таки подарок шальной удачи. В таком составе их компания вызовет меньше подозрений у цепняков и у частной полиции Аванебихов.