Рыцарь понарошку Бондарев Олег

– Чтобы пахнуть хорошо да в баньку идти не надо было, – объяснил Черноморд, терпеливо выждав, пока лентяй отплюется. – На вот еще четыре ягоды, только теперь зеленые и чуть покрупней. Эти выдавишь в чай, что тебе Гага заварит.

– А потом чего?

– А потом, когда у нее уже терпение кончится и она тебя в печь запихивать начнет, думая, что ты ядом ослабленный, сунешь ведьму в пламя.

– В пламя? – ужаснулся Фэт. – Безобидную старушку?

– Знал бы ты, сколько она за свою жизнь таких вот остоло… рыцарей сожрать успела, понял бы, какая она безобидная! – фыркнул кот, дернув ухом.

– Сэр Жруно! – скрипнув петлями, дверь избы отворилась, и Фэт увидел Ябу. Подметил, что пока они тут с котом планы строили, Гага поспела умыться, расчесаться, переодеться и даже ягодкой красной губы ссохшиеся подкрасить. Походила она теперь больше не на лесную ведьму, а на молодящуюся старушку из деревни, встречающую сына с долгой войны.

«Может, она не всех дворян ест, а только злых и противных?» – подумал рыцарь мимоходом, однако кот, более сведущий в бабкиных выкрутасах, поспешно прошипел:

– Во расфуфырилась! Смотри, не забудь, чего тебе сказал, а то и тебя охмурит, глупого! – и скрылся в ставших почти родными зарослях.

– Чего ждешь, милок? – Бабка, к счастью, не заметила Черноморда, а может, просто не захотела замечать. – Пошли, разденешься – да в баньку! – и скрылась в доме.

Фэт заторможенно потряс головой и, схватив охапку красных ягод, поспешно разжал их в руке. Красный сок брызнул в разные стороны. Поспешно измазавшись его остатками, Фэт пошел в избу.

– Ну, чего? Раздевайся давай! – Гага стояла у дальней стены с банным веником наизготовку.

– Да не надо, бабушка, в баньку-то: и так чистый! – виновато сказал рыцарь.

– Как это чистый? Как это чистый? – возмущенно закудахтала Яба и бросилась стаскивать с Фэта рубашку.

Тут ей в нос ударил аромат ягодного сока. Гага скривилась:

– Тю! А ведь и вправду – чистый! За милю духами заморскими разит!

Фэт оправил помявшуюся рубаху (на белой ткани остались отнюдь не самые чистые отпечатки бабкиных рук) и, откашлявшись, сказал:

– А я вам чего говорил? Угостили б лучше чайком да баранкой какой или и того лучше – мясцом свежим!

Гага мигом забыла о баньке и засуетилась у стола. Скоро в большущей чашке дымился горячий чай с травами (как сказала бабка – «целебными»), а в тарелке посреди стола угрожающе высилась целая гора бубликов.

– Ого! – уважительно сказал Фэт, усаживаясь на лавку и подвигая это великолепие поближе. – Совсем другой разговор!

Естественно, он не забыл уговор кота Черноморда.

– Ой! Бабушка! – воскликнул рыцарь испуганно. – А не забыл ли я на порожке меч свой заговоренный? Его мне еще отец завещал носить да нечисть всякую охаживать…

Гагу как ветром сдуло из избы – только дверь протяжно скрипнула ей вослед. Фэт спокойно бросил пригоршню ягод в чай и хорошенько размешал, а Яба все не возвращалась.

Наконец дверь скрипнула вновь, и бабка, устало волоча ноги, села на табурет против рыцаря.

– Нет твоего меча ни на порожке, ни в кустах каких, что поблизости! – сообщила она, утирая лоб платком. – Ты кушай, а там, может, поищем!

Фэт согласно кивнул и, зачерпнув в жменю бубликов, весело захрустел.

Чай попался на редкость невкусным – то ли от бабкиной отравы, то ли от Черномордовых ягод, а то и вовсе от их поганой смеси. Рыцарь все время порывался плеснуть в нерадивую хозяйку кипятком из чашки, однако, раз за разом глядя в ее огромные голодные глаза, лишь тихо вздыхал и, бурча под нос очень уж неприличные слова в адрес бабки и кота, делал очередной глоток.

Бублики закончились быстро, скорее, чем чай в огромной кружке. Заедать варево оказалось нечем, и Фэт, собравшись с духом, залпом допил остатки.

Горло обожгло, словно ядреным перцем, а в желудке как дракон погулял. Выкатив глаза, Фэт смотрел на бабку, алча праведной мести за гадкий чаек и не в силах ничего сказать.

Яба же, видимо, решила, что подействовал ее чудодейственный яд. Вскочив с табуретки, она сбросила на пол закрывающую жерло печки крышку и, схватив Фэта за руку, дернула, силясь поднять.

Однако Черноморд не обманул: вся сила, что была у деревенского лентяя, не растворилась в чашке отравленного чая, а осталась при нем. И теперь, когда злобная ведьма показала истинное лицо, можно было избавлять лес от этакой напасти.

Плюнув на ладони, Фэт поднял геройское седалище с лавки.

Глаза бабки в тот миг выросли до размеров хороших куриных яиц.

Рыцарь усмехнулся и подмигнул людоедке.

Напоследок.

Броску его позавидовал бы любой герой. Яба не успела даже охнуть, а уже лежала в огне, с переломанными костями, превращаясь в ароматный деликатес.

Фэт по-хозяйски прикрыл весь этот ужас заслонкой, не забыв плюнуть внутрь, чтобы громче шипело да трескало.

Внезапно дверь распахнулась, и в избу вбежали Элви с Кушегаром.

– Фэт, сволочуга! – прорычал учитель, отвешивая рыцарю смачного пинка под его геройский зад. – Мы тебя по всему лесу искали! Если б не кот тот, чернорылый, так и сожрала б тебя Яба… Где она, кстати?

– В печке, – невозмутимо ответствовал Фэт, словно все бабушки в мире предпочитали отлеживаться на горячих углях.

– А чего она там делает?

– Готовится!

– А, – только и сказал Кушегар, глупо улыбнувшись. – А я-то думал!..

И вышел прочь, бормоча что-то об идиотском турнире и некотором его участнике.

Элви волком посмотрела на Фэта, фыркнула и скрылась следом.

А победитель бабушек остался один – облизывать тарелку из-под бубликов.

Бродить по песку, рассыпаясь в пыль под немилосердно жгущим все живое солнцем, – испытание почище любого покера, пусть даже и с непобедимой машиной.

В кожаных сапогах почти слышно хлюпал пот, вся одежда покрылась мокрыми пятнами, а Пижон все шагал. Ни вампирской, ни обычной, человеческой, жажды он не испытывал, но вот капля усталости из давно сдавшейся и рассыпавшейся в песок земли передалась и ему. Ноги норовили заплестись и уронить тело в более удобное положение – лежа; не слушались руки, хотя кровосос напряженно пытался заставить их мешать любимую колоду.

Это был своеобразный талисман – та самая колода, с которой Пижон выиграл первую игру в покер. Тогда ему удалось обуть купца из Липпии и – на этом месте шулер любил делать значительную паузу – бывшего короля покера Стулосида, не знавшего поражений и невероятно удачливого. По слухам, он выигрывал даже в тех случаях, когда на руках отсутствовала хоть какая-то комбинация: либо противники пасовали, боясь проиграть все, либо у них вообще не было стоящих карт. Иных случаев вампир не помнил.

Эх, его бы сюда, со злостью подумал Пижон. Знал бы Стулосид, как тяжело быть вампиром-картежником у мага на побегушках, наверняка спрятал бы все колоды в железный сундук и, довесив грузы, скинул его в море.

От мыслей Пижона отвлекла выросшая прямо по курсу табличка.

«Големский дом – вниз, треть мили. С картами – не входить!»

«Как это вниз? – мелькнуло в голове у вампира. – Это мне что, копать?»

Любимая колода, шурша прощальным вздохом хозяина, упала на песок.

Пижон уже собирался разгребать, песок под ногами, когда тот неожиданно начал засасывать вурдалака в себя.

Миг – и о пребывании шулера на Срединном напоминал только ворох разброшенных карт.

Долго лететь не пришлось, но приземление оказалось, по закону подлости, жестким. Какой-то умник, будто смеясь над древней пословицей, разбросал по всему полу каменной «клетки» пучки соломы.

«Да уж, – подумал Пижон запоздало. – Говорила мне мама – в фантики играй, а не в эту дурь с картинками!»

Однако мамы давно не было в живых, да и надгробие ее находилось в очень далеком от Срединного городке, и слов блудного сынка она, конечно, не слышала.

И Пижон, разумеется, не хотел так уж скоро составить ей компанию. Именно поэтому, как и всякий уважающий себя мошенник, он решил оглядеться: надо ведь хоть немного представлять, в какую кучу и какой ногой вляпался!

Куча оказалась плохо пахнущей: никаких дверей, окон. Только стол посередке на низких ножках, да пара мягких подушек по обеим сторонам.

«И как я вообще сюда провалился?» – подумал вампир, усаживаясь на одну из них.

Внезапный сигнал и последовавший за ним скрежет доказали, что в картах Пижон понимает намного лучше, чем в темницах. Оставалось надеяться, что дверь открывал не зубастый монстр, а тот самый голем, у которого надо скру… тьфу, выиграть золотую гайку.

Впрочем, железного человека в нем можно было опознать только по скрипящим суставам и чуть резким, неестественным, движениям.

– День добрый, паря, – сказал голем.

Пижон удивился такому обращению со стороны глупой машины, но виду не подал и ответил в тон:

– И тебе, развалюха. В покер не разучился еще?

– Да нет. Двести лет не играл, но помню все, как будто вчера случилось! – железный человек сел напротив и подпер ладонью блестящую в тусклом свете (стен?) голову. – Помнится, тогда привалил шулер почище тебя…

– И чего, выиграл? – с надеждой спросил вампир.

– Ага. До сих пор где-то выигрыш ищет. В могиле, – голем засмеялся. Противным, скрипучим смехом.

Вурдалак поддержал его натянутой улыбкой и постарался убедить себя, что ему, бессмертному, ничто не угрожает.

– Ну, что, начнем? – В руках голема появилась колода.

– Дай-ка глянуть, – протянул руку Пижон.

Железный смерил его взглядом, не обещавшим ничего хорошего, однако колоду все же дал. Вурдалак пробежал по ней взглядом истинного профессионала и, важно кивнув, вернул: колода была чиста и непорочна, если, конечно, можно так сказать в отношении карт.

– Что же, начинаем? – сощурился голем. Поистине над ним работал не только искусный мастер, но и великий маг: мимика у железного была идеальная.

Вурдалак мысленно предал анафеме и так уже проклятого мага и нового соперника, с которым не то что как играть – как себя вести не знаешь.

Но человеком стать не расхотелось.

– Начнем.

В избе, кроме запаса соли на пару лет вперед да не особо аппетитных мышей, ничего полезного не нашлось. Есть печеную людоедку отказался даже кот: с кончиной старушки ему открылся путь к сметане, которая была во много раз вкуснее старухи.

А троица героев отправилась по указанной котом тропе к единственному пути через лес – болоту василисков.

Самой интересной чертой этого природного ужаса было то, что топь появилась гораздо позже ящеров. Так и неясно до сих пор, отчего она вдруг решила возникнуть. Умники кричали, что это чудовищное заклятие неизвестного мага древности, но обычный люд не особо и верил. Зачастую эти неверующие хватали подобных крикунов в охапку и, крича: «Вся магия – в добро!», бросали несчастного в болото. Брошенные, конечно, пузырями давились и зеленели. Порой и всплывать пытались, да только топь не выпускала их из голодного чрева. Так и помирали умники один за другим.

А потом все прекратилось. И кто его знает, в чем причина: то ли умников не стало, то ли просто рты позакрывали, то ли обычному люду надоело за ними бегать да через весь лес к трясине тащить.

Да и василиски не скучали: по одному-два человека сжигали, а третьего оставляли на десерт.

Болото приближалось с неминуемостью утренней зевоты.

Огромные лягухи, способные на лету скушать хорошего воробья, с каждым новым «ква» все сильнее бесили Элви.

– Чего вы меня сюда потащили? – канючила она, повиснув у Фэта на шее.

– Тут еще разобраться надо – кто кого тащил! – замечал Кушегар, прорубая путь мечом.

С каждым шагом лес редел все больше и больше – несомненно, гиблое место было уже рядом.

Фэт, единственный, сохранял завидное спокойствие: в железных доспехах на босу ногу можно не визжать от лягушек и не слать куда подальше надоедливую волшебницу.

Однако при виде топи он порядком струхнул. Особенно когда воочию узрел одного из василисков.

Над коричневой гладью порхал глупый ворон. Падалью на болоте не сильно и разживешься, но тощая птица настолько обезумела от голода, что пошла на риск.

И тогда, разметывая тину, высунулась наружу голова огнедышащего ящера.

Ворон не успел даже пикнуть: столб пламени опалил ему крылья, и, как ни пытался падальщик набрать высоту, ничего у него не вышло.

Кроме как провалиться в бездонную пасть изжарившего его василиска, конечно.

Тот, съев добычу, на радостях плюнул еще двумя язычками пламени и лишь тогда скрылся под тиной.

В общем, не слишком веселая перспектива получалась…

Но Фэту, как всегда, пришла в голову гениальнейшая идея.

– Стрит! – равнодушно сказал голем, разлаживая карты.

Пижон недовольно насупился: искусственный болванчик играл слишком хорошо для насквозь проржавевшей железки.

– Фул-хаус, – его слова эхом разлетелись по маленькой комнатушке.

Голем вздрогнул: похоже, такого поворота событий он не ожидал.

– Сколько мы сыграли? Три? – спросил железный человек и, не дожидаясь ответа, кивнул: – Да, я уже проиграл, знаю. Можешь идти и рассказать всем, как ты обыграл меня – самого меня! – в покер. Мне уже… – голем, скрипя, встал и пошел к двери, – … все равно…

– Эй! – окликнул его вампир.

– Что? – голем повернулся. Железные брови, массивные и черные, словно уголь, вползли почти что на лоб.

– Выигрыш отдай, – хрипло напомнил Пижон. Хотя чего он так переживает? Что голем может обмануть и что тогда двое суток потрачены зря? Да ну – оно ему надо?

– А! – «опомнился» голем и, поковырявшись в несмазанном ухе, бросил шулеру заветную гайку. – Только вот зачем она тебе?..

И вышел из комнаты, то и дело непонятливо пожимая плечами.

Кушегар с интересом выслушал план Фэта.

– Дурак, – такова была его реакция, после которой благородный дворянин уселся на поросший болотной травой холмик.

Рыцарь обиженно насупился: чего ему опять не так, этому напыщенному индюку? Все, что от него требуется – не мешать Фэту, а он даже этого делать не хочет!

– И не дурак совсем!

– Дурак-дурак, – заверил лентяя Комод. – Только полному идиоту могла прийти в голову идея затопить болото пивом!

Растерянный, Фэт повернулся к Элви, ища защиты.

– А по-моему, план неплохой, – задумчиво сказала она. – Только вот тебе придется не есть и не пить пару дней. А в остальном – просто и гениально!

– Как это «не есть»? – ужаснулся герой несуществующих сказаний. – Да я от немощи кружку выроню!

– И вправду, – снова согласилась Элви. – Тогда сделаем так: ты будешь заливать их из кружки, а мы с Кушегаром – еду тебе подносить.

– А пить?

– А кружка тебе на что?

– Понятно…

Комод оглядел спутников, надеясь выявить среди них умалишенного (а то и обоих бы сразу – да в Желтый Дом[4]) и, не найдя, со звучным кряканьем встал.

– Давайте тогда приступать, – сказал он, отряхивая испачканные грязью штаны. – Иди, огне… тушитель ты наш!

Фэт даже не заметил иронии: слово «огнетушитель» так понравилось ему, что он, тихо его повторяя и неизменно улыбаясь, пошел к топкому бережку.

– Ну, а мы давай пока на ужин что-нибудь сварганим! – Барон повернулся к Элви. – Ты стряпать умеешь?

Девушка растерянно улыбнулась.

– На тогда топор, – Комод без церемоний вручил ей фэтовскую секиру, – и живо за хворостом!

Волшебница хотела было надуться, но решила, что за вкусный обед можно и повкалывать, а потому пустилась в чащу, с трудом волоча за собой здоровенное оружие – просто, для виду: наломать хворосту – не город сжечь, много силы не надо.

Комод тем временем засучил рукава и, взяв нож, с мастерством записного повара пустился в дебри кулинарии.

А Фэт уже начал лить пиво в болото.

По его скромным подсчетам, течь в воду пиво должно было не меньше дня, а то и двух – иначе нужного эффекта не получится.

Вот только тот василиск, что сидел на бугорке в нескольких шагах перед Фэтом, не слишком мило улыбнулся двумя десятками острых зубов и пустил из носа пар – совсем уж не по-дружески.

А потом нырнул в пучину.

Ночную тишину нарушал только звук льющегося в болото пива.

Выхода из убежища не было.

Уж вампир, с его-то зрением, вряд ли мог упустить из виду дверь, окно или хотя бы мышиную норку.

Все абсолютно ровно, ни одной царапинки. Так и хотелось чем-то тяжелым да острым, с плеча да с оттяжкой…

Но Пижон знал, толку от этого не будет: все вокруг пропитано настолько древней магией, что дух захватывает, когда понимаешь, где очутился.

Но у вампиров нет духа.

Есть только голод.

Нет, конечно, была еще надежда. Упование на возвращение в мир обычных людей.

Которое, после ухода голема, с каждой минутой все затухало, затухало…

Впервые за бытность свою вампиром Пижон уснул.

Ему снились поля, где он бегал еще мальчишкой, деревенские «герои», которых ветром сносило…

Позже снились башенки королевского дворца, опалами крыш блестевшие в свете солнца.

И Элви…

«Где же ты теперь, любимая? Учишься ли еще в академии или, может, уже ищешь меня по всему Астрату? Право, не стоит. Я сам тебя найду… вот только верну человеческий облик…»

Перед глазами – мрак зимнего вечера, едва различимые силуэты.

И белый, чистый снег.

Нечасто можно встретить тролля в библиотеке.

Тем более с толстенной энциклопедией «Всемирная фауна».

Вот и Валентину такой тролль не встретился. Даже без энциклопедии.

«Досадно! – подумал Валентин, задумчиво глядя на посапывающего в углу библиотекаря. – Действительно досадно!»

Он почему-то думал, что тролль придет в библиотеку именно сегодня. Однако косолапый монстр даже не подозревал о существовании Валентина и потому наверняка отправился в какую-нибудь корчму, чтобы выпить темного пива и рассказать паре собутыльников о невероятных похождениях. Вроде «он меня оглоблей, а я его телегой» или «рубились три дня и три ночи, пока не отрубились…»

В руках Валентина, словно по волшебству, появилась ручка и записная книжка. Открыв блокнот на нужной странице, Вал зачеркнул «Тролль. Библиотека. Всемирная фауна». Пробежал взглядом по строчкам и закрыл ежедневник.

Новая задача. На сей раз намного сложнее и ответственнее, потому как отступиться от нее нельзя. Под страхом увольнения.

Валентин что-то прошептал себе под нос и щелкнул пальцами. Сизый дым окутал его с ног до головы.

Библиотекарь громко чихнул и открыл глаза:

– Что за?.. – и замер, удивленно оглядываясь по сторонам: читальный зал был девственно пуст.

– Получи, гадина! – пена окатила до смерти перепуганного василиска.

Ящер, не зная, что и делать, «рыбкой» нырнул в муть болота, громко шипя раскаленной чешуей.

– И так будет со всеми! – грозно сверкая очами, заверил Фэт.

На лес грязным покрывалом легла туманная ночь. Филины спорили друг с другом, заполнив утробным «Ух!» всю округу.

Вдалеке ныли волки, а в кустах неподалеку от стоянки устроилась парочка кроликов. Оба были настолько увлечены производством новых грызунов, что и дернуться не успели, когда Комод бесшумно раздвинул листья и ухватил обоих за уши.

– Вот и ужин нашему герою! – не без издевки сказал он.

Фэт мученически вздохнул: есть хотелось ужасно, а эти – когда еще приготовятся!

– Не хнычь, солдат! – подбодрил его Кушегар. – Тяжело в мучении…

– … а в бою тяжелее! – чуть ли не простонал парень: ужасно болела рука.

– Точно! О, Элви, ты уже и хворосту принесла?.. А я пару зверьков отловил. Как думаешь, одного нам, второго – троглодиту? – с сомнением покосился барон на лентяя.

Фэт не успел ничего ответить, как из болотной ряски выскочило нечто, похожее на лягушку, только раза в четыре больше.

Мозги еще не успели включиться, а подсознание уже яростно вскликнуло: «Эта тварь за едою пришла!»

Такого попустительства стерпеть было нельзя. Поэтому кружка с громким звуком встретила лоб жабы-переростка крепким дном.

Квакнув напоследок, лягушка улетела обратно и больше не показывалась.

– Это чего было? – в один голос ахнули Кушегар и Фэт, разом переведя взгляды на Элви.

– Троглодит, не к ночи помянут будет, – спокойно ответила волшебница, опытным движением сдирая с кролика шкурку.

– А… чего… Он? – хлопая ртом, как рыба, выдавил Комод.

– Ты ж его сам позвал. Сказал, что вторую порцию ему отдать надо, вот он на зов и выпрыгнул!

Кушегар нервно усмехнулся:

– Ну и твари тут водятся, хуже Фэта…

– Дык, конечно, – согласился рыцарь. – Я ж не тварь!

– Ага. Просто дурак.

– Почему это?

– Завтра вечером узнаешь, когда с твоих стараний толку окажется не больше, чем с паршивой овцы – шерсти. Лучше б мне магулет найти помог – запропастился куда-то, фиг сыщешь! Или я его вовсе в избе забыл?..

Рыцарь насупился, но лить продолжил: каким бы дурацким и глупым не был план, он его выполнит. Хотя бы потому, что это его план.

– Дядя Гозмо, а, дядя Гозмо? – девчонка в разноцветном костюме ловко запрыгнула на козлы рядом с возницей.

– Ну, чего тебе?

– А куда мы едем?

– Знамо куда – в Салатово! Там недельку побудем – и в сам Резаран рванем. Ух, денежки к нам побегут!..

– Ах, дядя Гозмо! – девчонка весело рассмеялась и повисла у Гозмо на шее. – Как же я вас люблю!

– Да будет, будет! – неуверенно хохотнул тот. – Развела тут… это самое… сопли! Скоро меня в них утопишь!

Девчонка фыркнула и еще сильнее прижалась к нему. Старик растроганно шмыгнул носом.

Цирк дядюшки Гозмо вновь отправлялся в долгий тур по городам Ариана. Для молодой, но подающей большие надежды эльфийки Кларетты эти гастроли были первыми в жизни. Для Гозмо… Впрочем, циркач уже давно сбился со счету. Главное, что в каждом городе его узнавали и, тыча в сторону балагана пальцем, кричали: «Глядите! Старик Гозмо приехал!». Циркачей любили и в обиду не давали.

Но от нападения разбойников не застрахован никто.

Дорогу телеге преградили четверо в черных масках-повязках.

Кони испуганно заржали и стали на месте: один из грабителей, с рыжими волосами, держал за ошейник огромного волкодава, с клыков которого безостановочно капала слюна.

Гозмо тихо чертыхнулся. Рука его потянулась к висевшим на поясе метательным ножам.

Один из разбойников увидел это и попытался предупредить товарищей, но бросок Гозмо вышел чертовски быстрым и метким: грабитель упал с ножом в правой глазнице.

Остальные лиходеи оказались не в пример ловчее погибшего товарища: двое откатились в сторону, а рыжий отпустил ошейник волкодава, и монстр с радостным предвкушением рванулся к добыче.

Второй нож Гозмо ушел в молоко: серый зверь оказался слишком быстр. Легко увернувшись от просвистевшей в паре дюймов от загривка смерти, волкодав растянулся в длиннющем прыжке.

Старик выхватил из ножен короткий охотничий кинжал и выставил его перед собой. Он прекрасно понимал, что смерти уже не миновать, но хотел спасти хотя бы друзей.

Волкодав, одурманенный свободой, не заметил кинжала и просто нанизал себя на него. Будь на месте серого монстра обычный пес, он бы мгновенно испустил дух. Однако волкодав успел широко раскрыть пасть и с упоением впиться в горло дядюшки Гозмо. Старик бросил последний взгляд в сторону Кларетты и испустил дух.

Из фургончика выбежал атлет Семерро и братья-клоуны Гиббисы. Силач сжимал в руках трехпудовую гирю, а весельчаки вооружились двумя одинаковыми мечами.

Циркачи сцепились с оставшимися тремя разбойниками, а эльфийка, давясь слезами, прижалась к остывающему телу Гозмо – ее любимого дядюшки.